Текст книги "Remedy (СИ)"

Автор книги: Ophelia Stern

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== Часть 1. Друг семьи. ==========

Первым, что Энакин ощутил по пробуждении, была боль, которой отозвалась его голова, стоило приподнять ее от подушки. Юноша разочарованно выдохнул и простонал, перевернув подушку и уткнувшись лицом в более прохладную сторону. Неизвестно, на какое чудо он надеялся, когда ложился спать днем, вернувшись домой с уже трещащими после бессонной ночи и четырех пар в универе висками – причем неизвестно, что послужило причиной возникшей мигрени: вторые сутки без сна, переутомление на учебе или те три банки энергетика подряд. Как бы там ни было, два часа дневного сна тут точно не помогли бы.

«Ну надо же, не два, а целых четыре», – скептически хмыкнув, поправил себя Энакин, взглянув на время.

Ему срочно надо было делать с этим хоть что-то. Например, перестать врать родителям о своих ночевках у друзей, зависая при этом в гараже, который отчим несколько лет назад передал в его полное распоряжение, заметив за пасынком любовь к механике, хоть и воспринимая попытки шестнадцатилетнего, на тот момент, Скайуокера, установить очередной по счету апгрейд на свой байк, как забавную детскую возню. Или перестать устраивать в этом же самом гараже внеплановые репетиции с инди-рок-группой своей подруги Асоки, в которую она затащила Энакина, как порой думалось юноше, именно по причине наличия у него места для репетиций.

«Или перестать ходить на пары», – с усмешкой подумалось Энакину, и надо сказать, эта идея воодушевила его значительно больше.

Специальность Энакин выбирал сам, выбрав ту, что связана с роботехникой, и родители ни разу не возразили, надеясь, что сын будет усерднее учиться, если будет заниматься тем, что ему нравится. Да вот только больше всего на свете Энакин ненавидел делать что-то из-под палки, и если заниматься определенным делом в домашних условиях ему доставляло удовольствие, то в контексте принуждения, под чьим-то чутким руководством, Скайуокеру могло осточертеть все, что угодно. Учеба в универе же казалась ему чем-то в крайней мере принудительным. Он чувствовал, как теряет время на то, чтобы угодить родителям, вместо того, чтобы хотя бы попытаться исполнить свою собственную мечту. Но слишком уж Энакин любил маму, да и отчима, которого искренне называл своим отцом, чтобы нанести им подобный удар.

Поэтому приходилось терпеть. Даже отплачивая за это недосыпом, вот как сейчас. Энакину подумалось, что он вполне имеет право устроить себе вечер отдыха и, наконец-то, выспаться. Но для начала ему все же придется вылезти из уютной кровати и ненадолго покинуть свою комнату, дабы принести в жертву страдающему желудку тарелку чего-то, что найдется на кухне, и заодно попросить у матери таблетку обезболивающего.

Едва оказавшись в коридоре, Энакин почувствовал аромат маминого грибного кремового супчика, который готовился по фирменному рецепту за авторством лично Шми Скайуокер, и ему пришлось сглотнуть голодную слюну, которой моментально наполнился его рот. Но стоило Скайуокеру принюхаться, как в нос ударил еще один запах, примешавшийся к первому, который ему удалось выделить, не сразу, но все же распознав: запах принадлежал незнакомцу. Вероятнее всего, альфе.

Надо сказать, что Энакина данный факт озадачил по нескольким причинам. Во-первых, хоть он и принадлежал к тем бетам, что были способны учуять феромоны – редко, но такие исключения встречались среди ему подобных – но до сих пор происходило это лишь в непосредственной близости от человека. Во-вторых, чужеродный запах оказался на редкость приятным, имеющим несильные мятные нотки, и —

совпадение или нет – даже головная боль слегка поутихла. И в-третьих, что самое банальное – Энакин не имел никаких идей по поводу того, что на их кухне делать незнакомцу: жила семья Скайуокер-Джинн достаточно закрыто, и каждого из соседей, друзей и знакомых своих родителей он знал лично.

Зайдя на кухню, Скайуокер сразу же увидел гостя – сидел мужчина прямо напротив двери. У незнакомца, который выглядел значительно младше его родителей, были светлые, с рыжеватым оттенком, волосы, которые выглядели удивительно мягкими, такими, что хотелось прикоснуться, и такая же борода, а благодаря светлому, подобранному словно специально ко всему этому образу, свитеру, он выглядел на удивление теплым и по-домашнему уютным, словно самое место ему было на кухне семьи Энакина, даже несмотря на то, что видел он этого человека впервые… Или нет?

– Эни, – с улыбкой кивнул ему Квай-Гон, – познакомься с Оби-Ваном Кеноби, моим старым другом. Хотя вы уже виделись, но я думаю, ты этого не помнишь, поэтому представляю вас заново.

Скайуокер растерянно кивнул в знак приветствия. Нет, он определенно не видел этого человека ранее. Но вот фамилия его явно о чем-то говорила Энакину.

– Ну а это – мой пасынок, Энакин. Совсем взрослый стал, учится в университете, – с некой гордостью сообщил Квай-Гон.

– Надо же. И впрямь не узнать. Хотя чему я удивляюсь? В последний раз я видел его на вашей со Шми свадьбе. Сколько лет прошло?.. Никак не меньше десяти, я прав? – Кеноби переглянулся с Джинном и вновь перевел взгляд на юношу, протягивая ему руку. – Рад вновь встретить тебя, Энакин.

– Так вы – Кеноби?! Тот самый Оби-Ван Кеноби?! – восторженно выдохнул Энакин, пожимая руку мужчины двумя сразу. – Я… Очень рад встрече, – Энакина, на которого внезапно нахлынуло осознание, переполняли эмоции, и связаны они были отнюдь не со свадьбой родителей, когда он был лишь напуганным маленьким мальчиком, жмущимся к матери. – Я видел почти все гонки с вашим участием!

Садясь рядом с Оби-Ваном за стол, он едва не разлил суп, тарелку которого поставила перед ним мама, и после этого все же поубавил свой пыл:

– Вы же… Скоро собираетесь возвращаться к ним?

Почему-то, после этого вопроса, Кеноби резко сменил свой настрой, сдвинув светлые брови и напрягая черты лица:

– Нет, Энакин. Я окончательно завязал с этим занятием по ряду причин. Прости, если… Огорчил этим. – пожав плечами, хмыкнул тот.

– И именно поэтому ты вернулся из столицы в наше родное захолустье, – заключил Квай-Гон.

– Ну почему же захолустье? В родном городе даже воздух другой, – усмехнулся Оби-Ван, вдохнув поглубже через нос, словно желая наглядно продемонстрировать, но глядя прямо на Энакина, который честно пытался всем своим видом выказать свою непричастность ко всему происходящему на кухне, дабы не показаться каким-то неадекватным фанатом, поедая свой суп и даже не чувствуя его вкуса, быстро проглатывая ложку за ложкой.

«Господи, и чего он на меня так уставился? На мне узоров нет… Это уже начинает нервировать», – подумалось Энакину после того, как на Кеноби не подействовал его игнор, и тот, отвлеченно продолжая говорить о чем-то своем, из молодости, с его родителями, по-прежнему прожигал его протяжными взглядами.

Скайуокер решил использовать самый действенный в подобных ситуациях метод, ответив тем же. Ему частенько говорили, что взгляд у него тяжелый, и надо сказать, была в этом доля правды – в гляделки Энакин никогда не проигрывал. Но на Кеноби этот навык не произвел, казалось, ни малейшего впечатления. Он уставился прямо в глаза Энакину.

«Еще и улыбается, вот же сукин сын», – раздраженно подумал Энакин прежде, чем отметить, что улыбка его новому старому знакомому идет значительно больше, чем хмурая физиономия, серьезная, как у школьного учителя, и сейчас он выглядит совсем молодым и очень… красивым. Да и взгляд Кеноби, как оказалось, не преследовал цели прожечь в нем дыру, а напротив, будто обволакивал теплой дымкой, и что-то внутри откликалось на это тепло, пропуская его через все тело, отчего у Энакина защекотало в животе.

«Вот еще. Дожили, – фыркнул Энакин про себя, отвернувшись в тарелку и попытавшись непринужденно продолжить трапезу, но очередная ложка супа не зашла в горло и потекла через нос, к которому юноша мгновенно прижал салфетку, заходясь кашлем. – Блять. Да что ж такое?»

– Знаете, я вот смотрю на него и все удивляюсь – прямо не узнать, – обратился Оби-Ван к родителям Энакина, имея в виду, разумеется, его самого. Спасибо, что хоть пялиться перестал.

– Ага, вырос. Ты бы видел, что он там у себя в гараже соорудил из хлама, что когда-то был гоночным кораблем. Не знаю даже, где он это откопал, – усмехнулся Квай-Гон, уставившись на пасынка и тихо засмеявшись, глядя на то, как округлились от удивления его глаза. – Ну что? Я, между прочим, тоже захожу иногда поглядеть на то, что ты сотворил с моим гаражом.

– Любопытно было бы взглянуть, – согласился Кеноби, бросив взгляд на Энакина. – Уверен, в этом парнишке множество талантов.

– Может, даже покажешь ему мастер-класс, м, Оби? – улыбнулся отчим, вскинув бровь. – Думаю, Эни был бы рад.

– Нет, Квай-Гон. Нет, – повторил Оби-Ван сначала мягко и, кажется, неуверенно, а затем более жестко. – Я поклялся, что больше не сяду за штурвал.

Все это казалось Энакину странным. Он подумал, что надо будет порыться в интернете и узнать об уходе Кеноби из гонок немного больше. А лучше – спросить у Квай-Гона. Наверняка он в курсе, хоть они с другом и явно не собирались обсуждать это при нем.

– Я пойду к себе, – сообщил он родителям, с вежливой улыбкой обратившись к Оби-Вану. – Приятно было познакомиться. Надеюсь, еще увидимся.

– Ну, по крайней мере, в течение ближайшей… Недели? Двух?.. – бегло взглянул Квай-Гон на Кеноби, будто уточняя, – Это удовольствие тебе предстоит ежедневно.

– Мистер Кеноби поживет у нас до тех пор, пока не уладит вопрос с жильем, – тут же пояснила Шми. – Прости, что раньше не сказали.

Ответив что-то невнятное, что должно было выразить его радость, Энакин поспешил уйти к себе. Все это походило на сюжет какого-то бредового сна, что совершенно выбило Скайуокера из колеи. Он даже не сразу вспомнил о том, что собирался взять таблетку обезболивающего. А вспомнив, осознал что она ему больше не нужна: от головной боли, терзавшей его с утра, не осталось и следа. Причем так и не смог сообразить, в какой момент она успела пройти.

«Плевать, – благоразумно заключил он, забираясь в кровать. – Главное, что теперь я смогу нормально заснуть. А на все остальное у меня еще будет время.»

========== Часть 2. Немного о странных совпадениях. ==========

Заснул Энакин легко, но полночи его тревожили странные сны. Вернее, тревожить они его начали лишь по пробуждении. Во сне же он испытывал чувства совсем иного рода.

Сначала все это было похоже на сонный паралич. Энакину это состояние было знакомо, поскольку в детстве, еще до того, как мать познакомилась с Квай-Гоном, вскоре после этого переехав к нему вместе с сыном, его частенько мучили сонные параличи. Вернее, о том, как это называлось, он узнал уже позже, в кабинете психолога, к которому его водили лет в десять. Как и то, что монстры, которых видел маленький Скайуокер – всего лишь проекция его детских страхов и пережитых потрясений.

Только вот на сей раз Энакин видел не монстров. В темноте ему мерещилось, словно кто-то сидел на его кровати и гладил по волосам, а тот старался вобрать носом побольше воздуха, чтобы вдохнуть исходящий от такой ласковой и теплой руки запах, действующий подобно успокоительному. Свежий и будто бы мятный. Ему нестерпимо хотелось уткнуться носом в ладонь, но стоило пошевелиться – хоть и не с первой попытки – и он обнаружил себя в одиночестве собственной постели, вспомнив, что зачем-то закрыл комнату на ночь, хоть обычно этого и не делал. Повернувшись набок, Энакин моментально заснул, на сей раз крепким сном.

Проснулся он совершенно одурманенный тем ощущением легкости и почти что счастья, которое оставил за собой сон о той жизни, которой у него никогда не было. Сон, в котором он был любим. Был чьим-то любимым. Кто-то обладал им, а он отдавал себя в чужие руки. Образ мужчины, вероятнее всего – альфы, по пробуждении казался Энакину размытым, каким-то обезличенным. Зато некоторые подробности, которые услужливо подсказал ему собственный мозг, заставили Скайуокера подавить тошноту, пришедшую на смену тепла, разливавшегося в груди.

«Ну и жесть, приснится же такое», – с отвращением подумал Скайуокер, вспоминая собственное тело, извивающееся в чужих руках, и то удовольствие, что он – хотя лучше будет сказать – тот, кем он был во сне —

испытывал от происходящего.

В то время, как почти все его сокурсники одного с ним возраста имели пару и были счастливы со своей родственной – или не очень – душой, и даже Асока, которая была на несколько лет младше, состояла в отношениях с клавишником своей же группы по имени Лакс, Энакин ни разу в жизни ни с кем не встречался. Хоть и предлагали, бывало, но ни одно предложение, будь то альфа или бета – омеги ему, отчего-то, не попадались – он так и не принял. И были у него на то свои причины, уходящие корнями в то далекое прошлое, о котором Энакин предпочел бы молчать – и молчал же, в конце концов, в течение стольких лет.

Выйдя из душа, под которым простоял сегодня дольше обычного, желая смыть с себя невидимую грязь, Энакин обернул вокруг бедер полотенце, в коридоре, прямо возле ванной, столкнувшись с гостем, о присутствии которого в их доме и думать забыл, и резко отпрянув в сторону:

– Д…доброе утро, – нервно улыбнулся он, чувствуя, как заливается краской – хотя с чего бы это? Словно есть что-то предосудительное в том, чтобы выйти из собственной ванной в полотенце.

– Весьма доброе, – согласился Кеноби, будто по-особому взглянув на Энакина в этот момент.

«И с каких это пор ты стал таким параноиком, Энакин?» – мысленно спросил юноша у самого себя, тем самым успокоив.

Но все же решил, что сегодня после пар зайдет к Асоке. Не слишком-то ему хотелось оставаться с гостем один на один, ведь сегодня – очень некстати —

среда, а по средам Шми подрабатывала няней у соседей. Денег у семьи Скайуокер-Джинн хватало – Квай-Гон был частным предпринимателем, и весьма успешным, а потому Энакин порой задавался вопросом, зачем его матери сидеть с чужими детьми. Но приходил лишь к тому выводу, что женщине, чей сын давно вышел из нежного возраста, попросту хотелось еще немного повозиться с малышами, пусть даже и соседскими.

«Так что, мистер Кеноби, придется вам подождать их возвращения в одиночестве», – заключил Энакин, подумав об этом с неким сожалением.

Наверное, в глубине души он действительно хотел более близкого знакомства с Оби-Ваном. Как-никак, их связывала тема гонок. Но она же была и камнем преткновения: один мечтал стать гонщиком, второй когда-то был им, но мечтал забыть о своей карьере и начать новую жизнь. Что вообще у них может быть общего? Энакин уже заранее чувствовал неловкость от возможности оказаться наедине с Кеноби, которого, хочешь не хочешь, а по всем правилам приличия пришлось бы развлекать беседами. Нет уж, увольте.

Но и переждать до вечера у Асоки не получилось. В планах у девушки, как выяснилось, была очередная вылазка с Лаксом Бонтери – неизвестная по счету важная совместная дата, какие у парочки были регулярно, и притом, что удивительно, отнюдь не по инициативе Тано.

Выход оказался тем же, что и всегда. Отправиться в гараж. За прошлую ночь он проделал немалую работу, почти закончив свой многомесячный проект, и теперь Скайуокеру оставалась лишь последние, чисто косметические, штрихи, которые он предпочел бы оттянуть до лучших времен, но жизненные обстоятельства тонко намекали, что сейчас самое время этим заняться.

По дороге Энакин успел изрядно промокнуть под припустившимся дождем, с неким скептицизмом подумав о том, что установил на свой байк кучу примочек, но абсолютно не подумав о чем-то, рассчитанном на подобные погодные условия, и оказавшись в относительно теплом и сухом гараже, первым делом стянул с себя толстовку вместе с футболкой. Здесь-то он точно вряд-ли мог рассчитывать на чей-то визит… И все же, кто-то весьма неожиданно постучался в двери гаража.

И весьма настойчиво. Пришлось встречать гостя, как есть – с обнаженным торсом, в маске-респираторе для работы с краской, с волосами, на скорую руку собранными в пучок, и с бардаком на заднем плане, способным поразить своими масштабами даже самого непредвзятого созерцателя (доказано Асокой).

«Ну кто бы мог подумать?» – подумал Энакин, изогнув губы, при виде Оби-Вана Кеноби, представшего перед ним во всем великолепии – абсолютно сухом благодаря плащу и зонту. Энакин даже позавидовал.

– Ну надо же, какая неожиданная встреча! – протянул Оби-Ван, проходя внутрь гаража.

«Ну конечно, очень неожиданная. Кого же, интересно, ты ожидал увидеть, придя в мой гараж?» – хмыкнул Энакин, поспешно натягивая на себя все еще влажную футболку, неловко подумав о том, что вот уже во второй раз за день сверкает перед едва знакомым мужчиной голым торсом.

Лишь после до Энакина дошло, что обращался Оби-Ван вовсе не к нему, а… К его кораблю, который тот, захлопнув свой зонт, принялся методично обхаживать вокруг.

– Поверить не могу. Не ожидал еще когда-нибудь увидеть мой первый гоночный болид, который я продал еще… Лет семнадцать назад? – задумался Кеноби, почесав подбородок и пригладив бороду.

– Мне он почти за бесценок достался, в прошлом году… Вы точно уверены? – усомнился Энакин.

– Поверь мне, любой другой я бы, возможно, мог и не узнать, но этот… – покачал головой Оби-Ван. – Самый первый гоночный корабль всегда запоминается надолго. Даже иронично, что он попал именно в твои руки.

В чем конкретно заключается ирония, Энакин не понял, но ощутил, как его сердце пропустило удар. Что бы там ни имел в виду Оби-Ван, а лично он был рад такому стечению обстоятельств.

– Ты проделал такую работу, что у меня нет слов. Мне в свое время совершенно не доставляло удовольствие заниматься ремонтом и я решился все же продать его, как раз перед переездом в столицу… Очень похвально, Эни. Ты же не против, что я тебя так называю? – на всякий случай уточнил Оби-Ван.

– Нет, – озадаченно помотал головой Энакин, совершенно глупо, как ему показалось, улыбнувшись. Вообще-то, как правило, он был против. “Эни” было его чисто домашним прозвищем, позволительным лишь для родителей. Но сказать это сейчас у Энакина не повернулся бы язык. Пусть будет Эни. Пожалуйста, если так угодно.

– К слову, я тебе не помешал? Просто твои родители не раз упоминали, что ты частенько возишься в гараже, и мне захотелось взглянуть. Да и вспомнил, что ты утром зонт не взял, а твоя толстовка не выглядела слишком надежной… – принялся оправдываться Кеноби, и Энакину даже стыдно стало за свои утренние мысли. Оби-Ван казался ему сейчас очень искренним. – Ты еще долго здесь?

– Нет, я уже все закончил на сегодня, – солгал Энакин.

Пока они шли домой под одним зонтом, Оби-Ван на удивление охотно делился различными злоключениями, связанными с тем самым своим первым кораблем, а таких историй, как выяснилось, у него было припасено огромное количество – по началу карьеры он отнюдь не славился той аккуратностью пилотирования, которой стал известен чуть позже, и после каждой гонки несчастному болиду предстоял ремонт. Причем капитальный.

Энакин даже самую малость расстроился, узнав, что мама уже успела вернуться домой, поскольку собеседником Оби-Ван оказался на редкость интересным. Чуть позже пришедший Квай-Гон засел с другом в кабинете, наверное, вспоминая молодость под выпивку, и Энакин уловил себя на том, что попросту мается, не зная, чем себя занять.

Спустя какое-то время, отчим для чего-то позвал Энакина к себе. Первое, что бросилось в глаза юноше – это то, что, кажется, Квай-Гон был настроен как-то по-деловому.

– В общем, Эни, мы с Оби-Ваном все обсудили, и… Я решил не препятствовать тебе в твоем, надо сказать, похвальном желании быть пилотом гоночного корабля. Я еще поговорю об этом с твоей матерью, – тут он улыбнулся, заговорчески подмигнув пасынку. – Но как бы там ни было, тебе нужен наставник. И Оби-Ван согласился на эту роль, – Квай-Гон закатил глаза, дав понять, что видимо, уговаривать Кеноби все-таки пришлось. – Ты же не возражаешь?

– Я был бы рад, – чистосердечно заверил Энакин после тридцатисекундного шока, когда он не мог предпринять ничего другого, кроме как энергично кивать головой и абсолютно ошарашенно улыбаться, уже понимая, как круто изменится его жизнь, но еще совсем не представляя, насколько…

========== Часть 3. Начало (м) учений и семейные ссоры. ==========

Для начала, Энакин совсем иначе представлял себе тренировки с некогда профессиональным гонщиком, которые было решено начать с субботы. За пару дней он успел основательно надоесть Асоке, не преминув пересказать ей всю эту историю, начиная от появления в его доме Оби-Вана Кеноби и заканчивая договором гонщика с его отчимом, и не раз прикинув в голове, какие свои умения он первым делом продемонстрирует новому наставнику. Энакину вовсе не хотелось ударить в грязь лицом перед Кеноби, выставив себя дилетантом, тем более, что сам юноша себя таковым вовсе не считал. Управлять болидом лишь чуть сложнее, чем собственным байком, а уж в этом Скайуокеру равных не было. А потому, для Энакина, с трепетом дожидавшегося субботы, стало абсолютным шоком, когда направились они с Кеноби вовсе не к его гаражу…

– Вы сейчас шутите?.. – неуверенно спросил он у своего наставника, но когда до него дошло, что тот с ним серьезен, резко повысил голос. – Вы издеваетесь?!

– Ни то и ни другое, – пожал плечами Оби-Ван, облокотившись на бетонный забор, доставая из кармана секундомер – специально ведь, видимо, раздобыл где-то, заранее – и с издевательским спокойствием глядя на Энакина. – Давай, давай, чего встал? Ну или, если тебе угодно, я могу сказать Квай-Гону, что тебя не устроили мои педагогические методы, и…

– Нет! – резко перебил Энакин, сделав глубокий вдох.

«Ну и чего ты в самом деле? Это же не сложно. Просто возьми себя в руки и покажи этому старику, на что ты способен», – подбодрил себя Скайуокер.

Десять кругов бегом вдоль периметра заброшенной стройплощадки – именно таким было первое задание, полученное им от нового наставника. Энакин не имел ни малейшего представления, как это можно связать с гонками, и скорее возмутился столь ерундовому, на его взгляд, заданию. Но уже на седьмом круге пришло осознание того, насколько обманчивой была эта легкость.

Часто вдыхая через рот неприятно холодящий, почти обжигая горло, воздух, и чувствуя, как по разгоряченной коже где-то под толстовкой бегут капли холодного пота, Энакин не удержался от того, чтобы, пробегая мимо Кеноби, заходя как раз на десятый круг, не кинуть в него особо тяжелый взгляд. Настолько, что если бы взгляд имел материальную форму, тот вряд ли устоял бы на ногах, оказавшись им придавлен. Но увы, таковой он не имел, а потому, Кеноби лишь усмехнулся, провожая Энакина взглядом.

– Что, устал? – поинтересовался тот с долей, как могло показаться, сочувствия, когда Скайуокер, закончив, наконец, свой марафон, остановился напротив него, уперев руки в свои колени, а после и вовсе припал к забору, откидывая со лба взмокшую челку.

– Нисколько! – неожиданно бодро отозвался юноша.

– Еще десять кругов? – задумчиво протянул Оби-Ван, обращаясь скорее к самому себе, и расплылся в улыбке, видя резко округлившиеся глаза Энакина, готового в этот момент расплакаться. – Шучу я, шучу, можешь не храбриться. А то ведь и правда решу, что с тебя недостаточно.

– При всем уважении, мистер Кеноби, но я не понимаю, как эти десять кругов относятся к тому, чему я вроде как должен обучаться у вас, – нахмурился Энакин, которому совершенно не нравилось отношение к нему со стороны Оби-Вана, который, казалось, откровенно насмехался над выпавшим на его долю учеником.

– Пилот гоночного корабля, Эни, должен обладать выносливостью, – пояснил Оби-Ван. – Это лишь первый шаг.

– А следующие шаги какие? – осторожно поинтересовался Энакин, не зная, чего еще ожидать от этого человека.

– Я уже составил примерный план. Поработаем с координацией движений, скоростью реакции… – Оби-Ван только начал, а у Энакина уже возникли не самые лучшие предчувствия. Кажется, из него собрались выжать все соки, и если бы не когда-то профессионализм гонщика, Энакин предпочел бы подыскать себе другого учителя… Хотя в профессионализме ли было дело?

Он уловил себя на том, что даже не слушает Оби-Вана, а лишь тихо млеет от звуков его голоса и, беззастенчиво пользуясь моментом, изучает каждую черту лица. Порой, глядя на него, можно было подумать, что Кеноби совсем ненамного старше Энакина. Но в следующую же минуту он видел человека средних лет, мудренного жизнью. Энакин даже пытался подсчитать, сколько лет может быть Оби-Вану, если учесть тот факт, что Кеноби продавал свой первый болид, когда сам Скайуокер еще пешком под стол ходил, а интернет никакой точной информации о личной жизни Кеноби – в том числе и возрасте – не выдавал.

–…ну и где-то через месяц, возможно, если все пойдет достаточно гладко, сможем уже приступить к основной части наших тренировок – непосредственно пилотированию, – заключил Оби-Ван, на что Энакин издал разочарованный стон: целый месяц! С ума сойти! – Вижу, ты полон энтузиазма, – улыбнулся его учитель… Или, вернее будет сказать – мучитель… И к Энакину пришло окончательное осознание: он попал.

Когда, спустя еще полтора часа экзекуций, в дверях их встретил Квай-Гон, видимо, дожидающийся подробного отчета о результатах собственной авантюры, Энакина хватило лишь на то, чтобы промычать что-то невразумительное и убежать – вернее, очень быстро уползти – в ванную, поскольку все тело под вымокшей одеждой чесалось, длинные волосы прилипали к лицу и Энакин уже чувствовал, как начинает ломить его несчастные мышцы.

– Я думаю, сегодня был продуктивный день, – услышал он за своей спиной слова Оби-Вана, обращенные к его отчиму. – У Энакина есть некий потенциал, но вот его самодисциплина…

«Ох, ну еще бы», – закатил глаза Скайуокер, закрыв за собой дверь в ванную.

Еще даже не зайдя на кухню, он понял, что мать, по всей видимости, лишь теперь узнала о договоренности Квай-Гона с Кеноби. И кажется, это обстоятельство вывело женщину из себя.

– Нет, Квай, даже не смотри на меня так! – воскликнула Шми. – Энакин сам не представляет, во что он собирается ввязаться, а ты только потакаешь ему.

– Вот потому и разумно нанять ему профессионального в этом деле учителя. Чтобы представлял, – терпеливо пояснил Квай-Гон.

Вообще-то, родители Энакина жили душа в душу, как жила, пожалуй, редкая пара. Как-никак, огромная редкость, когда у обоих в паре на удивление терпеливый и рассудительный характер (лично Энакин посочувствовал бы своей половине, если бы она у него была, поскольку данные качества у него отсутствовали начисто), но Квай-Гон и Шми представляли как раз подобный случай. Однако, если такое все же случалось, что они находили камень преткновения, оборонительную позицию занимал именно Квай-Гон. Вот как сейчас.

– Оби, ну хоть ты ему скажи! – видя, что ее собственные доводы мужа не берут, женщина решила прибегнуть к запасному плану, обратившись к другу. – Ты же полжизни провел во всем этом, наверняка знаешь, как это опасно!

– Разумеется, опасно, – покорно согласился Оби-Ван. – В неумелых руках все опасно.

– О чем я и говорю! – ликующе воскликнул Квай-Гон.

– Энакин! – наконец, Шми обратила внимание на сына, который стоял в дверях кухни, и он даже не смог определиться, звучало это угрожающе или умоляюще.

– Мам, отец прав, – пожал он плечами, решив стоять на своем. – Я бы все равно сел за штурвал, и ты же понимаешь, что под присмотром это будет менее опасно.

– Вот, – Квай-Гон, окончательно осознавший свою победу в этом споре, сделал в сторону юноши пистолетик пальцами.

Зато вот Шми, кажется, никак не хотела мириться со своим поражением:

– Тебе не кажется, что стоило посоветоваться со мной по поводу обучения моего ребенка? – спросила она, делая какой-то особый акцент на слове “моего”.

Энакин сделал шаг в сторону, потеснившись от двери, когда мимо него в коридор прошла Шми, а после и Квай-Гон следом за ней. Ему стало стыдно за ссору родителей по его вине так, как если бы он был маленьким мальчиком. Стыдно за то, что стал причиной их раздора. Ему стоило бы пойти и попытаться сделать хоть что-то, но он не успел и шагу ступить, поскольку Оби-Ван, все еще остававшийся с ним на кухне, будто прочитав мысли, вовремя остановил:

– Не стоит, Эни, – просто сказал он.

– Но ведь это из-за меня, – упрямо возразил Энакин, пусть и – стыдно признаться – мысли его были уже достаточно далеки от родителей. Но тут же пресек все попытки переубедить его, которые могли бы последовать за этим: – Может, вам налить… Эм… Вы чай пьете или кофе?

– Никакого кофе, исключительно чай, – слабо улыбнулся Оби-Ван. – Если только ты составишь мне компанию.

Понимающе кивнув, Энакин молча отвернулся, заваривая чай в чайничке, и будто нарочно стараясь провозиться подольше. Желательно до возвращения матери и отчима. Он даже удивлялся про себя: когда речь заходила о гонках, их “общем” корабле или даже злосчастных тренировках, ему было приятно и легко рядом с Кеноби, но стоило оказаться в типичной бытовой ситуации, и Энакин терял малейшую нить диалога.

– И все же, я не могу понять, почему вы столь категорично забросили гонки? – ляпнул Энакин, почти не думая, и тут же пожалел об этом.

– Тебе и не обязательно понимать этого, Энакин, – ответил Оби-Ван, казалось бы, мягким тоном, но в голосе его сквозили стальные нотки, и Скайуокера словно оцарапало полное имя, произнесенное Кеноби вместо ставшего привычным “Эни”.

Он уже не стал возражать, когда Энакин, закончив хлопоты с чаем, вышел за родителями. Их же Скайуокер, к своему удивлению, обнаружил в гостиной, мирно и совершенно безмятежно сидящими рядом на диване. Из-за спинки он мог разглядеть лишь то, что мама положила голову на плечо Квай-Гона, а тот перебирал пальцами ее темные волосы – те редкие прядки, что выбивались из пучка на затылке. Даже просто наблюдать за ними было тепло и… Больно. По-странному больно в груди, и дело, как сразу понял Энакин, было не в маме и не в отчиме, а в нем самом. Подняв взгляд на мужа, Шми, кажется, потянулась к нему за поцелуем – точно утверждать Энакин не мог, поскольку в этот момент благоразумно отвернулся.

Увидев рядом Кеноби, он вздрогнул от неожиданности, а мужчина, все еще наблюдающий за парой, тихо усмехнулся:

– Сколько лет прошло, а ничего не изменилось… Ну все, все. Думаю, нам стоит оставить их одних, – похлопал он Энакина по плечу. – Я же говорил, что они и без тебя разберутся. Идем, Эни. Пока чай не остыл. Я не люблю холодный.

========== Часть 4. О значительном и не слишком. ==========

– Думаю, на сегодня с тебя хватит, – со вздохом усмехнулся Оби-Ван, когда его многострадальный ученик, не удержав равновесие, упал с бетонного блока на землю, сдавленно мыча и старательно отряхиваясь.