Текст книги "Remedy (СИ)"

Автор книги: Ophelia Stern

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Энакин успел записаться у электронной стойки к нужному врачу, забрав талон и снова едва не наткнувшись на Оби-Вана, стоявшего прямо за его спиной, оказавшись в объятиях.

– Энакин, давай не будем пороть горячку, а поедем домой, сядем и поговорим, как взрослые люди, – предложил Оби-Ван, сжимая Энакина в своих руках, из которых юноше впервые, наверное, так сильно захотелось выбраться.

Энакин любил Оби-Вана. Энакин был счастлив с Оби-Ваном. Он мечтал жить им и гонками. Или вернее, жить гонками вместе с ним. Возможно, рассказать родителям об их отношениях через пару лет, когда придет время и Скайуокер сможет зарабатывать на любимом деле достаточно денег, и переехать в уютную квартирку Кеноби, пропитанную его запахом и заваленную книгами и художественными принадлежностями. Но в подобное представление Энакина об идеальном будущем уж точно никак не вписывались пеленки, подгузники и ползунки, растворимые молочные смеси и ежемесячные походы к врачу. О том, что будет, когда родители обнаружат его интересное положение, Скайуокеру не хотелось и думать, равно как и в целом о том моменте, когда оно станет бросаться в глаза. Очередное напоминание об его сущности, от которой он предпочел бы отказаться.

Слабым Энакин ненавидел быть больше всего, но сейчас сложно было оставаться сильным. Он мог притворяться, что избавиться от ребенка для него ничего не значит, и в принципе, это и собирался продолжать делать дальше. Энакин не был из тех, кто сравнивал аборт с убийством, а зародыш – с полноценным младенцем. Но необходимость уничтожить крошечную совместную частичку любимого и себя самого приводила Скайуокера в ужас. В конце концов, он не выдержал и расплакался на плече у Кеноби посреди почти пустого, к их облегчению, больничного коридора.

– Давай уйдем отсюда, – предложил Оби-Ван, перебирая непослушные завитки волос Энакина. – Зайдем в нашу любимую кафешку, хочешь?

– Я не могу, – буркнул Энакин, взглянув на экран, где высветился его номер очереди, и, вытерев слезы с покрасневшего лица, прошел в кабинет, оставив Оби-Вана снова дожидаться в коридоре.

Сидя напротив врача, задававшего какие-то наводящие вопросы, Энакин отвечал на них почти машинально, не задумываясь.

– А ваш муж в курсе о принятом вами решении? – уточнил врач.

– В курсе. Он в коридоре, – фыркнул Энакин, даже не осознавая, что только что назвал Кеноби своим мужем.

– Я могу позвать его сюда? – уточнил медик, даже не дожидаясь ответа Скайуокера – возмутительная наглость! – и, подойдя к двери, выглянув в коридор.

Оби-Ван не заставил себя ждать, усевшись рядом с Энакином и сжав его руку в своей. Сейчас эта нежность казалась неуместной и юноша едва сдержал моментально возникший порыв вырвать руку из руки возлюбленного.

– Позвольте повторить еще раз, на сей раз вам обоим, – немного нервным тоном начал врач. – Первую беременность прерывать крайне нежелательно. Тем более, если учитывать, что ваш случай сам по себе достаточно редок. Второго такого шанса завести ребенка у вас двоих может и не быть.

– Мне плевать, – спокойным вроде бы, но каким-то упавшим тоном ответил Энакин, будто бы не чувствуя на себе прожигающего взгляда Оби-Вана в этот момент.

– Зато мне не плевать, – Оби-Ван сжал его ладонь почти до боли. – Эни, это стоит обсуждать не в кабинете врача, на мой взгляд. Тем более, у тебя сейчас шок, а это должно быть обдуманное решение.

– А думаешь, если я немного подумаю, то решу родить тебе ребенка, бросить гонки, став образцовым папочкой?! – повысил голос Энакин, все же вырвав ладонь из руки Оби-Вана.

– Ну вообще-то, – осторожно начал врач, – на принятие окончательного решения в любом случае дается неделя.

– Ладно, записывайте на следующую неделю, – смиренно вздохнул Энакин, понимая, что через неделю ему будет сложнее сюда явиться. Спонтанные решения, как правило, были его коньком, а долгое переосмысление редко вело к чему-то хорошему. Вдобавок ко всему, Энакин знал, что к тому времени уже приедут родители, а это добавляло дополнительных сложностей.

Больницу они с Оби-Ваном покинули молча, и было в этом молчании что-то пугающее, скорее даже давящее. Еще на крыльце Энакин достал сигарету, сунув ее в рот и нашаривая зажигалку.

– Тебе нельзя, – спокойно предупредил Кеноби, глядя на все это.

– А какая разница? – буркнул Скайуокер, все же отыскав зажигалку среди различного мусора, какой обычно водился в его карманах, но не успев поджечь сигарету, поскольку Оби-Ван выхватил ее, бросив в ближайшую урну на глазах недоумевающего Энакина.

– Разница в том, Энакин, что это мой ребенок. Но ты абсолютно не собираешься учитывать мое мнение. Думаешь лишь о себе, – Кеноби, кажется, сам не заметил, как повысил голос на Энакина, а заметив, лишь запнулся ненадолго, то ли не уделив этому особого внимания, то ли решив, что Скайуокеру поделом. – Ты гребаный эгоист!

– Да?! – вскипел Энакин. – А ты думаешь о ком-то, кроме себя? Ты думаешь, каково мне будет портить фигуру девять месяцев? Хоронить к чертям все мечты? А что родители скажут, а?! Думаешь, их обрадует, когда они узнают, что их давний друг не только трахнул их сына, но еще и внука им заделал?!

– Ну, люди их возраста, как правило, положительно относятся к внукам, – попытался убедить Кеноби. – Да и тебе вовсе не обязательно бросать гонки. Пока что, конечно, стоит позаботиться о ребенке, но после его рождения…

– А после его рождения я буду сидеть и стирать ебаные пеленки, готовя детские смеси, пока ты пытаешься нас прокормить… А вдруг у нас двойня или тройня?! – раздраженно всплеснул руками Энакин.

– Если тебе и проще жить убийцей собственного ребенка, то мне будет сложнее жить с тем, что допустил это! – заявил Кеноби, тут же поплатившись за свою резкость пощечиной от Энакина, замерев, глядя на него непонимающим взглядом, ощупывая пальцами щеку, будто соображая, что сейчас произошло. – Прости, когда я говорил, что нам надо взвесить все плюсы и минусы, я имел в виду несколько другое.

До дома они добрались, так и не обменявшись даже парой слов, после чего Энакин, не дожидаясь лифта, направился к лестнице:

– Мне надо домой. Родители приезжают через пару дней и точно поймут, что я не жил дома, – сообщил Скайуокер каким-то усталым тоном в ответ на вопросительный взгляд Оби-Вана.

– Эни… – послышалось совсем тихим голосом за спиной. Но Энакин не обернулся.

Придя в квартиру, он бросил на свою нерасправленную кровать почти полную пачку сигарет из кармана, намереваясь выкурить ее полностью назло Кеноби, и улегся прямо в одежде, закинув ногу на ногу и откинувшись спиной на спинку. Но так и не зажег сигарету, неизвестно почему, убрав обратно в пачку и улегшись на кровать.

Воображение подкидывало дурацкие картинки идеальной образцовой семьи, где они с Оби-Ваном гуляли с малышом – то ли сыном, то ли дочкой, видимо, сознание Энакина так и не определилось до конца – по парку, держа за ручки с двух сторон, пока тот, старательно вышагивая, хвастался тем, как выучил алфавит, или Энакин, смеясь, сажал ребенка на сидение своего байка, пока Кеноби волновался о том, чтобы малыш не упал, или Оби-Ван учил его рисовать, вкладывая кисть в хрупкую детскую ручку, и Скайуокер наблюдал, как сын или дочь выводит что-то неловкими мазками красок.

Конечно же, не о такой жизни Энакин мечтал. Но отчего-то заранее ощущал боль от ее утраты, и в горле застрял предательский ком. В конце концов, он сдался и, обхватив себя руками за талию, дал волю слезам.

========== Часть 14. Возвращение блудной музы… И не только. ==========

Оби-Ван не объявлялся третий день, и Энакин всерьез начинал волноваться. Сам Скайуокер, чье настроение упало ниже нуля, почти не вставал с кровати и не отвечал на звонки от Асоки и прочих – отклонял, едва только увидев, что вызов не от Оби-Вана. Хотел выпить или покурить, но так и не притронулся ни к алкоголю, ни к сигаретам. Думал о том, что их с Кеноби малышу это будет чертовски вредно, хоть и тут же одергивал себя, вспоминая, что день аборта назначен на следующую неделю, но рука так и не поднялась.

Решение самому зайти к Кеноби было спонтанным. Они расстались на неопределенной ноте, за что Скайуокер испытывал изрядную долю вины. Энакину хотелось извиниться за ту пощечину, перед глазами до сих пор стоял взгляд Оби-Вана в те мгновения. Но это было не единственным стимулом к такому решению… Он боялся, что это действительно конец их отношений. Энакин, которого считали бесстрашным, был всерьез напуган. Да, это не было никем озвучено и оговорено, а значит, можно считать, что никакого расставания не было. Но неопределенность – хуже всего на свете. Если это конец, то Энакину хотелось бы знать об этом точно.

По этой причине, Энакин был заранее готов к тому, что Оби-Ван выставит его за дверь или просто не пустит на порог. Однако, тот встретил юношу с улыбкой, хоть и под глазами его пролегли тени, заставившие сердце Скайуокера болезненно сжаться. В квартире стоял отчетливый запах сигаретного дыма. Запах депрессии. Энакину захотелось себя ударить.

– Эни?.. Прости, я не ожидал, что ты придешь, поэтому здесь немного… – Кеноби не договорил, резко замолчав, должно быть, никак не ожидая того, что его сгребут в объятия.

– Прости меня, – разом позабыв всю свою заготовленную по дороге речь, Энакин всхлипнул, прижавшись так, будто искал утешения. Хотя скорее, так оно и было. Снова разреветься на плече Оби-Вана – это было бы слишком, и Скайуокер стиснул зубы, тяжело сглотнув, чувствуя, как непрошенные слезы застилают глаза.

– И ты меня прости, – рука Оби-Вана обхватила плечи Энакина, чуть сжимая их, и скользнула ниже, гладя Скайуокера по спине какими-то рассеянными движениями. – Может, зайдешь? Я тебе чаю сделаю. Только не на кухню, там все прокурено, а тебе… – Кеноби запнулся, видимо, не желая лишний раз напоминать Энакину о причине их ссоры, но тот, хоть и понял, к чему он ведет, послушно согласился без лишних пререканий пройти за Оби-Ваном в комнату, которая считалась его рабочим кабинетом.

– Рисуешь? – слабо улыбнулся Энакин, подойдя к мольберту, перебирая пальцами баночки с красками и различные кисти.

– Вчера пытался, но ничего не вышло, – помотал головой Кеноби, сжав губы. – Муза меня покинула.

– Но сейчас-то я здесь, так что, может, есть смысл попробовать? – Энакин кинул взгляд на любимого через плечо, слабо улыбнувшись.

Оби-Ван молча улыбнулся в ответ, подойдя и прижавшись со спины к Энакину, скользнув руками под его футболку, оглаживая холодными – должно быть, от нервов, как и у Энакина – ладонями живот, но ненадолго замерев, словно раздумывая об уместности подобной ласки сейчас. Энакин кивнул, дабы Оби-Ван продолжал, довольно улыбнувшись, когда тот начал целовать его шею, все так же со спины. Скайуокер обреченно простонал, поняв, что местами на нем точно останутся засосы – теперь-то уже поздно думать, что они исчезнут к возвращению родителей, ведь осталось совсем немного.

– Волосами закроешь, – немного легкомысленно, что вовсе не было ему свойственно, махнул рукой Оби-Ван, стягивая со Скайуокера футболку, резко развернув его к себе и ставя новые засосы уже ниже, на груди, прямо вокруг сосков, местами задевая их и заставляя Энакина протяжно стонать от прикосновения к чувствительной зоне.

Кажется, Оби-Ван заметил чувствительность Энакина, чем с радостью тут же и воспользовался, прикусив один из сосков, не сильно, но достаточно для того, чтобы заставить того вскрикнуть и часто задышать. И все же, от взгляда Скайуокера не утаился тот факт, что Кеноби в этот момент потянулся к кисточкам, что-то определенное с явной целенаправленностью выискивая.

– Эни, ты боишься щекотки? – уточнил Кеноби, изучая взглядом очередную кисть, пробуя ее пальцем.

– Если честно, очень, – чистосердечно признался Энакин, надеясь, что это хоть как-то смягчит его дальнейшее будущее. Но увы…

– Вот и отлично, – ярко улыбнувшись, Оби-Ван принялся частыми движениями кисточки водить по и без того истерзанному ласками, до невозможности чувствительному соску, заставляя стоны срываться с губ Скайуокера вместе со смехом.

– Ты конченый садист, – кое-как сквозь эту смесь эмоций проговорил Скайуокер.

– То ли еще будет, я только начал, – хмыкнул Оби-Ван, кивнув на баночки с красками, что перед этим с таким неподдельным интересом изучал Скайуокер. – Выбирай.

Энакин, недолго думая, выбрал какой-то пастельный оттенок фиолетового, просто ткнув пальцем. Обычно юноша предпочел бы что-то более темное, или наоборот яркое, но сейчас глаз отчего-то лег именно на этот, более спокойный оттенок. Кеноби на это кивнул, согласно пожав плечами, и, хорошенько обмакнув кисточку со всех сторон, принялся легкими и небрежными, совсем непохожими на те выверенные мазки по холсту, движениями, выводить немыслимые узоры вверх по ребрам Скайуокера. Юноша мелко дрожал от щекотки, но боялся лишний раз вдохнуть, дабы не помешать этим завораживающим, каким-то гипнотическим, движениям руки. Однако, стоило кисти Кеноби снова подобраться к соску, и Энакин тихо взвизгнул, вызвав у возлюбленного улыбку столь забавным звуком.

Когда кисть продолжила свой маршрут по груди Скайуокера, тот мгновенно затаил дыхание, изображая из себя неподвижный манекен несмотря на то, что щекочущее чувство, казалось, было одновременно на поверхности кожи, под кожей и под ребрами. Когда кисть скользнула ниже, Энакин постарался втянуть в себя и без того плоский живот. Оби-Вана все это явно забавляло:

– Боже, Эни, расслабься, – смеясь, Кеноби обмакнул пальцы, один за другим, в такую же светлую небесно-голубую краску, и осторожно провел подушечками по коже Энакина, поверх выведенных на ней узоров, под его абсолютно непонимающий взгляд.

Хитро ухмыльнувшись, Скайуокер обмакнул палец в зеленую краску, мазнув им по щеке Оби-Вана, а затем синюю, проведя по его нижней губе, а после притянув к себе и поцеловав. Тот, обхватив его за талию, притянул к себе, крепко прижимая в поцелуе. Энакин, спустя секунды, протестующе попытался отстраниться:

– А рубашка-то…

Оби-Ван принялся небрежно расстегивать свои пуговицы, после и вовсе предоставив это дело Энакину, махнув рукой на пол, дабы тот бросил. Скайуокер, привыкший, что у Кеноби вечно все по полочкам, вновь был приятно удивлен. Туда же вскоре полетели и остатки его собственной одежды.

Энакин понял, что на этом сюрпризы не окончены, когда его развернули лицом к мольберту, едва ли не прижимая, а после юноша ощутил, как Кеноби кисточкой проводит вниз по его позвоночнику, уделяя свое особое внимание каждому позвонку. Скайуокер напрягся, когда кисть остановилась у копчика, и застонал, когда она прошла меж ягодиц, нарочно небрежным движением задевая особо чувствительное место, а затем круговыми движениями проводя тонкой кистью снова. Кажется, Кеноби нашел новый еще более извращенный способ пыток после его несчастных сосков. Энакин прогнулся в спине, сгорая со стыда, опустив взгляд и упираясь руками в мольберт, и простонал чуть громче, чем того хотелось.

Когда в его тело вошли резким, почти грубым рывком, обхватив со спины ладонью за горло, Энакин понял, что примирение явно удалось на славу. На плечах, а затем на бедрах и ягодицах оставались цветные отпечатки пальцев, под которыми – Энакин точно был уверен – прятались будущие синяки.

После завершения первой части любовного акта, они перебрались в ванную, где он продолжился второй частью, под душем, с попутным отмыванием краски. Энакин наблюдал за стекающей вниз разноцветной водой, чувствуя прохладу кафельной стены разгоряченной спиной, а затем перевел взгляд на Оби-Вана, обняв того за шею, дабы удержаться, стоя на одной ноге, и улыбнулся:

– Правда, что художники могут всю ночь?

– Если накормить – можем. Мы, художники – народ голодный, Эничка, – усмехнулся Кеноби, проведя ногтями по ноге Энакина, которую тот почти закинул на него, от бедра до колена.

– Зайдем ко мне – авось и накормлю, – ухмыльнулся в ответ Скайуокер.

Но в собственной квартире Энакина ждал сюрприз. Зайдя домой, Скайуокер первым делом обнаружил в коридоре туфли матери и ботинки отчима, затем услышал с кухни их голоса, а после не нашел иного выхода, кроме как вытолкнуть не успевшего сообразить Кеноби в подъезд и захлопнуть дверь раньше, чем в коридоре появился отчим.

– А… Вы уже приехали?.. – похлопал глазками Энакин, мысленно обругав себя за столь очевидно глупые вопросы. Конечно же они приехали, ведь Энакин, как и свойственно почти каждому студенту в каникулы, перепутал сегодняшнюю дату со вчерашней.

– Как видишь, – кивнул Квай-Гон, разглядывая пасынка, сложив руки на груди. Энакина сразу насторожила эта поза и взгляд отчима, вызывая желание ретироваться в подъезд вслед за своим любимым. – Ты откуда это?

– Я… Эм. От Оби-Вана, – честно признался Энакин. В конце концов, что такого в визите к другу родителей, которого они же сами оставили следить за своим неразумным импульсивным чадом?

– С мокрыми волосами? Душ тоже у Оби-Вана принимал? – уточнил Квай-Гон, за спиной которого нарисовалась Шми.

– Привет, мамуль, – неловко улыбнулся бледнеющий Скайуокер, глядя на лицо матери и не понимая, чего он такого успел натворить… Вернее будет сформулировать – о чем из того, что он успел натворить, она уже в курсе.

– Эни, скажи на милость, что это я нашла у тебя на столе? – женщина, глядя на непутевого сына, сжала губы в тонкую ниточку. Шми не была строгой матерью, но когда она так делала, как правило, подобное выражение эмоций не предвещало ничего хорошего.

«Твою мать…» – обреченно подумал Энакин, набрав в легкие побольше воздуха. Кажется, ему многое предстояло объяснить родителям.

========== Часть 15. Как на допросе. ==========

На ум Скайуокеру пришли сцены из каких-нибудь фильмов со злым и добрым копом в главной роли: по одну сторону стола сидели Шми, поджавшая губы и скрестившая руки на груди, и Квай-Гон, уложив руки, сложенные в замок, перед собой, а по другую готовый провалиться сквозь пол Энакин и сидящий с таким видом, словно только что постиг дзен, Оби-Ван. По мнению Энакина, такое вот благородство сейчас было глупым – дал ведь ему шанс смотаться, так нет же!

Мать явно взяла на себя роль злого копа, молча и хмуря брови, положив прямо посередине стола справку из больницы. Энакин, проведя здесь аналогию с уликой, едва сдержал смех. Хотя скорее, виной тому были нервы. Отчим же, как казалось Скайуокеру при взгляде на весьма лукавое выражение его лица, на эти искорки в глазах, какие были знакомы Энакину, да и вообще любому человеку, знающему Джинна, прилагал усилия к тому, чтобы сдержать улыбку. Квай-Гон был экспериментатором и авантюристом по своей натуре, благодаря чему ему и везло в бизнесе – большинство его самых успешных проектов начиналось с «интересно, что из этого получится». Но сейчас ему явно было интересно, что получится из союза Кеноби-Скайуокер.

– И что же вы делать собираетесь со сложившейся ситуацией? – поинтересовался Квай-Гон.

– Лично я собираюсь поступить разумно, сделав аборт, – фыркнул Энакин.

– И как же ты, Оби-Ван, относишься к данному решению? – отчим обратился на сей раз лично к своему давнему другу.

– Думаю, мне остается лишь смириться, – вымученно улыбнулся Оби-Ван, и Энакин ощутил непреодолимое желание то ли ударить его в этот момент, то ли напротив обнять и не выпускать как можно дольше. Но для начала Энакин предпочел бы ударить себя. Улыбка Оби-Вана должна была скрывать боль, но она лишь отразила на его лице то, что он так старательно замалчивал при встрече со Скайуокером, в то время, как Энакин наивно принимал это молчание за немое согласие, даже не представляя, что Оби-Ван на самом деле испытывает, и чего стоило ему это смирение.

– А найти какой-нибудь компромисс не пробовали? – отчим внимательно уставился прямо на Энакина, видимо, явно намекая, с чьей стороны этот самый компромисс должен быть, а затем перевел взгляд на маму и от следующей его фразы Скайуокера едва не прорвало на смех: – Шми, поставь, пожалуйста, чайник, а то все это здорово напоминает допрос.

– Пап, ну ты же понимаешь, если я решу оставить ребенка, то плакала моя карьера гонщика, еще даже не начавшись толком, – изогнул брови Энакин, пытаясь хоть как-то оправдать боль, причиненную Оби-Вану, прежде всего перед собой. – Я не могу бросить сейчас, когда сделан лишь первый шаг, – Скайуокер заметил, как родители переглянулись, и вдохнул поглубже. Раз уж настало время серьезных разговоров, то почему бы заодно не поговорить и о карьере?

– И как его первая гонка? – осведомился Джинн, повернувшись к Кеноби.

– Я им горжусь, – Оби-Ван улыбнулся, проведя ладонью по волосам Энакина. – Моя собственная была много хуже, а Эни попал бы в первую тройку, если бы не непредвиденные обстоятельства.

– Стоп. Так ты в курсе? – Скайуокер распахнул глаза, уставившись на отчима.

– С самого начала, Энакин, – кивнул с улыбкой Квай-Гон.

– А вот я – нет! – Шми с грохотом поставила на стол чашки, наклонившись к мужу, упершись рукой в его плечо. – И как это понимать?

– Да, как это понимать? – хмыкнул Энакин, кивнув в сторону родителей и обратив взгляд в сторону Оби-Вана.

– Вообще-то, я действительно сдержал свое обещание и не сказал Квай-Гону ни слова об этом, – заявил Кеноби, в ответ уставившись на Энакина. – Но и не сказал тебе о том, что твой отчим знаком с организаторами гонок.

– Вы сейчас серьезно? – недоверчиво хмыкнул Энакин.

– А откуда, ты думал, мы так хорошо знакомы с моим будущим зятем? – улыбнулся отчим, то ли нарочно не замечая румянца на щеках Скайуокера после этой фразы, то ли действительно не видя его. – Я был точно таким же фанатом гонок, как и ты сейчас. Только я в то время был не настолько молод, как ты, и видимо, не настолько смел, чтобы самому участвовать. Зато азарта мне было не занимать. Однажды поставил крупную сумму на тогда еще никому почти неизвестного Оби-Вана… К слову, все проиграл и ни черта не выиграл. Но обрел лучшего друга на всю жизнь, что еще более важно. Со временем мне начало больше везти в ставках и я стал одним из организаторов гонок, – поведал Квай-Гон, на что Энакин аж рот распахнул. Его, конечно, и раньше интересовало, откуда у отчима такой друг, как Кеноби, но эта история была неожиданной. – Поэтому от некоторых старых друзей я узнал и о гонке, и о ваших отношениях, кстати, тоже, потому что кое-чей поцелуй видели все, кому не лень, – мужчина цокнул языком, укоризненно взглянув в сторону пасынка и «будущего зятя», чья очередь краснеть настала на сей раз.

– А теперь вы двое объясните мне, почему я последняя узнаю о какой-то гонке, о которой, как выяснилось, известно моему мужу, и в которой участвовал мой сын, и почему ты, Оби-Ван – наш друг, которому доверили беречь моего сына от необдуманных поступков, эти самые поступки и спонсируешь, да еще и непосредственно участвуешь в некоторых из них? – Шми перевела взгляд с мужа на Кеноби, и Энакин невольно хихикнул в рукав, глядя на то, как два взрослых здоровых мужика опустили глаза в стол, явно стараясь занимать собой как можно меньше места, а в лучшем случае – исчезнуть с этой кухни и вовсе.

– У меня нет оправданий, дорогая, – развел руками Джинн, снова сложив ладони вместе. – Я всего лишь не хотел, чтобы ты волновалась.

– Абсолютно аналогично, – хмыкнул Кеноби, кивнув на друга. – Я сам там едва не поседел, наблюдая за выкрутасами Эни на трассе. Глупостью с моей стороны было отпускать его одного. Но после этого принял решение вернуться в гонки, правда, не в качестве пилота, а в качестве напарника.

– Ты?.. – глаза Квай-Гона и Шми одновременно округлились, приобретя выражение глубокого шока. Энакину показалось это забавным, и подумалось о том, что, должно быть, именно так выглядели их лица, когда те отыскали злосчастную справку.

– Ну да. Ты же сам говорил когда-то. Прошлое должно оставаться в прошлом, иначе оно не оставит места для настоящего. А мне в этом самом настоящем надо заботиться об Эни, и к слову… Квай-Гон, Шми, я хотел бы просить руки и сердца вашего сына.

Энакин мысленно выругался, подавившись чаем, который потек у него через нос. Прямо как в их с Оби-Ваном первую встречу. Очень символично. Да и в целом весьма специфичное чувство, когда тебе фактически делает предложение любимый человек, а ты думаешь лишь о том, насколько по-идиотски выглядишь в этот момент, прижимая к лицу ладонь.

– Ну конечно, – хмыкнула Шми. – Это твой единственный выход – жениться на Энакине, если учесть, что ты ему ребенка сделал. Надеюсь, после свадьбы он хотя бы обдумает еще раз свое не слишком умное решение об аборте.

– Ты у самого Энакина-то спросил, выйдет ли он за тебя? – уточнил Квай-Гон с усмешкой.

Оби-Ван, весьма аристократично, в отличие от Энакина, глотнув чаю, явно вознамерился подняться с места, но Скайуокер поспешно ухватился за его руку мертвой хваткой, энергично закивав головой:

– Согласен, согласен!

Не хватало ему еще, чтобы Кеноби тут прямо при родителях встал перед ним на колено в лучших традициях маминых любимых сериалов, а что-то явно подсказывало Энакину, что он вполне может это сделать. Но вот о том, что в следующий момент его притянут за руку к себе и поцелуют в губы, Скайуокер, признаться, не подумал.

Поцелуй вышел весьма неловким, словно у каких-нибудь подростков, целующихся за школой, и к тому же очень поспешным. Весьма сомнительная романтика, однако краснеющий Энакин ощущал себя пусть и круглым идиотом, но самым счастливым идиотом на свете.

– Вот кстати, кому-кому, а мне с самого начала казалось, что вы двое были бы хорошей парой, – с авторитетным видом поднял указательный палец вверх Квай-Гон на удивленные взгляды обоих и, вдобавок, Шми, разведя руками. – Ну а что? На мой взгляд, это было совершенно очевидно.

========== Часть 16. Семейные споры. ==========

– Нет, Энакин, мы не назовем сына Старкиллер, – Оби-Ван сжимал руку возлюбленного в своей, сидя возле больничной кушетки в кабинете УЗИ. В последнее время, идеи Энакину приходили все более странные, и не только относительно крайне экзотических блюд наподобие котлет с малиновым джемом вместо соуса. За последнюю неделю Оби-Ван отверг уже с десяток идей о том, как назвать малыша. Но вот остановившись на последнем, Энакин явно собирался стоять до конца.

– Почему нет? Старкиллер Скайуокер, – хмыкнул юноша, приведя кажущийся ему крайне созвучным вариант в качестве еще одного аргумента, откинув с лица мешающую прядь волос.

– Ну во-первых, для начала, Старкиллер Кеноби, – поправил Энакина Оби-Ван. – А во-вторых, мы выберем другое имя для нашего ребенка.

– У вас девочка, – сообщил врач, перебив спорящую парочку, глядя на изображение на экране.

– Вот! – ликующе заключил Оби-Ван, явно намекая на свою победу в данном споре, и повернулся к экрану, выпрямившись, а там и вовсе потеснив врача в сторону, желая разглядеть увеличенное изображение крошечного плода, растущего внутри Энакина. – Ну-ка, где тут у нас папина красавица?

Скайуокер со вздохом уселся на кушетке, отпустив, наконец, края свитера, и одергивая, постаравшись натянуть едва ли не до бедер. В мешковатой одежде на несколько размеров больше, порой едва ли не спадающей с плеч Энакина, изменения, произошедшие с его фигурой, были незаметны. Но для нежелающего выставлять столь «интересное» положение напоказ Скайуокера каждый новый сантиметр в талии являлся дополнительным раздражителем, провоцирующим появление в его гардеробе новых безразмерных толстовок, а последних месяцев Энакин ожидал с каким-то непередаваемым ужасом, уж тем более плохо представляя то, что ожидало их с Оби-Ваном далее. Любимому он, кстати, твердо и безаппеляционно заявил, что их свадьба состоится не ранее, чем Энакин сможет идеально выглядеть в свадебном костюме.

Однако, сейчас все это было неважно. Глядя на счастливого Оби-Вана, Энакин ощутил, как его собственные губы растягиваются в улыбке. Вид любимого человека, который едва ли не светился подобно городу за окнами, что был украшен к Рождеству, заставил Скайуокера, наконец, поверить, что он поступил правильно, оставив этого ребенка, что был уже не обезличеным живым комочком внутри Энакина, а их будущей, пока еще безымянной, дочкой.

Скайуокер сам не смог бы точно ответить, почему в тот день, уйдя в больницу, он сел на байк и вместо этого погнал кататься за город. Вернувшись домой, он снова встретил взглядом эту вымученную улыбку Кеноби. Он никогда не мог себе представить Оби-Вана плачущим, но в тот день мог поклясться, что глаза его были красными, какие бывают от долго сдерживаемых слез. Он даже запомнил первые слова, произнесенные им:

– Ты быстро.

– Я не был в больнице, – признался Энакин, переступая порог квартиры и попадая в родные объятия.

И не был в ней Энакин до этого самого дня, когда Кеноби буквально за шкирку притащил его на УЗИ. Он вообще был удивительным в своей заботе: носился с Энакином, выполняя самые странные капризы наподобие все тех же пресловутых котлет с клубничным джемом в два часа ночи, интересуясь его самочувствием по десять раз на дню, но старался лишний раз не напоминать Скайуокеру о причине такого повышенного внимания, что получалось у него совершенно неловко и казалось Энакину чем-то забавным и умилительным.

– Если уж я потащился благодаря тебе в эту больницу, то теперь сделай одолжение и накорми меня, – заявил Энакин, обнимая Оби-Вана за руку, когда они вышли на улицу.

Моросил холодный декабрьский дождь вперемешку со снегом, и Оби-Ван накинул на Энакина капюшон его не по-зимнему легкого плаща, потащив в сторону первой же ближайшей кафешки. Нотации о том, что надо было одеваться теплее, дабы не застудить себе все, что только возможно, Кеноби решил на сей раз оставить при себе – на Энакина они решительным образом не действовали. Скайуокер же, в свою очередь, и сам прекрасно знал, что будь у его любимого такая возможность – его бы заперли в квартире, выпуская из нее максимум в гости к родителям.

Несмотря на холод, Энакину жуть, как хотелось мороженого. Оби-Ван протестовал против холодного десерта в такую погоду, но Энакин, как обычно, уперся, и пришлось пойти на компромисс: порция мороженого достанется Скайуокеру, только если он выберет вдобавок что-нибудь горячее из еды или напитков, чтобы согреться. Такой расклад всех устроил, и вскоре Кеноби был вынужден наблюдать за тем, как его любимый за обе щеки уплетает соленую картошку-фри, обмакивая в ванильное мороженое вместо соуса.

– Знаешь, ты у меня такой удивительный, – ласково проговорил Оби-Ван, созерцая эту картину.

– Но это правда вкусно! – попытался убедить Энакин. – Странно, как я раньше не додумался!