Текст книги "На грани (СИ)"

Автор книги: Renee

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

  – Остынь, – с едва скрываемым отвращением бросил он на прощание.

  Окна спальни выходили во двор. Костя вылетел из подъезда, на ходу натягивая куртку, и раздраженно пнул попавшуюся под ноги ветку. Стасу было не слышно, но, судя по всему, все это сопровождалось отборным матом. На душе сразу полегчало – не одному ему было исключительно погано. Костя остановился, не пройдя и пары шагов, вытащил из кармана сигареты, прикурил и тут же перегнулся через ограждение. Его тошнило. Зажженная сигарета красной искрой спланировала на землю, и Костя, выпрямившись, раскурил новую. Стас, подспудно опасаясь, что его заметят, отступил за занавеску.

  Происходило что-то непонятное. Стоило упомянуть того парня, как Костя моментально вышел из себя, можно сказать даже озверел, чего за ним не замечалось ни разу за все два года совместной работы. Настолько болезненные воспоминания? Тяжелая история? Стас мысленно пожал плечами: грустные любовные истории он искренне считал надуманными. Не хочешь быть обиженным – не позволяй себя обижать, не желаешь быть обманутым – не обманывайся. В жизни все было исключительно просто, только некоторые романтически настроенные люди умудрялись все усложнять, придумывая игры в любовь, заморачивались чувством долга и ложными обязательствами.

  Сами по себе эти понятия были не чужды Стасу, но он полагал себя в праве определять границы собственной ответственности и не собирался нести ее в отношении чужих ему людей. Секс, как он уже говорил Косте, подобных обязательств не налагал.

  Можно было плюнуть, позволить самоуверенному идиоту самому распутывать клубок проблем, но Стаса гнали азарт и оскорбленное самолюбие. Ему посмели бросить в лицо его же собственную философию, да еще и отвергнуть помощь, которую он так редко предлагал. Это нельзя было оставить безнаказанным.

  Следовало все-таки проверить этого загадочного "бывшего". Что бы не говорил Костя, эту версию не стоило сбрасывать со счетов, хотя она и не объясняла осведомленности недоброжелателя. Может, у него есть сообщник в отделе? Нет, слишком сложно, разгадка должна быть проще. Стас проводил удалявшегося Костю взглядом и отошел от окна.

  – Прости, Костенька, – вслух произнес он. – Это стало моим делом с того момента, как мне подкинули эти чертовы фотографии. И мне плевать на твое мнение по этому поводу.

  Бессонница одолевала с новой силой. Алкоголь помогал плохо, только усугубляя раздражительность и вспышки агрессии, а секс стал казаться пресным и неживым. Особенно, когда у одной из спешно снятых для случки дам оказались темно-серые, такие знакомые глаза, что Стас не выдержал и просто выпихнул ее из постели, не доведя начатое до конца. Костя же с того самого вечера успешно избегал его общества всеми доступными способами. Стас бесился, но навязываться не желал тоже. Ситуация стала патовой.

  Единственное, что он мог – это потихоньку собирать информацию. Костя проживал один, в квартире родителей, переехавших жить к дочери в другой город. Два года назад он почему-то решил оставить работу в управлении и перевестись сюда, в отдел. Выжили? Не сошелся характерами? Об этом стоило узнать поподробнее. Кроме того, следовало хорошенько поискать информацию на "бывшего". Даже если Костя тщательно скрывал свою личную жизнь, следы должны были остаться. Годами выработанное чутье настойчиво подсказывало Стасу, что копать следует именно в этом направлении. Разгадка таилась там, на этих фотографиях, которые он уже мог нарисовать по памяти, настолько хорошо изучил все детали. Они снились ему по ночам, обворовывая на те немногие часы сна, которые удавалось отвоевать у бессонницы. Стас буквально ненавидел незнакомого ему парня, имевшего что-то, чего никогда не было у него самого. Он прекрасно знал, что Костя не простит ему вмешательства, но отступить оказалось выше его сил. Он должен был докопаться до правды – любой ценой, даже если придется вытрясти ее из Артемьева.

  От недосыпа, усталости, перенапряжения и постоянного похмелья ужасно болела голова. Любой звук вызывал невыносимые спазмы, сдавливающие череп стальными обручами, и от них не спасало даже обезболивающее. Стас почти ничего не ел – желудок, перегруженный алкоголем, не принимал пищу. Дела же наваливались бесперебойно, не оставляя свободного времени, и это тоже не добавляло оптимизма. Он стал еще более дерганным, наорал на мать, звонившую по поводу танцев, и наводил ужас на задержанных, даже когда просто проходил мимо обезьянника.

  Из коридора доносился шум. Это очень отвлекало, не давая сосредоточиться, но Стас сдерживался, пока мог. Два голоса, пьяно затянувших знаменитую «Мурку», заставили терпение лопнуть. Он резко поднялся, едва не опрокинув кресло, и отправился выяснять причину беспокойства.

  – Что происходит? – осведомился он у дежурного. Тот пожал плечами.

  – Да вот, двух алкашей привезли. Буянят.

  Теперь пение доносилось из допросной. Не долго думая, Стас с силой двинул по двери ногой и проорал:

  – Открывайте, живо! Не отдел, а картонная коробка!

  Пение на мгновение смолкло, а потом раздался громкий хохот. Кровь ударила в голову.

  – Стас, тут такое дело... – выражение лица Вали Михайлова, открывшего дверь, было весьма кислым. Стас, отодвинув следака плечом, вошел внутрь. Ему открылась весьма примечательная картина.

  Допрашиваемых было двое. От перегара, распространяемого ими, можно было задохнуться, пахло какой-то дешевой сивухой и, кажется, мочой. Стас брезгливо поморщился и повернулся ко второму следователю.

  – Здесь что, вытрезвитель? Какого хрена?

  – Бытовуха, Стас, – ответил тот. – Пили вместе, вернулась жена вот этого, – он указал на того, что повыше, – устроила скандал. Соседи слышали. Попыталась выставить, ну и...

  – Жива? – коротко осведомился Стас.

  – Жива, – отозвался Валя. – Надолго ли непонятно, но шансы есть.

  – Ну так и закрывайте их к черту! – вызверился Лазарев. – Устроили тут караоке! Что вы возитесь?

  – Стас... – очень тихо сказал Валя. – Там еще девочка была, дочь. Пропала. Может убежала, а может тоже...

  Стас очень медленно повернулся и подошел к крайнему из задержанных. Тот, поднял на него совершенно пустой взгляд и расхохотался.

  – О, еще мусор! Слышь, полкан, сгоняй за пивком, а? Ну, горит у меня душа, залить надо!

  Он стиснул грязный ворот рубахи, показывая, где конкретно горит, и рванул, так, что чуть не треснула ткань. Стас прикрыл глаза, чувствуя, как по венам растекается кристально чистая ярость, а потом без колебаний обрушил кулак на голову абсолютно пьяного мужика. Тот, нелепо взмахнув руками, упал на пол, и удары посыпались один за другим. Стас бил его ногами, до хруста впечатывая ботинки в ребра, в голову, когда тот пытался приподняться, от опьянения не чувствуя боли. Все напряжение последних дней, собственная усталость, злость, накопленные проблемы выплескивались в безумной злобе, и Стас плохо соображал, что делает.

  Его оттащили. Валя что-то говорил, вытирая кровь из разбитой брови, и Стас с некоторым удивлением понял, что в нахлынувшем дурмане не узнал Михайлова, отвесив и ему. Второй следак, склонившись над неподвижным мужиком, коротко охнул и вытащил телефон.

  – Скорую! В РОВД... И быстро!

  Все казалось каким-то замедленным, заторможенным. Стас, чувствуя, как его начинает трясти от переизбытка адреналина, тыльной стороной ладони вытер испарину со лба и повернулся ко второму задержанному, моментально протрезвевшему под его взглядом.

  – Стас... – Валя насторожено заглянул ему в лицо и отшатнулся. – Ты же...

  – Теперь он, – Стас кивнул в сторону второго, – с удовольствием ответит на ваши вопросы. Так?

  Перепуганный мужик мелко закивал, трясясь от ужаса. Стас повернулся к Вале.

  – Вечно надо за всех все делать, – сказал он и вышел из допросной. Его колотило.

  В кабинете он заметил, что весь измазался в крови, и начал с остервенением оттирать пятна, но лишь размазал их еще больше. Было тошно. Муторно. Саднили разбитые костяшки, головная боль усилилась в разы, а внутри будто прорвался огромный нарыв. Ужасно хотелось отключиться, и Стас, порадовавшись собственной предусмотрительности, достал припрятанную бутылку водки.

  То и дело звонил телефон, но Стас даже не подумал ответить, а потом и вовсе выключил мобильник, не удосужившись взглянуть на имя абонента. Алкоголь не приносил успокоения, туманя сознание, но не снимая боль. Он все еще видел перед собой неподвижное тело на полу, полный ужаса взгляд Вали, и в первый раз в жизни это ударило под дых, выводя из равновесия. Чужой страх, почему-то, не вызвал радости. Он был не уважительный, признающий силу, а другой – пропитанный отвращением и брезгливостью. С каких пор он начал различать оттенки?

  В дверь постучали, но Стас рявкнул, велев оставить его в покое, и стук прекратился. Больше его никто не тревожил. За водкой последовал коньяк, разливший по телу благословенное тепло, и Стас, наконец, провалился в беспамятство.

  Пробуждение оказалось неприятным. На голову обрушился поток ледяной воды, и Стас вздрогнув, распахнул глаза.

  – Какого хрена?!

  – Это ты меня спрашиваешь? – раздался знакомый голос, который Стас предпочел бы не слышать больше никогда в жизни. Он с трудом выпрямился, морщась от боли во всем теле, и отлепил от щеки приставший к коже лист бумаги. Желудок тут же скрутило.

  – Блевать лучше не в кабинете, – предупредил его Костя, внимательно наблюдавший за ним. В одной руке у него был объемистый полиэтиленовый пакет, во второй – пустая кружка. Стас, не доверяя своему голосу, молча показал ему оттопыренный средний палец. Артемьев усмехнулся. – По тебе словно трактор проехался. Не хочешь узнать про того мужика, которого ты избил?

  Вопрос был задан нарочито равнодушно, но в глазах Кости притаилось нечто такое, что Стас тут же посерьезнел.

  – Что с ним?

  – Выживет, – успокоил его Артемьев. – Сломано четыре ребра, разрыв селезенки, черепно-мозговая. Девочку, кстати, нашли. Второй сознался. Она им пить мешала, они ее и выгнали в чем была на улицу. Ублюдки.

  – Жаль, что выживет, – вполне искренне отозвался Стас. Костя помедлил и согласно кивнул. – А мать?

  – Умерла в больнице.

  – Лучше бы наоборот.

  – Лучше бы.

  Разговор можно было бы считать исчерпанным, но Костя не уходил. Вздохнув, он бросил на стол принесенный пакет.

  – Переоденься, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Стаса. Тот нахмурился и, заглянув внутрь, обнаружил там собственные джинсы, рубашку и свитер.

  – Как это понимать? – жестко осведомился он, сверля Костю мрачным взглядом. – Как ты попал ко мне домой?

  – Взял ключи у твоего сына, – пояснил тот, и Стас похолодел. – Прежде чем злиться, взгляни на свой мобильник. Ах да, он же выключен. Поэтому тебе не могли дозвониться.

  – Антон звонил мне? Ночью? – Стас, преисполненный тревогой, зашарил по столу, разыскивая телефон. – Зачем?

  – Твоей матери вечером стало плохо с сердцем.

  Стас замер, словно пораженный громом. С похмелья голова еще соображала плохо, поэтому он сперва подумал, что ослышался, но непривычно серьезный вид Кости свидетельствовал об обратном.

  – Насколько плохо?

  – Тебе лучше поговорить с врачом, – Костя беспомощно развел руками. – До тебя пытались дозвониться, чтобы ты забрал Антона, но без толку. Потом догадались набрать дежурку. Я съездил в больницу, забрал парня, отвез к тебе домой – к счастью, у него были ключи. Потом собрал кое-что из вещей и вернулся в отдел. Переоденься, если не хочешь никого напугать.

  – Ясно.

  Внутри было нестерпимо холодно и пусто. Тревога за мать начисто выжигала все другие ощущения, но мучительный стыд за то, что его не оказалось рядом, когда самым близким людям была нужна помощь, все-таки пробивался наружу. Поднявшись, Стас начал быстро раздеваться, не обращая внимания на присутствие Кости. Кстати...

  – Как ты вошел? – спросил он, прекрасно помня, что запирал дверь на ключ. Артемьев лукаво улыбнулся.

  – У меня очень много разнообразных талантов, а у тебя дерьмовый замок в двери. Прости, не было времени ждать, пока ты проспишься.

  Стас криво усмехнулся. Приходилось признать справедливость упрека, как это было ни обидно. К черту, сейчас не время лелеять собственное самолюбие, нужно срочно узнать, что с матерью. Одевшись, он начал перекладывать все необходимое в карманы джинсов, но Костя, молчаливо наблюдавший за его сборами, внезапно выхватил у него ключи от машины.

  – Эй!

  – За руль ты не сядешь, – отрубил Артемьев. – В зеркало на себя посмотри. Только аварии еще не хватало.

  – И что, мне теперь такси ловить? – опешил Стас, почему-то даже не возмущенный самоуправством. Костя подкинул на ладони ключи и отвел взгляд.

  – Я тебя отвезу, – сказал он. – Раз уж влез во все это...

  – Спасибо, – после паузы, произнес Стас, поражаясь, насколько искренне это прозвучало. Он действительно был благодарен Косте. Тот досадливо дернул плечом.

  – Потом отблагодаришь. Поехали.

  Не спрашивая, Костя повез Стаса в больницу. Тот не возражал – в первую очередь следовало узнать, что с матерью, а Антон был в состоянии пробыть дома один еще несколько часов.

  "Только там жратвы никакой нет, – запоздало вспомнил Стас. – Я же ничего не покупал..."

  – Я там твоему парню всякой мелочевки по дороге купил, – покосившись на него, сказал Костя, очевидно, угадавший его мысли. – Ну там, сыр, колбаса, хлеб. Не беспокойся.

  – Я и не беспокоюсь, – огрызнулся Стас, недовольный, что его читают, будто раскрытую книгу. – Ты можешь ехать быстрее?

  Костя не ответил, но послушно прибавил скорость. Больше они не разговаривали до самой больницы.

  К больной женщине их пропустили сразу, едва взглянув на удостоверения и хмурое выражение лица Стаса. В палату Костя не пошел, оставшись в коридоре, за что Лазарев был ему весьма признателен. Он не был уверен, что сумеет сохранить лицо при виде матери.

  Та спала. Стас осторожно, стараясь не шуметь, подвинул стул к ее кровати. Хотелось взвыть от отчаяния, но он молча смотрел воспаленными сухими глазами на осунувшееся, бесконечно дорогое лицо. Когда появились все эти морщины? Почему, даже сейчас, во сне, она выглядит такой уставшей? Как он не заметил этого раньше?

  Сейчас Стас отчетливо знал: если она умрет, он себе этого простит никогда. На телефоне оказалось двенадцать пропущенных звонков, и при мысли о том, что пришлось испытать Антону, на глазах которого врачи откачивали единственного близкого ему человека, у него вспотели ладони. Он должен был быть там, рядом с ней. Но не был.

  Минуты капали в пустоту бесшумно, но Стасу казалось, что он отчетливо слышит мерное биение времени. Оно походило на пульс огромного живого существа, безразлично наблюдавшего за людьми. Ему было все равно: умрет мать Стаса сейчас или через несколько лет. Это не имело значения – с глобальной точки зрения – но для двух человек было бесконечно важно.

  Стас поднял голову и огляделся. Только теперь он понял, что насторожило его, едва он вошел в палату. Индивидуальная, очень уютная и чистая, в ней были даже холодильник и телевизор – немыслимо для обычной государственной больницы. Стас моментально насторожился.

  Кости в коридоре не оказалось, зато неподалеку обнаружился сестринский пост. Полная улыбчивая девушка, дежурившая на посту, рассказала, как найти лечащего врача, и Стас, решив, что расспросить Костю можно будет и позже, отправился на его поиски.

  – Вы сын Лазаревой? – лечащим врачом оказался мужчина, чуть старше самого Стаса. – Не волнуйтесь, все там будет хорошо. Понервничала она, вот и прихватило. Возраст, знаете ли. Но теперь придется поберечься. И, вы уж простите, но тяжело ей с мальчиком. Не стоит первое время нагружать ее заботами о внуке.

  Это прозвучало как упрек, но Стас его мужественно проглотил. Его интересовало другое.

  – Что нужно из лекарств? Может, можно что-то дополнительно сделать, платно? Я заплачу сколько надо. Кстати, удивлен вашими палатами. Это теперь у всех такие условия?

  Врач выглядел озадаченным.

  – У платников – у всех, – сказал он. – К сожалению, с бесплатными палатами дело обстоит куда как хуже. А список лекарств – у вашего брата. Часть он сразу купил, а остальное...

  – У какого брата? – опешил Стас, совершено не понимавший, о чем идет речь. Врач нахмурился.

  – Тот молодой человек... он сказал, что он ваш брат, забрал мальчика. Тот, кстати, подтвердил, что это его дядя! Что-то не так?

  – Все так, – облегченно выдохнул Стас, мысленно обещая надрать Косте задницу за самоуправство. Брат, называется! – Простите, я слегка не в себе.

  – Вижу, – понимающе хмыкнул врач, оценивший его помятый внешний вид. Стас, тут же напрягшись, одарил его ледяным взглядом.

  – Не сильно-то ерничайте, – довольно грубо произнес он, и лицо врача вытянулось. – Про лекарства понял. А ее, – он мотнул головой в сторону палаты, – на ноги поставьте любой ценой. Если ей станет хуже, я все ваше отделение по стенке размажу. Понятно?

  Не дожидаясь ответа, развернулся и направился к выходу из ординаторской.

  – Сперва сами в гроб вгоняют, а нам потом вытаскивать... – донеслось ему вслед. Стас с силой сжал кулаки, унимая нахлынувшую ярость, а потом стремительно вылетел в коридор, опасаясь совершить еще одну глупость. У палаты его ждал Костя с двумя пластиковыми чашками кофе в руках.

  – Сколько я тебе должен? – без предисловий поинтересовался Стас, сверля его взглядом.

  – За кофе? – изумился Костя, и Лазареву захотелось вцепиться ему в горло. – А, ты об этом... Там ерунда, Стас. Кстати, вот остальной список.

  Он повернулся боком, взглядом указывая на карман, и Стас, протянув руку, извлек оттуда помятый листок. Перечень был не очень длинный.

  – Я одного не понимаю, Костенька, – подняв на него взгляд, поинтересовался Стас, улыбаясь нехорошей, злой улыбкой. – Ты чего это добренький такой? На ласку нарываешься?

  – Дурак ты, Стас, – спокойно ответил Костя и протянул ему кофе. – У меня у самого мать есть. Это – святое. А деньги я с тебя стрясу, не волнуйся. У меня зарплата маленькая, лишнего не водится. До копейки по счету стребую.

  Почему-то от этого полегчало. Стас взял у него чашку, отхлебнул горячую светло-коричневую бурду и поморщился.

  – Какая дрянь. Из автомата?

  Костя кивнул и пригубил из своей чашки. Скривился, но все равно сделал еще один глоток.

  – Кафе закрыто еще, – зачем-то пояснил он. – Ну, какой прогноз?

  – Отдыхать, не напрягаться, – ответил Стас. – Антона придется пока к себе забрать...

  – Почему он вообще живет с бабушкой, а не с тобой? – поинтересовался Костя, и Стас едва не смял хрупкую пластмассу.

  – А тебя это волнует? Не твое дело. Живет и живет. Так... удобнее.

  – Тебе? – с едва заметной издевкой уточнил Костя и покачал головой. – Он был напуган, когда я сказал, что отвезу его домой. К тебе домой. Он так и сказал – к отцу. Не к нам, не к себе, не просто домой. Кстати, у тебя там ничего, симпатично.

  – Поговори еще, – огрызнулся Стас, но как-то вяло, без особого запала. – Дьявол... Он же там один, а тут мать. Не могу ее оставить, пока в сознание не пришла.

  – Она спит, – поправил его Костя и, помолчав, предложил:

  – Давай, я к нему съезжу. У меня сегодня выходной, вообще-то.

  Это было слишком. Стас так тщательно оберегал свое личное пространство, никогда не смешивая семью, работу и любовные связи, строго разграничивая эти части своей жизни. Ему бы и в голову не пришло познакомить с матерью хоть одну из своих пассий, а уж тем более доверить им сына. У него не было друзей – ни на работе, ни в жизни – ни с кем он не сходился настолько близко. Костя опасно приблизился к тому, чтобы стать исключением из правил. Это пугало, заставляло напрягаться, но в то же время нравилось Стасу. Он снова переходил некую невидимую границу, то ли наступая, то ли сдавая позиции. Согласиться сейчас на предложение Кости означало пустить его еще глубже в свою жизнь, и это было почти физически болезненным решением. Стас порылся в карманах и протянул ему документы на машину.

  – Езжай домой. По дороге купи что-нибудь пожрать – побольше. Деньги нужны?

  – Запишу на твой счет, – улыбнулся Костя и спрятал документы. – Увидимся.

  От этого обещания натянулся каждый нерв. Стас на мгновение прикрыл глаза и коротко кивнул, соглашаясь. Увидимся.

  В глазах у Кости мелькнули игривые смешинки, и он, подмигнув в на прощанье, отправился к выходу.

  Домой Стас попал через несколько часов. Поколебавшись, бесшумно открыл дверь своими ключами, и вошел, собираясь застать Костю, если он все еще находился здесь, врасплох. Дома вкусно пахло жареным мясом и еще чем-то, не менее аппетитным. У Стаса, не евшего уже бог знает сколько времени, подвело живот.

  – А это что? – донесся до него звонкий мальчишеский голос. – А горько не будет? Папа не очень любит острое...

  – Значит, положим немного, – весело отозвался Костя. – А что любит твой папа?

  – Не знаю... – в голосе Антона послышалась грусть. – Я больше знаю, что он не любит. Танцы вот, например. А мне они нравятся.

  – А что еще?

  – Когда с ним спорят, – уверенно заявил мальчишка. – Особенно, когда он не прав.

  – Сплетничаете? – нарочито сурово осведомился Стас, встав у них за спиной. Оба кулинара, застигнутые врасплох, синхронно подпрыгнули на месте и обернулись. С лица Антона моментально испарилось все веселье, мальчик насупился и опустил глаза.

  Это больно кольнуло сердце. Его сын только что непринужденно общался с совершенно посторонним человеком, а стоило появиться ему – моментально закрылся. Почему? Неужели все настолько плохо?

  Костя ненавязчиво подтолкнул Антона в спину, и мальчишка неохотно сделал шаг вперед. Стас поморщился. Все это походило на дурной спектакль, а участвовать в низкосортном представлении желания не было. Он шагнул вперед, легонько толкнув Костю в плечо, и приподнял крышку на сковороде. Отбивные внушали оптимизм.

  – Мы есть будем?

  – Будем, – подтвердил Костя. – Тох, покажи, что мы тут сделали.

  Сокращение резануло слух, но Антон, казалось, был в восторге. Он снова заулыбался и пододвинул к отцу огромную миску с салатом.

  – Я еще пирог хотел, яблочный, – неуверенно сказал он, глядя на Стаса с плохо скрываемым испугом, – но дядя Костя сказал, что не умеет. А бабушка скоро поправится?

  – Скоро, – заверил его Стас, а затем, поколебавшись, протянул руку и потрепал Антона по волосам. – А ты пока здесь побудешь. Хорошо?

  – Ладно, – понуро кивнул погрустневший мальчишка. – Только...

  – Что – только? – закипая, поинтересовался Стас, и Антон отпрянул. Костя быстро вклинился между ними.

  – Тох, быстро ставь все на стол, жрать хочется – ужас. Ну, давай, пошевеливайся, чего застыл, рядовой?

  – Слушаюсь... – бодро начал мальчишка и замялся. – А ты кто?

  – Капитан, – усмехнулся Костя, кивнув на звездочки. – Так что выполняй!

  Антон молнией кинулся накрывать на стол, забыв про все остальное. Костя повернулся к Стасу.

  – Что говорят врачи?

  – Надо же! – притворно изумился Стас. – Ты не собираешься пропесочить меня по поводу азов воспитания детей?

  – Это твой сын, – понизив голос, ответил Костя, и его взгляд моментально поменялся, сделавшись жестким. – И твоя территория. Я могу уйти, если хочешь.

  Стас не хотел. Он бы предпочел, чтобы Костя остался, хотя это было бы вопиющим нарушением привычного образа жизни и основного правила – не приводить в дом, да еще и при Антоне, своих шлюх. Только вот Костя совсем не попадал под эту категорию, да и вдобавок он уже и так каким-то образом умудрился просочиться внутрь его маленького мира. Как, в свое время, это сделал Антон, ставший частью его жизни против воли Стаса. Может, так оно и должно быть?

  Стас отмахнулся от неуместных мыслей и посмотрел на все еще ожидавшего его ответа Костю.

  – Оставайся. Зря, что ли, готовил?

  Потом, когда все было съедено, посуда загружена в посудомоечную машинку, а совершенно счастливый Антон умчался в свою комнату, наступила неловкая пауза. Костя курил у распахнутого настежь окна, а Стас не мог найти подходящих слов и разрывался между диаметрально противоположными желаниями.

  – Он хотел попросить, чтобы ты не оставлял его одного так надолго, – наконец произнес Костя, взгромоздившись на подоконник и глядя на улицу. – Стас, ты что, запирал его дома на полдня?

  – А что мне было делать? – скривился тот, вспоминая, как приходил домой далеко за полночь, только бы не терпеть повисшее дома напряжение. – Он упрямый, вбил себе в голову эти танцы чертовы. Если бы он еще раз про них заикнулся, я бы точно не выдержал.

  – Что плохого в танцах? – недоуменно поинтересовался Костя и затушил сигарету. Он так и остался сидеть на подоконнике, повернувшись спиной к открытому окну, и Стас некстати вспомнил, что до земли восемь этажей. Повинуясь смутному, не до конца осознанному порыву, он подошел ближе и встал между его расставленными, словно таким образом мог защитить его от падения.

  – В танцах... – протянул он, глядя поверх Костиного плеча на стекла домов, в которых отражались лучи заходящего солнца. – Они не воспитывают характер. Это... бабское, не для парня. Нахрена ему эти танцульки, тряпки-шмотки? Вырастет потом... нечто. Не мужик и не баба, так... пидор.

  – Я вот, например, всю жизнь занимался борьбой, – заметил Костя и, будто невзначай, провел пальцами по его руке от плеча и до локтя. – Очень такой мужской спорт. Но, как видишь, не уберегся. Есть и во мне... это вот самое, как ты выразился.

  – Нет, – очень серьезно ответил Стас и посмотрел прямо ему в глаза. – В тебе – нет. Я тогда зря глупость ляпнул.

  Костя несколько мгновений внимательно разглядывал его, а потом на его губах заиграла улыбка.

  – Ты только сразу меня не убивай, хорошо? – шепотом произнес он и, прежде чем Стас успел опомниться, обхватил его за шею, притягивая к себе. Поцелуй вышел долгий. В первый момент, осознав, что происходит, Стас действительно хотел оттолкнуть его, но вовремя вспомнил об открытом окне. А потом...

  Не зря в каком-то фильме кто-то сказал, что поцелуй куда интимнее, чем секс. Стас всегда считал это романтическим бреднями, да целоваться не особо любил, предпочитая переходить к более существенным действиям. И когда его совершенно немыслимым образом склинило на Косте, он все-таки даже не мог представить себе, что будет целовать мужчину, да еще и получать от этого необычное, рвущее голову удовольствие.

  Поцелуй с женщиной был естественен. Нормален. Выражение благодарности, привязанности, желания, в конце концов. Так зачем же сейчас? Трахаться они не собирались – сдерживало присутствие ребенка, хотя Стас был не прочь. Признательность? Со стороны Кости? За что? Да и кто бы догадался благодарить так? Симпатия? Еще большая чушь. Хороший секс – это просто хороший секс и ничего большего. Тогда зачем? Стас не был уверен, что ему нужен ответ.

  Было достаточно ощущения твердых обветренных губ, на которых сохранился вкус табака. Горьковато-терпкие, они послушно раздвигались, чтобы впустить его язык, и потом внезапно ускользали, подразнивая, но не прерывая контакт до конца. И от этих полуприкосновений, невесомых касаний, между ними, как между соприкоснувшимися электродами, пробегали искры.

  – Так почему он живет с бабушкой? – немного охрипшим голосом поинтересовался Костя, когда они отстранились друг от друга. Стас несколько мгновений раздумывал, не скинуть ли и в самом деле нахала с подоконника, а потом придвинулся ближе.

  – Знаешь, какое у меня раньше прозвище было, до того, как я стал начальником отдела? – очень тихо, вымораживающе, произнес он на ухо Косте. Тот мотнул головой, задев подбородком плечо Стаса. – Лазарь. Думаешь, из-за фамилии? Не совсем. Я, когда в Чечне служил, почти сдох. Стреляли в меня. Ну, там во всех стреляли, но в меня, к сожалению, попали. Все думали, что я умер, кроме приятеля одного, который меня и вытащил. Тот еще дурак – трупак вытаскивать. А я, представляешь, воскрес. Вот и окрестили меня Лазарем.

  Он слегка отстранился и обхватил ладонями костино лицо, заставляя смотреть себе в глаза.

  – А потом, уже здесь, в меня опять стреляли, Костенька. И опять попали, сволочи. И я, по всем прогнозам, сдохнуть должен был еще до приезда скорой. А я вот, живой, как видишь. А гаденыш тот – в земле вместо меня. Меня нельзя убить.

  Он неосознанно сместил руки ниже, поглаживая большими пальцами пульсирующую на горле жилку, и Костя ощутимо напрягся, но освободиться не попытался.

  – А вот Антона – можно, – слегка ослабив хватку, продолжил Стас. – Вокруг меня, случается, палят. Поэтому ему лучше быть подальше. Понятно?

  – Более чем, – вздохнул Костя. – Но это как-то... неправильно.

  – Привыкай, – безжалостно разочаровал его Стас. – В жизни ничего и никогда не бывает правильно. А если тебе показалось так, то это иллюзия, Костенька. Просто иллюзия.

  Воцарилось молчание. Каждый, казалось, думал о своем, но это не напрягало, а казалось естественным.

  – Пойду я, – Костя легонько толкнул его в плечо, собираясь встать, и Стас отстранился. Волшебство закончилось, вернулась реальность, в которой были нерешенные проблемы, больная мать и десятилетний ребенок, которого не стоило оставлять одного. И Стас решился.

  – Если уж из тебя такая хорошая нянька вышла, – попустив в голос немного сарказма, сказал он, провожая Костю в коридор, – то, может, ты присмотришь за ним завтра? Я предупрежу в школе, что его заберет... дядя. Побудь с ним пару часов и вали куда хочешь. А там и я уже вернусь.

  – Чего не сделаешь, лишь бы не работать, – пошутил в ответ Костя и кивнул. – Но, Стас, каждый день это не прокатит. У меня тоже дел по горло.

  – Разберемся, – буркнул Стас и бесцеремонно вытолкал его за дверь, понимая, что еще немного, и присутствие Антона будет его очень мало волновать. Костя понимающе хмыкнул на прощание и, насвистывая себе под нос какую-то простенькую мелодию, сбежал вниз по лестнице, игнорируя лифт. Спортсмен, хренов. Стас проводил его взглядом, захлопнул дверь и, обернувшись, обнаружил в коридоре Антона, который смотрел на него распахнутыми глазами.

  – А он еще придет? – с надеждой поинтересовался мальчишка, и Стас не знал, радоваться ли ему, что Антон впервые после ссоры сам обратился к нему, или злиться, что это произошло из-за Кости. Подумав, он выбрал первый вариант.

  – Он завтра заберет тебя из школы. Учительнице скажешь, что он твой дядя, как и в больнице. Кстати, кто это придумал?

  – Дядя Костя! – обрадовано сообщил ребенок. – Он хороший, правда? Он мне понравился. А можно мы завтра погулять сходим?

  – Сами решите, что делать, – отрезал задетый за живое Стас. Ему Антон никогда не предлагал куда-нибудь сходить. Или он не слышал? – Я, кстати, тоже, может быть, гулять хочу. Пойдем?