Текст книги "Не грусти, Мари!"

Автор книги: Наталья Узловская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

А  мне вдруг пришла смс от Билайна, ну, можно подключить услуги и так далее. Обычно они днем приходят, наверное, какой-то сбой. Глядя на засветившийся дисплей телефона, я подумала, может, написать сообщение Дэну? Так, ничего особенного, ненавязчивое небольшое послание, дружеское. Прокрутившись на постели полчаса, написала следующее: «Привет, Дэн! Как ты, как поездка?» Как ни странно, ответ не заставил себя ждать, и я поспешно выключила звук у мобильника – в тишине мелодия из Властелина Колец показалась чересчур громкой и тревожной. «У меня все хорошо, сейчас в поезде. А ты как поживаешь?» – написал Дэн. Я принялась лихорадочно размышлять: как сделать так, чтобы он не понял, что со мной происходит, но в то же время понял, что небезразличен мне. В итоге отправила: «Тоже хорошо. Приезжай, мы тебя ждем». Через пару минут пришло: «Обязательно приеду. Скучаю». Как это? Он скучает по всем? Или по мне? Или это вообще было ради красного словца сказано? Сама не заметила, как заснула.

На следующий день мне удалось дозвониться до Пра.  Слушая усталый и какой-то бесцветный голос в трубке, я засомневалась, удобно ли набиваться в гости. Не ответив на вопрос, что, собственно случилось, и заверив, что у нее все хорошо, Пра сама пригласила меня зайти. Так, надо срочно простирнуть платье.

Вечером выпал снег, первый. В смысле, второй, первый на Покров всегда выпадает, но не ложится. А этот вот лег тонким слоем. Темная улица стала наряднее – снег укрыл мокнущие листья, грязь и мелкий мусор. Мне подумалось: это как немолодая женщина примерит свадебное платье – и покажется в нем на мгновение юной и красивой, как когда-то была. Интересно, мне доведется выйти замуж когда-нибудь? «Суженого конем не объедешь», – говорит моя бабушка. И еще говорит: «Судьба придет, под лавкой найдет». Но почему же тогда столько одиноких девушек вокруг? И женщин. Взять нашу Светлану Николаевну – преподавательницу маркетинга. Умная, красивая, грамотная, характер хороший. Не какая-нибудь там «синий чулок», совсем наоборот. Тридцать пять лет, не замужем. Или Екатерину Сергеевну с кафедры информатики, почти такая же история. Где же их суженые? Время идет… Ох, опять я на свою тему съехала.

С Пра я столкнулась у подъезда – она шла из магазина с банкой кофе в руках. Мне показалось, подруга еще сильнее похудела.

– Привет, Маш. Заходи.

Мы поднялись. Я прямо в прихожей протянула ей пакет с платьем:

– Пра, спасибо огромное. Ты меня очень выручила.

Пра смотрела куда-то в сторону, вид у нее был потерянный.

– Что случилось-то? Я же вижу, неприятности у тебя.

– Да как сказать, Мари. В общем…мы с Мотором…с Андреем, в смысле…расстались. Все.

И зарыдала, закрыв лицо руками, уткнувшись в косяк, выронила платье. Я в растерянности опустила руки. На самом деле, Пра сильно изменилась за последние два года, в ней мало что осталось от безбашенной девчонки, залепившей Изке кулаком в нос. Она повзрослела, стала сдержанней и мудрее, даже казалась старше своих лет. Всегда ровная, спокойная, в хорошем настроении, готовая пошутить и посмеяться, сейчас Пра плакала навзрыд, кашляя и задыхаясь. Я, не зная, что делают в таких случаях, пошла за стаканом воды. На кухне воняло чем-то тухлым, в раковине громоздились немытые тарелки, на столе стояла куча чашек. Я, нервничая, принялась искать чистый стакан. Когда нашла, Пра села за стол, вытерла лицо рукавом.

– Отбой. Истерика отменяется. Напугала тебя?

– Есть немного.

– Это так, остаточные явления. Мы уже давно.

Короткие рубленые фразы Пра выговаривала через силу, будто слова застревали в горле, а она их проталкивала через гортань.

– А ты где была? А работа как?

– У меня отпуск. Была у…у него. А потом поехала к Катюхе со Степкой. Хорошо у них. Крестник растет. Казак.

Я не стала спрашивать, почему вдруг казак.

– Ты вот что, Пра…расскажи мне, если хочешь. А если нет, ничего. А я приберусь здесь, и не возражай.

– И не буду, – Пра обессилено прислонилась к стене. – Ты извини, я забыла, что тут такой свинарник. Блин, что-то еще и протухло.

Оказалось, пропал лук, Пра хранила его в ящике под столом. Мы решили выкинуть весь ящик.

В морозилке нашлись куриные котлеты, я поставила сковородку с маслом на огонь, стала варить рис.

– Да что рассказывать, – Пра тяжело вздохнула, – я давно заметила, что он стал другим. Переменился ко мне очень. То звонил часто, когда приезжал, всегда со мной был. А тут приехал в пятницу, а зашел ко мне в воскресенье часа на полтора и сразу уехал. Не, я понимаю, семья там, это да. Друзья, все понятно. Я не говорю, что он должен был только у меня торчать, но я не хочу быть в ряду: машина-группа-друзья-гараж. Я хочу свое особое место, не первое, не главное – главное это семья, но все равно особое. Понимаешь?

– Ну? – я осторожно вытирала вымытые тарелки.

– Ну и вот. Был бы он на гражданке, я бы подумала, что другую нашел, а в части у них из женского пола только медсестра да уборщица, обе в годах уже. До города далеко, их не пускают, то есть, девчонку найти негде. Я спросила напрямую: ты меня любишь? Как-никак два года встречаемся, имею право знать…

– А он?

– А он сказал…что не знает, Маш. То есть, времени разобраться у него не было, – у Пра снова потекли слезы по бледным щекам, – извини, я что-то совсем расклеилась.

– Ничего, ты не стесняйся, – я неловко погладила ее по голове.

– А я так не могу, Маш. Говорят, что надо, чтобы тебя саму любили, да только это фигня, – голос Пра окреп. – В одну ладонь не хлопнешь, любить оба должны. Пусть кто-то больше, кто-то меньше. Каждый в свою меру. А когда один не знает, то надо расходиться. Ну, мы и разошлись. Я предложила, а он не стал спорить.

– Жалеешь?

– Не привыкла еще. Пройдет время, переживу.

Она сильная, Пра, я сразу это поняла. Не то, что я. Мне так плохо из-за Дэна, я каждую ночь о нем думаю, а мы ведь даже не встречаемся.

– Он сказал, что боится меня потерять, что я ему нужна. А сам ни малейшего шага не сделал навстречу, просто исчез. Я сама позвонила, а он даже разговаривать со мной не захотел. Будто я этого не заслужила. Жесть, Маш. Такая жесть. Но ты знаешь, мне кажется, все через это проходят. И никто еще не умирал.

– А бедная Лиза? – говорю я в надежде развеселить Пра хоть немного.

– Да глупо это все, – она махнула рукой, – Лиза какая-то. Я еще встречу офигенного парня…только не знаю, когда. И где. Все же встречают как-то.

– Не все, – осторожно возражаю я. – А иногда встречают так, что лучше бы и не встречать.

– Это как так? Ты о себе, что ли? Давай уже, выкладывай.

Пра, она такая, с полнамека понимает. Ну, я и выложила. Про кафе, про Дэна, про наш вечер, про смс. И про то, что спокойно не могу на него смотреть, что он нужен мне, очень нужен, что я устала быть одиночкой и хочу мужское плечо рядом, а Дэн красивый, как эльф, у него такая гладкая кожа и сильные руки, а я даже Изке не могу рассказать, потому что она меня осудит, а я не хочу, чтобы меня осуждали, я ничего такого не сделала, никому не изменила, и он тоже никому, но все равно это безнравственно, скорее всего, а я больше не могу так…

Пра внимательно слушала, положив подбородок на сплетенные пальцы, не сводя с меня глаз. Потом встала, погладила по голове, подошла к плите, выложила котлеты на тарелку, стала сливать рис.

– Ты тоже меня осуждаешь?

– За что, Мари? За что я могу тебя осудить? За то, что тебе понравился парень?

– Нет, за то, что я позволила…позволила ему…

– Ох, ну тебе же не двенадцать, это объяснимо. А потом, у тебя хватило ума притормозить, до секса же у вас не дошло. Если бы дошло, было бы тяжелее.

– Почему?

– Ты бы привязалась. К первому мужчине всегда привязываются, – Пра тяжело вздохнула, – и отвыкать трудно. Тем более, таким девчонкам, как ты. Да и как я, похоже.

Пра вытащила их кармана пачку сигарет, положила перед собой. Покачала головой и метко бросила в ведро для мусора в углу. Заметив мой недоуменный взгляд, пояснила:

– Я тут закурила с горя, да еще Катька со Степой дымят…теперь отвыкаю. Видишь, бросаю вредные привычки: курить и Андрюху, – Пра криво улыбнулась. – Ты не грусти, Мари, может, у вас еще и сложится все с Дэном. Покажешь мне его?

– В смысле?

– Ну, давай сходим в твое кафе, выпьем по кофе, посмотрим, что там к чему.

– Ой, давай! Только он еще не приехал.

– Ну, когда приедет, звони мне, посмотрим.

Мне стало легче. Пра была какой-то надежной, ясной, несмотря на свою собственную драму. Она будто распустила на мне туго затянутый корсет, стало легче дышать. Рис и котлеты показались очень вкусными.

Глава 6

Очередная рабочая смена застала меня врасплох: оказалось, я пообещала выйти в воскресенье вместо Иры. Почему я этого не помню? Вроде не под наркозом была… хорошо, Ирка позвонила в субботу вечером, чтобы быть уверенной в моем согласии. Я в последнее время многое забываю, авитаминоз, наверное. А скорее всего – потому что думаю о Дэне днем и ночью, не могу сосредоточиться на чем-либо другом. Просто не могу, хоть режь. Изольда смотрит осуждающе, по ее мнению, страдать из-за парня просто глупо. Ну, еще бы, легко говорить, когда сама ты можешь получить, кого захочешь, когда тебе в любви признаются толпами. А мне раз в жизни кто-то понравился, и я даже не знаю, что делать с этим. Может, написать ему письмо, как Татьяна Ларина? Но та тоже получила от ворот поворот, да и как-то наивно это все, мы даже в школе записочек не писали никогда.

Ирина Николаевна «обрадовала»: сегодня я одна работаю, Серега заболел. Пообещала премию. Ладно, в воскресенье немного народу бывает, да и денек ясный, люди все на свежем воздухе. Как в воду глядела: больше четырех столиков сразу не было. Пришла Люда вместе с очень колоритной, даже комичной парой: высокий худой парень в клетчатом пальто, длинноволосый, как Дэн, с маленькой, абсолютно круглой розовощекой девчонкой. Я даже перегнулась через барную стойку, чтобы получше их разглядеть: девчонка была ну просто очень круглой, уж на что я считаю себя толстой, ну тут совсем тяжелый случай. И ведь тоже с парнем! И радуется жизни, и плевать она хотела на мнение окружающих! Вон, он ей стул подвинул, помог снять куртку. С такой фигурой – и в короткой куртке, в высоких ботинках. Похоже, неформалы какие-то – оба в хайратниках и фенечках, парень еще и с бородой. Хиппари?

Люда попросила три кофе. Ирина Николаевна объяснила: Коля и Лиза, художники, давние друзья заведения, участвуют в выставках и творческих вечерах, страшно милые и забавные ребята.

А вечером пришел Дэн. Непринужденно поздоровался, повесил мокрую косуху, улыбнулся мне. Мне.

Я поняла, что когда говорят «екнуло сердце», это не совсем фигуральное выражение, оно и вправду екает и словно обрывается вниз, к желудку.

– Маш, угости Дэна кофе, – донесся до меня голос Ирины Николаевны.

– Я сам, – он был уже за стойкой, совсем близко от меня. – Ну, привет, Маш.

– Привет, – я смотрела в его лицо и не могла насмотреться. – Как свадьба?

– Отличная свадьба, все прошло супер, – струя пара вырвалась из трубки, Дэн наклонил молочник.

Чтобы отвлечься, я стала доедать мороженое – на кухне угостили, а я еще добавила клубничного сиропа. Пока никого в зале нет, можно поесть и за баром. И чего Дэн не уходит? Молоко взбил, кофе сварил. А, он еще и администратору делает латте. Ирина Николаевна благодарно улыбнулась, одновременно доставая затрезвонивший мобильник, и ушла в подсобку разговаривать, в зале плохо ловит. Подтаявшее мороженое закапало с ложки, я поспешно подставила ладонь. Как назло, капля упала в вырез блузки, я потянулась за салфеткой, Дэн удержал мою руку.

– Помочь?

Не дожидаясь моего ответа, он притиснул меня к стене, наклонился, прижался губами к враз запылавшей коже. Поцелуй длился долго, я вцепилась в Дэна.

– Прекрати…увидят, ну…

– Да никого нет, – Дэн отпустил меня. – Тебе сварить кофе?

– Что? – я приходила в себя, порциями вдыхая воздух, будто вынырнув с большой глубины.

– Кофе, говорю. С молоком. Или без.

– Денис! – Ирина Николаевна неожиданно возникла из кухни. – Помоги Ольге разморозить холодильник, будь добр! А мы тебя даже покормим.

– Есть! – улыбнулся Дэн.

Я чуть не сползла под бар. Стояла, как дура, прижав ладонь к груди, немея от счастья. Он приехал. Он поцеловал меня, сам, я не напрашивалась. Соскучился? Может, вечером позовет куда-нибудь? А что, почему нет. И будет у меня первое свидание! Как полагается, красивое и романтичное…

– Что-то никого нет, – озабоченно протянула Ирина Николаевна. – Маш, посмотри, там дверь не закрылась?

Зал и вправду опустел очень быстро и как-то неожиданно. Времени немного – часов восемь всего. До закрытия еще далеко.

Я пошла есть с тайной надеждой увидеть Дэна – он же на кухне. Получив тарелку солянки, выяснила, что Дэн ушел вот буквально только что. Как это я с ним разминулась? Неужели, когда мыла руки? Вот невезуха! А он даже не попрощался, не попытался меня найти. Все стало плохо – даже солянка показалась совсем невкусной, а ведь раньше я ее ела так, что за ушами трещало. Хотя, может быть, у него что-то срочное? А может, Дэн не хочет афишировать наши отношения? Да, у нас и отношений как таковых нет, но вдруг для него это тоже серьезно?

По какой-то неведомой причине посетители сегодня обходили «Донну Розу» стороной. Опять же, завтра понедельник, рабочий день, допоздна зависать в кафе не каждый захочет. От нечего делать я принялась вновь рассматривать Лизу с Колей – они сидели вместе с Людой за крайним столиком, негромко переговариваясь. Девчонка ну совсем не отличалась красотой: круглое личико с абсолютно белыми бровями и ресницами, вздернутый нос, пухлые щеки, круглые удивленные глаза, да еще очки. Волосы тоже были светлые, я бы даже сказала, белесые, да еще фигура такая несуразная. И ведь Лиза эта совершенно явно пренебрегала всякими женскими возможностями выглядеть лучше: макияж там, хитрости с одежкой…Чего стоят одни колготки с ярким рисунком в сочетании с «камелотами» и мини-юбкой. Но…Коля смотрел на свою спутницу с обожанием, восхищением и преданностью. Было сразу понятно, что этого высокого флегматичного парня целиком и полностью держит в своих маленьких пухлых ручках его «половинка». Несмотря на полноту, Лиза была подвижной, как ртутный шарик, она делала сто сорок движений в минуту, вертела головой, встряхивала волосами, отчего звенели ее многочисленные сережки, оживленно жестикулировала… Было с первого взгляда ясно, что этой девице до всего в мире есть дело. Вот она наклонилась к Люде, что-то шепнула, не очень-то деликатно кивнув в мою сторону. Я внутренне подобралась. Лиза же выпорхнула из-за столика, подкатилась к стойке.

– Привет! – радостно сказала она, протянув мне ладонь. – Я Лиза, а ты, значит, Маша?

– Значит, – пробурчала я.

– Хочешь мне позировать?

– Чего?!

– Ну, я будущий художник, – принялась объяснять моя новая знакомая. – В смысле, я вообще художник, а в будущем известный художник, – тут она подмигнула. Я из вежливости улыбнулась.

– Мне нужно для диплома цикл картин написать, по одной тематике.

– И какую ты выбрала? – спрашиваю я.

– Женские архетипы в русском народном устном творчестве.

– Ого! Это сказки, что ли?

– Не только! – Возбужденно затараторила Лиза. – И сказки, и легенды, и славянские мифы, и апокрифы, но это уже позднее… Так попозируешь?

– Ну…можно.

Мне не хотелось обижать Людину добрую знакомую, да и портретов с меня никогда не писали. У Изки висело два: в красках и тушью, оба написаны ее поклонниками, разными. Одного я не знаю, а второй на четвертом курсе учится, Владик Земцов. Он раз Изку увидел в театре, в «Чайке» (наши замахнулись на Чехова), так вечером пришел домой и нарисовал ее тушью, а наутро подарил. На том портрете Изка сама похожа на Чайку, какая-то трагическая, опущены глаза, изломаны брови, а вокруг все как-то темно и серо, только ее белое платье и белое лицо приковывают взгляд. Ну, да это роль такая была. Изка не очень любит этот портрет, ей другой больше по душе. Там бушуют яркие летние краски, Изольда в ее любимом красном платье сидит на лужайке в парке, плетет венок из ромашек. Она очень красивая там, как и в жизни.

– …завтра заходи в любое время, – донесся до меня голос Лизы, – мы с Колей рады будем. Ты интересная.

– Да ладно? А кого ты хочешь с меня нарисовать? Не Бабу-Ягу хоть?

Это я-то интересная? Что-то Лиза загибает. Наверное, очень нужна натурщица, серия портретов это вам не один.

– Написать, – серьезно поправила художница. – Картины пишут, а не рисуют. Во-первых, Баба-Яга уже есть, а во-вторых, Маш, я и сама не знаю. Как выйдет.

– А сколько у тебя уже есть картин?

– Две. Баба-Яга…– тут она понизила голос, – Колькина тетка. И еще Сирин.

– А надо сколько?

– Семь-восемь.

– Хочешь, я тебе еще Василису Прекрасную приведу? Только меня ты все равно напиши.

А то увидит Изку и откажется меня писать, с нее-то картина красивее будет. А я вдруг очень захотела на портрет.

– Ой, приводи, конечно. И кстати, я портрет тебе отдам, когда диплом получу, мне только его надо будет выставить.

Конечно, Изка согласилась позировать, мы обменялись телефонами с Лизой. Люда кое-что рассказала мне про эту пару: у ребят оказалась не совсем обычная история. Коля был серьезным и вдумчивым парнем из профессорской семьи Нагорных. Его сдали в физмат лицей, потом парень поступил в Бауманку. Но проучившись там один курс, вдруг понял, что вообще не хочет заниматься математикой, ну совсем. Потенциальному светилу науки хотелось просто волком выть от цифр, формул, графиков, диаграмм, но бросить престижный институт он не мог. Родители очень гордились сыном-студентом, видя в нем продолжение самих себя, даже мысли не допуская о том, что Николай не пойдет в науку. А у парня началось тяжелое нервное расстройство, которое закончилось клиникой. Врачи, психологи, уколы. В общем, на семейном совете решено было на единственного сына не давить. Коля был отпущен в «свободное плавание» и через год без особого труда поступил в Строгановское училище. Он еще в больнице начал рисовать. Лечащий врач сказал: не мешать ни в коем случае.

Жизнь в общаге стала для «домашнего мальчика» нешуточным испытанием. Несостоявшийся ученый понятия не имел, как, к примеру, сварить макароны или пожарить яичницу. Сердобольная соседка Лиза Швец подкармливала сокурсника, учила адаптироваться к незнакомой среде. А потом стала необходимой. Коля почти сразу представил ее родителям своей невестой. Будущие свекор со свекровью в восторг не пришли: совсем не такую жену они прочили Коленьке. Мама – кандидат наук и папа – замдекана хотели видеть рядом с сыном серьезную, умную, перспективную девушку, в идеале тоже научного работника, на худой конец, медика или юриста. Или хотя бы преподавателя. А тут такое чудо в фенечках… Но Коля стоял насмерть, он, мол, однолюб и больше ему никто не нужен в этой жизни. Родители поняли: мальчик вырос.

А Коля почувствовал себя счастливым. Он писал совсем небесталанные картины, впервые в жизни у него появились друзья, любимая девушка. Лиза ввела его в свой круг общения, достаточно пестрый, надо сказать: богема, неформалы, ролевики, музыканты какие-то, поэты, начинающие фотографы, журналисты… И все это крутилось, тусовалось, создавало, придумывало, не спало по ночам. Николай познал радость задушевных полуночных разговоров над остывшим чаем, посиделок у костра в лесу с гитарой и песнями, научился кроить и шить «историчные» и «аутентичные» шмотки, когда Лиза вытаскивала его на ролевые игры. Родители не узнавали сына: из послушного и тихого, застенчивого ботаника, парень стал спокойным и твердым, как гранитный уступ, прямо смотрел в лицо знакомым и незнакомым, независимо пожимал плечами. Пришлось заново привыкать…

И ведь, как в той поговорке, стерпелось и слюбилось: даже Лиза со временем стала казаться вполне себе приятной. Оказалось, что девица со странной внешностью совсем недурно готовит, много читает, увлекается историей, а о живописи знает практически все. Лиза тоже пошла на компромисс: в гости к Нагорным одевала строгие консервативные платья и туфли, приглаживала волосы. Все утряслось: Колина бабушка перебралась жить к старшей дочери, оставив молодым домик и собаку – немецкую овчарку Фриду. Зажили неплохо, стали готовиться к свадьбе…

– Летом, должно быть, поженятся, – сказала Люда, – наверняка у нас играть будут. Хорошие ребята, думаю, тебе с ними интересно будет общаться. А Лизка правда талантливая: в Голландии где-то выставлялась, там даже пару картин ее купили, она отложила на свадьбу. А Коле с нами работал еще на втором курсе: весь дизайн заведения его рук дело, по-моему, неплохо.

– Да вообще здорово, – говорю я.

Через неделю мы с Изкой пришли к Швец-Нагорным в гости, прихватив тортик. Сначала Фрида залилась лаем, потом Коля прошаркал через двор, прикрикнул на собаку, тепло улыбнулся нам.

– Проходите, званые гости.

Мы прошли. Я ожидала увидеть «творческий беспорядок», разбросанные кисти, холсты, подрамники…что там еще бывает у художников. Ничего этого не было. Внутренность домика напоминала скорее славянскую избу, но, что удивительно, ощущения стилизации не возникало: глиняная посуда, вышитые скатерти, салфетки, полотенца, деревянная мебель органично соседствовали с плитой, компьютером, огромными часами на стенке. Лиза появилась из боковой комнаты, радостно протянула руки.

– Наконец-то! Чаю?

Мы не стали отказываться, незаметно разглядывая обстановку и хозяев. Чай, налитый из огромного – ведро войдет – чайника, оказался необыкновенно вкусным. Похожий заваривала моя бабушка: с мятой или мелиссой, чабрецом, зверобоем, душицей и еще сотней травок. Лиза во все глаза разглядывала Изку – сегодня подруга выглядела особенно эффектно: макияж в стиле «смоки айс», пышная юбка с корсетом, высоченные шпильки, короткий кожаный жакет, шляпа, длинные серьги. Выпив по три чашки, мы вылезли из-за стола.

– С кого начнем? – оценивающе прищурилась художница.

– С меня! – выпалила Изольда. Я пожала плечами.

– Коль, ты бы дров наколол, – попросила Лиза. – Выстудило все.

В студии был камин, самый настоящий, с решеткой и полочкой. Лиза стала разводить огонь, мы снова оглядывались по сторонам. «Творческого беспорядка» все равно не обнаружилось, видно, молодые художники были на редкость организованными людьми. Может, потому, что Коля еще и математик? На стенках висели картины, не понять, где чьи, разные: пейзажи, портреты, абстракции какие-то, наброски, эскизы. Меня заинтересовала женская рука с гроздью винограда, ее было очень много: углем, красками, снова углем…вроде бы одна и та же рука, но первый и последний набросок отличались очень сильно, даже на мой неискушенный взгляд. Тем временем Изка была усажена за стол рядом с узким окошком, Лиза вдруг стала очень серьезной, даже строгой.

– Маш, ты это…или возьми книжку, посиди здесь тихо, или прогуляйся. Извини, просто не могу, когда кто-то за спиной стоит.

Ни капли не обидевшись, я вышла во двор. С опаской покосившись на пристегнутую Фриду, нашла Колю: он азартно махал топором, с трех ударов разваливая надвое толстые березовые полешки. И так это здорово у него получалось, что у меня немедленно зачесались руки, хотя я дров никогда не колола.

– Дай попробую, а?

Парень вытер вспотевший лоб.

– А что, попробуй. Он не острый, так что разрубать не старайся, силенок не хватит. Разбивай чурбаки, понятно?

Чего тут не понять. Я взяла колун, крепко, обеими руками. Коля отошел в сторону, принялся укладывать поленницу.

– Давай я, если хочешь, тебе подтаскивать буду.

Я радостно согласилась. Дело пошло. Минут через двадцать я попадала, куда нужно, сухие поленья трещали, раскалывались. Мне стало жарко, я скинула куртку, закатала рукава рубашки. Пар вылетал изо рта, день был ясный, но холодный. Люблю такие, они иногда бывают перед зимой: слякоти нет, подморозило, а снега тоже еще нет. Воздух прозрачный, чистый, если глубоко вдохнуть, колет легкие. Деревья без листвы четко вырисовываются на фоне неяркого уже неба. Ноябрь, предзимник…

Я обернулась, почувствовав чей-то пристальный взгляд. Лиза, улыбаясь, махала мне рукой из окна. Я отбросила волосы со лба, кивнула ей, вогнала топор в толстую колоду и пошла к дому.

– Лес рубят – щепки летят?

– Вроде того.

– Мах, ты извини, я побегу, – Изка стала натягивать косуху. – Мне еще в клуб, переодеться надо, ладно я не буду тебя ждать?

– Ладно. Вернешься поздно?

– Ага! Пока всем, было очень приятно познакомиться!

– Взаимно, – откликнулась художница.

Я очень хотела взглянуть на наброски к Изкиному портрету, но Лиза не дала. Сказала: и твоих тоже не покажу. Вот закончу, тогда милости просим, смотрите на здоровье.

– Она даже мне не показывает, – сказал подошедший Коля. – Боится музу спугнуть, наверное, – заключил он с добрым смешком.

Я села на Изкино место, так же обернулась к окну.

– Тебе не надо, сиди лучше прямо, – скомандовала Лиза.

Я послушно повернулась к ней, не зная, что делать с руками, сложила их на коленях. Просидела, не меняя позы, минут тридцать, наверное. Лиза колдовала над этюдником, время от времени одобрительно мне улыбаясь.

Стемнело, я засобиралась домой. Хозяева пошли меня провожать. Мне они понравились своей простотой и ровностью в общении. Здесь говорили, что думали и делали, что говорили. Они точно любили друг друга и были, видимо, счастливыми. Мне показалось, что я как-то отогрелась душой. Может, все дело в уютно потрескивавшем камине? Коля сказал, что у Лизы всегда мерзнут руки и ноги, поэтому студию они протапливают. И еще: впервые за последние дни я не вспоминала о Дэне. Интересно, какой женский архетип воплощаю собой я?

Как же у меня ломило руки и спину наутро, кто бы знал. Вот что значит простая физическая работа. А ведь я двигаюсь, в баскетбол играю, не совсем уж тюфяк. И на ладонях вспухли мозоли от топорища, но небольшие, заживет скоро.

На следующий день мы с Пра пошли в «Донну Розу», смотреть на Дэна, он как раз должен был работать в вечер, я посмотрела в графике. Настя за баром шепотом материлась: она опаздывала на электричку, а сменщика все не было. Мы сели за угловой столик, заказали кофе с пирожными. Наконец появился Дэн, да не один. Вслед за ним по лестнице спустилась красотка на высоченных шпильках, парень подал ей руку. Наверное, мое лицо выразило слишком много, Пра успокаивающе сжала мою ладонь.

– Отомри, он к нам идет, Маш, ну…

Тут на Дэна напустилась Настя: где ты, мол, шляешься, уже десять минут как должен работать. Девчонка присела за столик администратора. Дэн подошел, поздоровался со мной. От его улыбки у меня по всему телу пробежали мурашки.

– Новенькая? – кивнула я на его спутницу, стараясь казаться спокойной.

– Да что ты! – Он понизил голос. – Ирина дочка, только что из Германии прилетела.

– Надо же, а что она там делает?

– Ну…живет. У нее муж там, работа. Она сразу после инста уехала. Ладно, я двинул, а то Настюха сейчас взорвется.

От облегчения я не сразу смогла вздохнуть. Пра внимательно смотрела на Дэна.

– Ну, что скажешь?

– Да что сказать, хорош бродяга. Интересный. Да только, Маш, внешнее не всегда отражает внутренне.

– Ты что, хочешь сказать, что внутренне он…

– Да я его не знаю, чего говорить.

– Мне кажется, он неплохой, Пра. – Я сама верила в то, что говорила. – Не идеальный, конечно, но кое-что можно исправить.

– Поздно, Маш. В этом возрасте фундаментально уже ничего не исправить. Если только самую какую-нибудь малость. Девчонки часто думают, что парней можно переделать, да только это все фигня. Я тоже с Андрюхой пыталась, а толку…такой кофе хороший здесь, лучше, чем у нас. Я как-то заходила, как заведение открылось, но там не очень было, а сейчас здорово. И интерьер необычный. Мне нравится! – Пра энергично тряхнула головой. – Давай еще по кофе?

Я не отказалась. Тем более что мне, как работнику, – я знала – кофе не включат в счет, обычная практика в «Донне Розе». Дэн принес нам два «капучино»: у Пра была просто хорошая густая пенка, а у меня поверх этой пенки красовалось коричневое ровное сердечко. Я порывисто оглянулась на бар: Дэн сосредоточенно протирал стаканы. Пра смотрела на меня со странным выражением, даже не разберешь, веселым или грустным. Мы посидели еще немного, потом набежал народ, мы стали прощаться. Проходя мимо бара, я постучала по кофе-машине, Дэн поднял глаза.

– Спасибо за кофе! – улыбнулась я.

– Я старался, – откликнулся парень. – Приходите еще!

А я посмотрела на его руки, смуглые, сильные, вспомнила, как целовала их… Как он ласкал меня, заставляя испытывать нечто невообразимое. Почувствовав, что вспыхнула, чуть не бегом догнала Пра.

Глава 7

Наступил декабрь, дни стали совсем короткие, но зато побежали быстрее. Общее настроение было новогодне-приподнятым: в магазинах появились елочки, мишура, прочие аксессуары, газеты пестрели объявлениями с предновогодними скидками…в «Донне Розе» тоже готовились к празднованию, назначенному на двадцать восьмое число. Было решено устроить маскарад, настоящий, вход без костюмов запрещен. Я озаботилась всерьез: очень хотелось хорошо выглядеть. Потихоньку навела справки: Настя будет пираткой, Оля – цыганкой, Марина – снежинкой (как в детском садике), Саня – снеговиком (тоже хорош). Я решила посоветоваться с Пра насчет костюма.

Лиза закончила наши портреты. Мы с Изкой немедленно помчались смотреть. Честно говоря, я волновалась, хотя от меня там уж точно ничего не зависело. Как говорится: нечего на зеркало пенять…

Мы топали по дорожке к калитке, Фрида лаяла, Коля уже возился со щеколдой. В окошке мелькнуло круглое Лизино лицо, потом она сама появилась на пороге, в фартуке, вытирая руки полотенцем. Еще на подходе мы почувствовали божественный запах домашней выпечки. Хорошо, что мы взяли не торт, а бутылку красного вина. Сухое, чилийское, я выбирала. В «Донне Розе» такое подают.

Лиза сразу повела нас в студию. Портреты стояли на подоконнике…совсем разные. А как же узнаваемая манера каждого художника? Изка сидела на изящном кресле-троне вполоборота, держа в руке овальное зеркальце. «Свет мой, зеркальце, скажи…» так, кажется? «И ей зеркальце в ответ: ты прекрасна, спору нет!» Она и вправду была прекрасна: Лиза нарядила мою подругу в алое с золотым шитьем платье, царский венец и тяжелые браслеты. Изольда была ослепительно хороша, безошибочно узнаваема, но казалась старше своих лет. Или все дело в гордо приподнятом подбородке, величественной осанке? Смоляные косы спадают почти до пола, одна перекинута через плечо…Выверена и прописана каждая деталь: руки в перстнях, завитки на оправе зеркальца, кисти пояса, туго стянувшего и без того тонкую Изкину талию.