Текст книги "Антиутопия (ЛП)"
Автор книги: prufrock's love
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
О, спасибо тебе, Скалли. Неужто ты вколола мне обезболивающее? Да, теперь уже не так больно, но мне кажется, ты боишься, что я ускачу на одной ноге.
И правильно. Как только смогу, сразу же исчезну.
Но не прямо сейчас. Прямо сейчас я буду лежать тут, в кровати, наполненной твоим запахом, погружаясь в приятную полудрему, и видеть сны о том, чему уже не суждено случиться.
А знаешь ли ты, что я всегда мечтал жениться на тебе, Скалли? Не знаешь? Конечно, нет. Кто бы мог подумать: Фокс Малдер, закоренелый холостяк, хотел жениться на Дане Скалли! Это первая женщина, удостоившаяся столь высокой чести. Мне, ясное дело, виделась не обычная церемония с белым платьем, смокингом и прочей ерундой, и уж тем более не в церкви, куда ты бы меня непременно затащила. Я бы отвез тебя куда-нибудь, где тепло и солнечно и полным-полно пляжей, и мы занимались бы с тобой любовью с утра до ночи. А потом – усыновили бы кучу детишек и поселились в загородном доме с белым заборчиком. Я бы и про кольцо не забыл. Уж нашел бы, откуда его взять. Из левого нагрудного кармана куртки, если уж совсем начистоту.
Господи, какой же чушью все эти мечты кажутся теперь…
А ведь еще я хотел бегать по всей стране за маленькими зелеными человечками и делать глупости, когда и как мне хотелось. Жить, изображая из себя мачо, посылая небесам пустые угрозы и потрясая кулаком. Продолжать делать из своей напарницы идеал и, как жалкий подросток, пялиться на нее днем, не отводя глаз, а ночью кончать в гордом одиночестве, вспоминая о своих впечатлениях.
Даже в Прошлом я был ублюдком.
О господи, мне же больно, Скалли!
Ты что, черт возьми, вытворяешь?
Что бы она ни делала, я, разумеется, это заслужил. Постараюсь не терять сознание, чтобы отстрадать все, что мне положено.
Нет, кажется, не получится. Прости, Скалли.
… Ох, я кажется, опять заснул в номере Скалли или у нее в квартире, чего моя напарница на дух не переносит. Порой, когда я лежу неподвижно, то мне удается немного послушать ее, прежде чем Скалли догадается, что я не сплю, и не выгонит меня взашей. Как же жалко выглядит взрослый мужик в такой роли, но на сегодняшний день интимность наших отношений по-прежнему этим и ограничивается. Спасибо чертовой пчеле.
Я слышу, как она ходит по комнате… Пахнет вкусно… Завтрак. Наверное, готовит. Или в гостинице заказала. Ой! Обожглась. Оказывается, это сексуально, когда женская грудь вот так подскакивает от резких движений. Мужчинам никогда не узнать, на что похоже это ощущение. Большинству, по крайней мере. Такой приятный вес, соски трутся о ткань… До чего же здорово.
Так, минуточку, а я-то с какой стати все это чувствую?
Ах да, апокалипсис. Колонизация. Серые. Цивилизация исчезла, хаос правит миром. Я продал душу дьяволу в обмен на жизнь Скалли, и теперь я наполовину медиум, а наполовину – спятившая машина для убийства.
А еще у меня жутко болит нога, и хочется в туалет.
Жизнь – дерьмо.
А почему я голый? Голый, чистый и выбритый?
– Твоя одежда почти высохла, Малдер. Мне пришлось ее отстирать, а заодно заняться и тобой – ты был весь в грязи. Хватит притворяться, открой глаза, – звучит рядом женский голос. Ничего не поделаешь, придется подчиниться.
Какая же она красивая. Сколько ей сейчас? Сорок? Сорок один? Выглядит куда моложе. Может, я постарел за нас обоих? Даже затрудняюсь вот так сразу ответить, какая именно часть ее тела мне нравится больше всего этим утром. Не считая традиционных любимчиков, мой выбор падает на ее живот. Он плоский. Плоский, как доска. Я уже видеть не могу женщин с огромным пузом, которые собираются в очередной раз подарить кому-то жизнь – жизнь, как правило, короткую, уродливую и никому не нужную. А Скалли я могу обхватить за талию обеими руками. Следующий пункт – разумеется, ее поясница – мой давний фаворит. Татуировка, ярко выделяющаяся на фоне белоснежной кожи. Я, впрочем, могу только представлять себе эту картину, поскольку саму татуировку так ни разу и не видел.
Но сейчас на первый план выходит другое желание – сходить в туалет.
Какая бы гадость ни была в том шприце, она мне определенно по вкусу.
О, еда. Скалли приносит что-то с восхитительным запахом и пытается накормить меня с ложки. Нет уж, спасибо, сам как-нибудь справлюсь. У меня же нога болит, а не руки. Просто дай мне тарелку и оставь меня наконец в покое.
Теперь она дуется на меня в противоположном конце комнаты. Вот и прекрасно. Разозлись на меня как следует, презирай – я ведь все равно скоро уйду. И лучше, если ты будешь меня ненавидеть, а не продолжать жить с этой безумной уверенностью в том, что ты меня любишь. Малыш подсаживается ко мне, и я предлагаю ему немного овсянки. Он съедает только одну ложку: запах у каши куда лучше, чем вкус. Только Скалли могла такое сотворить с овсянкой. Отставив тарелку, он прижимается ко мне, как будто я добропорядочный отец и его законное место – рядом со мной. До того, как забрать Скалли, я никогда не проводил с ним много времени, хотя мы все время друг друга слушали. Я сказал правду: он хороший мальчик. Поразительно, что он мой сын.
В конце концов я надеваю на себя какую-то одежду и добираюсь до туалета, после чего Скалли предлагает мне сделать еще один укол. Она перебинтовала мне ногу, и если на нее не наступать, то почти не больно, поэтому я отказываюсь, покачав головой. Скалли настаивает, что лодыжка сильно повреждена, и все равно вкалывает мне еще одну дозу.
Зачем ты меня вообще спрашивала, Скалли, если у меня не было выбора?
По той же самой причине, что я спрашивал тебя, хочешь ли ты заняться со мной сексом. Даже откровенная ложь звучит приятно, если это то, что хочется услышать.
Надеюсь, я не сказал этого вслух?
Наверное, она вколола мне лошадиную дозу демерола, потому что я внезапно превращаюсь в милого и очень счастливого агента ФБР. Обожаю демерол. Обожаю Скалли, своего сына и свой дом. Черт, даже этот плед и стены такие замечательные. Дай мне еще этой штуки, Скалли, и я останусь тут навсегда. Демерол чудесным образом помогает мне победить эту темноту в себе самом.
Просто накачивай меня наркотой и держи у себя в кровати, как секс-раба, детка.
Это, кажется, из песни «B-52».
«Я твой секс-раб, де-е-етка».
Иди же ко мне и люби меня, Скалли. Будем спать в обнимочку, как сонные котята. Или усопшие кролики. Нет-нет, никаких кроликов. А ты все равно не придешь и не станешь меня любить, Скалли. Ну и ладно, тогда я просто полежу тут с глупой улыбкой на губах. Мой маленький сладкий кролик.
Что за чушь я несу?
Из Скалли вышла неплохая мать, точь-в-точь как я и предполагал. Искупав Малыша, она читает ему «Баю-баюшки, луна»: он обожает эту книжку. А нашел ее я и иногда, сидя у костра неподалеку от колонии «451», читал ее сыну, а он слушал – мысленно, разумеется. Да, Кровожадный Малдер любит детские книжки. Попробуйте меня подразнить на эту тему, и я отстрелю вам башку. Никто меня не дразнил, впрочем, а кое-кто даже просил почитать вслух, но я не стал. У меня были и другие книжки для Малыша. Доктор Сьюз, и «Маленький принц», и «Щедрое дерево» – истории, которые напоминали мне о детстве и о Прошлом. До того, как стать Антихристом, я даже раскопал где-то сборник рассказов про Барни. Скалли, наверное, нашла его в моем рюкзаке. Малыш слышал эти истории тысячи раз, но прежде никогда не видел сами книги.
Мои веки тяжелеют, и как я ни пытаюсь держать глаза открытыми, чтобы еще мгновение полюбоваться картиной семейного уюта на диване, но ничего не выходит. Я проигрываю эту схватку и уплываю в мир сновидений.
…Кто-то сидит рядом со мной на постели. И пахнет этот «кто-то» очень приятно. Перед глазами до сих пор плывет, и все, что я вижу – размытые очертания женской груди. Ммм… ради такого стоило проснуться…
Скалли.
А ну-ка, посмотрим как следует: может, эта грудь ничем не прикрыта?
Нет, увы. А еще и лодыжка чертовски сильно болит.
Повернув голову набок, я вижу, как в мое плечо снова впивается игла. Ого, ну и шишка, Скалли. Можно мне хоть в туалет сходить, прежде чем я опять отключусь?
– Так у тебя лекарство скоро кончится.
– Это последняя ампула, – говорит Скалли, укладывая меня на кровать. – Она неполная, так что даже не знаю, будет ли от лекарства толк. Я перевязала тебе ногу, одежда высохла. Если хочешь, вставай и уходи.
Она мне разрешает! Тогда я уйду, Скалли! Прямо сейчас! Нет… не прямо… Сперва полежу чуть-чуть. Ничего себе «неполная«…
Она такой выглядит очаровательно в этой слишком большой футболке, которую я прихватил для нее в Болдере, и толстых теплых носках. Мы словно давние любовники, отдыхающие в своем летнем домике и готовящиеся ко сну.
В Прошлом.
Но теперь уже не Прошлое. И я не тот, кем был прежде.
Это невозможно выносить. Даже с демеролом.
– Отойди от меня, Скалли.
– Почему? – спрашивает она таким же голосом, которым Саманта когда-то заявляла «Тебе меня не заставить, Фокс!»
«Почему»? Как она может задавать такой вопрос? Почему? Ей что, мать твою, перечислить весь список причин?
– Да, почему? Почему, Малдер? И объясни, зачем ты вообще пошел на все эти жертвы? Чтобы потом просто бросить меня?
– Потому что я обещал.
Я уже несколько лет не произносил столько слов за один день. Иногда я даже забываю… забываю, что могу говорить вслух.
– То есть вот что ты, оказывается, мне обещал? Оставить меня одну неизвестно где, чтобы самому уйти куда глаза глядят и заниматься самобичеваниями из-за того, как вынужден был выживать эти годы? А как же «никаких вопросов»?
Не знаю, что на это ответить. Я совсем разучился спорить и в последнее время обычно избирал тактику наименьшего сопротивления: стрелял в каждого, кто осмеливался со мной не согласиться. Молчание – золото, поэтому я просто закрываю глаза, дабы снова погрузиться в свои наркотические грезы.
Но не тут-то было. У Скалли, оказывается, другие планы. Ее губы внезапно касаются моего лба, а маленькая рука гладит меня по бедру, и даже сквозь анальгетический ступор мое тело реагирует на эти прикосновения. Если бы я мог встать, то убежал бы немедля.
– Прекрати, – говорю я, но мой жалкий протест звучит абсолютно неубедительно: я бы отдал все что угодно, чтобы Скалли хоть раз занялась со мной любовью по собственной воле.
Но она даже не отвечает, только грубо перекатывает меня на спину и стягивает мое белье. Когда до меня доходит, что она собирается делать дальше, я отталкиваю ее – грубее, чем планировал. Ну уж нет. Я ей не позволю. Оральный секс – не секс, так ведь, господин Клинтон? И если какая-нибудь шлюха сделает мне минет в обмен на виски или сигареты, это ведь не предательство? Это просто услуга – как постричься или поменять масло в машине. Даже убийцы бывают одиноки. Стоять на месте, спустив штаны и ничего не делая – вовсе не преступление. Но я не хочу низводить Скалли до уровня тех женщин, тем более в такой момент – когда собираюсь оставить ее навсегда.
От моего толчка Скалли растянулась на полу около кровати. Прости, Скалли, я не хотел.
Конечно, ясное дело – не хотел.
Волосы закрывают ей лицо, поэтому я не вижу ее выражения, а мысли, сказать по правде, просто не решаюсь подслушать: у нее, как-никак, оба моих пистолета. А потом до меня доносятся всхлипывания. Скалли так и лежит на полу, сжавшись в невероятно маленький комок, и просто плачет. Я жду, что она сейчас перестанет, но этого не происходит, и в следующий момент рыдания становятся настолько сильными, что мне начинает казаться, будто она вот-вот захлебнется рыданиями. Так она плакала тогда, в бункере, когда наступил конец света. Я на пальцах одной руки могу пересчитать, сколько раз видел ее слезы, и уж тем более не думал, что однажды это произойдет потому, что я не позволил ей сделать мне минет.
Я к ней не подойду. Ни за что.
Слава богу, рыдания все-таки постепенно стихают. И теперь она просто сидит, подтянув колени к груди. Ну вот и славно, а теперь вставай и иди спать наверх, Скалли. Оставь меня, пока не поздно, и утром ты меня уже не увидишь, обещаю.
– Я знаю, что такое пост-травматический стресс, Малдер. И каково существовать под бременем вины, которую чувствуют выжившие. Почему ты отвергаешь мою помощь? Чего ты боишься?
Она заслужила ответ. Мои губы словно свело, но через какое-то время я все же выдавливаю из себя слова.
– Скалли, я тоже знаю, что это такое. А еще я знаю, что подчас наступает момент, когда лобная доля мозга больше не может воспринимать негатив и просто отключается, позволяя животному инстинкту взять верх. Так я и существую большую часть времени. Могу убивать, не чувствуя никакого сострадания. Господи, Скалли, я даже могу убить человека, а через секунду испытать оргазм. Ты не представляешь, что мне доводилось делать, Скалли.
Малыш Джон уже тут как тут: тащит ей полотенце, чтобы вытереть слезы: он явно переживает. Я мысленно велю ему посидеть где-нибудь одному, но он делает вид, что не слышит. Маленький упертый проныра.
Весь в меня.
– Ошибаешься. Я все знаю, Малдер, даже самые ужасные вещи, – говорит Скалли, снова садясь рядом со мной на кровать и захватив с собой Джона. – И тем не менее люблю тебя.
У меня нет времени хорошенько осмыслить эти волшебные слова, потому что мой разум разрывается от вопросов. Что она знает? Что я нашел ее яйцеклетки? Знает о других женщинах? Диане? Кристине? Марите? Тех, с кем я провел одну ночь? О шлюхах? О том, насколько эгоистично я воспользовался ситуацией той ночью в бункере? О том, как помогал Серым? О том, что позволил ее матери умереть? Она знает об Индии? О Канзасе? О том, что я кончил, слушая, как она трахается со Скиннером? О том, что ударил Мариту? О том, что убил… кого? Кого из всех этих людей? Скиннера? Она знает про Малыша и про двух детей, которых я пристрелил на этой неделе, и про то, что я избил Гибсона. Про то, что в той коробке была чья-то голова. Что это было скорее изнасилование, чем секс по обоюдному согласию.
Слава богу, она хотя бы не читает мысли.
– Ты все это время старался сдержать свое обещание и вернуться за мной, во что бы то ни стало. И знаешь, что, Малдер? Посмотри на меня!
Я подчиняюсь.
– Я никогда не пыталась остановить тебя. А значит, несу ровно столько же ответственности за все случившееся, но ты почему-то не испытываешь ко мне ненависти. Разве не так, Малдер? Тебе хоть раз приходило в голову, что если бы не я, ты преспокойно остался бы в том бункере, отсиделся там вместе со всеми и играл бы с Фрохики в покер на свою видеоколлекцию?
Интересная мысль. Никогда об этом не думал.
Но Скалли стоила всех жертв, что я принес ради нее.
Поэтому я все равно уйду.
Завтра.
– Все это время я день за днем молилась, чтобы ты пришел за мной. Так есть ли у меня право упрекать Бога за то, что он ответил на все мои просьбы не так, как мне бы того хотелось?
Отлично, давай еще и твоего драгоценного Бога сюда приплетем. Это же тот парень, который говорил «жена да убоится мужа своего», а еще, кажется, весьма одобрял пословицу «пожалеешь розгу – испортишь ребенка». Так, Скалли?
Кстати ты его упомянула, ничего не скажешь.
– А если я ударю тебя? Или Джона? А что, если…?
– Хватит. Я не мученица, Малдер, и не боксерская груша. Но и ты не из тех, кто бьет жен. Ты мой лучший друг, мне ли тебя не знать? Как врач я могу со всей ответственностью заявить, что остаться здесь было бы лучшим решением для тебя. Тебе нужен покой, нужно побыть вдали от других людей, от воспоминаний, от переживаний. Ты должен сначала переработать все, что уже пережил за это время. Как агент ФБР, а теперь, судя по всему, еще и мать я могу столь же ответственно заявить, что если ты причинишь боль мне или Джону, то мало тебе не покажется. Я люблю тебя, хочу быть с тобой, и я помогу тебе, но на моих условиях, Малдер.
Я слышал, что она сказала.
Что любит меня. Хочет быть со мной. Жена. Мать.
– Принеси мою куртку и открой передний карман.
Я, наверное, совсем плох, раз в самом деле сказал это. Но теперь уже поздно: слово не воробей.
Скалли выполняет мою просьбу и достает из кармана кольцо.
– Надень его, – говорю я. – Это обручальное кольцо моей бабушки, я всегда собирался подарить его своей будущей жене.
Платиновое украшение с брильянтами садится как влитое – туда, где ему полагалось быть уже давным-давно.
Скалли поднимает руку и внимательно изучает кольцо.
– Какое красивое. Твоя бабушка, наверное, была миниатюрной женщиной. Идеально подходит.
– Да нет, Скалли, это я его уменьшил. Еще лет десять тому назад.
На ее лице появляется нежность, но к ней явно примешивается какая-то тревога. Я не слушаю – это было бы несправедливо.
– Могу твердо пообещать тебе лишь одно Скалли. Что никогда не полюблю никого другого. Что не причиню боли ни тебе, ни Малышу, и никому не позволю это сделать. Но я не могу пообещать, что останусь.
Скалли ложится на кровать рядом со мной, и я, не прикасаясь к ней, выключаю лампу. Джон уже свернулся калачиком у стены и сладко спит.
Еще одна ночь. Только одна ночь вместе.
– Ты помнишь слова Мартина Лютера Кинга, Малдер? О том, что подчас увидеть звезды можно лишь тогда, когда наступает полная темнота? – Скалли поворачивается ко мне и продолжает: – И ты, и я без колебаний пожертвовали бы собой, чтобы спасти наше Прошлое, в этом нет сомнений. И ты ничуть не изменился и здесь, в Настоящем, делал ровно то же самое. Ты отказался от своего… покоя, чтобы спасти меня, а я отказываюсь ненавидеть тебя за это. Я люблю тебя, Малдер.
Она сказала это. Снова.
– Скалли, темноты во мне слишком много.
Она берет меня за руку.
– Я понимаю, что иногда ты будешь тонуть в ней. Но рано или поздно все равно поднимешь голову и увидишь звезды. И тогда ты снова вернешься к нам. Потому что обещал.
Еще одна ночь, повторяю я себе и закрываю глаза.
Еще одну ночь я могу притворяться тем, кем не являюсь на самом деле.
А завтра…
Завтра будет завтра.
– Ты по-прежнему не веришь в Бога, Малдер? – спрашивает Скалли мягко и прижимается ко мне.
– Нет. – Этому спору уже не первый год. – Бог – это Генри Форд, «Смит-энд-Вессон» и темное вещество в абсолютном вакууме. И больше ничего.
Нет такого Бога, который допустил бы, чтобы мы жили в этой полной мрака антиутопии. Я не желаю в него верить. Я хочу верить в Бога, который защищает слабых и дарует покой измученным. Того, который спасает невинных детей и помогает возлюбленным воссоединиться.
– А я верю в Бога, Малдер. И верю, что Он слышит наши молитвы. Просто иногда Бог посылает нам испытания для нашего же блага, чтобы мы ценили то, что добыли таким трудом. И неважно, хорошо это или плохо, Малдер, и пусть даже подчас плохое и перевешивает. Вот в такого Бога верю я.
Любить вопреки всему. Верить, несмотря ни на что. Выживать любой ценой. Невинные дети, покой для измученных и воссоединение возлюбленных. Бог, защищающий слабых, тех, кого я защитить не смог. Заставляющий нас ценить то, что имеем. Это хорошо или плохо, Скалли?
Она когда-то сказала мне, что каждое принятое нами решение приводит нас определенному моменту во времени. Мне тяжело принять, что все ужасные вещи, что я видел и совершил, привели меня сюда – к тому, что сейчас, в самый разгар конца света, я лежу в одной постели со Скалли и своим сыном, прислушиваясь к их мерному дыханию.
Но так оно и есть. И на то должна быть причина.
– Скалли? – окликаю я ее, уже засыпая. – Может быть.
– Может быть что, Малдер? Может, Бог и впрямь существует, или может, ты будешь здесь завтра утром?
– Да, Скалли. Может быть.
***
Моя религия – это глубоко прочувствованная уверенность в существовании высшего интеллекта, который открывается нам в доступном познанию мире. Я не могу поверить в Бога как в существо, которое оказывает непосредственное влияние на поступки отдельных людей или вершит суд над своими созданиями. Моя вера заключается в смиренном поклонении духу, несравненно превосходящему нас и раскрывающемуся нам в том немногом, что мы способны познать нашим слабым, бренным разумом.
Альберт Эйнштейн
Комментарий к Часть третья
(1) Вымышленная высокотехнологичная раса в сериале «Звездный путь». У Борга нет полноценных индивидуумов: все отдельные организмы, представляющие собой гуманоидов-киборгов с усовершенствованными во многих отношениях возможностями, объединены в единый «коллективный разум».
