Текст книги "Из года в год (СИ)"
Автор книги: Orlovthanka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
И маг вспоминает. Вспоминает, как они зашли в Башню, и как он не смог противостоять Праздности, поддался, как и остальные. Не смог. Это злит Амелла, он всё чётче осознаёт фальшь этого мира, видит обман. Выходит, демон недостаточно силён, чтобы не только пробиться в его разум, но и закрепиться здесь, недостаточно силён, чтобы создать иллюзию, в которую Амелл смог бы или захотел бы поверить. Демон слабее его. Праздность удастся уничтожить.
Хоть Виконду и удаётся спасти своего учителя, а вместе с ним и всех выживших магов Круга, успокоиться он не может. Дело не в погибших знакомых, не в том, что прошлое вернулось к нему в столь отвратительном виде. Маг понимает, что в любой момент может оказаться ничтожно слаб, абсолютно бесполезен, стоит только пересечься с храмовником. Лишившись магии, он ни на что не способен. И понимание этого выбивает его из колеи.
Магии ему слишком мало.
Он вынашивает эту мысль довольно долго – непозволительно долго, если учесть, что времени у них почти нет – прежде чем решает заговорить с единственным, кто действительно может ему помочь.
– Ты себя вообще слышишь?! – потрясённо спрашивает Алистер, с неподдельным беспокойством глядя на него. – Для того чтобы научиться сражаться мечом, нужны годы тренировок! Этому не обучиться за один миг!
– У меня нет выбора. Я не имею права быть слабым.
– Виконд, – вздыхает Винн, слышавшая всё с самого начала. Она неодобрительно качает головой, но ничего более не произносит.
– Слушай, ты ведь маг, – вновь пытается вразумить его Алистер. – Никто не ждёт от тебя…
– Именно. Враги не ждут, что я буду сопротивляться. А потому я должен, – упрямо твердит Амелл, не сводя с Алистера взгляда. Он знает, что несостоявшимся храмовником не так-то и сложно манипулировать, хоть и ненавидит делать это. – Если ты отказываешься мне помогать, я обращусь с этой просьбой к Стэну.
Алистер вздрагивает и едва ли не испуганно смотрит на кунари. Кто знает, какие мысли могут быть у него в голове? Змей видит его сомнения, а потому уже знает ответ. Тот ответ, который и нужен ему.
Хоть маг и внимательно вслушивается во всю теорию, во все советы, что говорит его собрат по Ордену, в пробном бою Амелл падает сразу же после первого удара. Зевран, внимательно наблюдавший за их разговором, тут же оказывается рядом и протягивает Виконду руку. Но Амелл игнорирует его и поднимется сам, прося Алистера бить ещё.
Поздней ночью, когда маг совершенно разбит первой тренировкой и своими неудачами, эльф вновь подходит к нему.
– Мой милый Страж, не думаю, что так ты достигнешь особых успехов. Не принимай на свой счёт – учитель из Алистера никудышный. Быть может, мы могли бы…
– Нет, – сухо отвечает Виконд, скрываясь в палатке и сам не понимая, почему это предложение было принято в штыки. Зевран не станет пытаться убить его на глазах у всех, когда это столь очевидно. Но дело вовсе не в опасении за свою жизнь.
Общаться с Вороном ему… сложно. Это не самое подходящее слово, но оно ближе других к истинному положению вещей. Антиванец сплошное противоречие, сложно понять, в какой момент он шутит, а когда говорит серьёзно, и потому Зевран его раздражает. Всё не так, как с храмовниками – нет плохо прикрытой фальшивой улыбкой и напускной вежливостью ледяной ненависти. Это скорее похоже на то, что он испытывал к Йовану первое время после знакомства. И от этого лишь больнее. Амелл не хочет снова проходить через это. Он не выдержит этого снова.
Тем более, что Зевран не похож на Йована ничем. Йован искренний, настоящий… нет. Не искренний. Малефикар. Душа отзывается болью, стоит только вспомнить, как быстро и без колебаний бывший друг достал нож. Это воспоминание не то чтобы ужасает – оно скорее наполнено отвращением, нежеланием верить в то, что его Йован способен на это. Нежеланием верить… Но разве сам Амелл не пошёл бы на подобное ради Йована, окажись они в той же ситуации, но в иных ролях?
В том-то и дело, что нет, не пошёл бы. Что угодно, но не магия крови – одна из самых отвратительных вещей мира, грязь и позор, вечное клеймо, что невозможно смыть ничем и никогда, как и предательство. Это то, что им, ученикам Круга, внушали с самого раннего детства. Амелл никогда не позволил бы себе прибегнуть к этому, не стал бы соглашаться на сделки с демонами – он считает себя выше этого, сильнее всех, кто тянется к подобным знаниям от безысходности. Так что же, выходит, что он лучше Йована?.. Но это ведь в корне неверно. Он не вправе судить бывшего друга. Никто не вправе. Каждый способен на отвратительные вещи из-за своих страхов, и, как знать, на что страх может толкнуть самого Виконда?..
Внезапно открывшаяся правда об Алистере, ожившие трупы, одержимый ребёнок, отравленный эрл – всё это ничто по сравнению со встречей с Йованом. Запертый в одной из камер подземелья, измождённый долгим заключением, пытками и отсутствием воды и пищи, одетый всё в ту же мантию, что и при побеге, потёртую, с пятнами засохшей крови… Но он выглядит прежним собой, а может, Амелл хочет видеть его таким.
Выйдя из подземелья, Виконд уже и не помнит, что говорил ему. Как и в последний день их дружбы, его переполняют эмоции, которые он так долго сдерживал, от которых он так долго отказывался. Амелл знает лишь, что так и не смог найти в себе сил для признания, что Йован до сих пор считает его своим другом и даже не подозревает о том, что это «Вик» сообщил Ирвингу о планировавшемся побеге.
На первый этаж замка Амелл поднимается как в бреду. В него едва не попадает стрела ожившего мертвеца – Алистер отталкивает его и вскидывает щит. Этот толчок приводит мага в чувства. Злость на себя, на собственную бесхребетность вырывается наружу, и не особо действующие против этих врагов заклинания стихии холода замедляют их, а тяжёлые, всё ещё не очень умелые удары меча усмиряют вовсе. Внутри всё дрожит от гнева, пока Амелл прорубает себе путь в главный зал.
Они пытали его. Пытали по приказу Изольды, что теперь убивается горем, просит спасти одержимого сына. А Виконд борется с отвращением, с желанием уйти, оставить всё как есть. Так, как она заслуживает. Так, как требует его внутренний голос.
Это навсегда испортит отношения между ним и Алистером, но Амеллу на это плевать. Он не считает королевского бастарда своим другом, он не имеет права зваться чьим-то другом после того, как поступил с Йованом.
Йован. Он хотел здесь всё исправить. Виконд не дал ему даже попытаться, прогнал, опасаясь за его жизнь. И меньшее, что может сделать Амелл – исправить его ошибки. Если, конечно, это вообще возможно. Если нет – умрёт, пытаясь. Это станет его искуплением.
После того дня всё становится только хуже. Амелл, хоть и спасает Коннора, не чувствует себя лучше. Он вымотан. Он устал. Ему нужно отвлечься. Ему нужно… поговорить. Ему нужен друг. Но кто знает, где сейчас Йован? Да и станет ли он вообще разговаривать с ним, после того, как узнает правду? Нет, конечно же, нет. Говорить с кем-то из спутников кажется плохой идеей. Лелиана и Винн слишком обеспокоены его состоянием, чтобы помочь забыть; Стэн, как и сам Амелл, не разговорчив; с Огреном завязать разговор сложно из-за отсутствия общих тем; Морриган… Морриган с ним больше не говорит, если на это нет крайней необходимости. Всё вышло крайне неловко, если он вообще верно понял её слова. Предложение разделить ночь на двоих…
Виконд отрывается от записей в дневнике и смущённо, почти виновато смотрит в сторону ведьмы, о чём-то говорящей с Лелианой. Морриган ему нравится. Но несколько в ином плане. Он восхищается её мастерством, сочувствует её прошлому, необъяснимо для себя тянется к ней, но понимает, что доверять ей нельзя. Что-то странное есть в её словах и действиях, нечто неуловимо странное, что не даёт покоя Амеллу, заставляет быть чрезмерно осторожным с ней. Куда более осторожным, нежели с остальными.
Он слышал, как после отказа Морриган назвала его «бесчувственной ледышкой», не в лицо, конечно, за глаза. Но сути это не меняет – она права. Виконд Амелл не тот, кого может интересовать подобное. Но сейчас, именно сейчас ему хочется говорить с Зевраном, скрывающим своего интереса к нему. Даже не столько говорить, сколько слушать его. Это успокаивает. Отвлекает. Виконд цепляется за него, как за замену Йована, хоть и понимает, что замены не выходит и никогда не выйдет: слишком они разные.
Но хуже всего, что все спутники по неясной причине уверены в их с Зевраном… романе?.. Само это слово звучит до невозможного абсурдно и заставляет задуматься о здравомыслии окружающих.
Да, ему нравится проводить время с Антиванским Вороном, равно как и узнавать от Стэна новое о неведомом доселе устройстве чужого народа, слушать Лелиану, чьи истории, хоть и являются вымыслом, завораживают. Но никто из них не вызывал и не вызывает лишних, неправильных мыслей. Все они – почти друзья, но никак не более того.
Вот только его мнение словно бы никто и не замечает. Лелиана всё чаще смотрит на него с «понимающей» улыбкой. Морриган почти всегда кривится при разговорах с ним, то и дело бросая недовольные взгляды в сторону эльфа. Винн укоряет, говорит, что сейчас не время. Пёс ластится к Зеврану едва ли не чаще, чем к своему хозяину.
Не зная, как реагировать на это, Амелл пытается избегать Зеврана. Глупо, это ни коим образом не решит проблемы, а лишь усилит её, убедив окружающих в том, что их выводы небезосновательны. Но ему самому так немного проще. Совсем немного и только до того момента, как наступает ночь его дежурства, и он надолго остаётся наедине с собой, своими мыслями и ошибками.
– Я в порядке, – в очередной раз повторяет Амелл, когда Винн подсаживается к нему у костра. Она даже не успевает задать свой вопрос, но он и без того знает, какой должен быть ответ.
– Молодой человек, вы пытаетесь врать целителю, – вздыхает Чародейка, внимательно вглядываясь в его лицо.
– Сейчас нельзя сбавлять темп. Мы должны найти Урну, исцелить Эамона, а после отправиться в Денерим и выступить против Логейна. Если я буду себя жалеть, кто поведёт отряд? И ты, и я прекрасно понимаем, что кроме меня на это никто не способен. У всех свои проблемы, они лишь перессорятся, не в силах прийти к компромиссу, следуя за собственными целями.
– Ты их недооцениваешь. В этом твоя главная проблема. Ты привык видеть вокруг себя либо врагов, либо тех, кто беспомощно ждёт спасения. Присмотрись к ним повнимательнее. Тебя удивит то, что ты увидишь.
Голос Винн звучит плавно. Она говорит искренне, желая помочь, и Виконд почти верит ей. Почти – всё же он знает, что её суждения ошибочны.
– Взгляни на них как я, – тихо возражает Амелл. – Ведьма, одержимая желанием отомстить матери, преследующая свою, пока не ясную мне цель. Бард, бегущая от прошлого и сомневающаяся в себе. Ведомый храмовник-недоучка, который не выдержит ответственности. Пьяница-гном без цели в жизни, некогда бывший превосходным воином королевской армии. Кунари, идущий ради написания рапорта о Море и способный хладнокровно зарубить мечом каждого из нас. Или ты? Ты не выглядишь способной вести отряд. Ты даже не жива.
– Ты и сам не создаёшь впечатление бодрого весельчака. Особенно сейчас, когда так вымотан, – вновь давит на него Винн, и Амелл нехотя соглашается с ней. Да, будь ситуация хоть немного иной, он взял бы небольшую передышку. Но сейчас это может погубить их всех, погубить весь Ферелден, а может, и весь Тедас. Нельзя останавливаться ни на день, иначе они могут опоздать. Быть может, они уже опоздали, и все эти их барахтанья в трясине проблем лишь оттягивают неизбежное. – Зеврана ты выделил намеренно?
Отвечать на этот вопрос не хочется. Амелл не любит говорить о том, чего не понимает, в чём совершенно не разбирается. То, что он чувствует по отношению к Зеврану, несколько отличается от того, что он чувствует к остальным. Пожалуй, он даже может назвать Ворона своим другом. Или же, всё это лишь наложение одного образа на другой?
– Я не знаю, – твердит он и вслух, отводя взгляд от Чародейки. Он запутался, он жаждет простого решения, но понимает, что его не существует, а потому терзается снова и снова. – Но я знаю, что остальные ему не доверяют, хоть и решили довериться мне. А ведь я сам куда более сомнительная личность… – Виконд невесело усмехается, когда воспоминания о собственных нелицеприятных поступках услужливо напоминают о себе. – Мне многое не нравится. Я – настоящий я – предпочёл бы убить Коннора и оставить Изольду жить с этим. Но «я-лидер» этого не сделал. Я спас их, спасу их всех, хоть и не считаю, что они это заслужили. Только не после того, что сделали с Йованом, – голос вдруг хрипнет, и Амелл смолкает. Он обхватывает колени и долго смотрит в пламя костра, борясь с желанием выговориться. У него нет права на то, чтобы жалеть себя. Он не должен ныть, ведь остальным вокруг не лучше, чем ему. Но в то же время он всего лишь человек, не лишённый эмоций. Людям нужно говорить, иначе они начинают гнить изнутри. – Ты не видела его, тебя не было там. А ведь в том, что случилось с Редклифом, он виноват не больше той суки.
– Следите за языком, молодой человек! – полушутливо журит его Винн. Дышать становится легче. Как будто некий ощутимо душивший его всё это время ком вдруг исчезает. – Ты слишком одержим прошлым, Виконд.
– Нет. Уже нет. Он отпускает меня… С тех пор, как я отпустил его.
Это срывается так просто и безболезненно, что Амелл удивлённо замирает, не в силах понять, действительно ли он так считает, или фраза произнесена в качестве попытки избавиться от продолжения разговора. Нет, лжи в ней нет. Но и сам, просто так, он не стал бы откровенничать с кем бы то ни было.
– Тебе всё же стоит отдохнуть, – аура, которую Винн распространяет, становится всё сильнее, крепнет, попутно усиливая и желание сдаться, позволить себе выговориться, стать слабым.
– После смерти успеется, – зло бросает Виконд, рассеивая чужое воздействие. Он не нуждается в жалости. Ему не нужна помощь целителя.
Амелл спешно уходит от костра, игнорируя брошенную вослед фразу, полную тревоги:
– Не нравится мне твой настрой.
После этого разговора Виконд лишь укрепляется в своём выборе избегать Зеврана. Да, это глупо. Да, не решит проблемы. Но зато это позволяет ему чувствовать себя немного легче. А без молчаливых укоров Винн, оставшейся вместе с Зевраном, Лелианой и Огреном в лагере, он и вовсе почти забывается. Стэну нет дела до взаимоотношений окружающих. Морриган и Алистер слишком увлечены очередным спором. Виконд остаётся наедине со своими мыслями.
Деревушка, в которой они решили закупиться необходимыми для дальнейшего пути вещами, совсем близко. Нужно лишь обогнуть лес, и она будет как на ладони, если верить словам Лелианы. Девушка не смогла пойти с ними из-за вывиха – Винн не одобряет чрезмерное использование целительной магии, в некоторых случаях, вроде этого, она настаивает на самоисцелении организма. Что ж, ей лучше знать.
Амелл настолько погружён в размышления, что не сразу замечает идущего навстречу церковника. Эта встреча становится для него без преувеличения потрясением.
– Вот уж не думал, что встречу живого мертвеца и здесь, – растеряно произносит Виконд, вглядываясь в почти забытые черты лица старого знакомого. Алим Сурана, погибший два года назад, сейчас живой и здоровый стоит перед ним. Так что же, Амелл не виноват в его смерти? Он не предавал ещё и его?..
– Викки, вот так встреча! – Сурана пытается казаться всё тем же, что и прежде, но Амелл видит, как сильно тот отличается от прежнего себя. Его попытка «вжиться в роль» выглядит нелепой и бессмысленной. Эльф взмахивает рукой, то ли испуганно, то ли изображая радость встречи, и из рукава церковного одеяния выпадает плохо закреплённый нож. Эльф смотрит на него беспомощно и обречённо, а затем неуверенно улыбается: – Я… могу объяснить?..
– Как будто нужно что-то объяснять. Иль думаешь ты, глаз мы не имеем? – ядовитая насмешка Морриган режет слух. Виконд хочет осадить её, но сдерживает себя. Как знать, вдруг у старого знакомого припасена ещё не одна тайна? Сейчас Амелл не один, подвергать опасности остальных он не имеет права.
– Я просто неудачно упал! – Алим, должно быть, понимает, что у него нет ни единого шанса, но продолжает юлить. Он виновато отводит взгляд, вновь улыбается и отступает на шаг. – С ножом в руке…
– Ритуальным? – уточняет Алистер, готовясь к возможному нападению. Амелл почти останавливает его, но, взглянув ещё раз на нож, решает этого не делать. Слишком осточертело ему всё это. Малефикары, одержимые, отголоски прошлого, возвращающиеся в его жизнь…
– Он вообще не мой! Мне его…
– Подбросили, – заканчивает Амелл за него. В Страже до сих пор борются чувство вины и чувство долга. Второе перевешивает, но он не спешит с приговором. Виконд никак не может понять одну вещь: почему именно здесь? Алим Сурана мог оказаться где угодно, в любом другом месте в любой другой роли. Он умеет забалтывать окружающих, лжёт настолько убедительно, что невозможно ему не поверить. Но жить в небольшой деревушке в глубинке, носить церковное одеяние и каждый день сталкиваться с храмовниками, которых просто не может не быть в церкви?.. Эльф либо сошёл с ума, либо здесь замешано нечто, непостижимое для Амелла.
– Ну почему вы мне не верите? – совсем отчаянно вопрошает Сурана, ища поддержки у Стэна. Но кунари никогда не встревает в решения Виконда. Лишь наблюдает и делает выводы.
– А с чего нам тебе доверять? – удивляется Алистер, непонимающе глядя на Амелла. Воин только начал осознавать, что всё куда сложнее, чем кажется на первый взгляд, в то время как Морриган уже некоторое время наблюдает исключительно за реакцией Виконда. Считывает его, анализирует слова и действия, приходит к несомненно верным выводам.
– Что ж, у тебя минута на придумывание убедительной отговорки. Не сможешь меня переубедить, – Виконд насылает ужас, а затем резко убирает его. Алима бьёт мелкая дрожь, но крик он сдерживает, закусив ладонь до крови. В карих глазах смешиваются страх и отчаяние, а Страж-маг почти чувствует, как бешено бьётся сердце бывшего знакомого. Что самое отвратительное, Амелл доволен произведённым эффектом. Это по-настоящему пугает.
– Я… клянусь, что я не малефикар! Я не знаю, как это доказать, но я невиновен, – Сурана жалобно хнычет и обхватывает себя руками. – Йован бы мне поверил!..
Виконд замирает, пристально глядя в глаза эльфа. Упоминание Йована всё ещё больно царапает душу, но он с показным равнодушием произносит:
– А я не он, – Амелл тянется к мечу, сам толком не зная, что собирается делать дальше. Если Сурана – малефикар, правильно будет убить его. Но как же Йован, которому Виконд позволил уйти? А если всё это ошибка? Если эльф правда не виноват в столь очевидной, на первый взгляд, вещи? Доподлинно никогда не узнать, но возможная ошибка будет терзать Амелла всю жизнь. Его судорожные размышления прерывает Алистер. Опустив руку ему на плечо, королевский бастард пытается остановить, сбить настрой, не дать совершить ошибку ещё и здесь.
– Не надо судить сгоряча, – но Амелл скидывает руку и зло смотрит на него. И без его стенаний нелегко решиться на подобное! – Да что с тобой вообще такое? Ты меня пугаешь ещё с самого Редклифа!
Пугает. Неужели всё же почувствовал всю ту злость к нему и к его «семье», что ядовито пульсирует в Амелле, не давая ни на миг забыть о том, что произошло с Йованом?..
– Неверно подобрал слова ты: он холоден, как никогда. И, хоть признанье это мне претит, но в чём-то я с тобой согласна, – вдруг говорит Морриган. Виконд не знает, что она увидела, что поняла о нём во всей этой ситуации, но это явно что-то, что может ему помешать сейчас или в дальнейшем. – Он изменился. Сильно, если даже ты заметить смог.
– Я должно быть сплю, – усмехается Алистер на её слова, но тут же смолкает, встретив полный ненависти взгляд. – Кхм… ладно. Вик, какого демона с тобой происходит?
– Я в порядке, – вновь твердит Амелл ставшую привычной фразу. – А теперь, дай мне сделать то, что я должен.
Но Алистер именно сейчас решил дать волю своему упрямству.
– Вик… Виконд, подожди. Может, он и правда не маг крови? – по лицу несостоявшегося храмовника видно, насколько он обеспокоен происходящим. Пусть он и не всё знает, не всё смог понять в отличие от Морриган, но он единственный здесь глас разума. А может, всего лишь совести. Но именно он в итоге и не даёт Амеллу совершить очередную ошибку.
– Как же храмовникам повезло, что ты больше не в их ордене! Твои «вдруг», «если» и «может» их бы уже сто раз довели до беды! – магия пульсирует внутри него, сдерживать гнев становится всё сложнее. Чтобы хоть как-то унять силу, маг сжимает рукоять меча, чувствуя, как тот немного перетягивает на себя его эмоции.
– Вот именно! Ну, то есть… он же даже не напал на нас.
– Что подтверждает, что я не малефикар, верно?.. – вклинивается в спор Сурана. Когда его не прерывают, эльф смелеет и в свойственной ему прежнему манере продолжает рассуждения. – Так давайте не будем ссориться и вместо этого выпьем по кружечке эля в таверне неподалёку, а? О, эль там такой хмельной, уже с первого глотка ноги подкашиваются! Ты, Викки, расскажешь про Круг, про то, как вырвался из Башни, я заплачу за выпивку, и мы разойдёмся миром!
Викки… Это сильно режет слух, напоминает о детстве, воскрешает почти забытую боль.
– Моё имя…
– …не сокращается. Извини, запамятовал. Но против остального-то ты не возражаешь? Мы же друзья, Змеёныш?
Прозвище звучит без злобы и страха, не так, как звучало в Круге от всех, кто его когда-либо произносил. Нет, не от всех: Сурана и тогда произносил его так же. Просто, по-свойски, как друг.
– Мы не друзья, – напоминает Амелл то ли ему, то ли самому себе – он правда не знает.
– Хорошо-хорошо! «Приятели» тебя устроит? Раз уж к друзьям у тебя относится только Йован… – заклятье срывается непроизвольно, и Амелл спешно его отзывает. – Да в этот-то раз за что?..
– За то, должно быть, что упомянул малефикара, – поясняет Морриган быстрее, чем Амелл успевает объяснить это даже себе. Но да, она права. Что же ещё она поняла?
– Йован?.. Малефикар?.. Да быть не может! Викки, скажи, что это не правда… – беспокойство кажется искренним, а не наигранным. Амелл не знает, как реагировать на это. Прежде никто не говорил с ним о Йоване, кроме Винн. Но её попытка была скорее осуждением, нежели сочувствием. – Ох… мне так жаль!
– Тебе плевать, как и всем вокруг. Как и мне. Я сам сдал его. Это было правильно, – в словах нет ни крупицы искренности, но это единственный способ уйти от темы, уйти от чувств, что вызваны этим разговором. Амелл крепче сжимает рукоять меча, передавая ему ещё больше магии, и немного вытаскивает его из ножен, чтобы убедиться – лезвие пересыщено холодом, оно светится так ярко, что это почти пугает. Амелл качает головой, отгоняя эту мысль. Не пугает. Он не боится, не должен бояться себя самого. – В твоих интересах, чтобы впредь я о тебе не слышал.
Он разворачивается и идёт прочь, обратно в лагерь. В эту деревню идти нельзя, он может случайно выдать Сурану, а это будет равносильно новому предательству.
– Конечно, Викки! Не услышишь, Создателем клянусь, не услышишь!
Но это обещание нарушается почти сразу же. Виконд и его спутники едва успевают пройти сотню шагов, как вслед за ними несётся оклик:
– Эй, Викки, подожди!
– Ну что ещё? – недовольно спрашивает Амелл и останавливается. Нож, который выпал из рукава, вновь в руках эльфа, но тот его словно и не замечает.
– Виконд. Я… Спасибо, что не рассказал Ирвингу, – Алим нервно смотрит на остальных, и смущённо смолкает. Это не та тема, которую он хотел поднять, но отчего-то даже это ему проще произнести, чем то, ради чего он их окликнул. – То, о чём говорят… произошедшее в Башне – правда? – тихо спрашивает он наконец, подходя ближе. Нож выпадает, что так и остаётся не замечено эльфом.
Амелл не знает, какой ответ хочет услышать его собеседник. Ждёт ли он подтверждения смерти мучителя или наоборот. Хочет ли знать о судьбе своих друзей или о ком-то конкретном. Амелл не знает. А потому говорит правду.
– Многие погибли. Храмовники и маги. Андерса среди них не было. Карл два года как переведён в Казематы.
– В Казематы?.. Значит, это сделали с ним… – едва слышно бормочет Алим.
Амелл поднимает нож с земли, держа его рукоять через рукав мантии. Если на нём есть проклятье, то одно неосторожное прикосновение к голой коже может его пробудить. А кто знает, что это за проклятье?..
– Это я заберу, чтобы не возникало соблазна воспользоваться, – Виконд внимательно вглядывается в нож, с трудом сопротивляясь желанию прикоснуться к холодной стали. Она, должно быть, такая же обжигающая, как и лёд – так чудится ему, пока он смотрит.
– О, да ладно тебе! Если бы я хотел применить магию крови, я бы мог взять любой другой нож или даже битое стекло. Да попросту прокусил бы вену!
– Меня настораживает, что ты продумал варианты, – настороженно замечает Амелл, опуская нож в дорожную суму. Если его предположение верно, вещь не из обычных. В лагере нужно будет её как следует осмотреть. Главное – не прикасаться напрямую, чтобы не отравить разум.
– Я… у меня дела… – растерянно бормочет эльф. Кажется, воздействие на него спадает.
Позади него уже маячит храмовник, причём явно не из простых любопытствующих. Он тут же подходит к Суране и обеспокоенно спрашивает у него о произошедшем, стоя ближе, чем следовало бы. Амелл встревожено смотрит на них. Алим снова играет с огнём, столь близко общаясь с храмовником. Как бы не пришлось ему снова бежать без оглядки…
– Ты отпускаешь его? – вдруг спрашивает Стэн, за всё это время не проронивший ни слова.
– Да.
– Он маг.
– Я тоже.
– Ты Серый Страж.
– Я не всегда был им. С Сураной я ещё встречусь, но позже. Когда мы разберёмся с Логейном и остановим Мор, – план их дальнейших действий звучит так просто, будто он и правда осуществим. Виконд, наконец, начинает верить, что они смогут. Особенно теперь, когда им есть что противопоставить Логейну. Кого ему противопоставить.
Алистер должен стать новым королём, хочет он того или нет. Это их единственный шанс.
Кошмары вновь отравляют сны Амелла. В них, помимо прежних воспоминаний, помимо последнего дня дружбы, помимо всех совершённых ошибок, всё чаще мелькает один момент из недавнего прошлого:
Йован – теперь уже мастер Левин – проходит мимо, и Амеллу невообразимо сложно его отпустить, не обернуться, не окликнуть, не взглянуть вослед. Он понимает, что это их последняя встреча, но так и не может признаться ни в предательстве, ни в его мотивах.
Именно из-за этого эпизода Амелл предпочёл бы не спать вовсе, если бы была такая возможность. Но он понимает, что это убьёт его. А потому остаются зелья. Зелья, унимающие усталость, сокращающие потребность во сне. Ни одно зелье не способно заменить ночь спокойного сна. Но спокойного сна нет из-за кошмаров. Замкнутый круг. Винн видит, что с ним что-то не так, но не понимает, что именно. Не понимает, как далеко он зашёл в ненависти к себе, своим поступкам и выборам.
С Зевраном всё решается в один из вечеров, когда Винн, как обычно, «выражает своё беспокойство состоянием Виконда». Одни и те же слова, повторяющиеся из раза в раз. Амелл устал повторять, что он в порядке, он и сам уже почти не верит в это, но сделать ничего не может. Единственный, с кем он мог поговорить, ушёл помогать страждущим, и Виконд поклялся самому себе, что никогда более они не встретятся. Что он не будет портить жизнь Йована напоминаниями о своём существовании, о жизни в Круге и о потере, в причастности к которой Амелл так и не признался. И никогда не признается, если говорить совсем откровенно. Слова бывают слишком тяжелы. Даже на бумаге их порой не осилить, но Виконд старается. День за днём он пишет письма, которые никогда не отправит. Не потому, что не знает адреса, а потому, что в них никому не нужная правда.
Вот его способ справиться с прошлым, с новой жизнью, с огромной ответственностью… и с чувствами, демон бы их побрал! Да, он привязан к каждому из их странного отряда, как бы ни старался убедить себя в обратном. Только что с того? Всё это скоро закончится. Либо они погибнут во время последней битвы (а может и раньше, как знать), либо разбредутся по своим делам сразу же после победы. Так какой смысл это признавать и говорить об этом? Всё заканчивается. И это тоже закончится.
– И всё же, тебе следовало бы…
– Я сам могу решить, что и как мне «следовало бы» делать, – нервы всё-таки сдают, и сила вырывается наружу. Благо, не в чародейку, иначе чувство вины жгло бы его до самой битвы с архидемоном и много после. А вот дерево рядом с ней становится ледяным насквозь – даже при наивысшем сосредоточении Амелл не смог бы достичь подобного результата.
Под недоумевающим взглядом Винн маг хватает за руку наблюдавшего их за разговором эльфа и утягивает его в свою палатку. Быстро стаскивает с себя мантию, игнорируя изучающе-довольный взгляд, и кидает её в угол, на остальные вещи.
Но только вся решимость резко испаряется, стоит Зеврану сделать шаг в его сторону. Словно очнувшись от наваждения, Амелл вновь становится холодным и отстранённым, а затем поспешно прячется под одеялом и поворачивается к своему несостоявшемуся любовнику спиной.
Стыд обжигает щёки и уши, жжёт мысли, снова и снова прокручивая этот момент в голове. Ну и что, а главное – кому, он этим доказал?.. Глупая, совершенно детская истерика, с «гениальным» итогом: Винн продолжит смотреть на него, будто на неразумное дитё, которому чуть что не по нраву, вопящее: «никто мне не указ, могу делать, что хочу!», Зевран же придумает тысячу насмешливых комментариев, которые не преминет использовать в дальнейших разговорах с ним.
Амелл вздрагивает, когда чувствует лёгкое, но всё же ощутимое касание чужих рук. Ладони скользят по коже не сомневаясь, время от времени надавливая сильнее или пощипывая – антиванец не давит на него, предоставляет право выбора, но, в то же время, даёт понять, к чему всё пренепременно приведёт.
Маг прикрывает глаза, млея от тёплых прикосновений ладоней Ворона. Страх, который всё же есть, сколько бы ни пытался убеждать себя в обратном Амелл, постепенно отступает.
– Мой милый Страж, ты слишком многое на себя взвалил. Нет ничего плохого в том, чтобы позволить себе немного расслабиться, – шепчет Зевран ему на ухо, едва касаясь мочки губами.
Виконд, неожиданно для себя и своего… союзника?.. любовника?.. Кто они друг другу?.. покорно поворачивается, садится напротив профессионального убийцы. Взгляда он не поднимает, предсказуемо оробев, но чувствует, что за ним наблюдают внимательно, не желая слишком давить, чтобы не спугнуть.
