Текст книги "Немного любви (СИ)"

Автор книги: Olivia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Тогда Эйлер не ощущал ничего, кроме брезгливого отвращения, а сейчас кровь стучала в виски, тело подрагивало от охватившего эльфа возбуждения. Неожиданного. Испугавшего самого Эйлера. Заставившего его глубже войти в воду, ставшую совсем уж ледяной, чтобы охладить пылающую кожу.

Плеская водой в лицо, Эйлер пытался разобраться с тем, что же только что случилось? Почему его тело отозвалось на невинное прикосновение Яевинна так, как должно было отвечать на женскую ласку? И почему не желает успокаиваться до сих пор, напоминая о себе ноющей болью в паху. Почему? Неужели он один из тех, кто предпочитает делить ложе с… мужчинами?

Но если это так, почему раньше ничего подобного не происходило? Почему ни один из друзей или товарищей по оружию не вызывал у него таких желаний? Почему это случилось сейчас, когда его коснулся тот, с кем никогда не случится взаимность? Нет, ничего предосудительного в подобной страсти эльф не видел. Это случалось среди Aen Seidhe нередко и никого не удивляло и не смущало. А чему удивляться, если долгая жизнь сама располагает к разного рода экспериментам? Просто кто-то предпочитает dh’oine, а кто-то…

Справедливости ради стоило отметить, что чаще всего эксперименты не превращались в нечто большее. Любопытство было удовлетворено, еще одна грань удовольствий познана, и желание угасало, так же быстро, как появлялось. Подобные пары практически никогда не образовывались надолго, распадались, когда сходили на нет новизна и острота, а это случалось быстро. Даже быстрее, чем с женщинами, которые могли забеременеть и родить детей, связывающих партнеров куда крепче, чем чувства, рано или поздно становящиеся банальной привычкой.

Страсть или любопытство, толкнувшие мужчин в одну постель, уходили, и каждый шел своей дорогой, помня о полученном опыте, но обычно не возвращаясь к нему. Обо всем этом Эйлер слышал от других, читал в книгах, но никогда не замечал за собой интереса к своему полу. Впрочем, влечения к женщинам он точно так же не чувствовал, потому-то и не спал еще ни с кем.

Эйлер вспомнил, что как-то брат пытался затащить его в бордель, чтобы он наконец-то стал мужчиной, но ничего из этой затеи не вышло. В тот вечер Эйлер слишком усердно налегал на алкоголь, и когда дело дошло до «самого главного», был способен только нечленораздельно бормотать какую-то чушь, а потом и вовсе уснул, уронив голову на стол.

Утром брат здорово повеселился, глядя на помятого и больного Эйлера, и сказал, что каждому дается три попытки. Но оставшиеся две юноша так и не использовал. Предпочитал проводить время в лесу, а собственное тело было так просто успокоить рукой, не прибегая к посторонней помощи. Эйлера это не напрягало. В конце концов, все развиваются и растут по-разному, это как с цветами, у каждого из которых есть свой срок. Его время просто еще не пришло. Так он тогда думал. А сейчас?.. Что случилось сейчас?..

Ничего. Это была просто реакция на бой. Адреналин и возбуждение, которых он не заметил тогда, проявились теперь. И Яевинн тут вовсе не при чем. Это случилось бы, даже если бы командир и не прикасался к нему, решил Эйлер, уже выйдя из воды и тщательно вытираясь. Если бы он на самом деле был из любителей мужчин, это проявилось бы раньше, а раз подобного не происходило – нечего и забивать себе голову ерундой.

Комментарий к Глава 4

Hanta – спасибо

========== Глава 5 ==========

Однако не забивать голову у Эйлера не получилось. Стоило только посмотреть на Яевинна, и память услужливо подсовывала тот разговор и прикосновение, которое, казалось, до сих пор горело на коже. Это смущало и заставляло тут же отводить глаза и усердно вспоминать что-то не очень приятное, поскольку тело… Оно тоже начало вести себя отвратительно, отказываясь подчиняться рассудку и идя на поводу у желаний, которые раньше почему-то не возникали.

Ночи, до этого отравленные кошмарами, стали еще большей пыткой, потому что порой приносили с собой сновидения, о которых и вспоминать-то поутру было неловко. И если днем держать в руках и вести себя как обычно получалось, то ночью дела обстояли намного хуже. Больше всего Эйлер боялся, что однажды во сне с его губ слетит имя, известное каждому в отряде, но явно не в таком смысле, который придаст страстный стон.

Спасти могло только постоянное бодрствование, но выдержать это долго Эйлер бы не сумел. Да и какой воин будет из того, кто почти не спит? Сонная муха и та покажется пущенной из лука стрелой, по сравнению с ним! Кроме того, хронически невысыпающийся будет подвергать опасности не только свою жизнь, а этого никак нельзя было допустить.

В конце концов, Эйлер решил махнуть на опасность разоблачения рукой. Будь что будет. Эльф был уверен, что Яевинна подобная новость не удивит и не шокирует. Разве что заставит приподнять бровь и иронично улыбнуться, поскольку сам он ничего подобного к Эйлеру не испытывал. Разговаривал по-прежнему ровно и холодно, словно не было того вечера и прикосновения, не выделял Эйлера из команды, не приближал к себе и не давал никаких поблажек.

Это наводило эльфа на мысль, что особенность тому прикосновению придал он сам, а Яевинн действительно просто помог смыть кровь. Никто ведь не может увидеть свою спину без зеркала, так что ничего удивительного в желании командира помочь члену отряда не было. И не его вина, что у некоторых оказалось слишком богатое воображение и неверно отреагировавшее тело.

И не только тело. Вскоре Эйлер понял, что ему хочется не просто лечь с Яевинном в постель и снова ощутить легкие горячие прикосновения рук, а потом поцеловать губы, так редко улыбающиеся. Узнать, каковы они на вкус, а после отдать командиру тело, как уже давно отдал душу. Хочется быть рядом не только на ложе, но и в бою, охранять, разделять его боль и воспоминания, которых у Яевинна было намного больше.

Эйлеру хотелось так отблагодарить за доверие, когда-то ставшее той соломинкой, что не позволила утонуть в море ненависти и отчаяния. Ведь если бы тогда Яевинн не принял его в бригаду, в живых его бы уже не было. Одиночке очень сложно выжить в мире, в котором убивают из-за формы ушей, количества зубов или роста. По сути, это невозможно. Особенно если ты не обладаешь каким-либо особым талантом, таким как магия или искусное обращение с оружием.

Эйлера богиня ничем подобным не одарила, он был самым обычным Aen Seidhe, разве что в жилах текла чистая кровь, но никаких преимуществ в плане выживания это не давало. Скорее наоборот. Внешность мгновенно становилась пропуском на тот свет, стоило только вспыхнуть пламени очередного погрома. Так что это Яевинну он был обязан тем, что до сих пор жив. Яевинну и… ведьмаку, который уже не вызывал у Эйлера ненависти или подозрений.

Кстати, желания сблизиться Gwynbleidd у него тоже не пробуждал, равно как и любой другой член отряда. Заставлял погружаться в неприличные фантазии только Яевинн. Это было мучительно и мешало сосредоточиться, а потому Эйлер дал себе слово как можно скорее избавиться от мечтаний, которые никогда не станут реальностью. Думать и вспоминать о чем и о ком угодно, кроме Яевинна. Однако и здесь ждало разочарование.

Беда была в том, что стараясь выбросить из головы командира, Эйлер невольно возвращался в прошлое, погружался в воспоминания, до сих пор мучившие, ощущал всю ту же вину и боль утраты. Он попал в заколдованный круг и понятия не имел, как выбраться. Что предпочесть: холод прошлого или жар настоящего? Во что погрузиться, зная, что и то, и другое обязательно причинит боль? Первое – напомнит о потерянном навсегда, второе – о том, что никогда не будет обретено. Молот и наковальня, между которыми смятым, бесформенным куском металла он сам.

Оказавшись между ненавистью к dh’oine и любовью к Яевинну, Эйлер ощущал себя так, словно попал в трясину и теперь медленно, но верно тонет, уходит на дно, а все попытки выбраться только ускоряют путь вниз. Вот и сейчас он сидел у костра, тщетно пытаясь согреться и избавиться от разбудившего кошмара, не думая о командире.

Слишком велика была опасность угодить из одной ловушки в другую, особенно если сам Яевинн вдруг бесшумно появился у костра, молча сел рядом и протянул к пламени руки. Он находился сейчас так близко, что Эйлер ясно ощущал запах, исходящий от одежды командира, видел серебристые нити в черных волосах Яевинна и блеск зелёных глаз, устремленных в огонь.

– Кое-что никогда не меняется, – глухо заговорил Яевинн, не глядя на Эйлера, – много лет назад я точно так же решил, что чужая смерть способна исцелить от боли меня самого. Я ненавидел людей и горел желанием убивать. Был уверен, что они могут быть только врагами Aen Seidhe. Я ошибся.

– Вы перестали ненавидеть? – спросил, чтобы не молчать, Эйлер, стараясь, чтобы голос звучал ровно, ничем не выдавая охватившее эльфа волнение.

– Нет. Я понял, что холодное презрение лучше пылающей ярости. В пламени можешь легко сгореть ты сам, а холод удержит от необдуманных и поспешных шагов. Можно геройски подохнуть в первом же бою, а можно десятки, а то и сотни лет выпалывать сорняки, высасывающие соки из нашей земли. Ты понимаешь, о чем я?

– Думаю… да, – не сразу ответил юноша.

– Думаешь? – иронично повторил Яевинн, поворачиваясь к Эйлеру. – Этого мало, чтобы выжить. Я хочу, чтобы ты это понял. И сохранил здесь, – ладонь командира легла на грудь юноши прямо над сердцем, гулкие удары которого теперь уже не были для Яевинна секретом. – И желательно сделать это до того, как твоя собственная жизнь будет висеть на протянутой над пропастью смерти паутине, грозящей вот-вот оборваться. До того, как ты узнаешь, что такое настоящая боль, увидишь, как твоя кровь заливает траву, ощутишь, как с каждым мгновением становишься слабее. До того, как проведешь ночь в обнимку со смертью, не зная, заберет она тебя с собой или уйдет одна, решив дать тебе шанс.

– Я видел… – начал Эйлер, но на губы тут же легли пальцы второй руки Яевинна, а сам командир наклонился ниже, теперь его волосы касались щеки юноши, пробуждая мелкую дрожь во всем теле.

– Ты думаешь, что видел, – совсем тихо произнес Яевинн, глядя в глаза Эйлера, – а я знаю. Смерть крепко обняла меня под Бренной и долго не хотела отпускать. В конце концов, лекари решили, что она уйдет со мной, но ошиблись.

– К счастью, – вырвалось само, прозвучало едва слышно, но по блеску глаз Яевинна стало ясно – он услышал.

– Согласен, – командир улыбнулся, снова протягивая обе руки к огню, – я не хочу, чтобы твоя жизнь оборвалась раньше, чем предначертано. В какой-то мере ты – это я сам. Потому-то я и говорю, что некоторые вещи не меняются никогда. Жизнь, смерть, ненависть… – и добавил, помолчав, – любовь. Мы ждем ее, словно драгоценный дар, а когда она приходит – бежим, прячемся, а порой отрекаемся и проклинаем то, чего так желали. Мы готовы убивать и умирать за тех, кого любим или… думаем, что любим, – сейчас в голосе Яевинна отчетливо слышалась страсть, к которой примешивалась горечь. – Но к главному мы не готовы. Никогда. Не готовы жить для них. Мы не думаем о том, каково будет им без нас. На беду, влюбленное сердце слепо и глухо, так ведь?

– Я не знаю, – так же негромко ответил Эйлер, радуясь тому, что сейчас Яевинн снова смотрит в огонь и надеясь, что командир ему поверит. Врать не хотелось, но и правду сказать было нельзя.

– Знаешь, – прозвучало коротко и убежденно. – А потому в каждом бою будешь холоден и расчетлив и не позволишь ненависти толкнуть тебя в объятия смерти. Не отдавай ей свой первый поцелуй, – говоря это, Яевинн положил руку на плечо Эйлера, чуть прижал того к себе, – поверь, у нее очень холодные губы. Я чувствовал их под Бренной и до сих пор иногда просыпаюсь по ночам от холода. Как и ты.

– Сегодня…

– Одна из таких ночей. Обычно это случается перед серьезной операцией. Такой, которая предстоит нам. Ты слышал о банке Вивальди? – разговор ушел от опасной для Эйлера темы, и эльф с трудом сдержал вздох облегчения. Сидеть так близко, ощущать руку Яевинна на плече – уже само это было испытанием, а если сюда добавить разговор о любви, получится нечто и вовсе невыносимое. – Dh’oine хотят наложить на него лапу, но я не позволю им это сделать. Нам эти деньги нужнее, не находишь?

– Конечно, – согласно кивнул Эйлер. – Когда?..

– Скоро. Очень скоро. У нас будет только один шанс, без права на ошибку, – Яевинн убрал руку и встал, – помни об этом. И о том, что я тебе сказал. Не отдавай смерти свой первый поцелуй. Она не оценит, – сказав это, командир повернулся и пошел к своему месту, а Эйлер еще долго сидел, обдумывая услышанное и надеясь, что понял всё правильно.

***

Сначала операция шла слишком легко. Подозрительно легко. Это невольно беспокоило, заставляя Эйлера ожидать чего-то нехорошего. И он почти не удивился, когда узнал, что банк окружили рыцари, а выход в канализацию перекрыт кикиморами, почему-то покинувшими болота.

И как последний гвоздь в крышку гроба появился Gwynbleidd. Эйлер ощутил, как ёкнуло сердце – неужели все же придется скрещивать с ним клинки? Теперь это будет на порядок сложнее, ведь он оставался должником ведьмака. Убивать, чувствуя вину вместо ненависти, не так-то просто, но если Яевинн отдаст приказ, выбора не останется.

Однако уже через мгновение эльф ощутил невероятное облегчение – ведьмак пришел не для того, чтобы их убить. Ипат хотел, чтобы он уговорил скоя’таэлей сдаться по-хорошему, не проливая кровь. В реальность такого поворота Эйлер не верил – не для того они сюда пришли, чтобы сдаваться. Да и цену обещаниям и милосердию dh’oine он прекрасно знал. Это сейчас они обещают сохранить жизнь, но стоит только бросить оружие, и на шее затянется веревка. А умирать он не собирался. Не сейчас.

Теперь смерть уже не казалась эльфу милостью богини. Нет! Хотелось жить и… любить, пусть даже так – без ответа и надежды. Просто быть рядом с ним, безмолвной тенью следовать за тем, не думать о ком не получается. Радоваться тому, что дышишь с ним одним воздухом, ешь из одного котелка, а иногда – сидишь рядом у костра и слушаешь его. А большее… об этом можно мечтать, в тайне наслаждаясь фантазиями, такими сладкими и жаркими.

Одним словом, смерть больше не казалась Эйлеру благом. Но она, похоже, считала иначе и решила наконец-то заявить на него свои права, ответить на призыв, которого когда-то предпочла не услышать. Смерть, принявшая облик отвратительных кровожадных тварей, справиться с которыми без помощи ведьмака они не могли. А тот, похоже, никак не мог решить – на чью сторону встать. Покрепче сжав в руках меч, Эйлер приготовился защищать Яевинна, пусть даже ценой своей жизни. Командир должен жить – вот что имело значение.

– Ты не можешь вечно сидеть на заборе, Gwynbleidd – негромко произнес Яевинн, – особенно если этот забор стоит на поле битвы.

Ведьмак молчал, внимательно глядя на эльфа, который напряженно ждал. И Эйлер не смог сдержать облегченного вздоха, когда Белый Волк согласился помочь расправиться с монстрами. Однако юноша и представить себе не мог, что это будет за бой. До этого Эйлер никогда не видел кикимор и не знал, какими громадными и сильными могут быть эти твари.

А когда увидел, испугаться не успел, сражался, не выпуская из поля зрения Яевинна. Именно поэтому он первым заметил огромную кикимору, появившуюся из темноты за спиной командира. Увидел и понял, что сейчас Яевинн умрет – просто не успеет защититься, поскольку в этот момент дрался с такой же огромной, яростно наседающей на него тварью.

И тогда Эйлер рванулся вперед, закрывая командира собой, ощутил, как когти кикиморы вспороли одежду, вонзились в грудь и живот, зацепили бедро. Эльф из последних сил ударил мечом, но тот только скользнул по хитиновому панцирю и шмякнулся на пол бесполезным куском металла. Следом упал и сам Эйлер, безуспешно пытаясь зажать рану, из которой хлестала кровь. Но добить его кикимора не успела, ведьмак и Яевинн разделались с тварью, а потом одновременно склонились над ним.

Остановить кровь Эйлер уже не пытался, понимая, что это бесполезно, да и сил поднять руку просто не было. Он только надеялся, что проживет достаточно долго, чтобы успеть сказать Яевинну то, на что никогда не решился бы, если бы не смерть, ледяное прикосновение которой он уже ощущал.

– Еще немного, и он истечет кровью, – послышалось над головой. Эйлер с трудом сфокусировал взгляд и увидел, что это сказал Gwynbleidd, осматривая его раны, а командир молчал, глядя на искаженное болью лицо своего спасителя. – Нужен целитель, чародей и чем быстрее, тем лучше.

– Можно отнести его в лагерь, – сухо и равнодушно предложил Яевинн, но дрогнувшие пальцы, которыми он сжал окровавленную руку Эйлера, говорили о том, что равнодушие – всего лишь маска. – Возможно там…

– Он умрет, – закончил за него ведьмак. – Ты прекрасно это знаешь. У вас нет чародея, способного лечить такие раны. Собственно, он даже до лагеря не дотянет… Если только ты сумеешь заставить портал из храма перенести его в дом Трисс.

– Ты предлагаешь?..

– Да, это единственный выход.

– А если нагрянет стража, у которой к тебе теперь есть вопросы, что тогда? – не отрывая взгляда от смертельно-бледного лица Эйлера, спросил Яевинн.

– Ничего. У тебя нет выбора. Или довериться мне, или…

– Зачем ты это сделал? – словно не слыша ведьмака, спросил Яевинн, наклоняясь к самым губам Эйлера.

– Потому что… – говорить было сложно, сознание уплывало и становилось все холоднее, но и не сказать он мог, потому что объятия смерти сжимались крепче, – essea eaminne te, – на эти слова сил Эйлера хватило. Эльф увидел, как вздрогнул, услышав это, командир, а потом губы Яевинна коснулись его губ. Только были они такими же ледяными, как уста смерти. А может, это она приняла облик того, кого Эйлер любил, чтобы подарить ему тот самый первый поцелуй?

Добавить что-либо еще эльф не успел, темнота и холод сомкнулись над ним, словно трясина, в которой он так долго и безуспешно барахтался. Сознание померкло, и Эйлер не слышал, как Яевинн, резко выпрямившись, отдал приказ отнести раненого к храму. Не видел, как крепко пожал руку ведьмаку, не говоря больше ни слова, а потом направился к выходу в канализацию, уже не оглядываясь назад.

Комментарий к Глава 5

essea eaminne te – я люблю тебя

========== Глава 6 ==========

Сознание вернулось вместе с болью и жаждой, такой сильной, что казалось: пересохли не только спекшиеся губы, но и все внутри. Жар растекался по телу огненной волной, а само оно было безвольно распластано на кровати. Эйлер застонал, с трудом открывая глаза, но пошевелиться не смог – сил не осталось, словно все они вытекли вместе с кровью. Он не знал, где находится, комната была незнакомой и точно такой же незнакомой – рыжеволосая человеческая женщина, склонившаяся над ним и сказавшая с улыбкой:

– Очнулся, везунчик?

– Где я? – с трудом выговорил он.

– У друзей, – продолжала улыбаться незнакомка, а потом провела по его губам влажным кусочком ткани, – лежи спокойно, твои раны еще не затянулись. Тебе повезло, что кикимора тебя не выпотрошила. В противном случае магия была бы бессильна, – она вздохнула, окидывая его внимательным взглядом больших голубых глаз.

– Кто ты? – едва слышно спросил Эйлер, жалея о том, что влажная тряпка больше не касается губ.

– Трисс, Трисс Меригольд, – представилась женщина, – а тобой занимаюсь по просьбе одного ведьмака, любящего влипать в неприятности.

– Gwynbleidd… – начал эльф, но договорить не смог, помешал очередной острый укол боли. Он прикусил губу, сдерживая стон, не желая демонстрировать чародейке свою слабость.

– А кто же еще? – она снова улыбалась, опуская руку в кружку с водой, а после опять касаясь его губ мокрой тканью. – Приволок тебя вчера, велел поставить на ноги во что бы то ни стало, – Трисс нахмурилась, тряхнула буйными кудрями, словно отгоняя неприятные воспоминания, – хотя в тот момент ты больше всего походил на труп и едва дышал. Повезло, что тварь бедренную артерию не задела и живот не вспорола. Впрочем, тебе и без того досталось. Сейчас я дам тебе зелье и снова обработаю раны, а потом…

– Яевинн… – невежливо перебил Эйлер женщину, лицо которой начало терять четкие очертания, а сама комната поплыла перед глазами. Он надеялся, что чародейка догадается, о чем речь и скажет…

– Живой и здоровый, денежки Вивальди из банка исчезли, а бандитов так и не поймали. Рыцари Пылающей Розы ходят злые как шершни, а Геральт… впрочем, тебе пока что явно не до этого, – оборвала она сама себя и встала: – Я сейчас.

Эйлер закрыл глаза, уже не пытаясь бороться с накатившей слабостью. Самое главное он узнал – командир жив, операция завершилась успешно. Значит, не зря он изображал из себя приманку для кикиморы, оно того стоило. На мгновение эльфу показалось, что даже дышать стало легче, но тут же он закашлялся, почувствовал, как по щеке что-то потекло, ощутил запах собственной крови. Проклятье!

– Спокойно, ничего страшного, – Трисс снова возникла рядом, осторожно стерла с лица эльфа кровь, а потом приподняла его голову и поднесла к губам небольшой флакон с какой-то резко пахнущей травами жидкостью, – пей.

Он послушался приказа, хоть зелье оказалось горьким и не принесло желаемой прохлады пылающему в горячке телу. Напротив, к жару добавилась дрожь, от которой застучали зубы и свело судорогой пальцы. Но, похоже, чародейку это не смутило, она одобрительно кивнула, видя реакцию пациента, а после осторожно откинула одеяло.

Осознание того, что лежит перед женщиной совершенно голым, пришло не сразу, а когда пришло, Эйлер смог только медленно отвернуть голову в сторону, отводя глаза. Трисс оказалась первой женщиной, видевшей его таким, это смущало, но ничего поделать Эйлер не мог, даже прикрыться рукой – тело по-прежнему было чужим.

Глядя в стену, эльф чувствовал, как пальцы чародейки касаются сначала груди, потом живота и бедра. И там, где они прикасались, боль и жар отступали, хоть дрожь по-прежнему была сильной, и не желало уходить смущение.

– Ну надо же, – пробормотала Трисс, – еще бы чуть-чуть и в артерию, ты действительно чертовски везучий парень, ты это знаешь?

– Neen, – с трудом выговорил Эйлер, думая о том, как долго будет таким беспомощным и сможет ли когда-то снова вернуться в лагерь.

– Нет? Ну даешь, – короткий смешок сорвался с губ чародейки, – да ты всех богов благодарить должен, что жив остался! Я много раненых повидала, знаю, о чем говорю. Вот невеста твоя рада будет, когда выздоровеешь и к ней вернешься, – добавила Трисс, вероятно желая сделать ему приятное, увидела кривую усмешку на бледном лице эльфа и продолжила, как ни в чем ни бывало: – И командир твой обрадуется. Были тут уже гонцы с болот, знать хотели, что да как с тобой.

Услышав это, Эйлер улыбнулся. Значит, его судьба Яевинну небезразлична. Впрочем, точно так же командир беспокоился бы о любом члене бригады. Это не было чем-то особенным и не значило ровным счетом ничего. В противном случае Яевинн пришел бы сам, а его тут не было, а значит – тот поцелуй оказался иллюзией, порожденной угасающим сознанием.

И радость от того, что жив, померкла – Эйлер вспомнил слова, которые сказал, думая, что умирает. Делать этого не стоило, поскольку они не способны что-либо изменить, бесполезны и будут только мешать. Впрочем, Яевинн может подумать, что Эйлер произнес это в бреду, не видя, с кем говорит. Мало ли кто померещился тогда ему, теряющему кровь и силы с каждым ударом сердца?

– Ну вот, а теперь закрывай глаза и отдыхай, – возвращая одеяло на место, приказала чародейка. – Сон в твоем случае – одно из самых действенных лекарств. Dearme, – добавила на Старшей речи, и поспешила к двери, прихватив окровавленные бинты и кружку. Эйлер проводил стройную фигуру женщины взглядом и послушно закрыл глаза. Дрожь и боль постепенно стихали, даже внутри не так сильно горело – похоже, зелье начинало действовать.

«Благодари богов, что жив остался» – так, кажется, сказала чародейка? Что ж, если он действительно скоро поправится и сможет вернуться в бригаду – повод для благодарности будет, а пока что… Пока что веки стали слишком тяжелыми, чтобы и дальше держать глаза открытыми, а голова полна мутью и обрывками воспоминаний, сосредоточиться на чем-либо невозможно, да и не стоит тратить на это силы, которых и так немного. Спать. Вот что ему сейчас нужно.

***

Ведьмак появился у постели Эйлера на следующий день. Окинул его внимательным взглядом и, похоже, остался доволен увиденным, потому что скупо улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд эльфа:

– Я же говорил, что ты выкарабкаешься, – сказал, присаживаясь на край постели. – А я в этих случаях ошибаюсь редко. К тому же, я никогда не сомневался в магии Трисс.

– Ты второй раз спасаешь меня, – облизнув пересохшие губы, произнес Эйлер. – Почему? Ты же…

– Бездушный мутант, созданный для убийства? – закончил за него Геральт. – Осечки случаются у всех, даже у мутагенов.

– Почему ты помогаешь мне… нам? – этот вопрос возник у Эйлера еще ночью, когда он проснулся, мучимый уже не только жаждой, но и желанием справить нужду. Эльф не знал, как позвать чародейку и сказать ей, чего хочет, а потому решил дождаться утра, которое, как известно, мудренее вечера.

Чтобы скоротать слишком медленно тянущееся время, он вспоминал события прошедших дней, решив сосредоточиться на том, о ком мог думать спокойно – на ведьмаке, который вел себя совсем не так, как полагалось подобным ему. Это тревожило, потому что шло в разрез со всем, что эльф знал о людях вообще и о ведьмаках в частности.

Но прийти к какому-либо выводу Эйлер не сумел, только запутался окончательно, да и желание облегчиться становилось все невыносимее. Потом он и вовсе не мог думать ни о чем другом, надеясь, что все же дождется чародейку и не уделает кровать.

Когда же Трисс наконец-то вошла в комнату, у него не получилось найти подходящие слова, чтобы пояснить, чего именно хочет. Но они и не понадобились, чародейка все поняла сама, стоило ей только глянуть на пациента. Улыбнулась и ловко подсунула под него посудину, которая, оказывается, все это время стояла около постели. И тут же вышла из комнаты, чтобы не смущать эльфа, и так не осмеливающегося смотреть ей в глаза. Уже после, снова занимаясь его ранами, Трисс сказала:

– Вчера я совсем забыла об этом, непростительно для чародейки, но, надеюсь, ты не будешь на меня злиться. Тут, над кроватью висит шнурок, видишь? – она указала на свисающий в изголовье витой золотой шнур. – Это для срочных вызовов. Достаточно протянуть руку и дернуть, понял?

– Yea, – буркнул Эйлер, все еще смущаясь своей наготы.

– Ну вот и хорошо. Вставать тебе пока что нельзя, слишком велик риск нового кровотечения, а ты и так потерял много крови. Но это дело поправимое: крепкий бульон, мясо, икра – и сам не заметишь, как выздоровеешь!

Он не ответил ничего, просто кивнул, терпеливо ожидая окончания процедуры и надеясь, что вскоре сможет увидеть ведьмака и задать вопросы, на которые так и не нашел ответов. И сейчас такая возможность Эйлеру представилась. Только вот Gwynbleidd отвечать не спешил. Задумчиво смотрел куда-то мимо эльфа, а потом глухо произнес:

– Потому что это – меньшее зло. Потому что нельзя усидеть на заборе, когда вокруг все горит. Да, Яевинн чертовски прав – нельзя. Я пытался.

– Жалеешь, что не вышло? – спросив, Эйлер тут же пожалел о сказанном, потому что меньше всего хотел обидеть ведьмака, которому теперь был дважды обязан жизнью, но слова уже прозвучали.

– Нет, – коротко и твердо сказал Белый Волк, – жалею, что сидел так долго.

– Когда-нибудь я расплачусь с тобой… за все, – это нужно было сказать обязательно, чтобы не показаться неблагодарным. – Правда, пока не знаю как.

– Договорились, – губы ведьмака снова тронула улыбка, – я передам Яевинну, что ты в порядке.

– Он…

– Не особо делится своими планами. Впрочем, ты и сам в курсе. Ладно, отдыхай и слушайся Трисс, она изумительный лекарь, и не таких с того света возвращала. И… больше никогда не зови смерть, потому что она всегда отвечает на зов. Рано или поздно, но чаще всего тогда, когда тебе уже не хочется умирать. Запомнил?

Эйлер кивнул, понимая, что более пространного ответа от него и не ждут и удивляясь прозорливости ведьмака. Откуда ему знать о том, что когда-то Эйлер желал смерти, как избавления от боли? Неужели он тоже может так же глубоко заглядывать в душу, как Яевинн?

– Твои глаза читают в сердце? – все же решился спросить эльф, видя, что ведьмак собирается уходить.

– Нет. Такому в Каэр Морхене не учат.

– Тогда откуда ты знаешь?

– Потому что все повторяется, и гораздо чаще, чем нам хотелось бы. И на самом деле не так уж мы и отличаемся – люди и эльфы. Скорее, слишком похожи, потому и убиваем друг друга. Впрочем, последнее, что тебе сейчас нужно – это философские беседы о смысле жизни и борьбе за существование. Да и не мастак я в этом, – ведьмак снова усмехнулся, думая о чем-то своем, а потом быстро пошагал к двери, оставив Эйлера в одиночестве.

***

Всякий раз, когда дверь в его комнату открывалась, Эйлер ожидал увидеть Яевинна. Глупая уверенность, что тот обязательно придет проведать его, развеиваться не желала. Откуда она взялась, эльф не знал, старался лишний раз не вспоминать о командире, чтобы не устраивать себе испытаний, к которым сейчас был просто не готов, но получалось плохо. И чем больше затягивались раны и прибавлялось сил, тем чаще думалось о несбыточном, тем сильнее хотелось снова увидеть Яевинна, услышать его голос, быть с ним рядом.

Однако командир не приходил. Справлялся о нем регулярно, передавал пожелания скорейшего выздоровления и не более того. Возможно, причина была в тех трех словах?

Эйлер знал, что нет ничего хуже ненужной тебе любви. Когда-то он сам был объектом подобной страсти со стороны человеческой девушки, жившей по соседству. Сначала он не понимал, почему Лина краснеет при встрече с ним, почему отводит глаза и несет какой-то вздор, совершенно ему ненужный? Почему так часто заходит к ним, якобы поболтать с его матерью или показать ей свое новое платье, как будто это вообще может заинтересовать кого-то, кроме тупой dh’oine!

Его разозлило, что на свадьбу брата Лину тоже пригласили, и не просто позвали – усадили рядом с ним, обязав ухаживать за девушкой. Тогда он не счел нужным скрывать раздражение и разговаривал с Линой сквозь зубы, всем своим видом давая понять, что ему неприятно её общество. Но dh’oine в упор не замечала холодности, а когда выпила достаточно вина, которое рекой лилось за свадебным столом, и вовсе обнаглела настолько, что схватила его за руку и потащила танцевать.