Текст книги "Его пленница (СИ)"

Автор книги: Ronni Right

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Он замирает рядом с ней, близко-близко, тоже облокачивается о перила. И их тела соприкасаются. Она ожидает, что он скажет что-нибудь, но Витя молчит. Мила наблюдает краем глаза, как он двигается, затем его рука скользит в карман пиджака. Он слегка касается её бока, но это мимолетное прикосновение и он вынимает свою пачку сигарет, хотя Сашина пачка лежит на широких дубовых перилах этой веранды.

– Так что, хорошо отдохнула? – как будто между делом интересуется он, зажигая свою сигарету и делая первую затяжку.

Как будто она вовсе ничего не говорила о том, как отдохнула. Или как будто он её не слушал.

Мила тоже делает затяжку и выдыхает дым, прежде чем повернуться к нему и с удивленной интонацией спросить:

– Ты со мной говоришь? – впрочем она не удивлена совсем, они же здесь одни, но она оглядывается все равно вокруг, делая вид, что ищет людей, к которым он мог обратиться.

Витя оглядывается по сторонам тоже, тоже делает вид, что ищет кого-то, но затем оборачивается к ней и закатывает глаза:

– Мы здесь одни. Конечно я говорю с тобой.

Ей так хочется сказать: а то мне на секундочку показалось, что для тебя меня уже не существует.

Один взгляд. Он её одарил одним единственным взглядом и кивком.

Это все из-за той ссоры? Они ведь разругались в пух и прах, когда он узнал, что ее поездка в Душанбе была вовсе не шуткой. Хотя наверно да, потому что потом они и не говорили вовсе.

Вначале ведь все было хорошо. Они лежали на кровати в его квартире, говорили о чем-то, а потом слово за слово, он спросил будто невзначай общается ли она действительно с Фархадом, и она ответила честно что да, и что поездка в Душанбе это решенный уже вопрос. Она не думала, что он разозлится, но он разозлился. Мила уже даже не помнит, что они там друг другу кричали. Но да, они разругались так, что она едва одетая выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью и возможно даже ударив его дверью по лицу, потому что зазвучало приглушенное «сука», как будто она разбила ему нос.

А чтобы неповадно было кричать на неё.

К тому же Фархад и она успели действительно хорошо подружиться за те несколько недель. А затем Саша сам поднял этот вопрос о том, хочет ли она действительно поехать в Таджикистан. Она могла сказать, что это была шутка, но она сказала «да».

Хотела оказаться подальше от Москвы, от Вити, потому что слова его мамы прочно засели в её голове и всплывали каждый раз, когда она оказывалась рядом с ним, или с ним и Олей. И эти взгляды Вити на Олю стало сложно не замечать, особенно когда она знала, куда смотреть. Нежные, ласковые взгляды.

На Олю она не злилась. На Олю нет причин злиться, потому что она не дает ровным счетом никакого повода усомниться в её чувствах к Саше.

– А из моего рассказа это было не очевидно? – Мила приподнимает бровь, делает затяжку и выдыхает ему дым в лицо. – Потому что если бы ты слушал—

Но он перебивает её:

– Я слушал тебя, – и тянется к её руке зачем-то.

Она делает вид, что не замечает этого и отходит к урне:

– Значит ты должен был понять, что я отдохнула хорошо, – она выбрасывает сигарету, жалея, что та так быстро закончилась, а она даже не заметила, как выкурила сигарету полностью.

Кальян курился бесконечно долго.

А вино лилось рекой и никто не пытался остановить её.

Но сейчас не об этом.

Нужно уйти.

Она не уходит, а возвращается обратно, но становится подальше от него, рассматривая освещенные уличными лампами деревья и бок Москвы реки, который виднеется вдалеке за деревьями.

– Это того стоило? – спрашивает зачем-то Витя.

Она знает, что он смотрит на неё, но не поворачивается к нему. Теперь её очередь игнорировать его, не смотреть, не смотреть, не смотреть. Можно даже не отвечать. Но она отвечает просто:

– Да.

Потому что было весело. Есть что вспомнить.

Хотя с каждого лета есть, что вспомнить. И особенно незабываемо было лето 1989 года.

И еще: потому что думала о тебе, но были люди, которые помогали забыться и не думать.

– Хорошо выглядишь, – он практически делает шаг вперед, опять ближе к ней, но замирает и не делает его.

Конечно она хорошо выглядит. Прихорашивалась ради него. И все без толку, потому что на фоне этой Каролины выглядит как серая мышь. Её самооценка из-за этого падала и падала весь вечер, хотя она и понимала, что глупо переживать по этому поводу.

– Спасибо, – и Мила дотрагивается до кольца почему-то.

Кольцо новое. Не то, чтобы хочет привлечь внимание.

А может и хочет.

Витя конечно замечает:

– Новое кольцо?

– Фарик подарил, – и все же она кидает на него взгляд. В голубых глазах мелькает адское пламя, и после этого обычно ничего хорошего не происходит. А как-то сейчас не хочется, чтобы он вспыхнул, поэтому она быстро добавляет: – Это просто подарок, – и смотрит на поблескивающее тонкое золотое кольцо на своем безымянном пальце.

Наверно не нужно было принимать такой подарок от Фархада. Но по словам Фархада никакой смысл он в этот подарок не вкладывал – просто дружеский подарок. Хотя после этого его братья подкалывали его на этот счет, насколько Мила вообще поняла, потому что ухмылялись, поглядывая вначале на кольцо, потом на Фархада, как будто вкладывали в это иной смысл. Впрочем и Катя тоже подкалывала её.

Но Мила приняла подарок и не жалеет об этом. Колечко то красивое, элегантное. Она рассматривает кольцо, а затем переводит взгляд на Витю. Взгляд само собой цепляется за плавный изгиб его губ и там так и остается.

Похоже этот один её взгляд срабатывает как разрешение для него: Витя резко оказывается рядом и целует её. Мила не успевает даже сказать ему «нет». А после, когда его губы накрывают её – говорить «нет» совсем не приходит на ум. Витя целует её требовательно, втягивает в глубокий чувственный поцелуй сразу же, параллельно с этим его ладони забираются под его же пиджак и шарят по её спине и бедрам, прижимая её еще ближе к себе. Ей нужно, по-хорошему, оттолкнуть его, но она как мотылек, летит навстречу этому пламени, целует в ответ, обнимая за шею, впиваясь ногтями ему в затылок и не отпускает. Шумит в ушах, хочется избавится от одежды, и его избавить от одежды, хочется

всего.

Скучала по этому дураку, по их ночным разговорам, не важно в живую или по телефону, по тому, как он по-дурацки декламирует стихи на английском с ужасным акцентом, по его дурацким шутками, которые она все равно находит забавными, скучала по тому, как он говорит очевидно глупые вещи с серьезным лицом, и как говорит умные вещи с глупой улыбкой.

Пока он её целует, она забывает о том, что вообще есть кто-то в этом мире, кроме них двоих.

Но это не длится вечно, потому что раздается скрип двери, и она тут же отталкивает его и сама отступает от него, делает несколько шагов назад. Это конечно может быть кто угодно, но не стоит рисковать. Она не смотрит на Витю больше, особенно когда замечает, что им помешала Каролина, которая стоит около двери, озадаченно разглядывая их.

Чуть не попались.

Может быть было бы лучше, если попались?

Все возвращается к тому, что если узнает Саша, то все прекратится. Тогда Витя окажется в цепких когтях этой Каролины, а может еще только Бог знает кого. Она кидает на Витю один взгляд, тот продолжает смотреть на неё, забирает пачку сигарет и зажигалку, и уходит, задевая плечом Каролину, когда проходит мимо неё.

В ресторане стало еще жарче, более душно, и хочется домой. Но за их столом веселье в самом разгаре: Космос что-то оживленно рассказывает, громко, и размахивая руками. Однако, когда она подходит к столу, он перестает говорить, окидывая её взглядом:

– А что на тебе Витин пиджак делает? – спрашивает он, нахмурившись.

Конечно это привлекает внимание к ней. А сейчас не то, чтобы ей хотелось быть в центре внимания.

– А что такое? – Мила обводит взглядом всех спокойно, кладет рядом с Сашей сигареты и зажигалку, вешает пиджак на спинку своего стула, и скользит обратно за стол, как ни в чем не бывало.

– Просто он сказал, что пойдет в туалет, – отзывается Саша, беря зажигалку и принимаясь крутить её в руках.

Вот в чем дело. Мила хмыкает:

– Сходил в туалет, а потом на курилку зашел за мной. Ещё вопросы? – она глядит каждому в глаза, но никто ничего больше не говорит, а Космос возвращается к своей истории.

А через пару секунд за стол возвращаются Витя с Каролиной. Не сказать, что что-то кардинально меняется, но Витя немного отодвигает свой стул, создавая больше пространства между собой и Каролиной.

И теперь его глаза на ней, на Миле, там где и должны быть, даже когда Каролина шепчет ему что-то на ухо.

Отлично.

Правда совсем не отлично, что к одной сопернице в лице Оли, которая в этом соревновании то и не участвует, появляется соперница, которая в этом соревновании участвует точно.

А то, что это соперница – это очевидно.

🎞🎞🎞

Они целый вечер так на неё смотрели? А Мила особо взглядов и не замечала, если честно, занятая тем, что собирала и упаковывала Олин с Сашей чемоданы. Потому что стоило им с Тамарой зайти в квартиру, Оля радостно объявила, что они летят с Сашей в Ялту и она не знает, что паковать. И по тому, в каком состоянии была гостиная и спальня, с разбросанными вещами по всем поверхностям, Оля нуждалась в помощи.

Так что половину вечера они упаковывали два чемодана, а теперь сидят на полу, пьют вино, едят сыр и фрукты и играют в карты. Она задумчиво рассматривает карты, поднимает взгляд и замечает их взгляд, и Тома с Олей тут же отводят взгляды, смотрят в свои карты.

Конечно она догадывается тут же, почему они так смотрят: им хочется узнать, что произошло в ресторане, но обе кажется не знают, как начать этот разговор.

– И что вы так на меня смотрите? – спрашивает Мила, помогая им.

Потому что лучше уж закрыть эту тему сейчас. Оля и Тома тут же переглядываются между собой, будто решают, кто будет говорить. Но Тома более мягкая, всегда отступает. Поэтому говорит Оля, все же она жена главного босса и всё такое:

– Просто мы не ожидали от тебя такого. Ты была само очарование в ресторане, – на «само очарование» она показывает в воздухе кавычки.

– Я старалась, – воодушевленно отзывается Мила, бросая на пол бубновую семёрку.

– Мы были уверены, что она тебе понравится, – Оля смотрит на неё озадаченно.

– Мы думали, что вы неплохо поладите, – а Тамара растеряна.

И вот как им сказать в чем проблема? Она бы ей понравилась при любых обстоятельствах, если бы не клеилась к Вите. Почему она не могла положить свой глаз на Космоса? Космос тоже вполне симпатичный и свободен, как ветер. Почему нельзя было обратить на него внимание?

– Всем свойственно ошибаться, – Мила пожимает плечами, а затем равнодушно говорит: —

– Просто обидно немного, что никто о ней мне ничего не рассказал. Я бы поняла, если бы она была простым штатным юристом. Но вы воспринимаете её уже как члена семьи.

Это тоже задело, если честно. Как будто она вдруг перестала быть важной частью семьи, а несмотря на бизнес и всё остальное, они все – семья.

– Мы-, – начинает Оля.

– Это не-, – Тамара говорит одновременно с Олей.

Она не хочет ничего слушать, поэтому отмахивается от них:

– Все, забейте. Просто дайте мне время, чтобы привыкнуть к ней.

Хотя она и так знает, что не привыкнет и сможет вздохнуть спокойно только тогда, когда этой Каролины на горизонте не будет.

🎞🎞🎞

Она не совсем понимает, что происходит, потирая глаза и щелкая каналы на телевизоре. Это какой-то сбой в системе? Почему на всех каналах «Лебединое озеро»? Ей не нравится эта тревожная музыка, не нравится то, что все в черном-белом свете, и определенно не нравится, что на каждом чертовом канале балет-балет-балет.

Мила смотрит на часы – двадцать минут девятого. Она вообще не планировала просыпаться так рано, если честно. Она планировала отоспаться, но проснулась, ворочалась на кровати, включила телевизор, думая, что сможет уснуть под чей-нибудь голос, но как тут уснёшь? Этот балет навевает какие-то тревожные мысли.

Поэтому Мила выключает телевизор и закрывает глаза, накрывшись одеялом с головой. Правда сон не идёт. И она подскакивает с постели, когда раздается громкая трель домашнего телефона. С неё хватит на сегодня пугающих звуков кажется. Она выбирается из постели с большой неохотой, выходит в коридор, поднимает трубку и едва говорит «аллё», как тут же слышит голос Вити, полный одновременно беспокойства и раздражения:

– Сиди дома и никуда не выходи, – и это не просьба, а приказ.

Холодок пробегает по спине, перед глазами этот чертов балет почему-то и она только спрашивает растерянно:.

– А что случилось? – уже понимая, что никаких хороших новостей это не сулит.

– Горбача скинули, – мрачно поясняет Витя. – Так что из дома ни шагу, пока ситуация не прояснится.

Язык во рту становится каким-то тяжелым, и она даже не знает, что ему сказать сейчас. А судя по тому, что он не кладет трубку, то он ждет её ответа. Мила открывает рот, но не доносится и звука.

– Тебе понятно? – Витя спрашивает нервно.

Только тогда она выходит из этого ступора и только выдавливает одно:

– Понятно.

– Если что-то будет нужно – звони, я привезу, – и раздаются гудки с его стороны.

Она так и стоит с трубкой, прижатой к уху какой-то время, и в полной прострации и особо не понимая, что происходит, и что теперь будет, и что это все значит. Политика не её сильная сторона, но даже ей ясно, что всё изменится. Только вот в какую сторону – вот это совсем неизвестно. Хочется надеяться, что в хорошую. Она озадаченно смотрит на телефонную трубку, а затем кладет её.

Правда и пары секунд не приходит, как телефон звонит опять: Саша, с той же новостью, с тем же приказом оставаться дома и никуда не выходить.

Перемены.

Вот тебе и перемены, Виктор Робертович Цой.

========== Глава 9. 1991 ==========

1991 год

К большому сожалению, ситуация не проясняется ни в тот же день, ни через день, ни через пару дней. Эти перемены, черт бы их побрал, совсем неясные пока что.

Мила смотрит на маму, заснувшую перед телевизором. Мама промучилась от давления целую ночь, так что хорошо, что ей удалось заснуть.

Если честно, у неё тоже болит голова от всего этого. Она поднимается, укрывает маму пледом, закрывает шторы, выключает телевизор и тихо выходит из гостиной, не желая тревожить мамин сон. Хочется выйти на улицу, выбраться куда-нибудь в парк. Да хоть куда-нибудь сходить. Эта изоляция оказывается изматывающей, потому что кроме этих четырех стен квартиры они и не видят ничего. Хотя за эти дни ровным счетом ничего экстраординарного не произошло. Вся жизнь кипит сейчас в центре, а в их Бирюлево Западное жизнь будто замерла.

И по телевизору новостей – кот наплакал, только крутят развлекательные программы и сериалы. Если смотреть только телевизор, можно подумать, что ничего вовсе и не происходит. Хотя вся страна гудит, как осиный улей. По крайней мере по рассказам Вити, когда ему удается до них дозвониться, обычно вечером, всего на несколько минут, но это хотя бы что-то. Он ведёт себя так, будто той ссоры между ними в начале лета и не было. Может решил на неё не злиться после их спонтанных объятий на пороге её квартиры. Или того поцелуя на веранде ресторана. Но то, что все возвращается на круги своя в их отношениях, ее полностью устраивает. Витя рассказывает, что вообще происходит: как гудит народ у Белого дома, как строятся баррикады и что вообще в реальности творится.

Если честно, Мила до сих пор в легкой прострации от того, что происходит в стране.

Она выходит на балкон и распахивает окно, впуская еще теплый летний воздух. За эти дни стало значительно теплее и в такую погоду только гулять. Но какой от этого толк, если никуда особо не выйти? А вид на ТЭЦ как-то совсем удручает.

Сейчас бы выйти на веранду виллы в Майами, любоваться пальмами и океаном, а не смотреть на ТЭЦ, которая выпускает столбы дыма в воздух. Может быть наплевать на всё и пойти пройтись по улице? Можно сходить к беседке. Но она боится оставлять маму одну. Тем более с её повышенным давлением.

И Мила почему-то вспоминает первый день этого замешательства, что накрыл всю страну, как кокон.

🎞🎞🎞

После Витиного и Сашиного звонков, которые в общем-то ничего не прояснили, она просто возвращается обратно в свою комнату, ложится на диван и, несмотря на тревожную новость, засыпает, а просыпается только тогда, когда мама возвращается с работы часов в одиннадцать, хотя должна была прийти в семь.

Мама рассказывает, что творится в центре. Она говорит: если бы Саша не послал за ней машину, она бы даже не знала, как добраться домой. Практически всё перекрыто, а люди стягиваются к Белому дому. И становится понятно: ситуация еще какое-то время будет неясной для обычных людей. Хотя возможно и для небожителей тоже.

А около шести вечера раздается трель звонка. Они сидят в гостиной, перед телевизором, хотя ни одной новости по телевизору нет, переглядываются отчего-то обе испугано. И Мила первая спешит к двери, открывает её только тогда, когда убеждается, что за дверью тот, кого она знает, хотя она не ожидает увидеть этого человека.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает Мила, нахмурившись и скрестив руки на груди.

Витя как-то теряется в этот момент, видя её хмурое лицо. Он растрепанный и отчего-то в спортивном костюме. Уже даже не привычно его видеть в таком виде.

– На, вот принес, – Витя не заходит в квартиру, но протягивает ей пакет.

Теперь Мила теряется, только моргает растерянно, не совсем понимая, что это все значит. В пакете, судя по всему, еда. А она не просила его ничего привозить. Зачем он приехал? Как будто все еще беспокоится о ней. Хотя после того вечера в ресторане он не звонил и не приезжал.

Впрочем наверно беспокоится, потому что позвонил утром, а теперь вот стоит в коридоре с пакетом в руке.

Она медлит, не знает, что ей делать: брать или не брать этот чертов пакет. Наверно нужно взять, если не для себя, то для мамы. Но Витя все решает за неё: ступает в прихожую, оставляет пакет у неё ног, а затем опять выходит в коридор. Мила уже хочет возмутиться, но в прихожую заходит мама, и Мила оглядывается на неё.

– Витенька, привет, – мама улыбается ему, а затем хмурится и начинает причитать: – Ох, что же ты приехал! Такое сейчас везде творится. Лучше по домам сидеть. А вы, конечно, с Сашей, Космосом и Валерой больше о своем бизнесе думаете, чем о себе. Неизвестно, чем всё это закончится.

Конечно мама беспокоится. Но Витя одаривает её улыбкой:

– Да все будет хорошо. Справимся со всем, – впрочем эта его улыбка натянута.

Конечно он старается казаться уверенным, но вот голос и то, как он смотрит – все выдает то, что он не уверен в завтрашнем дне. Да и кто уверен, если честно? Возможно даже партийная элита не знает, что будет завтра.

– Твои слова да Богу в уши, – мама правда верит ему, расслабляется немного, а затем замечает пакет: – А что в пакете? Это кому?

– Это немного продуктов, чтобы вы никуда не выходили, – на этот раз у Вити выходит реальная улыбка.

И секунды не приходит, как мама подходит к пакету и поднимает его, с трудом.

– Витя. Не нужно. Забери, – она пытается всучить пакет обратно, а Мила наблюдает за этим с маленькой ухмылкой. – Нам ничего не нужно. У нас все есть.

Мама не любит этого. Каждый раз расстраивается, когда Саша или кто-то из его парней привозит точно такие же пакеты. Она считает, что это какие-то подачки и какой-то укор, что она не может прокормить их семью. И Мила каждый раз вынуждена ей доказывать, что это совершенно не так.

Это ведь действительно не так. Саша помогает, потому что хочет и может помочь. Все же он был и остается главой их семьи.

– Это не чисто от меня, и от ребят тоже, – Витя не хочет слушать возражений мамы. – Вы же не хотите, чтобы мы еще и за вас волновались?

Это заставляет маму замереть, с этим пакетом в руках, который она все же опускает на пол. Что же, битва проиграна, счет 1: 0 в пользу Вити Пчелкина.

– Ох, спасибо. Вы такие славные парни, – и в маминых глазах начинают блестеть слезы.

– Сделайте чаю? – Витя спрашивает быстро, переключая маму на эту простую просьбу.

– Ох, конечно, – мама тут же кивает, смахивая эти слезы. – Витя, заходи, раздевайся. Сейчас чай сделаю. И еще шарлотка осталась, – и она торопится на кухню, оставляя их наедине.

Но Витя не заходит в квартиру, просто пялится на неё в открытую и молча, в то время как она искоса смотрит на него, не понимая, почему он не заходит.

Честно, она даже не знает, как это происходит или кто делает первым шаг навстречу: он или она, но это и не важно в итоге. Они встречаются в проеме двери: она обнимает его крепко, прижимаясь щекой к его плечу. Он прижимает её к себе, утыкается носом в макушку, руки крепко сжимают её талию.

– Не знаю, что будет дальше, Милка. Никто ничего не понимает и не знает. Но мы постараемся выплыть, – шепчет Витя и замолкает.

Тут сказать и нечего в ответ, она ведь сама все это прекрасно понимает.

И Витя сейчас по большей части растерянный пацан, который тоже боится всех этих перемен, только вот он уже так привык носить эту броню «уверенности», что боится показать этот свой страх. Она бы наверно так и стояла с ним, обнимая его и не отпуская, но конечно же всегда что-то мешает. В этот раз на этаже сверху открывается дверь со скрипом, а затем с лязгом закрывается.

– Мне пора идти, – шепчет Витя, но не отстраняется от неё.

Это она отстраняется первой, когда тяжелые шаги сверху звучат уже слишком близко. Не нужно, чтобы соседи видели их. Конечно в объятиях ничего такого нет, но соседи многое могут додумать.

Витя подмигивает ей и отходит, уже начинает спускаться, когда она негромко говорит:

– Береги себя. И парней тоже береги. Особенно Космоса. Он скорее всего первым на баррикады полезет.

Витя лишь усмехается на это, машет на прощание:

– Пока-пока. До встречи.

Мила еще здоровается с Олегом Владимировичем, который медленно спускается по лестнице, а затем закрывает дверь и идет на кухню с пакетом, еле затаскивая его.

– А где Витя? – мама спрашивает сразу же, когда не видит Витю.

– Ушел.

– А как же чай? – мама смотрит на кипящий чайник и выставленную шарлотку растерянно.

– Какой чай, мама? Когда в стране такое творится, – Мила целует маму в щеку и принимается разбирать пакет с едой, пока мама готовит чай для них двоих.

И, когда они пьют чай, вновь раздается звонок дверь. Но это не Витя, а Глеб, один из Сашиных парней, тоже с пакетом еды.

Мама шутит:

– От голода точно не умрем, – когда они пытаются все спрятать в холодильник.

Но конечно в холодильник и половина не помещается.

И они до глубокой ночи смотрят телевизор и слушают радио, только вот ничего не становится понятным.

🎞🎞🎞

Дни, если честно, слились в одно неясное нечто. Она смотрит на ТЭЦ, выпускающую в воздух столбы дыма. Зрелище не из приятных, но оно какое-то привычное и даже успокаивающее. Будто если ТЭЦ продолжаеь работать несмотря на то, что происходит, значит все хорошо.

Она так и стоит, наблюдая за дымом и размышляя о будущем, пока мама не просыпается и не начинает её искать.

И еще один день взаперти проводят. Она никогда бы не подумала, что это будет так тяжело: просто находиться дома без возможности куда-то выйти.

Вечером звонит Витя, рассказывает про Ельцина на танке и его речь, которую, правда, особо и не слышно было. Мила особо и не вникает в то, про что он рассказывает быстро, просто слушая его голос и успокоенная тем, что никто особо не пострадал. А потом это все показывают по телевизору: и танки, и баррикады, и Ельцина на танке.

У них на глазах творится история. Но они с мамой далеки от этого, лишь сторонние наблюдатели. Как и многие в СССР.

🎞🎞🎞

Не сказать, что у неё самый притягательный вид для встречи таких гостей.

Она только после душа, закутанная в огромный халат на голое тело, на голове тюрбан из полотенца, чтобы немного подсушить мокрые волосы, вся красная, потому что любит обжигающую воду, и с тонким слоем крема на коже. Мила и сама знает, что выглядит далеко не соблазнительно. Но, с другой стороны, она и не собиралась никого соблазнять. И точно никого не ждала в гости. Особенно Витю. Не когда у неё такой откровенно большой отталкивающего вида прыщ на лбу. Про этот прыщ думать вовсе не хочется. Мила вздыхает и открывает дверь.

Он кажется не ожидает увидеть её в таком видеть, зависает и оглядывая её с ног до головы так, будто впервые видит её. Она выгибает бровь, когда он все же смотрит ей в глаза, ожидая от него хотя бы каких-то слов или реакции. Витя облизывает губы, оглядывая её ещё раз, прежде чем спросить:

– Тетя Таня дома?

Он не ждёт приглашения зайти, ступая внутрь квартиры и закрывая за собой дверь на замок.

– Нет, – качает Мила головой, отступая от него, а затем тихо добавляет: – Она должна вернутся через пару часов.

Конечно это намек на то, что они здесь одни, и что она хочет, чтобы он … Поцеловал ее? Занялся с ней сексом, потому что она скучала по их физической близости? Что того поцелуя на веранде было мало?

Витя понимает этот намек, поэтому в доли секунд оказывается рядом с ней и прижимает к стене, но не целует ее сразу, зачем-то заглядывает в глаза, спрашивая молчаливо разрешения поцеловать. Как будто ему вообще нужно разрешение на это. Но Мила кивает, и тут же его руки оказываются на ней, затем развязывают пояс халат, пока его язык проскальзывает в её рот. Он на вкус как эти его сигареты «самец», но она скучала по этому вкусу.

Мила притягивает его ближе к себе за шею, и Витя выдыхает ей в рот и углубляет поцелуй. Эти поцелуи точно однажды сведут её с ума. Или уже свели, сделали её зависимой от него в ту самую секунду, когда они поцеловались.

Они теряют одежду по пути в её комнату, продолжая целоваться и прерываясь только на то, чтобы избавить вначале её от халата, а затем его от этих слоёв одежды. Их движения практически слажены, но немного отчаянные, в попытках избавить друг друга от одежды и разбрасывая её в прихожей и в коридоре по пути в её комнату.

Но вот они обнажены и опускаются на её диван. И хорошо, что её диван растелен. Витя оказывается сверху, прижимается носом к её щеке, его ладони скользят от её груди к бедрам, а затем проникает внутрь вначале одним пальцем, и она уже влажная, возбужденная от одних только поцелуев, затем внутрь скользит второй, и следом третий. И её собственные пальцы так хорошо никогда не ощущаются, как его. Мила даже не пытается молчать, стонет и извивается на кровати, пока он растягивает её. Она уже готова кончить, сжимаясь вокруг его пальцев, но Витя убирает руку, и она поворачивает голову, чтобы посмотреть на него. Их носы соприкасаются.

– Да? – спрашивает Витя.

– Да, – с придыханием отзывается она, двигаясь бедрами вперёд.

Тогда Витя приподнимается, хватает откуда-то с кровати презерватив, продуманно захватил его с собой, и, пока он возится с презервативом, Мила раздвигает перед ноги, совершенно бесстыдно, не стесняясь своей наготы, рассматривает его, приоткрыв рот. Он только усмехается, зная, что ей нравится увиденное. Витя вновь нависает над ней и плавно скользит внутрь. Даже несмотря на подготовку, все равно немного больно, но она сжимает зубы, и ничего по этому поводу не говорит. Но Витя даёт ей время привыкнуть, покрывает её шею влажными поцелуями. И начинает двигаться только тогда, когда чувствует, что она расслаблена.

Этого ей не хватало. Она цепляется за его плечи и прижимает его к себе ближе. Может она раньше не замечала этого, но теперь ей кажется, что их тела идеально подходят друг другу. И он ощущается внутри так глубоко, что она видит звезды, когда закрывает глаза.

Витя почему-то медлит, толкается неглубоко, двигается размеренно, сдерживает себя. Но она не хочет, чтобы он сдерживается, подпихивает его пяткой под ягодицы и просит:

– Сильнее.

Он исполняет эту просьбу без промедления, врезается в неё жёстко, быстро, целует её так же, немного жестоко, свободной рукой лаская грудь. И с каждым его толчком он задевает ту точку, которая заставляет её громко стонать.

Их не хватает надолго. Они кончают вместе, позорно быстро, но очень хорошо. И Витя наваливается на неё, тяжело дышит ей в шею и она гладит его по шее, пока он не приподнимается и не ложится рядом, на бок, и смотрит на неё, а его рука вырисовывает круги на ее коже.

Ей кажется, что она уже даже не восстановит дыхание.

– Так ты чего пришел? – все же спрашивает она, собрав мысли в кучу.

И хорошо, что собирает, потому что его рука, поглаживающая её живот, очень отвлекает от всего. Она не поворачивается к нему, продолжая лежать на спине и смотреть в потолок.

– То есть не скучала, – делает он слишком резкое заявление и убирает руку, тоже переворачиваясь на спину.

– Витя, – немного раздраженно говорит Мила.

Откуда вообще такое умозаключение? Если бы не скучала, то не позволила бы этому случиться.

– Я-, – и она хочет сказать, что она скучала и Не было и дня, чтобы она о нем не думала.

Но он оказывается быстрее, озвучивая громко:

– Я улетаю в Амстердам в пятницу.

Теперь её черед на него смотреть, что она и делает, перевернувшись на бок:

– Что? – переспрашивает Мила, будто не услышала.

Но конечно она услышала. Просто что ему там делать? Да и за границу не так просто попасть.

– Я улетаю в Амстердам в пятницу, – повторяет Витя спокойно, а затем одаривает её немного горделивой усмешкой: – Я как Пётр Первый. Он после поездки в Голландию прорубил окно в Европу. А вот я, Витя Пчелкин, лечу туда, чтобы в Европу рыть каналы. Если ты понимаешь, о чем я, – Витя подмигивает ей.

Только вот ей почему-то не смешно. Он расслаблен, улыбается ей, хотя пару секунд назад был очевидно недоволен своим же умозаключением, что она не скучала по нему. Но теперь, упомянув Амстердам, он уже забыл о своем недовольстве. И конечно же он рад этой перспективе выбраться за железный занавес.

– О. Поздравляю, – Мила пытается выдавить улыбку из себя, и эта улыбка получается крайне неискренней.

Она садится, спиной прижимается к спинке дивана и накидывает на себя одеяло, до подбородка, потому что становится как-то холодно и неуютно.

– Звучит как-то не искренне, – Витя усаживается напротив неё.

– Ты за меня что-то не радовался, когда я улетала в Душанбе, – припоминает она ему, кидая на него короткий взгляд, а затем отводит взгляд, чтобы пялиться на свои ладони на одеяле.

– Ты улетала развлекаться, я же улетаю работать, – он спокоен.

Это и злит почему-то.

– Да. В Амстердам. Европейскую столицу разврата, – Мила тоже хочет звучать спокойно, но получается так, что это все она шипит, как кошка, которой наступили на хвост.

И лучше бы молчала про разврат. Потому что его глаза загораются, и он с каким-то большим энтузиазмом спрашивает:

– Ревнуешь?

Ревнует. Конечно ревнует.

По большому счету хочется спросить: почему ты? Но и так знает ответ. Потому что Саша и Фил – женатые люди. Хотя между Сашей и Филом роль переговорщика больше подходит Саше.