Текст книги "Прекрасная и несчастная пленница (СИ)"
Автор книги: O Simona
Жанр:
Повесть
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Надеюсь, что моя жизнь с трубкой окажется счастливее, чем твоя жизнь в гареме восточного владыки! – Капитан Thomas не упустил случай напугать Virginie, и девушка вздрогнула.
А капитан Alexandre не поддержал ее, наоборот, захохотал, словно ему акула плавниками щекотала под мышками.
Графиня опустила голову и покорно пошла за своими мучителями.
Perla шла на шаг позади Virginie, изображала послушную камеристку, а одета вызывающе, будто бросает вызов всем портовым разбойникам.
В короткой кожаной белой юбке, в кожаном белом жилете на голое тело, в высоких ботфортах камеристки не ходят, а Perla ходит.
Впрочем, когда сошли с трапа на берег, Virginie Albertine de Guettee к своему неудовольствию поняла, что никто из мужчин не осуждает Perla за ее смелый вызывающий наряд.
Охрана графини состояла из двух капитанов и пиратки.
Thomas сутулился после протыкания мочевого пузыря железной палкой, в прорезь камзола торчала трубка, и из нее капало на дорогу.
Капитан Thomas и его трубка-мочеотвод не отвлекали горожан от важных дел; в порту достаточно калек разного сорта – безухие, безглазые, без носов, без рук, без ног, с различными клеймами по всему телу, причем клейма преступники не прятали, а выставляли напоказ, как государственную награду.
Каждый занимался своим делом, делал деньги и жизнь.
Virginie с любопытством смотрела по сторонам, ничего не боялась, разве, что чуть-чуть, потому что снова верила в безнаказанность благородной леди.
Она не относила происходящее к себе, а воспринимала, как сон – яркий, кричащий, но он ее не касался.
Все изменилось, когда они вышли на красную площадь.
Здания вокруг площади, камни в мостовой сделаны из красного камня, отчего и лица горожан и рабов светились красным.
Капитан Alexandre исчез, будто легкий ветер, оставил графиню под присмотром Perla и капитана Thomas.
Пиратка жадно оглядывалась по сторонам, впитывала в свое энергичное тело разнообразие звуков, запахов и красок суши.
Рассматривала девушек и женщин, их одежды, и недовольно, с деланым презрением фыркала, как кобыла, которой под хвост попал жгучий перец.
Капитан наслаждался моментом, торжеством над графиней, он безотрывно смотрел на Virginie Albertine de Guettee, и его трубка тоже направлена на графиню, трубка неприятно пахнет нечищеным трюмом.
Подбежал капитан Alexandre, он несолидно подпрыгивал, будто корабль на волнах, старательно не смотрел на графиню.
Virginie Albertine de Guettee усмехнулась: один капитан с нее глаз не сводит, другой – пытается ее не видеть.
– Я договорился с организаторами, они получат десять процентов с продажи нашего товара, – речь шла о рынке, поэтому Virginie Albertine de Guettee не волновалась, она по-прежнему не думала, что речь идет о ней.
– Десять процентов – не много ли? – В капитане Thomas заговорил бухгалтер, его трубка яростно хрюкнула и выплеснула желтую жидкость.
– Не жадничай, Thomas, не свое – не жалко! – капитан Alexandre захохотал и тут же получил от Perla легкую пощечину, дружескую – от сестры.
Perla заметно напряжена – ее же тоже продадут, хоть на один день, но неприятно.
– Братец, где меня будешь ждать ночью? – торги не начались, но пиратка уже продумывала их последствия, она выгодно выглядела в прямых солнечных лучах, и взгляды жадных горожан соскальзывали с ее блестящей фигуры.
– Сразу, когда получим деньги от продажи вас, то корабль выйдет из порта! – Капитан Alexandre снизошел до Virginie Albertine de Guettee и коротко на нее посмотрел, как на лягушку в молоке. – Мы проследим, куда вас отвезли, и я буду там ждать под видом уличного продавца орехов.
Я не сомневаюсь, что ты справишься, сестричка, тебе же не в первый раз обманывать богатых! – Капитан Alexandre нашел свою шутку остроумной, и не шутка, дотронулся кончиками пальцев до лба Perla и с натугой засмеялся.
Никто не поддержал его смех, поэтому капитан покраснел от злости, закусил нижнюю губу, потом начал сосать палец.
К ним подбежал мальчик в дырявых штанах, за спиной у него привязаны сучья кустарника:
– Купите дерево для костра! – От мальчика смердело, как от покойника, юный продавец никогда не мылся, и графиня поняла, что с пресной водой в Магрибе проблемы.
– Уходи, мальчик! Не хотим дерево, нам нужно золото! – Капитан Thomas демонстративно прижал к носу белый платок с кружевами, на платок выпали три капли из носа.
На продавца дров полетели брызги из трубки в мочевом пузыре второго капитана.
– Вам нужен костер, чтобы сжечь ведьму, эту ведьму! – Грязный палец с обломанным ногтем уткнулся в правую грудь графини.
Virginie Albertine de Guettee беспомощно оглядывалась, она ждала помощи, не дождалась на земле, подняла глаза к небу, но и с неба не вылетела молния и не поразила в лоб маленького человека, но уже большого негодяя.
– Почему ты думаешь, что она ведьма? – капитан Thomas от восторга даже присел, чтобы стать ростом с продавца палок. – Ошибаешься, эта девушка – графиня, очень порядочная и благородная! – Thomas не выдержал и расхохотался.
– Вы еще поплачете, когда она на метле над вашей головой пролетит! – Мальчик понял, что дрова у него господа не купят, а беседовать бесплатно лесоруб не привык.
Он скрылся среди пестрых юбок портовых девушек.
– Ведьма, пусть ведьма, – Alexandre легко согласился, – лишь бы деньги за нее заплатили.
– Капитан, если ваша сестра Perla ночью сбежит от покупателя, то, почему бы и мне не убежать вместе с ней?
Вы можете продавать меня, сколько захотите, а я, как неразменная гинея, буду к вам возвращаться. – Доводы показались графине гениальными.
Хоть на некоторое время отсрочить рабство.
– С вами сложно, Virginie, а мы все упрощаем!
Примите вашу Судьбу на свои плечи! – Капитан Alexandre снова отвел взгляд, сделал вид, что с интересом рассматривает кучу лошадиного навоза: – Пора, вас ждут прекрасные тела! – Капитан указал направление и повел графиню и друзей к деревянному помосту для выставки рабов, он же – эшафот, место казни.
На досках уже томились в ожидании, когда их купят или отрубят голову, трое мужчин и одна девушка.
Старый африканец и молодой ахалтекинец обнажены, ладонями прикрывали низ живота от алчных взглядов горожан.
Девушка тоже голая, но она не стеснялась своей наготы, держала подбородок высоко, а кулаки упирала в талию.
Ее разглядывали без интереса, потому что девушка худая, как стиральная доска, ребра выпирали, и лишь небольшие пятна указывали на девичью грудь, которая, возможно, когда-нибудь вырастет после дождя.
С третьего мужчины охранники сдирали дорогой камзол и красные шелковые панталоны.
Туфли с серебряными пряжками уже отняли в фонд устроителей аукциона.
Мужчина потел, потому что необычайно толстый, и визгливо кричал, пугая ослов и голубей:
– Я министр! Меня нельзя продавать!
Мой Король из-за меня объявит вам войну! – получил от стража пинок, упал к ногам африканца и затих.
Капитан Alexandre воспользовался тем, что Virginie Albertine de Guettee с удовольствием наблюдала пьесу на сцене, и подтолкнул графиню к двум стражам в желтых балахонах.
Perla пошла на доски сама, с гордо поднятыми грудями.
Virginie Albertine de Guettee не сопротивлялась, она ступала будто по ватному снегу, мало что понимала, но много чувствовала.
Появление платиновой блондинки и ее камеристки расшевелили торги.
Трех рабов и худую девушку, чтобы не мешали большим деньгам, сразу продали оптом за пять драхм.
Новых рабов увели, и долго еще были слышны крики толстого раба «Я министр», и худой девушки озлобленные вопли «Руки убери, козел!».
На помост выходили потенциальные покупатели и ощупывали ткань платья Virginie Albertine de Guettee.
Графиня загадала, что ее купит высокий статный господин с благородными чертами лица и шикарными седыми усами до пояса.
С ним можно даже замуж пойти.
Когда Virginie Albertine de Guettee решила, что покупатели договорились с торговцами, ее неожиданно раздели, да так быстро, с нежностью и бережно, как не смогла бы ни одна служанка.
Только что благородная Virginie Albertine de Guettee стояла во многих одеждах, а теперь ее наготу прикрывают лишь волосы.
Графиня, неожиданно для себя, застыдилась наготы, впервые, и, осмысливая это чувство, поняла, что раньше свободно разгуливала обнаженаня там, где хотела, когда хотела и среди тех, кого, хотела, и ей не было стыдно.
Но сейчас смущение выступило на лице, зажгло зарею щеки.
Когда поступаешь по своей воле, то – естественно, но если тебя заставляют, принуждают, то не нравится никому.
Ее раздели насильно, не по ее желанию, поэтому она сгорала от стыда.
Virginie Albertine de Guettee опустила взгляд на кончики пальцев на ногах, руками прикрыла то, что смогла накрыть, а накрыли маленькие ладошки почти все ее маленькие причины для стыдливости.
Краем глаза графиня отметила, что пиратка Perla небрежным жестом отослала пиратов в место их рождения, и грациозно разделась сама, выполза из немногочисленных одежд, словно змея из старой кожи.
По толпе покупателей и зрителей прошла волна восторга, стали прибывать новые любопытные.
Торги за тела двух девушек начались, Virginie Albertine de Guettee пропускала цифры мимо ушей, она понимала, что основной торг идет не за нее, а за пиратку, за ее подложную камеристку.
Два капитана рассчитывали, что основным блюдом на рынке рабов станет Virginie, а Perla исполняет роль ее камеристки, но вышло наоборот, графиню воспринимали, как досадное дополнение к пиратке.
Virginie красивая, утончённая, но ее прозрачную худобу может оценить только благородный рыцарь, а грудастую Perla оценит каждый.
Графиня через туман разглядывала красные лица покупателей, и торгаши казались ей свиньями.
– Двадцать гиней за ноги красотки!
– Двадцать гиней и сто шекелей сверху за все остальное в ней!
– Сто золотых драхм за тонкую талию! – Торговля шла, как на бойне, где забивают коров.
Наконец, ужасные торги стали подходить к логическому завершению: за Perla и за графиню сражались два господина.
Усатый красавец, на которого Virginie Albertine de Guettee сделала ставку, и плотного телосложения старик, без зубов, без чести, без совести и без правого уха.
По закону подлости аукцион выиграл безобразный старик, потому что ему меньше времени жить осталось, и он брал от жизни всех, кого мог.
– Зачем мне в хозяйстве графиня? – Старик пытался сбить конечную цену за двух девушек. – Она рабов смущать будет, и ее худоба пойдет мне во вред, скажут, что я не даю кушать своим женам.
– Вы купите графиню, а потом убейте ее, задушите на конюшне, разорвите лошадьми!
Она вам даже слова не скажет плохого, потому что без языка! – Капитан Thomas из толпы дал покупателю ценный совет, как обращаться с ненужными женщинами. – К сожалению, товар продается с нагрузкой! – Капитан Thomas рассмешил толпу до блевоты.
Virginie Albertine de Guettee окончательно поняла, что нагрузка, это – она!
И осознание своего места в ряду рабов сразу превратило восемнадцатилетнюю леди в восемнадцатилетнюю опытную рабыню.
Опыт – не ум, но и он пригодится.
Покупатель толстыми пальцами раздвинул челюсти Virginie Albertine de Guettee, пощупал обрубок ее языка, попытался расшатать зубы, но зубы стояли насмерть, и толстый старец с удовлетворением потрепал Virginie Albertine de Guettee за щеку.
Он позволил своим рабыням одеться, а затем поднес к левой ноздре графини тонкий шелковый шнурок, который хорош как для удушения, так и для парадной одежды.
– Меня зовут Юлий, и я твой господин до конца дней, надеюсь, что до конца твоих дней, а не моих! – Толстый указательный палец Юлия залез в ноздрю Virginie, ничего не нашел в ней постороннего и поднёс кончик шнура. – Вдохни в себя веревку.
Если не получится, то я затяну верёвку вокруг твоей шеи! – Юлий подтвердил догадку графини о многоцелевом назначении шнурка.
Virginie Albertine de Guettee не понимала, зачем ей вдыхать веревку, но пойти против воли своего хозяина – звучит дико, поэтому пока не страшно – не посмела.
Она с силой, со свистом втянула шнурок в ноздрю, и он провалился в горло.
Virginie Albertine de Guettee закашлялась, подавилась, и на глазах выступили слезы боли.
Старик Юлий опять залез пальцами ей в рот, о глистах и болезнетворных бактерия на пальцах уже думать поздно, подцепил кривым ногтем конец шнурка и через рот вывел его наружу.
Верёвка входила в ноздрю и выходила изо рта.
Юлий оба конца связал, взял в руку и повел молодую красавицу на привязи, как старую ослицу.
С удивлением и обидой Virginie Albertine de Guettee отметила, что пиратку старый развратник не привязал шелковым шнурком через ноздрю и рот, а шел с ней под руку, как заботливый супруг.
Virginie утешала себя, что она более ценная рабыня, и старик Юлий боится, что потеряет ее, поэтому привязал.
«Счастье, что мои прежние знакомые меня не видят сейчас!» – Virginie Albertine de Guettee надеялась на сохранение в тайне ее положения, но не могла даже представить, что ее соотечественник виконт Мопассан узнал ее, но денег не хватило купить, как рабыню, и теперь виконт усмехается в тонкую мушкетерскую бородку.
Он помнил, как катался с Virginie Albertine de Guettee по Женевскому озеру, и молодая дерзкая красотка осыпала его шутками, насмехалась над его возрастом и тонкими гусиными ногами, окатывала ледяными брызгами презрения и воды.
После прогулки виконт Мопассан простудился, но обиднее всего казалось ему, что графиня Virginie Albertine de Guettee не пожелала с ним дружить тайно, без свидетелей.
Вот теперь он отомщен, хотя и чужие руки мучают графиню, но месть сладка, даже, если исходит от грязных работорговцев.
Виконт загадал, что через месяц нанесет визит нынешнему хозяину графини Virginie Albertine de Guettee и за бесценок выкупит ее для себя.
А то, что через месяц Virginie Albertine de Guettee надоест любому, виконт не сомневался, как и был уверен, что сам доведет ее до смерти.
Графиня, разумеется, не видела виконта Мопассана, она видела только свою судьбу и не дальше, чем на один час.
Ее и пиратку провели в ворота, и железные створки захлопнулись, как вставные челюсти палача.
Звенели цепи, скрипели подъемные механизмы, стучали задвижки на воротах.
Перед Юлием, в ожидании приказа, склонились два слуги – длинный и короткий, как черное и белое.
– Госпожу Perla, – старик надавил на слово «госпожу», раздеть, искупать, натереть маслом розы, одеть в лучшее, накормить и подготовить к вечерним танцам в моем приемном покое.
Каждое ее желание исполняйте, как мое! – К удивлению всех старик Юлий поклонился пиратке.
– Господин, а с этой, куда ее прикажите? – Слуга уловил интерес хозяина к Perla и безразличие к Virginie, поэтому небрежно кивнул в сторону графини.
Его женские сальные закаменевшие волосы больно ударили Virginie по сердцу под левой грудью.
Графиня приметила тонкую жилку на шее слуги, жилка билась, словно червяк под кожей, хотелось зубами порвать эту жилу, чтобы мигом выплеснула кровь слуги, который не уважает женщин.
– Эта? Пусть походит, погуляет, а позже я найду ей применение! – Самодовольный старик даже не называл графиню по имени, обращался в третьем лице, говорил в пустоту вместо того, чтобы осыпать ее комплиментами.
Графиня Virginie Albertine de Guettee осталась одна посреди каменного колодца.
Стоять на виду – опасно и стыдно, потому что все поймут, что ею никто не интересуется, и сразу статус графини упадет ниже точки замерзания.
Virginie Albertine de Guettee подняла с камня книжку с картинками, картинки оказались непристойные, но что еще ждать от дома, которым владеет сладострастный умирающий старец.
По прошлой жизни графиня знала, что девушка с книгой, сидящая на скамейке в парке, не останется без мужского внимания дольше десяти минут.
Парк она не нашла, но под пальмой висел гамак, похожий на рыболовную сеть!
Графиня грациозно опустилась в гамак, но сплетенные верёвки неграциозно приняли ее царственное тело, гамак качнулся, и Virginie Albertine de Guettee оказалась в нем вверх ногами.
К величайшему облегчению девушки, ее позор никто не заметил, а, если и обратили внимание, то без интереса.
Графиня выровняла положение, успокоила гамак и сделала вид, что изучает книгу, словно готовится к экзамену по астрологии.
– Леди, вам подкова не нужна? – Ровно через десять минут появился поклонник.
Одет не богато – кожаный желтый фартук на голое тело и короткие грязные штаны из шкуры зебры, но в голосе, в осанке столько чувства собственного достоинства, бездна самодостаточности и состоятельности, что графиня в ответ ласково улыбнулась.
«Подкова на счастье?» – Virginie Albertine de Guettee пальцем на пыльной доске написала и кокетливо склонила головку к правому плечу, на котором Ангел отдыхает.
– Подкова, потому что вы – лошадь! – мужчина заржал и сразу превратился для графини в черта.
Из окна донеслось ответное ржание – то ли другие слуги участвовали в розыгрыше Virginie, то ли в доме поселилась настоящая лошадь.
Virginie Albertine de Guettee сдержала гнев в груди, боялась, что шутник подковой может пробить ей голову, или, в продолжение шутки, прибьет подкову к ее ноге.
Без языка можно общаться: жестами, танцами и письмом.
Обидчик ушел, а на его место через три минуты встал другой мужчина – в годах, но не старик, а солидный, все в нем основательно и крепко, кроме живота.
– Леди, вы в чем-нибудь нуждаетесь? могу ли я к своему величайшему восторгу оказать вам услугу, достойную вас? – Сначала напугал, но потом вошел в доверие и казался добрым деревянным медведем из прошлого.
Virginie опасалась новых шуток со стороны обитателей замка Юлия, но этот красавец растопил ее сердце учтивостью и благородными манерами.
На этот раз Virginie Albertine de Guettee ничего не писала в пыли, потому что пыль закончилась, но постаралась придать своему лицу осмысленное выражение, выражение вопроса.
– Я помогаю всем тем, кто мне заплатит.
У вас есть деньги? – Кавалер переступал с ноги на ногу, и шестым чувством графиня догадалась, что он очень хочет выпить вина, добавить к перебродившему в желудке новое.
В ответ Virginie Albertine de Guettee отрицательно замотала головой: понимай, как хочешь – либо нет у нее денег, либо она не нуждается ни в чьих услугах.
Отрицательный ответ разозлил мужчину до побелевших ушей:
– Не воображайте, что, если вы жена господина Юлия, то вам все принесут и все бросят к вашим белым ногам.
В этом дворце все его жены, даже я! – Ответил загадочно, плюнул под ноги и удалился в направлении дыма из окон, пожар в замке, или на кухне подгорает кабан на вертеле.
«Почему он назвал себя женой Юлия, ведь мужчины не берут в жены мужчин?» – Графиня на извилинах головного мозга записала ответ, как неудавшуюся шутку несостоявшегося ее кавалера.
Очень хотела есть, хотя раньше избалованная яствами графиня, подобного голода не испытывала.
Она робко зашла туда, откуда вылетал вкусный дым.
Женщина, похожая на пятнистую корову, выгнала Virginie Albertine de Guettee с кухни:
– Жена, не жена, пусть тебя сам господин Юлий кормит, а без его приказа я могу угостить тебе только коленом в твой тощий зад!
Хоть с голода умирай, никто тебе не подаст хлеба.
У нас законы волчьи, а беззаконие львиное: выслужишься перед господином Юлием, львом нашим, он тебя наградит и едой и золотом, а не понравишься ему – сгниешь под пальмой, как перезревший финик. – Дверь в кухню захлопнулась с могильным стуком.
В кухне страшно захохотало, упало, и раздался долгий продолжительный вой человека, которого живьем варят.
Virginie Albertine de Guettee недоумевала, она даже в книгах не читала, чтобы рабов, тем более – рабынь прекрасных и молодых, оставляли голодными.
"Неужели, когда мне раньше, в моем дворце оказывали внимание подластивались ко мне, интересовались мной, старались угодить, называли красавицей из красавиц, то это все – ложь?
Меня любили за мои деньги, за мой титул и за мое богатство, а не за душевную красоту и изгибы моего замечательного тела?" – Графине казалось, что она добралась до правды, но затем откинула это предположение, как глупое, противоречащее здравому смыслу.
Как можно ее не любить?
Просто ее сглазили на корабле пиратов, капитан Thomas сглазил или его камнееды, поэтому между ней и другими людьми возникла стена непонимания, и она, графиня, кажется им монстром, некрасивой непривлекательной неинтересной девушкой, или, может быть, она в их глазах, изуродованная колдовством, выглядит, как столетний старец с бородой ниже пояса?
И эта мысль не понравилась Virginie Albertine de Guettee, поэтому она отбросила все мысли, как недостойные ее величайшего обдумывания, и дерзко вошла во дворец.
С террасы сходили мраморные ступени в бассейн, к десяти девушкам и трем стражникам, причем стражники в жару купались в полном боевом облачении: при саблях, в сапогах, в железных доспехах и в металлических шлемах, а девушки плескались обнаженные – бесстыжие, Virginie Albertine de Guettee, сразу подумала, что они бесстыжие, жены старика Юлия.
Грязь в бассейне, не чисто, всякая зараза плавает, графиня под заразой подразумевала женщин и стражников.
Она пошла по длинному коридору с множеством дверей: одни двери крепкие, из красного ароматного дерева, другие двери – из легкого папируса, а в некоторые комнаты дверей нет, лишь полупрозрачные занавески, чтобы любой мог подсмотреть, что же делается в покоях.
Virginie Albertine de Guettee легких путей во дворце не искала, поэтому потянула сначала на себя тяжелую дверь, красивую, лакированную, как улыбка.
Девушка сравнила себя с дверью – она столь же закрытая, неприступная, но затем сравнение ушло по другому пути, и оно очень не понравилось Virginie, неужели, глупая, как дерево и столь же плоская, как дверь?
За дверью оказалась комната без мебели, наверно, для приема особо неважных гостей.
Лишь на одной стене висит ковер с изображением ледового побоища: рыцари храбро сражаются на мечах среди снегов, но почему-то за их спинами снег заканчивается, зеленеют пальмы с кокосами, и в пруду купаются другие, не менее славные воины.
Простая девушка прокляла бы жадность хозяина, плюнула бы на пол и сразу покинула неинтересную комнату.
Но графиня Virginie Albertine de Guettee не простая, а золотая, и она прекрасно чувствует, где золото спрятано, золото пахнет.
Все богатые одинаково картинами прикрывают тайники, железные шкафы для хранения драгоценностей.
Графиня решительно подняла ковер, и, разумеется, обнаружила две тайника.
В одном стоял прикованный скелет, в другом находился массивный шкаф из черного металла.
Открыть сейф без ключа беззащитная худая рабыня не сможет; девушки открывают сердца, взламывают мозги мужьям, но на сейф умения не хватает.
Графиня с легким вздохом понимания покинула комнату, знала, что еще вернется сюда с победой, выломает зубы сейфу и вытащит его внутренности.
В следующей комнате под балдахином слышалась возня и сопение, словно толстый хомяк пытается пролезть в узкий кувшин.
Virginie по праву новой жены, заглянула за плотную ткань, обнаружила двух девушек в неестественных позах и с омерзением выбежала за дверь.
Подобные сцены вызывали у юной графини отвращение, потому что она сама в них не участвовала.
– Что ей надо? – из-за двери девушка спросила подругу.
– Она сама не знает, что она хочет! – подруга заржала.
«Я, действительно не знаю, что мне надо, и что я хочу!» – то, что две бесстыдницы легко поняли ее внутреннюю суть, обозлило графиню, голубая кровь ударила в лицо, и оно посинело.
Virginie Albertine de Guettee перед серебряным зеркалом в галерее сделала сто глубоких вздохов, успокоилась, и синева превратилась в благородную бледность.
В следующую комнату входить не хотелось, каждое новое событие хуже предыдущего, но из-под двери в щель жестоко вытекал аромат копченого мяса.
Здесь хранят еду?
Virginie Albertine de Guettee вспомнила слова кухарки, что никто ее не накормит, поэтому взяла себя в свои руки.
Отважно открыла дверь и влетела в царство колбас, окороков, паштетов, других копчёностей и вкусностей.
«Я же вегетарианка, и до путешествия редко кушала конину!» – Графиня неблагородно, по-крестьянски зубами зажала кусок колбасы из мяса жеребца, руки заняты окороком дикого кабана и копченой головой оленя.
Ноги оторвались от пола, и Virginie Albertine de Guettee повисла на колбасе, но оленя и кабана не отпускала.
Вдруг, чьи-то слабые руки бесцеремонно сдернули Virginie на пол, повалили на полоски вяленой баранины и приставили к горлу тупой массивный нож, на лезвие написано на умершем языке, поэтому от ножа воняло трупами.
– Ты шпионишь за мной! – Не вопрос, а ответ от худого юноши с холеным лицом евнуха. – Я не нравлюсь господину, он меня не хочет, и оттого, что не спит со мной, не кормит.
Ты худая, значит, пришла убить меня и съесть! – Юноша вырвал желанную колбасу изо рта Virginie Albertine de Guettee, откусил, жевал, а у графини слезы перемешивались со слюнями голода.
Парень извращенец, желает любви с Юлием, пусть хочет, но колбасу должен отдать.
– Мууууууу! – графиня в знак протеста сказала многое, но из-за отсутствия языка, двумя буквами.
– За воровство еды во дворце полагается казнь.
Ты доложишь Юлию, что я воровал у него колбасы, и меня отправят на колбасу.
Лучше я из тебя засуну в машину для переработки мяса из костей, превращу в фарш, налеплю котлет и подсуну нашему господину.
Юлий съест тебя и не заметит разницы между курицей и тобой! – Жестокий, потому что господин его не хочет, как любовника, юноша за волосы, за шикарные платиновые волосы, потащил графиню к страшному шкафу с множеством круглых острых дисков, наверно, это мясоперерабатывающая машина.
Virginie Albertine de Guettee извернулась, потому что руки свободные, но не затеяла бессмысленную драку с тем, кто, возможно, сильнее ее, потому что много мяса ел.
Она отшвырнула нож из руки юноши, и быстро, как умеют только графини, засунула руку юноши себе в рот, коснулась его пальцев обрубком языка.
Пальцы юноши пахли копченой олениной, и от голода графиня чуть не откусила их.
– Ты хочешь моей рукой почистить свои зубы? – Юноше ума не занимать, потому что занимать не у кого.
Наконец, его пальцы подсказали своему хозяину: – У тебя нет языка, ты немая?
Юлий сожрал твой язык? – Больше восторга, чем удивления и жалости.
Значит, ты ничего не сможешь никому рассказать обо мне? – Юноша потерял интерес к девушке. – Тогда ешь, сколько влезет в твое худое прозрачное тело.
Я – не олень, ну а ты еще худее, довел тебя Юлий до состояния призрака, просвечиваешься! – Парень отвернулся от Virginie Albertine de Guettee и вычеркнул ее из своего меню.
Он кушал аккуратно, но много, не рыгал, что очень обрадовало графиню, потому что она не могла кушать за одним столом с рыгающими.
Обидно, что парень не видел в ней женщину, но в ответ и она не видела в нем мужчину.
Virginie Albertine de Guettee покушала, затем нажралась, если говорить на языке простого народа, набила желудок впрок, а потом объелась, и ее вырвало на аккуратно сложенные куски мяса горной козы.
Юноша с насмешкой и презрением взглянул на графиню, но кушать не перестал, чужая беда не встала у него поперек горла.
Virginie Albertine de Guettee снова набила опустевший желудок, и, пошатываясь, как беременная, вышла из комнаты.
«И сюда я еще вернусь, и не раз!» – Virginie Albertine de Guettee пообещала захлопнувшейся двери.
Шла она тяжело и размышляла над нелегкой судьбой будущих матерей, которые обязаны девять месяцев испытывать подобные рвотные позывы.
Следующую дверь открывать не хотелось, графиня привыкла, что перед ней все двери сами распахиваются, мысленно сказала (отсутствующий язык не ворочался) «Я должна», вошла в комнату, и не зря.
Пиратка Perla смешивала в разных бокалах многоцветные жидкости.
– Virginie, заходи, посмотри, как девушка составляет яд для того, кто ей денег не дает! – Perla плотно закрыла за графиней дверь, прислонила к дереву для верности мраморную статую Венеры Милосской.
Графиня удивилась легкости, с которой тонкая пиратка передвигала статую, наверно, сила пиратки спрятана в ее огромных грудях, и это Virginie Albertine de Guettee не могла сейчас проверить.
Из бокала Perla плеснула в большой кувшин с вином. – Я угощу Юлия вином с отравой; если много выпьет, то умрет, от малой дозы заснет до утра беспробудно, даже если его на войну Владыка попытается призвать.
Я же выпью неотравленного из маленького кувшина, из женского, – пиратка показала на другой кувшин в форме тыквы! – Старики не любят умирать одни, им нужна компания девушки.
Ночью я покину негостеприимный дворец, а ты оставайся с живым или мертвым Юлием, потому что не заслужила лучшей жизни.
Мужчины платят нам, мы расплачиваемся собой, впрочем, ты не поймешь, деревенщина!
Делала я из тебя графиню, а ты выглядишь, как обожравшаяся неряшливая корова! – Perla с презрением осмотрела графиню и ее платье.
Virginie Albertine de Guettee с выпуклым животом, со следами бараньего жира на губах и на щеках, с подозрительными пятнами на платье не имела бы успех в Королевском обществе на балу.
И тут графиня поступила так, как поступали перед ней провинившиеся слуги, она упала перед Perla на колени, заламывала руки, схватила пиратку за ляжки, и не отпускала, надеялась, что со стороны выглядит бедной родственницей, несчастной жертвой, которую нужно взять собой.
Пиратка ожидала подобную реакцию от Virginie, поэтому коленом ударила ее в, ненужное теперь пиратам, лицо проданной рабыни.
Из разбитого носа Virginie Albertine de Guettee потекла алая кровь несправедливости.
Virginie вскрикнула от боли и унижения, обрубок языка превратил ее благородный крик в неприличное мычание и сладострасный стон, будто бы графине нравилась боль.
Virginie Albertine de Guettee обмахнула средний палец правой руки в кровь из носа и на белых с золотом плитках пола начала писать своей кровью, помнила, что пиратка не должна заподозрить, что она настоящая графиня, пусть остается при своем мнении, что она служанка, крестьянка, поэтому в написанном делала по три ошибке в слове.
Когда не хватало крови для письма, Virginie самоотверженно била себя кулаком в нос, далее писала свежей кровью.
"Ващи золата ляжить на острави Гоф, на гаре.
Фасьми меня с сапой, а то раскашу хаспатину Юфию!" – Perla прочитала написанное Virginie, и посмотрела на нее с лаской, с теплой нежностью, с которой палач смотрит на приговоренную к повешению ведьму.