Текст книги "Сказка про наследство. Главы 1-9"

Автор книги: Озем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Так скажите.

– Нелегко вот так огорошить человека… Максим Маратович, вы носите девичью фамилию своей бабушки. Вас это не удивляло?

– Вы намекаете, что Марьяна родила без мужа? и даже из-за этого пострадала? Нет, подобная мелодраматическая история не содержится в наших семейных преданиях. Уже в прошлом веке патриархальные строгости отвергнуты. Люди смотрят проще.

– Люди всегда одинаковы… Ваша ошибка в том, что вы пытаетесь назвать пренебрежительно мелодрамой то, что было настоящей трагедией.

– Трагедией? У нас в семье? с кем? с Марьяной?

– Вы не подозревали? Действительно, вся ваша родня – это бабушкина родня. А другая сторона?

– Чья другая?

– Ну, у каждого человека есть две линии родства – по матери и по отцу. Так природой заложено. Ваш отец – Марат Елгоков. Но он же не из пробирки появился. Кто его отец? и ваш дед. Вы знаете?

– Порываев, это все же мелодраматично. Я никогда не вникал в детали жизни бабушки Марьяны. Ну, не было у нее мужа, и что в том удивительного? Зато была война, погибла масса народа. История тривиальная.

– Угу. Маленькое уточнение – Марат родился перед войной… Итак, вы не знаете и не хотите знать. А вот я вникнул в нашу местную историю, и кое-что обнаружил без особого труда. Мой интерес – это советская эпоха и в ней период сталинского правления – естественно, применительно к кортубинским обстоятельствам. А у нас тут комбинат – пуп земли… Когда я и мои коллеги работали над «Ценой жизни и стали», то перелопатили массу документов из архива комбината, но в книге использовали незначительную часть, да и то не самую жестокую и губительную.

– Вот как? Но вы же ясно осознавали…

– Именно так! В то время гласность, плюрализм, историческая правда завоевывали позиции в обществе, центральная пресса разворачивалась, а провинция не преодолела обета молчания – парткомы, идеологические отделы сидели на своих местах и выполняли свою работу. Нам не позволили в полной мере отразить…

– Почему же вы не боролись, Порываев?

– Мы боролись! Я лично выступал, убеждал, доказывал… Что смогли отстоять – вошло в книгу. Да, там правда – пусть и не вся. На страницах биографии десятков, сотен людей, попавших волею судьбы или коммунистической власти на строительство комбината. Период – с конца тридцатых по пятидесятые годы. Положительные и отрицательные фигуры. Знаменитые и безвестные – например, Иван Глайзер, Иннокентий Елгоков, Пров Сатаров, Василий Тубаев, мой дед Макарий Порываев. И еще многие. Само строительство – это огромное напряжение всех сил. Я лишился иллюзий и ясно осознал, какая это была бесчеловечная эпоха. Ставилась цель, и любые жертвы для ее достижения считались оправданными. Особенно в войну, когда массово гибли не от пуль, а от непосильного труда. Например, вам известно, что на стройке работали азиаты, подвергшиеся трудовой мобилизации? Их число резко возросло в годы войны, и их даже селили в лагере, и тогда они считались «лагнаселением» – словно преступники. Казахи, узбеки, таджики занимались тяжелым низкоквалифицированным трудом, жили в суровых условиях – ну, и мерли как мухи. У нас установлено несколько массовых захоронений прямо на территории комбината. Жизнь ценилась дешевле стали…

– Зачем вы расписываете ужасы, Порываев? У нас, слава Богу, мир сейчас. Двадцать первый век на дворе.

– Пусть мы в дерьме, но не воюем. Вы правы.

– Хорошо, вы меня усовестили. Почитаю вашу книжку.

– Полезно будет. У вас, молодых, не меньше иллюзий. Я мог бы многое рассказать… Но даже на фоне тех трагедий и несправедливостей история вашей бабушки Марьяны стоит особняком… Хотелось бы мне быть объективным, но столько жертв, столько…

– Моя бабушка умерла до войны.

– Это ужасно. Сожалею, но правда всегда лучше… Я вынужден назвать имя вашего родного деда – не Тубаева, а мужа Марьяны.

– Говорите! Хватит уже слов да околичностей…

– У Марьяны Елгоковой еще в школьные годы проявился незаурядный талант пианистки. Музыкальной школы в Кортубине не было. Марьяна уехала в Москву для поступления в консерваторию. Поступила. Там же встретила мужчину – по возрасту гораздо старше ее. По тогдашним меркам весьма удачный брак. Ее избранник – Гранит Решов.

– Ка-ак? Гранит??

– Соглашусь, брутальное имя. Я уже говорил, что под влиянием революционного энтузиазма придумывались имена – Юннарм, Индустр, Авангард, Вилен, Всемир. Правда, такая практика быстро закончилась, и вернулись к традициям. Но тот человек, о котором я веду речь, не получил это имя при рождении – он сам его выбрал. Подобные случаи отнюдь не редкость. Люди меняли имена, фамилии – это был осознанный шаг – как бы отказ от прошлого, от семейного наследства – не материального, конечно, все уже было национализировано. Хотя мой отец остался Гераклидом Порываевым – как решил его отец. Ваш дед поступил иначе.

– Почему поступил? А впрочем…

– Вам все равно, да?

–Я не знал деда – этого, как его… Гранита… Действительно, странно звучит… В моей семье это имя не упоминалось никогда.

– Наверное, ваши родные сочли, что так будет лучше. Сын Марьяны и Гранита носил славную фамилию Елгоковых. И вы – Елгоков. Вы с самого начала звались так, и вам даже в голову не приходило выяснить…

– Что выяснить?

– Кто же вы такой? Ваш семейный корень?

– И вы откроете мне глаза на тайну, от которой меня уберегали родные?

– Очень старательно уберегали. Чтобы ни одной мысли у вас не мелькнуло.

– Вы как добрый дед Мороз преподнесете мне подарок? Стоит ли благодарить, Порываев?

– Это уж вам решать… Ваш дед – Гранит Решов. Законный муж Марьяны Елгоковой. Старший майор госбезопасности. Начальник ИТЛ №9. Расшифровываю – исправительно-трудового лагеря для заключенных. Организованного под нужды строительства комбината.

– Вы что за бредятину несете, Порываев?!!

– Вы не кричите. Имейте уважение. Я старик.

– Из ума давно выживший! Вы что, думаете, я стану слушать ваши клеветнические измышления?! Какой майор? какой Гранит? Обратитесь к психиатру, мозги просветите. А то у вас старческая деменция в разгаре. Точно в глубине ваших дум – один чугун. Неподъемный.

– Ваш родной дедушка Гранит Решов. У меня здесь записаны его данные. И документальное подтверждение имеется. Каждой строчки, каждой буквы. С документами не поспоришь.

– Ну, и сидели бы со своими документами в архиве – пылью бы обрастали. Чего вылезли-то?

– Вы напоминаете ребенка, который машет руками и кричит в полной уверенности, что какая-то противная бука исчезнет, испугавшись его крика. Пумс! лопнет словно пузырь… Максим Маратович, вы разумный взрослый человек и понимаете, что подобными словами не бросаются. Что я не пришел бы просто так…

– Ну, и уходите! Исчезните!

– Я – не дурной сон. И вам придется принять правду. Неприятную правду. Родню не выбирают. Вот здесь у меня приготовлена справочка. Означенный Гранит Решов. Как я вам уже говорил, имя он поменял. Раньше звался – Решетников Грицан. Надо отметить, тоже имечко – Грицан… Родился в 189… году, место рождения – окрестности села Утылва, что на юге Кортубинской области. Окончил два класса церковно-приходской школы. В первую мировую войну его призвать не успели – годами не вышел. Уже будучи молодым человеком, принял активное участие в послереволюционных событиях. У меня есть его автобиография. Там все, как полагается.

Я, Решетников Грицан Ефимович, родился в бедняцкой семье. До революции жил вместе с родителями на Бузаковском хуторе, что под Утылвой, батрачил ради заработка. По причине малолетства не был призван на империалистическую войну. В восемнадцатом году пошел добровольцем в ряды РККА. Сражался с дутовцами, участвовал в обороне Оренбурга. В числе первых вступил в комсомол.

Что дальше? Да всего хватает. В 1920 году учился на курсах командного состава в Москве; по окончании командирован на Западный фронт. Участвовал в войне с белополяками. Затем служба в погранвойсках. С 1925 года – член ВКП(б). Тогда же начал работать в органах НКВД. Уполномоченный особого отдела НКВД стрелкового корпуса. После армии попал на курсы ВЧК в Москве – на месте этих курсов после была центральная школа ОГПУ, после академия ФСБ России. Понятно, птенец из какого гнезда. В 1932-1936 годы – на практической и руководящей чекисткой работе в Сибири. И вот в 1936 год назначен начальником ИТЛ№9. Сам Гранит Решов писал в автобиографии «на всех постах добросовестно и ответственно стоял на страже государственной безопасности, беспощадно боролся с врагами народа». В конце, как водится: «взысканий по партийной линии не имел и не имею. Раскулаченных, высланных, проживающих за границей родственников не имел и не имею». Насчет колебаний в линии партии и участия в оппозиции – естественно, нет, не было. Каково?! Чист аки агнец божий! Что молчите, Максим Маратович?

– …

– Мне особенно нравится выражение про беспощадную борьбу с врагами народа. Чем-то стихийным, родным веет… Н-да, солидный послужной список. Не робкого мальчика, но мужа. Вырисовывается фигура Решова – энергичного волевого человека, наделенного умом, самолюбием, жаждой власти. Яркий мужественный тип. Он высоко продвинулся от социальных низов – от этой своей Бузаковки, в полной мере воспользовался шансами бурной революционной эпохой. Его карьера удалась. Гранит Решов вошел в когорту избранных нового строя.

– Вы таким тоном произносите…

– Я без иронии, Максим Маратович. Ваш дедушка был личностью – победитель, а не жертва. Это уже достоинство. Потому что тогда жертв было слишком много – легче легкого стать жертвой.

– Не понял.

– Сложно объяснить. Вы же все торопитесь закончить. Куда-то опаздываете?

– Нет, но…

– Тогда посвятите мне еще время… Маленький ликбез. Вам, конечно, знаком термин – политические репрессии? Разумеется, знаком! Излюбленная тема – на ней кто только не потоптался, не извлек выгоды, пусть даже моральной. Ваш Правый Блок как представитель либерального крыла тоже отметился – заклеймил позором это явление, поклялся не допустить в дальнейшем. Короче, лишь демократическое устройство общества обеспечит соблюдение законов, уважение прав и свобод, призовет к ответственности государственные органы, если что или если кто…

– Вы стебетесь, Порываев? Не пойму – вы демократ или коммунист? Выберете же для себя одно.

– Без ваших советов обойдусь. И что за подростковый жаргон? Тема-то серьезная… Хотя давно потеряла актуальность – как-то все сошло на нет…

– Про политические репрессии мне известно. Я газеты читал, телевизор смотрел. Не на Луне жил эти годы. Тридцать седьмой год.

– Только этот год?

– А что? Чего вам не хватает?

– Репрессии в СССР начались не в тридцать седьмом – и на нем не закончились. Собственно, они продолжались до пятидесятых годов. И даже после. И также задолго до тридцать седьмого года появились лагеря. В восемнадцатом большевики приняли решение превратить страну в военный лагерь. Ха, весьма красноречиво. Вся страна – единый лагерь. Вот откуда ноги растут. Для изоляции и принудительного труда враждебных классовых элементов создавались лагеря. И на Урале были. В двадцатых годах узаконена ссылка на десять лет даже без совершения какого-то преступления, а уж в новом уголовном кодексе принята знаменитая 58 статья. Поначалу к нам сюда поехали лишенцы – лица, лишенные избирательных прав, и члены их семей. Тогда еще массово не стреляли – высылали лишь… Мне обидным кажется одно соображение – не знаю, как вам – почему жизнь на Урале и в Сибири со столичной точки зрения уже считалась и считается наказанием? Дескать, у нас тут медведи по улицам ходят. Или волки воют. Или совы ухают. А мы, здешние жители не подозреваем, что наказаны за что-то. За что?!

– Я не знаю. Наверное, это не так.

– Так, Максим Маратович, так. Вон вы решили карьеру в политике строить, наверх пробиваться, распрощаться с нашей дикой окраиной. Забыть про историю вашего семейства, не продолжать труды Елгоковых – отца и прадеда. Всех манит Москва. Да я вас не обличаю. Понятно. Но от своей судьбы не уйти.

– Я… еще не решил…

– Тогда продолжим, что ли? На всех стройках в Союзе использовали заключенных. Вообще, труд приобрел характер принудиловки – и не только для зэков. Как? Разве вы не знали, что здесь тоже была колония – конечно, не столь мощная, как, допустим на Кузнецкстрое. Но оттуда перетекали и кадры, и методы. На элементарную механизацию средств не хватало, а рабсила – вот она, бесплатная и безотказная…Например, Иван Глайзер работал (разумеется, не начальником) на Кузнецкстрое – на строительстве первого гигантского металлургического комбината имени Сталина. И конечно, там в 1937 году разоблачили вредительскую организацию, куда под одну метлу смели руководителей и специалистов – учителей и коллег Глайзера. Кузнецк и Магнитка построены раньше нашего комбината. Везде трудилось очень много спецпереселенцев из числа раскулаченных, врагов народа, вредителей. Местные органы НКВД надзирали – работали на износ… А вообще, история повторяется. Как с названием – Кузнецк, потом Новокузнецк, потом Сталинск и снова Новокузнецк. Оборот – и снова в исходной точке. Или с теми же разоблачениями – в Кузнецке после войны случился один из последних расстрельных процессов сталинской эпохи – опять-таки работники вредили, скрывали, саботировали – из кожи вон лезли насолить Советской власти. Буквально через несколько лет людей полностью реабилитировали. Кого это могло утешить? Глайзера? Он не попал под раздачу в Кузнецке – так угодил здесь, у нас. Расстреляли в благодарность за его труды… Нет, Гранит Решов уже не входил в особую тройку, рассмотревшую это дело и вынесшую суровый приговор.

– Я это к чему говорю? И здесь начали с готовым решением. Рядом с соцгородом, которого еще не существовало даже на бумаге, располагался ИТЛ№9. Колония (или трудлагерь) подразделялась на лагпункты, у каждого своя специализация. Непосредственно стройплощадка – это ТЭЦ и цеха; затем хозяйственное обеспечение колонии, больница, штаб. Штрафники – это работа на руднике, самый тяжелый участок. Существовал еще один пункт – специфический, выполнявший похоронные функции – мертвых зэков закапывали в землю, на месте могил втыкали палки с цифровыми бирками – и это печальное дело надо было делать. Максимальное число обитателей за все время существования колонии – 7-8 тысяч человек. Ежемесячно умирало до двухсот – истощение, дистрофия, пеллагра, дизентерия, тиф. Я читал документы санчасти лагеря. Ужас… Там, где в двухтысячных годах воздвигли памятник репрессированным – столп с разорванными звеньями цепи – там и располагалось основное кладбище. Это на окраине соцгорода. Слава Богу, что туда еще не продлили городскую застройку, а то люди бы буквально жили на костях…

– Боже, боже…

– Ваш дед Гранит Решов был хозяином лагеря. Да, он – не основатель ГУЛАГа, он всего лишь назначенное лицо, и таких лагерей в Союзе было много. Как говорится, целый архипелаг ГУЛАГ. И Решов – винтик этой гигантской безжалостной машины, но совсем не ничтожный винтик. Вот жизнь и смерть заключенных ИТЛ№9 зависела от него – от его усердия, организаторских способностей, властолюбия, преданности делу – да просто от его совести. Представьте себе тогдашнюю жизнь – беспросветный труд по 12 часов в сутки, скромный рацион. От выполнения выработки зависела норма выдачи продуктов. Трудиться должны все. Жили в землянках, в бараках. А по первости еще хуже. Но Решов приехал, когда уже построили бараки, в них установили двухъярусные нары, скученность была большая. Зимой это спасало от холода. Для ВОХРа и других вольнонаемных отдельные помещения. Столовая, школа, санчасть, клуб. Даже тротуары. Особый квартал. Над всем довлел строжайший распорядок, не очень отличавшийся от тюремного. Нарушитель подлежал задержанию и направлению в распоряжение органа НКВД. Надо объяснять дальнейшее?

Жизнь была не сахар даже на свободе – даже для таких счастливчиков, как Иннокентий Елгоков и других необходимых спецов – тогда что говорить о лагере. Охранников и администрацию постоянно наказывали за всякие грехи – повальное пьянство, воровство, потерю оружия, картежные игры, самовольное покидание поста, неоправданно жестокое обращение с зэками. Масса случаев. Как один стрелок охраны, мертвецки пьяный, стрелял с вышки и ранил нескольких людей, в том числе офицера. Другой охранник приревновал жену и, придя в санчасть, по ошибке убил другую медсестру, после чего сам застрелился. Неоднократные факты утери оружия. Проигравшись в карты, сотрудник ночью выгнал обитателей барака раздетыми на мороз и заставил бегать кругами – после этого многие простудились и заболели пневмонией. Страшные истории. Да, лагерь никогда не был учреждением культуры, перевоспитания, милосердия. Жизнь в такой дыре – тяжелая, муторная, невыносимая. Вот записка о том, что один из сотрудников лагеря – между прочим, занимал нерядовую должность – от всей этой работы заболел эпилепсией и был уволен из НКВД как инвалид. Профзаболевание получается… Имелись случаи самоубийств среди охранников.

Гранит Решов должен был следить за порядком, за тем, чтобы никто не убежал. И действовать жестокими мерами – вплоть до расстрела. Решову предоставлялись полномочия. По закону смертные приговоры заключенным приводились в исполнение тщательно отобранными сотрудниками и стрелками ВОХР под личным руководством начальника лагеря. И Решов не миндальничал. У меня в папке несколько бумажек примерного содержания:

Акт (1937 год … месяца … дня)

Помощник начальника лагеря

Начальник ВОХР

Инспектор (исполнения наказаний)

Составили настоящий акт в том, что на основании решения НКВД СССР и согласно приказу начальника лагеря в отношении шести заключенных, поименованных в приказании, приговор приведен в исполнение. (Подписи, печати).

Очевидно, таких актов насчитывалось не один десяток, а гораздо больше – там шесть, там десять, а там и тридцать человек – для примера. ИТЛ – это не курорт. Машина работала, перемалывала людей – и тех, кто сидел, и тех, кто охранял. Тут мало что зависело от личных качеств Решова. Людей сюда привезли, чтобы выжать из них все соки и в конце умертвить – никто возвращать их не собирался. В идеале безымянная могила с воткнутой палкой ожидала каждого. У наиболее проницательных чекистов не могла не родиться здравая мысль, что они сами не слишком отличаются от колонистов – с точки зрения советских вождей расходный материал. Участь всех здесь быть использованными и выброшенными. Собственно, со многими чекистами так поступили. Вот и с Решовым.

Вообще-то, Решов тоже человек – реальный, из плоти и крови. Ведь не родился же он майором из несокрушимого гранита, беспощадным борцом с врагами народа, фанатиком, подвижником службы безопасности. Когда-то он был простым крестьянским пареньком Грицаном Решетниковым. У него тоже нормальные чувства, привязанности, добрые качества. Я ничего не отрицаю. Тем более, что подтверждалось фактами. Одного распоясавшегося охранника, что избил зэка кочергой, он посадил в лагерь в качестве такого же заключенного. Совершил кульбит. Решов озаботился налаживанием ситуации с санитарией – бараки стали подметать, нары мыть, белье регулярно стирать. Отселили инвалидов, беременных женщин тоже поместили в более комфортные условия. В санчасти оборудовали родильную палату. Организовали помывку заключенных в бане. В колонии разбили огороды, завели скотину, за счет своих ресурсов улучшили лагерный рацион. Это на наш взгляд элементарные вещи – ничего выдающегося, но история ГУЛАГа изобилует фактами бесчеловечного отношения к заключенным. Всплывают ужасные подробности массовых расстрелов, издевательств, голода. Опубликовано множество материалов на сей счет – воспоминания очевидцев, труды историков. В эдаком изуверстве Решов не запачкан

Пожалуйста, не относите Решова к тайным противникам коммунистического режима, не воспринимайте его переродившимся чекистом – таких по определению быть не могло. Я уже говорил, что это умный, рациональный человек. Перед Решовым, как и перед Глайзером, определили задачу – успешное строительство комбината в сжатые сроки. Казалось бы, идеальное решение – рабский труд – нужно обеспечить лишь конвой и колючую проволоку, да еще рабов. Иная простота даже не воровства хуже, а просто хуже всего на свете!.. Нам предстояла жесточайшая война на выживание. И Решов на посту начальника ИТЛ руководствовался доводами разума – он пресек произвол на местах, покарал виновников совсем уж вопиющих случаев, выдвинул образованных политзаключенных на административные должности, несколько смягчил режимные строгости. Он логично рассуждал, что с голодных и измученных доходяг взять нечего – когда уже кляча пала, то пинай ее, бей кнутом – не поднимется и не потащит. Решов неосторожно пообещал отличившимся – этим ударникам принудительного труда – досрочное освобождение – вернее, пообещал ходатайствовать в вышестоящие инстанции. Такие правила существовали – например, за выполнение плана могли засчитать два дня срока за три, начальник лагеря мог даже организовать досрочное освобождение при отбытии четверти срока. Все это Решову потом припомнили друзья чекисты как потерю бдительности и попустительство.

– Вы его хвалите?

– Его? Не называйте вашего родного деда так – он, его. Что-то бездушное… Да, интересный тип этот Решов… Наверное, ваша бабушка была в него влюблена. А он в нее.

– Марьяна?

– У меня в папочке фотокопия экземпляра Трудовой вахты того периода. Нате, поинтересуйтесь. Вверху тогдашние привычные заголовки -

ВЧК – ОГПУ – НКВД – грозный меч диктатуры пролетариата.

Ударить по вредителям, срывающим выполнение плана!

Пламенный привет победителям соцсоревнования – ударной бригаде Прова Сатарова!

Награждение передовиков грамотами и ценными подарками, талонами на промтовары.

А внизу – то, что нам надо. Заметка об открытии первого клуба. Насколько я понял, клуб был какого-то смешанного назначения. Создавался для стандартной культурно-массовой работы с целью мобилизации трудящихся на решение производственных задач и планов, организации свободного времени через деятельность художественных кружков – музыкальных, театральных, хоровых, спортивных, шахматных и других. Контингент для воспитательного воздействия – и рабочие на стройке, и заключенные ИТЛ. Последнее обстоятельство подчеркивает условность разделения людей, кто в лагере или за его пределами. В провинции, тем более в нашей захолустной дыре, все проще и честнее – чего огород городить, то бишь колючую проволоку…

Клуб открыли вперед самого комбината. Комбинат строили до и после войны. Окончание строительства – аж середина пятидесятых годов. Клуб заработал в конце тридцатых. Простое блочное одноэтажное здание, лишенное всякого декора. Главное из помещений клуба – большой зал для митингов и собраний с деревянной сценой, на которой выступали самодеятельные артисты, зал также становился кинозалом, где крутили старые добрые советские фильмы. Здание неказистое, но добротное – просуществовало до конца шестидесятых, затем его разломали и возвели современный комбинатовский Дворец Культуры Сталькон. А улица до сих пор называется Клубной.

По легенде первая встреча Гранита Решова и Марьяны Елгоковой случилась именно в клубе – на его торжественном открытии. В газете как раз помещена заметка. И несколько фото. Концерт силами местных артистов – наверное, и заключенных привлекали. Групповой снимок – начальствующий состав комбината – все сплошь мужчины в военных гимнастерках, исключая Аристарха Кортубина в неизменном своем плаще и Ивана Глайзера в строгом френче. Виды строительства (можно даже различить первую домну). Снимки непосредственно с концерта – среди них фото юной пианистки М. Елгоковой – хрупкая фигурка за инструментом на сцене. История романтической любви мужчины и женщины – как во все времена, при любом строе. Подробности романа мы никогда не узнаем. Гранит Решов и Марьяна зарегистрировали свой брак в Москве. Это совершенно точно. Явствует из последующих документов. Марьяна приехала к мужу на стройку.

Не знаю, радовались ли родители. С одной стороны Елгоковы неплохо приспособились к советским порядкам. Иннокентий Павлович считался ведущим специалистом на комбинате. Семья жила в хороших условиях, пользовалась полагающимися номенклатурными благами. И Елгоковы хотели для дочерей спокойного сытного будущего. Младшая дочь Юлия поступила, как хотел отец – получила техническое образование, пришла работать на комбинат. Ее жизнь сложилась счастливо – насколько можно судить. Однако старшая Марьяна – среди тогдашней молодежи она как гадкий лебедь из сказки. Выступало явственно, что она – не своя. Конечно, в Москве в годы индустриализации не закрылись музыкальные учреждения – консерватории, училища, и многие решались посвятить себя этому аполитичному занятию. Хотя коммунисты утверждали, что везде и все – политика. Помпезность для столицы, а провинция жила суровым аскетизмом. Как сейчас модно выражаться – все посвящено главному тренду. В нашей местности – это производство стали. Все – силы, ресурсы, мечты, жертвы – отдано гигантскому монстру – комбинату. Население сгоняли на строительство, привозили заключенных, детям в школах промывали мозги, внушали, кем стать – доменщиками, сталеварами, плавильщиками, прокатчиками, кузнецами– то есть, теми, кто работает с горячим металлом. Романтика разрешалась в установленных рамках. Поколения жителей Кортубина трудились всю жизнь на комбинате. А вот в семье Елгоковых выросла эдакая странная музыкантша. Выпряглась девочка, размечталась. Поддалась вредному соблазну. Цеховые корпуса, трубы, вагонетки с рудой рождали правильные строгие мысли – их бы послушать и спастись – но наваждение всегда таилось в чистых и прозрачных водах благотворного сна, и создавало коварную иллюзию. Иллюзию невозможного счастья… Но почему же невозможного? Ведь сперва все складывалось удачно. В назначенный срок Марьяна встретила мужчину, и ее глаза раскрылись, чувства хлынули потоком. Она полюбила и презрела все – мечты о музыкальной карьере, неодобрение родителей, разницу в возрасте, принадлежность любимого к совершенно чуждому лагерю. Марьяна безоглядно доверилась Решову. Давно Пушкин разгласил про девичью любовь:

Душа ждала… кого-нибудь,

И дождалась… Открылись очи;

Она сказала: это он!

Да-а… И вот Марьяна Иннокентьевна снова на родине. Уже не юная девочка – красивая женщина, супруга могущественного Гранита Решова. Царица в грозном царстве бараков, землянок, штрафных изоляторов и казарм. В окружении верноподданных в телогрейках и брезентовых ботинках. С почетным эскортом из ВОХРовцев с винтовками. Сторожевые вышки и колючая проволока по границам королевства. Жизнь переплюнула сказку… Гранит любил жену. Он позаботился об уютном семейном гнездышке. Я уже упоминал о коттеджах в березовой роще для руководства и ценных специалистов комбината. Для начальства ИТЛ тоже построили дома, улицы между ними заасфальтировали, установили фонари – как только на стройке появилось электричество, это благо стало доступным для избранных. Был водопровод, горячая вода от новой котельной. В эпоху тотального дефицита, талонной системы чекистские начальники жили припеваючи. Заводили себе прислугу. У жены Решова были кухарка и горничная из заключенных – не пристало Марьяне утруждать свои нежные ручки домашней работой. Всегда в изобилии превосходные продукты – мясо, рыба, масло, мед, вино, свежие овощи. В доме ковры, зеркала, люстры, перины. И апофеоз всему – роскошный черный рояль Дидерихс посреди гостиной. Для влюбленной девочки сказка ожила и воплотилась в материальные предметы. А дальше должно быть абсолютное сияющее счастье. Ведь мы не сомневаемся, что сказки завершаются счастливо.

Марьяна прослыла самой шикарной женщиной в Кортубине. Конечно, для того, чтобы хорошо одеваться, нужно было иметь все эти штучки – дрючки: обувь, белье, меха, французские духи, сумочки. Хотя для того, чтобы хорошо выглядеть, одного богатства мало. Опять же Пушкин признавался, что не знает перевода

Того, что модой самовластной

В высоком лондонском кругу

Зовется vulgar. (Не могу…)

Марьяна в переводе не нуждалась – ей были присущи артистизм и чувство стиля. Как эффектно она носила шляпки с вуалями, береты, тюрбаны, броши, перчатки, горжетку из чернобурки. За фильдеперсовые чулки ее ненавидела вся женская половина кортубинского населения. Все это ей дал Решов – просто высыпал сокровища к ногам любимой. Я же говорю – это сказка, чудо! Но пословица гласит – все сказки кончаются когда-нибудь. Карета превращается в тыкву, а прекрасная Золушка остается в затрапезе. У Марьяны вышло гораздо хуже.

В 1939 году сказочное царство Марьяны сотряслось и рухнуло. Но перед этим многое случилось. Когда в России жилось хорошо и беззаботно? Особенно в прошлом веке… Как говорили деревенские бабушки: не жили хорошо, и неча привыкать… Волна Большого террора 37-38 годов докатилась до наших мест. Жертвы тут же отыскались. И что показательно – строительство только начиналось, обвинительного материала не было совсем. На помощь центральным властям пришли здешние проверенные кадры. Руководитель партийной организации стройки и впоследствии первый секретарь обкома Аристарх Кортубин – его именем назовут новый город – наблюдая шумную разоблачительную компанию в стране и осознав, что сам рискует получить клеймо вредителя и врага народа, постарался вместо себя представить подходящие кандидатуры. Да, да, своих же закладывал. Но видно неумное желание спастись вынуждало совершить предательство товарищей. Тот самый Кортубин – наша легенда, пример кристально честного коммуниста, героя гражданской войны, первого руководителя области и организатора производства – короче, означенный Кортубин собрал лавры за всех, работавших здесь. На центральной площади чугунная статуя в плаще и фуражке, от которой веяло суровостью – до недавнего времени под статуей принимали в пионеры. Имя Кортубина получили улицы, школы, музеи и другие учреждения в области. Непререкаемый моральный авторитет. А когда приоткрылись архивы, и стало возможным ознакомиться с некоторыми документами под различными грифами секретности – то я испытал непередаваемые чувства. Посмотрим, как вы отнесетесь. Я держу в руках убийственный документ и цитирую дословно. Заранее извиняюсь – текст большой и не очень связный, но он того стоит

Докладная записка

Секретно.

Секретарю ЦК ВКП(б)

Наркому внутренних дел

О делах и кадрах на строительстве металлургического комбината.

Партийный комитет на заседании (число дата) заслушивал вопрос о текущем положении на строительной площадке. Принято решение об усилении партийного влияния среди строителей.