Текст книги "Причина - не прощает насилие (СИ)"

Автор книги: PallVan1987

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== Пролог ==========

– Канун Рождества – это время сказки, волшебства и добрых чудес

– Будет тебе волшебство – исчезнешь у меня, блять, в момент!

24 декабря

Лондон

Центр

Рождественские огоньки ярко мерцали над церковью Святого Иоанна, куда Ева поздним-поздним вечером направлялась в компании таких же как и она девушек, хохоча и улыбаясь, неся подмышкой тёмно-серого пальто нотную тетрадь.

Юные леди свернули во дворы новых домов, где обычно созидали, творили и просто жили различные профессора, художники, музыканты, актёры и другие величавые люди, выбравшие именно этот укромный район в самом сердце Лондона.

Снег запорошил дорожки, а блеклый свет церкви не так уж и сильно освещал им путь, как яркая луна и множество Рождественских звезд.

Сочельник слегка и по-традиции морозил носы и пальцы рук девушек, что щебетали каждая о своём, хихикая и толкаясь из стороны в сторону.

– Что ты загадаешь в эту ночь, Энни? – спросила Ева, получше завернувшись в тёплый платок, накинув его на волосы, облепленные снежком.

– Новую скрипку! Пожалуй, этого достаточно для новых успехов в музыке!

– Ну и дура! – хмыкнула Лиза, подперев плечом подругу, которая тут же ответила смехом, – Я загадаю выйти замуж за офицера! А лучше за того, у кого на груди поблескивает орден Британской Империи! – горделиво вскинула нос девочка, и трио рассмеялось, – С таким мужем у меня будет всё! Скрипка, флейта, виолончель! Даже собственный оргáн! Вот как! – вскинула она указательный пальчик.

– Воображала… – усмехнулась Ева.

– Ну, а ты? Что ты загадаешь, Ева?!

Девушка остановилась, задумчиво подняла голову, вдохнула Рождественский воздух, осмотрела вновь чудесное небо, а после, опустив глаза с улыбкой сказала:

– А я… Я хочу выучиться на врача, и уехать в какой-нибудь полевой госпиталь, чтобы спасать людей, выдирать их из лап смерти… – воображала Ева, – Быть посредником между человеком и Богом… Буду молить его не быть таким строгим с тем, кто согрешил и дать тому грешному ещё один шанс всё исправить! – говорила Ева, жестикулируя и широко раскрыв глаза, сгорая от своей идеи.

– Ты свихнулась! – сказала Энн, и Лиза её подвахтила:

– Однозначно! – покрутила она палец у виска, – Кончай читать свои писульки о войне, подруга! Нежели, сыграешь в ящик раньше времени!

– Мемуары, тупица! – огрызнулась девушка, – Где ваш отец прячет ваши мозги? – спросила обиженно Ева, продолжая путь к церкви, – Что? – напряглаясь она, – Неужели в выгребной яме коровника?

Девочки рассмеялись и стали шутливо драться, толкая друг друга в сугробы, валяя в снегу. Три снеговика в длинных полых юбках и пальтишках боролись при свете далёкого ночного фонаря, единственного на этой улице, озаряя её смехом, совсем детским и весёлым, беззаботчным до визга.

Из-за поворота в миг с ревом мотора выехал чёрный Ягуар, сверкнув светом ярких фар, пробежав мимо девушек, что оторвались от потехи и с завистью оценили новенький и отливающий блеском автомобиль.

– Мне бы на таком хоть разок прокатиться… – подумала в слух Ева, обводя глазами машину и заметив смотрящий на неё во мраке силуэт мужчины.

– Иди, попроси его прокатить тебя! – толкнула её в снег перед самой машиной Лиза, и Ева рассмеялась, – Давай! Покажешь водителю левую коленку и считай всё оплачено!

Машина исчезла, когда Ева вынула заснеженную мордашку, облизывая с верхней губы тающую воду и образ автомобиля, с тоской поджимая губы.

Девочки продолжили шагать к храму, до которого оставалось каких-то пару минут быстрого ходу по лёгкому и хрустящему снегу в тени нежного света огоньков из окон маленьких и больших домиков.

***

Алфи Соломонс сидел в пабе в центре Лондона, и выкуривал свою первую сигару, периодически смачивая её в прозрачном стакане с виски. Рядом с ним был верный помощник Исмаил, а также любимый до жути племянничек – Олли.

Еврейский разум был пьян и распутен. Так уж вышло. Не потому что за окном бродит Рождество, и из пластинок мурлычет праздничный клик.

А потому, что у Алфи Соломонса проблемы в бизнесе. Дела перестали подниматься в гору, а как снежный ком катались вниз с горы, набирая обороты. Эту гору Альфред выбрал сам. Даже построил её сам, крутую и высокую, забрался на неё, а после – рухнул.

Сейчас он сидел, и думал только о том, где бы надыбать деньжат, лишь бы только покрыть свои непокрываемые расходы и лютую жадность еврейской натуры.

– О чем мечтаешь, Алфи?

Мужчина отпил виски, не поморщившись и даже не шмыгнув острым носом насупился, поджав пухлые губы под густой бородой.

– В каком смысле, мм? – спросил он в привычной ему манере, булюкая на дне бокала осадок алкоголя.

– Что бы ты загадал на Рождество, будь христианином? Больше денег? Или больше рома? – любопытствовал Исмаил.

Алфи задумчиво хмыкнул, и стал потирать бороду, разглаживая её сверху вниз, звякая кольцами на широких пальцах, заливая свои думы, и совсем уж туго соображая.

Он «отъехал» в размышлениях, пьяным и бредовым разумом, наконец, собирая мозги и язык в кучу, чтобы тебе нашли точки соприкосновения и помогли Соломонсу изъясниться.

– Сына, наверное, да… – брякнул он не подумав и толком, вызывая переглядывание за столом, – А может и нет… Х*й его знает… – устало прикрыл он веки пальцами, – Слушай тебе не надоело, мм?

– Я бы новую машину хотел… – замечтался Голиаф и Алфи вернул его на землю.

– Ты сначала на старую себе заработай, ага? – отпил он виски, – А потом о новой размышляй… Новую он захотел, ху*плётик, аа… Смотри чего задумал, ну них*я…

Алфи окончательно опьянел и мысли в голове его стали крутиться все хуже и хуже.

– Чего бы я точно хотел в эту ох*ительно священную ночку, так это отъ*бать какую-нибудь католичку, да… – протёр он стол рукой, смахнув немного пепла, приподнимаясь и раскачиваясь из стороны в сторону как антенна, – Сначала только один свой должок запрошу…

***

Алфи через двадцать минут подъезжал к церкви святого Иоанна, наблюдая как по краю дороги резвятся три девочки в половине девятого вечера, роняя друг друга в снег.

Смех их и крик пронзал слух еврея, заглушая играющую по радио песню —School Day Чака Берри.

Еврей засмотрелся на девицу, что с разинутым ротиком обгладывала машину, а после столкнувшись с ним взглядом была опрокинута в сугроб со смехом.

Машина пролетела дальше по улице, спускаясь по дороге к церкви.

Алфи лениво выкатился из автомобиля, поправляя сползший с шеи талит, волочась к заднему входу, осматривая яркое освещение над храмом.

Ноги его ступали в подвальное помещение, а пальцы игрались с затвором револьвера в кармане пальто.

Алфи едва не падал, но всё ещё уверенно шёл за долгом к местному святому отцу – Томасу Бейкеру.

***

Ева не очень-то понимала, почему ей нужно было спуститься в кабинет мистера Бейкера среди молитвы. Раньше такого за ним она не замечала, осторожно ступая по крутой лестнице вниз. Всё это её пугало и казалось очень подозрительным.

Ева поднесла кулачок к двери, но прежде чем ударить, прислушалась. Тишина, только звяканье стеклянных бокалов и плеск жидкости.

Девушка прочистила горло и трижды стукнула в дверь, а после нырнула внутрь.

– Можно войти?

Алфи отпил из бокала, сложил руки и приветливо-натянуто улыбнулся.

– Можно, конечно. Тебя одну и ждём.

Ева наивно улыбнулась.

– Проходи скорее.

Девушка вошла и встала возле входа, осматривая знакомый до тряски в коленях кабинет. Белые стены, большой «Т» образный стол в центре. Над ним множество книг расставленных по полкам. Вдоль стены – диван, и смятая клеёнка.

Ева вернула взгляд к незнакомцу, изучая его снизу вверх. А если быть точным – с пояса. Мужчина сидел закинув руки за голову, разведя в стороны плечи.

Одет он был хорошо, но скромно. Белая рубашка, тёмного цвета жакет и рукава бережно закатанные по локоть.

Выше – овальное лицо, острый нос и яркая мимика, меняющаяся едва ли не каждую секунду. Из дали – чёрные глаза, кроющиеся в полумраке и слабом свете настольной лампы. Опущенные брови и всё его лицо выражало абсолютную безмятежность.

На левом запястье виднелась маленькая татуировка в виде крошечной печати, на правом – браслет, а между пальцами – изображение короны, на самих пальцах – добрая куча печаток золотых и серебряных.

Но больше всего Еву волновало не эта мнимая роскошь, а то, как незнакомец смотрел на неё, практически раздевая и съедая её.

– Как тебя зовут? – спросил её мужчина, и Ева проигнорировала вопрос.

Соломонс совершенно не стесняясь, пялился на неё, периодически прикусывая нижнюю губу словно в раздумьях.

Алфи протянул ей бокал с коньяком, вздымая его и приглашая выпить с ним.

– Что вы? Я не пью, – возмутилась Ева, но Алфи был как всегда на два шага впереди.

– Пить не обязательно, достаточно пригубить.

Ева пригубила, и зачерпнула губками лишнего, тяжело покашливая, глотая коньяк, вызывая у Алфи улыбку.

– Имя есть?

– Ева.

Соломонс выпрямился в кресле, покосившись в сторону Томаса из-за сильного опьянения.

– Ева… Жизнь, в переводе, да? Ева… – улыбался он, – Красивое имя дали тебе. Даёшь жизнь значит, Евушка?

Она кивнула и пожала плечами.

– А как вас назвали?

– Нарекли… – кивнул Алфи, – Да?

Девушка смутилась, осторожно извиняясь.

– Алфи.

Ева улыбнулась и Алфи улыбнулся в ответ, продолжая раздевать девушку глазами.

Обстановка накалялась, Ева немного нервно задышала, ощущая как душно в кабинете.

– Сними мантию.

Ева кивнула и скинула верх, оставаясь в лёгкой кофточке и длинной юбке.

– Да, топят отлично, – ответила она смущённо, развешивая пальтишко на спинке стула, присаживаясь на край дивана.

Теперь настало время Соломонса изучать девушку.

На краешке в стеснении сидела высокая русоволосая девчушка. Спинка её была прямой и ровной. Густые волосы собраны в тугой пучок на затылке, от чего и без того острые черты лица заострились ещё больше. Носик маленький и прямой, губы пухлые и ровные слиплись от молчания, а карие и большущие глаза безвинно глазели то на Алфи, то на стакан, который Ева крутила в руках, из вежливости попивая горький напиток.

«Словно лом проглотила» – думал про себя Алфи, обводя горлышко бокала, смотря на тонкую талию и округлые бедра.

Соломонс встал с места, и подошёл к дивану в развалку, а после короткого выжидающего разрешения кивка присел рядом, вновь отпивая алкоголя.

Алфи был бесстыж и ловко придвинулся к Еве, целуя её в плечо. Девушка вскочила, и еврей схватил её за руку, и слегка потянув вниз, выдавил:

– Ты куда, Одессей? От жены, от детей?

Ева ухмыльнулась, а после добавила, ретируясь задом, упираясь в стол:

– Домой уже пора.

Алфи посмеялся и, вскочив с дивана подлетел к Еве, вплотную вжав её в стол, тут же прикасаясь к талии.

Девушка убрала его ладонь, пока рука с удовольствием легла ниже и сжала до боли скромную ягодицу.

– Хватит! Мне больно! Пустите! – запаниковала Ева, – Мистер Бейкер! – позвала она святого отца, но тот уже продал маленькую душу за собственную грязную и лживую.

Соломонс улыбнулся, и примкнул к её уху:

– Так, хватит, тебе больно или пустить? Мм?

Ева рыпнулась.

Алфи примкнул к её губам и ввёл язык в рот, блуждая в нём беспорядочно, задевая нёбо и зубы. Девушка больно ударила еврея по лицу из-за отвращения.

– Ах, ты, блять, сука! – разозлился он и растерялся от пощёчины, больно роняя девушку на спину, резко подтянув к себе её ноги.

Ева ударилась головой, и захныкала, сжимая затылок руками.

– Нет! Нееет, пожалуйста! Не надо! – пинала она ногами Алфи, и тот дважды ударил её по лицу ладонью, больно оставляя красные следы от колец на щеке.

– Заткнись! Я знаю, что ты шлюшка! По тебе видно, что ты вертихвостка! – ругался Алфи, – Не смей поднимать на меня ни руку, ни ногу! Или я тебе переломаю их нах*й! Инвалидом, блять, сделаю!

Алфи схватил её за грудь блузки, оторвав почти все верхние пуговицы, разрывая края ткани, вновь толкая девочку на стол. Соломонс осматривал маленькую грудь сквозь ткань тонкого тканевого бюстгальтера.

– Где твоя грудь? Покажи мне!

Ева заплакала и отрицательно дёрнула головой.

Алфи сам задрал её белье и вжал в ладони правую грудь, а после примкнул к ней губами, оставляя жадные засосы.

Ева стала избивать Соломонса по голове, и тот разозлился сильнее, схватив её руки.

– Ну, а теперь пора тебе познакомиться с моим членом, да, – приказал он и штаны расстегнулись, упали на пол и всё затихло на секунду.

Ева завизжала в ладонь Алфи, когда перед её глазами возник стоящий и смотрящий вверх член еврея. Он был не очень большой, но довольно широкий.

– Нет, не надо! Я ещё никогда…! Не надо, сэр!

– Не ври мне, дрянь!

Ева почувствовала как к её дрожащим ножкам дотронулись грубые руки еврея, как они задирают платье и как белье скользит по ногам.

– Для кого ты носишь кружево? Для Бейкера?

– Нет, нет, – плакала Ева, – моя мать швея.

– Выдать тебе в рот, чтоб подавилась, мм? За ложь, блять! – закипал Соломонс, приближая свой репродуктивный орган к её лицу, и Ева заизвивалась, задыхаясь от давления руки Алфи на шее, – Нет? Может тогда спустить тебе на твоё милое лицо, а? Хочешь попробовать еврейскую сперму на губах? Найдёшь десять от отличий от английской, да? – провел он головкой по её щеке и скуле.

Ева не сдержала крика отчаяния, не разжимая зубов и губ, боясь открывать рот.

– Ты уже знаешь, что все мужчины от природы эгоисты, ага?

Алфи вернулся на место, отпустив лицо девушки, оставляя огромные синяки от подушечек пальцев.

Горячий член прошёлся по преддверию и Ева закрыла вход ладонью.

– Не лезь туда, – отшвырнул её руку Соломонс, – я все сделаю сам! – огрызнулся он, двумя пальцами неосторожно разводя приоткрывшееся отверстие, – Сука, лечишь мне тут! У тебя зияют края!

Алфи не мог больше терпеть, и схватив девушку на руки, опрокинул на диван, а после устроился сверху, пресекая попытки вырваться.

Член недолго притирался и наконец стал входить, туго и тяжело, словно что-то перекрывало ему путь. Алфи задвигал бедрами чаще, потихоньку раздвигая розовые лепестки, слушая крик и плач Евы в его ладонь и плечо.

«Почему так происходит?» – задумался бы еврей, будь он трезв.

– Что с тобой, черт подери? Пропусти меня! – протискивался Соломонс, и Ева пятилась назад от боли, выше и выше к боковинке дивана.

Она мычала в его руку что-то несвязное, пытаясь донести смысл слов, молила прекратить и дёргала тазом, только бы сойти с крючка и чтобы эта резь и боль прошла.

Наконец-то, Алфи вошёл почти полностью и громко застонал от всеохватывающего орган тепла. А Ева сильнее заверещала в его кисть, вытращив глаза.

– Кричи, Ева…

Время от времени мужчина отрывался от своего занятия, переводил дыхание и вытирал ладонью капли пота с её лица.

Алфи из-за алкоголя часто терял чувство темпа, сбивался и выскальзывал из лона. На ощупь вновь вставлял член и вновь начинал двигаться и громко пыхтеть над Евой.

Когда вопли стихли, Алфи убрал руку с красного и заплаканного лица девушки, целуя её в губы.

– Всё идёт как надо, да? Потерпи ещё маленько, ага?

Ева отвернулась, и Алфи стал беспорядочно гладить её по лицу, щеке и целовать туда же.

– Я хочу войти в тебя полностью… Хочу быть в тебе целиком, да?

– Урод!

Алфи на эти слова ударил Еву несколько раз тяжелой ладонью, разбивая металлом ей бровь и уголок губ. Девушка была оглушена и как в бреду щурилась и дергалась.

– Сука, если я хочу глубже, то ты не п*здишь, а даешь мне глубже! – прорычал он ей в лицо, ударив Еву ещё три раза по лицу в одно и тоже место, одновременно толкая член до упора, толкаясь им в твёрдую матку.

Девушка запрокинула голову, растеряв себя и сознание от боли и шока, прикрыв карие глаза, падая в черную пропасть.

Это было её спасением.

Соломонс ещё немного нахваливал её «киску», спрашивая девочку о том, как она себя чувствует и приятно ли ей, не понимая пьяным разумом, что Ева уже давно не в себе.

Алфи ускорил темп, входя целиком и полностью, доводя пересохшее и покрасневшее преддверие до разрывов и трещин.

– Я сейчас кончу, – потянулся он рукой к сброшенной на диване рубашке, желая достать кондом, мысленно разрывая упаковку, натягивая его и жадно изливаясь внутри девушки.

Соломонс громко застонал, выгнулся в оргазме, зарычал и уткнулся лицом в шею Евы, все ещё по привычке совершая пару движений после финала, тыкаясь в шейку и смачивая её своим «молоком».

В глазах Алфи все потухло, сгустилось в тумане и он тяжело рухнул на Еву, обняв несчастную за тело, опустив голову ей на плечо.

========== Глава первая ==========

Комментарий к Глава первая

Надеюсь, изменение в хронологии никого не смутит)

Изнасилование – всегда грехопадение. А вот прощать его или нет почему-то всегда оставляют право только за женщиной.

За день до случившегося

Ева тихо приоткрыла дверь и втянула носиком аромат вишнёвого пирога, имбирных пряников и лакричных леденцов, счастливо проплывая в столовую, на ходу сбросив тёмно-серое пальтишко и ботинки.

– А это ещё чьи ласты? – спросила себя она, и пожав плечами, да осмотрев обувь сорок второго размера, высокую и походившую по модели на «оксфорды», наконец, оказалась в столовой.

Голодные глаза пробежались по накрытому столу, но до ужина ещё пятнадцать минут, поэтому Ева решила пойти к себе, схватив со стола пряник, исчезая на лестнице.

Ступенька за ступенькой, пролёт и Ева прошла мимо кабинета папы, наблюдая как «приёмный отец» старательно выводит раскаленной и плотной иглой небольшую «наколку» на запястье с боку ближе к кости на крепкой руке неизвестного ей мужчины, чей полупрофиль она видела в первый раз.

Мужчина-незнакомец резко поднял глаза, и Ева спряталась в проёме, напуганно семеня к себе в комнату.

В спальне её ждал маленький братик Чарли, кидаясь кубиками в няню Викторию.

– Как прошел вечер? – спросила женщина средних лет в юбочном костюме домработницы, вставая на ноги, возвращая Чарли кубики.

Рыжеволосый мальчуган уже во всю нежился в объятиях сестры, прижимаясь к ней крепкими ручонками.

– Нормально, но было бы лучше, если бы папа соизволил прийти. Я думала он чем-то дельным занят… – надуто клокотала Ева, – Кстати, а кто тот человек, что сейчас сидит у отца в кабинете?

– Важный гость. Больше информации не выпытаешь у меня, Ева, – улыбнулась женщина, тёплым и ласковым взглядом голубя девочку, – Через десять минут ужин.

***

Мистер Томас Шелби и Альфред Соломонс вальяжно спускались по высокой и широкой лестнице особняка вниз, намереваясь уже отужинать и решить остальные «исконно мужские дела». Они переглядывались и немного смеялись, беседуя о чём-то.

Пэтт – пожилая кухарка волочила в руках большое блюдо с жаркое, прихрамывая проходя по столовой.

Пятилетний Чарли уже сидел за столом, и осматривал богатое меню, накрытое на ужин для гостя.

Томас и Алфи уселись, и Шелби чмокнул своё маленькое продолжение в рыжую макушку, погладил и склонился к нему ближе, о чем-то спрашивая малыша.

Алфи наблюдал за этим с лёгкой полуулыбкой, глубоким взглядом пронзая отца и сына с высоким интересом вникая в их отношениях.

Стоило Шелби поднять глаза, как Алфи потупился и привычно нахмурился.

– Вики, а где моя дочь? – спросил Том, поднимая прозрачные голубые глаза, продолжая поглаживать сына, – Где она? Пригласи её, будь добра.

Женщина покорно исчезла в коридоре, и Томас смущённо оправдался:

– Самые тяжёлые годы отцовства – это первые двадцать лет, потом легче, – пошутил он, и Алфи выдавил из себя улыбку, – Особенно трудно, когда один воспитываешь девчонку.

– Мистер Шелби, – цыган поднял глаза, – Ваша дочь отказалась идти ужинать, оправдав это тем, что у неё кризис среднего возраста, сэр.

Алфи поднял брови, приложив пальцы к губам, дожидаясь ужина, смотря на реакцию Томаса, который ласково улыбнулся.

– Ладно, как только ей станет легче, пусть спустится к нам, – подмигнул он.

«Я бы эту дочь за ухо спустил вниз, » – подумал Соломонс, – «Да уж, видимо из-за этих рассуждений я всё ещё не отец, и даже холост. Дети мне противопоказаны. Забью ведь, как мамонтов в порыве злости. И как Шелби терпит капризы?»

Наконец-то, ужин был подан и мужчины приступили к еде, жадно звякая вилками и ложками о тарелки о чём-то переговариваясь.

– Чарли, руками кушать не принято! Ты должен взять кусок хлеба и им помочь себе, но не пальцами, – поучал сына Шелби и Алфи поглядывал на них переодически исподлобья.

– Что насчёт поединка между Голиафом и Бонни Голдом? – Алфи откинулся на спинку, и расстегнул две пуговицы рубахи, что резко начали придушивать его.

– Да, я хотел как раз об этом поговорить. Думаю, Голиаф мощноват и большеват по габаритам, чем Бонни.

– С каких пор тебя волнуют габариты и рамки приличия? Когда ты перестал быть цыганом?

Томас улыбнулся, протягивая бокал виски еврею, который окунул в него палец и стал размазывать по коже слишком старательно.

– Это пьют внутрь, мистер Соломонс, – съязвил Шелби, продолжая свою тераду, – Бонни Голд, мальчишка Аберамы, что-то вроде дружка моей дочки. Они что-то, вроде как, вместе…? – спросил себя Шелби.

Алфи нахмурился:

– Сколько лет твоей дочери?

– Шестого декабря стукнуло шестнадь лет, – убынулся с гордостью Томас.

– Мои поздравления… – макал палец в бокал Соломонс, чувствуя капельки зависти в своём голосе, – А что не сказал? Я бы ей подарок подогнал… – подтрунивал Томаса Алфи, – Что там сейчас надо шестнадцатилетним – презервативы и кружево?

Том подавил ухмылку, выпроваживая играющего в машинку мальчика с няней.

– Она не спит с Голдом, если ты об этом, – отрезал Томми.

– Ну-да, ты прям свечу держал, цыган. Дело не моё, и дочку-то твою я с роду не видел. Интересно лишь с каких пор детский лепет для тебя выше денег?

– С тех самых.

– Да? Голиаф будет драться с Бонни Голдом, и точка, нахуй! Твоя малышка в пятницу после обеда уже забудет прежнего прощелыгу и на танцах найдёт себе нового! А здесь деньги и охуенные ставки, да! Бою быть!

– Тебе не понять, Алфи. Ты не познал отцовства и сейчас мы смотрим на это всё под разной призмой.

– Нахуй твою призму! Стать отцом – раз плюнуть, точнее, раз кончить! Не еби меня без хуя и не смей отменять бой. Заодно посмотрим, чего стоит твой будущий родственник в перспективе.

***

Томас после ужина с ватными ногами поднялся в спальню Евы, тихо постучав и получив приглашение, вошёл.

Девушка сидела за столом, и что-то рисовала поглядывая в окно на рождественские огни.

– Ты не пришла ужинать…

– Да, не пришла, – кивнула она, – А ты не пришёл на моё выступление, – подняла она глаза на отца и осмотрела его темно синий костюм тройку, белую рубашку и вновь увела глаза, – Мы квиты.

– Прости, Ева. Обстоятельства…

– Были не в твою пользу, я знаю, – договорила за него девочка, – Но, эти обстоятельства можно было послать к чертям! Ты обещал мне, отец!

– Но, ведь Джон или Артур были? – спросил он с надеждой в голосе.

– Да, был пьяный дядя Артур. Только суть в том, что он дядя, а ты – мой папа. С него и спрос не велик! – обижалась Ева, швыряя циркуль в сторону настольной лампы.

– Ева, послушай меня… – начал Томми, но девушка его оборвала.

– Не хочу я слушать. Я хочу говорить, а слушать меня некому! – гневалась Ева, стягивая платье, оставаясь в одной майке и трусиках, забираясь в постель.

Томас на это среагировал, как отец, заметив, как похудела его девочка.

– Одни рёбра, детка, – погладил он её по волосам и поцеловал в макушку, – Давай я дам клятву, что на следующее выступление я приду и не один, а с букетом цветов? – подбивал он одеяло.

– Пытаешься откупиться?

– Получается? – улыбнулся Шелби.

– Немножко… – выдавила улыбку сквозь обиду Ева, и Томми крепко обнял её, – Люблю тебя, пап.

– И я тебя, спи крепко, – погасил он ночник, исчезая во тьме дома.

– Пап! – настойчиво окликнула его Ева.

– Чего? – вернулся он и шёпотом ответил.

– Ты знаешь, что Ада беременна?

Томас опустил глаза, пряча их во мраке, сохраняя молчание.

– Почему ты позволяешь ей пойти на аборт? Зачем?

Том взъерошил волосы и вновь щёлкнул ночник, пробираясь к краю кровати.

– Так будет лучше. Не всякого ребёнка можно любить. Тяжело любить ребёнка от не любимого человека. Это как ноша, от которой избавиться лучше в зародыше.

Ева опустила глаза.

– Разве того, что этот ребёнок её, часть самой Ады – этого не достаточно, чтобы полюбить его?

– Боюсь, что нет.

========== Глава вторая ==========

Ева открыла глаза и на неё в ответ смотрело распятие Иисуса Христа, из глаз которого бежала алая кровь.

Тело болело до крика и воя. Девушка не могла и пошевелить рукой и ногой, не пытаясь вспомнить вчерашний вечер. Ничего хорошего в нём не осталось. По нескольким причинам.

Первая – Ева лежала голой посреди кабинета священника, а поверх неё боком спал тот самый Змей из библии, прижавшись к женскому телу.

Девушка тут же возненавидела эту морду, спящую так крепко словно вчера всё было, как в доброй сказочке о злой любви.

Физиономия сопела, прикрытая подстриженной бородой, губы слипались в одно, а веки плотно сжались под нахмуренными бровями. Каштановые волосы склеились от засаленности в сосульки и свисали на бок.

От этого зрелища её затошнило и Ева захотела прочистить желудок, словно это избавит мозг от ужасных картин ночи.

Мужчина проснулся от её телодвижений лишь на секунду, поцеловал Еву куда-то в рёбра, и обняв её омерзительно и бесстыдно, отвернулся на бок.

Вторая причина – жуткая боль в теле. Болело всё. Начиная с головы и лица, заканчивая ногами и даже лодыжками, которыми она яростно пинала обдичка.

Всё тщетно.

Девушка смогла сначала сесть, ощутив урон вчерашнему, а после и встать, на дубовых ногах собирая с пола вещи. Одеваться и уходить не хотелось, хотелось умереть прямо здесь.

Третья причина – это потеря. Ева потеряла себя, прежнюю Еву. Она больше не юная девочка, а грязная и потасканная женщина. И от этой мысли ей хотелось лечь в гроб.

Ну, а четвёртая – это Бонни Голд, который скорее всего поднял на уши всех, когда не дождался девочку возле церкви. Он встречал её и был должен встретить в десять вновь, чтобы после проводить домой.

Ева наспех натянула юбку и спустила на грудь бюстгальтер, ища свою блузку, стараясь не скрипеть полом.

Пуговиц не осталось и Ева свела края кофточки, накидывая пальто и обувь, тихо закрывая за собой дверь боясь повтора ужаса и пробуждения зверя.

***

Как она дошла до дома, как не заметила кучу машин дядь возле забора, как она скинула пальто и рухнула возле входа Ева не знала и не помнила. Автоматизм заменил разум, а рассудок пока ещё был притуплен. Осознание произошедшего осталось где-то в церкви.

Ева села на пол возле деревянной двери, вдохнув запах дома и услышав шаги отца не выдержала и громко расплакалась.

Вся семья сидела в столовой и прикидывала варианты о том, где сейчас девушка. Их споры и гул прервал шум хлопнувшей двери. Жуткие рыдания заливали коридор и на него уже бежали все Шелби, как мужская половина, так и женская.

Ева опустила руки в лицо, отвернулась к двери и подтянула к себе колени, забывая себя в крике и вое.

– Ева… Ева, милая моя… – подлетел к ней Томас, за ним Артур, Полли и все остальные, непонимающе глазея друг на друга, – Что стряслось?

– Что случилось? – спросила Полли.

– Кто тебя обидел? – спросил Джон и Томас шикнул, аккуратно опускаясь на колени, перекурив почти всю пачку сигарет после ночи поисков и ожидания Евы дома.

Ева плакала, пытаясь в дрожи собрать слово «изнасиловали», но его звучание напрочь вылетело из её головы. Всё разумное выпало из разума, осталась только обида и ненависть к себе.

– Что с тобой? – спросил тихо Томас, ткнув пальцем в разбитую бровь об кольца Алфи.

– Упала, – всхлипывала девушка, чувствуя, как в горле стоит ком и зуб на зуб абсолютно не попадает.

Том облизнул губы и осторожно развёл края пальто, осматривая по ходу «обсосаную» губами еврея шею, бережно заглядывая в тёмный мрак одежды, различная синяки и засосы на груди.

Мужчины семьи вопросительно уставились на брата, надеясь не услышать худшего.

Том повернулся и покачал головой, дав понять, что Ева вовсе не упала и определённо врёт.

Тёплая рука отца скользнула к юбке, не упустив вниманием отсутствие колготок на мерзлых ногах, где ближе к тазу расположились очередные синяки, царапины. Шелби не верил ни себе, ни глазам, ни ранам, задирая ткань выше так, чтобы столкнуться глазами с кровавым бельем.

– Черт! Только не это! – задрожал он и его голос сел, после чего Томас прижал к себе девушку и зарыдал вместе с ней, поглаживая ту по волосам, – Нет, это не с тобой! Маленькая моя!

Всё в доме затихло.

– Кто?! Кто он?! – схватил он Еву за лицо, поднимая её глаза на себя, встречаясь с карими и пустыми, – Кто он?! Скажи мне Ева! Кто надругался? Кто этот покойник?! – кричал ей в лицо Том.

Ева забилась в криках, пытаясь выпутаться из рук отца, пугаясь его в удвоенной мере.

– Томми, оставь её. Дай ей отдохнуть! – разняли их мужчины, и Полли повела девочку наверх.

Томас обозлённо стал выхаживать по коридору, выкуривая наспех уже сотую сигарету, протирая глаза, слезящиеся, конечно, от дыма.

***

Ева вошла в ванну и тётя Полли помогла ей снять с себя всё. Белье запачканное кровью, потом и семенем еврея упало на кафельный пол.

– Я хочу отмыться… – сказала Ева, но Полли её жалобно приголубила, собирая с лица слезы, опуская ей на плечо свои солёные капли.

Слово «отмыться» – значило лишь желание девушки смыть с тела грязь, как следы, что оставил Соломонс. Растоптал чистоту Евы развратом в миг.

Полли покинула ванну, прижимаясь затылком к двери, держа в руке снятое с неё белье. Женщина набаралсь смелости и спустилась вниз, роняя на пол перед Томасом белье с пятнами крови.

– Кто бы он не был, Томми, ты должен поклясться убить его.

Девочка встала под горячую воду и заплакала. Вновь зарыдала горькими слезами, чувствуя как больно щипет кожу, как её дерет и как она сворачивается с кровью.

Ева зашипела, приближая пальцы к «раскуроченному» мужским эго низу живота, ведя ладонь к междуножью с криком и писком проводя там рукой. Горячее лоно кровило, сочилось и болело. Отвращение нахлынуло на девушку и она стала яро бить себя по лицу, до звонких хлопков по ванной, до ссаднения в щеках и головокружения.

Долго терзать себя не пришлось.

Том влетел в ванну, как вихрь, хватая голую девочку за плечо, усаживая на корзину для белья, и Артур с Майклом придерживали за плечи брата, который явно уже был не в себе. Ева пугала своим телом мужчин, которые уводили глаза, замечая в новых и новых местах следы «преступления».

Вся мокрая и заплаканная она села на корзину и поджала губы.

Сам Томас смотрел на лицо, избитое больше по левой стороне, где красовалась рассеченная бровь с запекшейся кровью, темно-фиолетовый висок, разбитая и припухшая нижняя губа в том же самом левом углу.

Вся шея напоминала окрас далматинца: множество-множество засосов были разбросаны по нежной коже, спускались к груди, и те были изранены и кровоточили.