Текст книги "Диссоциация (СИ)"

Автор книги: Rex_Noctis

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

– А без очков я как упоротый крот, так что лучше гадость. С солью и перцем, и побольше, – попросил я ехидно.

– Вредина.

Я на это мог только плечами пожать и прикрыть глаза. Нельзя так смотреть на людей, как он на меня смотрит, потому что… не знаю; просто нельзя.

Было мало уже одним взглядом размазать меня по покрывалу – Отем медленно пригладил ладонями мои волосы, мокрые и даже сейчас лезущие в глаза; потом провел по спине, словно думал прикосновением высушить влажную ткань. Высохнет по любому быстрее: у меня резко подскочила температура, и это не простуда так шустро атаковала, а он касался губами щек, висков, сомкнутых век…

– Ты такой красивый, Макс. И даже не спорь, – шепчет. С интонацией из тёмного-претёмного леса.

– Перестань, – прошу вмиг охрипшим голосом. – Ну перестань же.

– Почему? – ласково интересуется. Я вздрагиваю; заставляю себя открыть глаза и не отводить взгляд. Чувствую, что покраснел… Веду себя как девчонка какая-нибудь, ну.

– Душу вынимаешь.

Ну, или что-то вроде того. Не знаю, как еще это охарактеризовать; внутренности стали сплошным полотенцем, из которого старательно выжимают воду, скручивая многострадальную тряпку в тугой жгут. И петлей мне его на шею.

– Именно, – Отем как-то странно усмехнулся, а потом снова склонился надо мной, чтобы поцеловать. Нет, чтобы наконец-то поцеловать. Одной рукой я обнял его за талию, другой запутался в мокрых, липнущих к ладони волосах. Мне было плевать, что он – парень; плевать, что знакомы несколько дней; что железка в его губе сделала больно, стоило мне углубить поцелуй. И даже на то, что этого могло и не быть на самом деле, мне тоже было как-то плевать.

Отем потянул за край моей футболки, я без раздумий позволил ее с меня снять. Я вообще если сейчас и думал, то нижним мозгом.

Впрочем, когда кожи коснулось что-то холодное и острое, верхний мозг решил о себе напомнить.

– Жень, что… что ты делаешь? – я уставился на него с недоверием. Не могло же всё быть так, как я думаю.

– Ты же сам сказал, – отозвался он спокойно. – Душу вынимаю.

Кожу под правым нижним ребром полоснуло болью. Но в висках заболело ещё сильнее.

Интерлюдия 3

Себастьян не помнил, когда искренне улыбался в последний раз. Все больше гримасничал, изображая приступ зубной боли. Но сейчас, спешившись и оглядев место, в которое прибыл, он буквально согнулся пополам от хохота. Полуразвалившаяся забегаловка на подъезде к Честеру, именовалась просто – «Селезень». Над входом покачивалась мерно поскрипывающая вывеска, изображающая соответствующую птицу и это более чем незамысловатое название. Причиной для смеха, впрочем, было не это. Причины для смеха, честно говоря, вообще не было. Воспоминания об их так называемой работе в «Белом лебеде» не годились для шуток.

И всё-таки, Себастьяна пробрал смех при взгляде на грубую вывеску; он сравнивал ее с изображением лебедя, прихотливо выгибающего длинную шею, и все никак не мог успокоиться. Добавляло веселья и сравнение «Лебедя» с этим… сараем.

Себастьян терпеть не мог Лондон, однако Лондон избаловал его своими дурно пахнущими красотами. Сильно избаловал.

– Эй, парень! Давай, иди сюда!

Худосочный белобрысый мальчишка, напоминавший Себастьяну его самого, нерешительно приблизился – опасаясь, должно быть, хохочущего без видимой причины господина. Когда в чумазую ручонку упал шиллинг, мальчик тут же успокоился и поспешил забрать у Себастьяна поводья.

– И смотри, чтобы конь все еще был в конюшне, когда я вернусь, – добавил он вслед, прекрасно зная, что уверенным в сохранности лошади быть нельзя.

Хозяин, едва Себастьян переступил порог, вылетел навстречу, словно пробка из бутылки.

– Пожалуйте, господин! Ваша мадам уже заждалась! Там, наверху… направо пройдите… Комнат-то у нас всего ничего, вам, господин, в крайнюю…

Отмахнувшись от него, Себастьян спешно поднялся по лестнице, досадуя на скрип ступенек. Отем наверняка сейчас отвернулась от окна, чтобы с гадкой усмешкой покоситься в сторону двери.

Дверь, к слову, тоже предательски заскрипела. Отем никак не отреагировала на его появление: она стояла вполоборота к нему, держась за край ставней рукой, затянутой в неизменную черную перчатку. Скудная обстановка комнатки придавала облику девушки аристократизма; вся ее поза была преисполнена театральности. Помнится, в Королевском театре они тоже часто бывали… иногда даже без цели кого-то ограбить.

Отем стояла, не шелохнувшись и не глядя на него. Себастьян прикрыл дверь и сцепил за спиной подрагивающие руки, чтобы они его не выдавали. Путь из поместья в город был не слишком долгим, однако времени хватило, чтобы всё обдумать и сделать выводы. Сейчас, глядя на самозваную Мадлен Паркер, Себастьян с тоской подумал, что это чертовски напоминает их первую встречу, когда не было ни Мадлен, коверкающей английские слова, ни дорогого платья, ни туго стянутых волос. Когда они оба выглядели кое-как облагороженными оборванцами.

Заранее заготовленные слова никак не хотели складываться в связную речь. Себастьян не был беспринципен настолько, чтобы без зазрения совести причинить человеку боль, не получая оттого никакой выгоды.

«Она должна уйти, – внушал он себе, не переставая, – я же должен сделать так, чтобы она не вернулась. Для нее это в итоге будет хорошо; для меня… для меня – правильно».

– Полагаю, мне следует тебя поздравить? – безразличным тоном спросила Отем, оборачиваясь. – Пришлось объехать половину графства, чтобы тебя разыскать, но это оказалось не слишком-то сложно. Везде судачат о блудном сыночке виконта Максвелла, который вернулся в отчий дом и спешно женился на богатой наследнице, предназначавшейся в жены его брату-недоумку. Надо же, чего только не выдумают эти провинциальные кумушки, передавая услышанную от слуг сплетню в десятые руки…

Себастьян сжал сцепленные пальцы с такой силой, что, казалось, выдернет их из суставов.

– Сплетни бывают правдивы, дорогая, – снисходительно улыбнувшись, начал он. – Возможно, стоило прислушаться к сплетням, а также к голосу разума… впрочем, о чем я?

– Голос разума твердит мне, что вы – лицемерный ублюдок, виконт Максвелл! – Отем сжала и без того тонкие губы.

– Твой разум тебя не подвел. Но я еще не виконт. Пока нет.

– С каких это пор ты, Макс, стал терпелив? Удушил бы уже своего старика бечевкой, которой обматываешь карандаши, – предложила она в ответ на это. – Скажешь соседям, что его сгубило искусство.

– Какая изысканная грубость! Ты растешь в моих глазах.

Себастьян прикусил щеку изнутри. Ему чертовски противно было то, что он говорил ей, и то, что собирался сказать… и, в общем-то, он сам себе был противен. Однако это представление нашло свой отклик: красивые желтые глаза Отем сузились, а лицо под слоем пудры наверняка пошло некрасивыми пятнами – рыжие в большинстве своем не умели мило краснеть.

– А ты в моих глазах упал так, что ниже уже некуда.

– Прискорбно, – сокрушенно покачал головой Себастьян. – А Блэк в курсе, куда и зачем ты поехала?

– Не твое дело! – взвилась она.

– Значит, ты сбежала от своего обожаемого Генри. Прихватив кое-какой реквизит, как я вижу.

Под реквизитом он подразумевал, прежде всего, платье. Обычно все платья Отем перепродавались после парочки удачных вечеров, но это, из жесткой темно-зеленой тафты… оно определенно было на ней в первое посещение «Белого лебедя». Судя по состоянию, ни разу не надетое с тех пор. «Непривычная сентиментальность», – подумалось Себастьяну с тоскливой нежностью.

Отем сколько угодно могла мечтать о высоком происхождении, но не переносила на дух платья и «все эти женские глупости». Тем более странным был выбор наряда. И, конечно, символичным: как начали, так закончить. Только в этот раз Себастьяну определенно грозила борьба не со шнуровкой корсажа.

– Мне вправду следовало внять голосу разума и оставаться с Блэком. Но… я…

– Что? Думала, меня здесь силой удерживают? – он завершил вопрос некой пародией на презрительное фырканье. Если бы Отем Смит не была такой, какой была – и в грош не оценила бы его браваду.

– А что, не так? – она скопировала его обличительный тон. – Как говорится, золото – сила. Сколько барон Холстед отвалил приданого за своей племенной кобылой? – кому, как не ему было знать, что Отем очень ревнива.

– Достаточно, чтобы ваш гадюшник показался кошмарным сном, – огрызнулся Себастьян. – Чем работать на Блэка, лучше парочкой наследников возместить Холстеду убытки.

– Кто бы мог подумать, что ты окажешься таким подонком, Макс. Кто бы мог…

Хоть она и кривила в отвращении лицо, но все еще не верила ему, проявляя обычное свое упрямство.

– Что плохого в том, что я занял свое место?

– Ты, помнится, говорил, что без меня это не имеет смысла.

– Не будь такой наивной, милая, – мрачно усмехнулся Себастьян. – Я мог еще и не такое сказать. Вроде бы воровка и первоклассная лгунья… а веришь каждому дурацкому слову. Это даже в чём-то мило. Должно быть, я действительно был первым… после Генри.

Доведенная до белого каления девушка, едва не запутавшись в собственных юбках, метнулась к нему. Он лишь вскинул брови, глядя на худую, подрагивающую руку с зажатым в ней ножом. Привычка Отем хвататься за нож была ему хорошо известна. Не швыряние посуды, не истерики – поножовщина. Ни один идиот, кроме него, не мог полюбить это дикое существо. Впрочем, он же и сделал из этого существа почти что леди – то была задача не для идиота.

– Была бы я мужчиной – вызвала бы тебя на дуэль, – прошипела она. А потом сделала то, чего он не ожидал – опустила нож и поцеловала; тоже не слишком-то по-женски, но после Лотты, изображающей в таких случаях жертвенного ягненка… Как будто он снова оказался в Лондоне жарким летним днем, но откуда-то получил глоток свежего воздуха.

«Я не смогу сказать ей это! – панически подумал Себастьян. – Просто не смогу!»

Без воздуха, как и без денег, – никак не обойтись. А вот без наглой рыжей девицы – уж как-нибудь. Да и она не была тупоголовой торговкой лентами или дешевой драматической актрисой. Переживёт.

– Все это очень мило, Отем, дорогая, – он улыбнулся, приобняв ее за талию, – но ты выбрала не слишком-то удачное время, чтобы приехать. Сама должна понимать… молодая жена; лорд Холстед жаждет внука. На любовницу не будет ни времени, ни сил.

Отем, судя по всему, была шокирована. Шокирована и взбешена.

«Теперь она меня ненавидит», – эта мысль отдалась ноющей болью в грудине.

– Гори в аду, ублюдок.

Теперь болело под ребрами, только гораздо сильнее. Не стоило забывать про оружие в руке возлюбленной: убивать ей было не впервой. Он хрипло вскрикнул, пытаясь сомкнуть слабеющие пальцы на запястье Отем. Та с равнодушным лицом извлекла нож из раны и толкнула Себастьяна на грубо сколоченную кровать – видимо, чтобы не привлечь ненужного внимания шумом падающего тела.

– Прощай, Макс… – неживым голосом пробормотала Отем, склонившись над ним, – о, то есть, adieu, Sébastien.

Обтерев клинок о безнадежно испорченные перчатки, она откуда-то достала новую пару. Приведя себя в относительный порядок, Отем бросила на него последний тоскливый взгляд и, закусив подрагивающую губу, вышла в коридор.

– Уже уходите? – это был услужливый хозяин.

– Да! – ответил картавый и звонкий голос. Не Отем – Мадлен. – Я бы попросила вас… не беспокоить месье Паркера какое-то время, – она наверняка сопроводила свои слова определенного рода аргументом. У Себастьяна не было сил проверить, на месте ли его кошелек.

– О, конечно, он может не беспокоиться!..

Себастьян чувствовал, как с каждым хрипящим вдохом-выдохом, с каждым содроганием из него хлещет кровь, липким теплом пропитывающая стеганое одеяло. Удар наверняка был нанесен с расчетом, что жертва не умрет сразу… Однако самым ужасным была не боль и не страх смерти, нет. Гложущее осознание ошибки, глупой и непоправимой.

Себастьян ненавидел ошибаться. Он бы отдал сейчас что угодно, лишь бы переиграть эту партию.

Эпилог, или что-то вроде того

– Не ждал, Макс, – задумчиво сказал Валентин. – Не ждал.

– Меня не ждали? – уточнил я голосом девочки-цветочка. – Простите, я больше так не буду!

– Прекрати паясничать. Ты всё прекрасно понимаешь.

Если бы я всё прекрасно понимал, меня бы здесь не стояло. Затем и пришел, чтобы разобраться до конца во всем этом.

– Я ничего и не сделал, – пожимаю плечами. – Просто сообразил, в чем его ошибка. Ну, помимо того, что невозможно всё время поступать правильно.

– Никогда бы не подумал, что ты поймешь так скоро. Как и для Себастьяна, чувства для тебя мало значат в сравнении с мыслью.

– У меня не появился внезапно богатый внутренний мир, просто… когда речь заходит о чувствах, я попадаю впросак. А это мне не слишком-то по душе, так что стоит пересмотреть приоритеты, что ли. Я…

– Ненавидишь чего-то не понимать. Я помню, – кивнул Валентин. Встав из-за стола, он прошел к окну и с негромким шелестом раздвинул занавески. Недовольно зажмуриваюсь: все выходные шел дождь, а сегодня светило неожиданно яркое солнце, пересыхающие лужи, теплый ветер. Расширение в Хроме показывало двадцать градусов, когда я уходил с работы.

– Знаешь, у мироздания было куда меньше работы лет этак двести тысяч назад… с первыми представителями человечества не возникало таких проблем, как неуспокоившиеся души, – сев рядом со мной на кушетку, Валентин сотворил из воздуха дорогой на вид ежедневник и капиллярной ручкой прямо на титульном листе начертил прямую линию. – Механизм примитивный, работающий по принципу идентичности: душу, – на линии возник кружок, – в момент смерти вышибает из тела и случайным образом зашвыривает в одно из подходящих временных пространств, – сие действо было проиллюстрировано пунктирной стрелкой, идущей слева направо, к кружку, заключенному в квадратик. – Только чур, как сказал твой новый дружок, налево не ходить.

Я усмехнулся при мысли о «новом дружке».

– И для чего всё это происходит?

– А черт его знает, – легкомысленно отозвался Валентин. Я обалдел от такой подставы, а он со смешком добавил: – Ладно, ладно. По идее, душа становится «квартирантом» личности, схожей с ним внешностью и характером; типовой проект, так сказать. Они оба вроде как должны взглянуть на себя со стороны и понять, что не так. Увы, в самой системе есть крупный изъян. Как думаешь, какой?

Подумав, я с сомнением выдал:

– Они думают одинаково. Какой уж тут взгляд со стороны.

– Да, вроде того. Наступают на одни и те же грабли.

– Но не всегда же, – возразил я. – Вон, Себастьян – интриган первостатейный. А я прост, как пять рублей. Мы, конечно, во многом похоже, но я – не он. Только если версия 2.0.

– Тебе повезло, что ты – не он, – назидательно проговорил Валентин. – Иначе век бы куковали с ним бок о бок… Так в чем, по-твоему, ошибка Себастьяна?

– Он попытался пойти по легкому пути.

– Интересно… И почему же ты так решил?

– Да нипочему, – развожу руками почти раздраженно. – Просто вся эта ситуация с его подружкой… Это было глупо. Я бы никогда так не поступил.

– Не поступил или не поступишь? – с намёком интересуется. – Будешь любить и кормить вовремя?

– Назовите хоть одну причину, по которой я не могу этого сделать, – потребовал я почти вызывающе.

– Твой отец не одобрит.

– Я же не спрашиваю у него, почему Вика родилась раньше, чем умерла мама.

– Сестра?

– Вам самому-то не смешно?

– Друзья?

– Это их проблемы, – отрезал я. Снисходительно рассмеявшись, Валентин покачал головой.

– Твое сознание теперь принадлежит только тебе, Макс. Но жизнь легче не станет; даже наоборот… с твоим-то характером. Не подумал бы, что у тебя вообще есть характер.

– Просто удивительно, как семь дней психотропных видений меняют человека, – с умным видом кивнул я, подымая над собой руку с пустой чашкой. Попробовал бы повесить ее в воздухе… вот только четко осознавал, что всё происходит наяву, а потому не рискнул бить чужую посуду. – Пожалуй, демиурги были правы, и семь – это правда прикольно. Двадцать один день я бы попросту не осилил.

– И все-таки, Макс… Возможно, не стоило принимать ваши отношения с этим парнем как волю судьбы?

Какое ему, собственно дело до того, что я по-дурацки влюбился в парня, который на полставки был любовницей Себастьяна? Хотя, любого врача-психиатра такая история не оставит равнодушным… Даже невзаправдашнего.

– Стоило или не стоило – это мне решать. Разве вы не хотели, чтобы я принимал решения?

Валентин покосился на меня как-то жалостливо, как тогда, после моей речи об электронных триггерах. Потом встал и, пройдя обратно к столу, нажал кнопку громкой связи на телефоне.

– Алла, Соколовского можно вычеркивать. Он у нас больше не появится.

– Неужто в здравом уме? – простодушно уточнила Алла. Ей, судя по всему, было по барабану то, что я все еще здесь и могу ее слышать.

– Ну, как тебе сказать… – он поглядел на меня с сомнением. – Я сделал всё, что мог.

Хмыкнув, я тоже поднялся с места и закинул на плечо ремень сумки. Меня явственно так выпроваживают, да и кроме того… внизу уже наверняка ждет Отем. Идёт ему всё-таки это имя, хоть и вызывает не самые приятные ассоциации.

Перед тем, как заархивировать в голове с пометкой «дурной сон» весь этот бред, я пришёл к выводу, что Себастьян был придурком. Почему бы хорошему не быть правильным?