Текст книги "Любовь без тормозов - авария (СИ)"

Автор книги: Ores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Если хочешь – останься, – накидывает мне на бедра покрывало, открывая окно и впуская в помещение свежий воздух.

– В другой раз, – отмахиваюсь от него, по новой изучая принесенные им бумаги.

– В какой раз? – прильнув к стене возле окна, курит взатяг, растрепывая короткие волосы, теперь стоящие дыбом. Я медленно выдыхаю.

– Макс, чего ты хочешь? – спрашиваю откровенно, плюнув на работу – если уж начальство забило, то чем я хуже… а взглядом уже зацепил заковыристый пункт.

– Тебя.

– Только что трахались.

– Я не о том.

– Если ты сейчас начнешь про серьезные отношения и любовь до гроба – меня стошнит, – скидываю покрывало и тянусь за шмотками, быстро одеваясь. – Нам не по пятнадцать, – еще громче, вставая напротив, и также хватаясь за сигареты. Руки дрожат, и он сам прикуривает мне, прикрывая окно.

– Дело не в возрасте, а в нежелании быть одному.

– Это благотворительная акция? Не хочешь, Миша, жить один – так мы тебе устроим весь тот же пиздец, что у тебя есть, только теперь ты еще будешь стирать чужие носки, тебе же своих мало.

– Миха, не истери. Я просто предложил.

– Что предложил? – не въезжаю и понимаю, что перебарщиваю, но он смотрит трезво и меня понимает правильно, а я устал все держать в себе.

– Попробовать серьезно, – тушит окурок, забирает мой и полностью закрывает окно, дождь накрапывает.

– Это как? Свидания, романтика… Макс, я не под то заточен, ты же знаешь. Давай оставим все как есть.

– Я тебя не заставляю и не уговариваю, но ты подумай, просто прикинь, что ты теряешь, идет?

– Лучше бы ты орал на меня, чем заставлял думать, – признаюсь честно, разворачиваясь спиной и уходя одеваться.

– Работа у тебя такая, – тянет мне куртку, помогая застегнуть. – К тому же… – задумывается, осмотрев мою кислую мину, – я рядом, а ОН – нет.

Я думал над его словами, пока ждал лифт, пока ехал в нем, пока шел к машине и молча курил, дожидаясь момента, когда смогу в трезвом уме сесть за руль. Когда понял, кого он имел в виду, у меня затряслись руки и защипало в носу.

…надо позвонить Степе… СРОЧНО!..

========== Часть 6 ==========

– Ты где? – хриплю в трубку, зажимая в губах сигаретный фильтр и щурясь, когда дым попадает в глаза.

– Эм… Миша? – не догоняет Степка, я только улыбаюсь. Согласен, вопрос мой не совсем уместный, если учесть, что приехал я сюда без приглашения и без предупреждения. Зачем я это сделал – понятия не имею. Приехал и все.

– Степыч, не тупи, – прошу раздраженно, изрядно нервничая, хотя виду не подаю. – Где ты?

– У Дани. Днюха же у него… – Потом секундная пауза, потом знакомая рожа в окне, отборный мат, шепотом, чтобы не услышали, и топот его ног по лестнице – все это не сбрасывая вызов, потому что самому страшно от того, что я творю!

Вылетает из подъезда как пробка из шампанского, налетает ураганом и заваливает на капот. Такой радостный, что становится даже неловко, что не предупредил его. А я сам не ожидал. Тем более не ожидал начальник, когда я подсунул ему под руку еще одно заявление об отпуске.

– Ах ты ж сукин сын! – восхищается моим свинством, вставая напротив, но руки с плеча так и не убирает. – Никак по мне соскучился?

– Почти, – даже не пытаюсь скрыть правду, потому что все равно разгадает обман. – Он там?

– А где ему еще быть. Празднует, – неловко пожимает плечами, и мне не нравится, как медленно его радостная улыбка трансформируется в виноватую.

И тут у меня сбилось сердце с ритма, но спросить все же пришлось.

– С кем-то? – Подняв глаза, встречаюсь взглядом с Даней, тот смотрит ошалело, а я, как пацан, словно на пару сантиметров от земли поднимаюсь, и с этим необъяснимым чувством восхищения к земле себя тревогой прижимаю.

– Там много людей, Миш. – Пиздеж полный, не звал бы он толпу. Глаза в пол, как ребенок нашкодивший, и румянец на щеках вовсе не от алкоголя, и руку мою сжимает все так же крепко, словно держит.

– Ты же меня понял, – язык заплетается.

– Не знаю, – мямлит неуверенно. – С ним парень какой-то, его раньше не видел, ходят вместе, не расстаются. А спят или нет – не спрашивал. Не мое это дело. И не твое даже.

– Степ, – потрепав его по волосам, улыбаюсь как могу. Как будто внутри ничего не взорвалось и сейчас горсткой пепла не оседает на дне сердца. – Брось. Ты-то чего расстраиваешься? – Он молча закуривает и тянет сигарету мне, а я взять не могу, не полезет. Даже вдохнуть полной грудью не получается – некуда, переполнен эмоциями под завязку. – Ты это… – спрыгнув с капота, тесню его плечом, открываю заднюю дверцу машины и, кряхтя и шипя от боли от шипов, что врезаются в пальцы, передаю ему с рук на руки огромный букет алых роз. – Поздравь, как умеешь.

– Миш… – начинает заикаться и даже отступает, и с этим ярким веником смотрится нелепо.

– Мне ехать пора. Проездом был, – вру напропалую, сам понимаю, что если сейчас за руль сяду – убьюсь на хуй, перед глазами плывет, и сердце подводит, замирает.

Пока он осмысливает, прыгаю в авто и, осторожно его объехав, выезжаю со двора…

Автор

Степка медленно, как на плаху, поднимался по ступенькам, и ничего кроме алого размытого пятна перед собой и не видел. Только шум. Грохот чужих шагов, совпадающий по ритму с его мыслями. Тревога – мигает на грани сознания кричащими вспышками и тянет назад.

Ему навстречу вылетел Данила: растрепанный, злой, босиком по грязному полу, выбивая из рук букет, рассыпавшийся по лестничному пролету, и уносящийся на улицу.

Прямо по улице, обогнув двор: так через дворы – быстрее, и выезд на главную один – не ошибешься.

Обогнув угол дома и оцарапавшись о кирпичную кладку, удержал равновесие, заметив знакомый джип в паре метров, и выскочил на проезжую часть, перекрыв дорогу.

Визг тормозов, хруст ручника, вскрики по ту сторону проезжей части и бешеный заряд адреналина, вскипятившего кровь.

– Ебнулся!!! – вопль от всего сердца.

Миха вылетел из салона, успев включить аварийку. Схватив парня за локоть, швырнул об авто, и видят всевышние силы, как тяжело было удержаться, чтобы не прибить прямо на месте…

Миха

Голова кругом, горло перехватило, и не заорать. Страхом все еще душит. Ступня ноет, и плачут тормозные колодки, но я остановился!

– Какого черта ты творишь? – не орет, а нагло требует ответа, почти не повышая голоса, все это со своей аристократичной педантичностью, и я почти забыл, как блестят его глаза, когда что-то идет вразрез с его мнением. Упрямый как сука. Прям как я.

– Я? Я?! Это не я на машины кидаюсь! – Так и стоим, переругиваясь посреди оживленной трассы, пока не приходит умная мысль свалить, пока не приехали копы.

Рывком затаскиваю его в машину, грубо роняю на пассажирское, уже захлопывая дверь, замечаю, что босиком балбес, и бьюсь головой о крышу.

Припарковавшись у него во дворе, хочу вытолкнуть его из машины и просто уехать. Подальше. Это решение было ошибочным. Не стоило ему глаза мозолить. Повелся на всплеск эмоций. Что я вообще хотел доказать? Что ему зашибись и без меня? Что я имею право на отношения? Да кому я вообще что должен, вашу мать?!

– Остынь, – просит спокойно, подставив ладонь мне под голову, когда бьюсь о руль лбом. – Ладно?

– Даня, иди домой, – прошу, плавно отъезжая, как наркоша конченный, все внутри бунтует, в то же время я вспоминаю о встрече, которую планировал месяц. Месяц, блядь! И мне на это плевать, я не жалею, что приехал, я просто не могу понять, на кой-черт мне это надо.

– А ты?

– И я домой. К себе.

– Зачем тогда приехал? – начинает раздражаться и тоже нервничать, осматривает себя, словно не уверен, что выглядит замечательно, а я его вижу растрепанным и с бодуна, и у меня челюсть сводит по непонятным причинам, и завыть хочется.

– Мимо проезжал.

– А веник ты спецом Степе привез?

– Тебе. Он передаст.

– А самому слабо?

– Я его купил – это уже немало.

– Тебе тоже такой купить, чтобы все честно было?

– На дух не переношу цветы!

– А я, блядь, таю от восторга. Забери свой ебанный веник, засунь себе в жопу и тащи ее нарядную наверх, потому что бегать я за тобой больше не буду! – орет он, честно признаться, угрожающе. Есть в нем скрытая угроза, и то, как сжимает руки в кулаки, как хмурит брови и как от напряжения играют желваки – наводит на неутешительные мысли, что мне все-таки прилетит и не слабо. – Если приехал, найди смелость подойти и поздравить лично! Или это так сложно?

– Не хочу мешать.

– Еще скажи, что ты одет не по параду, – кривится недовольно, я свои спортивки и старую темную майку осматриваю скептически.

– Хорошо, – киваю, соглашаясь, мысленно настраиваю себя, что потеряюсь в толпе и быстро свалю.

– Ключи, – тянет руку, я страдальчески закатываю глаза и мотаю головой. – Или сам заберу. – Не дожидаясь, пока я переварю его борзоту, глушит тачку и забирает ключи, выпрыгивая на улицу.

Вываливаюсь следом, обхожу машину спереди, пока он клацает замком, закрывая; хлопнув его по руке, дезориентированного закидываю себе на плечо – что за мода босиком разгуливать?! – и под шум и взрывы, что слышны в памяти, ну и его мат, конечно, несу в квартиру, дрожа не от тяжести веса, а от близости.

Дома народу человек шесть, их не разглядываю, сажусь к Степке и тянусь за рюмкой. Все ждут от меня тост или хотя бы вежливое «здрасти», а я считаю до десяти и с друганом переглядываюсь, пока он мне кивает на одного из собравшихся, брюнета чуть старше нас, присевшего рядом с Данилой и протянувшего ему пластырь, которым тот заклеил порез на ноге.

Степа был прав – мне не стоило приезжать.

А еще, что чужие отношения имеют место быть и я не вправе в них вмешиваться… Тогда почему хочется этому мудаку свернуть шею каждый раз, когда он складывает свою конечность имениннику на плечо?..

Данила порывается ко мне, его стопорит очередной поздравляшка, я ухожу курить, когда ощутимо шумит в башке кровь и срочно требуется свежий воздух. Такое чувство, что каждый угол им пропитан, а я, как наркоман, от запаха пьянею.

– Как твои дела? – встав за моей спиной, касается плеча, ощутимо сжимая кожу. По притихшему шуму понимаю, что он закрыл дверь. Хочется пошутить, что если интересно, мог бы позвонить и спросить, но он не мог – я не оставил координат, а он не стал навязываться.

– В норме, – отвечаю уклончиво.

– Почему ты хотел уехать? – Убрав руку, встает рядом, сползая по подоконнику, и заглядывает мне в глаза снизу вверх. – Только не ври.

– Не хотел мешать, – пожимаю плечами, забирая у него свою пачку и шлепая по рукам.

– Кому конкретно ты мог помешать? – на последней фразе вошел тот человек, которому входить бы не стоило.

– Вам, – киваю на вошедшего, Данила замирает, смущается, потом начинает лыбиться и эту улыбку старается не показывать – выходит паршиво, и я даже обижаюсь.

– Миша, это мой двоюродный брат, Артем, вы так и не познакомились, – закусив губу, отворачивается к окну, я протянутую руку игнорирую, медленно поворачиваясь за ним.

– Тебе смешно? – спрашиваю серьезно, смяв в хлам зажатую пачку и отшвыривая ее к окну. – Весело тебе?

– Нет, – перестает улыбаться, что-то говорит брату, подает ему поднос из холодильника и отправляет, возвращаясь ко мне. – Не весело, – встает позади, дышит в затылок, и мне приходится повернуться. – Пока ты не приехал, было совсем невесело, – повторяет это слово, погружая меня в гипнотическое оцепенение. Взгляд пьяный, решительный, у меня от него такого подкашиваются колени и сводит судорогой низ живота.

– Я хочу подарок, – твердит упрямо, шагая ко мне и надламывая во мне пласт похуизма, который я так старательно выстраивал.

– Возьмешь деньгами? – Придерживаюсь за его пояс – реально ведет, и ему это нравится, улыбается через напряжение, прислушавшись, замирает и снова возвращается ко мне.

– Натурой, – улыбается как-то обреченно, горько, и пока я не сдох от беспокойства, целует с напором, заставляя меня забыться…

– Михаил! – рявкает Максим, хлопая меня по руке и выбивая телефон. Откладываю гаджет в сторону и устало тру глаза.

– Не знаю я всех этих тонкостей и просчитать финансово риски не смогу, я технарь, а не экономист, и ебись оно все конем, но в эту авантюру я бы не полез.

– Заманчиво, – поддакивает мне главбух, уважаемая и нереально умная женщина преклонных лет, – но, как точно сказал Михаил, слишком все нестабильно.

– Ясно, – Макс нервно захлопывает папку и всем кивает, что они могут быть свободны.

Народ постепенно вытекает из конференц-зала, я тянусь к трубе, пролистывая пропущенное сообщение и отсылая улыбающийся смайлик Даниле.

Да, я опять свалил наутро после долгой бессонной ночи. Он сказал, что все понимает, ничего не требует и поблагодарил, что приехал, а я все равно себя сукой ощущал, хотя и не знал почему. А еще брат этот на меня смотрел как на ничтожество, видно прослышал о наших с Данькой неплатонических отношениях или на роже у меня это написано было, но с малым общался нормально – значит, хоть кто-то из его родни чувства парня поставил выше собственных принципов, поэтому – уважаю. Написал черненькому свой номер вайбера, с тех пор и переписываемся, так, в общем: как дела, что нового. Ничего личного, но все равно приятно… хотя я и держу его на расстоянии, потому что так лучше для обоих.

– Каким ты был в молодости? – спрашиваю у Максима, пока он сортирует бумаги, грызя кончик карандаша.

– Сейчас я, значит, старый? – Не сказал бы, что сорок – это возраст, наоборот, ему он идет, но я не могу представить, каким он был в молодости. Мотаю головой. – В молодости я был дерзкий бесстрашный идиот, как ты сейчас.

– Ты бы рискнул всем ради неизвестности? – откинувшись на спинку кресла, кручу телефон, рассматривая правильные черты лица Макса.

– Нет, – убирает бумаги и садится за свой стол. – Все переменчиво, и то, что сейчас кажется благом, впоследствии станет твоим персональным адом. Я так женился.

– И развелся?

– Угу, – пьет остывший кофе, слизывая его с губ. – К счастью, – поиграв бровями, салютует мне пустой кружкой. – Тебе желаю мозги включить раньше, чем погрязнешь во всем этом. Изначально, влюбленность – это сказка, а потом разность характеров, взглядов на жизнь, привычки, которые бесят, и в итоге – быт, несовместимый с твоим. Это не только секс, Мих, и если ты запал на чью-то симпатичную мордаху – одумайся, пока не поздно.

Как бы он не рассматривал мою жизнь в своих интересах, но он прав. Мой мир не может пересекаться с его, с Даниным, не может быть цельным с точки зрения отношений, я и на отношения-то не имею права, даже думать об этом. Вообще пора завязывать со всем этим и не мучить ни его, ни себя… Особенно его, давая надежду на возможное будущее. Не хочу его ранить.

«Со всем этим пора завязывать», – отсылаю сообщение. Ответ приходит сразу: «Удачи тебе!»

– Артемка, сынок, папка твой, пидарас, пришел! – приятный женский голос сейчас сочится ядом. Передаю миловидной брюнетке из рук в руки конверт с деньгами, скидываю туфли и иду в комнату, ловя бросившегося на плечи четырехлетнего сына, накрепко прижимая к себе.

– Не испорть мне ребенка, – басит фоном, пересчитывая купюры. – Надеюсь, ты не трахался ни с кем хотя бы перед встречей с сыном, – снова укол, но уже по броне – броне, за которой вместо тела, истерзанного шрамами, пустота и нет боли, только тоска о проебанных годах и вере в человечество.

– У меня нет личной жизни, ты же знаешь, – признаюсь честно, принимая ее условие «Или твоя пидарская сущность или сын» полностью.

– Кто вас, извращенцев, знает, – пожимает плечами и с ходу звонит в салон, записываясь. Я сыну тяну большую машину, он благодарит, откладывает ее в сторону и ведет меня за руку к себе, закрывая дверь.

Играем с ним несколько часов напролет, забываюсь в этом маленьком чуде, которое смотрит на меня доверчивыми глазами и каждый раз просит не уходить. А я пока не могу ему объяснить, что с мамой мы не ругались, просто не сошлись характерами, хотя любовь была сильная, только признался по дурости, что с парнями спал, и не изменить хотел, просто открылся, а она мне нож в спину. Да и ладно, это ее выбор, и кто я такой, чтобы его оспаривать. А вот сына бросить не могу – люблю его и все отдам, лишь бы он меня не забывал и так же крепко держал за руку, только не плакал, когда ухожу, мужики ведь не плачут.

Вообще, Арина хорошая женщина, любящая мать, отличная жена, только не мне, уже другому человеку. Она правильно воспитывает сына, требовательно, как настоящего мужчину, и мне с ним видеться разрешает, но консервативный взгляд разделил нашу общую жизнь надвое, и я не смог ей доказать, что чувства мои к ней не менялись в зависимости от предпочтений в койке, просто однажды я выбрал ее… и если бы молчал, заткнул свою искренность в жопу, и дальше, возможно, жили бы душа в душу, а так…

– Артемка, помой ручки с мылом, мало ли что твой папаша трогал, и, ради бога, не целуй его… Фу!

– Дружище, ты не вовремя, – честно отвечаю Степке, допивая остатки из бутылки и занюхивая рукавом куртки. Как пришел, так и сполз по стене в коридоре, и идти дальше нет ни желания, ни сил. Вот просто до пизды, где я и что я, а сейчас накидаюсь, и кто я – тоже будет срать.

– Мих, я бы не звонил, просто сам на панике, – голос взволнованный, мне чужая боль сейчас по свежим ранам солью кажется.

– Кто обидел моего мальчика? – закуриваю там же, щелкнув замком.

– Да я ладно. Скажи, вы с Данилой не ссорились?

– А должны были? – затянувшись, бьюсь головой о дверь. – Просто перестали общаться.

– Я же просил тебя его не трогать. Просил?

– Я и не трогал. Последний раз он трогал меня.

– Миха, он трубку не берет и дверь не открывает, и если он с собой что-то сделает – это будет твоя вина. Пацан в депрессии.

– Да в этой ебанной жизни я кругом виноват. Щас позвоню! – сбрасываю, дергаюсь, роняя пустой пузырь, и подскакиваю на ноги, в глазах темнеет, слабость от шеи по плечам и коленям, не устоять. Сползаю обратно.

Гудки идут долго. Слишком долго, чтобы я не начал нервничать. Когда слышу сухое «Алло» – сразу начинаю орать.

– Вы че там, в край все ахуели?! Даня, блядь, я тебя просил держать все под контролем! Я объяснял, что залетный, что нет у меня ни возможности, ни сил разрываться по городам, строить отношения в которых нет необходимости. И вообще, с какого хуя я должен переживать из-за того, что ты забил хуй на общение с миром?! – Я пьяный, непозволительно, и жалею почти сразу о каждом слове, только поздно. Когда собираюсь извиниться…

– Миш, извини, я не один, потом перезвоню…

========== Часть 7 ==========

М: «Это серьезно? У него отношения?»

С: «Да. И я прошу тебя не вмешиваться. Миха, он не обязан сидеть и ждать, пока ты что-то для себя решишь».

М: «И как давно?»

С: «Ты в броне, что ли?»

М: «Я хочу убедиться, что у него все нормально».

С: «Я убедился. У НИХ все нормально. И ему нужны эти отношения, переключиться. Не лезь ты к нему, оставь пацана в покое!»

М: «Пальцем не трону. К тебе приеду. Вдруг пересечемся. Или ты не хочешь меня видеть?»

С: «Хочу. Но не настолько, чтобы ради одного визита поганить жизнь мелкому. Миша, остановись. Тебя же понесет. Ты же из чувства собственности ему палки вставлять будешь, и нихуя не в задницу, а потом съебешься к себе, а он в одиночку будет это дерьмо расхлебывать».

М: «Я через месяц приеду».

С: «Сука ты бесчувственная!»

Дорога лениво тянется перед лобовым стеклом, я кошусь на водилу-таксиста и задаюсь риторическим вопросом: а не подложили ли ему под педаль газа кирпич! Тачка еле ползет, пропускает всех и каждого. Он даже успевает перекинуться в пробке парой слов с коллегой, выкрикивая пожелания в открытое окно, а мне и закурить нельзя – видите ли, провоняю машину. Ну да, амбре его перегара – то прям благовония, а дым – фу-фу, непотребство.

К тому моменту как мы подъезжаем к дому Степы, я накручиваю себя до того, что с нервяка хлопаю дверцей машины, выходя не прощаясь. Нервы ни к черту, и это при том, что внутренне я ощущаю себя комфортно, все нормально, как и всегда, даже немного парю от эйфории, то ли привык к вечному стрессу, то ли жить по-другому не научился, кто знает, но уже на этаже начинаю задумываться, а не повернуть ли мне обратно.

Назад в свою жизнь, где я один, где каждый час расписан по минутам, и пускай потраченное время не компенсирует хоть и неплохая, но все же выручка, там я отвечаю за каждое свое действие и сам принимаю решения, а здесь, твердо стоя на лестничном пролете и глядя вниз, словно в тумане тону, не чувствуя опоры под ногами.

Степа был прав – я бесчувственная тварь, а еще Степа знает меня лучше, чем я сам, и уже встречая на пороге, обнимая как родного и немного успокаивая, просит:

– Мих, давай без глупостей… – А я бы рад. Но…

Чужие кроссовки мешают разуться нормально, благо лето и нет необходимости развешивать верхнюю одежду. Аккуратно перешагнув и прикинув в уме, что народу там человек десять, вопросительно скашиваю взгляд снизу вверх на друга.

– Что за повод? Или я опять не вовремя нарисовался? – Последнее читается на Степином лице отчетливее всего, но он вежливо мотает головой, виновато улыбаясь.

– Просто выходной. Ты же говорил, что на следующей неделе приедешь, – тянет меня на кухню, я к крану ртом прикладываюсь, жадно глотая воду и подсовывая всю голову, обливаясь.

– Тачка в сервис, я на самолет. Уехать? – Сложив руки на груди, наблюдаю, как здравый смысл борется с совестью.

– Не неси ерунды, я рад. Выпьешь? – тянется к холодильнику, я слышу из комнаты эмоциональное «Давай, давай, давай!!! Го… ПИДАРАСЫ КРИВОНОГИЕ!» и понимающе усмехаюсь.

– Как игра?

Степа изображает рвотный позыв и тянет мне бутылку холодненького, на которую я кошусь скептически.

– Что с машиной? – недоверчиво хмурится и встает рядом, словно боясь обнять по-человечески; прижимается к плечу, добавляя жара в летнее марево.

– Сломалась, – пожимаю плечами, делая жадный глоток.

– Обо что? – сразу с ходу.

– Об дерево. И я не бухал. Тупо не справился с управлением.

– Ты?

– Я. Устал немного. С командировки. Да хрен с ней, починят, лучше расскажи…

Под мерный звук моего голоса в кухню входит незнакомый мне парень, чуть старше меня, некрасивый, по моим меркам, хотя в общепринятом смысле сложен правильно, но крупноват. Волосы темные, уже отросли в стрижке, и пряди неаккуратно обрамляют круглое лицо, слишком густые брови делают глаза маленькими, а вкупе с пьяным блеском кажутся немного безумными.

– О, у нас гости, – улыбается мне, строя глазки, я вопросительно кошусь на Степу.

– Это кто?

– Мой коллега по работе, – отвечает уклончиво, забирает у меня бутылку и отпивает.

– Ясненько, – забираю обратно, из пачки вытаскиваю сигарету, убирая ее за ухо. – Пойду покурю на балконе, – не спрашиваю, информирую. Уже выходя, слышу за спиной осуждающее «Хоть бы поздоровался…», «Да он всегда такой, не обращай внимания».

Правильно. Не обращай внимания. Я вообще прозрачный. Вот скоро закончится матч (я надеюсь), вы все свалите, и мы с братаном нажремся по-человечески… Обдумывая эту мысль, захожу в комнату, прикуривая на ходу, киваю, прошипев в фильтр «всем здрасти», и ухожу дымить, прикрыв за собой дверь.

Тишина, прерываемая голосом арбитра, казалось, царапала слуховые перепонки.

Двух из собравшихся я знаю, с одним даже спал, еще одна девушка, симпатичная, ну и Степа с тем кентом подтягиваются, остальных не запомнил.

Прислушиваюсь к себе, лопатками ощущая, как чей-то взгляд прожигает мне спину. Не греет, нет, оставляет ожог. Начинает чесаться позвоночник и появляется зуд во всем теле.

От дыма сушит горло. Солнце слепит, от собственного поганого характера – тошнит. Но, наверное, я был бы не я, не сделай этого…

Оживленные разговоры были прерваны моим появлением. Не церемонясь и стараясь не мешать (прошел по самому центру, крутанувшись у экрана), плюхнулся рядом с дамой, улыбаясь во все тридцать два и шепотом спрашивая на ухо: «За кого болеем?»

Автор

Миша весь вечер уделил конкретно взятой особе, неплохо проводя время и лишь изредка бросая ничего не значащие взгляды в сторону угла, где в кресле сидел тот самый мужик с кухни, а на подлокотнике его кресла скучающий Данила, увлеченный телефоном больше, чем самим матчем. Наверное, он чувствовал за секунду «до» и всегда ловил направленный на него взгляд, но прочитать его не мог. В сердце засела тупая заноза, причиняющая дискомфорт, и само нахождение здесь вызывало неприятные ощущения. Особенно видя, как Михаил увлечен болтовней с девушкой, особенно зная, когда он просто заигрывает, а когда желает этого искренне, особенно его равнодушие, хотя он и поздоровался, когда вошел. Дане хотелось почувствовать хоть сотую часть своего преимущества перед остальными, он каждый раз, выходя на кухню или в туалет, старался привлечь его внимание, просто поговорить, поздороваться, пожать руку, посмотреть в глаза, потому что при виде этого человека душа замерла, а рука Игоря, лежащая на пояснице, стала казаться инородным телом. Но ничего, совершенно. Михаил будто не замечал его существования в целом, и это задевало даже больше, чем его ладонь на колене у новой пассии, которая с радостью отвечала взаимностью.

– Ты давно приехал? – Данила подкараулил Миху на кухне, когда тот по своей излюбленной привычке пошел в поисках припасов.

– Ты видел, когда я приехал, – согнувшись у холодильника, достал из закромов кусок сыра, разворачивая целлофан и поднимая на Даню раскосый от выпитого взгляд. – А что?

– Мог предупредить, – Данила отошел в сторону, когда Михаил все же разогнулся и хлопнул дверцей, жевать он так и не перестал.

– Зачем?..

– Повидаться.

– Мы сейчас видимся. Мир вообще круглый, легко встретиться, дело случая.

– Как у тебя дела? – Разговор не клеился, словно в голове были одни мысли, а озвучивать приходилось другие, хотя так и было.

– Чего ты хочешь? – отложив огрызок и облизавшись, Михаил требовательно уставился на собеседника, матерясь про себя, что пара недостающих сантиметров в росте не позволяют смотреть на равных.

– Просто поговорить, – Данила замялся, не зная, как подступиться и нейтрализовать ситуацию. Какой-то частью мозга он чувствовал свою вину, потому что пришел не один, даже зная, что Михаил у себя на родине не вел целомудренное воздержание, но чувство вины испытывал именно он.

– Говори, – Миха махнул в воздухе руками, подстегивая к действию.

– Издеваешься?

– Пытаюсь понять, чего ты хочешь?

– Ты издеваешься.

– Будем препираться?

– Да пошел ты!

– Заметь, не я сюда пришел разбираться, а ты, а пошел и правда я.

– Куда? – Данила, напряженно выдохнув, спрятал руки в карманы, кулаки так и чесались.

– Ну… – задумался, – для начала потрахаюсь, моя спутница будет не против, потом… – Тишина, заминка, хлесткий удар, и те же руки, что только что причинили боль, поддерживают, усаживая на табурет возле холодильника.

– Извини, – Данила убрал руки и отошел на два шага, врезаясь спиной Игорю в грудь и вздрагивая. – Вырвалось.

Миха с ухмылкой растер челюсть, благо реакция не подвела и удар пришелся по касательной.

– Нормально, – усмехнувшись, размял челюсть и поморщился. – Только бить надо было тогда ниже, если план моих мероприятий тебя не устроил, – поднявшись и покачнувшись, сделал пробный шаг. – И кстати, ты мало себя ценишь, – Миха скептически осмотрел мужчину за ним, вопреки своим габаритам замершего и не решающегося выступить в защиту, – мог найти и посимпатичнее.

– Тебя это задевает?

– Ни капли.

– Ты врешь! – уже вдогонку, на повышенных, но отлетая эхом от стен, слова не долетели до адресата.

Вечер плавно перетек в ночь, легкие посиделки – в запой. Орала музыка, Степа притащил гитару, подтянулись соседи с мирными намерениями, количество отдыхающих увеличилось вдвое. С ума сходили все. По-своему, но все. Кто пел, кто танцевал, отираясь телами на танцполе. Одним из них был Миха – войдя в кураж, отдался ощущениям, которые в этот раз дарил неплохой коньяк. Лица мелькали, приглушенный свет добавлял интимности, и можно было видеть, как тела пошли на сближение. Кожа зудела от прикосновений, случайных или намеренных, особенно смелых и почти невинных, окутывающих с ног до головы.

Слегка кружилась голова. Обняв спутницу за талию, он лениво кружился в танце, сталкиваясь с другими парами, смеясь и играясь, пихая, пока Мишка не потерял из виду двоих.

Если бы не был так пьян, он бы порадовался, что источник его раздражения исчез. Но он был пьян, поэтому, оставив свою спутницу на попечение друга, пошел по комнатам с легкомысленным видом, убеждая себя, что если застанет эту парочку сношающейся, то первое: его не вырвет, второе: он никого убивать не будет.

В одной из комнат уже кто-то спал, во второй царил разгром, тут Степа искал гитару, которую до этого утащил Миха, в третьей все бухали, а вот по резким шипящим звукам на кухне было ясно, что там кто-то есть. Не церемонясь с вежливым постукиванием и толкнув дверь, Михаил явил себя миру. Картина, которую он застал, очень напоминала зарисовку из дешевого фильма, где злодей измывается над добрым, но пьяным и безобидным человеком, за которого почему-то – просто по неведомым причинам – хотелось убить.

– Ссоритесь, девочки? – протиснувшись и невзначай оттолкнув Данилу подальше, Миха перекрыл к нему доступ, хотя внешне могло показаться, что он просто ему мешает.

– Воспитываемся, – пожал плечами Игорь, улыбаясь так же пьяно и так же на эмоциях.

– А не поздно ли тебя воспитывать? – сложив руки на груди, Миха напрягся, алкоголь постепенно сдавал адреналину, мозг трезвел.

– Так я воспитанный, очень даже, а вот мальчик мой забыл, как себя вести.

– Этот? – кивнув себе за спину, Мишка потерял улыбку. – Так он всегда себя хорошо ведет, из чего могу судить, что хуйло тут ты, а не он.

– Ой, брось, – Игорь отмахнулся так, будто ничего серьезного не происходило, и царапина на скуле Данилы нарисовалась сама собой и, в принципе, очень ему идет. – Нашел из-за чего переживать. Сами не маленькие, разберемся. Пошли лучше выпьем, – протянув руку и не ожидая отдачи, отдернул ее обратно, когда Миха замахнулся.

– Пойдем, – ухмыльнувшись, сделал шаг навстречу, Даня за его спиной строго сказал: «Не лезь!», но локомотив, у которого машинист выскочил на прошлой станции, было уже не остановить. – Покажу, где выход, тут недалеко. А еще раз рядом с ним увижу, шею сверну.

– Миша…

– Я уже двадцать шесть лет как Миша и прекрасно об этом помню, если не считать пары лет, когда говорить не умел и ссал в памперс! Устроили тут цирк, блядь. Один жертву из себя строит, второй вообще охуел в край.

– Воу, парень, – Игорь сделал осторожный шаг назад, – чего разгорячился? Или у вас что-то было? Если так, ладно, прощаю, будем считать это пережитком прошлого. Теперь-то мальчик мой.

– Ты ему ничего не хочешь сказать? – Миха полубоком повернулся к Дане, тот был красный от злости и его заметно потряхивало. – Например, «пошел на хуй, хуйло уебищное»? Не? – Молчит, дышит часто, резко вздымая грудь, но молчит. – Ок, тогда я…