Текст книги "На грани (СИ)"

Автор книги: Renee

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

  – Нет, – упрямо покачал головой Костя. Его глаза потемнели. – Я не буду этого делать. Стас, у меня есть доказательства. Я..

  – Что ты? – теряя контроль, взревел Стас, хватая его за ворот. – Ты хоть представляешь, как этот урод разговаривал со мной? И все из-за тебя! Из-за твоего упрямства! Тебе эта девчонка кто? Дочь? Сестра? Любовница? Она наркоманка, Костя, а наркоманы – не люди. Она и так сдохнет через пару лет и это в лучшем случае! Какая тебе разница, где это произойдет?

  – Мне есть разница, – побелевшими от гнева губами, проговорил Костя. – Не все продаются, как ты, Стас. У кого-то еще совесть пока не отвалилась.

  Это ударило под дых. Откровенная брезгливость, промелькнувшая в глазах Кости, прорвала барьер, из последних сил сдерживавший его разрушительную натуру, еще ни разу не проявившуюся по отношению к Артемьеву. С ним, до самого крайнего момента, Стас пытался действовать по-другому, но сейчас просто не смог остановить себя.

  Сильный удар отбросил Костю назад, но он не упал, быстро восстановив равновесие. В тесном коридоре было неудобно, не развернуться, мешали висевшие на вешалке вещи, но взбешенный Стас не обращал на это никакого внимания. Весь его мир сузился до одной единственной цели, и он не замечал ничего вокруг. Костя что-то пытался сказать, остановить его, но добился лишь того, что снова пропустил удар, пришедшийся по все той же злосчастной брови. Кровь залила лицо, мешая видеть противника, и Стас, перехватив его руку, с силой впечатал кулак в солнечное сплетение. Костя согнулся пополам. Стас пинком опрокинул его на пол, и замер, пораженный. Костя почти не сопротивлялся. Его взгляд был устремлен куда-то дальше по коридору, за спину Стаса, и тому внезапно стало не по себе. Предчувствуя неладное, он обернулся и похолодел. У дверей кухни, с бутербродом в руках, стоял Антон, глядя на них полными ужаса глазами.

  – Антон... – Стас, желая объясниться, шагнул к сыну, но тот отпрянул от него, как от чумного. – Ты... Мы тут...

  – Ненавижу, – отчетливо произнес Антон и замотал головой. – Ненавижу тебя!

  – Антон! – Стас бросился к нему, но мальчишка опрометью кинулся к себе в комнату и заперся на замок. – Антон, открой! Открой, твою мать!

  Стас с силой саданул кулаком по двери, из-за которой доносились надрывные рыдания, а потом, прислонившись к ней спиной, бессильно сполз на пол и закрыл лицо руками. Он все испортил. На этот раз он все испортил сам.

  Стас ничего не чувствовал. Все замерло, исчезло, отступило на задний план, только отчетливо слышались всхлипы, раздающиеся за хлипкой перегородкой, которую он мог бы легко сломать. Физически это было очень просто, одно небольшое усилие, но Стас даже не сдвинулся с места. Как никогда раньше он понимал, что это станет точкой невозврата в их и без того нелегких отношениях с сыном. Это насилие ему не простят – никогда.

  – Отойди, – прозвучало сверху, и Стас машинально поднял голову. Костя уже успел смыть кровь и выглядел вполне прилично, не считая снова начавшего распухать глаза. Он негромко постучал в дверь:

  – Тох, это я. Открой, пожалуйста. Стас, – тихо, но жестко обратился он к Лазареву, – иди на кухню. Я поговорю с ним.

  Это было болезненно, но Стас понимал справедливость этого требования – даже не просьбы. Что Костя собирался сказать Антону? Мог ли он сейчас, после случившегося, желать добра? Стас не был в этом уверен.

  Он безропотно поднялся на ноги, освобождая проход. Костя одобрительно кивнул и снова постучал в дверь, уговаривая Антона открыть. Стас несколько секунд молча разглядывал его сосредоточенное лицо, пытаясь прочитать, о чем он думает, но так и не смог этого понять. Костя полностью закрылся, отгородился от него непроницаемыми шторами. Его трудно было винить за это. Стас устало мотнул головой и поплелся на кухню.

  О чем они разговаривали там, за закрытой дверью, что Костя говорил Антону, как объяснял случившееся, Стас не слышал. На кухонном столе были разложены продукты – здесь явно собирались готовить что-то сложное и, несомненно, праздничное. Для него? Может быть. Теперь он вряд ли узнает доподлинно, каким мог стать вечер.

  Время тянулось безумно медленно. Стас машинально утащил с блюдца кусок отварного мяса, который сжевал почти механически, не чувствуя вкуса. Внутри образовался вакуум, холод стал таким сильным, что обжигал. Все было кончено, это он понимал отчетливо. Он не сможет объяснить Антону, что произошло.

  Его самого поразила и напугала собственная вспышка гнева. Тогда, с Мухиным, он действовал абсолютно хладнокровно, четко рассчитывая удары и моральный прессинг. Он хотел сломать сопротивление, напугать, заставить подчиниться. С Костей же все было по-другому. Стас помнил злость, смешанную с обидой, помнил неистовое желание ударить, заставить замолчать, причинить боль, чтобы заглушить собственную. С каких пор идиотские обвинения стали такими неприятными? Почему его так задевало, что Костя может влипнуть в куда большие неприятности, если не перестанет упрямиться? Почему это стало таким важным? Стас обхватил голову руками, с кристальной ясностью осознав одну очень важную вещь. Не только Антон не простит его. Он сам себя не простит.

  Глухо хлопнула входная дверь, и Стас едва не подскочил на месте. Ушел? Но как же... Голова шла кругом. Стас порывисто поднялся и вышел в коридор.

  Дверь в детскую была приоткрыта. Стас поколебался несколько мгновений, а потом вошел в комнату. Антон сидел на подоконнике и смотрел в окно.

  – Он ушел, – сказал мальчишка, не оборачиваясь. Стас, забыв о том, что Антон не видит его, зачем-то кивнул, подтверждая очевидное. Мальчик не пошевелился, все так же вглядываясь в стекло. Стас помедлил, а потом подошел ближе, подспудно ожидая, что тот опять отпрянет, но Антон лишь слегка напрягся. Это уже можно было считать хорошим признаком.

  – Я не хотел... – попытался было он, но замолк, не находя нужных слов. Не хотел чего? Бить? Напугать? Унизить? Бесполезно, Антон видел то, что видел.

  – Я знаю.

  – Что? – Стас не поверил своим ушам. Антон, не глядя на него, соскользнул с подоконника и забрался с ногами на кровать.

  – Он сказал мне, что... Что так бывает. Что вы оба были правы, но по-разному. Как это может быть? Ты либо прав, либо нет.

  – Все сложнее, – устало потерев виски, ответил Стас. Он тщательно подбирал слова, боясь вспугнуть момент такого хрупкого, почти невесомого перемирия, установившегося между ними. – Правда, она разная бывает. Я только хотел...

  Он опять запнулся, не в состоянии произнести то, что собирался, но Антон снова удивил его.

  – Защитить его, я знаю, – кивнул мальчишка. – Так дядя Костя сказал. Просто... у тебя такие методы, – едва слышно добавил он, еле сдерживая слезы. Оба замолчали. Стас переваривал услышанное, тщетно пытаясь понять, что делать дальше. Нужные слова, как назло, не шли на ум, да и не был он никогда силен в риторике. Одно то, что Антон сейчас все-таки разговаривал с ним, казалось немыслимым чудом, за которое нужно было быть благодарным Косте.

  Стас тихонько выругался. Артемьев, как обычно, стал альфой и омегой всего случившегося с ним за последнее время. Это можно было бы счесть ненормальным, если бы не стало привычным, даже необходимым. И как может быть по-другому, ему теперь представлялось с трудом. Антон вздрогнул от звука его голоса и крепче обхватил себя за колени, съеживаясь.

  – Он ведь не придет больше, да? – безнадежно поинтересовался он, и Стас не нашелся, что ответить. Врать он не хотел, это внушило бы ложную надежду. Сказать правду не хватало сил. Ведь Костя просто ушел, не дав ему шанса объяснить, не пожелав выслушать. Это было весьма красноречиво.

  Антон молча плакал. Не так, как плачут дети – открыто и навзрыд, а по-взрослому отчаянно и горько. Видеть это было невыносимо, а ощущать себя причиной этих слез почти невозможно. И Стас, прекрасно понимая, как малодушно это выглядит, попросту сбежал из комнаты.

  Было тошно. От самого себя, от мучительного осознания того, что выстроенный им мир покачнулся и дал трещины в самых важных, критических местах. Хотелось сбежать – на улицу, или же в алкогольный дурман, без разницы. От раздумий его спас телефонный звонок. Звонили из отдела, и Стас, наконец, найдя, на кого вылить всю переполнявшую его муть, от души обматерил дежурного.

  – Сейчас буду, – коротко буркнул он, разобравшись в чем, собственно, было дело, и убрал телефон в карман. Все эмоции моментально схлынули, отступив на второй план. Его ждала работа.

  – Я уеду. Надолго, – сказал Стас, остановившись около комнаты Антона. Изнутри не донеслось ни единого звука. – Сиди дома, уроки делай. Вернусь завтра днем. Школу один раз пропустишь. Понятно?

  Его вопрос остался без ответа. Стас стиснул зубы, сдерживая резкий окрик. Господи, как же все это не вовремя, не к месту! Решив, не обращать внимания на бойкот, он начал одеваться.

  – Я к бабушке хочу, – раздалось тихое, и Стас резко обернулся. На пороге своей комнаты стоял бледный как мел Антон, глядя на него воспаленными от слез глазами. От его взгляда перехватило горло.

  – Хорошо, – совладав с собой, ответил Стас, стараясь не показать, какими силами давалось ему показное, внешнее спокойствие. – Только не сейчас, ей надо поправиться. Вот приедет она из пансионата, и после этого, ты, если захочешь, сможешь вернуться к ней.

  Антон, кивнув, снова исчез за дверью. Это было полное и бесповоротное фиаско.

  Костя появился утром – об этом Стасу, по его просьбе, сообщил дежурный. Пришел, как ни в чем не бывало, отшутился по поводу обновленного синяка, скормив любопытствующим идиотскую историю о ревнивом муже несуществующей подружки, а потом отправился к себе в кабинет. Стас не знал, что ему делать. Он прекрасно понимал, что поговорить все равно придется, но не мог заставить себя сделать первый шаг. Ждать, однако, было бессмысленно.

  – Зайди ко мне, – велел он, заглянув в кабинет к Артемьеву. Маша испуганно покосилась на Костю, который, даже не поведя бровью, поднялся на ноги и без колебаний последовал за ним. Пока шли по коридору – молчали. Оказавшись наедине, они тоже не проронили ни звука. Скрежет ключа в замке нарушил тишину – и только. Костя остановился в центре комнаты и повернулся к запершему дверь Стасу.

  – Как Антон? – ровно, без тени эмоций, поинтересовался он. Стас пожал плечами.

  – Лучше, чем могло быть. Благодаря тебе.

  Костя поморщился и как-то растеряно потер здоровый глаз, словно он плохо спал этой ночью. Стас его хорошо понимал, он сам едва не валился с ног.

  – По поводу Пальчикова... – начал он, усаживаясь на свое место, но Костя жестом остановил его.

  – Я готов передать дело кому скажешь, – сказал он, и Стас посмотрел на него, как на умалишенного.

  – Правда? – он откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. – А к чему был весь вчерашний спектакль, Костенька? Про неподкупность и принципы кто мне пел?

  – Мне сегодня звонил врач Матвеевой, – не отвечая на его вопрос, произнес Костя и подошел к столу. – Она вышла из комы и, может быть, даже сможет дать показания. Со временем. Я даже не сомневаюсь, какими они будут. Так что тут разберутся и без меня.

  – Вот как... – протянул Стас, глядя прямо ему в глаза, которые будто застлала непроницаемая пелена, надежно скрывавшая все мысли и чувства. – Что ж, одной проблемой меньше. Это радует.

  – Рад, что ты рад, – отрезал Артемьев и протянул руку. – Ключ отдай.

  Стас, не возражая, подтолкнул к нему ключ, и Костя кивнул в знак благодарности. Разговаривать было больше не о чем. Внутри натянулась, завибрировала невидимая нить, грозя оборваться в любой момент. Нужно было что-то сказать, остановить, но язык намертво прилип к пересохшему небу.

  – Костя, подожди, – все-таки не выдержал он, когда Артемьев подошел к выходу. Ситуация была до ужаса знакомой и вызывала ощущение дежа вю. Костя обернулся.

  – Я был не прав, – сказал Стас, пересиливая себя. – Я не должен был. Ты... мог бы?

  – Не умеешь ты просить, Стас, – Костя, забыв про дверь, медленно двинулся к нему. В его глазах, до этого совершенно пустых, заиграли злые огоньки. – И извиняться не умеешь. Вот приказывать и давить – запросто. Ты – танк, бронепоезд, прущий напролом. Ты умеешь заставить, но не можешь увлечь за собой. Ведь людям, Стас, нужно что-то давать. Не деньги, нет. Не иллюзию власти, которой упиваются твои оголтелые ухари, вообразившие, что если у них есть ксива и ствол, то им все можно. А что у тебя есть, Стас? У тебя самого, внутри, чем бы ты мог поделиться? С Антоном, хотя бы. Что ты ему дал? Ну же, Стас. Чего ты хочешь?

  – Я хочу, чтобы ты вернулся, – холодея от того, как глупо, пошло, по-бабски это прозвучало, произнес Стас. Его трясло, будто в лихорадке, ладони взмокли, лоб покрылся испариной. В висках пульсировало, гулко отдаваясь в ушах и заглушая давшиеся с таким трудом слова. – Ты нужен Антону.

  – Нет, – покачал головой Костя. – Ему нужен отец. Ты. Он и ко мне-то привязался только поэтому. Парень тебя боготворит, просто, как и ты, не умеет это показывать. Подумай над этим.

  Он внезапно улыбнулся и, подкинув ключ, поймал его на раскрытую ладонь.

  – Но у тебя все еще есть шанс все исправить. Если захочешь, конечно. Только больше не оставляй его одного.

  Он снова повернулся, чтобы уйти, и Стас понял, что у него осталась последняя попытка.

  – А если не Антону, – сказал он в спину Косте и тот замер. – Если это нужно мне?

  Костя, обернулся и посмотрел на него через плечо.

  – Зачем? – прямо спросил он. – Не наэкспериментировался?

  Стаса заиграл желваками, медленно поднялся, стараясь унять едкую желчь, переполнявшую кровь, и, выбравшись из-за стола, начал наступать на застывшего Костю. Тот молча смотрел на него, не делая ни единой попытки отступить, хотя выражение лица Стаса было способно напугать кого угодно.

  – Это было похоже на эксперимент? – процедил он, подойдя вплотную, и протянул руку, не то пытаясь схватить за горло, не то обнять. Костя криво усмехнулся. В его глазах на миг появилось странное, непонятное выражение, будто он колебался, не зная, что выбрать, но Стас не дал ему времени на раздумья, притянув к себе. Предусмотрительно запертая дверь оказалась очень кстати.

  В первый момент Костины губы были неподвижны, а потом дрогнули, чуть раздвигаясь, и Стас тут же этим воспользовался. Он не был напорист, но настойчив, жаден, но не груб. И Костя поддавался, уступая, отвечая с не меньшей горячностью, словно ему передался чужой запал. Его ладонь удобно устроилась на затылке, не позволяя отстраниться, если бы Стас вдруг захотел сделать такую глупость. Вчерашний угар, послевкусие драки встрепенулись снова, разжигая в крови совершенно дикое, первобытное желание.

  – Не здесь, – прошипел Стас с усилием отдирая себя от Кости. Тот, лихорадочно облизнувшись, кивнул.

  – Вечером, – сказал он, и Стасу стало жарко.

  – Вечером, – словно эхо, отозвался он, делая шаг назад. Оставалось продержаться каких-то несколько часов. Кажется, это были самые долгие часы в его жизни.

  Ужин длился целую вечность, избавиться от Антона удалось далеко не сразу. Минуты тянулись бесконечно долго, но Стас не решался торопить события, боясь соскользнуть с тонкой нити, протянувшейся между ними тремя. Костя вел себя так, будто ничего не произошло, улыбался, шутил, снова строил железную дорогу, попутно обнаружив, что в ней не хватает целого блока.

  – Здесь можно достроить еще станцию, – сообщил он, тщательно изучив рекламный буклет. Антон с надеждой покосился на отца, и Стас кивнул.

  – Я помню, где покупал ее. На выходных сходим, посмотрим. Так, на сегодня хватит. Завтра в школу, хватит пропускать.

  Антон, нисколько не расстроившись, отправился спать. Весь вечер он просто сиял, переполненный радостью от возвращения Кости, но все равно то и дело настораживался и внимательно приглядывался к обоим взрослым. Стас вздохнул, снова заметив его пытливый взгляд. Утраченное доверие придется восстанавливать долго и трудно. Главное, не сорваться второй раз.

  – Что-то ты долго, – сказал он, когда дверь в спальню приоткрылась. Костя виновато развел руками и опустился на кровать, быстро избавляясь от футболки и джинсов, в которых ходил по дому. Раздеваясь, он приподнялся, и свет, проникавший с улицы, выхватил из темноты его силуэт. Тело моментально отреагировало на это зрелище, и Стас, зарычав, потянулся к нему, помогая стащить одежду. Сам он уже был совершенно обнажен.

  Было горячо.

  Губам, терзавшим чужие губы и ставившим метки на шее и груди.

  Ладоням, скользящим по влажной от испарины коже, ощупывавшим каждый сантиметр вверенного им тела.

  В жадных, настойчивых прикосновениях скрывалось все: желание, извинения, просьба. Было легко и просто общаться так: беззвучно, не тратя время на то, чтобы подбирать слова, облекая в них мысли и чувства. Напрямую, кожа к коже, не лицемеря и не притворяясь. И не было места неловкости и стыду.

  – Отсоси мне, – прохрипел Костя, настойчиво подталкивая его вниз к наполненному кровью, набухшему члену. Возбуждение выцарапывало внутренности, сворачивая их в болезненный, подрагивающий клубок, и Стас глухо выругался, едва не сходя с ума. Просьба была вопиюще неприемлемая, недозволенная, недопустимая, но он не нашел в себе сил отказать.

  – Расскажешь кому-нибудь – убью, – предупредил он и, собрав в кулак всю силу воли, спустился ниже, устраиваясь поудобнее. Костя нервно рассмеялся, а потом глухо застонал, подавшись навстречу неумелой, но старательной ласке. И у Стаса окончательно слетели последние тормоза.

  – А если бы я сам не отказался от дела, – спросил его Костя, одеваясь, чтобы перебраться обратно в кабинет. – Что бы ты сделал?

  – У меня не было выбора, – пожал плечами Стас, разморенный после секса. Его мысли витали где-то вдалеке, поэтому он ответил правду, как есть. – Я бы нашел способ тебя заставить. Пойми, это для твоего же блага.

  – Ясно, – кивнул Костя, отвернувшись, и это очень не понравилось Стасу. Он приподнялся и ухватил его за плечо.

  – Прекрати дурить, – прошипел он, снова разозлившись. – Ты же понимаешь, к чему бы это привело. Мы все повязаны, система прогибает нас. Даже меня. И дело не в продажности, я, к твоему сведению, не продаюсь. Я сам выбираю, какую работу буду делать, как и за какие деньги. И чтобы и дальше иметь такую возможность, иногда стоит уступить в мелочах.

  – Жизнь этой девочки – мелочь? – глядя ему в глаза, уточнил Костя. Стас уверенно кивнул.

  – По сравнению с твоей или моей – да. Она никто и звать ее никак. Сама виновата, что посеяла, то и жрет полной ложкой. И утопить тебя из-за этой дуры-наркоманки я не позволю. Жизнь, Костенька, она не терпит слюнтяев.

  – Ясно, – повторил Костя и поднялся на ноги. – Да... у меня к тебе просьба есть. Мать моя звонила, просила подъехать к ним на пару дней. Можно устроить?

  – Придумаем что-нибудь, – кивнул Стас, порадовавшись, что они соскочили со скользкой темы. – Но, надеюсь, это не надолго?

  – Два – три дня, не больше, – успокоил его Костя и невесело улыбнулся. – Не натвори дел, пока меня нет.

  – Не обещаю, – с серьезным выражением лица ответил ему Стас. – Но постараюсь. Черт, это значит, что опять мне забирать Антона...

  Отъезд Кости пришелся очень кстати, Стас получил возможность вплотную заняться Черновым. Он отодвинул все свои дела, внимательно просматривая данные, и наконец смог найти нужный адрес. Там, если сведения были точны, проживали родители Виталия.

  Оказавшись у подъезда, Стас внимательно разглядывал высотный дом, с первого взгляда производивший впечатление респектабельного. Закрытая территория, отдельная стоянка, на которой виднелись не самые дешевые машины, чистая, благоустроенная детская площадка – все свидетельствовало о том, что здесь проживают состоятельные люди. Решив, что медлить незачем, Стас направился ко входу.

  – Кто? – поинтересовался женский голос, когда он позвонил в квартиру.

  – Милиция! – громко ответил Стас и махнул перед глазком раскрытой ксивой. За дверью ойкнули и загремели замком. Через несколько секунд перед Стасом предстала статная высокая женщина с горделивым, как принято говорить, аристократическим лицом. При виде гостя она поджала тонкие губы и нервно затеребила ворот платья.

  – Что-то случилось, офицер?

  Это прозвучало так киношно, что Стаса невольно передернуло от подобного обращения.

  – Полковник Лазарев, – представился он, снова предъявив удостоверение, а затем быстро его спрятав. – Пройти можно, или на пороге разговаривать будем?

  – Да, разумеется, – тоном, которым обычно просят выйти вон, произнесла женщина и посторонилась, позволяя Стасу войти. – Сменной обуви у вас, разумеется, нет. Ну что ж, проходите так, не разувайтесь.

  – Галина, кто это? – пробасили из глубины квартиры. Женщина сделала большие глаза и укоризненно посмотрела на Стаса.

  – Это офицер милиции, – громко сообщила она. – Славочка, ты отдыхай, я сейчас уведу его на кухню.

  – Не шумите только, – страдальчески попросил невидимый Славочка, и женщина, ловко ухватив Стаса за локоть, потащила его дальше по коридору.

  – Мой муж – писатель, – сообщила она, когда они оказались на кухне. – Ему требуется полный покой и сосредоточенность! Иначе вдохновение упорхнет.

  – И много он издал книг, этот писатель? – скептически поинтересовался Стас, усаживаясь на невысокий диванчик. Галина посмотрела на него осуждающе.

  – Истинные гении, – с нажимом произнесла она, – при жизни никогда не были признаны обществом.

  – Значит, ни одной, – насмешливо фыркнул Стас, изрядно позабавленный порядками в этом доме. И здесь вырос тот самый Чернов? Очень интересно.

  – Виталий Чернов приходится вам сыном? – спросил он, решив перейти к делу. Он достал из кармана фотографию, на которой заранее вымарал изображение Кости, и женщина сразу будто окаменела.

  – Этот человек мне не сын, – холодно ответила она. Стас удивленно поднял бровь. – Больше не сын. Я растила хорошего, добропорядочного мальчика. И он умер – для меня. Та аморальная тварь, которая сейчас носит это имя, не имеет ко мне отношения.

  – Что? – опешил Стас, ничего не разобравший из услышанного бреда. – Как – умер? Когда? От чего? Где свидетельство о смерти?

  – Вы что, не понимаете? – взвилась Галина, порывисто стиснув ворот платья. – Он... Он преступил все законы морали и нравственности. Мой сын, мой мальчик, пал на самое дно порока, связавшись... Я не могу это произнести.

  Она отвернулась, едва не глотая слезы. Стасу стало противно. Он ясно видел наигрыш, фальшь разыгрываемого спектакля, и от этого оставалось липкое чувство брезгливости. Резко поднявшись, он грубо потряс женщину за плечи.

  – Толком говори, что случилось. И хватит истерик!

  – Что вы себе позволяете! – вскрикнула она, но быстро стушевалась под яростным взглядом.

  – Что произошло? – настойчиво повторил Стас, отпустив ее.

  – Я застала его... – Галина, испуганно глядя ему в глаза, всхлипнула, – с парнем! Господи, я чуть не сошла с ума! Я требовала, чтобы он пошел к врачу, к священнику, психологу...

  – К черту на рога, я понял. Дальше! – поторопил ее Стас, которому изрядно надоело выслушивать поток сетований.

  – А он сказал мне, что это нормально! – всплеснула руками Галина. – Что он любит его! Славочка так переживал, у него даже случился творческий кризис! Мы пригрозили выгнать его из дома, если он не откажется от этой гадости, а он взял и ушел! К этому!

  – Давно это было? – продолжал допытываться Стас. – Как звали его любовника?

  Губы Галины болезненно искривились.

  – Любовника... – повторила она. – Как это мерзко.

  – Его имя, – прошипел Стас, теряя терпение. – Быстро!

  – Я не помню! – заполошно выкрикнула та. – То ли Кирилл... То ли Костя... Да, Костя! Я уговаривала его вернуться, угрожала, что прокляну. Но в него словно бес вселился! А потом эти фотографии...

  – Фотографии? – насторожился Стас, моментально сделав стойку. – Какие фотографии?

  – В журнале, – брезгливо скривившись, ответила Галина. – Такая гадость...

  – Что за фотографии? – Стас едва сдерживался, чтобы снова не встряхнуть ее. – В каком журнале?

  Плечи женщины внезапно поникли, она разом постарела на десяток лет.

  – Я покажу, – неожиданно спокойно произнесла она. – Сама не знаю, зачем я это сохранила...

  Журнал оказался обычный, глянцевый – двухгодичной давности. С одной из страниц на него смотрел тот самый Виталий Чернов. Что он рекламировал, Стас не обратил внимания – было не до этого. На тех фотографиях, которые ему подкинули, лицо Чернова было видно в профиль, что сильно искажало восприятие. Здесь же...

  – Он работал моделью? – забыв, как дышать, уточнил он у Галины, которая обхватила себя руками, будто ей было холодно. Та кивнула.

  – Агентство у них еще так пошло назвалось, – тихо произнесла она. – "Нарцисс". Разве это мужское занятие? Это позор, пятно на всю семью. После этого я решила, что у меня нет сына.

  Стас не слушал ее. Он, не отрываясь, смотрел на фотографию, и внутри становилось все холоднее и холоднее. Пальцы сжались, комкая жесткую бумагу. Он, наконец, узнал изображенного на них человека, а название модельного агентства только подстегнуло проснувшуюся память. Теперь все становилось на свои места.

  – Где он сейчас? – перебил он продолжавшую что-то бубнить Галину. Та, осекшись, недоуменно воззрилась на него. – Где живет, я спрашиваю! Адрес!

  – Он уехал чуть больше двух лет назад, – под его почти безумным взглядом женщина в испуге отступила назад. – В Канаду, кажется... Он звонил, что-то пытался сказать, но я бросила трубку.

  – Уехал, значит... – Стас смотрел сквозь нее, бездумно сминая журнал. – Два с половиной года назад... Как и было велено... Молодец мальчик, сообразил, что не стоит дергаться. Только вот...

  Не договорив, он развернулся и зашагал к выходу. Здесь больше было нечего делать.

  – Подождите! – окрик нагнал его уже на лестнице. Галина, выбежав на площадку, перегнулась через перила, с отчаянием заглядывая ему в глаза. – С ним... все в порядке? Вы ведь зачем-то его разыскивали...

  – Не надо было бросать трубку, – резко, не скрывая презрения, отозвался Стас. Ему было ее не жаль. – Я бы сказал, что ты проебала сына, но, кажется, ты даже этим не занималась. Иди, Славочка заждался.

  Не дожидаясь ответа, он поспешил вниз. Его не оставляло жуткое ощущение, что отпущенное ему время утекало буквально на глазах. Нужно было срочно забрать Антона из школы, а потом... А потом предстоял очень серьезный разговор с Костей. При мысли об этом Стаса затрясло.

  Выйдя из подъезда, он набрал номер Антона, но в трубке слышались лишь длинные гудки. На уроке? Стас посмотрел на часы. Нет, как раз сейчас должна была быть перемена. Не слышит? Забыл дома? Стас выругался и набрал другой номер. Костя тоже не брал трубку.

  Он звонил снова и снова, уже сидя в машине и даже потом, выруливая на проспект. Телефон Антона не отвечал, в динамике, как и прежде, уныло неслись длинные гудки, наводя тревогу своей монотонностью. Отшвырнув мобильник, Стас мертвой хваткой вцепился в руль и прибавил скорость. Кажется, время вышло.

  Все детали, так долго терявшиеся в хаосе, вставали на свои места, создавая если не цельную картину, то хотя бы эскиз. Как он мог быть так слеп? Ведь с самого начала были понятны две вещи. Первое: тот, кто подкинул фотографии, добивался одного – чтобы он, Стас, обратил на Артемьева внимание. Второе: этот кто-то явно был очень хорошо осведомлен о личной жизни Кости и о подробностях тех дел, которые он вел. Что в первом случае, что во втором, Артемьев не был неаккуратен, зря не болтал, а уж о том, с кем он спит, никто не знал вовсе. В расчет следовало принять две вещи: обличающие снимки и визит Махова, вторично заставивший его обратить внимание на следака. Все остальное: жалоба Лугиной, вся история с Пальчиковым, очевидно не имело прямого отношения к провокатору, но послужило идеальными помехами, замаскировавшими самое важное. Если откинуть это, вывод напрашивался лишь один: фотографии, с которых все началось, не мог подкинуть никто, кроме самого Кости. Зачем?

  Напряженно уставившись на проезжую часть, Стас вспоминал.

  Рейд можно было считать успешным. Точку, про которую ходили настолько недобрые слухи, что даже у не отличавшегося особыми сантиментами Лазарева волосы вставали дыбом, накрыли, взяв нескольких клиентов, целый выводок «ночных бабочек», которые, на этот раз, были весьма признательны стражам порядка, и даже одного из устроителей веселого дома. К нему было особенно много вопросов – например, касательно нескольких женских трупов, обнаруженных три месяца назад. Все складывалось вполне удачно, если бы не одно «но», с которым Стасу теперь предстояло разобраться.

  Сидевший напротив него парень выглядел довольно жалко. Он откровенно нервничал под изучающим взглядом Стаса, решавшим, что ему делать с этой неожиданной проблемой, и ежился от холода. Из одежды на нем были лишь джинсы и рубашка, которые ему милостиво разрешили нацепить перед тем, как вытащить из комнаты отдыха. Парню явно не повезло с клиентом, причем дважды. Мало того, что тот оказался склонным к насилию и буквально расцветил его синяками и порезами, так теперь еще требовалось скрыть его присутствие в той злосчастной сауне. А это значило, что парень был должен исчезнуть. Очень просто.

  – Имя? – коротко поинтересовался Стас. Парень вздрогнул.

  – Виталий Чернов, – ответил он и закашлялся. – Мне очень холодно. Можно хотя бы куртку?

  – Неужели в сауне не согрели? – не удержался Стас, ухмыляясь едко, издевательски. Парень побледнел. То, как аккуратно он садился, стараясь не совершать резких движений, отчетливо свидетельствовало: избит, скорее всего, изнасилован, но пытается скрыть это, понимая, что защищать его никто не будет.

  "Правильно понимает, – подумалось Стасу. – Что ж, если не дурак, может, обойдемся и по-хорошему."

  Больше всего на свете ему хотелось сейчас оказаться дома, налить себе рюмку коньяка или две, а не разгребать дерьмо за высокопоставленным мудаком. Стас не понимал таких развлечений, поэтому испытывал лишь брезгливость к обоим. К одному: за самоутверждение насилием, ко второму – за то, что позволил сделать это с собой. Жертв здесь не было, но одного следовало отмазать и как можно тщательнее, а второго – убрать, чтобы не портить "добропорядочному" гражданину спокойный сон. Надежное решение было только одно, но Стас прекрасно понимал, что это крайний выход.

  – Чем занимаешься... – он усмехнулся, – в дневное время?