355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » PallVan1987 » Причина - не прощает насилие (СИ) » Текст книги (страница 5)
Причина - не прощает насилие (СИ)
  • Текст добавлен: 22 декабря 2020, 18:30

Текст книги "Причина - не прощает насилие (СИ)"


Автор книги: PallVan1987



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Алфи встал на ноги и начал расхаживать по комнате, взад и вперёд, взад и вперёд.

– Я думал о тебе все эти недели! Места себе не находил! – метался еврей.

Девушка не реагировала, наблюдая своё отражение и продолжая молчать, оперившись спиной о боковину кровати и словно не замечая Соломонса разводя ноги.

– Я чувствую, что не могу без тебя уже, Ева! Я очень сожалею о содеянном, черт побери!

Мерил он шагами комнаты.

– У меня когда-то была девушка. Такая же как и ты, скромная и нежная, но я её упустил, а тебя – никогда! – распинался он, игнорируя движения Евы на полу, продолжая изливать душу, – Ева, пожалуйста, прости меня и… – Алфи опустил глаза.

Еврей опустил глаза ниже и ещё ниже, замечая как девушка сидит с разведенными ногами, демонстрируя себе и ему через зеркало кровавую промежность, а в ней – распрямленный металлический плечик.

Руки в крови, светлый паласик и платье её были запачканы кровью, пока сама девушка смотрела на свое отражение, и периодически со страхом смотря на мужчину.

Алфи побелел, остолбенел на секунду и тут же опустился к ней, встав на колени, дотрагиваясь до её ног, сострадающие бегая глазами, нахмурив от негодования брови.

– Что ты делаешь?!

Он был растерян до ужаса, не понимая происходящего словно это кошмарный сон, который вот-вот закончится, стоит только сильнее испугаться за жизнь девушки.

– Нет, Ева! Милая моя, нет! Как так вышло?!

Соломонс держа её коленки опустил голову, а после резко задрал платье, рассматривая слегка подросший животик, а если быть точным – слегка выпирающую матку на плоском животе.

– Беременна?! Ты беременна?! – закричал он, неожиданно прижимая к себе её зареванное лицо, начиная громко хныкать сам и поглаживать Еву по волосам.

Ева завыла сильнее, руками касаясь рубашки еврея, оставляя на ней следы крови и слез, пачкая манжеты и грудь.

– Что ты наделала, Ева?! – едва ли не рычал он как дикий зверь, опуская глаза на истекающее лоно, а после вновь поднимая и смотря на себя самого в отражении, ненавидя его больше всего на свете, – Я так хотел его! – вопил Соломонс, отпрянув от девушки, видя как кровь бежит по железному основанию от каждого её вдоха, всхлипа и крика, – Там же растёт мой ребёнок!

Ева плакала и смотрела в сторону.

– Господи, почему ты ничего мне не сказала?! Почему ты промолчала?! – возмущался он, притрагиваясь рукой к «крючку», пытаясь вынуть его максимально бережно, но Ева тут же закричала от боли и поджала ноги к животу, а Алфи встретил новую порцию крови на руках.

– Почему ты мне сказала?! Я заслужил, блять, знать! – начал беситься еврей, понимая что ничего не может сделать, видя как Ева насмехается над ним сквозь боль и кровь.

Она в миг обезумела и заразила этим Алфи.

– Тебе его даже не жаль?! – кричал он на весь особняк, – Зачем ты избавляешься от него, Ева?!

Девушка протерла рукавом лицо.

– Чтобы тебе сейчас было также больно, как и мне когда-то! – выплюнула она последнее.

Алфи рухнул на колени возле неё, пытаясь поднять девушку и уложить в постель.

– Не трогай меня! – рявкнула Ева.

– Милая, Евушка, девочка… – бормотал он, укладывая её на кровать, – Не дергайся, прошу тебя… – опустил он её бережно, зачем-то в неврозе накрывая девушку одеялом и протирая свои глаза, – Не своди ноги, – бормотал он, – Не делай себе хуже. Ты сама не ведаешь, что творишь!

Ева лежала, смотря в потолок. Ей плевать на клокотание Алфи. В коридоре и на лестнице стоял шум поднимающихся обитателей.

Мужчина положил грубую руку на девичий животик и, поглаживая, забормотал.

– Папа тебя не даст в обиду, маленький. Папа даст тебе жизнь.

Ева откинула ладонь еврея.

– Чтоб вы оба сдохли!

– Зачем ты так, а?! Ты же его выносишь, родишь и ещё будешь любить больше всех на свете, да? – поправлял одеяло еврей, смотря в одну точку, слыша вместе с девушкой крики и топот приближающиеся к двери, протирая свои мокрые глаза.

========== Глава одиннадцатая ==========

Тем же вечером

Алфи смотрел в одну точку, пока Ева заливала кровью кровать.

Секунда, две, три и в комнату влетел Томас, а за ним как верные псы все остальные братья.

Наверное, только глухой не мог услышать вопли и крики еврея, визг Евы и безумную перепалку.

И только слепой не мог заметить какая заплаканная Ева и какие красные глаза у Алфи.

«Причём тут он?» – подумал кто-то из братьев, а сам Томас понял всё ещё внизу.

Перед ним сидит змея, которую он пригрел на своей груди. Эта змея нагло смотрела на его дочь, которая до встречи с этим евреем была счастливым подростком. Она талантлива и умна, могла бы стать отличным врачом или певицей в хоре, но Алфи задушил весь её потенциал, все их старания пошли на смарку.

А Томас смотрел на залитую кровью постель, и вполне удовлетворенно молчал.

Знал ли он её беременности? Знал. Вся семья знала и вся семья решала, что делать с этим плодом насилия?

Ребёнком его никто и звать не хотел, словно это он виноват во всех гадостях, свалившихся на шею Евы.

Он был просто зачат, простыми движениями и с обычной затратой времени. Без любви, без желания, без хороших мыслей.

Этот ребёнок получился нечаянно.

«Не хочу его. Избавьте меня от него!» – молила Ева Томаса день за днём.

Но, что Шелби мог в этом смыслить?

«Ты не можешь так просто убить его!» – талдычила тётя Полли, и Ева начинала взбешенно кричать, топать ногами и злиться.

«Будешь рожать, также как и Эйда. Раз ей позволили оставить, значит и твоя судьба будет решена подобным образом! Всё! Точка!» – закончила женщина, и Ева возненавидела её.

Как можно сравнивать плод любви и плод ненависти?

Ева делала всё, чтобы только вытравить нелюбимое существо.

Прыгала, нарочно взяв в руки что-нибудь потяжелее, принимала часами горячую ванну, пила алкоголь и курила.

Девушка, пока семьи не было дома напивалась, а после падала то на лестнице, то возле двери, то на живот, то на спину. Но, живот всё рос и рос, а значит – жив.

«Грязное еврейское отродье!» – рычала она, сжимая кожу живота, ощущая твёрдость и надавливая кулаком, – Я тебя ненавижу! Ублюдок! Хоть бы ты сдох! Как и твой отец паршивый!

А дальше снова по кругу рвота, боли в желудке, разбитость и плохое самочувствие раздражали Еву.

Как она может полюбить его? Как она может захотеть его от нелюбимого человека, который изнасиловал её?

Шелби оторвался от воспоминаний и заметил перед собой еврея.

– Отвези её в больницу, – выдавил он из себя, протирая нос, – Пожалуйста.

Томас со злостью нахмурился.

– Это ты был в ту ночь. Это ты был на ней. Твоего ребёнка носит моя маленькая девочка! – закричал он последнее в лицо Алфи.

Мужчина отвернулся и снова опустился к Еве, сдвигая одеяло, наблюдая как кровь продолжает идти на постель.

– Вызовите врача на дом! Сейчас же! – отратовал Том, и один из братьев рванул к телефону.

– Нужно везти её в больницу! Что они сделают на дому? Она же потеряет ребёнка!

Томас пожал плечами, смотря как Алфи держит колени Евы, как он теряет что-то дорогое ему также как Томас потерял свою дочь утром на Рождество, найдя её «разодранной» этим животным.

– Шелби, блять! Там мой ребёнок! Слышишь меня?! – рычал еврей, а Шелби лишь улыбался, стараясь держаться из последних сил.

Он переваривал правду. Друг, хороший партнёр сгубил его малышку. Надругался над ней, а должен был беречь!

– Она же потеряет беременность! Томас! – кричал он, понимая что говорит со стеной, хватая под руки Еву, желая увезти её самостоятельно, – Папа не даст тебя загубить, – бормотал он, но Артур был зол, как и все остальные.

– Положи мою племянницу на место, сраный жид!

Алфи сглотнул желание отвесить ему хук слева.

– Папа тебя не оставит. Папа тебя ждал, много лет, – цедил Алфи в живот Еве, продолжая держать её на руках, – Съеби или я тебе голову как овечке отрежу, сука!

– Никому не нужен твой наебанный жид! В нашей чистой семье не рады этому Иуде! – проговорил Артур.

– Дай пройти! – терял последние нотки терпения Алфи, привстав к уху Артура, – Если мой ребёнок не выживет, я первым приду за тобой… – еврей отпрянул, повернувшись к Джону, – А потом за тобой, блять, пидорас, да? – Алфи повернулся к Томасу, – А тебя я, уебка, задушу в последнюю очередь!

– За что? – спросил Шелби, – Мы же будем в расчёте. Твой ребёнок и мой ребёнок пострадали. Всё честно. Ты же отец, Алфи! Принимай всё плохое от отцовства с достоинством и честью!

Томас резко ударил еврея в лицо, а Артур вырвал из рук его девочку, которая упала на пол и скрючилась от боли в животе возле кровати.

Томас налетел на еврея, избивая его, а тот даже не давал сдачи, лишь прикрывал лицо и голову.

Джон рванул к ним, но Артур благоразумно схватил брата.

– Нет, это личная разборка! Нельзя лезть!

Еврей был боксёрской грушей.

Ева открыла глаза, поднимаясь на кровать с помощью дядь, глядя как Шелби умело надавливает на горло Алфи, и тот уже побелел от нехватки воздуха, переставая дёргаться под его рукой.

Все ждали когда Алфи умрёт, а за ним и его плод. Всем станет легче.

Ева резко вскочила с постели, разжимая пальцы отца на шее Соломонса.

– Отойди! – гавкнул он на девочку, – Убери руку!

– Папа! – взмолилась Ева, разжимая его пальцы своими кровавыми, – Папочка, миленький, я прошу тебя!

Алфи все меньше и меньше дёргался, а Ева рыдала над ним, моля отца.

– Отойди! – крикнул Шелби и Ева не сдвинулась, не переставая умолять, – Я его прощаю! Папа отпусти его! Отпусти, пусть он живёт! Папа! Прошу тебя, прекрати!

Доносились до Шелби её звонкие вопли, как и до Алфи тихим журчанием словно по радио.

Комментарий к Глава одиннадцатая

Коротко и ясно)

Всем спасибо)

========== Глава двенадцатая ==========

– Копай! – воткнулась со звоном лопата в землю, донесся до Алфи рявк Артура, стоящего над ним.

Сейчас его казнят, и эта мысль не выходила из головы еврея, но в какой-то мере её вытесняла мысль о Еве, а точнее о том, что растет внутри неё.

Алфи взял воткнутую в землю лопату, выдернул её рывком и стал быстро копать промерзлую землю.

Одеться ему не дали, вытолкали из дома за шкирку под дулом пистолета. Соломонса как вещь в одну машину, а Еву – в другую.

По крайней мере он добился того, чтобы девушку увезли и спасли его ребёнка, а остальное – мелочи жизни, его жизни.

Алфи копал, молча опустив голову, не поднимая серых глаз на Томаса, который явно желал его убить.

Он бы и убил, если бы Ева не разжала его пальцы и не дала сделать вдох еврею.

– Ты всё это время ходил возле неё и безмолвно разрушал! – скрипел через зубы Артур, – Бедная девочка!

Алфи рыл землю, поеживаясь от ветра.

– Такой медведь под девяносто килограмм ерзал на маленькой хрупкой девочке! – злил себя, других братьев и самого Томаса Артур, – Уму непостижимо!

– Я вешу восемьдесят, – ответил еврей.

– Это уже не важно, потому что ты всё равно покойник, – заметил Джон.

– Ты ещё и ребёнка ей сделал, жид ебучий! – взорвался Артур.

– Да, я хорошо потрахался с твоей любимой доченькой, которую ты, – Алфи указал на Томаса, – Взял из приюта в качестве куска мяса! Благодетель, блядь!

Томас поджал губы в правде и одним прыжком подскочил к затылку еврея, который застыл и пистолет уже стучал ему в голову.

Алфи сощурил глаза.

Безумный выстрел.

Осечка и Алфи выдохнул.

Ещё один быстрый выстрел и ещё одна осечка.

Соломонс развернулся и вцепился в лицо Томаса, роняя его на землю начиная бить.

– Ты взял её как кусок мяса! Как приманку! – кричал он, ударяя Шелби, пока другие оттаскивали его восемьдесят кг, – Она была мишенью, живой мишенью! Сирота из приюта!

Алфи оторвали и подняли, но он продолжал пинать Томаса.

– Заткнись! – кричал Артур, – Это не твоё дело!

– Кто из нас ещё, блять, животное? – кричал еврей, вырываясь из рук Артура, – Сука, отпусти меня, или я тебе твои бешеные глаза вырежу!

Артур не задумываясь вынул из брюк нож и дважды ударил еврея в область живота так, что горячая кровь тут же плеснулась на снег и землю.

Алфи согнулся и схватился за раны, а Артур в злости продолжил полосовать тело еврея мелким ножиком.

Тонкие пальцы держали сталь, что проходилась по рубашке и оставляла порезы. Алая кровь тут же заливала ткань и впитывалась почти полностью.

Алфи расслабил сильные руки и опустился на выкопанную ямку, облокотившись шеей на снег.

Кровь лила из брюшины, пока сам Соломонс пускал её ртом, смотря в небо. Чёрное и звездное.

Эта была хорошая ночь, чтобы умереть.

– Ева, – хлебал свою кровь Алфи, – Сирота. Где жила её мать, Томас? Кто её мать, скажи мне!

Соломонс побелел и прикрыл глаза, желая услышать ответ от цыгана.

– Добейте его или что, мать вашу! И закопайте! – закончил Шелби вместо ответа, проходя через Алфи, перешагивая его тело и направляясь к машине.

Джон осмотрелся.

– Я не хочу его закапывать. Пусть валяется. Прожил как скотина и сдохнет как скотина.

Артур опустился к Алфи и поднёс два пальца к сонной артерии.

– Уже… – поднял он глаза на Джона, – Сдох.

Мужчины присыпав Соломонса тонким слоем земли и отряхнув руки ринулись отогреваться в машину, где их ждал Том.

***

Ева лежала на ледяной каталке в операционной, накрытая белой простыней, прикрыв карие глаза и не чувствуя уже ничего. Ни боли, ни страха, ни жалости.

– Давление падает, – заверил себя и других врач, снимая с руки тонометр, наблюдая как медсестра укладывает ноги Евы на железные подставки.

– Кровотечение, – заметил другой доктор, опуская глаза и наблюдая как сочится алая жидкость.

– Попробуешь извлечь?

Мужчина стал осторожно извлекать «орудие», медленно и робко, роняя его в конце концов в железный тазик возле ног.

Рука доктора в перчатке вошла внутрь и Ева не дернулась, продолжая крепко спать под наркозом.

– Матка целая, зев закрыт.

– Ложный ход?

– Да, беременность на восемь-девять недель. Будем сохранять, – поднял он глаза на девушку, продолжая надавливать на живот.

Комментарий к Глава двенадцатая

Извините за короткие части. Не успеваю, много дел. Всем спасибо ❤️

========== Глава тринадцать ==========

***

Алфи очнулся звонко и отрывисто вдыхая холодный больничный воздух.

Резкая попытка встать и он упал на подушку из-за боли в области живота, где были наложены четыре шва.

Еврей осмотрелся украдкой и, заметив спящую на посту медсестру, поднялся с кровати сделав терпеливый вдох, а после бесшумно побрел к выходу, выдрав пальцами иглу из вены.

Алфи прошёлся до конца отделения, осматривая пустые палаты и слабый свет ламп, а после, не дойдя до перехода каких-то пять метров заметил лежащую на постели возле поста Еву, которая крепко спала после наркоза, совсем как он.

Милая, но такая бледная, без одежды, накрытая тонким одеялом и бьющаяся в ознобе она спала на спине.

Совсем серое лицо, такое безжизненное, но все ещё красивое для еврея. Бледные руки раскинуты по кровати, также как и ноги, но низ живота хоть как-то был накрыт тонкой простыней. Всё остальное – обнажено.

Альфред придерживая свои швы, шипя от боли опустился рядом с ней на край кровати. Глянув на соседнюю кровать, Соломонс быстро сообразил и рывком схватил с другой койки шерстяное одеяло.

Алфи приложил прохладную руку к ещё более прохладному лбу Евы, покрытому липким потом.

Сухие губы потрескались, а сон её был абсолютно глубок.

Алфи осторожно опустил одеяло, обводя округлые формы, ведя взор к самому забвенному – к низу живота.

Синюшные губы его опустились к бледной коже и стали оставлять поцелуи, едва ощутимые.

– Маленький мой, что твоя мама творит, одному Богу известно, да? Глупая мама, как пташка, – водил он губами и рукой по её животику, прислоняясь ухом, чувствуя как от кровопотери дрожит его тело, – Ты ведь ещё там, правда же?

Алфи стал укрывать Еву двумя одеялами как можно плотнее.

– Замёрзли, наверное. Сейчас папа вас укроет… – шептал Соломонс, подбивая её одеяло, укутывая девушку, как снеговика.

Внезапно раздался звон телефона и медсестра вскочила вместе с евреем, отвечая на звонок, а уже после готовя гнев на Алфи.

– Что вы делаете на чужой постели рядом с девочкой?! – возмутилась пожилая женщина, подходя к нему, ловя его напуганно-мальчишечий взгляд, – Мистер Соломонс! Немедленно вернитесь на свое место! – кричала она Алфи, который пытался всё уладить.

– Я лишь встал в туалет, а она тут полуголая, я и решил её укрыть, мэм.

Женщина погнала Алфи к своей кровати, злобно осматривая кровавое пятно на рубашке, где недавно была капельница.

– Ну, негодяй!

– Я помочь хотел! Вас и танком не разбудишь!

– Поговори мне ещё! На эту девку даже дышать нельзя, не то что трогать! Дочка Томаса Шелби лежит после операции! Во как! – ворчала она, шагая за Алфи и подгоняя его в развалку.

– Что за операция? – шикнул еврей, волоча ноги к своей кровати, чувствуя как содрогается тело от слабости.

– Вешалку себе между ног ввела. Хотела куда поглубже, да попала только в шейку, – зашептала запыхаясь женщина, – Крови как с поросёнка было, полчаса отмывали коридор!

Алфи якобы не заинтересованно угукнул и поежился от неприятных ощущений где-то в паху, снова хватаясь за швы и придерживаясь за край кровати, укладываясь поудобнее.

– И что? Детям с серебряной ложкой во рту заняться нечем в наше время? – спросил он непринуждённо, а после громко шикнул от введённой иглы в вену.

– Детям? Какое же она тебе детё? Ребёнок-жеребенок уже с пузом ходит! Беременна она.

Алфи опустился на подушку, осмотрев Еву издали, спящую в одеялах.

– Как же она себе сама «чистку» не сделала, раз во… Ну, внутрь себе что-то там ввела, а? – стал смотреть как капает жидкость еврей, продолжая любопытствовать.

– Не знаю я как. Знаю, что беременность сохранили. Полтора часа кропели, чтобы не только мать, но и детеныша из лап смерти вызволить, – закончила медсестра свои процедуры и болтовню не замечая счастливо лица Алфи, – Заболтал меня, негодник! Всё, не вставай!

Алфи довольно улыбался сам себе в отражении тёмного окна, где завывал ветер и мёл снег.

Его ребёнок жив, беременность девушки развивается, он тоже вроде пока цел, а значит, скоро сбудется его желание и он станет отцом.

Алфи думал о Еве, о том, почему Шелби поступил с ней не менее подло, чем еврей, когда взял девочку из приюта, чтобы она стала живой приманкой для ведения дел Томаса.

Мысли засоряли его голову. Сон не шёл, несмотря на глубокую ночь. Телефон всё трезвонил. Видимо, скоро привезут новых больных после операции, а пока в отделении их было трое. Алфи, Ева и медсестра-гоготушка.

«Четверо, » – перебирал пальцы свободной руки Алфи, периодически поглядывая на Еву.

Сон потихоньку стал пронизывать его и еврей едва задремал. Медсестра осторожно вынула иглу и не успела дойти до процедурного кабинета, как телефон снова заверещал, параллельно проснулась и Ева от шума, беспорядочно мотая головой, пытаясь поднять веки и тело, снова ничком падая на кровать.

– Хорошо, я сейчас поднимусь! – закончила медсестра, швыряя трубку, обращая внимание на Еву, что стала периодически заливать рвотными позывами тишину отделения.

Алфи поднял голову, смотря как медсестра придерживает железное судно возле лица девушки.

– Присмотреть?

– А ты справишься? Сам не упадёшь после такой-то кровопотери?

Соломонс заотрицал и поднялся, подходя к кровати, смотря на Еву и то, как её рвёт слюной.

– Ладно, смотри в оба, да голову пусть держит на боку, иначе захлебнется. Я туда и обратно! – отратовала медсестра, исчезая за стеклянной дверью, оставляя Алфи с Евой один на один.

POV/АЛФИ

Я смотрел на неё и не верил ни себе, ни её глазам – пустым и каким-то выцветшим. На что я пошёл, чтобы получить короткое пятиминутное удовольствие в финале? И на что пошла она, чтобы только избавиться от этой «ноши»?

Я был пьян, неразумен. Я хотел женщину, а не дитя. Я даже не помнил, как сделал это в финале. Я вроде бы предохранялся, вроде бы вёл себя по-мужской инструкции. А вышло всё не так, как должно было быть.

Но, хоть убивайте меня, Шелби, хоть режьте, но я не жалею, что привел в этот мир моё продолжение.

Я жду этого ребёнка и хочу его. Я хочу носить его на руках, зваться отцом и быть любимым хоть кем-то в этом мире искренне, по-настоящему. Таким, какой я есть. Старым, с язвами на лице и ушах, с кривоватыми зубами и плохим зрением.

Чтобы хоть кто-то в этом мире тянулся ко мне ни за что, а лишь за то, что я есть.

Я хочу приходить домой с винокурни, швырять пальто на крючок и на перевес с подарками и вкусностями идти на встречу моим детям и быть распятым их любовью.

Я не хочу больше слышать мат и разборки в гостиной, не хочу пачкать руки в крови и отмывать их в раковине на кухне.

Я хочу слышать смех и крики моих детей в этой огромной гостиной, я хочу слышать ночами стоны Евы подо мной в моей пустой спальне, я хочу видеть на кухне не только графин с водой, да спину кухарки, а силуэт любимой девушки в моей рубашке, готовящей мой любимый суп.

Я не хочу перебирать пальцами револьвер в полке стола. Я не хочу спускать курок и снова вытирать чужую кровь с лица.

Я хочу видеть как рождается мой ребёнок, и это пожалуй единственный и последний повод увидеть кровь. Я хочу видеть его первый крик, первый вздох и первую улыбку на маленьком лице.

Я хочу видеть как на моих руках растёт мой ребёнок, как он учится сидеть, стоять, ходить и бегать.

Я хочу видеть, как мой дом, мой особняк больше не завывает пустотой. А наполняется красками и шумом.

Я больше не могу видеть Еву такой. Понурой, усталой и потерянной, абсолютно сломленной.

Я мечтаю видеть её живой и весёлой. Но, что я сделал для этого?

Еву рвало, она закатывала веки и просила попить. А я лишь робко убирал с лица её волосы, да подпаивал её чайной ложкой, позволяя только чуть-чуть смочить горло.

– Пап! – звала она своего отца, поглаживая мои руки и пытаясь через силу открыть глаза, но те косились и вновь закрывались, – Папа! Алфи… А-а-а, а Алфи жив?

Я сглотнул осознание своей ничтожности.

– Жив, – тихо ответил я, опуская её на подушку, слушая тишину, – Ты всё ещё ненавидишь его?

Ева облизнула сухие губы и я дал ей ложку воды.

– Нет.

Настала тишина, а девушку снова кинуло в озноб.

Я метнулся к углу кровати, собирая с него все её вещи, чтобы одеть.

Отшвырнув одеяло я содрогнулся ещё раз. Голое тело, бледное, как у покойника и кусок старой наволочки между тощих ног.

Я помнил её тело более налитым, а то, что осталось от него сейчас – это рожки, да тощие ножки.

Кровавая тряпка вызвала у меня ещё больший страх как за нее, так и за ребёнка.

Простынь под ней вымокла. Мне стало жаль её до скрежета в сердце и воя.

Я поднял её на руки и понёс на свою кровать, опуская на сухую и чистую простыню.

– Ева, надень белье, – процедил я, протягивая ей вещи, но девушка втянула руки вверх, закидывая их за голову, пытаясь найти их где-то там.

Я наспех натянул на неё бежевые трусики и бросил на пол кровяную тряпку, переходя к верху, продевая руки в то самое платье.

А после снова укрыл её двумя одеялами и приютился рядом, обнимая за талию и слушая её дыхание, изучая правильные черты лица.

– Евочка, моя маленькая, я же люблю тебя, да? – шептал я ей на ухо, – Прости меня ещё раз.

Ева хмыкнула почти беззвучно.

– Сохрани для меня нашего ребёнка, прошу тебя. Вы всё, что у меня есть, детка.

– Я не люблю его! – дернулась она, снова падая на подушку и в мои объятия, – Он не любим!

– Не говори так, Ева. Он же все слышит. Он любит тебя с первого удара крошечного сердца, – гладил я её под одеялом совсем осторожно, – Как твой животик? Не болит? – поинтересовался я, касаясь его и изучая снова и снова.

– Не-а, – выдавила она, начиная засыпать.

– Славно. Ты же у меня молодец, – поцеловал я её в лобик, – Милая, кто была твоя мама, Ева? Как звали твою маму?

– Маму? Я не помню, – напряглась она, пытаясь держать взгляд и снова теряясь во мраке, – Я помню, что мой папа пах как ты.

Я рассмеялся.

– Что значит, «пах как ты»?

– Духи, алкоголь и сигареты.

Комментарий к Глава тринадцать

Спасибо всем и извините за утомительное ожидание! Всё-таки я папаша😁

========== Глава четырнадцатая ==========

Комментарий к Глава четырнадцатая

Извините, пожалуйста, за задержку. Не успеваю писать. Спасибо вам всем за ожидание.

Друзья, у меня к вам вопрос, кому харди мил. Какую бы историю с его участием вы бы хотели прочесть?

Чувствую волну вдохновения, берусь, пишу главу-две, забиваю, удаляю, потому что не могу найти какую-то определённую идею.

Может, вы мне расскажите о своих предпочтениях. Какие отношения могут связывать героев(харди/ОЖП). Я тянусь постоянно к теме инцеста, потому что считаю её интересной. Может, брат и сестра, или отец и дочь. Не хватает какого-то вашего толчка, читатели, чтобы выпустить новую работу.

Спасибо большое и жду ваши отклики)

Ждите проду!

Холодное утро и треск узоров в окне разбудил Алфи, спящего в обнимку с Евой. Он отлежал бок, отлежал левую руку и бедро. Девушка так и спала, но теперь она уже была тёплая и румяная, даже подозрительно.

Алфи привстал, поднял голову и осмотрелся.

Медсестра спит сидя за столом, а отделение пополнилось послеоперационными пациентами.

Тишина стояла полная, только сопение Евы и тиканье часов.

Алфи понимал, что нужно вставать, собирать вещи и кости, да исчезать из больницы и города, чтобы больше не быть истерзанным Томасом Шелби. Кто-кто, но он если узнает, что Алфи жив, то не успокоится и постарается добить обидчика дочери.

Еврей поцеловал Еву в щёки и лоб, поглаживая лицо, стараясь запомнить его как можно лучше, вдыхая запах её тела и укрывая получше.

Ему бы не уходить, ему бы её не бросать, а забрать с собой, да оставить жить у себя.

Нет, Шелби не дадут им покоя, даже если Ева привыкнет, даже если подпусит Алфи к себе, даже если подарит ему вновь своё тело, родит от него ребёнка, где гарантия что их не будут преследовать долгие годы и психика девушки рухнет из-за страха и скитания.

История ужасов, не меньше. Чужой дядя сорока лет, который изнасиловал и избил её, теперь утаскивает девочку с собой и оставляет в своём доме взаперти. Заставляет привыкать и рожать ему детей.

И всё же мысль о совместном побеге приятно колыхнула его разум. Но, Алфи не мог так поступить.

Еврей натянул носки и ботинки, опускаясь к девушке.

– Люблю тебя, милая моя, – чмокнул он её в уголок губ, – И тебя люблю. Расти большой, – поцеловал он её животик, плотнее укрывая девушку одеялом и бесшумно исчезая из больницы, закрывая за собой дверь в отделение, омывая тоскливым взглядом Еву на прощание.

POV/ЕВА

Я открыла глаза в надежде, что сейчас начнётся новая и спокойная жизнь без «обузы». Но, всё рухнуло, стоило мне поднять веки и встретить больничную обстановку, ломоту в теле и всё тоже состояние где-то внизу живота.

Я села резко, заметив на полу грязную пеленку, замызганную кровью и скорее всего моей.

На душе было тоскливо, а в горле стояла сухость и мне жутко хотелось пить.

Я пошлепала к небольшому ведру, накрытому крышкой, звякая железным стаканом, пытаясь зачерпнуть жидкость, но медсестра, женщина лет пятидесяти схватила меня за плечо и отобрала стакан.

– Эй, я пить хочу! – возмутилась я.

– Ага, поили тебя ночью и так уже. Иди в постель, сейчас сама все принесу.

Медсестра мне не приглянулась. Какая-то сварливая тётка.

Я легла, согнув ноги в коленях, запуская ладонь себе между ног, накрыв тело одеялом.

«Неужели его там больше нет?!» – чуть ли не с восторгом спрашивала себя я, но низ живота был предательски твёрд и округ.

Медсестра приволокла мне стакан тёплой воды, протягивая в пухлых пальцах, помогая мне пить.

– Всю ночь за тобой как за роженицей… – ворчала она, – То марли, то воды, то одевать… Ладно хоть помощник у меня был, – клокотала женщина, стягивая с меня моя грязное платье с пятнами крови, натягивая свежую больничную пижаму, – Он тебя и поил, и грел, и уснул тут же. Где он теперь, ума не приложу!

Я пожала плечами, не представляя кто за мной смотрел. Да это было и не важно.

– А, мэм, я хотела спросить… – начала я деликатно, преподнося свой коронный вопрос.

– Жив ребёнок, жив, молодая, – крякала тетка, – Дурью больше не майся. Не гожь тебе этот плод, так оставь его после рождения в приюте. И дело с концами. А так две жизни пытаться угрохать – глупость несусветная!

Я замолчала и откинулась на постели, поправив чистую рубаху, закрывая глаза в разочаровании.

«Что если и правда оставить его там? Может, кто-то заберёт этого ребёнка?»

Через час пришёл папа, мои дяди и я была как на суде, выслушивая нотации о том, что так делать нельзя. А как можно? Так, как они? Не позволять делать выбор?

Если бы не отец и тетка, я бы давным давно жила счастливо без приплода еврея!

А сейчас я вынуждена носить его, терпеть его и выносить все это через силу.

– Па, когда я рожу его, то хочу оставить его в приюте.

Шелби посмотрели на меня косо, но как-то недвухзначно кивнули, а отец потер лицо.

– Да, это куда лучше, чем вешалка.

Сентябрь

Я встретила Рождество с евреем, от него у меня и ребёнок в сентябре.

Я почти не ходила, и все чаще и чаще лежала, потому что живот мой был огромен, по сравнению с моими пропорциями.

Матка давила на лёгкие, на желудок и диафрагму. Я быстро уставала, вздрагивала от шевелений и много раз бегала в туалет помочиться.

Об Алфи ни слуху, ни духу. Как сквозь землю провалился. А может и так?

Папа об этом молчал, намертво и строго.

– Где Алфи? – орала я на него, понимая что он скоро станет отцом, что он нужен мне здесь, чтобы разделить со мной это состояние, – Пап! Он отец моего ребёнка! – кричала я, но меня не слышали и не хотели слышать.

Ребёнок очень активен, особенно ночью, отбивая мои рёбра и печень. Я так и не сумела к нему привязаться, так и не сумела его полюбить и уже была готова оставить его в приюте, на попечении государства, а не моей семьи.

Под утро первого сентября я ощутила лёгкие спазмы, но сославшись на желудок, повернулась на другой бок, укутываясь получше.

Внизу кто-то стучался. Нет, ломился в дверь, но никто не открывал.

Стук прекратился и любопытство моё вступило в схватку с ленью и попыткой встать, да дойти до лестницы, чтобы понять кто пришёл.

Я накинула платье и побрела к лестнице, присев у перил, слушая голоса.

– Томас, ты не поверишь! – воскликнул Артур, – Соломонс жив!

Я всхлипнула, зажав рукой рот, опускаясь всем весом на колени.

«Жив? Значит его пытались убить, но он выжил!»

Я навострила слух.

– Жив? Какого черта? Вы же, блять, закопали его? – повисло молчание, – Или нет? – разозлился отец.

– Земля была слишком промерзлой, – закончил голос Джона и послышался звук удара, затем грохот и вопль дяди.

Отец ударил его за невыполнение приказа.

– Ах, слишком промерзлой! – рычал он, – Как можно было так оступиться?!

Гнев отца продолжался недолго.

– Ладно, подготовьте машину и отвезем девчонку в Челси.

– Челси? Том, ты в своём уме? Она же родить уже должна! – взмолился Джон.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю