Текст книги "Отдай Свою Душу (СИ)"

Автор книги: Nusya_Pro

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Я тоже…

Они улыбнулись друг другу.

– Я очень давно хочу тебе это сказать, Съюз…

– Что?

– Что ты рождена волшебницей, и никто не в праве запрещать тебе этого. Будь собой, ведь такой я тебя полюбил.

Она смутилась и снова улыбнулась, но ничего не ответила.

Мужчина и женщина молча шли до самого дома номер четыре по Тисовой улице. Женщина продолжала улыбаться, думая о том, что она не ошиблась в выборе и что муж изменил своё мнение, благодаря любви к ней. А сам Дадли был счастлив, что наконец сказал это. Супруги остановились на крыльце, лицом друг к другу. Съюзен выпустила его руку, ощущая трепет как в молодости. Она хотела сказать ему кое-что прежде, чем они переступят порог своего дома.

– Ты знаешь…

– Да, дорогая…

– Я не уверена, будешь ли ты рад…но – она открыла маленькую сумочку и достала оттуда письмо, показывая мужу.

Письмо, которое Дадли незамедлительно узнал. Печать Хогвартса и зелёные буквы, написанные волшебным образом на белом конверте.

«Графство Сюррей

Литтл-Уингинг

Тисовая улица

Дом № 4

Большая спальня

Мистеру Теодору Дадли Дурслю»

– Съюз, ты хочешь сказать… ты хочешь сказать…

– Да! Да, Дадлик. Наш сын волшебник!

Дадли Дурсль посмотрел на окно второго этажа, где мирно спал его сын, и улыбнулся.

– Я пока не понимаю свои чувства и не знаю как к этому относится, но, мне кажется, я рад, я правда рад, дорогая Съюзен, что это случилось.

***

Гарри сидел на кухне, барабаня пальцами правой руки по столу, пока Джинни суетилась у плиты с волшебной палочкой. Его жена иногда останавливалась, в перерывах между своими делами и поглядывала на потолок.

– Я так понимаю, Драко не планирует менять своих решений? – сказала Джинни таким тоном, будто давно собиралась это сказать, но всё никак не могла начать эту тему.

Гарри посмотрел на неё.

– Ещё пара недель и Кингсли поднимет тревогу. Драко занимает не последнее место в министерстве, и своим поведением он сам приведёт к тому, что никто из нас не сможет его более защищать.

Джинни неловко взмахнула палочкой и нож срезал половину картофелины, вместо тонкого слоя кожуры.

– Если так он надеется защитить сына, то это точно не правильный метод защиты.

– Да, но мы не можем указывать кому и как воспитывать их детей. Нам бы со своими… – Гарри встал и начал ходить по кухне от одной стены к другой.

Джиневру очень беспокоила эта ситуация. Почему Гермиона пытается спасать таких подонков как Снейп и Малфой? Первый хотя бы имел совесть взять на себя ответственность, он хотя бы чувствовал себя обязанным за своё спасение. Малфой же поступил как последний эгоист, который печётся лишь о себе. Конечно, Гермиона не должна была снова прибегать к заклинанию, которое не исследовано настолько, но и Драко мог быть более снисходительным к этому вопросу. Учитывая все обстоятельства. К тому же магия поместья могла коснуться всех связанных с этой историей, а уж о магии таких мест Джинни, как чистокровной волшебнице, было известно многое.

– Не мелькай перед глазами, сядь, пожалуйста, – сказала она мужу.

Поттер остановился, скрестил руки на груди и посмотрел на жену.

– Зачем вообще Снейпу приспичило раскрывать Драко все подробности его выздоровления? Одному Мэрлину теперь известно, как аукнется это заклинание в такой ситуации.

– А что ты думаешь, самого Драко это как-то побеспокоит?

– Мне, если честно, Джинни, уже плевать на Драко. Я всегда ожидал от него какого-то подвоха, но в отличии от ситуации со Снейпом, здесь заклинанием связаны трое и один из них – ребёнок. Что случится с ним, если Гермиона умрёт?

Миссис Поттер уронила палочку, которая разбросала красные искры при ударе об пол и удалила одну половицу.

– Я об этом не подумала, Гарри, – ответила женщина, поднимая волшебную палочку и исправляя ущерб нанесённый ей.

– Снейп, скорее всего, тоже.

Джинни поправила волосы, убранные в хвостик, сняла кастрюлю с огня, скинула фартук и запустила спицы довязывать длинный цветной шарф.

– Пойдём, там слишком тихо.

***

Снейп сидел рядом с Гермионой и держал её за руку. Глаза смыкались и сильно хотелось спать, но она просила его остаться, просила не уходить, и он исполнял это, возможно, одно из последних её желаний. Дверь скрипнула, заставив профессора обернуться. Гарри и Джинни зашли, ступая очень аккуратно, и остановились у стены, плотно и тихо прикрыв дверь.

Минуты длились бесконечно, а слабая рука Гермионы так и покоилась в руке Снейпа, сжимая её, насколько хватало сил. Она не спала. Её кожа, ставшая почти прозрачной будто серебрилась в лучах солнца, заглядывающих в открытое окно сквозь белые шторы. Ресницы едва вздрагивали, когда она смотрела в глаза человека, который был с ней и которому она так сильно доверяла.

Северус не понимал, почему в этот раз заклинание действовало иначе. Да, здесь было много нюансов, но, по всем законам, Гермиона не должна была выглядеть так, как выглядела сейчас, ведь это было заклинание, а не смертельная болезнь. Одна догадка хуже другой появлялись в его мыслях. То ли Малфой-Мэнор своей магией действовал так на прочную связь между избранной и хозяином, то ли ребёнок придавал такой эффект, а может быть заклинание, смешанное с истинной любовью, влияло на организм человека, исполнившего его. Он корил себя, что заставил её сказать… признаться в том, последствия чего они сейчас все на себе ощущали.

– Северус, – прошептала она, когда с момента прихода Гарри и Джинни минул час.

Эти двое уже сидели на стульях около стены, оставаясь незамеченными для самой Гермионы.

– Да, – он склонил голову, чтобы лучше слышать её.

– Я вспомнила, Северус… то заклинание…

Снейп обречённо посмотрел на Поттеров.

–…оно действует и на чувства… Усиливает их… Драко поэтому обижается так долго…

Северус промолчал, отстранившись от Гермионы. Она говорила об этом не первый раз, и в последнее время всё чаще вспоминала Малфоя.

– Обними меня…

Профессор посадил женщину на свои колени, прижал к себе и так и остался, не в силах ни пошевелиться, ни признать свою усталость.

Он полюбил её, действительно полюбил, за всё время проведённое вместе, за её доброту, самоотверженность и даже за глупость. За всё, за что только абсолютно чужой мужчина может любить обычную хрупкую женщину. Однако сейчас Северус не претендовал на Гермиону, он желал лишь одного, чтобы, наконец, прекратились её страдания, чтобы она обрела своё счастье рядом с тем, кого любит, и рядом с их общим сыном. Пути же Снейпа и Грейнджер разминулись в тот момент, когда в её жизни появился Скорпиус.

Но с каждым днём, который приближал их к сентябрю, в глазах каждого Северус видел обречённость. Надежда увидеть Драко медленно угасала, и никто не знал, что происходит там, за плотной пеленой заклинаний, окружающих родовое поместье Малфоев. Скорпиус или не мог, или не хотел отправлять сообщения. Для всех же остальных Малфой-Мэнор просто не существовал. Его не было на карте, его не было видно на местности, и его невозможно было найти ни одним из известных волшебных способов.

Северус крепче прижал к себе Гермиону. Если ей суждено умереть, отдав за кого-то свою душу, так пусть это будет человек, которого она любит, а не старый профессор зельеварения, ничего не давший ей, кроме скучной совместной жизни.

Иногда Снейпу казалось, что там наверху есть такой же Альбус Дамблдор, который планирует судьбы ещё не рождённых детей так талантливо и умело, что сам удивляется своей гениальности, а после сидит и наблюдает за их страданиями и радостями, проблемами и безмятежностью…

– Северус…

Он посмотрел в её карие глаза.

–…Мне… очень… плохо…

– Что я должен сделать? – Снейп не спал вторую ночь и сидел здесь, только потому что боялся упустить слова, которые она скажет последними… Всё давно к этому шло…

– Я хочу… когда… хочу быть в Паучьем тупике, – её слова срывались, комкались, но все и так понимали, что она хотела сказать – там… так… спокойно…

– Хорошо, мы отправимся туда завтра, – очень ласково сказал Снейп, разговаривая с ней как с ребёнком.

Гермиона слабо улыбнулась. Он поправил локон, внезапно упавший ей на лицо.

– И скажи… скажи моему сыну, что я… я любила его…

Северус, переложил женщину на кровать, встал, и, помедлив мгновение, вышел, не в силах больше сдерживаться. За ним последовал Гарри.

– Пока не поздно, мы можем обратится в министерство. Мы ещё можем успеть, – говорил Поттер, преследуя профессора по коридору до гостиной.

Тот не ответил, а сел в кресло и закрыл лицо рукой, приложив её ко лбу, на манер козырька, локтем прислонившись к маленькому столику с газетами.

Гарри не отступал и снова задал вопрос.

– Это правда что говорила Гермиона?

– Да, – устало сказал Снейп, не поднимая головы – это заклинание воскрешения действует на все части организма будь они материальные или нематериальные. Но я исхожу из правила «не навреди», потому снова отклоню ваш благородный порыв.

– Но, она же умрёт! Гермиона…

– Кого вы выберете, мистер Поттер, её или ребёнка?..

– А если её смерть коснётся и Скорпиуса, связанного с ней заклинанием?

Снейп откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно. Его руки спокойно лежали на коленях, он выглядел уставшим и опустошённым.

– Я должен был отговорить её. Нельзя было позволять произносить это заклинание второй раз…

– И всё-таки… – Поттер настаивал.

– Вопрос спорный и очень сложный, вы же знаете, что об этом заклинании едва ли наберётся пара страниц. Никто не знает что случится, если Гермионы не… станет.

Гарри видел, как тяжело было профессору говорить об этом, и замолчал. Ему и самому было тяжело, даже учитывая все обстоятельства, Гермиона оставалась человеком, благодаря которому он выжил в детстве, и сейчас её смерть, означала бы конец чего-то, чему он и сам не знал названия.

В коридоре скрипнула дверь, и Поттер вышел из гостиной, оставляя Снейпа одного.

Джинни стояла у закрытой двери комнаты Лили, прислонившись к ней спиной и тяжело дышала. По её лицу катились молчаливые слёзы, капая с подбородка на ворот платья. Она открыла глаза и произнесла одними губами, глядя на мужа, когда он подошёл достаточно близко.

– Она потеряла сознание…

***

С тех пор как пропал Альфред минуло больше двух недель. Скорпиус каждую ночь думал о том, куда мог подеваться дворецкий и не находил ни догадок ни объяснений. К тому же, за ним как приклеенный стал ходить один из домовиков – уже не молодая Бри. В одно прекрасное утро мальчик проснулся и увидел её большие глаза, которые с тех пор преследовали его везде. Она охраняла младшего Малфоя, не пускала туда, куда ему не следовало ходить, и водила туда, куда ему вовсе идти не хотелось. По началу он думал, что Альфред отлучился и попросил домовика присмотреть за ним, но вскоре стало ясно, что эльфийка приставлена к мальчику не дворецким, а хозяином поместья, которому зачем-то понадобилось контролировать своего сына. Скорпиус в тайне начал ненавидеть отца, и эта ненависть разрасталась с каждым днём, впиваясь своими острыми когтями в его сердце, да и Бри не давала ему возможности воспользоваться Кроликом-Солнечником, потому он и не мог получить никаких известий из внешнего мира или попросить о помощи. Жизнь мальчика сузилась до однообразных скучных будней. Библиотека, сад, гостиная, спальня. Никаких лишних движений.

Вот и в это августовское утро, открывая глаза, Скорпиус сразу увидел её уши, торчащие из-под кровати. Она сидела обняв колени и горько рыдала. Скорпиус бы пожалел её, если б днём ранее, она не угрожала ему своей магией, когда он собирался пройти дальше по коридору, чем следовало. Мальчик встал и подошёл к окну. На горизонте розовела полоска рассвета. Рыдания стали громче, и наконец охватили всю комнату, отлетая от стен и оглушая. Вероятно, Бри сдерживалась, пока Скорпиус спал, но теперь…

– Что случилось? В чём дело? – он присел перед ней на корточки.

Она подняла свои большие, как шары, глаза.

– Мистеру Малфою запрещено это знать.

– Мистер Малфой об этом и не узнает. А я Скорпиус, просто Скорпиус.

Бри замотала головой и снова заревела, уткнувшись в колени.

– Хватит! Прекрати! Или рассказывай в чём дело, или прекрати!

Домовой эльф подняла уши и посмотрела на мальчика.

– А сэр может поклясться, что хозяин не узнать, что плохая Бри рассказала его сыну? Иначе Бри несдобровать? Бри будет наказана, несмотря на то, что ей платят жалование…

Скорпиус почувствовал что-то не ладное.

– Клянусь, я не скажу отцу. Что случилось?

Она неуверенно повела ушами.

– Сэр, обещает не говорить мистеру Малфою? – надежда в её голосе дрожала как струна.

– Обещаю, обещаю, – закивал Малфой младший.

– Сэр Альфред болен… хозяин закрыл его в подземелье… хозяин запретил с ним разговаривать…, но мы пожалеть сэра Альфреда, мы пожалеть его и принести ему еды и тёплых подушек, но серу Альфреду всё равно не выжить… Сэр Альфред просил вас к себе… Сэр Альфред умолял привести вас, мистер Малфой…, но мы не могли… мы не можем… нам запрещено говорить вам об этом, – Бри вся сжалась и её уши затряслись. Она снова зарыдала.

– Что?! Что сделал мой отец?! – для мальчика это был шок.

В какого монстра превратился Драко Малфой, если он поступает так. Что случилось с его добрым и любящим отцом, что с ним стало?

– Веди меня к Альфреду! – властно сказал Скорпиус.

Он, наследник древнего чистокровного рода не позволит так поступать с Альфредом, он не его отец и никогда не станет таким.

– Но сэр…

– Ты можешь аппарировать в поместье, так веди меня!.. я сто раз это делал с отцом и не думаю, что твоя аппарация чем-то отличается.

Бри встала и неуверенно протянула руку, удивлённая его поведением.

– Держитесь крепче, сэр.

Спальня поплыла перед глазами, лёгкие сжались, не давая вдохнуть, но через мгновение всё снова пришло в норму. Скорпиус стоял в одной из комнат подземелья, которое много лет было закрыто. В углу, едва освещая помещение, горела свеча, её блики скакали по стенам, превращаясь в причудливые фигуры. На каменном полу были раскиданы подушки, и Скорпиус не сразу разглядел там дворецкого.

– Мистер Малфой…

Старик лежал на этом импровизированном ложе, не в силах ни подняться ни пошевелится. Единственное, что он мог, так это двигать губами и кое-как говорить. Выглядел он очень плохо: голод, темнота, одиночество, предательство и жестокость того, кого он воспитывал с рождения, отражались на его лице. Скорпиус присел рядом с ним и взглянул в глаза, стараясь уловить в них отблеск надежды.

– Как хорошо, что вы пришли… – сказал дворецкий.

– Альфред, что произошло? Что он сделал с вами? – мальчик взял руку старика и прижал к себе, обнимая её ладошками.

Дворецкий попытался улыбнуться.

– Ничего. Всё в порядке. Всё хорошо, – В уголках глаз старика появились слёзы.

– Я ненавижу его за то, что он делает. Он изменился. Это не мой отец, это больше не он. Альфред!

– Не стоит ненавидеть своего отца. Он поймёт… поймёт… и, надеюсь, это случится скоро, – он тяжело вздохнул, будто набираясь сил.

– Я не смогу ему этого простить, вот этого всего… что он делает с нами, что он сделал с тобой!..

– Мистер Малфой, – остановил Альфред его речь. Было видно, что даже разговор даётся ему с трудом – не поддавайтесь печали, не увлекайтесь горем, наслаждаясь им в одиночестве, с упоением разрывая все связи. Не впускайте ненависть в вашу светлую душу, ведь вы Малфой, наследник великой фамилии и великого рода…

Скорпиус замолчал, поражённый такими словами. В его детской душе созревало непонятное ощущение: страх, причину которого он пока не мог определить.

Дворецкий продолжал.

– Вы умны не по годам. В вас течёт кровь многих древних волшебных фамилий, их благородство, смелость, отвага, хитрость и изворотливость, но есть ещё и то, чего не отнять – светлая душа, доброе сердце и острый ум, полученный вами от матери…

Глядя на старика мальчик заплакал, всё сильнее прижимая его жилистую руку к своей груди.

– Я ухожу… и я должен сказать тебе правду… – говорить дворецкому становилось всё труднее, силы покидали его.

– Что, Альфред, что?

– Твоя мама…

Это прозвучало очень тихо. Скорпиус снова посмотрел на старика, ожидая продолжения, но глаза того уже смотрели в пустоту, а в их глубинах отражалось, словно живое, пламя свечи. Рука, лежавшая в ладонях Скорпиуса, выпала и безвольно опустилась на мягкие подушки. Осознание произошедшего медленно опускалось, заполняя комнату, подступало к горлу, давило на грудь, не давало дышать…

– Альфред! Альфред! Альфред! – мальчик закричал его имя, и голос эхом отразился от каменных стен и потолка, разносясь по замку.

Впервые в жизни Скорпиус почувствовал боль намного более сильную чем та, которую он чувствовал после смерти миссис Малфой. Астории Малфой, которая так долго называла себя его матерью.

Кто-то вложил свою маленькую ладонь в его и потянул в холодное душное безмолвие. Кто-то, вероятно Бри, легко уложил мальчика на кровать, его тело утонуло в мягкости подушек. Он зарылся в них с головой, он ничего не хотел и ничего не чувствовал. Только бесконечное горе, камнем лежавшее на сердце. Оно накрывало своим куполом и не давало двигаться, не давало ни на миг отпустить ситуацию и остановиться. Кто-то рядом со Скорпиусом, успокаивающе шептал, обнимал, в попытке утешить…, но сейчас ничто не могло смягчить его боль. И была это Бри, отец или кто-то другой, не имело никакого значения. С ним и в нём была только боль, которая с каждой секундой, с каждым моментом осознания случившегося, лишь усиливалась, принимая новые формы и новые объёмы. Сменился ли день ночью, или не прошло и часа… всё было относительным и ничего в этой боли не существовало: ни жизни, ни любви, ни дружбы… ничего.

Комментарий к Глава 10. Смерть ещё не конец.

Спасибо, что замечаете мои ошибки, которые мы с бетой не заметили. Я исправляю их как только добираюсь до компьютера.

========== Глава 11. Надежда. ==========

« Наш цветущий сад, теперь больше похож на заросли… Растения: цветы, деревья, кусты – понуро склонили головы… С моих рук капает кровь, просачиваясь в чёрную землю, проникая в самые её внутренности… Поместье возвышается надо мной грозно и властно, темнея на фоне неправдоподобно синего неба… розовые кусты враждебно направили на меня свои шипы… что я им сделал?.. что я сделал?.. что?

Это дуновение ветра или мираж, посланный мне поместьем… созданный только, чтобы обмануть, унизить, заставить… убить?..

В моих глазах стоят слёзы… отчего?.. Я не помню… Не помню…

Передо мной по заросшей тропинке идёт женщина… её белые одежды развиваются на ветру… ветер, которого я не чувствую… кто она?.. капюшон белой мантии скрывает её лицо… кто ты?.. она идёт ко мне… голова женщины опущена, но, я уверен, ей точно известно, что я стою здесь и что вижу как она приближается… это душа поместья?.. душа моего дома?.. или моя мать?.. я не знаю… я ничего не понимаю… Подобно дементорам, женщина словно плывет над поверхностью земли… и так же, как вокруг стражников Азкабана увядает всё живое… всё живое здесь распускается и оживает с её приходом… сад расцветает от её дыхания, от прикосновений и взглядов…

… Я иду… оплёванный насмешками своих предков, и этих ужасных лиц, которые всё ещё заполняют моё сознание, гогоча над моим состоянием, над моей безысходностью… Я прохожу по когда-то пушистому, а теперь выцветшему, изъеденному молью, ковру и останавливаюсь перед пустой рамой… Эту раму я заказывал у лучших мастеров-волшебников… Портрет, который хранит в себе душу и воспоминания моих родителей… Коричневый холст… Я хорошо помню как выбирал его… Холст вырван, разодран… разорван человеческими руками… моими руками…»

Драко Малфой просыпается в своём кабинете, резко открывает глаза и фокусирует взгляд на своих руках, пытаясь успокоить неровное дыхание.

Тёплый летний ветер приносит сквозь открытое окно приятные запахи, звуки шелеста листвы. Ветер обнимает мужчину за шею, играет с его волосами, касается пальцев. Сон медленно покидает хозяина Малфой-Мэнора, унося с собой страх, беспокойство и панику. Солнечные лучи ярко освещают помещение, оставляя игривые блики на дверцах книжного шкафа, на почти высохшей луже пролитых чернил, на драгоценной крышке шкатулки с письмами, и на трости с насечкой из серебра и ручкой в виде головы змеи.

Драко с трудом отрывает голову от поверхности стола, разминает шею и потягивается. Спинка кресла мягко прогибается под его движениями, изредка поскрипывая. Он встаёт, задерживаясь на мгновение, ожидая, пока пройдёт лёгкое головокружение, а после подходит к окну и смотрит в сад, где домашние эльфы занимаются своими делами.

Малфой-Мэнор действительно начал мстить, а Драко то думал это бабушкины сказки, которые рассказывают непослушным детям в их семье. Так значит дедушка Абраксас был прав, и у поместья действительно есть и душа и чувства, и собственный выбор. Малфой осторожно коснулся ладонью шершавой стены кабинета и удивился, что не ощутил дыхания. Живое должно дышать…

Голова раскалывается, глаза режет. В мыслях мелькают пару строк из какого-то письма. Он вернулся к столу и стал перебирать бумаги в поисках чего-то похожего. Письмо это было, записка или рукопись, Драко не помнил. Если бы одно слово, хотя бы одно слово вспомнилось сейчас, то он бы нашёл, непременно бы нашёл то, что искал. Но поиски были тщетны, и все его попытки не увенчались успехом. Малфой ещё раз пробежал глазами по столу и наконец нашёл цель, но не ту: взгляд зацепился за бокал недопитого огневиски. Он взял его и выпил залпом, слегка поморщившись. Это придало мыслям ясности, но не помогло в поисках.

Новая бутылка стояла в мини баре, который был у противоположной стены. Драко откупорил пробку и, сделав пару шагов, опустился на пол, прислонившись к стене.

Даже его собственный дом против него. Что он сделал не так? Почему всё, что он делает в своей жизни – не так?

Малфой отпивает два больших глотка из бутылки и пару раз не сильно бьётся затылком о стену, чтобы хоть на время унять нудную боль, но это помогает мало. Он поворачивает голову и смотрит на своё отражение в стеклянных дверцах книжного шкафа.

В кого он превратился? Сколько не выходил из кабинета? Как давно не ел?

Драко разглядывает себя и не узнаёт, не узнаёт мужчину, сидящего по ту сторону стекла. Нет. Это не он. Как он – Драко Малфой – мог стать таким?

– Бри, – его голос звучит тихо и остаётся без ответа.

– Бри! – повторяет он снова, теперь громче и строже.

Лёгкий хлопок аппарации нарушает тишину этой комнаты, разрывая перепонки Драко. Он смотрит долгим взглядом на появившегося Эльфа, на её большие глаза и уши, не в силах вспомнить зачем хотел её видеть… Интересно, как такая большая голова держится на её маленьком тельце…

– Сэр, вы звали меня, сэр?

– Да. Почему ты не явилась с первого раза?

– Вы строго настрого сказали беречь Скорпиуса Малфоя, сэр. Я оставила с ним другого эльфа, сэр, как вы приказали, сэр.

– А да, – вспомнил Драко – Как мой сын?

– Он расстроен, сэр.

– Почему?

Уши Бри затряслись и она закрыла глаза, беззвучно заливаясь слезами.

– Почему, Бри?

Эльф села на пол и только всхлипывала, не в состоянии сказать ни слова.

– Отвечай! Бри! Что со Скорпиусом? Что с моим сыном?

***

В последние недели каникул дом в Годриковой Впадине опустел. Двойной отпуск Гарри всё ещё продолжался, однако все остальные покинули его. Жена начала готовиться к чемпионату по квиддичу и бывала дома исключительно поздно вечером. Дети всей гурьбой отправились к Рону, кроме Альбуса-Северуса, тихо сидевшего в своей комнате всё время. Снейп забрал Гермиону и отправился в дом в Паучьем Тупике, следуя её просьбе. Жаркие дни и тёплые вечера стали для Поттера испытанием в своём роде. Попытки поговорить с сыном не имели успеха, и даже за обедом, мальчик не был настроен на общение, отвечая односложно и равнодушно.

Сегодня Гарри, по обыкновению, сидел у открытого окна гостиной и читал газеты одну за другой. Выпуски Пророка, Придиры, Ведьмополитена лежали на столе стопками и закрывали мужчину, расположившегося в кресле, почти с головой. Ему же в свою очередь были видны крыльцо и калитка. То, что он сидел именно так было вовсе не случайностью: в скучных своих буднях Поттер ожидал хоть какого-нибудь гостя.

И он появился. Это случилось около шести вечера, когда летом солнце ещё высоко стоит над горизонтом и создаёт видимость настоящего солнечного дня. Звук аппарации отвлёк Гарри от одной из газет: у калитки материализовалась фигура знакомого мужчины. Хозяин дома встал и сразу же заторопился к двери.

– Привет Рон. Наконец-то! Хоть кто-то! – они обнялись.

– Да, я так заглянул, боюсь, что задержка будет стоить моему дому жизни, ну ты знаешь…

– И это без Альбуса, – улыбнулся Гарри, поднимаясь по лестнице – Чай? Тыквенный сок? Сливочное пиво?

– Пиво, – отозвался Рон – а где Джинни?

Гарри присел в кресло и призвал с кухни две кружки сливочного пива. Рон последовал его примеру, занимая место напротив.

– Она на тренировках, чемпионат по квиддичу, ты же знаешь.

– Ах да, я совсем закрутился, Гарри, с этой работой и детьми. Как вы с ними справлялись?

– Так же как и вы сейчас, – Гарри снова улыбнулся.

Мужчины замолчали, с наслаждением попивая прохладный напиток. Наконец, Рон спросил.

– Как Гермиона? Джинни рассказала мне…

– Никак! – Поттер посмотрел в кружку, стараясь сдержать эмоции – всё ещё хуже чем в тот раз.

– Серьёзно? Но зачем она вообще попёрлась спасать Малфоя?

– Она любит его, Рон.

Тот посмотрел в окно и поставил кружку на стол.

– Я повёл себя неправильно тогда.

– Слушай, забудь… это было так давно, что уже не имеет значения сейчас.

Рыжий замолчал и опустил голову, но очень скоро снова задал вопрос.

– Не понимаю почему Малфой? Как это вообще случилось?

– Не буду вдаваться в подробности, но любая женщина захотела бы спасти отца своего ребёнка.

Рон открыл рот и уставился на Гарри. Тот же слишком поздно осознал, что проговорился.

– Друг твоего сына? Этот блондинистый Слизеринец и копия Малфоя, интересующийся моей дочерью, сын Гермионы?

Гарри обругал себя за опрометчивость, но сказанного было не вернуть.

– Да, да. Скорпиус Малфой сын Драко и Гермионы.

– Вот дьявол! – Рон взлохматил волосы и откинулся на спинку кресла – это секрет да?

– Я бы попросил тебя молчать, Рон, ну, а там как знаешь…

– Ну да, ну да… такое нельзя раскрывать… – лицо Уизли вдруг изменило выражение – Можно я скажу фразу, которую в прошлом говорил много раз?

Гарри усмехнулся.

– Я убью этого Малфоя!

Поттер теперь засмеялся. Напряжение было развеяно.

– Нет, серьёзно, – продолжил Рон, видя реакцию друга – она же наша подруга и не важно, что там между нами когда-то… да?

– Да Рон, вы оба значите для меня много.

– Ух ты! Тогда я могу врезать Малфою при встрече прямо на глазах начальника магического правопорядка? – обрадовался рыжий.

– Нет, – отрезал Гарри – Если увидим его, попробуем поговорить. Кулаки – это метод, к которому стоит прибегать последним.

В камине в этот момент произошло какое-то шуршание, а через мгновение там вспыхнул изумрудный огонь, выпуская Северуса Снейпа.

– Здравствуйте, мистер Уизли, – поприветствовал он.

– Профессор, – Гарри и Рон поднялись ему на встречу.

– Сидите, – Северус взял один из стульев и подсел к их небольшому столику.

– Сливочного? – спросил Гарри, возвращаясь на место.

Рон тоже опустился в кресло.

– Да, если не трудно.

Гарри организовал пиво Снейпу и по новой кружке себе и другу. Некоторое время все трое молча пили, размышляя о чём-то своём. За много лет молчание стало эквивалентно разговорам, потому неловкости они не ощущали. Тишину нарушил Уизли.

– Когда выходишь на работу? – спросил он, обращаясь к Поттеру.

– В начале сентября, но отдыхать я уже устал, если честно.

– Понимаю… мне пока отдыхать не приходится, но к рождеству планирую свозить мелких в Альпы. У маглов там отличный лыжный отдых.

Гарри взглянул на друга.

– Ты тоже этим увлекаешься? Это какой-то коллективный бум! Стало так модно заниматься тем же, чем и маглы.

– Да, Гарри, только мы всё ж кое-чем отличаемся…

– Ну да, – Поттер кивнул.

Они снова помолчали, и в очередной раз первым заговорил Уизли.

– Может я всё-таки заберу Альбуса? Тебе не кажется, что ему было бы веселее с остальными?

– Не думаю, Рон… ты знаешь, что я и сам только недавно перестал предвзято относится к Слизерину… дети пока не готовы. Джеймс расстроен по этому поводу до сих пор.

– Гарри, я много раз говорил, какая разница? Хогвартс лучшая школа и обучают там всех одинаково, а разделение по факультетам всего лишь дух соревнований, не более.

Снейп молча слушал, попивая сливочное пиво.

– И тем не менее, Слизеринцев недолюбливают и по сей день.

– Ты сам чуть не попал на этот факультет, и что такого, что ребёнок из семьи чистокровных Гриффиндорцев вдруг попадает в Слизерин? Сириус же попал в команду львов, хотя в роду все были змеи.

Северус усмехнулся, скривив подобие улыбки, что было равносильно похвале. Гарри рассмеялся.

– Это ты хорошо сказал.

Рон поддержал его. Что-то подобное у него всегда получалось спонтанно.

Наконец, просмеявшись, рыжий залпом допил остатки пива и встал.

– Ладно, спасибо за компанию. Надо идти…

***

Драко бежал по коридорам поместья. Портреты его предков, недовольно ворча, поворачивали головы, смотря вслед нынешнему хозяину. Он бежал так быстро, как только мог. Пролетая ступеньки, не задерживаясь на поворотах, он бежал как в своём сне, с одной лишь единственной мыслью, крутившей в голове свою однообразную пластинку.

– Что я наделал?! – его сухие губы шептали это.

Он добежал до заветной двери, на бегу открывая решётку волшебной палочкой.

– Люмос! – Драко резко остановился на верхней ступеньке.

Один беглый взгляд и оставшееся расстояние преодолено в два шага… Он падает на колени и обнимает старика, тело которого уже приобрело синеватый оттенок и стало холодным как пол этого подземелья. Малфой кладёт свою голову на грудь умершего, в которой больше не бьётся сердце и биться уже не будет.

– Альфред… – шепчет мужчина.

Осознание своей вины, тяжести своего преступления, накрывает его и придавливает к телу ни в чём не повинного старика, которого он убил собственными руками, вот этими руками. Малфой долго лежит в одном положении, не двигаясь, не ощущая времени…

– Сер, вы должны встать, сер, – слышит он тонкий голосок домового эльфа.

Драко встаёт. Из его глаз льются слёзы, которые он не может остановить и не хочет этого. Малфой отходит к стене и прислоняется лбом к её холодной чуть влажной поверхности, стараясь не смотреть в сторону умершего, откинуть эту мысль, отгородится от реальности. Но холод мёртвого тела всё ещё чувствуют его руки, мозг не даёт забыть, показывая одну и ту же картинку раз за разом. Он делает шаг назад, чувствуя как нарастает агрессия, от безысходности, от осознания собственной вины и глупости, и безрассудства, замахивается и бьёт кулаком по жёсткому камню, собрав всю свою силу, всю свою злость. Резкая боль и ссадины на костяшках пальцев не перекрывают душевных страданий, а лишь ухудшают положение. Мысли острыми ножами врезаются в его сердце, кромсая и проворачиваясь там. Мужчина снова опирается лбом о стену, не в силах ни прекратить рыдания, ни взглянуть на своего воспитателя, на своего домашнего учителя, на человека, которого он любил едва ли меньше своих родителей.