Текст книги "Прекрасная и несчастная пленница (СИ)"

Автор книги: O Simona

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

  Блаженство от изысканного кушанья преобразилось в улыбку, и графиня, как можно быстрее, постаралась смять эту улыбку и превратить ее в гримасу отвращения.

  – Не нравится, но ешь! – Обман удался, и пиратка радостно заржала! – Привыкнешь и к устрицам, если хочешь жить. – Пока не съешь дюжину, обед не закончится! – Пиратке доставляло удовольствие мучить Virginie, она и не знала, что не мучает, а доставляет ей радость.

  Графиня подыграла Perla и с натянутым отвращением на лице, и с ликующим сердцем, доела устриц!

  А китовое мясо, пищу простолюдинов, милостиво предложенное пираткой на закуску, есть не стала.

  Сделала вид, что после устриц ее тошнит.

  Perla быстро захмелела от еды и вина, но свою обязанность – учить Virginie хорошим манерам, – помнила.

  – Ложимся спать вместе, потому что кровать одна.

  Даже ради тебя, я не стану спать на полу! – Perla, как умела, готовила Virginie ко сну.

  Сняла с нее платье, чулки, но по ошибке вместо ночной рубашки, натянула на нее прозрачное вечернее платье для искренних балов.

  Virginie Albertine de Guettee без языка промолчала, хотя, как бывшая камеристка, могла указать пиратке на ее ошибку.

  Сама пиратка привыкла спать по-деревенски, поэтому разделась донага.

  Кровать узкая, пиратка легла на левый бок, повелительно постучала ладонью на место перед собой, и графиня, с дрожанием губ подчинилась, легла спиной к своей «наставнице».

  Чтобы не упасть с кровати, пришлось прижаться к Perla, это было необычно для графини, которая привыкла к простору в кровати, необычно и неприятно, потому что жаркое тело пиратки, впечаталось в нее.

  Ощущения не понравились графине, тем более что Perla закинула на нее ногу, а руку положила на талию, чтобы Virginie не упала ночью.

  Графиня искала в ее движениях извращенный смысл, но ошиблась.

  Очень скоро пиратка заснула, тихим дыханием щекотала шею.

  Virginie Albertine de Guettee мучилась ужасно, стиснутая конечностями пиратки, вдавленная спиной в ее груди, а ниже спины – ягодицами в низ живота.

  Отвратительно, мерзко, душно, неприятно и не по-людски.

  Примерно час графиня ждала, сон не шел, и час показался вечностью.

  Затем, с осторожностью, с которой охотник на змей берет кобру за капюшон, Virginie сняла с себя ногу пиратки, подождала, Perla крепко спала, затем выскользнула из-под ее руки, и, наконец, оказалась на свободе.

  Только графиня поднялась, как пиратка во сне раскинулась на всем пространстве кровати, не оставила даже маленькую щель для нее.

  Черные волосы Луны выглядели очень аристократично и богато.

  «Неужели, я буду спать на полу?» – Мысль фонтаном взорвала мозг графини.

  Теперь о лежании на боку, на кровати, вжавшись в обнаженную жаркую пиратку, можно только мечтать.

  Разумеется, сразу захотелось спать, до неприличной зевоты, до шума в ушах, до слабости в ногах.

  Можно попробовать спихнуть спящую Perla на пол, а, если она проснется, то сказать, что сама она упала.

  Но против подобного поступка протестовала спящая гордость аристократки.

  Повернуть пиратку на бок? Противно дотрагиваться до ее жаркого обнаженного тела.

  Virginie стиснула зубы и нашла, по ее мнению, сомнительное решение проблемы.

  Она намотала на руки полотенце, чтобы полотенцем, а не своими драгоценными ладонями, дотрагиваться до пиратки.

  Наклонилась над Perla, осторожно просунула левую руку под ее живот, а правой руке досталась область груди.

  Но, осуществить задуманное Virginie Albertine de Guettee не успела.

  Не пиратка, а презренный раб нарушил ее планы.

  Графиня не слышала и не заметила, как пират оказался в каюте, настолько он бесшумный, как рыба.

  Парень со следами порока на лице и с ужасными гнойными язвами на руках растянул губы в наглой улыбке.

  – Госпожа! Простите раба вашего, что прерываю ваши ночные игры, но у меня к вам деловое предложение! – Он шептал, а графине казалась, что гром раздается в каюте.

  О каких ночных играх осмеливается говорить презренный клейменый раб с татуировкой козы на лбу.

  Но то, что он назвал ее графиней, говорило о многом: либо он знал, что Virginie Albertine de Guettee – настоящая графиня, а не камеристка, либо два капитана объяснили пиратам, что везут графиню на продажу, и трогать ее нельзя под страхом смерти.

  Она проследила за косым взглядом пирата – одним глазом он смотрел на спящую голую Perla, а вторым проникал под прозрачное платье графини.

  Графиня зашипела, и пират вернулся в себя.

  Он говорил быстро, свистящим шепотом, брызги летели из его смрадного рта на Virginie и на Perla,

  – Я знаю, что за вас дадут огромный выкуп, и вы очень богатая!

  За свою услугу я прошу немного – десять тысяч золотых! – раб икнул, и графиня поняла, что эта сумма ему кажется фантастической, он согласился бы и на пятьсот золотых. – Согласитесь, это маленькая цена за вашу жизнь и свободу.

  На лодке я отвезу вас на ваш корабль, и друзья, с которыми я уже договорился, уведут его от господ капитанов, доставят вас в ваше родное семейное поместье.– Пират снова икнул и замолчал, потому что Perla перевернулась с живота на спину.

  Но блеск недоступного золота затмил блеск доступных прелестей пиратки. – Поторопитесь, Луна еще высоко. – Пират, подошел к двери, уверенный, что Virginie Albertine de Guettee немедленно с восторгом последует за ним.

  Обернулся и в нетерпении язвенной рукой поманил.

  "Свобода и жизнь? Все продается и все покупается, кроме меня! – Virginie, словно нырнула в болото, пошла за рабом. – Несколько мерзавцев пиратов договорились, как обмануть своих хозяев, двух капитанов, уведут у них мой корабль, получат его и еще выкуп за меня.

  Акулы пожирают акул!" – Virginie Albertine de Guettee распрямила плечи, почувствовала снова всю мощь и давление на них своих многочисленных благородных предков.

  Аристократку не похитишь и не продашь, как простую служанку, которая родилась в хлеву.

  Она спросила бы, как зовут больного, но доброго ее спасителя, но с отрезанным языком много не скажешь и оратором не станешь.

  В знак благодарности Virginie Albertine de Guettee пожала руку пирату и почувствовала, как под ее ладонью лопнул пузырь на одной из его язв.

  Незаметно от пирата, графиня вытерла ладонь о картину на стене, искусство обязано лечить не только душу, но и бороться с заразой.

  Они вышли на палубу, спрятались в тень от Луны.

  Пират приложил палец к своим губам, и графиня мысленно поблагодарила пирата за то, что не прикоснулся несвежим пальцем к ее губам; жестом пират показывал, что необходимо хранить молчание, что больше похоже на издевку.

  – Госпожа, прячьтесь в лодку! – пират сам нарушил свой обет молчания. – Я спущу лодку на воду, прыгну к вам и отдам концы! – Неблагородное лицо пирата перечеркнула благородная улыбка.

  Графиня не поняла «отдам концы», но догадывалась, что это морская речь, также бы и пират ее не понял, если бы она разговаривала с ним по-благородному.

  Virginie Albertine de Guettee на пуантах добежала до лодки, но присела на скамеечку величественно, словно каталась на лодке по пруду с герцогом Кентиберийским.

  – Ложитесь на дно, чтобы вас не заметили! – пират зашипел, и столько мужской грусти в его шипении, что графиня немедленно подчинилась.

  Она, слонов морская звезда, расправила лучи рук и ног, пыталась вжаться в грязное дно лодки.

  Луна светила, веял ночной теплый ветерок, корабль покачивало, и ничто не предвещало плохого.

  Virginie Albertine de Guettee пролежала довольно долго, дольше, чем положено лежать в лодке простой крестьянке, не говоря уже о графине.

  Может быть, ее спасителя поймали и пытают в дальнем трюме, или уже бросили на растерзание камнеедам?

  Едят ли камнееды мужчин, или предпочитают питаться только девушками?

  Левая грудь затекла, и графиня осмелилась перевернуться, присесть и осторожно выглянула через край лодки.

  Она готова увидеть разорванного пирата, но то, что Virginie Albertine de Guettee увидела, повергло ее в шок.

  Вспыхнули факелы и осветили довольные рожи пиратов.

  Грянул дружный смех, как в театре.

  Ржали два капитана, уже одетая Perla, язвенный спаситель пират, и вся остальная небритая и немытая армия разбойников.

  "Они устроили шоу, развлекаются за счет жертв! – Virginie Albertine de Guettee догадалась легко, за что себя и похвалила. – На корабле скучно, поэтому придумывают разное.

  Наверно, не я первая попалась на трюк с ложным побегом". – Графиня только сейчас реально почувствовала свою беспомощность и безысходность, ее пронзали взгляды морских разбойников, и сейчас она беззащитна, почти обнаженная, униженная, растоптанная, и кто ее растоптал – не король (и Королю не позволила бы унижать себя), а издеваются над ней, когда она грязная и несчастная, прокаженные пираты и их предводители.

  Не желая дальше веселить неблагодарную публику, Virginie Albertine de Guettee встала в лодке, прикрыла ладонями то, что просвечивалось сквозь прозрачное платье и пошла по палубе под ржанье и обидный свист.

  Но решила не доставлять максимум удовольствия своим мучителям – изверги любят, когда жертва страдает, и тут пригодилось умение превращаться в крестьянку: Virginie Albertine de Guettee подняла подбородок, взмахнула руками-крыльями, распахнула глаза и тоже заржала – по-простому, по-деревенски, как кобыла.

  Только нет в ее смехе веселья, а одна злость.

  Но пираты не докопались до истинных глубин смеха тонкой, красивой, обаятельной девушки.

  С их стороны послышался одобрительный гул.

  «Неужели, они не могут найти мне другое применение, красивой и обаятельной девушке, чем заставлять играть в их дурной пьесе»? – В каюте Virginie Albertine de Guettee с ненавистью сбросила испачканное прозрачное платье – оно, только оно виновато в ее унижениях.

  Прыгнула в бочку с водой, выскочила, быстро высушила тело полотенцем, чтобы Perla не узнала, что она сама, без ее помощи, совершала омовение, и со злорадством раскинулась на кровати, не оставив пиратке ни дюйма свободного пространства для лежания.

  Пиратка пришла через час, по традиции открыла дверь ударом ноги.

  Восемнадцатилетняя Perla покачивалась, как при сильнейшем шторме.

  От нее шел тошнотворный запах дешевых алкогольных напитков с примесью табака.

  Пиратка не стала просить графиню подвинуться на кровати, не предложила разделить ложе по-сестрински, а покачнулась над кроватью, и Virginie поняла – сейчас пиратка упадет.

  В последний миг графиня вжалась спиной в стенку, рядом рухнуло тело Perla и сразу захрапело.

  Virginie оказалась сжатой с двух сторон – в спину упирались теплые доски каюты, спереди вжималась спящая пиратка.

  От досады Virginie Albertine de Guettee закусила нижнюю губу и зарыдала.

  Проснулась она от неясного предчувствия беды, отметила, что раньше у нее не было бед, а сейчас даже появилось предчувствие их появления.

  Virginie распахнула глаза до состояния удивления, и есть чему удивиться.

  Около кровати с подносом стояла помятая Perla.

  Лицо ее после, вчерашнего спектакля с обязательным принятием алкоголя, зеленело.

  – Запомни, госпожа! Аристократкам по утрам подают кофе в постель! – пиратка с трудом ворочала сухим языком, но свою роль Наставницы и камеристки не забыла. – Извольте, кофей выпить! – Но поставить поднос с чашкой дымящегося кофе и булочкой пиратка не смогла.

  Ее опять качнуло, или это корабль качнулся, но поднос и кофе полетели на Virginie Albertine de Guettee.

  Второй ли это акт ночной кошмарной пьесы с издевательством над Virginie, или вышло случайно, но на Virginie Albertine de Guettee летела кипящая беда.

  Графиня, аристократка с удивлением приняла бы кофе на грудь, но Virginie уже вжилась в роль крестьянки, которую переучивают на леди, поэтому с визгом отпрыгнула от падающего снаряда.

  Тело спасла, а на кровати расползлось омерзительное коричневое пятно, его неискушенное пираты могут истолковать в силу своей испорченности.

  На пятно упала Perla и опять заснула – копила силы для предстоящих битв.

  Следующие три недели прошли без спектаклей, и пиратка хвалила ученицу за усердие в учении, как стать леди, и за успехи.

  Virginie Albertine de Guettee тосковала, корабль несся на полных парусах, и каждый миг отдалял его дальше и дальше от ее родного дворца.

  Страшно представить, какое расстояние сейчас их разделяет, учитывая, что на своем корабле Virginie уплыла тогда уже совсем далеко.

  Два капитана не беспокоили девушек, и графиня начала надеяться, что все образумится к лучшему.

  На двадцать второй день пути Virginie без эмоций смотрела в иллюминатор на брачные игры акул и ждала, когда появится Perla с обычным обедом: устрицы и лимон для графини, и мясо моржа или кита для пиратки.

  Дверь тихонько скрипнула, а пиратка распахивала дверь ногой, и от необычного звука по сердцу Virginie Albertine de Guettee царапнули когти лукавого.

  В каюту втиснулся капитан Thomas – предвестник печали, что уже плохо.

  На женственном лице капитана написано то, что порядочным девушкам читать нельзя.

  В правой руке капитан Thomas держал меч, а в правой – щит, больше похожий на толстый железный прут, чем на классический щит.

  Virginie Albertine de Guettee вжалась в стенку, старалась держаться от капитана и его страшных орудий на максимальном для леди расстоянии.

  Культурный мужчина на свидании с девушкой не оголяет свой меч.

  Улыбка мертвеца прилипла к лицу капитана, и он, потому что играл роль злодея, а злодеи, прежде чем совершить ужасное, должны обстоятельно о нем поговорить, раскрыл рот:

  – Мой друг капитан Alexandre слишком снисходителен к тебе, Virginie!

  Его девушка не лишала полноценных мужских органов, как лишила меня. – Взгляд Thomas упал ниже пояса графини, словно бы графиня родилась мужчиной, а потом потеряла мужское природное. – Alexandre спас тебя от зубов камнеедов, не дал мне насладиться твоими мучениями.

  Я не стану ссориться с лучшим другом, потому что вынужден плыть с ним на одном корабле, но я поссорюсь с тобой.

  Жизнь тебе сохраню, но исключу из нее плотские удовольствия и возможность наслаждаться узами семейного брака.

  Не нарушу договор с Alexandre, не убью тебя, но ты должна страдать, не получать радости от общения с противоположным полом, как не получаю я. – Шикарные усы капитана Thomas зашевелились, как усы сома.

  Графиня не много поняла из его угроз, ее больше удивило, что Thomas не способен жить с женщинами, и поэтому живет с мужчинами – так она поняла его слова, по-женски.

  – Моя подруга лишила меня мужского конца, а я избавлю тебя от женского начала! – Капитан Thomas переходил к завершающей стадии своего выступления, и оно имело успех, потому что подействовало на графиню так, как не задевало ее раньше за живое ни одно театральное представление.

  Капитан наступал, и Virginie Albertine de Guettee сползла по стенке на пол, что облегчило задачу злодея.

  Только тогда, когда Thomas направил железный штырь и меч в низ живота девушки, она поняла глубокий смысл того, о чем капитан говорил, и догадалась, что он хотел.

  Он желал железом изувечить ее внутри, чтобы снаружи не было видно страшных ран, а они бы жили в ней и терзали ее плоть, убивали бы медленно, но верно.

  Ее бы продали, получили бы за нее деньги, а она бы скончалась от страшных мучений, еще не дойдя до ложа падишаха, от разорванных ран внутренних органов, от мести капитана Thomas.

  Virginie Albertine de Guettee закричала бы с ужасом, но она не умела кричать от страха, потому что воспитывалась без страха.

  Лишь глухое недоуменное мычание вырвалось из уст девушки без языка.

  Отвратительней и сладострастнее улыбки, чем сейчас появилась на лице капитана Thomas, Virginie Albertine de Guettee никогда еще не видела.

  Он нанес удар сразу – мечом и железным штырем.

  Девственно чистая графиня осталась бы калекой до конца недолгой жизни, но корабль качнуло.

  – Кит! Киты! – Донеслось с палубы, и в воплях пиратов слышен не эстетический восторг, а радость гурмана, который пожирает кита.

  Раздался страшный удар по кораблю, капитана Thomas швырнуло влево от графини, сабля вонзилась в дубовые доски, а железный штырь, предназначенный для лишения девушки девичьего, одним концом уперся в доску, а на второй конец, как на прут для поджаривания мяса, нанизался капитан Thomas.

  Прут прошел сквозь его тело, через низ живота, и вышел с другой стороны.

  Капитан Thomas не верил в свое несчастье, он переводил взгляд с целой и невредимой девушки на свой поврежденный живот, смотрел туда и обратно, сравнивал плоть Virginie и свою плоть.

  За этим занятием его застали капитан Alexandre и Perla.

  Как в водевиле, они появились в ненужное время и в ненужном месте.

  Virginie Albertine de Guettee с широко расставленными ногами сидела окаменевшая на полу, платье задрано до подбородка, а славный капитан Thomas нанизан на железный штырь.

  – Все должно быть наоборот, – Perla произнесла загадочно, непонятно для графини.

  Капитан Thomas со штырем в животе и со стонами из горла на подгибающихся ногах, обтянутых белыми панталонами, двинулся к Alexandre.

  – Второй раз меня девушка унижает и калечит, – пузыри крови вылетали вместе с недоумением из Thomas. – Вытащите из меня эту дурацкую железную палку, и зашейте дыру. – Оскал зверя сменил улыбку на лице Thomas. – Alexandre, ты оставил Virginie жизнь, поэтому ты в ответе за то, что она со мной сделала.

  – Сделала жизнь? – Perla никогда ни у кого не занимала ума.

  – Служанка, которую ты превратил в графиню для продажи, хотела меня убить.

  Она заманила меня в каюту, чтобы совратить, но вместо этого проткнула железом, как кролика проткнула. – Капитан Thomas лгал, нагло обманывал всех, и это его месть графине за то, что он не успел и не сумел ее покалечить.

  – Как же она могла тебя попытаться совратить, если у тебя ниже пояса нет ничего мужского, и Virginie это видела раньше! – Капитан Alexandre озадачил лжеца.

  В ответ капитан Thomas завизжал, как недорезанный кит, выдернул из себя железный штырь, и обильно поливал кровью Alexandre и Perla.

  Коварный Thomas знал, что где не помогает логика, помогают эмоции и политика.

  – Все из-за тебя, из-за твоих дурацких прихотей!

  Теперь ты мне должен! – Thomas душераздирающе кричал и пытался воткнуть железную палку куда-нибудь в капитана Alexandre.

  Прибежали пираты и через плечи двух капитанов и пиратки с удовольствием смотрели на Virginie, она стала похожа на фарфоровую куклу, даже платье не опустила.

  Perla подошла и заботливо расправила на Virginie платье.

  Пираты разочаровались, но у них осталось другое представление – дырка в капитане Thomas, и противостояние двух капитанов.

  Alexandre понял, что удача сегодня не на его стороне, поэтому решил подластиться к Thomas и пиратам.

  – В мешок ее и в трюм к крысам! – Коротко приказал, и пираты одобрительно загудели, как рой пчел.

  «Капитан Thomas мужского рода, почему же капитан говорит о нем в женском роде?» – До сознания Virginie Albertine de Guettee не дошло, что капитан осмелился в подобном тоне говорить о ней, и еще в более мерзкой садисткой манере наказывать ее.

  Но без языка много не скажешь.

  Графиня, словно бы со стороны, смотрела, как пираты накинулись на нее, подняли на руки – на мгновение Virginie понадеялась, что ее несут на руках чествовать, и выберут капитаном корабля, – опустили нижнюю часть ее в мешок, а затем на голову набросили второй мешок, пыльный, вонючий, все запахи земли и моря скопились в душном мешке.

  Мешки связали и потащили вместе с драгоценной леди из каюты.

  Virginie не сопротивлялась, копила дыхание и силы, и подумала, что ни одного сочувственного взгляда в свой адрес не увидела, даже пиратка Perla смотрела с ледяной насмешкой.

  Несли недолго, корабль – не длинная дорога в горах.

  Затем ее бросили на жесткие доски, заржали, хлопнула дверь, лязгнул засов, и наступил час тонкого пищания.

  К своему ужасу Virginie Albertine de Guettee обнаружила, что не она пищит, а кто-то маленький снаружи, и этих маленьких много.

  «Крысы или привидения!» – графиня в мешке пыталась сжаться до размеров макового зерна.

  Острое проткнуло толстую ткань мешка и вонзилось иголкой в большой палец левой ноги.

  Virginie Albertine de Guettee замычала, поняла, что не привидения, а крысы, потому что привидения не кусаются, они только воют и звенят цепями!

  Затем раздался негодующий вопль армии крыс, и что-то противно завизжало, захрустело, зачавкало, как в прошлой жизни чавкал барон Ришелье, когда пожирал тушу кабана.

  «Большая крыса поедает маленьких крыс, большая крыса – мне друг и помощник! – Графиня не теряла надежды, что все в мире обязаны ей помогать, она даже не могла подумать, что большая крыса, когда сожрет маленьких, займется ее девичьей плотью!»

  Не думала, но так и вышло, как в страшной сказке о детях и миленьком пряничном домике.

  Большая крыса начала исследовать языком и лапами мешок снаружи.

  Она надавливала лапами, проводила языком (воображение рисовало в огромную крысу, которую изображают на гравюрах на ярмарках).

  Крыса бесконечно долго ощупывала графиню, особое внимание уделяла ягодицам, что не удивило Virginie Albertine de Guettee, потому что в ягодицах у девушки больше всего мяса.

  – Женщина на корабле? – крыса заговорила, и это стало для графини неприятной неожиданностью.

  Снова ощупывания, пальцы у крысы жадные, и животное начало снаружи грызть мешок около головы Virginie Albertine de Guettee.

  Образовалась маленькая, как Луна, дыра, свет в трюм пробивался скудный, но и при малом освещении графиня разглядела не большую крысу, а худого старика, хотя он и похож на крысу.

  Старик пальцами расширил отверстие на мешке, и Virginie Albertine de Guettee, словно змея из мышеловки, выползла из грязи в грязь.

  – Я благодарю тебя, старец, и никогда не забуду твою помощь! – Virginie Albertine de Guettee убедилась, что старик прикован цепями кольцу в стене, и успокоила дыхание.

  – Я вам тоже благодарен, леди, и никогда вас не забуду! – Страдалец, как призрак, звякнул металлом.

  Непонятно, за что благодарил пленник, но девушки не обращают внимания на слова стариков, конечно, если эти слова исходят не от короля, и не обещают горы золота.

  Графиня безысходно надавила узким плечом на дверь, и дверь в ответ надавила на плечо графини.

  Девушка задумалась и запустила пальцы в рот, ощупывала безобразный обрубок языка.

  – Я разговариваю? – Virginie Albertine de Guettee спросила то ли себя, то ли язык, то ли у старика, либо просто недоумевала.

  – Не разговариваете, без языка даже обезьяна слова не скажет, но я слышу твои мысли! – Старик захихикал мелко, с животным надрывом, а графиня подумала, что никогда бы не вышла за него замуж, слишком старый, очень наглый, с узкими плечами, широкими бедрами и нищий. – Я иногда читаю мысли людей, но не животных, животные не мыслят, поэтому живут счастливо.

  За мой дар меня обозвали колдуном и сковали цепями! – Снова, как привидение, потрясал цепями. – Разве колдун при помощи черта не освободился бы от оков?

  Почему дьявол не освобождает меня?

  К сожалению, я не колдун! – Плечи старика задрожали, словно рыбы на горячей сковороде.

  – Могут войти и обнаружат, что я не в мешке! – Графиню волновала ее жизнь, а все остальные жизни – мелочь по сравнению с ней.

  Virginie Albertine de Guettee говорила, не открывая рта с обезображенным языком, и ее уже не удивлял этот способ общения, бывают и хуже.

  – Никто не войдет до утра, потому что завтра мы прибываем в Магриб, это я прочитал в мыслях пиратов. – Старик вздохнул и с показной гордостью назвал свое имя: – Меня зовут Cristo, – надеялся, что девушка полюбит его за звонкое имя.

  Но графиня даже свое имя не назвала, она прилегла на мешок и задумалась о своем будущем, хотя о будущем думать бесполезно.

  – Virginie! Ты, вы не спите, не притворяйтесь, я знаю! – Через час старик ожил, а можно подумать, что он умирал. – Завтра вас продадут в рабство, и это рабство окажется недолгим, потому что красивая девушка либо погибает в неволе, либо ее похищают, либо господин дает ей свободу.

  Но зачем тебе свобода в чужой стране, если нет денег? – Слово «деньги» заставило тело Virginie Albertine de Guettee напрячься, деньги она любила в любых количествах, потому что деньги для мужчины означают – независимость, а для женщины – красоту! – Я расскажу вам, где спрятаны несметные сокровища, клад пиратов, а вы в ответ пообещайте мне...

  – Даже если пообещаю, то благородные не считают своим долгом выполнять обещания, данные нищим! – Virginie Albertine de Guettee подумала, и старик прочитал ее мысли.

  – Хорошо, не обещайте, но снизойдите до моего ничтожества.

  Два капитана только притворяются бедными, а на самом деле они богаче самых могучих королей.

  Всю немалую добычу прячут на необитаемом острове, на вершине самой высокой горы, она всего лишь девятьсот метров, даже с матросами не делятся.

  Капитаны Alexandre и Thomas обещают своим матросам, что разделят добычу между всеми пиратами поровну, когда выйдут на пенсию.

  Но в мыслях двух капитанов я читаю, что простые пираты не доживут до пенсии, капитаны разделят добычу между собой, или поубивают друг друга в схватке за деньги.

  Когда получите сокровища пиратов, то выделите мне немного золота на достойную старость, хотя старость не бывает достойной, но при помощи золота ее можно покрасить в веселый цвет. – Бородатый седой пленник в длинном грязном балахоне тянулся к трепещущей графине, но до обидного короткая цепь мешала дотронуться до девушки.

  – И где спрятано золото пиратов? – Virginie Albertine de Guettee зевнула, она верила старику, но не верила, что до золота можно добраться.

  – Я бы нарисовал вам карту острова сокровищ, но вам негде будет спрятать карту, когда вас на базаре разденут донага.

  Рабов всегда продают голыми, чтобы будущие хозяева убедились в чистоте тела, что нет язв, и увидели товар целиком, без преувеличения.

  Назвал бы географические координаты, но уверен, что вы забудете их еще до того, как я начну перечислять последние цифры.

  К счастью, название острова очень простое, даже для девичьей памяти – остров Гоф!

  – Гоф? Я знала мореплавателя Чарльза Гофа! – Рот закрыт, а ум графини открыт всем ветрам.

  – Тогда вы легко запомните название, – старик приободрился, и его голос торжественно зазвенел, как в финале оперы. – На вершине горы на острове Гоф спрятано наше сокровище! – Старик забылся, что сокровище еще не его. – Климат на острове умеренный морской, поэтому не замерзнете.

  Самое страшное, что вас ожидает на острове, это домашние мыши.

  Они расплодились, и их уже не меньше семиста тысяч.

  Но мышь – ничто, а вы – всё! – Старик кашлял и отплевывался долго, с удовольствием.

  Затем произнес уже другим, бархатным голосом, и этот сладкий голос не понравился Virginie Albertine de Guettee. – Леди!

  Я давно не притрагивался к девушке!

  – Час назад ты меня ощупывал, а я думала, что трогает большая мышь! – графиня легко забывала то, что ниже ее, и забыла опять, что старик Cristo читает мысли.

  – За то, что я поделился с вами тайной несметных сокровищ, можно я еще раз дотронусь до вашего царственного тела?

  Оно излучает энергию молодой жизни, а молодости мне не хватает. – Снова загремели цепи, но грозно.

  В ответ старик Cristo получил порцию недобрых мыслей от Virginie Albertine de Guettee, поэтому обиженно зверски засопел.

  Графиня лежала спиной к Cristo, и ей казалось, что старик превратился опять в большую мышь.

  Время шло, сон к Virginie Albertine de Guettee не шел, старик сопел, в трюме нестерпимо жарко, и графиня обливалась потом.

  Хотелось скинуть с себя промокшее платье, но нельзя.

  Virginie Albertine de Guettee даже засмеялась, как научилась без языка:

  "Почему нельзя? Когда я обращала внимание на слуг?

  Быстро же приучилась думать, как крестьянка, и стесняться, как бедная камеристка.

  Я – одна Звезда во всем Мире, а остальные – межзвездная пыль!" – Virginie Albertine de Guettee приподнялась, стянула с себя тяжелое от пота платье, и прекрасная в своей наготе, спиной к старику Cristo, с удовольствием возлегла на мешки.

  Теперь телу ничто не мешало дышать, и это полезно.

  Всхлипывания старика перешли в сладострастный стон, и графиня поняла, что полностью расплатилась с ним за тайну острова сокровищ.

  Утро принес с собой старик Cristo!

  – Леди, залезайте в мешок, за вами идут! – пленник выглядел помолодевшим, словно всю ночь пил эликсир вечной молодости.

  Снаружи слышны громкие голоса пиратов, стук, грохот, и еще гомон стаи чаек, а издалека доносится рев неудовлетворенных жизнью ослов.

  Virginie Albertine de Guettee успела забраться в мешки, дыру в ткани зажала ладонями и приготовилась к новой жизни.

  – Не задохнулась от счастья? – В голосе капитана Alexandre разливался яд.

  Мешки сорвали с графини вместе с платьем.

  Старик Cristo заржал, а графине не до смеха.

  – Наша драгоценность жива и здорова, а то, что похудела за ночь, это к лучшему – аристократки всегда болезненно худые! – Пиратка Perla подала Virginie Albertine de Guettee руку. – Пойдем, я одену тебя для торгов! – И повела за собой, как корову на веревке.

  В каюте Perla тщательно вымыла Perla в бочке, растерла полотенцем, затем долго втирала в белое измождённое тело Virginie Albertine de Guettee благовония. – Кормить не буду, в гареме тебя накормят! – Пираты экономили на еде для девушки. – Запомни, я – твоя камеристка, служанка.

  Нас продадут вместе – это обязательное условие двух капитанов.

  Я прослежу, чтобы ты не сорвала сделку, пока корабль в порту.

  А ночью убегу из дворца твоего господина, а кто им станет – зависит от толщины его кошелька и твоего умения изображать из себя графиню.

  Меня заберут на лодке, а ты останешься! – Perla нарядила графиню тяжело, во многие одежды, и это нелепо, потому что стояла адская жара.

  Virginie Albertine de Guettee сопрела и пила воду кувшинами, как верблюд, которого ведут на бойню.

  Неизвестно, новый ее хозяин (звучит смешно – хозяин) угостит ли водой.

  В каюту торжественно вошли два капитана, наряженные по последней моде пиратов.

  Дорогие камзолы, шляпы с перьями, ботинки с серебряными пряжками, белые панталоны.

  Virginie Albertine de Guettee почувствовала жар в груди, настолько хороши сейчас капитаны, словно и не злодеи, не пираты, а герцоги на весеннем балу у Короля.

  Но из живота капитана Thomas торчала трубка, и из нее капала розовая жидкость.

  – Из-за твоей подлости я теперь всю оставшуюся жизнь должен ходить с трубкой в мочевом пузыре.