Текст книги "Да, были люди в то время! (СИ)"

Автор книги: Nicols Nicolson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

Nicols Nicolson
Да, были люди в то время!

Глава 1

Степан, сынок открой глаза – услышал я украинскую речь. – Не пугай отца, посмотри на меня. Где у тебя болит? Не молчи, пожалуйста, скажи хоть слово, – продолжал донимать меня тот же голос.

Попытался открыть глаза. С большим трудом получилось. Все перед глазами находилось, как бы в тумане, плыло. Голова болела неимоверно, казалось, что по ней стучит молотками десяток человек. Странно, я очень мало встречал людей, могущих разговаривать на украинском языке. Да и понимал, в лучшем случае, с пятого на десятое, а сейчас, я нормально все воспринимаю. И кто такой Степан?

– Уже лучше сынок. Ты меня видишь? – вновь услышал мужской голос.

Я не смог полноценно сфокусировать свой взгляд, образ говорившего мужчины расплылся окончательно, и я отключился, похоже, потерял сознание.

Сколько времени провалялся в беспамятстве не знаю. Пришёл в себя, лежащим на широкой кровати, в светлой комнате. Попытался осмотреться, и понять, что со мной произошло. Только повернул голову, боль пронзила меня от макушки до пяток, все перед глазами окуталось темнотой, я снова ушёл в бессознательное состояние.

Сознание ко мне возвращалось, как бы нехотя. Я чувствовал общую слабость во всем теле. Открыв глаза, осмотрелся, слегка пошевелился. Та же комната, только за окнами уже стемнело. На столе, возле которого восседал мужчина, лет под сорок, в зелёных шароварах и белой широкой сорочке, горели три свечи, вставленные в подсвечник. Моё шевеление не осталось не замеченным. Мужчина, сразу же подошёл к кровати.

– Пришел в себя, вот и хорошо, – ласково, сказал мужчина. – А то лежишь, как покойник, слово отцу не скажешь. Как себе чувствуешь?

– Тело все болит, – ответил я мужчине, испугавшись своего голоса. – Что случилось?

– Я тебе говорил. Не нужно было на жеребца садиться, он молодой, еще ни разу уздечку не пробовал, и плеткой его никто ни разу не перетянул. Ты решил доказать мне, что уже вырос. Видишь, как оно получилось? Сбросил тебе жеребец, ты упал и ударился о столб. Голову разбил до крови, я подумал, ты погиб. Как мне смотреть в глаза твоей матери? Ладно хватит болтать. Лежи, отдыхай. Завтра утром придет костоправ – дед Гаврила, посмотрит тебя, может у тебя есть переломы, он раньше всех казаков на ноги ставил. Может ты хочешь кушать?

– Нет, я лучше полежу, – последовал мой ответ.

Мужчина, ещё раз взглянув на меня, покинул комнату.

После ухода мужчины, которого я, почему-то, воспринимаю, как родного отца, начал себе осматривать. Благо головная боль немного унялась, и я не теряю сознание. Руки, ноги на месте, принадлежат подростку. Огрубевшие мозолистые ладони у меня, значит, к физическому труду приобщён серьёзно Залез рукой в холщовые шаровары, там все, что должно быть, имеется.

Попытался сесть на кровати. Получилось со второй попытки. Теперь сижу, покачиваясь, продолжаю исследование своего тела. В меру развитое, по возрасту, мышцы присутствуют, не культурист, но ничего сойдёт Пощупал голову, замотана какой-то тканью. Ага, отец говорил, что я ударился головой, логично, наложили повязку. Поверхностный осмотр буду считать завершённым Теперь надо пошевелить мозгами.

Так, я Степан, сын Головко Ивана Григорьевича, бывшего куренного атамана Кущевского куреня войска Запорожского Низового. Мать мою зовут Одарка. Есть сестра Христя. Наш хутор – Дубрава, расположен почти на самом берегу реки Самара. Сейчас на дворе тысяча семьсот девяносто второй год, мне двенадцать лет. На троне российском восседает царица ЕкатеринаII.

Ух ты, а откуда я все это знаю!? Это же прошлое! Не иначе, как глюки у меня. В здравом уме такое, точно, не привидится и не придёт в голову.

Реально то, я Викторов Сергей Владимирович, двадцать шесть лет, старший лейтенант, командир батареи самоходных артиллерийских установок «Гвоздика» вооружённых сил Российской федерации, и год вообще-то две тысячи семнадцатый.

А как, я Викторов, оказался Степаном Головко? Как такое может быть? Я, что как бы один, в двух лицах, вернее в двух сознаниях одновременно? А где у нас хозяин этого тела? Попытался мысленно позвать Степана. Никакого отклика, тишина.

Продолжаю копаться в мыслях дальше, не смотря на головную боль.

У меня был отпуск. Ехал я в комфортабельном междугородном автобусе, модели «Неоплан», отдыхать в Сочи. Командование части расщедрилось, выделило мне путёвку в военный санаторий. О, уже, что-то проясняется. Помню, на пересечении двух дорог, в автобус, с моей стороны, ударила громадная фура. Лязг металла, боль и темнота. Пришёл в себя здесь, тоже от боли и голоса мужчины.

Я, конечно, читал книжки о разных там попаданцах и переселенцах, фантастика. На себя сей образ, ни единого разу, не примерял, а выходит зря. Если я здесь, в прошлом времени живой, и в теле малолетнего парня, то значит, в своём времени, я мёртвый, и моё тело там. Ого, от такого открытия, я вспотел, и меня начал немного бить озноб. Это же получается, что моё сознание, каким-то чудесным образом переместилось во времени и в пространстве в тело Степана!? А куда тогда подевалась сама личность Степана? Память его осталась на месте, теперь в нашей общей голове, я ею уже воспользовался, при общении с отцом. И другие факты имеются. Вот, например, моего лучшего друга зовут Петро, а любимого моего коня – Ветер. Занятия в классах у нас ведёт дьяк Сидор. Так-так, теперь из своей памяти что-то вытащим. Получилось легко извлечь, тактико-технические характеристики «Гвоздики». Значит, несмотря на сотрясение мозга, а оно, по всей видимости, имеется, мыслю я один за двоих. Не сойти бы с ума, от такого мышления. Устал я, снова улёгся на постели, и уснул, именно уснул, а не впал в беспамятство.

Раннему утреннему пробуждению способствовала, привычка Степана вставать рано, и позывы мочевого пузыря. Осторожно встал с кровати, немного постоял, проверил своё самочувствие. Голова не кружится, боль улеглась окончательно, не тошнит, а значит, бегом, то есть пока шагом, к нужнику.

На пороге столкнулся с матерью.

– Доброе утро мама, – улыбнулся матери. – Вы с утра уже подоили корову? Молочка хочется, – выдал я скороговоркой.

– Сынок, сейчас мама тебе нальет молочка в кружку, подожди немного, – погладила меня по голове мать. – Ты куда бежишь?

– Надо мне мама.

– Осторожно не споткнись, а то опять головой о столб ударишься.

– Я буду осторожным мама.

Не теряя больше времени на разговор, пошёл к отхожему месту.

На обратном пути остановился, и осмотрелся, как следует. В лучах восходящего солнца наш хутор, выглядел очень привлекательно. Такое себе, украинское ретро село. Раньше, в той жизни, я ни одного разу не был в Украине. Подобные села видел на картинах и в кино. Сейчас же мне все кажется родным и знакомым. Наш дом со всеми хозяйственными постройками, располагался в центре, на небольшом взгорке. Вокруг, в живописном беспорядке, разбросаны другие добротные дома, крытые светлой соломой, общим числом в два десятка. Все утопает в зелени. Красота, душа радуется. Вдалеке наблюдается лесок, и я точно знаю, что растут в нем дубы и клёны, есть немного осин. А какая там сочная трава, косить одно удовольствие. Речка дополняет этот идиллический пейзаж. Захотелось сбегать искупаться. А была, не была, побегу, нырну пару раз, помоюсь. Интересно, а кто меня на речку ведёт, Степан или Сергей? Наверное, не стоит заморачиваться, мы теперь одно целое, и кто и за что отвечает не важно.

На берегу, быстро избавился от одежды, и нагишом, с разбегу в воду. Какое блаженство, плыть по течению в освежающей тело воде. Немного ещё поплескался, и направился к месту, где оставил одежду.

А у меня гостья на берегу, Петькина старшая сестра – Мотря. Смотрит на меня, выходящего из воды, во все глаза.

– Ты бы Мотря отвела бы глаза, видишь моя одежда на берегу, – Т – попросил я девчонку.

– Ой, какой ты стал стеснительным. Забыл, как мы прошлым летом вместе нагишом купались? – уперев руки в бока сказала Мотря. – Я все уже видела, и все знаю, это вы телки неразумные, не то, что мы девчонки.

Мотря показала мне язык, повернулась, и побежала к своему дому.

Натянув шаровары, вытерся рубахой. Нащупал на голове повязку. Вот же я дурень, надо было её снять, а так намочил. Отец, конечно, ругаться не будет, но замечание сделает.

Появившись на своём подворье, увидел отца в компании седовласого деда.

– Посмотри Гаврила, на этого сорвиголову, вчера умирал, а сегодня на речку бегает, – строго сказал отец. – Может, он все же сильно головой ударился!

– Если бы он ею ударился, как следует, то не поднялся бы, а лежал тихо в гробу и не бегал, – усмехнулся дед, погладив свои роскошные усы. – Зачем меня позвал? Сам не видешь, Степан здоров?

– А может его все же осмотреть?

– Хорошо. Подойди ко мне Степан.

Я послушно подошёл к деду. Он внимательно посмотрел мне в глаза, что-то там выискивая, только ему известное. Затем начал меня вертеть и ощупывать, начиная с головы и до пяток. Осмотром удовлетворился, и отстранился на шаг от меня.

– Прочти мне «Отче наш», – приказал дед.

На едином дыхании выдал молитву, ни разу не сбился, и если честно, сам удивился. Раньше я ни одной молитвы не знал.

– Все Иван, парень у тебя при памяти, костяк целый, – подвёл итог дед. – Только исхудал он у тебе. Кормишь плохо?

– Ти что Гаврила, слава Богу, стол у нас никогда пустым не бывает. Овощи, мясо, яйца, и молоко Степан очень любит. У нас даже картошка есть в достатке. Почему он худой, я ума не приложу.

– Хорошо. Дам тебе настойку, будешь пить ею Степану три дня, и кормить салом с чесноком. Не переживай за сына, с ним все нормально.

Отец повёл Гаврилу в дом, где мама накрыла стол. Позавтракали все вместе, чем Бог послал. Мне показалось, что сестрёнка, раза в два быстрее меня орудовала ложкой, поглощая пшённую кашу со шкварками. Потом отец поблагодарил деда, помог тому, поудобней устроиться в возке.

– Ты, Степан, сегодня отдохни, а завтра продолжим учебу, – размышлял отец. – Потом, через два дня, поедем сено косить. Согласен?

– Согласен отец.

– Мотря забегала к нам, сказала, видела как ты в речке плаваешь, как рыба. Когда ты научился? Ещё два дня тому, чуть лучше топора на воде держался, а сегодня плаваешь.

– Не знаю отец, зашел в воду и поплыл, само получилось.

Отец махнул рукой и пошёл запрягать лошадь.

Устроившись в тени груши, решил заняться анализом имеющейся информации и построением планов на будущее.

Итак. Я провалился в прошлое на двести с лишним лет, и похоже, я здесь останусь навсегда. Видно Господу было угодно, дать мне второй шанс, прожить нормальную и полноценную жизнь. Дал он мне семью. В той, далёкой прошлой жизни, в будущем, семьи у меня не было, детдомовец я, сирота. Так, что по мне там никто не заплачет и не зарыдает. Женой тоже не успел обзавестись. Если я все правильно понимаю, то в момент смерти Степана от удара о столб, в его тело перенеслась моя душа и сознание, в момент моей смерти в автобусе. Чудны твои дела Господи, спасибо тебе! А это я откуда выдал? Иду дальше. Память Степана, моторика его тела сохранились, дополнившись моими составляющими. Решил проверить. Встал и принял боксёрскую стойку. Попробовал провести незатейливую «двоечку». Получилось, но очень вяло, и не чётко, и это у меня, кандидата в мастера спорта по боксу в среднем весе. А я, между прочим, боксом увлекался ещё в детдоме, без кулаков, там не выжить. Налицо слияние двух душ и личностей в одну, хотя ещё не полностью это произошло. Наверное, должно пройти немного больше времени, не одни сутки, точно.

Теперь попробую, что-то из Степановых способностей. Пошёл в хату, отрезал приличный кусок хлеба, посолил, и направился в сарай, где стоял трёхлетний жеребец – Черныш. Красавец, нечего сказать. Чёрный, как сажа жеребец, встретил меня насторожено, пофыркивая. Я протянул ему кусок хлеба. Черныш взял его губами, и за долю секунды сжевал. Ну, вот, будем считать, контакт установлен. Поглаживая жеребца по гриве, вывел его из сарая, поставил у коновязи. Затем принёс уздечку и седло. Жеребец позволил мне одеть их на себя. Теперь самое сложное дело, взобраться в седло. И не повторить вчерашний, печальный опыт.

Казалось, Черныш не скакал, а парил над землёй, лишь изредка касаясь её копытами, чтобы все дальше унести меня от хутора. Ветер свистел в ушах, рубаха надулась, подобно парусу, а мы все скакали. Жеребец послушно переходил с галопа на рысь, с рыси на шаг, и обратным порядком, с той же послушностью. Нашли мы с ним общий язык. Целый день носился по округе. Когда солнце уже начало клониться к закату, я на полном скаку, перемахнув плетень, влетел на своё подворье. Там стоял хмурый отец, поигрывая плёткой, а рядом стоял осёдланный Ветер.

– Ты совсем с ума сошел Степан, – возмутился отец, – этот жеребец тебя чуть не убил. – А ты сегодня снова за свое?

– Отец, Черныш очень хороший и быстрый, он меня понимает, – начал я оправдываться. – Не волнуйся, все хорошо.

– Перетянуть бы тебя нагайкой, чтобы все стало хорошо, да так, чтобы пару дней сесть не смог! – продолжал негодовать отец. – А если бы жеребец где-то сбросил тебя?

– Все понял отец, не сердись.

– Не сердись. Расседлай жеребца. Тогда иди в дом, мать ужин на стол поставила, а ты носишься где-то со своим Чернышом.

Избавил жеребца от уздечки и седла, немного поводил его по двору, только тогда завёл в сарай, где тщательно расчесал ему хвост и гриву. Не забыл всего Черныша, обтереть пучком травы, и задать корма.

После ужина, в ходе которого, отец напоил меня горькой настойкой и заставил съесть пару кусков сала с чесноком, я вышел из хаты, продолжил разбираться в себе, или с собой. Разобрался и принял решение, вживаться в действительность, используя то, что досталось мне по наследству от Степана и от себя. Решил, с сегодняшнего дня, я ни кто иной, как Степан, послушный сын своих родителей, любящий брат Христи, надёжный друг Петьки. Внесу некоторые, полезные с моей точки зрения, коррективы в своё поведение. Завтрашнее утро, начну с зарядки, опыт артучилища у меня есть, и спортшкола бокса, свой отпечаток тоже оставила. Буду укреплять дух и тело, и делать из себя спортсмена разрядника, образца концаXVIIIвека.

Сказано, сделано. Ещё только рассветало на улице, а я уже поднимал пыль на дороге вокруг хутора. Решил пробежать пять кругов, по моим прикидкам, что-то около трёх вёрст будет. Затем проведу силовые упражнения. В завершение, водные процедуры на реке.

Восемнадцатый век он и есть восемнадцатый, мою беготню отец не одобрил, сказал, что это блажь, и пустая трата времени. Более разумно взять в руки саблю и поупражняться с ней до мокрой рубахи. Кто против этого? За только за!

Сошлись с отцом в учебном поединке тупыми саблями. Град ударов сыпался на меня со всех сторон, я с трудом их парировал, отступая к сараю. Память Степана и моторика тела, позволяла с трудом противостоять отцовскому натиску. В один из моментов, отец немного открылся, я, крутнувшись вокруг своей оси, и с левой руки засветил отцу кулаком в челюсть. С ног естественно не сбил, не та весовая категория, но очень удивил.

– Сын, а что ты сейчас сделал? Бить отца по лицу! Разве можно? – опустив саблю, вопросительно глядел на меня отец. – Кто научил тебе?

– Само получилось отец. Ты немного опустил руку, открыл лицо, я и ударил, – хлопая глазами, ответил отцу.

– Был бы равен со мной годами и весом, улетел бы я вверх тармашками. Хорошо ударил. На будущее предупреждай, а то выбьешь зубы случайно.

– Хорошо отец, больше не буду.

– Нет сынок, обязательно будешь. В битве это может сберечь тебе жизнь. Поднимай саблю, до завтрака у нас еще время.

И вновь град ударов. Я, конечно, понимал, что отец щадил меня, не работал в полную силу, но все удары наносил чётко, попутно объяснял особенности сабельных приёмов.

Занимался с отцом, и по своему разработанному плану, чередуя воинские занятия с сельхозработами. Петьку тоже, поначалу удалось приобщить. Но он оказался ленивым, бросил физзарядку через неделю. Сказал, что казаку конь положен, а бегать пешком ему не нравится, и как-то незаметно начал избегать встреч со мной. А затем и вовсе, обозвав меня «ушибленным», прекратил общение. Ну и ладно, буду тренироваться один.

Отец на мои физкультурные чудачества, поначалу косился удивлённо, а потом просто махнул рукой. Сказал, если это на пользу казаку, то можно. Через месяц, я заметил, незначительные изменения в развитии фигуры, удалось немного адаптировать тело к моим прошлым навыкам боксёра Получалось у меня, такое своеобразное, разноплановое развитие физических и воинских навыков.

А ещё меня начали беспокоить взбунтовавшиеся гормоны, как ни как, в теле малолетки, душа и разум молодого человека, уже познавшего любовь и ласки женщин. Рядом с Мотрей, теперь мне было тяжело находиться. Несколько раз с трудом удерживал себя, от желания утащить её на сеновал. Не знаю, что вообще там могло получиться. Хорошая вещь шаровары, помогали скрывать определённую реакцию организма. Только тяжёлый физический труд и интенсивные тренировки, на некоторое время, приводили моё состояние в норму.

В середине июля, после ужина, мы с отцом сидели на лавке возле хаты. Уже начинало темнеть, появлялись на небе первые звезды.

– Сын, я этот разговор откладывал не более позднее времчя, – задумчиво произнёс отец, – но пришло время принимать решение. – Еще когда розганяль Сечь, царица Екатерина повелела всю казацкую старшину, а также куренных атаманов, занести в «разрядные книги». Правда перед этим она нашего кошевого атамана Калнышевского, в кандалах отправила на Соловки. К чему я веду. Согласно повеления царицы, мне выдана грамота, в которой прописано, что мои наследники-мужчины, имеют равное право учиться в разных учебных заведениях. Ты, Степан, уже четыре года учишься у дьяка Сидора, он говорит, что ты очень способный. Вот я полагаю, тебе нужно учиться дальше. Как видишь, казацкие вольности кончились. Земли, которые принадлежали Матушке Сечи, раздаются всем желающим. Я смог собрать вокруг себя единомышленников, получить необходимые бумаги на две тысячи десятин земли с полями и лесами. Есть немного буераков. Разве должен казак ковыряться в земле, как простой пахарь? Нет он должен защищать эту землю и людей от врагов. Твои предки сын, всегда были защитниками. Решил я отвезти тебя на учебу в Санкт-Петербург. Выучишься, станешь офицером. Родишь мне внуков, буду их воспитывать, как настоящих казаков. Мать, конечно в слезы, не хочет тебя отпускать. Женщины, что поделаешь, не смотрит на несколько лет вперед. Жизнь изменилась, и мы должны меняться. Нужно забыть все плохое, и начинать думать о будущем. Вот такой тебе сын, мой отцовский наказ. Что скажешь?

– Ты отец решил, ты старше и умнее. Жизненный опыт подсказал тебе решение. С уважением приму твою волю. Краснеть за меня не придется. Все узнают, что у куренного атамана Ивана Головко, хороший сын. Верь мне отец! Если ехать в Петербург, то отдай меня в обучение артиллерийскому делу.

Отец сгрёб меня в охапку, и мне показалось, что глаза его немного увлажнились.

Целый месяц добирались в столицу, везя на трёх заводных лошадях, продовольствие и мой личный скарб. Потом неделю, отец бегал, выискивал знакомцев, по прошлым походам. Похоже, кого-то нашёл В итоге определил меня в Артиллерийский и инженерный шляхетный кадетский корпус, преобразованный из Соединённой артиллерийской и инженерной школы, ведущей свою историю с 1712 года, от первой русской Военно-инженерной школы.

Глава 2

Прошло шесть лет с момента оставления, отчего дома. За это время я ни разу там не был, письма писал, и естественно получал ответы, в которых отец, подробнейшим образом описывал жизнь в родном хуторе. Правда, за это время хутор разросся до небольшого села, даже церковь всем миром построили. Сестра Христя уже заневестилась. К симпатичной казачке, ухажёры в очередь становятся. А она, вертихвостка, по словам отца, никого из общей массы не выделяет, говорит, что сердце ещё не отозвалось приятным стуком к конкретному хлопцу.

Учёба в кадетском корпусе давалась мне легко, моё прошлое высшее военное образование, этому способствовало. Вот с освоением иностранных языков, были проблемы. Не давался мне немецкий язык, да и французский тоже. Откровенно говоря, в начале учёбы, и на русском языке я говорил очень плохо. Видно при переносе моего сознания, что-то не должным образом улеглось. Ещё пришлось, помахать кулаками, объясняя особенно заносчивым личностям, что люди с окраинных земель, такие же люди, как и они сами, только громкими титулами не отмечены. В течение, почти месяца, я был частым гостем кадетского карцера.

При поступлении в кадетский корпус, я был худым и нескладным. Однако во мне жила и развивалась сила двух личностей, которая и подталкивала меня в движении вперед, в достижении поставленных целей. Основная – стать высокопрофессиональным офицером, и принести пользу Отечеству.

Мои товарищи по корпусу, ещё нежились в тёплых постелях, а я уже занимался в гимнастическом зале, иногда даже переходил грань разумных пределов. Сверстники с упоением разучивали правила карточных игр, а я в читальном зале изучал исторические труды о войнах и походах древних военачальников. Иногда брал стихи, уходил в самый дальний закуток корпуса, где меня никто не видел, и декламировал вслух. Шлифовал свой русский язык.

Не знаю, наверное, статью я пошёл в отца. За годы учёбы, мои плечи раздались вширь, хотя в узости талии, мог посоперничать с любой девицей, руки и ноги обрели крепкие и выносливые мышцы. Ростом вымахал, почти под два метра. Если объективно судить, то я стал полноценным атлетом. В корпусе вряд ли найдётся равный мне по силе сверстник, в кулачном бою, тем более, здесь ещё не знают о боксе. Рассматривая себя в зеркале, пришёл к выводу, что такой черноволосый, кареглазый, приятный ликом, и неплохо сложенный, молодой человек, может запросто вызвать интерес у барышень. Ну-ну, время покажет.

И вот уже учёба позади. Я, в восемнадцать лет, получил свой первый офицерский чин – подпоручик. Вы не ослышались, именно подпоручик, а некоторые мои товарищи с трудом аттестовались прапорщиками. Мой курсовой офицер, писавший обо мне отзыв, отметил: «Зело в науках усердия проявлял».

Сейчас друзья и товарищи уже сидят в питейных заведениях, а я упражняюсь со шпагой, пытаюсь победить чучело. Не совсем чётко у меня выходит приём, с неожиданным перекладыванием шпаги, из правой руки в левую. Привык я доводить каждый приём до совершенства, так сказать выполнять вслепую, на одних инстинктах, с ювелирной точностью. Конечно шпага, это с позволения сказать «зубочистка», не идёт ни в какое сравнение с казацкой саблей. Но раз принята шпага на вооружение лиц офицерского звания, значит, надо научиться владеть ею, в совершенстве. Я не рассчитываю стать записным дуэлянтом, но чем черт не шутит, когда Бог спит. Всякое может произойти, а значит учиться и тренироваться.

Когда приём уже начал получаться хорошо, я услышал звук открывающейся двери в тренировочный зал. Интересно, кто ещё не пошёл на пьянку? Ко мне подходил преподаватель баллистики подполковник Браверманн. Пришлось прекратить тренировку и принять стоку «смирно», вытянувшись в струнку.

– Услышал вот шум в зале, решил посмотреть, – сказал Браверманн. – Захожу, и вижу вас Головко, лупящего чучело, которое вам ничего плохого не сделало. Вы уже не кадет, не прапорщик, вы подпоручик. Кстати, а вы знаете, что Кутузов Михаил Илларионович, окончил артиллерийское училище в чине прапорщика? И посмотрите, каких постов достиг уже сегодня. Вы начинаете служить с более высокого чина, перспектива у вас выше. Да, а почему вы не со всеми на пиршестве, не празднуете окончание учёбы?

– Я вообще не люблю пить хмельное, не нравится мне оно. Попробовал несколько раз, понял, не по мне занятие сие.

– Похвально ваше отрицание излишнего винопития. Тогда ответьте мне. Почему вы блестящий кадет, обладающий огромным багажом знаний, прекрасно развитый физически, отказались от службы в Петербурге? Здесь с вашим острым умом, будучи на виду, вы достигнете таких высот, о которых и не мечтали.

– Ваше высокоблагородие, начинать службу, с забавного времяпрепровождения я не желаю. Я, с вашего позволения офицер, и выбрал трудную дорогу служения Отечеству. Гарцевать в начищенных сапогах и отглаженном мундире по паркету не намерен.

– Можно и в столице служить с пользой для Отечества. К тому же сейчас, слава Богу, нет войны. Вы же выбираете местом службы заурядную Александровскую крепость. Да будет вам известно Головко, что в ближайшее время, эта крепость будет просто на просто, упразднена. Ведь вы знаете, с завоеванием Крыма, большая надобность в войсках на юге отпала. Перспективы сделать там карьеру туманны.

– Все вы правильно говорите, но не забывайте, что я выходец из казацкой семьи, мой отец был куренным атаманом. Хочется повидаться с родными, а наш хутор, расположен недалеко от Александровской крепости. Дворянские сынки из старинных родов, ещё в начале учёбы меня задевали, и я им давал достойный отпор. А где сейчас эти сынки? Правильно, выстроились в очередь, в получении милостей от вышестоящих начальников. Им родители поспособствовали. Мой отец это сделать не может, да и я воспротивился бы такой услуге. А толкаться с кем-то за тёплое место у кого-то под рукой, нет уж, увольте.

– И все же. Вас я всегда ставил в пример другим. Постоянно гонял по своему предмету, поболей других. Мне очень нравились ваши ответы. Умели вы всегда приводить аргументы и отстаивать свою точку зрения. Спорили со мной. Иногда ваши ответы, вызывали у меня чувство, что не вы кадет, а я учусь у вас. Сегодня вы первая шпага, первая сабля, лучший стрелок из пехотного ружья и офицерского пистоля. Поговаривают, вы знаете, что-то из боевых приёмов запорожских казаков. И такой, офицер отправляется служить в глушь. Я считаю, вы поступаете неразумно.

– Да кое-чему я научился у своего отца до поступления в корпус. Стал первым во многом уже здесь. Но я не знаю, смогу ли я стать первым в армии.

– Армия Головко очень велика, всякий найдёт в ней достойное место. Надеюсь, и вы тоже. Ну, тогда на прощание я пожелаю вам удачи, которая в скором времени вам очень понадобится.

– Спасибо, ваше высокоблагородие, но лучше пожелайте мне успеха, а то удача, девка такая ветреная, сегодня она с тобой обнимается, а завтра повернётся к тебе спиной.

– Ладно, к удаче, пожелаю вам успеха.

Я с почтением пожал протянутую мне руку Браверманна, правда, боялся её оцарапать своей мозолистой ладонью.

Когда этот специфический колющий удар, начал у меня получаться самопроизвольно, без какого-либо участия сознания, я посчитал задачу на сегодня выполненной. Пора привести себя в порядок, помыться, и не забыть посетить нашу часовенку в корпусе. Не скажу, что я стал ревностным прихожанином, но мне, почему то нравилось бывать в часовне, слушать речи настоятеля Никодима. Этот настоящий человечище, проводил с нами кадетами, беседы. Врачевал и наставлял, как он выражался, наши неокрепшие в духовном плане души.

В часовне было тихо, прохладно и пахло ладаном. Никодим сидел на лавке в задумчивости, держа книгу на коленях. Наверное, молится, подумал я. Однако приглядевшись, увидел, что губы Никодима не шевелятся. Значит, он просто отдыхает, закрыв глаза.

– Проститься пожаловал Степан? – спросил Никодим, открыв глаза.

– Да отбываю скоро к месту службы, – последовал мой ответ.

– Спасибо, что не забыл. Не зря выходит я потратил на тебя время. Иди в большой мир Степан, неси людям убеждение, в победе добра над злом. Ты сильный духом и телом, мир тебя одолеть не сможет, а ворог, и подавно.

Никодим поднялся и торжественно перекрестил меня. Я, почтительно склонив голову, принял благословение. Это благословение мне необходимо, для нормального душевного равновесия. А беспокоиться было с чего. Я выходец из небогатой семьи куренного атамана, не могу рассчитывать на получение хорошей должности. Если объективно посмотреть, то и дворянином я стал, благодаря Указу императрицы Екатерины II, приравнявшей казацкую старшину к российскому дворянству. Значит, уготована мне судьба самому, прокладывать путь в верхние эшелоны военной элиты, за счёт своих знаний и умений. Если решил, то буду стремиться. Волю закалил, знаний у меня предостаточно, здоровья хватит. Какой подпоручик не мечтает одеть генеральские эполеты? Это я так перефразировал известную пословицу, под сегодняшний день.

Подходя к казарме, столкнулся со своими друзьями по корпусу – Остапом Калачом и Владимиром Костецким. Оба были одеты в новенькие мундиры, на которых красовались значки прапорщиков.

– Степан, ты сдал? – поинтересовался Калач, улыбаясь.

Если честно, то Остап постоянно лыбился. Его кирпичного цвета лицо, обрамленное рыжими волосами с веснушками на носу, само по себе вызывало улыбку. Этот, добрый с виду увалень, был широкоплечим, сильным и быстрым. Не завидую тем, кто попадёт по его кулак, размером с детскую голову. А ещё Калач, доводился мне земляком, он родом из города Гадяч. Два малоросса в одном корпусе это сила.

Без лишних слов протянул друзьям свидетельство. Они одновременно склонили головы, стукнувшись головами.

– А я и не сомневался, что Степан будет первым. Молодец! – заметил Костецкий, закончив чтение.

– Не задирай нос земляче, Остап Калач, ещё себя покажет. Завидовать будешь, – выдал Остап.

– Кто тебе позволит себя показать? Этот пруссак из Гатчины? – поинтересовался Костецкий.

– Ну что ты за человек Костецкий, взял и испортил все настроение, – делано обиделся Калач. – Покойная императрица, пусть ей земля будет пухом, ничего не смыслила в военном искусстве, и не лезла со своими советами. Зато она могла, правильно выбирать полководцев и любовников. Долгорукий, Суворов и Румянцев турок били славно, а фаворит Потемкин искусно плёл интриги, и сабелькой помахал от души. Эти мужи вон как расширили владения на юге.

– Этот недоносок, – Остап огляделся по сторонам, – нас обрядит в немецкие мундиры с буклями и косами. – Не ровен час, кто-то перепутать нас с девкой может. Парады проводит у себя во дворце каждый день, доводя солдат и офицером до изнеможения. Многие на плацу падают от усталости. Павел их жалеет. Солдат шпицрутенами, а офицеров посылает служить в Сибирь.

– Откуда ты это знаешь? – справился Костецкий. – При дворе не бываешь, знакомств там у тебя нет.

– Несколько дней назад, я побывал в весёлом салоне мадам Коко, – невозмутимо парировал выпад друга Остап, – и кое-кто мне нашептал очень интересные наблюдения.

– Доведут тебя Калач, доступные женщины, до непонятно чего. Скоро половина детишек Петербурга будет бегать рыжеволосая и конопатая.