Текст книги "Стандартное отклонение (СИ)"
Автор книги: Нельма
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
«Докатилась!» – подумалось мне, когда настало время накрывать его пледом. Пришлось ещё и подоткнуть под него края, чтобы одеяло не свалилось за ночь.
– А ты? – его пальцы сжались на моём запястье так неожиданно, что только полуночная усталость удержала меня от опрометчивого удара прямо по миловидному лицу. Но раньше, чем я успела высказать негодование столь наглым вопросом-предложением, он успел исправиться: – Ты почему ничего о себе не рассказала?
Ох, вот тут точно бы нашёлся ещё один повод хорошенько напиться и предаться страданиям.
Например, по потерянной в тринадцать девственности и появившемуся тогда же пристрастию к наркотикам.
Или по тому, как я размазывала слёзы по лицу, сидя под дверью комнаты, где мой «тот самый любимый и единственный» трахал первую попавшуюся девчонку мне назло (мало вы ещё знаете о том, как делается «назло», Антон – чтоб вас с вашими откровениями – Романович).
А может быть, о долгих безрезультатных попытках потом устроить свою личную жизнь, постоянном порицании от разочаровавшейся во мне мамы (будто прежде она очаровывалась, ага), или о периодически случавшемся сексе с бывшим как об акте отчаяния и попытке понять, чего же мне так не хватает?
– Ну, у меня была очень несчастливая любовь. А ещё я была очень пухлой лет так до двенадцати. И на эту работу меня пристроили по блату, – пожала я плечами, с улыбкой наблюдая за его попытками удержать глаза открытыми.
– И всё?
– И всё, – прозвучало это с поразительной уверенностью. Такой, что я даже сама себе поверила на несколько мгновений.
– Срокойной ночи, Наталья… Ленидовна… – пробормотал он, сдаваясь под действием без малого литра крепкого алкоголя.
– И тебе, – неуверенно отозвалась я и направилась к себе в спальню, по пути ещё раз заглянув в переписку на телефоне.
А: Надеюсь, ты не делала глупостей, Крольчонок, и всё же легла спать.
А: Сладких тебе снов.
Кстати, потом-то я поняла, чего мне так сильно не хватало в молодости.
Немного спокойствия. И чуть-чуть постоянства.
***
Утро выдалось сумбурное. Будильник я, конечно же, поставить забыла. А мои природные часы почему-то установлены на такое время, будто до работы мне приходится добираться не на машине сквозь классические московские пробки, а на личном вертолёте. А то и как тем волшебникам из Гарри Поттера, которые перемещались моментально одной лишь силой мысли и огромным желанием.
– А какой сегодня день недели? – бормотал Антон, до последнего отказываясь принимать вертикальное положение.
– Пятница.
– Так это же короткий день!
– Он короткий с нижнего конца, а не с верхнего, так что быстро поднимайся!
Жаль, даже наше обоюдное с товарищем Миловидовым желание ничуть не способствовало ни скорости сборов, ни скорости выведения алкоголя из его крови, поэтому за руль этого чёрного, массивного параллелепипеда на колёсах, по недоразумению названного его машиной, пришлось сесть мне.
Знала бы я об этом накануне, когда заставляла его припарковаться на тех отвратительных местах…
Неторопливую и тщательную работу мусорщиков нашего района я вынесла стойко. Так же, как и раздражающие причитания от самого занудного директора в мире, раз в пять минут хватающегося за сердце со словами «Сейчас мы убьёмся!».
– Убивайся как-нибудь в следующий раз, и без моего участия! – цедила я сквозь зубы, очень недовольная тем, что он так откровенно сомневался в моём водительском мастерстве. – И напивайся впредь тоже!
По мнению психологов, часто опаздывающие люди более креативны, успешны и оптимистичны, чем те, кто всегда приходит вовремя. Однако семьдесят шесть процентов опрошенных начальников отметили, что категорически не переносят опоздания своих сотрудников, а ещё тринадцать процентов готовы мириться лишь с единичными и небольшими опозданиями подчинённых.
Что ж, пришло время снова познакомиться: меня зовут Колесова Наташа, и по мнению психологов я скучная пессимистичная неудачница, потому что всегда прихожу вовремя.
Кстати, с большинством начальников меня тоже кое-что объединяет. Увы, не размер заработной платы и возможность делегировать всю свою работу на подчинённых, а непереносимость чужих опозданий.
Отлично!
Ещё отличней было то, что как минимум трое сотрудников нашего рекламного агентства стали свидетелями того, как на парковке я вылезла из-за руля директорского БМВ. А уж как он сам выглядел – с бодуна, после ночи на неудобном диване и в помятом вчерашнем костюме – лучше и не думать.
Интересно, на правах единогласно признанной нашим коллективом любовницы начальника я могла делать свою работу ещё медленнее и посылать Сонечку за апельсиновым соком ещё чаще?
Конечно, моему не умеющему пить директору повезло: большую часть дня он отсиживался в уединении собственного кабинета, а потом отправил мне несколько переполненных извинениями сообщений (будто и правда считал, что сегодня я снова позволю себя подвезти), и рано уехал домой.
А я вовсю наслаждалась произведённым эффектом, впервые за все годы работы в своём отделе читая на лицах и Сонечки, и Лидочки, и Анжелики, и даже Аллочки сплочённое и дружное «ну ты и стерва!».
Стервой мне быть понравилось. Вон, даже один из наших креативщиков уступил мне свою очередь у автомата с кофе, за что я похлопала его по плечу и громко, эмоционально, эффектно заверила:
– Начальство это оценит!
В общем, весёлый получился день. И выходила я из здания в отличном настроении и с широкой улыбкой на губах, которая так и приклеилась к ним, когда напротив входа я увидела пафосную серебряную машину, несмотря на слякоть выглядевшую так, словно она выехала из мойки всего полминуты назад.
– Ой, – вырвалось из меня каким-то низким и испуганным писком.
– Ой, – вторил мне непривычно серьёзный, пугающе раздражённый и вообще весь такой «детка, ты влипла!» голос.
«Допрыгалась,» – подумала я, ища и не находя пути к отступлению.
«Допрыгалась,» – явно читалось в сверлящем меня взгляде, чей обладатель облокотился спиной о машину и скрестил руки на груди, ожидая моих действий.
– Марш в машину, Наташа! – рявкнул он, и я, не будь дурой, предпочла тут же подчиниться с ещё одним сдавленным и тихим «ой».
Ой, что будет…
Комментарий к В-пятых, не делайте скоропалительных выводов.
А в следующей главе любовный треугольник превращается… превращается… в любовный квадрат!
Кстати, кто ещё не в курсе, теперь у меня есть своя группа в ВК:
https://vk.com/nelma_fish_house
Заглядывайте!
========== В-шестых, остановите это немедленно! ==========
Опомнилась я только в тот момент, когда мы тронулись с места. Опомнилась, напыщенно громко фыркнула – чтобы сгладить свою минутную слабость – и сразу же дико разозлилась. На саму себя, естественно.
Но когда это мешало мне сорвать злость на ком-нибудь другом?
– А чего это ты раскомандовался? – с наглой ухмылкой поинтересовалась я, хотя внутренний голос настойчиво подсказывал, что стоило бы вести себя тише.
Но к чёрту этот внутренний голос! Я ведь и без вот этого показательно-злого и впервые настолько пугающего выражения на лице Артёма прекрасно знала, что накосячила.
И сколько бы я не пыталась отгораживаться от всех типично женских реакций, но чувство вины перед ним будило во мне как раз одну из них: немедленно устроить скандал.
Оставалось только придумать, как бы так всё вывернуть, чтобы с самым наглым видом сказать, что он сам виноват…
– Значит, презентация прошла просто отлично? – уточнил он сухо, принципиально не поворачиваясь в мою сторону.
И не надо говорить мне о том, что Тёмка сидит за рулём и ему надо смотреть на дорогу. Точно вам говорю: он делал это принципиально!
– Тогда почему же мне утром звонит Максим, которому позвонил Слава, которого вчера двое разных людей попросили выяснить отправителя видео, чуть эту самую презентацию не сорвавшую?
– Ааааа, видео. Совсем про него забыла, – отмахнулась я с самым непринуждённым видом и честно выдержала тяжёлый и укоризненный взгляд в свою сторону.
Со скандалом как-то не складывалось.
Я искренне была уверена, что Тёма – нежный и милый котик, просто физически не способный злиться и выпускать коготки. По крайней мере, все мои прежние, порой совсем уж кричаще-вызывающие и хамские выходки он выносил с долей иронии и улыбкой, говорящей о том, что чем бы дитя не тешилось…
– Да, я так и подумал, – ехидненько отозвался он, – особенно когда чуть позже мне позвонил Ян и спросил, до сих пор ли ты психуешь из-за этого видео и не впала ли в депрессию от того, что твою машину разбили.
– Ой, ну прям уж в депрессию.
– Наташа!
– Наташе двадцать восемь годиков! Наташа взрослая и самостоятельная, и…
– И сильная, и самодостаточная? – с усмешкой уточнил Иванов, который мне больше совсем не нравился. Верните мне прежнего милашку, немедленно!
– Да! – уверенно рявкнула я и скрестила руки на груди, чтобы не поддаться искушению и не занять их попыткой по-быстрому разрешить этот конфликт.
Например, сжать обеими ладонями его шею. Или одной, но кое-что другое. Или попробовать и то, и то, чтобы на будущее узнать наиболее действенный способ выключить в Артёме этого невесть откуда взявшегося зануду.
– А кошку тебе не подарить?
– Вот не надо искать повод подсунуть мне своё чудовище! – огрызнулась я, напряжённо разглядывая растянувшуюся как минимум на ближайший километр пробку.
На несколько мгновений мысль открыть дверь и просто сбежать показалась мне вполне неплохим вариантом спасения пятничного вечера. Но нет, Наташа Колесова не убегает от проблем и трудностей. По крайней мере, не в этих шикарных туфлях.
Да и зачем убегать от того, что можно просто игнорировать, саркастично комментировать, бесстыдно опровергать или поднять на смех и поставить финальный штрих своим фирменным фырканьем?
Но ожидание неминуемо последующих скоро нотаций вызывало внутри неприятное чувство. Что-то среднее между несварением, изжогой и длящимся больше суток голодом, когда желудок, кажется, готов переваривать даже собственные стенки.
Пришло время открыть самую страшную, самую сокровенную, самую позорную мою тайну. Самую большую слабость. Самый большой мой страх (помимо введения законодательного запрета на ношение красивой одежды, конечно же).
Я боюсь осуждения. Не от всех – только от самых близких людей, которых можно по пальцам одной руки пересчитать. Два родителя, две подруги и… вот. Подозрительно притихший сюрприз на водительском месте.
В то время как общественное порицание я могу принять со смехом или дать ему жёсткий отпор, вообще не заботясь о том, что будут говорить за моей спиной – потому что рано или поздно выскажу каждому ещё больше и прямо в лицо, слова родных людей огромными мозолями остаются на коже. Вроде и не смертельно, и ничего такого. Но болят, сука! Мешают. И проходят так долго, что иногда поверх ещё не заживших старых успевают появиться новые.
Уж не знаю, что там так долго формулировал в своих нравоучениях притихший Иванов, когда как я за долгие-долгие годы успела сделать среднюю выжимку по каждому подобному разговору:
1. Как мне не стыдно?!
Вот действительно, как? Нет бы ходить с постоянно опущенной и красной от стыда физиономией на радость остальным людям. А то они постоянно расстраиваются, что их мнение мне не интересно.
2. И почему только я родилась такой эгоисткой?
Кстати, когда я тот же вопрос переадресовала маме, она отделалась возвращением к пункту один нашего разговора, тем самым дав понять, от кого же я унаследовала этот восхитительный талант уходить от неудобных вопросов.
3. Если я продолжу в том же духе, то останусь вечно одинокой. И замуж меня никто не возьмёт. А может, даже притащенный с улицы кот, и тот потом сбежит, потому что со мной просто невыносимо!
Кстати, про кота вот всегда было как-то особенно обидно. Что сразу сбежит-то? Вот понимаю ещё муж – спору нет, этот мифический объект точно даст от меня дёру сразу же, как я отстегну его от батареи. Даже паспорт свой наверняка выпрашивать обратно не станет.
Но котик? Что я, совсем изверг какой-то?
Тёмка продолжал молчать, чем только действовал на нервы. Долгое ожидание казни хуже её как таковой, а мне уже надоедало вести ожесточённый мысленный спор с самой собой, придумывая аргументы о том, что никакая я не эгоистка. Тем более, что аргументы эти почему-то оказывались всё равно не в мою пользу.
А развернувшись к нему, вдруг поняла, что всё это время готовилась зря, и он вовсе не собирался озвучивать мне список своих претензий. Артём больше не выглядел ни злым, ни раздражённым. Только, как обычно, уставшим после перелёта и слегка расстроенным.
– Ты что, обиделся? – брякнула я, вовсю продемонстрировав свои способности к эмпатии и умопомрачительную тактичность.
«Нет, Наташа, он наверняка просто охреневает от счастья, что оказался единственным непосвящённым в происходящее», – кажется, в этот момент мой внутренний голос научился не только истекать ехидством, но и закатывать глаза. Давно пора, после стольких лет вместе.
– Да смысл на тебя обижаться? – только и отмахнулся он, а потом протянул задумчиво: – Отшлёпать бы тебя как следует.
– В качестве прелюдии?
– В качестве наказания! Не буду я с тобой спать, я обиделся! – заявил Тёмка, картинно поджав губы и задрав вверх подбородок.
– Ты только что сказал, что не обиделся!
– А я передумал, – фыркнул он, точь-в-точь имитируя мою интонацию и используя мой же коронный аргумент против меня.
Хам, наглец, предатель!
От сердца сразу отлегло. Я знала, что можно и нужно делать с вот таким вот Артёмом Ивановым, и планы свои не собиралась скрывать, сразу же растянувшись в хитрой и наглой улыбке. Не будет он, как же!
Как оказалось, и правда – не будет. Причём пресёк он все мои возможные поползновения на свою честь прямо на лету, заявив, что ему нужно доработать сделанный ещё утром набросок, и закрылся у меня в гостиной.
Вот это стало ударом ниже пояса! Который светил, конечно же, ему самому, если я вдруг узнаю, что на самом деле он ничего не рисовал и просто наврал из вредности. Потому что мне пришлось провести крайне унылый вечер наедине с заставленным едой столом.
Котик-Иванов ехал за мной, предварительно загрузив в багажник купленный в кафе готовый ужин. А я, не зная об этом, но вспомнив про девственно-чистые полки своего холодильника, по дороге домой заказала для него пиццу.
И если вы вдруг подумали, что меня внезапно одолел порыв проявить заботу, то немедленно оставьте подобную чушь! Это просто ход такой. Тактический! Хитрый!
Настолько хитрый, что смысл его я не собираюсь объяснять, потому что вы всё равно не поймёте.
Ещё и Антон засыпал меня сообщениями, словно на расстоянии почувствовав, что сегодня в крепкой стене сарказма обнаружилась приличных размеров дыра, через которую можно пробраться в покрытую паутиной и давно заброшенную мной комнату нормального общения. А уж его настойчивая просьба составить им с сыном компанию на прогулке в следующее воскресенье и вовсе ввела в меня в ступор и размышления о смысле жизни.
Отцом он и правда был отвратительным, если решил,, что я – подходящая компания для ребёнка. Конечно, я часто проводила время что с Егоркой, что со Златой – семилетней дочерью одной из лучших моих подруг. Но для всех нас это было этаким забавным аттракционом: день с супер-крутой и безбашенной тётей Наташей.
А вот что же Антон – сама настойчивость – Романович ожидал от нашего знакомства, мне и думать не хотелось. Наверняка ведь не конкурса по поеданию сахарной ваты на скорость, в котором я всегда выигрывала благодаря своему богатому «жизненному опыту».
Ну, тому самому, который на практике даже превращает геев обратно в натуралов в уверенных бисексуалов.
Вы поймите меня правильно: это в романтических фильмах девушка влюбляется в мужчину, с первых десяти секунд общения становится для его ребёнка ближе и роднее родной матери, а потом живут они все долго и счастливо. Но в реальной жизни это если и встречается, то точно не с такими персонажами, как я.
У меня самой и интеллект, и образ мышления недалеко от детских ушли. Я не могу завести даже нормальные отношения, и если представить, что вдруг мне на голову свалится живой муж, да ещё и с живым настоящим ребёнком…
А почему я вообще думаю про мужа? Потому что хочу? Или потому, что у всех есть, и мама сказала, что мне тоже надо? А самой-то мне надо? Если надо, то прямо сейчас или можно немного попозже? А если я думаю о попозже, то это значит, что не так уж сильно мужа хочу?
В общем, надумав себе только головную боль, я легла спать в крайне паршивом расположении духа. И к тому же, совсем одна.
Но проснулась уже на мягком и тёпленьком человеке, беспечно посапывающем во сне. Посмотрела на него, собираясь исподтишка ущипнуть, а потом сказать, что ему показалось, вот только спящий Иванов, как всегда, выглядел невероятно милым котиком, и обидеть его у меня рука не поднималась.
Зато на рассвете поднималось кое-что другое. Не без участия моих рук, конечно же.
И раз уж у меня назревала целая глобальная программа переосмысления своих принципов, то самое время было попробовать нарушить один из них. Благо этому способствовало и наше положение, и утреннее состояние.
– Это изнасилование! – сонным голосом попробовал воспротивиться Артём, что по звучанию для меня мало отличалось от тихого «мур-мур-мур».
– Ты ничего не докажешь! У меня папа судья! – внаглую заявила я, раздумывая над тем, что если вовремя схватить валяющиеся на стуле неподалёку колготки, связать ему запястья и закрепить их на кованом изголовье (и ведь никто не понимал, зачем же я выбрала такую странную кровать), то его дальнейшее сопротивление станет бесполезным.
Благо Тёма знал меня не первый год и не стал терять попусту время и силы на попытки сопротивления.
***
Первую трель дверного звонка я решила проигнорировать. Ну да, это кованое изголовье имело один значительный минус: при каждом резком движении кровати (ну ладно, ладно, правильнее сказать «на кровати»), оно ударялось в стену. Совсем немного. Ну так, легонько. Можно было бы и вовсе не заметить, не длись эти ритмичные постукивания добрых полчаса.
На второй трели я закатила глаза, только слегка сместившись всем телом вбок, на более прохладную часть простыни. Ну, я даже могла понять, когда соседка дважды прибегала ругаться из-за этого стука посреди ночи – почти пятидесятилетней и одинокой мне тоже бы не понравилась столь бурная чужая жизнь.
Но сейчас-то десять утра! Поздравить с утренним сексом она меня, что ли, хочет?
Третья по счёту трель стала моей личной точкой невозврата к прежнему расслабленно-довольному состоянию, и с кровати я соскочила в один миг, намереваясь тотчас же устроить незваной гостье утреннее представление.
– Крольчонок, лучше я… – попытался остановить меня Артём, известный как чёртов-раздражающий-пацифист и та-ещё-очаровашка. Ему без сомнений было под силу сделать так, чтобы спустя несколько минут соседка успокоилась, извинилась и даже благословила нас на дальнейшие сексуальные подвиги в любое время суток.
– Лежать! – решительно рявкнула я на него, уже успевшего натянуть на себя джинсы. – Я сама! Ничто так не бодрит с самого утра, как хороший скандал!
– А я-то думал, как хороший секс… – наигранно грустно вздохнул Иванов, плюхаясь обратно на кровать.
Изнасилуешь его, как же!
В коридор я вылетела в невероятно эффектном виде: мужская футболка на полностью голое тело, сексуально уложенные волосы и хищный блеск тигрицы в глазах.
По крайней мере, именно так я себя ощущала, хотя со стороны это и выглядело как еле прикрывающая стратегические места футболка, взъерошенная и спутавшаяся копна на голове и странный прищур вкупе со злобным оскалом.
Только когда я открыла дверь – конечно же, сразу нараспашку, и не подумав посмотреть в глазок, то впору было повторить вчерашнее, ставшее новой классикой, многозначительное «Ой».
– Блять! – выдала я, и не подумав как-то смягчить формулировку своих мыслей и ощущений на тот момент.
Каждый пятый россиянин, отправляясь в путешествие на дальнее расстояние, предпочитает самолёт железнодорожному транспорту. При этом при статистике перемещений на короткие расстояния (до тысячи километров), популярность самолёта перед поездами оказывается почти незначительной: пятьдесят шесть процентов авиа-перемещений против сорока четырёх на поезде.
А всё знаете, почему? Потому что простым россиянам не доступна услуга «прицепить к поезду вип-вагончик» или «отправить поезд вне графика, потому что я так хочу».
Наверное, простые россияне берут билеты заранее и даже предупреждают о желании приехать, а не заваливаются в квартиру своей бывшей девушки в девять утра субботы с самодовольной физиономией.
– Вижу, ты так рада меня видеть, Натусь! – подмигнул мне Ян, быстро просочившись внутрь квартиры, пока мне не пришло в голову закрыть дверь. И оглядев меня с ног до головы оценивающим взглядом, ехидно уточнил: – Я что, не вовре…
Нужно ли пояснять, кто именно в этот момент высунул свою растрёпанную светлую макушку из спальни? А вслед за макушкой и голый торс, и красноречивый красный след зубов на нём.
Вот сейчас как никогда подошло бы уже озвученное мной «Блять!», но я просто жуть как не любила повторяться.
– Привет, – брякнул Тёмка, и прежде неудобная ситуация стала походить на комедию абсурда.
– Вы что… это? – растерянно выдавил из себя Ян, переводя взгляд с меня на Артёма и обратно. Сказала бы я, что он вмиг растерял своё красноречие, но Ян и красноречие настолько же несовместимые понятия, как я и скромность.
– Пффф, Ян, ну что ты как маленький! – кажется, тут оказалось недостаточно небрежного тона и того, как картинно я закатила глаза, и требовались какие-то дополнительные пояснения, давать которые мне, конечно же, совсем не хотелось.
В принципе, последние лет пять своей жизни мне вообще не хотелось что-либо Яну давать. Ну только если очередной повод пожалеть, что вовремя не оценил меня по достоинству – куда же без того, чтобы потешить своё самолюбие.
И сейчас, хлопнув ладонью по его небольшому животику, торчащему над поясом брюк (мелочь, а приятно!), я с самым непринуждённым видом прошествовала мимо, вытолкнула Артёма в коридор и бросила им обоим напоследок:
– Вы пока поболтайте, а мне нужно одеться.
Если вдруг вы решите задать вопрос, почему же мы с Артёмом не посвятили своего общего «друга» в особенности наших не чисто дружеских отношений (например, когда почти две недели гостили у него в Питере на новогодние праздники), то я вам отвечу:
«А хрен его знает…»
Но зная бабскую натуру Яна, теперь можно было ожидать от него показательной обиды и слёзных причитаний о том, как мы его предали. Или же возвращения к обожаемым им назойливым шуточкам о…
– Ай! Ты совсем уже? – воскликнул Ян максимально приближенно к ультразвуку, и из любопытства я даже отложила поход в ванную и тут же заглянула на кухню.
Ян скулил, держась пальцами за переносицу, и бестолково метался из угла в угол.
– Он меня ударил! – указал он пальцем на стоящего рядом Артёма, – вообще, придурок, шуток не понимает!
– Дай-ка угадаю, опять про тройничок?
– Это была просто шутка! – взвился Ян и на всякий случай отодвинулся подальше от вздыбленного, хмурого Тёмки, подглядывающего на него больно уж злобным взглядом. От Иванова я, конечно, такого фокуса совсем не ожидала, но столь категоричное решение проблемы болтливости нашего друга полностью поддерживала. – Мне же завтра на свадьбу к Войцеховскому идти! Натусь, ну есть у тебя хотя бы лёд?
– Для тебя – вот здесь, – приложила я ладонь к сердцу с ехидной ухмылкой на губах.
Откровенно говоря, меня сильно бесили эти его шутки, тем более что шутками они были лишь отчасти. Потому что в нашей бурной, глупой и алкогольно-наркотической молодости один тройничок всё же состоялся.
Да-да, вот именно у нас троих, стоящих сейчас на одной кухне. И это можно было бы назвать необычным, печальным, отвратительным или будоражащим опытом (ну явно каким-нибудь одним из перечисленных вариантов), если бы не одно «но»: я ничего не помню.
Вот вообще ничего!
Как Ян уламывал меня на это (ой, да кого я обманываю, я же тогда и слово против ему сказать боялась, а то уйдёт) – помню. А дальше полный провал, и следующее воспоминание захватывает уже момент моего отходняка, причём разом и от принятых наркотиков, и от осознания того, на что я сдуру подписалась.
И больше всего раздражало то, что ни один из этих двух кобелей так и не рассказал мне, что же там было. Ян только ухмылялся и тянул в ответ: «А ты у Тёмы спроси», а сам Артём хмурился и молчал как партизан.
Пожалуй, Иванова бы удалось разговорить, приложив определённые усилия, но спустя тринадцать лет после того случая снова поднимать эту тему мне почему-то не хотелось. Тогда мне было стыдно и обидно, сейчас – нет.
Но… Так и быть: возможно, я просто не хотела разочароваться ещё и в нём.
– Ты чего вообще приехал? – бесцеремонно уточнила я, наблюдая за тем, как Ян по-хозяйски копошится в моей морозилке, вытаскивает пачку оставленной мамой стручковой фасоли и с крайне страдальческим видом прикладывает её к своему носу.
И вот за это недоразумение мне предлагали выйти замуж его родители?
Если бы моя маменька узнала, что от того предложения я отказалась, потратив на раздумья три с половиной секунды, выбирая между обычным «нет» и пафосным «никогда», то слегла бы с инфарктом.
– Я выяснил, кто отправил видео и разбил тебе машину. Эти ребята уже неделю прессингуют твоего отца, чтобы он вынес правильное решение на суде, а так как договориться с ним они по какой-то причине не смогли, то решили зайти через тебя. Осталось ещё понять, где они видео раскопали.
– А ты не звонила родителям? – спросил Тёма удивлённо.
– Теперь, к сожалению, придётся, – кажется, от такой перспективы у меня даже зуб разболелся. Родителей я безумно любила. На расстоянии.
Но порой даже расстояния между нашими телефонными трубками оказывалось недостаточно, и волны их недовольства всё равно добирались до меня и накрывали с головой подобно цунами. Стоит ли говорить, что я с детства отлично плаваю?
– Может, кто-нибудь всё же объяснит мне, как вы?.. – опомнился вдруг Ян, снова оглядывая нас таким пристальным взглядом, будто всерьёз рассчитывал увидеть наконец табличку с пояснениями к сложившейся ситуации.
Я смотрела на непривычно напряжённого и недовольного Тёму, у которого, кажется, даже шёрстка дыбом встала. По крайней мере, ещё слегка влажные светлые волосы стояли на голове торчком, словно он только недавно в приступе паники пытался их выдрать.
Артём же выжидающе смотрел на меня, по-видимому, готовясь подстраиваться под мою реакцию.
Будто у меня был какой-то выбор! Разве что сказать, что укусил он себя сам, и вообще мы тут просто в салочки играли. Ну, те самые, известные всем салочки, когда снимаешь трусы и бегаешь по квартире в мужской футболке, пока не запыхаешься.
– Тебе объяснить, как люди сексом занимаются? – закатила глаза я, прежде ещё несколько раз повторив про себя, что мы с Яном расстались ещё полжизни назад, и я ему ничего не обязана.
– У вас в Петербурге это, наверное, называют заняться любовью, или поддаться страсти, или слиться воедино… – со смешком начал перечислять Тёмка, загибая при этом пальцы.
– Вот значит, как, – в голосе Яна прозвучало столько фальшивого трагизма, что ему было бы в самый раз вести мастер-классы для женщин о том, как правильно устраивать скандал. – Спелись прямо за моей спиной!
– Честное слово, за твоей спиной мы ещё не спевались, – искренне заверила я с самым непробиваемо-спокойным видом. – Но идея мне нравится.
Ян возвёл глаза к потолку, обречённо вздохнул и, опустившись на ближайший стул, подпер ладонью подбородок.
– Налей хоть выпить чего-нибудь, – вяло промямлил он, сопроводив свои слова ещё одним громким вздохом, наверняка призванным обозначить крайнюю степень его грусти и отчаяния.
Я помню времена, когда Ян был совсем другим. Наглым, дерзким и заносчивым. Тогда, стоило мне сделать что-то не так, он не просил выпить с жалобным видом, а сразу принимался истерить и жестоко мстить. А потом как-то резко стал тюфяком и неврастеником, подверженным меланхолии. То ли из-за того, что слишком долго просидел на наркотиках, то ли из-за того, что всё же смог с них слезть.
Но я смотрела на него и вспоминала сидевшего на этом же самом месте позавчера Антона, обронившего свои маленькие альфа-самцовые замашки перед порогом моей квартиры.
И невольно начинала закрадываться мысль: это я на них всех, что ли, так действую? Конечно, я всегда повторяла, что тряпок много не бывает, но подразумевала-то в этот момент исключительно одежду!
Хорошо хоть с Тёмой никаких странностей не происходило. Как был милашкой, так им и остался.
И знаете, хоть я занимаюсь анализом данных, изучением социологических опросов и подсчётом цифр, но есть такие вещи, для подтверждения которых не нужна статистика. Достаточно дерьмового жизненного опыта.
Беда никогда не приходит одна.
Кажется, мои любовники – бывшие, случайные, постоянные – вдруг решили, что вместе будет веселее.
А вот мне стало совсем, категорически, абсолютно не весело, когда раздался очередной звонок в дверь, и, на этот раз предусмотрительно заглянув в глазок, я увидела псевдо-Миловидова собственной персоной.
– Наташа! Я выяснил, кто разбил твою машину! – сходу заявил он, светясь точь-в-точь как лампочка в сто пятьдесят ватт. А потом заметно насторожился, не увидев ни тени радости или любопытства на моём лице.
– Да вы проходите, проходите, Антон Романович. Сейчас и информацией поделитесь, и обсудите всё, – приговаривала я, ведя его вдоль коридора, пока не протолкнула на кухню, вдруг показавшуюся поразительно маленькой сразу для трёх мужчин. – Мстители, общий сбор! – фыркнула я, закрывая их, и тут же облегчённо выдохнула.
А потом поняла, что поспешила. Вдруг они решат облегчить мне жизнь и поубивать друг друга, но не смогут найти, где я храню ножи?
Вот вам и миниатюра на тему «К чему приводят не оборванные вовремя связи с бывшими, дружба с привилегиями и случайный секс». Очень взрослая, очень самостоятельная и очень самодостаточная девочка Наташа заперлась в туалете своей квартиры и пишет жалобные сообщения в чат с подружками.
Полина: И что они там делают?
Н: Не знаю, слышу только голоса за стеночкой.
Н: Может, решат скинуться мне на увеличение груди?
Н: Я бы согласилась. Но того, кто предложил бы это, непременно зашибла.
Н: В итоге у меня была бы новая грудь и всего две проблемы вместо трёх.
Рита: Подожди, а сама-то ты где?
Н: Закрылась в туалете.
Полина: В семнадцать я тоже так делала))
Полина: И знаешь, что забавно? Сейчас я замужем именно за тем человеком, от которого пряталась тогда.
