Текст книги "Из года в год (СИ)"
Автор книги: Orlovthanka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
– Нет, Алим, у нас не «посиделки». Вику приснился кошмар…
– А! Понимаю, – эльф принимается так активно кивать, что Виконд на секунду сомневается в его душевном здравии. Всего на секунду – затем ему становится ясно, что сомнения излишни. – Кошмары – это плохо. Мне они тоже частенько снятся. Например, вчера снились гигантские пауки. Бррр, ненавижу этих мохнатых восьмилапок. Правда, в кошмаре они были милыми. На них были вязаные пинетки, а ещё они пели колыбельную, пока заматывали меня в кокон и впрыскивали яд. А потом…
– Сурана, мы поняли и сочувствуем тебе. Но не нужно продолжать, прошу.
– Тогда я, пожалуй, пойду. Не хворай, Викки.
– Моё имя Виконд, – мальчик произносит это с такой непоколебимой твёрдостью и злостью, что этот беспардонный эльф согласно кивает, а затем исчезает так же быстро и бесшумно, как и появился. – Кто он?
– Алим Сурана из денеримского эльфинажа. У него ярко выраженные способности к огню. Странно, что ты с ним ещё не знаком.
Амелл хмурится, когда ощущает внутри себя непонятное чувство, которое кажется неприятным. Ему не нравится, что его друг столь приятельственно отзывается о ком-то ещё.
– А должен?
Йован пожимает плечами и с трудом сдерживает зевок.
– Не знаю. Он успел надоесть большей части Башни. Вот я и подумал, что тебя он тоже уже донимал какими-нибудь глупостями.
Друг Виконда уходит, попросив не сидеть за книгой слишком долго, но мальчишка уже не слышит его. Он углубляется в материал, изложенный в книге, больше его ничто не волнует. Даже Сурана, вновь приставший к Йовану с бессмысленной болтовнёй.
========== Год пятый. Передаренная роза ==========
Виконду десять, и в исследовании заклинаний книги он смог продвинуться не так уж и далеко. Говоря откровенно, книга не так полезна, как то показалось ему вначале. В ней в большей степени описаны пытки и убийства, от которых у мальчишки холодеет всё внутри и даже сердце чуть не останавливается от ужаса. Это не то, что ему нужно. Ему нужна защита, а не убийство.
Но одну главу Амелл всё же зачитывает до потрёпанных страниц. Он знает её настолько хорошо, что может процитировать, начиная с любого слова. Это та самая, где находится иллюстрация с ледяной девушкой.
Любопытство мучит мальчишку, дурные мысли вселяются в его голову, стоит ему остаться в одиночестве. Виконду интересно, выйдет у него такое заклинание или же он – обыденность, не способная на серьёзную магию.
Наконец, он находит способ проверить это, не причинив вреда окружающим.
Возле входа в Башню растут кусты роз. Заполучить даже один такой цветок сложно – храмовники присматривают за юными магами на ставших редкими прогулках, чтобы не повторялась история с Андерсом. А кусты трогать запрещено, иначе влюбчивые подростки, стремясь к взаимности чувств, тут же оставили бы от них лишь листву и сиротливо торчащие сучки на тех местах, где раньше были прекрасные цветы.
Амелл ухищряется и всё же добывает один цветок. Вечером, когда всё уходят на ужин, мальчик прячется в библиотеке. Впрочем, «прячется» не совсем то слово – он сидит на своём обычном месте, сокрытый стеллажами, и любой, кто хоть немного за ним наблюдал, сможет его найти.
Юный маг чётко слышит приближающиеся шаги, но с места не сдвигается. Бояться ему нечего – он уже научился отличать шаги Йована от остальных.
– Вик, ты не заболел? Тебя не было на ужине, и ты весь день какой-то странный… ого! – лучший друг восторженно разглядывает то, что некогда было живым цветком, а ныне стало ледяной скульптуркой, хрупкой на вид, но при том неестественно прочной. – Какая красота!
– Тебе нравится? – Виконд смущённо отводит взгляд. Он и сам был доволен результатом, но кто ж не любит слушать похвалу? – Можешь взять себе, если хочешь, – с трудом сдерживая волнение, предлагает Амелл, стараясь, чтобы это звучало небрежно и равнодушно. Всё с самого начала так и планировалось. Если бы эксперимент не удался, лучший друг ничего бы не узнал. Успех должен был стать подарком ему. И становится.
– Спасибо, – Йован осторожно берёт цветок, опасаясь, что может сломать неуклюжими пальцами творение друга. Роза на ощупь очень холодная, как и полагается ледяной скульптуре, но отчего-то таять не спешит. Амелл знает причину, а Йован не понимает этого. – Жаль, скоро растает.
– Не растает, – уверенно заявляет Виконд, счастливо улыбаясь. Он и мечтать о таком не смел: его не просто похвалили – это сделал тот, чьё мнение единственно важно для мальчика.
– Смотри, что он мне подарил!
– Ой, красота-то какая!
Виконд обычно не отвлекается на пустой девчачий трёп, но в этот раз внутренний голос, отличающийся невероятной точностью и своевременностью, с ленивым ехидством советует взглянуть на сидящих в другом конце библиотеки девушек. Они старше его лет на пять или шесть, уже совсем взрослые, почти готовые пройти Истязания.
Смотреть на то, как они обсуждают его подарок Йовану, передаренный какой-то самовлюблённой девице, больно, но терпимо. Амелл не питал ложных надежд, он ожидал чего-то подобного. В конце концов, он даже рад странной болезненной радостью, что смог помочь своему единственному другу.
– Вы теперь вместе, да?
Виконд сжимает перо с такой силой, что то ломается. На бумаге же расползается отвратительнейшая клякса, как будто являющаяся отражением того, что сейчас творится в его душе. Нет.
– Ещё чего. С этим неудачником ни одна уважающая себя девушка встречаться не будет. А вот подарочки потянуть можно, – смеётся в ответ ненавистная незнакомка, вставляя розу в свою причёску. Амелл пристально вглядывается в украшение, пытаясь не только почувствовать свою магию, но и вернуть себе возможность управлять ею. – Тем более, их он делать умеет. Ой!
Цветок вмиг тает, растекаясь по волосам девушки неприятно холодной водой, а затем вновь застывает, намертво, под испуганный визг, на который тут же сбегаются храмовники.
И мальчишка уверен – даже Первому Чародею не удастся растопить этот лёд, пока он этого не захочет. А значит, этого не произойдёт никогда и наказание будет самым суровым.
Его усмирят.
Когда Йовану назначают наказание и сажают в одну из подвальных камер, Амелл отказывается в это верить. Не может же быть, чтобы Первый Чародей не понял произошедшего. Либо Грегор неверно истрактовал его объяснения, либо за этим скрывается нечто большее, чего юный маг понять не в силах.
Амелл сразу же поднимается в кабинет Ирвинга, чтобы услышать об этом наказании из первых уст, объяснить совершённую ошибку и добиться освобождения друга.
– Понимаю, ты переживаешь за Йована, но он должен отвечать за свой поступок. Ему не положено знать заклинания такого уровня, пока он не прошёл Истязания. Он мог причинить этой девушке куда более существенный вред.
Амелл молчит, понимая, что его учителю известна правда. О, Первый Чародей, несомненно, знал всё с самого начала, с того момента, как Виконд украл у него книгу. Вот только мальчик никак не может понять, почему Ирвинг не остановил его сразу, почему позволил этому случиться.
– Розу сотворил я, – тихо произносит Виконд, не глядя во внимательные глаза старика. – Отпустите Йована, он тут ни при чём. Это сделал я. Значит и наказание должно быть назначено мне.
Ирвинг сверлит его взглядом, пытаясь то ли воззвать к совести и убедить раскаяться в своём поступке, то ли пытаясь разглядеть в глазах мальчишки нечто опасное, дурное, что может исказить в нём всё то хорошее, что ещё остаётся.
– Странно. Когда я спросил твоего друга о произошедшем, он клятвенно заверил меня, что случившееся – только его вина, и ты к этому абсолютно не причастен.
– Он соврал, – твёрдо отвечает Амелл, упрямо не отводя собственного взгляда от Чародея.
– Почём мне знать, что врёшь не ты?
– Я… могу принести книгу. Это достаточное подтверждение? – зло отвечает мальчишка, чувствуя, что сила вот-вот выйдет из-под контроля. По стене за его спиной расползается изморозь, но старший маг этого словно не замечает. – Книгу уже отдал Йован.
Виконд вздрагивает и неверяще смотрит на учебник магии в руках Первого Чародея. Это та самая книга, которую он выкрал из этого кабинета в прошлом году. Йован сделал всё, чтобы отвести вину от своего друга.
Мальчик напуган тем, как всё в один миг рушится и запутывается. Нет, Йован не мог так поступить. Он слишком боится нарушения правил, привлечения к себе внимания храмовников и Первого Чародея, чтобы ради кого бы то ни было так подставляться, лгать, лишать себя свободы и… Нет. Он не мог так поступить, только не из-за Амелла.
– Это ничего не значит, – упрямо твердит он снова и снова, всё тише и отчаяннее. А после срывается на крик: – Вы же знаете, что он оклеветал себя! Наказание должно быть назначено мне. Слышите?.. Мне!
Удивительно красивый графин и стаканы к нему – должно быть, подарок Грегора – лопаются из-за резкого перепада температур. Осколками оказывается засыпана не только полка, на которой они стояли, но и пол, и письменный стол. Часть осколков долетает и до учителя и его ученика. По левой руке Виконда тянется порез от задевшего его вскользь стекла.
– Хватит! Может, хоть это заставит тебя задумываться о последствиях, прежде чем ты решишь сделать что-то неимоверно глупое.
Но Амелл ничего не отвечает. Не проронив ни слова, он выходит из кабинета Ирвинга и направляется прямиком в сторону кладовых. В каждом его шаге всё больше холодной решимости. Целью юного мага являются клетки с мышами и кроликами – на грызунах старшие ребята практикуются в наложении заклинаний энтропии, вроде снотворных или потери ориентации. А он знает больше, может больше.
На смерть животных Ирвинг просто не сможет закрыть глаза.
========== Год шестой. Праздник, которого не было ==========
Виконду одиннадцать, и то, чего он так долго желал, наконец, сбывается: его больше не донимают докучливыми разговорами сверстники; старшие ребята не задирают его. А всё потому, что его банальнейше боятся. Боятся, что он сделает с ними то же, что сделал с животными в кладовой.
Когда сердца грызунов разорвались от ужаса, вызванного его злостью, он не был напуган. Какой смысл бояться, если решился на это хладнокровно, если уже сделал это?.. Он не был напуган, даже когда Первый Чародей и Рыцарь-Командор решали его дальнейшую судьбу.
«Он всего лишь ребёнок, Грегор, – усталый голос Ирвинга едва слышно доносится из-за закрытых дверей его кабинета. Учитель, хоть и огорчён поступком своего ученика, на крайние меры соглашаться не спешит. – Вспомни себя в его годы».
«Он уже сейчас способен на убийство тех, кто слабее его. Если он когда-нибудь станет полноправным магом…»
Амелл не вслушивается, без особого интереса разглядывая храмовника, с которым его оставили, пока два важнейших человека в этом Круге не решат, должен ли его поступок караться Усмирением. Храмовник ничем не отличается от остальных своих собратьев по ордену: то же высокомерие, тот же полный отвращения взгляд… и тот же страх, смешанный с ненавистью. О, они все боятся магов. Боятся того, что понять не в силах из-за собственной ограниченности.
– Выродок, – тихо выдыхает мужчина, сжимая рукоять меча, когда мальчишка пристально смотрит ему в глаза. Амелл не реагирует, продолжая вглядываться. Нет, сил на убийство человека у него не хватит, да и не это его цель. Ему лишь интересно проверить выдержку одного из тех, кто держит в страхе магов этой башни. – Змеюга.
Так к нему и привязывается прозвище. Не «Змей» или «Змеюга» – в этом много ненависти и взрослости, слишком много. Нет, кто-то иной из храмовников или даже магов коверкает это до пренебрежительного «Змеёныш» – то, что больше подходит ему ввиду юного возраста.
Амелл не против, ведь змеи, изображённые в книгах, ему нравятся. Они опасны, способны защитить себя, тех, кто им дорог. Но люди ненавидят их, боятся столь же сильно, как и его. Все почему-то забывают, что змеи не нападают первыми, не убивают без нужды.
Вот и он никогда не причинит вреда кому-либо незаслуженно. Всё честно. Справедливо. Как и должно быть.
***
Виконд любит осень. Со всеми затяжными дождями, утренними туманами, яркими падающими листьями, промозглостью, слякотью… а ещё с яблоками. Кислыми, твёрдыми, сочными яблоками, которые привозят в Башню из ферм неподалёку – единственные фрукты, которыми изредка балуют учеников. Да и то не всех: их раздают лишь тем, кто не имеет никаких провинностей. Иначе говоря, всем тем, кто в любимчиках у Старших Чародеев, и на чьи проступки закрываются глаза, ведь прилежных, не доставляющих никому хлопот учеников практически нет.
Амелл в любимчиках у Ирвинга. Первый Чародей старается его не выделять, но это чувствуется крайне остро, до отвращения. По приказу Ирвинга Виконда должны были держать в подвальной камере неделю – и без того мягкое наказание, сменившееся лишь тремя сутками. А занятия и вовсе оказались прерваны лишь на месяц – неслыханное попустительство, лишь усиливающее ненависть других учеников к нему. Но уж не это ли и есть план Иринга?.. Заставить мальчика чувствовать одиночество, понять, что подобное поведение недопустимо. Возможно. Что ж, тогда этот план можно назвать провалившимся – Йован всё равно продолжает общаться с ним. Проводит даже больше времени, чем прежде. А никто иной Амеллу и не нужен.
Вот только от яблок его друг в этот год отказывается. Сурана уже отдал ему свои, сославшись на некую весьма невнятную причину. И это неприятно, ведь Виконд всегда делится с Йованом, лишь потому он и любит яблоки. Любит их как то немногое собственное, что он может отдать ему, разделить поровну, как и положено друзьям. А сейчас мальчишка смотрит на яблоки почти что с ненавистью. Сами по себе они ему не интересны. Не нужны.
– Подожди, Андерс. Так лучше?
Виконд равнодушно скользит взглядом по двум сидящим в библиотеке ученикам. Вернее, по полноправному магу и ученику – Карл Текла недавно прошёл Истязания, и Андерса тут же назначили его учеником. Ведь Карл единственный, к чьим словам извечный беглец из Башни хоть иногда прислушивается.
Карл завязывает волосы друга шнурком и садится рядом, протягивая большое тёмно-красное яблоко.
– Я не ем яблоки. У меня на них… аллергия. Можешь взять, если хочешь, – с улыбкой произносит Текла, а после отводит взгляд, как будто смутившись собственных слов. Потому, что лжёт?.. Но зачем ему это делать?..
Андерс нерешительно протягивает руку…
– Ох, Создатель! Там такое! Такое! – запыхавшийся Сурана врывается в приятную тишину библиотеки, принося с собой суматоху и хаос. Увидев, что Андерс, которого он, собственно, и собирался докучать этим таким, не один, эльф смолкает на несколько секунд. – Ой… Я думал, ты здесь один…
– Ничего, мы уже закончили, Алим, – уставшим голосом перебивает Карл, кладя яблоко на стол и закрывая учебники. – Завтра в это же время, Андерс.
– Ага, – кивает Андерс, всё-таки забрав и тут же спрятав в карман это яблоко, а затем спешит куда-то вместе с Сураной. Карл с улыбкой смотрит ему вслед, а Амелл хмыкает и, убрав все книги, что изучал, оставляет ненужные фрукты на столе Карла. Аллергии у него никогда не было, а добра им с Йованом он сделал много. Пусть достаются ему.
Остальные любят осень ещё и за праздник урожая, что проводится в соседней деревушке. Первый Чародей и Рыцарь-Командор в качестве поощрения позволяют некоторым ученикам и взрослым магам принимать в нём участие. Разумеется, в сопровождении храмовников, дабы предотвратить возможные стычки с недовольными жителями деревни.
На праздник не берут совсем юных учеников, поэтому Виконд ждёт своего двенадцатилетия. Ирвинг мог бы сделать для него исключение, но он слишком хорошо знает своего ученика, чтобы предлагать подобное. Амелл честен и упрям в этом отношении. Правила есть правила, и они для всех. К тому же, ему нравится спокойствие Башни. Оно напоминает ему тишину дома матери. Променять его на день шума и суеты, бессмысленных встреч и безразличных людей? Нет. Не для него.
А вот Йован уже бывал в деревне. В прошлом году, когда Виконду удалось уговорить друга не оставаться с ним из сочувствия. Правда, он ничего особо и не рассказывал о своём небольшом путешествии. Зато Сурана охотно поведал о том, как мило общались Йован и дочь кузнеца.
Амелл ровно относится к празднику вплоть до того момента, пока единственный друг не решает поделиться с ним своим планом побега с той самой девушкой, о которой упоминал Алим.
Слышать это неожиданно неприятно. Осознание того, что существует риск остаться совершенно одному, гложет изнутри, ноет назойливой тревогой, лишь усиливающейся по мере приближения праздника.
Но он не может высказать вслух всё это. Не может подобрать подходящих слов, да и вообще сомневается, что они существуют. Он не хочет расстраивать друга, не хочет портить отношения с единственным близким ему человеком. К тому же, Виконд чётко понимает: шансы на удачный побег настолько мизерны, что их, можно сказать, и вовсе не существует. С другой стороны, сколько раз при ещё меньших шансах сбегал Андерс?..
Этот мир устроен слишком сложно, чтобы быть стопроцентно уверенным даже в самой обыденной мелочи. В этом Амелл уже убедился.
А потом все его тревоги разрешаются внезапно и неожиданно, прямо накануне праздника. Как будто некая высшая сила, если она и существует, услышала его и оказалась к нему благосклонна.
– Ох, вы столько всего пропустили! – взбудоражено восклицает Сурана и, не спрашивая разрешения у приятелей, садится на их стол. Старшие маги, занимающиеся со своими учениками, неодобрительно косятся в его сторону, но замечания не делают. В библиотеке уже все привыкли к излишней эмоциональности Алима. – Там такое произошло!
– Мы заняты, если ты не заметил, – холодно цедит Амелл, с трудом сдерживая начавшую расползаться по столешнице изморозь.
– Да брось, Вик. Это подождёт, – Йован откладывает учебник, заинтересовавшись новой, куда более интересной информацией. – Что случилось?
– Да праздник наш накрылся, вот что! – эльф возмущённо взмахивает руками и случайно сталкивает со стола книгу, которую столь бережно изучал Виконд. Амелл делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться и не уронить на докучливого, совершенно не нужного собеседника книжный шкаф. Искушение велико, но учителя не зря вдалбливают каждый день в юные умы, что с соблазнами следует бороться. Шкаф остаётся стоять, а эльф – болтать. Алим настолько увлечён своими собственными эмоциями, что не замечает, как нагревается пространство вокруг него. Амелл кривится: ему никогда не нравились маги огненной стихии. Слишком яркие и эгоцентричные, слишком быстрые, слишком болтливые. Просто – слишком. Ему нужно спокойствие, чтобы всё обдумать, и тишина, чтобы прислушиваться к себе. – Ирвинг в бешенстве, никогда его таким не видел!
– Подожди… – Йован меняется в лице, когда слышит это. – Праздника не будет?.. Но почему?!
– Да потому, что Андерс снова влип, – Сурана громко, немного нервно смеётся и прикрывает рот рукой, когда на него сурово косится один из Старших Чародеев. Всё-таки в библиотеке нужно вести себя подобающе. – Первый Чародей как обычно отчитывал его за нарушение правил («Не подобает ученику наведываться ночью в комнату к прошедшему Истязания магу!»), Андерс терпел-терпел, терпел-терпел, а потом ка-а-ак выдаст: «Почему Вам с рыцарем-командором можно ночевать вместе, а мне нельзя даже поговорить с Карлом после отбоя?». Ох, что тут началось!.. Ирвинг и без того на пределе был, а уж после такого… В этом году наказаны все. Возможно, в следующем тоже.
Амелл не обращает внимания на дальнейшее повествование, сопровождаемое обилием жестов и нелепыми попытками изобразить всё в лицах. Его не интересует, что именно говорил Ирвинг, как он при этом выглядел, и какова была реакция свидетелей этого скандала. Всё это совершенно не важно.
Виконду хочется улыбнуться, но он сдерживается – показывать радость при Йоване нельзя, ведь это расстроит друга, ранит его ещё больше.
Амелл никогда не общался с Андерсом близко, максимум – обменивались парой фраз, но сейчас чувствует себя его должником. Когда-нибудь он отплатит ему за это чем-то равноценным, ведь для мальчишки это словно спасение жизни. Ведь Йован точно будет здесь ещё год. А затем ещё и ещё.
Они будут в Круге Магов вместе ещё долгие годы.
Предчувствие дурного ехидно отзывается где-то в глубине души, но мальчишка тут же пресекает подобные мысли. Нет. Этого не произойдёт. Ни сейчас, ни потом.
Он не позволит этому произойти.
========== Год седьмой. Что значит, если кто-то «нравится» ==========
Виконду двенадцать, и он совершенно обескуражен, когда одна из учениц Свини касается его щеки губами. Он понимает, что это странное проявление благодарности за помощь с поиском нужной ей книги, но не понимает, почему она тут же сбегает прочь, сильно покраснев при этом. Возможно, она забылась, с кем говорит, потому и поблагодарила его как кого-то из своих друзей – а поняв ошибку, она испугалась и поспешила уйти, пока никто не видел её конфуза. Первые несколько минут это кажется убедительным, вполне подходящим объяснением, но мальчишка думает об этом слишком много, находит всё больше опровержений своему спешному выводу. В голове проскальзывает мысль, что никогда раньше он не видел таких вот проявлений благодарности ни у неё, ни у кого-либо. А значит, здесь что-то иное, в чём ему самому не разобраться.
И это невероятно раздражает.
Когда он задаёт вопрос об этом происшествии Йовану, тот нервно прочищает горло и осматривается по сторонам, словно затронута какая-то крайне сложная, серьёзная тема, не предназначенная для чужих ушей. Виконд замирает, готовясь внимательно вслушиваться в его слова.
– Ты ей нравишься, Вик, – говорит он шёпотом, и Амелл хмурится, пытаясь понять, какой смысл вкладывает в эту фразу его друг.
Только слово это всё равно не поддаётся анализу. Мальчишка не понимает, почему Йован так улыбается, не может объяснить себе, что означает та его интонация, с которой он произнёс «нравишься». Йован явно имеет в виду нечто особенное, невозможно важное. Но что?..
Амелл этого не понимает.
– Что значит «нравлюсь»? – не выдерживает, наконец, Виконд. А Йован дёргается от него и смотрит почти что испуганно.
– Ох, Андрасте, с этим разговором точно не ко мне! Пусть кто-то из Чародеев разъясняет тебе все особенности взросления!
После данного восклика его друг спешит уйти прочь, удивляя пытливый юный ум ещё сильнее. Да что такого скрывается в этом простом слове? Ведь нравиться или не нравиться могут как самые обычные вещи, так и люди, общение с ними. Разве тут сокрыт некий иной смысл?
К чародеям Виконд не идёт. Он уже давно усвоил: всё, что говорят взрослые, правда лишь отчасти. Верить им нельзя. Верить можно лишь книгам.
Но библиотека тоже не помогает. Лишь запутывает ещё больше. И вот, когда мальчишка уже совсем отчаивается, появляется Сурана. Он возникает рядом внезапно, назойливо мельтешит перед глазами, прохаживаясь взад-вперёд со сложенными за спину руками, мешая заниматься поисками, и Виконд со злостью захлопывает книгу, гневно сверля эльфа взглядом.
– О, Змеёныш Викки! Рад тебя видеть! – огненный маг делает вид, будто их встреча случайна. Он отвратительно переигрывает с восторгом и даже не пытается этого скрыть. Сколько же фальши в нём… Неужели никто кроме Виконда этого не замечает? Или, всем остальным не важно, с кем они говорят, кого называют своими друзьями?
– Я не «Викки»… – с прозвищем Амелл уже давно не спорит. Оно ему даже почти что нравится. Или нет. Но, во всяком случае, оно ему подходит и ничего иного он не заслуживает.
– Лучше скажи, не видел ли ты поблизости Андерса? – эльф мнётся в нерешительности и нервно оглядывается по сторонам. Но в библиотеке никого больше нет – все кроме них двоих на ужине. Даже храмовник, что обычно приглядывает за библиотекой, сейчас не на своём посту.
– Нет, – сухо отвечает Амелл, не желая завязывать с ним разговор. Сейчас нет ни времени, ни желания. Да и вряд ли это желание когда-нибудь появится у него. Слишком уж они разные. Рядом с Алимом всегда суета и шум, он постоянно во что-то встревает и лишь чудом избегает наказаний. Но по непонятной причине Ирвинг взял к себе в ученики и его. По непонятной причине – нет, даже при всей своей антипатии к нему Виконд должен признать, что Сурана контролирует огонь едва ли не лучше всех в Круге, а то, с какой лёгкостью он творит руническую магию, и вовсе вызывает отнюдь не безобидную зависть.
– Да вот, обещал сыграть партеечку в «Порочную добродетель». Карты, знаешь ли, не так-то просто достать, – непонятно зачем поясняет Алим, всё ещё беспокойно оглядываясь по сторонам. Он как будто ждёт, что вот-вот произойдёт что-то дурное. – У тебя, часом, нет желания сыграть?
– Нет, – в голову к мальчишке вдруг приходит не совсем удачная мысль: – Алим…
Но Амелл осекается, едва окликнув эльфа. Нет. Не стоит говорить об этом с ним. Внутренний голос предостерегает, что весь этот странный разговор выльется во что-то весьма неприятное, что-то, от чего ему будет тяжело на душе и неспокойно много после этого.
– Да?.. – Сурана удивлённо смотрит на него, ожидая, что же скажет ему Виконд. Но тот всё никак не решается задать этот вопрос.
– Что значит, когда кто-то «нравится»? – всё же говорит Амелл. И тут же жалеет о произнесённом.
– О! – эльф мгновенно оживляется и садится рядом, пристально вглядываясь в глаза мальчишки. Виконд едва сдерживается, чтобы не скривиться. Он ненавидит, когда нарушают его личное пространство. Тем более, когда делают это так бесцеремонно. – А с чего вдруг ты спросил?
– Забудь. Это было плохой идеей.
– Нет-нет-нет! Уж если ты начал, так говори!.. – не унимается Алим, и пространство вокруг него начинает нагреваться. В древесно-карих глазах Сураны так и светится любопытство.
– Йован сказал, что я нравлюсь одной девчонке… – нехотя признаётся Амелл, надеясь, что после этого от него, наконец, отстанут.
– О! – вновь восклицает Сурана и улыбается так широко, что Виконд невольно отшатывается прочь от него. – А чего же он сам не поговорил с тобой?
– Не знаю.
– Что ж, ему же хуже. Так вот, слушай…
И Виконд слушает. Слушает и жалеет, что вообще заговорил об этом при сбрендившем эльфе. Информации слишком много, а Сурана говорит быстро, перескакивая с темы на тему, путаясь сам и путая Амелла.
– Ну, когда кто-то нравится, ты всегда рад видеть этого человека. Или эльфа. В общем, этого «кого-то». Внутри становится так тепло и приятно, словно тебя хвалят. А ещё хочется, чтобы «кто-то» был в хорошем настроении, хочется делать приятности. А потом бац – и всё. Оглянуться не успеешь, а всё либо прошло, что к счастью, либо перешло в любовь, что к страданиям, – эльф цокает языком и вновь нервно оглядывается. Но в библиотеке по-прежнему лишь они двое. Сурана удовлетворённо кивает собственным мыслям и продолжает быстрым свистящим шёпотом: – Любовь вообще чувство плохое, от него негатива куда больше, чем позитива. Ревность, обиды и сомнения – гарантированно каждый день. Так мой троюродный дед говорил. Он умный, разбирается в этом, он трижды женат был. Правда жёны от него сбежали, но не важно. О чём я говорил?.. Ах да! Когда кто-то нравится, его или её хочется защищать, прикасаться, обнимать, целовать, не хочется делить с кем-то, так как очень обидно, если твой «кто-то» говорит с другими с той же радостью, что и с тобой. Или с большей. Или не замечает тебя вовсе. Это больно. Наверное. Мне никто не нравится. Кажется, – Алим тихо смеётся и вновь испуганно озирается по сторонам. Амелл почти решается прервать его вопросом о том, чего или кого огненный маг так боится увидеть здесь, но эльф вдруг хватает его за руку и шепчет почти беззвучно: – Но худшее, что есть на свете, это безответная любовь. Она ломает людей, заставляет испытывать их невыносимую боль, и оттого они постепенно становятся злыми, хотят, чтобы эту боль чувствовали не только они, но и все вокруг. Не впутывайся в подобное, малыш Викки. Иначе…
Не досказав очередную мысль до конца, Сурана уносится прочь, так как в его поле зрения попадает тот, за кем он приходил. Андерс пытается отнекиваться, говорит, что уже договорился о дополнительных занятиях с Карлом, но эльф чуть ли не умоляет его отложить это и уйти с ним. Он напуган даже сильнее, чем в начале разговора с Амеллом.
Сбитый с толку мальчишка опускает голову на столешницу и делает глубокий вдох, чтобы успокоить мечущиеся в голове яркие образы. Смущение жжёт щёки. Неужели та девчонка испытывает к нему такие чувства, какие описал Алим? Если это так, то в этом нет ничего хорошего. Он не хочет огорчать её, не хочет расстраивать, но иначе поступать тоже не станет.
Виконд может с уверенностью сказать, что ученица Свини ему не нравится. И с куда большей уверенностью он может сказать, что ему нравится Йован.
Ведь здесь действительно всё сходится. Рядом с другом ему тепло в душе и спокойно, как ни с кем иным. Ему не хочется, чтобы кто-то ещё вклинивался в их общение. Неприятно, когда Йован пытается говорить с девушками. Он хочет, чтобы парень принадлежал только ему и никому более. Вот, что чувствует Виконд Амелл.
Но кое-что ещё Амелл понимает столь же отчётливо: то, что он чувствует – нельзя назвать правильным. Он не может объяснить себе, почему, но он просто знает это. Знает это так же твёрдо, как и то, что Йовану о его выводах после разговора с Сураной знать точно не стоит.
И он ни словом ему не обмолвится.
========== Год восьмой. Сложности в общении ==========
Виконду тринадцать, и его лучший друг общается с ним редко, страдая от безответной влюблённости в одну из учениц Ульдреда. Амелл не считает её красивой – губы полноваты, а голос отвратительно пискляв – но Йован этого словно не видит. Она же усиленно делает вид, что не замечает его, игнорирует, когда парень пытается заговорить. Виконду жаль друга, но он уверен, что эта крыса ему не пара. Йован достоин гораздо большего, ведь он лучше всех, кого мальчик знает.
Йовану эти слова мало помогают. Грустная улыбка и тихое «спасибо» вовсе не являются тем, что мальчик хотел бы услышать от него. Видеть его таким невыносимо. Амеллу было бы легче на душе, даже если бы эта девушка ответила взаимностью. Если бы Йован вновь улыбался как раньше.
Виконду с трудом удаётся уговорить друга предпринять ещё одну попытку поговорить с ней, уже наедине, но эта затея терпит фиаско. Амелл не слышит слов «дамы сердца» его друга, но видит, как меняется лицо парня, по мере того, как она говорит.
Когда Йован подходит к нему, бледный и растерянный, Виконд нерешительно касается его руки, чтобы хоть как-то поддержать. Но тот лишь дёргается прочь, будто его обжигает это прикосновение.
