Текст книги "Под покровом тайны (СИ)"

Автор книги: Робинзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

   Когда я прыгнула на очередную еловую ветку, рядом на нее же вскочила огромная черная кошка. Ветка угрожающе затрещала, но не сломалась. Черный самец приблизился и облизал языком мой нос. От неожиданности я зафыркала и помчалась дальше. Черный следовал сзади, стараясь не забегать вперед. Зова больше я не слышала, и, сделав круг вернулась к реке.

   Мы оба пригнули в холодную воду и начали играть друг с другом, легонько покусывая и встречаясь лапами с втянутыми когтями. И вдруг, как-то вместе перекинулись в людей.

   Мой спутник был тот самый парень, виденный во сне. Сейчас он держал меня голую на руках, и мне опять было нисколечки не стыдно.

   -Ты красивая,– сказал он со странным акцентом и лизнул меня в сосок.

   По телу прошла легкая судорога. Оборотень засмеялся и куснул меня уже в другую грудь. Я застонала и обняла его за шею.

   Меня зовут Тим,– представился он и понес меня на берег,– это я тебя позвал, я чувствовал, что ты где-то рядом,– сказал он мне прямо в ухо, заставляя все волоски на руках подняться мурашками.

   Неожиданно в моей голове всплыли мамины слова, и я резко высвободилась из объятий оборотня.

   -Руки не надо распускать,– коротко предупредила я,– Лучше давай побегаем, кто быстрей добежит до дуба.

   После этих слов Тим вновь обернулся рысью и пулей взлетел на дерево. Яростно мяукнув, я помчалась вслед за ним.

   Потом мы, вновь перекинувшись, лежали молча под дубом и глядели в звездное небо

   -Я видел тебя раньше,– неожиданно сказал Тим. Его рука лежала у меня на животе легонько гладя его кончиками пальцев. Я же только мурлыкала от удовольствия.

   -Когда ты меня видел? – спросила я.

   -Когда тебя привела колдунья, в дом, – ответил тот.

   Вскоре я выяснила, что моя прабабушка прекрасно осведомлена о деревне оборотней, и что все они наши дальние родственники. Вот только почему она никогда мне об этом не говорила, было совершенно непонятно.

   -Тим, – спросила я,– не знаешь, почему бабуля мне о вас ничего не говорила.

   -Тот очень по-человечески пожал плечами.

   -Не знаю, мне не рассказывают, я еще молод.

   Однако я почувствовала, что он что-то утаивает.

   -Тимчик,– ну, пожалуйста, скажи, ты же знаешь? – этим словами я опустила голову ему на грудь и провела языком по солоноватой коже. Мне это жутко хотелось сделать еще во сне.

   Парень выгнулся дугой и застонал.

   -Ну, пожалуйста, скажи,– опять спросила я и провела языком еще раз.

   Тим вновь застонал и прижал мою голову к себе.

   -Что ты делаешь со мной, так нельзя,– шептал он,– перестань, я не выдержу, и староста заругается.

   -За что? – спросила я, легонько щекоча его мускулистую грудь.

   -Я должен был забрать у тебя дар,– выдохнул Тим и замер, уставившись на меня неподвижным взором.

   -Ты,– ты такая же колдунья, как твоя бабка!– неожиданно закричал он и, перекинувшись, исчез в густой кроне дуба.

   Опешив от неожиданности, я некоторое время лежала неподвижно. Потом огляделась и убедившись, что вокруг ни души, открыла проход, вошла в свою спальню и невидимая дверь за моей спиной захлопнулась, скрыв от меня угрюмый лес Заповедья.

   Натянув ночнушку, я улеглась в кровать. За окном уже светало. Мне не спалось, в голове бродили разные мысли, в основном о скором подъеме, Сегодня же у меня первый рабочий день.

   Поэтому, вылежав минут пятнадцать, плюнула на дальнейший сон и, вскочив с постели, начала одеваться.

   Заправив кровать, отправилась на кухню и под мамин храп, стараясь не шуметь, вскипятила кофе.

   Сделав бутерброды с маслом и сыром, уселась за стол и начала завтракать. Бутербродов оказалось маловато. Есть хотелось невероятно. Поэтому из холодильника были вынуты несколько яиц и нажарена сковородка яичницы.

   Когда закончила с едой, на часах, висевших напротив стола, время было половина шестого. Маму можно было еще не будить.

   Я же сидела и размышляла над загадками, которых с каждым днем становилось все больше и больше. Меня очень беспокоили мои странные желания, сейчас я вполне понимала маму, когда та говорила:

   -Девочка, сам не поймешь, как согласишься на уговоры своего парня.

   Но дело было в том, что меня не надо было и уговаривать. Сегодня я была согласна на все, и только странное нежелание оборотня, дало возможность остаться девушкой. Так раздумывая над своими проблемами, не заметила, как прошло время.

   В комнату вошла заспанная мама и сразу поправила папину фотографию на комоде. У меня запылали щеки.

   -Какая бессовестная, думаю только о себе, даже не вспомнила ни разу о папочке,– начала страдать я и тоже прослезилась.

   -Ничего доча, – сказала мама,– надо держаться, нельзя плакать, постоянно.

   Я вскочила и налила ей кофе, пока она умывалась и чистила зубы. Бабушкиным инструкциям о запрете зубной щетки мама не доверяла. Но я то теперь знала, что мне зубные щетка и порошок не нужны вовсе.

   Я сидела напротив мамы, которая без аппетита жевала бутерброд, и все вспоминала косую черную челку Тима, его сверкающие белые зубы, когда он улыбался. А особенно его руки со стальными мышцами, которые, тем не менее, могли так нежно касаться моей кожи. Интересно, какой дар он должен взять у меня?

   -Леночка,– слабо улыбнулась мама, – опять в облаках витаешь. Сейчас у тебя такой вид... если бы ничего про тебя не знала, подумала, что ты влюблена по уши.

   От неожиданно сказанных слов я ужасно покраснела и сконфузилась.

   -Ну, мама, что ты говоришь,– смогла я пролепетать,– смотри, меня всю в краску вогнала, какая еще любовь?

   -Значит, и вправду влюбилась,– вздохнула мама,– когда и успела с этими переживаниями?

   На мои дальнейшие отговорки она только улыбалась, и качала головой.

   Вскоре мы собрались и вместе пошли на работу. Остановка автобуса была за углом. Мамин автобус подошел первым, она чмокнула меня в щеку, пожелала удачного трудового дня и прошла в открытую дверь.

   Я тоже недолго торчала на остановке, вскоре села в подошедшую четверку и покатила в сторону больницы.

   Торжественных встреч по поводу первого рабочего дня не было, только Галина Петровна, улыбнувшись, пожала мне руку и вручила новый рабочий инструмент; швабру и ведро.

   В сестринской я переоделась, по совету напарницы, осталась только в трусиках, и надела глухой медицинский халат, завязывающийся сзади. Его наверно, можно было обернуть меня в два раза, но, к сожалению, тогда не удавалось завязать завязки. Поэтому я вместо пояска обвязала себя бинтом, получилось вроде ничего.

   Пожилая женщина оглядела меня критическим взглядом и сказала:

   -Щупловата ты девка, не знаю, как носилки с такими кабанами будешь таскать?

   -С какими кабанами?– удивилась я?

   -Да вон, видишь, боров толстый лежит, пудов десять в нем наверно весу наберется,– сказала она, кивнув в сторону дверей, где врачи скорой завозили на каталке грузного мужчину.

   -Сейчас они его на кушетку положат, а нам потом его таскать по кабинетам придется,– объяснила мне санитарка, когда я при знакомстве назвала ее Нинель Николаевна, она замахала руками и предложила называть по-простому – тетя Нина.

   Следующие несколько часов для меня в памяти не остались, я только и бегала с ведром и тряпкой, замывая следы грязи, крови, рвоты. Застирывала испачканное фекалиями белье, судорожно сглатывая, чтобы самой удержаться от рвоты. Около часу дня поток больных почти прекратился и тетя Нина, вытирая пот, сказала:

   -Ну, Ленка тебе и повезло, сколько лет работаю, а такой запарки еще не бывало. Наверно Господь тебя предупреждает, что зря ты сюда работать пришла.

   -Нет, тетя Нина,– сказала я,– наоборот, для меня, наверно, сегодняшний день – испытание, если его пройду, то дальше все будет нормально.

   Санитарка улыбнулась и сказала:

   -Ну, дай то Господь.

   Мы едва успели перекусить, когда скорая привезла молодую девушку, немногим старше меня. Она лежала, скрючившись, на каталке, бледная и безучастная ко всему.

   Когда мы переложили ее на кушетку, она только простонала и схватилась руками за живот.

   Через десять минут в смотровой кабинет быстрым шагом зашел высокий черноволосый доктор.

   -Ого, – сказал он, посмотрев на меня,– у нас новенькая санитарка, да еще и премиленькая. А вот осмотр ты у меня не проходила, ну, сейчас мы это исправим.

   С этими словами он ловко сунул руку мне в халат и быстро ощупал обе груди.

   Я так растерялась, что даже не успела ничего сказать, как он убрал руку и заявил:

   -Ну, вот теперь все в порядке, онкоосмотр проведен, патологии не выявлено.

   -Борис Палыч, ты опять за свое!– послышался сзади возмущенный возглас Галины Петровны,– совсем обнаглел, щупал бы медсестер у себя в гинекологии, они там у тебя все сисястые. Чтобы больше к девочке нашей не подходил!

   Борис Павлович, нисколько не огорченный отповедью, присел рядом с больной и спросил:

   -Анализы взяты, как давление?

   Выслушав медсестру, он осмотрел живот у девушки, и его лицо сразу стало серьезным.

   -Так, звоните в оперблок, пусть готовят операционную!– приказал он.

   После этого надел перчатку, и разведя ноги больной, осторожно ввел два пальца во влагалище. От его манипуляции та немного пришла в себя и попыталась закрыться.

   -Ну, что ты милая, потерпи чуть-чуть,– неожиданно ласково сказал он,– сейчас секундочка и все.

   Я смотрела на его манипуляции, и у меня тоже заболел низ живота.

   Борис Павлович, действительно, смотрел девушку недолго, Встав, он подмигнул мне и сказал:

   -Ну, давай, готовь больную, и везите в операционную, После чего вылетел из кабинета, так же быстро, как в нем появился.

   Тут появилась тетя Нина с помазком, бритвенным станком и мылом.

   -Лена, давай брей больную, хватит глядеть, как я это делаю,– сказала она и вручила инструмент.

   Я села туда, где только что сидел гинеколог и начала намыливать помазком лобок больной. Мне никогда не доводилось заниматься такой процедурой и я боялась, что у меня, ничего не получится.

   И на самом деле, получалось отвратительно, тупое лезвие рвало волос. И когда я закончила, кожа на лобке представляла собой жуткое зрелище.

   Я оглянулась. В кабинете кроме нас двоих никого не было. Тетя Нина сплетничала с дежурной медсестрой и ждала моего сообщения о том, что больную можно везти на операцию.

   Я положила ладонь на лобок и сосредоточилась. Закрыла глаза и увидела, как из разрыва в трубочке отходящей от матки вытекает кровь.

   Первая попытка ее остановить не удалась, но кровотечение немного уменьшилось, Меня начало немного покачивать, я попыталась второй раз и кровь остановилась.

   Открыв глаза, я увидела, что кожа на лобке практически стала чистой, без порезов.

   А девушка почти пришла в себя и смотрит на меня удивленно расширившимися глазами.

   Я жутко смутилась, что-то пробормотала и выскочила в коридор.

   Тетя Нина, на всякий случай проверила мою работу и удивленно покачала головой.

   -Теперь девка, всех больных будешь брить,– сказала она,– у меня так ни разу не получалось.

   Мы отвезли девушку в операционную, где Борис Павлович уже стоял готовый к работе, переложили ее на стол и уехали. А мне так хотелось посмотреть, как будет проходить операция!

   В три часа мой рабочий день закончился, я собиралась переодеваться, как меня пригласили к телефону. Это была мама, она интересовалась, как у меня прошел первый день и помню ли я, что нам сейчас нужно идти в комитет государственной безопасности.

   Договорившись, где мы встретимся, я кинула трубку и начала собираться.

   Галина Петровна осталась довольна моими трудовыми свершениями и сказала, что у нее сложилось неплохое впечатление о моей работе.

   До комитета я решила пройтись пешком, потому, что еще не пришла полностью в себя после выброса силы, и в начале пути меня еще немного покачивало. Но потом на свежем осеннем воздухе я пришла в себя и медленно брела по улице, разглядывая, начинающие желтеть березы. Тополя все еще стояли ярко-зеленые и по ним, приближение осени было почти незаметно.

   -Ленка! – воскликнула мама, когда мы столкнулись с ней на углу Кузьмина и проспекта Ленина,– ты меня с ума сведешь, уже без десяти четыре, нас же следователь ждет! Могла бы шустрей дойти!

   -Подождет,– сказала я безапелляционно,– это ему надо, а не нам.

   Мама вздохнула и ничего не сказала.

   Когда мы подошли к главному входу в здание, тот оказался закрыт. Мы обошли вокруг в поисках входа и обнаружили сзади обитую железом дверь, на которой было написано:

   -Пришедшим по повестке звонить три раза.

   Я храбро нажала на кнопку звонка и дверь со скрипом отворилась. За ней оказалась небольшая комнатка, где за барьером сидел молодой мужчина в военной форме. Он тщательно прочитал наши повести и равнодушно сообщил:

   -Пройдете сразу направо, кабинет 108. Вас ожидают.

   Мы прошли по полутемному коридору, разглядывая номера кабинетов. И уже на третьем наткнулись на нужный.

   Мама явно чувствовала себя нехорошо, меня это удивляло.

   – Мы же ни в чем не виноваты, почему мама так себя ведет? – думала я.

   Я храбро постучала в дверь и, услышав разрешение, вошла, широко раскрыв дверь.

   В большом кабинете, за столом сидел мужчина лет сорока, немного с залысинами, с умными живыми глазами. На стене за ним висел большой портрет Дзержинского и Хрущева.

   -Проходите, – обрадовано сказал он,– давно вас поджидаю. Пожалуйста, присаживайтесь, чувствуйте себя, как дома.

   Мама на эти слова хмыкнула и присела на краешек стула. Я тоже уселась напротив нее.

   Мужчина принял обиженный вид:

   -Варвара Степановна, что вы так нервно реагируете? Поверьте, я вас вызвал только для уточнения кое-каких данных и ничего более,– заявил он,– сейчас опрошу вас с дочерью, и на этом формальности будут завершены.

   Я ведь понимаю, такая трагедия произошла! Всем сердцем вам сочувствую.

   Меня зовут Михаил Андреевич Шевцов, работаю я следователем,– представился он, наконец, – большего, вам знать не нужно. Убийством вашего отца до вчерашнего дня занималась милиция. Однако сейчас это дело забрали мы.

   -Наверно, вы понимаете, почему это произошло?– вопросительно глянул он на нас.

   -Из-за золота? – не выдержала я.

   -Точно, из-за него,– охотно согласился Шевцов, – вот Лена сейчас ты расскажешь все в подробностях, где, когда и при каких обстоятельствах обнаружила самородок.

   К моему удивлению, он не стал вести протокол, а включил магнитофон "Яуза", стоявший на столе и стал задавать мне вопросы.

   Я, естественно, рассказала ему, все, что придумала для родителей. Дескать, нашла самородок случайно, в яме, недалеко от покоса прабабушки. Искала грибы и провалилась в старую картофельную яму или еще что-то. А когда стала выбираться, самородок выпал из земли.

   Следователь выслушал мою историю с непроницаемым лицом. Потом выключил магнитофон и спросил:

   -Леночка, а почему ты бабушке ничего не рассказала о своей находке?

   Этого вопроса я совсем не ждала, поэтому не сразу сообразила, что сказать. Шевцов согласно кивал в ответ на мои сбивчивые объяснения и внимательно слушал.

   Когда закончила, он сказал:

   -Лена, я знаю из материалов дела, что вы с отцом решили сдать золото государству, это было правильное решение, поэтому никаких претензий к вам с этой стороны не имеется. Но возникает гораздо более важный вопрос, откуда взялось золото в местности, где его никогда не находили. Если это клад, то возможно там были еще другие драгоценности. Ты ничего больше не обнаружила? – неожиданно спросил он, жестко глядя на меня.

   Я ожидала такой вопрос и вполне правдоподобно изобразила обиду.

   _ Что вы говорите, Михаил Андреевич! Кроме самородка там ничего не было,– выпалила я в ответ.

   -Понятно,– задумчиво протянул следователь и посмотрел на маму.

   -А теперь Варвара Степановна, расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах и когда, ваша дочь сообщила о золоте.

   Мама волновалась гораздо больше, чем я и во время рассказа неоднократно начинала плакать.

   После маминого рассказа, следователь снова выключил магнитофон и сообщил, что мы можем идти, если у него возникнут новые вопросы, он нас вызовет.

   Я не выдержала и сказала:

   – А чего тут думать, это все сделал Бергман. Кроме него никто не знал, что у папы в портфеле самородок. Арестуйте его, и он все расскажет. Эти бандиты действовали с ним заодно.

   -Елена Лазаревна,– официальным тоном сказал Шевцов, рассматривая меня, как козявку,– идет следствие, о его результатах вы будете извещены в установленном порядке. Не волнуйтесь, мы найдем убийц вашего отца.

   Про золото он не упомянул.

   Когда мать и дочь покинули кабинет, капитан Шевцов встал из-за стола и потянулся.

   Потом, энергично замахал руками, чтобы размяться от долгого сиденья за столом.

   Прогулявшись по кабинету, он вновь включил магнитофон и начал внимательно слушать, сделанную запись, периодически останавливаясь на заинтересовавших его моментах.

   Закончив, он налил из китайского термоса с драконами крепкого дымящегося чая и приступил к чаепитию, одновременно, что-то чиркая на листе бумаги.

   После чего решительно поднял трубку черного телефона без диска.

   -Товарищ полковник, это Шевцов вас беспокоит. Разрешите явиться для рапорта по интересующему вас делу,– сказал он.

   Он снял с магнитофона катушку с записью, исчирканные листы, глянул в зеркало и вышел из кабинета, заперев его за собой.

   Начальник управления комитета по городу полковник Воскобойников встретил своего подчиненного добродушно неофициально.

   -Ага, Миша подошел, ну давай заходи, присаживайся. Может, чайку, мне только что Зина индийского заварила.

   Капитану отвечать в таком же тоне был не по чину, поэтому он заявил:

   -Извините, товарищ полковник, откажусь, недавно перекусил.

   -Ну, и зря, – заявил Воскобойников,– а я стаканчик дерну, пока ты доложишь, чего там накопал.

   Капитан попытался снова встать для доклада, но полковник жестом приказал оставаться на месте.

   Около десяти минут Шевцов рассказывал о допросе свидетелей по делу.

   Наконец, полковник не выдержал.

   -Слушай, Михаил Андреевич, ты мне эту демагогию брось разводить? Сам знаешь, какая в этом году обстановка, стране золото крайне необходимо. Из-за чего я от мусоров дело и забрал, хотя их генерал рожи корчил. Через месяц в Союзе жрать нечего будет, элеваторы пустые стоят. А за зерно капиталистам придется золотом платить, мать их перемать.

   Говори, будет толк из этого дела или нет!

   -Шевцов задумался.

   -Понимаете, товарищ полковник, жена убитого женщина простая, вся, как на ладони, а вот девчонка, хоть ей всего пятнадцать лет, врет, как дышит. И при том, никаких внешних признаков, как у подготовленного агента. Если бы не незначительные нестыковки в ответах ни за что бы не понял, что мне вешают лапшу.

   -Так, ты думаешь, что она обнаружила не один самородок, а гораздо больший клад, или, что там еще, – спросил заинтригованный начальник.

   -Уверен на сто процентов,– непреклонно заявил капитан.

   -Понятно, – выдохнул Воскобойников, – а что Бергман?

   -А, что Бергман,– пожал плечами Шевцов,– плачет, рыдает, всех уже заложил, кого мог. Столько интересного рассказал. Бьет себя в грудь, уверяет, что хотел только забрать золото и ничего больше, перекидывает ответственность за убийство на исполнителей, в частности на известного вора Луку Касимовского. Все золото у него конфисковано, самородок отправлен на экспертизу.

   -И что предполагаешь с ювелиром дальше делать?– обманчиво безразличным тоном поинтересовался начальник.

   -Товарищ полковник,– начал отвечать капитан,– мне кажется, Бергмана следует оставить на свободе, в качестве осведомителя будет очень ценным сотрудником, да и в плане работы эмиграции в Израиль, намечаются очень интересные комбинации. А Луку Касимовского с подельником надо объявлять в розыск.

   Когда мы вышли из здания, мои щеки горели от стыда.

   -Ну, я и дура!– вертелось в голове,– это же надо, даже складного рассказа не могла придумать за два месяца. Этот Шевцов под конец разговора почти смеялся мне в лицо. Интересно, что теперь будет? Он меня еще вызовет, или пошлет, кого-то в деревню, проверять мои слова? То, что я все вру, он понял через пять минут.

   – Леночка, ты, что сама не своя идешь,– спросила мама, толкнув меня в бок.

   Разве не рада, что убийц нашего папы ищет КГБ? Это не милиция, они в два счета всех найдут и посадят.

   -Ага, как же,– скептически сказала я,– если найдут, всего лишь посадят, а их надо расстрелять.

   Мама молча погладила меня по голове. И мне показалось, что сейчас она была полностью согласна с моими словами.

   Время было уже около шести, мы отстояли очередь в магазине и, купив, молока, творог и батон, пошли домой.

   Пока мама готовила ужин, я разбирала вещи в комнате. Как-то раньше, со всеми проблемами, было не до этого. Решив для начала, вымести мусор из-под шкафа, я залезла туда палкой от карниза и начала ей там шуровать. В результате на свет появилась куча различного хлама. Сначала я хотела его сразу отправить в мусорное ведро, но потом подумала, что там может, завалялось хоть что-нибудь стоящее, и начала разглядывать этот мусор. Результатом этих усилий оказались два карандаша, пустой флакончик, несколько сушек, и небольшая фотография, где я совсем маленькая сижу у папы на коленях. Он еще в военной форме, осторожно держит меня, как драгоценность. Я же, явно испуганная, гляжу куда-то в сторону и собираюсь заплакать.

   Странно,– подумала я,– как это фотка из альбома туда залетела? Наверно мы с Валькой еще прошлой зимой, его разглядывали и выронили.

   Я поставила фотографию на этажерку рядом с учебниками и слезы опять появились на глазах.

   Желание продолжать уборку исчезло. Я улеглась на кровать и стала обдумывать, что делать дальше. И пришла к выводу, что мне необходимо поговорить с бабулей. В глазах капитана Шевцова я увидела непреклонное желание разобраться с непонятным для него событием, поэтому мне надо было спешить.

   Время тянулось невыносимо медленно. Прошел ужин, потом я притворялась, что вышиваю. Но как только мама заснула, время понеслось аллюром. Уже привычно открылось окно в другой мир, и я уверенно шагнула в него. На этот раз я не перекинулась и вышла на поляну одетая в платье и легкую куртку. Как и подозревала, в избушке горел огонек.

   -Ну, что явилась, не запылилась,– этими словами встретила меня прабабушка, она сидела, развалившись на лавке в платье до пят, старом плюшевом жакете и пуховом платке.

   Ее клюка лежала поперек стола. Как обычно на лестнице сидел Филя и недружелюбно косился на меня круглыми желтыми глазами.

   -Вот сейчас как отхожу тебя клюкой! – проворчала бабуля,– будешь тогда знать, как не слушаться. Господи! Сколько горя себе и матери принесла, непослушанием своим.

   Как знала, что явишься сегодня. Из-за тебя из-за сучки пришлось по слякоти тащиться.

   Я, опустив голову, слушала справедливые бабушкины слова. Слезы ручьями текли по лицу.

   Бабуля перестала ругаться и молча смотрела на меня.

   Через некоторое время она сказала:

   -Ну, все хватить ныть, слезами делу не поможешь. Давай выкладывай свою кручину.

   Все еще шмыгая носом, я рассказала бабушке о последних событиях в подробностях, потому, что в телеграмме мы ей сообщили только, что папу убили.

   -Я же тебе говорила, что кровью золото обернется,– вновь не удержалась от упрека прабабушка,– ну ладно, сейчас подумаем, как твоей беде помочь. Насчет энтих присланных служивых ты не переживай, я им такой отлуп устрою, рады будут отсюда ноги унесть. Слова твои все подтвержу.

   Она, кряхтя, встала и сняла с печки закипевший чайник.

   -Ты внучка бабушке не догадалась конфет городских принести,– спросила она неожиданно, – знаешь ведь, что у нас в сельпо одни подушечки каменные лежат.

   Я покраснела и воскликнув:

   -Бабушка я сейчас вернусь!

   Выскочила на улицу, открыла проход, зашла к нам на кухню, взяла пакетик пастилы и вернулась назад.

   Бабушка смотрела на меня со странным выражением на лице.

   -Знала, что талант у тебя большой, но, чтобы так двери между мирами открывать, нужно талантище целый иметь,– с чувством сказала она.

   Я протянула бабуле пастилу и сообщила:

   -Мне повезло с местным оборотнем познакомиться, он моего возраста, его Тимом зовут. Он тоже, что-то про Дар говорил, который нужно у меня забрать. А почему ты не говорила, что тут оборотни живут?

   Только, что спокойное бабулино лицо исказила гримаса. Верхние клыки со скрипом вылезли изо рта и прижали нижнюю губу. Руки скрючились, выпустив кривые когти. Ее глаза пылали красным огнем.

   -Кто посмел!!! Ивашка, мерзавец! В порошок гаденыша сотру! Ишь, чего удумал, внучку мою без дара оставить! – низким басом проревела она.

   После этого провела рукой над столом, и на нем появилось неизвестно откуда взявшееся красное яблоко.

   Оно покатилось по кругу, оставляя за собой черную поверхность. Та вдруг вспыхнула сиреневым светом, и я увидела тускло освещенную комнатку, в которой за столом сидели четверо человек. В углу возились несколько рысят.

   В одном из сидящих за столом я сразу узнала Тима. Рядом с ним сидела красивая темноволосая женщина, очень похожая на него. Напротив сидели два старика с длинными седыми бородами.

   Бабушка дотронулась черным когтем до изображения одного из них и начала петь заговор. Старик схватился за сердце и начал падать на пол.

   -Бабуля, не надо!!! – завизжала я и схватила ее за руку,– пожалуйста, не надо! Тим хороший.

   Бабуля дернула рукой, и я улетела в угол.

   Пока выбиралась оттуда, она села снова на лавку, а стол принял обычный вид, яблоко с него исчезло.

   -Тьфу!– сказала прабабушка, шепелявя из-за еще торчавших клыков,– куда это годится, ну, кто тебя просил под руку лезть, ведь до смерти могла зашибить. И вообще, ты чего хочешь? Ты хоть поняла, что тебя без дара хотели оставить? Вишь, им до смерти хочется обратно на Землю попасть. Не нравится, что прапрадеды наши род их проклятый здесь в наказание заперли. Не над кем им здесь издеваться.

   От недостатка любопытства я никогда не страдала и начала задавать кучу вопросов, начиная с бабушкиных клыков.

   -Так, уж получилось, – вздохнула бабушка, – не выходит у меня полная метаморфоза. Не дает что-то во мне ее завершить. Дед считал, что это моя лекарская сущность мешает. До этого дня я так и думала, а сейчас на твоем примере вижу, что все это не так. Ты и лекаркой знатной будешь, перекидываешься в рысь, и без заговора в любом месте двери в Заповедье настропалилась открывать.

   -Ох! Ума бы еще тебе побольше! – вздохнула бабуля,– чтобы на речи сладкие и горячие не велась. И как тебя бог уберег в этот раз?

   -Тим сказал, что я не готова,– покраснев, сообщила я.

   -Дурак, твой Тимошка! – сообщила бабуля,– наверняка советы матери слушал, она хоть хитра и коварна, а умишко небольшой имеет. Так, что повезло тебе в этот раз. Сейчас мы с тобой кое-чем займемся и никакие "умники" тебе не будут страшны.

   Она что-то произнесла и я отключилась.

   Когда пришла в себя, то обнаружила, что лежу голая на столе в избушке, а бабушка своим когтем что-то чертит у меня на животе.

   В промежности немного саднило и пощипывало.

   -Ага!– обрадовано сказала прабабушка,– очнулась, давай подымайся!

   Я уселась на столе и с удивлением разглядывала свой живот испрещенный кровяными свастиками.

   -Бабуля, ты зачем меня фашистскими знаками исчиркала,– возмутилась я.

   -Молчи дура,– ответила та, – коль не понимаешь ничего. Это старинные рунные знаки. Я тебе про них еще ничего рассказывала.

   -А откуда кровь появилась?– поинтересовалась я.

   Тут бабуля немного смутилась.

   -Ну, ты это, не расстраивайся, кровь это твоя, девственная. Грех я на душу опять взяла, ради тебя.

   Я смотрела на клыкастую старуху, смущенно вытирающую руки окровавленной тряпкой, и не знала, что сказать. Среди всех неприятностей, которые свалились в последнее время на мою голову, потеря девственности беспокоила меньше всего.

   -Ладно, бабушка, не переживай,– бодро заявила я,– топиться в омут не побегу.

   Прабабушка начала плеваться через левое плечо.

   -Ну, Ленка, язык у тебя без костей, хоть чего скажешь.

   Но на лице у нее нарисовалось явное облегчение после моих слов. Наверняка, она ожидала не такой реакции.

   -И для чего ты это делала? – спросила я.

   -Как это для чего?– удивилась та, – теперь можешь со своими кавалерами, что хошь творить, дара твоего они забрать не смогут. Все силы твои при тебе останутся.

   А мамашка Тимошкина, которая козни эти строила, останется с носом.

   Она поглядела на мое смущенное лицо и усмехнулась.

   -Да, не менжуйся ты так, Лена! Что же здесь такого, у вас молодых кровь кипит, все познать хочется. Это по теперешним законам ты еще дитя. А меня в тринадцать лет замуж отдали. Через год я уже не куклу нянчила, а робенка своего. Правда Федя мой был уважительный, да и побаивался он меня, прямо скажу. Я хоть и малолетка была, а силы не пример больше чем у него было. Копушку сена на стог легко закидывала.

   Бабушка закончила с воспоминаниями и начала смывать с меня кровяные разводы.

   Когда я оделась, она внимательно оглядела меня и сказала:

   -Ну, все вертайся домой, да спать ложись. Завтра ведь на работу надо идти. За меня не переживай, и за субчика твоего тоже. Не трону я его. А этих, которые вынюхивать приедут, я быстро на место поставлю.

   Она чмокнула меня в щеку и, застегнув жакет, шагнула в ночную темноту. Через мгновение и я, открыв переход, прошла в свою уютную спальню.

   Я возвращалась домой с работы. Сегодняшний день, по сравнению с вчерашним был, как небо и земля. Больных почти не поступало. Мы большую часть просидели в смотровом кабинете с Евдокией Егоровной и чесали языки.

   Потом я отчистила кафельные полы в двух кабинетах лизолом, намыла их до блеска и с сознанием выполненного долга, отправилась домой.

   В погожий сентябрьский денек ехать в душном автобусе не хотелось, и я с удовольствием шла по улице, разглядывая витрины магазинов.

   Неожиданно порыв ветра донес до меня знакомый запах, от которого дыбом встали все волосинки на теле. Я повела носом, пытаясь понять, откуда принесло этот запах, и увидела, как невысокий мужчина в рабочей одежде и кепке, скрывается за углом.

   -Это он, убийца! – пронеслась мысль в голове, и я быстро зашагала вслед за ним. Небритый, плохо пахнущий мужчина шел без опаски, не глядя по сторонам. В руке он нес авоську с продуктами и бутылку водки.

   Мы прошли квартал новой застройки и углубились в частные дома. Пройдя еще немного мужчина остановился перед калиткой у небольшого бревенчатого домика и посмотрев по сторонам зашел во двор. Меня он равнодушно окинул взглядом, видимо не запомнив в первый раз.