Текст книги "Сокол на рукаве (СИ, Слэш)"

Автор книги: neisa

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

 

– Пьер! – шикнул на него Жереми, и Пьер поспешно опустился на землю, чтобы тоже привязать своего скакуна.

– Мы соприсутствуем на одном представлении, – пояснял им тем временем Жереми, – можем находиться тут сколько захотим, но второй раз нас никто не пустит. Если только потом, – Жереми тихонько хохотнул, – Леонель не сделает нам новые пропуска.

Леонель заметно покраснел. Теперь уже он внимательно разглядывал прохожих. Взгляд его остановился на крепком мужчине в ошейнике, которого его хрупкий на вид спутник вёл за собой на цепи. Монах остановился, и мужчина тут же опустился на колени и заискивающе посмотрел на него снизу вверх.

Пьер сглотнул.

– Я этого не понимаю, – произнёс он нервно и замолк, поняв, что готов выдать себя перед Жереми. Этого он не хотел и потому вместе возмущённой тирады спросил: – Как они попадают сюда?

– Они подписывают контракт.

Жереми подошёл к нему вплотную и чуть обнял сзади за талию.

– Потом, – он говорил, приблизив губы к уху Пьера так, что тот ощущал его влажное дыхание. – Им ставят печать. Клеймо. Вот сюда, – Жереми коснулся кончиками пальцев шеи Пьера, – или сюда… – он скользнул в вырез сутаны.

– Берегись, – процедил Пьер, не поворачивая головы, – а то кто-нибудь решит, что ты спишь с братьями по сутане, и тебя сожгут на костре.

– И то правда, – Жереми в момент исчез, а Пьер вздохнул с облегчением. – Идём. Покажу вам самое главное.

«Самым главным» оказался большой театр на центральной площади, с открытой площадкой для летних выступлений. Сейчас она была заполнена людьми, большинство из которых сидело в зрительном зале со своими спутниками – здесь были всё те же пары, среди которых один носил красный плащ, скрывающий даже лицо, а другой что угодно, вплоть до арабских полупрозрачных вуалей.

Взгляд Пьера зацепила фигура, сидевшая на коленях у своего «господина». Вначале Пьер решил, что это девушка, которая скрывает личико за украшенным перьями веером, но, приглядевшись, увидел, что торс у обладательницы веера абсолютно не женственный – что не мешало спутнику жадно оглаживать его отсутствующие груди и укутанные юбками бёдра.

– Хочешь такое же? – мурлыкнул оказавшийся тут же рядом Жереми.

– Да. Тебе бы пошло, – Пьер оттолкнул его и уселся на свободное место. Закинул по привычке ногу на ногу, а затем опомнился и, убрав ногу, смиренно сложил ладони на коленях.

Впрочем, смирением никто из присутствующих явно не отличался. Многие уже приступили к развлечениям, не дождавшись начала представления. Пьер изучал их одного за другим из-под ткани капюшона и остановил взгляд, увидев в одной из лож троих абсолютно не монашеского вида мужчин с одним единственным юношей на троих.

– Кто это? – спросил Пьер, чуть склоняясь к Жереми, но так, чтобы тот не смог перейти в атаку.

– Это рыцари Мальтийского Ордена.

– Они без сутан?

– Конечно, они не обязаны носить сутану. Им даже возбраняется кичиться своей принадлежностью к ордену, однако обеты они дают так же, как и все.

Пьер осматривал мужчин одного за другим. Его посетило странное чувство дежавю. Что-то знакомое было в пристальных, цепких взглядах их глаз, и в унисон его мыслям Леонель прошептал:

– Они видели смерть.

Пьер вздрогнул и с раздражением посмотрел на него.

– Надоели оба. Сколько будете разыгрывать тут страшную сказку? Если бы не ваши мистификации, ничего особенного мы бы тут не заметили – обычные люди. Ну, церковники. Как будто все церковники вышли на карнавал, вот и всё. Или весь карнавал переоделся церковниками, – хохотнул он и тут же замолк, обнаружив, что на него косятся несколько соседей.

Пьер пробубнил себе под нос что-то неразборчивое и сделал вид, что осеняет себя священным знаком.

Трижды ударил гонг, и на сцену вышли две девушки в вуалях. Они станцевали – немного скованно, будто делали это в первый раз. Затем сели по краям сцены и стали ждать.

Вышли ещё двое – на сей раз это был мускулистый, но гибкий мужчина в одних полупрозрачных шароварах и юноша, также одетый по-восточному.

– Позже их можно будет купить, – произнес Жереми и покосился на Пьера, но тот только кивнул, полностью сосредоточившись на представлении.

Танец в самом деле был красив. Мужчина двигался плавно и грациозно, как тигр, и хотя до последних дней Пьер не замечал в себе склонности к подобной грубой красоте, движения этой пары зачаровывали его. От мужчины веяло угрозой, и Пьеру подумалось, что если бы танцор посмотрел на него, Пьер, вероятно, не смог бы шелохнуться, забыв разом и слова, и все умения владения мечом.

Танец закончился, и пару сменила другая. Все движения и костюмы были эротичны, но оставались красивыми, и всё же Пьер не понимал. Не понимал этих людей. Не понимал, что могло заставить их оказаться здесь.

Когда представление уже подходило к концу, Жереми опустил руку ему на плечо.

– Выбрал кого-нибудь?

Пьер застонал и посмотрел на Леонеля.

– Я тоже не хочу никого выбирать, – сказал тот мрачно.

– Отлично. Вы даже более целомудренны, чем монахи.

Пьер сбросил с плеча руку Жереми и посмотрел на Леонеля.

– Лео, развлекись. Тебе полезно. Жереми покажет тебе всё. А я поеду домой. Мне здесь не интересно.

Он встал и собирался уходить, когда услышал из-за спины голос Жереми:

– Не боишься, что с тобой снова приключится что-нибудь неприятное?

Пьер резко развернулся и, прищурившись, посмотрел на него.

– А ты не боишься, что в другой раз тебя отделают всерьёз?

Ответа ждать он не стал.

 

***

Домой Пьер добрался перед самым рассветом. Он не хотел уже ничего, кроме как завалиться в постель и уснуть, однако снова его мечтам не суждено было сбыться.

Едва он ввалился в гостиную, как разглядел в полумраке высокую фигуру, устроившуюся у камина и тихонько пискнул:

– Ой…

Мужчина поднялся и, рывком преодолев залу, схватил Пьера за локти.

– Где ты был?

Пьер сглотнул. Потом осторожно, не желая ссориться, а где-то в глубине души даже наслаждаясь тем, что Эдмон принял его исчезновение так близко к сердцу, высвободился из сильных рук.

– Твои игры мне не нравятся, – произнёс Эдмон напряжённо, – пытаешься приручить меня, будто гончего пса.

– Эдмон… – Пьер вздохнул и повис на шее у графа, так что тот опешил на секунду, а потом крепко сжал его спину, притискивая юношу ещё плотнее к себе. – Я отправил вам записку, – пробормотал он, потираясь щекой о бархатистый плащ. – Мне нужно было сопроводить друга на… на одну встречу. Если бы я мог, я бы, конечно, предпочёл прийти к вам.

– Какого друга? – спросил Эдмон, чуть отрывая Пьера от себя. – Этого Жереми Дюрана?

Пьер сглотнул и приподнял бровь.

– Если всерьёз решил меня соблазнить, то хотя бы перед носом у меня…

– Эй! – Пьер легонько встряхнул мужчину за плечи. – Эдмон, вы пока не соблазнились. И между мной и Жереми нет ничего, кроме его больных фантазий. Ничего не изменилось со вчерашнего дня, я всё ещё хочу только вас.

Эдмон внимательно всмотрелся в лицо юноши, а затем коротко, но жарко поцеловал и снова посмотрел ему в глаза.

– Если хотите, чтобы между нами что-то было, прекратите общаться с ним.

– Я знаю его с детства, – возмутился Пьер, – а между вами и мной пока ничего нет.

Эдмон продолжал мрачно смотреть на него.

– Прекратите общаться с ним, – повторил он. – Для вашего же блага. И я дам вам шанс.

Пьер отвернулся в неподдельной теперь уже обиде. Эдмон предлагал слишком мало, а просил слишком много. Но вырываться из объятий он всё же не стал. Напротив, откинулся спиной Эдмону на грудь и, запрокинув голову, потянулся за поцелуем.

– Мне нужно больше, Эдмон, – сказал он прямо. – Мне нужны вы. Скажите, что вы будете со мной, и я исключу из своей жизни хоть Жереми, хоть любого другого. Если же нет… Не вижу причин отказывать ему и дальше.

Руки Эдмона сильнее стиснули его тело. На секунду Эдмон зарылся носом в его волосы, а потом опять посмотрел в глаза.

– Хорошо, – сказал он. – Если это единственный способ вас остановить.

Пьер поймал его руки и сцепил свои пальцы с пальцами графа. Разговор оставил неприятный осадок – не столько из-за Жереми, сколько от того, что согласие графа далось ему с таким трудом.

 

ГЛАВА 5. Настойчивость и воздержание

Эдмон подпускал к себе Пьера медленно, шаг за шагом. Он по-прежнему не верил, что Пьер в самом деле заинтересован им, и считал, что очень скоро этот внезапный каприз избалованного виконта пройдёт. Пьеру вряд ли был нужен его титул или его земли – он имел своё собственное немалое наследство. А значит, Эдмону было абсолютно нечем его привлечь.

От этой мысли Эдмону становилось тоскливо, потому что какими бы ни были мотивы мальчишки на самом деле, Эдмон хотел, чтобы Пьер остался с ним. Чем дольше он смотрел на мальчика, тем явственнее понимал, что готов отдать всё даже за несколько недель этого романа, что уж говорить о том, чтобы привязать Пьера к себе навсегда.

И всё же он боялся – не столько обмана, сколько потери и позора. Потери, потому что даже если Пьер был искренен, Эдмон отлично видел его непостоянный нрав и понимал, что мальчишке быстро надоест. Позора, потому что Пьер вполне мог затеять всё это просто, чтобы посмеяться.

И всё же Пьер приходил к нему – не каждый день, но ровно так, чтобы не успеть надоесть и заставить Эдмона соскучиться. Он редко приглашал ещё кого-то в этот дом, но теперь без Пьера особняк казался ему мрачным и пустым.

Сидя в одиночестве, Эдмон не переставал представлять юношу, сидящего за камином в соседнем кресле или на диване у окна – и чувствовал, как Пьер превращается для него в своеобразный наркотик.

Однажды он не выдержал и спросил:

– Почему вы приходите так редко?

Эдмон сам не заметил, как слова слетели с губ, а заметив, лишь стиснул зубы, потому что поймать их было уже невозможно.

Пьер поднял на него свои ослепительно-синие глаза, смотрел секунду, а затем широко улыбнулся.

– Я думал, вы никогда не спросите, – выдохнул он и, подлетев к Эдмону, повис у него на шее.

– То есть, вы делаете это специально? – уточнил Эдмон, чуть отстраняя Пьера и вглядываясь ему в глаза.

Пьер улыбался. Щёки его немного порозовели.

– Вы так упорно прогоняете меня… Думаете, легко каждый раз возвращаться несмотря ни на что?

– Я не… – Эдмон запнулся, вспомнив, что каждый их вечер вместе в самом деле заканчивался ссорой, после которой Пьер вылетал прочь, стуча каблуками. Эдмон вздохнул и прижал Пьера к груди.

Он не позволял себе такого почти никогда. Каждую ласку Пьер вырывал обманом, но от того она лишь сильнее пьянила обоих. А в этот раз Эдмон вплёл пальцы в волосы Пьера и легонько поцеловал его в висок.

– Я всё-таки нравлюсь вам? – спросил Пьер, чуть поднимая лицо от его плеча.

Эдмон молчал. Он отвернулся и смотрел в огонь.

– Я вас не понимаю, – сказал он наконец.

– Но вы же и не пытаетесь понять, – Пьер осторожно провёл пальцами по щеке Эдмона, невольно коснувшись самых кончиков шрамов.

Эдмон тут же вздрогнул и попытался отстраниться, но Пьер не позволил ему. Поймал лицо Эдмона в ладони и заставил посмотреть себе в глаза.

– Сейчас вы снова будете ругаться. Так случается каждый раз, когда я ненароком касаюсь их. А я устал молчать, Эдмон. Мне они нравятся. Без них не было бы вас. Вы весь мне нравитесь – видите, я не боюсь этого сказать. А вы почему-то боитесь.

Эдмон накрыл руками пальцы Пьера и прикрыл глаза.

Когда Пьер касался его так, все сомнения стихали, и держать себя в руках было ещё труднее. Почти невозможно.

– Эдмон, вы обещали, что будете со мной, но я не чувствую, чтобы мы были вместе. Я… – Пьер закусил губу. Он хотел было сказать, что если Эдмон так и не ответит, то сделает какую-то глупость, может быть, уйдёт и, оставшись один, повесится, но испугался, что Эдмон на самом деле позволит ему уйти. Глубоко вдохнул и посмотрел на Эдмона уверенно, стараясь не подпускать к сердцу сомнения. – Я уезжаю в эти выходные. Не могу находиться в городе летом. Я хотел бы, чтобы вы поехали со мной, в усадьбу, где жили мои родители. Для вас, наверное, это предложение слишком серьёзно, но если хотите, считайте его дружеским. Я просто не хочу потерять вас за это время.

Эдмон улыбнулся, но когда он открыл глаза, те были холодны.

– А может, вам как раз стоит забыть меня за эти три месяца? Может, так нам обоим будет легче?

– Может быть, – сказал Пьер устало, – но я не вижу, чем это будет лучше для нас.

– Вы молоды. Ещё успеете увлечься кем-то другим.

– А вы не очень. И часто вы любили за свою жизнь?

Эдмон отвернулся.

– Нет.

– Тогда зачем вы советуете мне убить любовь и никогда больше не любить, так же, как никогда не любили вы? Неужели мало людей, кто так и делает? Мне повезло, я встретил вас. Между нами не стоит ничего, кроме вашей странной гордости. Но я чувствую, что мы должны быть вместе. Я не могу это объяснить. Я просто увидел ваши глаза и понял, что нужен вам.

Эдмон резко развернулся и посмотрел на него в упор.

– Хотите сказать, что пожалели меня? – голос его звенел.

– Да при чём здесь… – Пьер бессильно стукнул каблуком об пол, потом рванулся вперёд и снова поймал лицо Эдмона в ладони. – Я чувствую, что я нужен вам. Именно я. Я вижу это в ваших глазах. И вы нужны мне. Почему вы не видите это в моих?

Эдмон опустил веки и мотнул головой, освобождаясь от рук Пьера.

– Глаза лгут, – сказал он спокойно и снова посмотрел в огонь.

Пьер устало покачал головой, а затем снова вскинулся.

– Я не уйду, – сказал он. – Вы специально меня обижаете. Но я сегодня не уйду. Я останусь у вас. Потому что другого случая не будет. Я хочу, чтобы вы запомнили меня.

Пьер подошёл к Эдмону и, обняв его со спины, положил голову графу на плечо.

– Вы же сами не знаете, что вам нужно, так?

Эдмон не ответил. Он всё ещё смотрел в огонь, и сам не заметил, как рука его опустилась к рукам Пьера, лежавшим у него на животе, и крепко стиснула его ладони – а Пьер тут же стиснул его пальцы в ответ.

– Расскажите мне… – попросил он. – Если не хотите поехать со мной, то хотя бы давайте поговорим. Вам станет легче. А я…

– А вы тут же пойдёте делиться с Леонелем и Жереми?

Пьер вырвал руки и обхватил себя за локти, отворачиваясь к окну.

– Я ни разу не виделся с Жереми с тех пор, как вы попросили. И Леонель тоже не приходит ко мне – он готовится стать аббатом. Но вам всё равно, так?

Эдмон развернулся и поджал губы, глядя на него.

– Нет. Не всё равно.

– Зачем вы хотели, чтобы я рассорился с ним, если я вам не нужен?

– Пьер…

– Что Пьер? – Пьер развернулся и посмотрел на него в упор. – Вы доведёте любого. И не шрамами, а своим жутким характером.

– Если вам не нравится мой характер, то никто не заставляет вас оставаться здесь!

Пьер сжал кулаки, но не сделал и шагу к двери, продолжая упрямо смотреть на Эдмона.

– Я никуда не уйду, – повторил он.

Эдмону стало стыдно, и он отвёл взгляд, но так ничего и не сказал.

С полчаса они сидели молча. Эдмон – глядя в огонь, Пьер – глядя в окно. Стыд всё нарастал. Эдмон вдруг и сам начал ощущать, что хотя Пьер и находится здесь, дом всё равно пуст, потому что душа его где-то далеко.

– Это случилось в Палестине, – сказал он наконец.

Пьер не шевельнулся.

– Меня взяли в плен. Я был ещё оруженосцем тогда. Нас пытали… Не так, чтобы очень сильно, – Эдмон рвано выдохнул. – Гюстав, он… относился ко мне не только как к оруженосцу. И они думали, что он подпишет доверительные грамоты, чтобы спасти меня, – Эдмон качнул головой, пытаясь отогнать воспоминания, но у него не получилось ничего. – Они резали мне лицо и прижигали тут же. Но когда он отказался ставить подпись, убили его. – Эдмон улыбнулся. – Вот и всё. Это просто война.

Эдмон замолк. На Пьера он по-прежнему не смотрел. А Пьер долго молчал, а затем подошёл к нему и, не решаясь коснуться плеч, остановился.

– Вы любите его?

Эдмон резко развернулся.

– Вас только это интересует, да? Другого вы не можете понять?

– Нет, – сказал Пьер спокойно. Поднял руки и, подождав секунду, будто ожидая, что Эдмон их отбросит, всё-таки положил их на плечи графу. – Я понимаю вашу боль. Хоть вы и не верите мне. Но только одно может остановить меня. Только одно может заставить меня уйти. Если вы всё ещё любите его.

Эдмон усмехнулся и покачал головой, а затем снова отвернулся, сбрасывая руки Пьера.

– Нет… Это было так давно, что я и не помню уже толком, что чувствовал тогда. Он был… он был моим идолом. Но с тех пор прошло много лет, и я давно уже не тот мальчишка. Я просто… не хочу об этом вспоминать. Не хочу, но… – он снова вдохнул, – не могу, потому что зеркало мне не врёт.

– И что же оно говорит вам?

– А вы будто не знаете! – Эдмон мрачно покосился на Пьера через плечо.

– Я хочу услышать от вас.

– Что никогда такой, как вы, не сможет меня любить. Что вам – если бы не ваш внезапный каприз – даже подойти ко мне было бы страшно.

– Но тогда оно врёт.

Пьер опустил висок Эдмону на плечо и, поймав его руку, обнял её, приникая к Эдмону всем телом.

– Оно врёт, потому что я просто увидел вас и замер в восхищении. Вы были в маске, да… Но когда я сорвал её… Вы стали мне ещё ближе.

Пьер отстранился и развернул Эдмона к себе лицом, а потом осторожно коснулся губами его щеки – там, где заканчивался самый длинный шрам.

– И я не боюсь… – прошептал он. – Только не вашего лица. Я больше боюсь, что вы так и не сможете меня полюбить.

Эдмон сдался. Поймал в ладони лицо Пьера и сам поцеловал его, без условий и требований, второй раз за всё то время, что они были знакомы. И снова, как в первый раз, он понял, что тонет в тёмном круговороте, где мешаются желание, нежность и безумная страсть. Он снова чувствовал, как тает, поддаваясь каждому движению его рук, тело Пьера. Как льнёт к нему, будто желая соединиться в одно. И в эти секунды ему казалось, что он понимает всё то, что говорил юноша, что они нужны друг другу, и не нужны этому иные объяснения кроме того, что они друг друга нашли.

– Эдмон… – прошептал Пьер, отрываясь от его губ, но всё ещё прижимаясь всем телом. – Я хочу остаться на ночь. Пожалуйста. Я никогда никого о таком не просил. Я никогда никому не давал того, что хочу дать тебе. Клянусь…

Эдмон отскочил назад, будто на него вылили ушат холодной воды. Его собственное желание продолжало пульсировать между бёдер, но он лишь ошарашенно покачал головой.

– Невозможно. Я не могу.

– Но почему?!

Эдмон взвыл и ударил кулаком по стенке камина.

– Не могу!

Пьер выдохнул и закрыл глаза. Он выглядел в этот момент таким жалким и несчастным, что когда он прошептал к тому же:

– Я никогда… и никому…

Эдмон снова сорвался и рванулся к нему, прижимая к себе и покрывая поцелуями его виски, щёки, макушку, сами шелковистые пряди его волос.

– Пьер, пожалуйста… Не просите. Это не из-за вас. Не из-за вас…

– Вы всё равно не доверяете мне…

Эдмон прижал на секунду его лбом к своему плечу. Он понял необыкновенно ясно, что что-то потеряет сейчас – или обеты, данные много лет назад тому, кого уже нет в живых, или тёплого, живого, любящего мальчишку, который никак не желал отступать.

– Идите сюда… – прошептал Эдмон.

Он попятился и упал на диван, а Пьера потянул за собой, усаживая себе на колени верхом. Пьер тут же заёрзал, и Эдмон закрыл глаза, пытаясь успокоить сердце хотя бы немного.

Эдмон снова поймал в ладони его лицо и поцеловал ещё раз – медленно и неторопливо, стараясь растянуть и прочувствовать каждое мгновение, каждое прикосновение языка. Пьер тут же сам запустил руки в его волосы и стал перебирать их, чуть щекоча чувствительный затылок. Он всё также продолжал тереться о бёдра Эдмона своими, пока тот, собравшись с силами, не оторвал его от себя.

– Пьер… стойте.

Пьер смотрел на него абсолютно шальными глазами.

– Пьер, если хотите быть со мной, вам придётся научиться сдерживать себя.

– Условия… – простонал Пьер. – Опять одни условия. Вы хотите что-то ещё?

– Да… – Эдмон сделал паузу, – я не поеду с вами на лето. Не потому, что не хочу. Я хочу знать, что вы будете чувствовать осенью. Не встретите ли кого-то, кто займёт ваши мысли. Тогда… Это было бы лучше…

– … для нас обоих, – закончил Пьер за него. Он продолжал смотреть на Эдмона. – Но тогда и я попрошу, чтобы вы дали мне слово.

Эдмон поднял бровь.

– Если вы будете скучать по мне, вы должны немедленно бросить эти глупости и приехать.

Эдмон покачал головой.

– Так ничего не выйдет. Конечно, я… – Эдмон замолк.

Пьер растянул губы в улыбке.

– Значит, вы сами знаете, что будете по мне скучать? – он наклонился и легко поцеловал Эдмона в краешек губ. – Ладно, – шепнул он в самое ухо графа. – Если так, то я подожду.

Он замер, уткнувшись носом в волосы Эдмона, и хотя опьянение немного прошло, ему по-прежнему не хотелось отодвигаться, тем более вставать.

Эдмон тем временем гладил его волосы, наслаждаясь их мягкостью, и впервые за долгое время ему было абсолютно спокойно.

– Нужно приказать приготовить ужин, – сказал он нехотя через какое-то время.

Пьер кивнул и, поцеловав его ещё раз напоследок, всё-таки встал.

Они поужинали, и Эдмон показал Пьеру его комнату. Уже желая юноше спокойной ночи, он видел, что Пьер недоволен таким окончанием вечера, но уступать не собирался.

Проснулся Эдмон, когда было ещё темно – от того, что что-то тёплое касалось его руки.

Эдмон резко открыл глаза и замер, увидев прямо перед собой блестящие синие глаза.

– Кто вас сюда пустил? – спросил Эдмон раздражённо, но почему-то шёпотом.

– Мне не спится в чужой постели, – ответил Пьер так же шёпотом, будто поведал величайшую тайну, но раньше, чем Эдмон успел ответить, накрыл его губы поцелуем. Эдмон попытался высвободиться, но Пьер первым скользнул вбок, заваливая его на спину, и, приникнув к Эдмону всем телом – благо, одетым хотя бы в батистовую рубашку – прошептал ему на ухо:

– Расслабьтесь. Я всё сделаю сам.

Он скользнул губами от уха Эдмон вниз, к ключице, и, на ходу стягивая рубашку с себя, а затем и с него, принялся целовать плечи Эдмона и грудь. Он скользнул губами к самому пупку и обвел его языком, так что Эдмон шумно выдохнул и закусил губу, предчувствуя следующее прикосновения и не в силах его остановить, но губы Пьера внезапно исчезли, и Эдмон ощутил бёдра юноши, трущиеся о его пах.

Эдмон выругался и резко перевернул Пьера на спину. Тот широко распахнул глаза, взирая на него с недоумением и ожиданием, но Эдмон не делал ничего – только оглаживал медленно грудь Пьера, набухшие тут же соски, дрожащий под прикосновениями живот. Пьер прогнулся, подаваясь навстречу ласке. Эдмон тут же сжал его член у самого основания, так что Пьер выдохнул уже от боли, а затем убрал руку и легко шлёпнул его по внутренней стороне бедра, заставляя развести колени.

Пьер послушался и снова подался навстречу, когда Эдмон скользнул пальцем к его уже смазанному входу, и тут же закусил от боли губу, невольно сжимая мышцы, когда Эдмон вошёл внутрь.

Эдмон сразу же поймал его губы и осторожно провёл языком по зубам.

– Ты в самом деле в первый раз? – спросил он.

Пьер нервно кивнул.

– Я не боюсь, – тут же заявил он.

– Глупый мальчишка, – Эдмон снова поцеловал его и выскользнул из его нутра. Обхватил ладонью член Пьера и начал медленно ласкать, внимательно наблюдая, как прогибается ему навстречу упругое тело.

– Эдмон… – прошептал Пьер и опустил веки, погружаясь в горячую негу.

– Смотри на меня, – приказал Эдмон. – Если не лжёшь – открой глаза и смотри.

Пьер тут же раскрыл глаза и, потянувшись, поймал в ладонь щёку Эдмона, а другую положил ему на плечо и принялся нежно поглаживать, всё так же подаваясь навстречу, но теперь глядя на Эдмона жаркими горящими глазами.

С протяжным стоном он выплеснулся в ладонь Эдмона и, едва переведя дыхание, попытался перевернуть того на спину – но Эдмон не позволил ему. Вместо этого он опустился на бок рядом с Пьером и притянул его к себе, обнимая поперёк живота.

– А вы? – спросил Пьер, пытаясь просунуть руку между ними и коснуться паха Эдмона. Он всё ещё чувствовал бедром, что там бушует пожар.

– Спи, – ответил Эдмон коротко и добавил уже мягче. – Ты теперь не один.

Потом зарылся носом в волосы Пьера и не заметил, как уснул сам.

 

ГЛАВА 6. Мускус и фиалки

Лето выдалось дождливым. Пьер всегда любил, когда в июне солнце не жарило как безумное, а лишь выглядывало изредка сквозь облака, озаряя собой прозрачное и невесомое кружево дождя.

Здесь, вне города, он старался вставать пораньше, так как пожилой Франческо, управлявший имением ещё при родителях, настаивал на том, чтобы Пьер сам учился этому искусству.

Пьер не имел ничего против. Он отлично понимал, что есть вещи, которые со временем станут ему по-настоящему необходимы. Под надзором Франческо он послушно просматривал сметы и выслушивал отчёты старост, стараясь обращать внимание на любую мелочь.

Пока длился этот процесс, Пьер мог сосредоточиться на необходимом. Дела в имении шли в основном хорошо, а те немногие происшествия, которые случались то и дело, легко удавалось поправить.

Имение у Пьера было небольшим, и потому работы обычно оказывалось не так уж много. Уже к полудню он становился свободен и предоставлен самому себе.

Вот тут начиналось для него самое тяжкое. Его не радовали ни знакомый с детства берег реки, где он впервые целовался – с Леонелем, потому что никого другого не было под рукой, но вот дальше они так и не зашли, потому что родители Пьера вскоре забрали мальчика в город. Роща, где его мать любила собирать ягоды, казалась пустой и безлюдной – хотя обычно это могло лишь радовать чету Леруа.

Пьер думал об Эдмоне.

На лбу его залегла глубокая нестираемая морщинка.

В ночь, когда Пьер увидел Эдмона впервые, в нём будто переключили невидимый рычаг. Пьер решил, что должен добиться внимания этого человека. Он не думал в тот миг ни о том, кто скрывается за маской, ни о том, что предстоит ему в постели с тем, кто вряд ли позволит Пьеру всё то, к чему он привык. Просто какие-то шестерни вошли в пазы внутри него. Пьер должен был быть с Эдмоном.

Это чувство лишь усилилось, когда Эдмон настолько невежливо отказал ему в первый раз. Оно становилось только сильнее с каждой их неудачной встречей – а встречи были неудачными почти всегда.

Эдмон не был холоден – если бы это было так, Пьер, скорее всего, уже бросил бы свою безнадёжную затею. Но Эдмон раз от раза поддавался, давая ему надежду.

Сейчас, вдали от объекта своей внезапной страсти, Пьер стал задумываться о том, не вёл ли Эдмон свою собственную игру? Не пытался ли он таким образом приручить Пьера?

Задумавшись о том, как повёл бы себя на его месте сам Пьер, юноша понял что, скорее всего, именно так. Его тут же накрыло волной бешенства. Он не хотел, чтобы с ним играли.

И всё же… Этому человеку он готов был позволить любую игру. В объятиях Эдмона он терял остатки воли, а оказавшись вдали от него, не переставал думать о том, что делает сейчас граф.

Уже через неделю одиночества Пьер придумал писать письма.

Эдмон ведь отказался приехать сам – но он ничего не говорил о том, что нельзя писать.

Без задней мысли Пьер взялся за перо и начал задумчиво выводить виньетки по углам листка. А потом начертил первую букву и дальше остановиться уже не смог:

«Я люблю вас. Так странно. Вы мне не верите – да я и сам не могу объяснить, откуда взялось это чувство. Но я увидел вас и понял, что мы должны быть вместе. Это судьба. Вы верите в судьбу?

Я никогда не верил. Мне представляется, что жизнь свою каждый из нас строит сам. Но если так – я хочу построить будущее, в котором мы с вами будем вместе.

Вы почему-то холодны со мной. Я не могу этого понять, как ни стараюсь. Для вас не секрет, что со мной такое в первый раз – никто до сих пор не отказывал мне. Но я не уверен, что вы поняли другое – то, что я хотел вам сказать в нашу последнюю и единственную ночь.

Со мной такое в первый раз. В первый раз я думаю о ком-то целыми днями, в первый раз готов связать свою жизнь с кем-то.

Полагаю, это не слишком скажет в мою пользу, но родители оставили мне хорошее состояние, которое перейдёт ко мне, едва я вступлю в брак.

И всё же я никогда не думал о браке. Я привык быть один, привык быть свободным. И только теперь мне вдруг захотелось… Захотелось, чтобы моим супругом стали вы.

Вы можете счесть, что я наивен и импульсивен, что я не знаю, что ждёт меня завтра и потому говорю ерунду, но это не так. У меня большие планы на будущее. Если вы позволите мне, я расскажу вам о них при встрече. Если вам будет интересно – а мне бы хотелось хоть немного вас заинтересовать.

Я вижу, что вы тоже привыкли быть один. Отчасти я думаю, что именно поэтому мы особенно подходим друг другу. Эдмон, вы не можете провести всю жизнь в своём склепе, отделанном бархатом и позолотой.

Сколько вы сидите безвылазно в этом доме? Год? Два? Всю жизнь?

С чего вы решили, что добровольное заключение – ваша участь?

Вы говорили мне, что были моряком – но тут же поспешили спрятать эту деталь своей жизни.

Но, Эдмон, как человек, привыкший к свежему ветру и бескрайнему небу, может погрести себя заживо?