Текст книги "Не грусти, Мари!"

Автор книги: Наталья Узловская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Я начала слушать русский фолк, особенно полюбилась «Мельница», а еще – песни менестрелей. Пробовала писать сама, но получалось плохо. Песни были все грустные, даже те, что с мажорными нотами.

– А я считаю, Изка права, – вклинилась Пра. Она лежала на ковре с альбомом, пытаясь набросать меня в профиль. Как ни странно, из новых знакомых Изольды Пра была мне ближе всех. Мне нравилась ее речь, яркая, колоритная (если б еще Изка не перенимала некоторые выражения), сама она была…естественней, что ли. Она была «тру», настоящей. Пра была, а не казалась, как остальные, Арвен эта и прочие.

– Права, блин! – Пра решительно тряхнула волосами. – У меня та же фигня. Мне двадцать три года, девчонки, я старше Андрюхи и вас всех…но дело не в этом. Меня всегда очень уважали парни, – она смотрела куда-то поверх наших голов, – и в школе, и в инсте тоже уважали, слушались. Много уважали. Но мало желали. И еще меньше любили.

Я с усилием проглотила вставший в горле ком. Вот и у меня то же самое. Уважения от противоположного пола – завались, а вот чего другого…

Изольда забеспокоилась, встала, прошлась по комнате. Вздохнула. Встала у зеркала, улыбнулась сама себе.

– Знаете, девчонки, вот он рядом со мной, только руку протяни…а тут, – она ткнула себя пальцем куда-то под ключицу, – ничего нет. Совсем. Ну, мне приятно, что есть парень и все такое…и поговорить интересно, опять же, завидуют все. Это я зажралась или что?

– Или что, – сказала Пра. – Значит, не твое. Бросай его на фиг и ищи другого. А точнее, он сам тебя найдет. Не парься. Ты офигенная, парни будут в очередь становиться. Я точно знаю.

Я согласно покивала: что правда, то правда. Уже становятся. Не то что ко мне. Хватит, в который раз одернула я себя. Каждому свое.

Изка рассталась с Гентрихом, и скоро он исчез с ее горизонта. Мы усиленно готовились к ЕГЭ, до ночи сидели за математикой – этот предмет нам, чистым гуманитариям, никак не давался, хоть тресни. Потом Изка шла на очередную неформальную тусовку, а я заваливалась спать.

Год пролетел нереально быстро – последний звонок, выпускной… У меня было совершенно шикарное голубое платье, у Изки – тоже сногсшибательное, сшитое на заказ какой-то девчонкой из Москвы, она через Интернет заказывала. Из алой атласной ткани, пышное, с нижними жесткими юбками. Изольда не стала сооружать высокую прическу, волосы распустила, завила, подколола с одного бока и украсила ярким красным цветком. Роковая девочка, Кармен. На нее все заглядывались. Половина девчонок вообще пришли в брючных костюмах и строгих черных платьях. Не знаю, надо было заранее договориться, что ли, чтобы были корсеты и кринолины, выпускной все-таки раз в жизни, а поводов надеть пышное платье у нас не так много, правда? Мне, например, очень нравилось собственное отражение в зеркале в тот вечер, хотя в обычной жизни я привыкла носить джинсы и тяжелые ботинки. А что – удобно, функционально. И даже где-то стильно. Правда, дома ворчали, особенно мама.

Выпускной удался на славу. Было сказано много теплых напутственных слов, наша классная утирала платочком покрасневшие глаза и мешала русские слова с английскими, пенилось шампанское, звучал вальс, кружились пары. У Изольды не было отбоя от кавалеров, а меня пригласил наш замечательный и все понимающий Сан Саныч.

– Чудное платье, Мари.

– Спасибо.

Сан Саныч частенько называл меня «Мари», я не спрашивала, почему, может, чтобы не путать, у нас в классе была еще одна Маша, Куприянова. А может быть потому, что я ему напоминала княжну Болконскую из Толстого, он сам однажды сказал. Я долго думала, обижаться или нет. С одной стороны, Лев Николаевич чуть ли не на каждой странице подчеркивает ее некрасивость, угловатые движения, а из хорошего – только «лучистые глаза». А с другой – Мари умная, твердая, с сильным характером, мне она больше всех нравилась из «Войны и мира». Точнее, она единственная, кто мне нравился. Подбешивала дуреха Ростова, князь Андрей, тоже мне, байронический герой недоделанный, Пьер этот, который позволял из себя веревки вить и оскорблять прилюдно. Мы с Сан Санычем часто об этом беседовали, не на уроке, а так, в свободное время. К нему в кабинет после шестой пары чуть ли не все старшеклассники нет-нет, да заходили. Словесник заваривал крепкий черный чай, угощал несладким печеньем и сушками. Можно было рассказать что-то личное, спросить совета и знать, что дальше это не пойдет. У меня, правда, страшных тайн не было, взрослела я спокойно, без резких движений, истерик и закидонов. Нормальная домашняя девочка. Единственное – что я безумно завидовала, вернее, мы с Изкой завидовали. Орбит с ее бритым черепом, Вике, тусовочной девчонке, которая дома не сидела ни одного вечера, Натахе из параллельного, которая раз посреди урока физики вдруг встала и говорит:

– Нина Алексеевна, разрешите мне уйти.

– В смысле? – Физичка развернулась от доски всей своей монументальной фигурой. – У нас урок, что значит «уйти?»

– Мне очень надо! – Наташка аж побледнела, сдула с глаз длинную челку.

– Что еще за «надо»?! Вам плохо? Тогда извольте сходить в медпункт, Наталья!

– Не плохо мне! Мне уйти надо! – выкрикнула она, одни движением сгребая в сумку все свои книжки-тетрадки. – У меня любовь!

И выскочила за дверь, хлопнув так, что в классе задребезжали стекла.

Нина Алексеевна еще долго распиналась по поводу того, что молодежь сейчас испорченная, да какая может быть любовь в пятнадцать лет, да как она посмела так себя вести на уроке, и что не видать Парамоновой теперь приличной отметки по физике, как своих ушей, даром, что на медаль идет.

Мы молчали и думали о своем. Физичке сейчас не понять, что в жизни может быть что-то серьезнее урока. Нет, я тоже за дисциплину и все такое, но Натаха права. Блин, я бы так не смогла, встать и уйти. И не думать о том, кто что скажет, и что мне за это будет.

Разрулил ситуацию все тот же Сан Саныч. Поговорил с Ниной Алексеевной, поговорил с Наташкой, отношения наладились. Я до сих пор не знаю, что там у нее за «любовь» такая была. А Сан Саныч никому, естественно, не сказал.

Так вот мы и кружились в прощальном вальсе, шелестело мое голубое платье, пахло розами и почему-то апельсинами, а в носу щипало от слез.

– Не грусти, Мари, – сказал тогда мне Сан Саныч, – выше нос. Все у вас будет хорошо…

И вот уже «сданы экзамены, закончились проблемы». Мы поступили в местный филиал Московской Юридической Академии на отделение экономики, платно. Не то, чтобы хотелось быть экономистами, просто не знали, куда вообще податься. А тут – близко, не нужно тратить время и деньги на дорогу, не нужно снимать жилье. Да и ВУЗ неплохой, хоть и платный. Может, нужно было по-другому, но тогда мы этого не знали. Все сложилось само собой, началась студенческая жизнь, похожая на школьную и не похожая.

Глава 2

Изка произвела фурор на собрании первокурсников: длинная пышная черно-серебристая юбка, блузка с прозрачными рукавами, широкий пояс, цепочки-кольца-браслеты. На другой девчонке такое обилие украшений могло бы смотреться нелепо, но Изке шло, да и подобрано все было со вкусом. И, должно быть, правы те, кто говорит, что настоящую красоту ничем нельзя испортить. Даже тяжелыми ботинками на железных каблуках в сочетании с летящей юбкой… Сочетание несочетаемого делало Изольду не просто стильной, а убойно-стильной, ни на кого непохожей, нестандартной. Да и можно ли быть одной из многих, если тебя зовут Изольда Сталь? Сталь изо льда…

Первый семестр начался позитивно: вчерашним школьникам нравилось быть студентами, преподаватели все были интересными, лекции – нескучными. Пресловутая «студенческая жизнь» била ключом: дискотеки, походы, игры, конкурсы. Мы с Изкой сразу попали в баскетбольную команду, хоть я и не отличалась особенно высоким ростом. Тренировки проходили с полной отдачей. Я вообще люблю командные игры. Или просто игры. Чтоб физическая нагрузка заключалась не в наматывании кругов по стадиону или бесконечных повторениях упражнений, а присутствовал элемент соперничества, борьба. Да, меня выбрали старостой группы. Точнее, предложили, а я не отказалась, в одиннадцатом классе тоже была старостой.

Изольда стала чем-то вроде местной достопримечательности: ее знали в лицо все студенты и преподы. Надо сказать, что моя подруга не страдала «звездной болезнью», нос не задирала, но всеобщее внимание ей заметно льстило. Девчонка из группы, Алиса, даже попросила разрешения с нами сфоткаться и с тех пор не отставала. Мне она не понравилась: слишком много сахара и желания нравиться всем вокруг. А Изка сказала: милая. Не знаю. Может, я позавидовала Алискиной общительности, тому, что в первый месяц учебы она обросла знакомыми со всех пяти курсов? А со мной повторилось то же, что было в школе: уважение, приветливость, вежливый интерес. И ничего больше.

Однажды мы с Изкой шли с баскетбола. Был ноябрь, стемнело рано. Мы еле тащились, обходя лужи, ноги гудели, руки не поднимались. Даже разговаривать не хотелось. Мне было ближе, а ей еще несколько улиц пилить. «Провожу, – решила я, вздрагивая от холодного ветра. – Чего одной разгуливать?» Проехавшая мимо машина окатила нас холодной водой, я выругалась, а Изка засмеялась. Блин, и как я смогла забрызгать грязью джинсы чуть не по колено? Вчера только выстирала… Да и на ботинках по килограмму грязи, наверное. Впрочем, берцы грязи не боятся. Как танки.

– Эй, телки, закурить есть? – раздался сзади гнусавый голос. Мы, не сговариваясь, прибавили шагу. Я прикинула: убежать не сможем, Изка на каблуках, я ее не брошу, само собой. Подруга с сосредоточенным видом рылась в сумке. Что у нее там, баллончик? Вряд ли, я бы знала. Улица была пуста. Нас догоняли двое.

– Че молчишь? Западло с пацанами побазарить? – обратился к Изке тот, что пониже, с бледным прыщавым лицом. Его приятель ухмыльнулся, показав желтые прокуренные зубы.

– Так чего, покурим?

– Покурим, – неожиданно сказала я. И тоже зачем-то полезла в сумку. Гопники обрадовались: сейчас я достану сигареты, а они скажут, что такие не канают. Наверное, будут бить. Нам это еще на ОБЖ рассказывали в школе. Мелькнула мысль: отдать кошелек, и пусть катятся. Там, правда, денег чуть. Что еще, мобильник?

А потом на меня вдруг накатила холодная ярость: ничего мы отдавать не будем, много чести для быдла! В сумке пакет с формой, кошелек, косметичка, телефон, книжка, салфетки, ключи. Ключи! Самый большой от подвала, длинный и тонкий – от двери подъезда, еще два от квартиры. Я оглянулась на Изку, собирая в ладонь тяжелую связку. Ключи торчали между пальцами кастетом, я держала крепко. Прыщавый неожиданно схватил меня за левую руку, сумка упала, а я, сама от себя не ожидая такого, ударила, нет, ткнула ключами ему в лицо. В этот момент Изка въехала второму каблуком в голень и толкнула, что было силы.

– Бежим! – заорала я, подхватывая свою сумку, и мы понеслись по лужам, спотыкаясь и оскальзываясь в грязи. Сзади матерились и пыхтели, но мы неслись, не чувствуя ног. Задыхающиеся, грязные, мы ввалились в «Макдоналдс», плюхнулись за первый попавшийся столик, сидели, приходили в себя.

– Ништяк ты его, – сказала Изка, шмыгнув носом. Помолчала немного и вдруг неожиданно подняла на меня размазанные глаза: – А почему я так не смогла?

– Не знаю. Ты зачем в сумку-то полезла?

– Смотри, – Изка распрямила ногу и вытянула из-за голенища отвертку с пластмассовой ручкой. – Пра сказала, можно с собой носить, менты не подкопаются. Только я забыла, что она у меня не в сумке. Кофе будешь?

А меня вдруг затрясло, и я смогла только судорожно кивнуть, вцепившись в край стола. Мне не случалось драться двор на двор, в младших классах я никогда не била мальчишек, которые дергали нас за косички… Сейчас я ударила человека, в лицо, возможно, повредила глаз. Я снова вытащила ключи, протерла их и тупо уставилась на кровавый след на салфетке.

Но еще я поняла, что тоже ненавижу гопников, так же как Изка, как все неформалы, как Пра. Изка говорила, к Пра тоже подвалили на улице, да не двое, а четверо, а она была совсем одна. И это Андрюха наш ее выручил, шел мимо, вот после этого они и начали встречаться. Так романтично… Впрочем, Пра заслуживает счастья, она хорошая. И красивая.

А вот я никогда не буду красивой, навсегда останусь «симпатичной», «привлекательной». Блин, как же меня бесят эти неудельные синонимы. Симпатичная – это значит, не страшненькая, но и до красотки не дотягиваешь. Привлекательная. А какая девчонка в восемнадцать не привлекательна хоть чем-нибудь, хоть какой-то отдельной чертой? У одной глаза в пол-лица, даже если само личико подкачало, у другой кожа, как фарфор, без намека на прыщи, хоть и остальное не очень… У меня выразительное лицо, красиво изогнутые губы, густые волосы. Только почему-то Изке восхищенно смотрят вслед, а на меня не обращают внимания. Так и ходим мы, привлекательные и симпатичные, девушки-соседки, девушки из соседнего двора, как героиня Энистон из «Друзей». Только вот и от Энистон ушел муж, да не к кому-нибудь, а к Анжелине Джоли, у которой лицо и фигура богини, шрамы и татуировки, бурное прошлое и колдовской взгляд из-под бесконечных ресниц. Совсем как у Изки… Красота либо есть, либо ее нет, а все остальное суррогаты, вроде кофе без кофеина или заменителя сахара, гадость редкостная.

Меня отпустило, лишь когда в руках оказался картонный стаканчик с латте.

Мы молодцы, отбились. Неизвестно, что было бы, окажись нашем месте гламурные тусовщицы. Хотя, таких девочек возят на дорогих авто мажоры, по улицам они не ходят. И еще я поняла: я все-таки меняюсь. Случись нам сегодня драться, я билась бы до последнего, насмерть, ногтями, зубами, чем угодно. Думаю, Изка тоже. А впрочем, после драки, как известно, кулаками не машут.

Домой мы поехали на такси. Вот чего бы дом спорта не построить в центре города, а не на поселке, откуда вечером на транспорте не уедешь, а?

Мне нравилось учиться. Группа была небольшая, девятнадцать человек; правда, некоторые лекции проводились совместно с другими, потоком. Было ново сидеть в огромной, по сравнению со школьным классом, аудитории, а после уроков идти всем вместе в столовку. Особой дружбы ни с кем не сложилось, общались главным образом втроем: я, Изка и Алиса Чеботарева, от которой было невозможно отвязаться. Нет, она не надоедала, но как-то так само собой получалось, что Алиска всегда была с нами: с интересом слушала меня, делилась новостями, восхищалась очередным Изкиным «прикидом». Алиса знала все и про всех, подружилась с секретаршей в деканате, с преподавательницей маркетинга, со статистиком. Училась хорошо, но на первый план не лезла, предоставляя это нам с Изольдой. Словом, мы представляли интересную троицу: всеобщая любимица, эпатажная «звезда» и староста группы, умная, серьезная и ответственная. Меня не очень устраивала эта роль, но других я не знала. Да их и не было.

Кстати, о ролях. Через неделю после начала учебы мы втроем записались в наш студенческий театр, стали регулярно ходить на занятия. Было очень интересно: сценическая речь, актерское мастерство, история театра, пластика, хореография. Преподаватели приезжали из Москвы, мы слушали их, открыв рот. Меня хвалили за хорошо поставленный голос, я быстрее всех запоминала учебный материал и первая поднимала руку отвечать. Иначе обстояли дела с танцами, сценическим движением и прочими пластиками. Я даже подозревала, что у меня где-то нарушена координация: руки-ноги были просто деревянными, позы – искусственными, зажатыми, а на танцах я вообще забивалась в самый дальний угол, честно старалась повторять все движения, но снова и снова путалась, расстраиваясь до слез. У девчонок получалось лучше: Алиса отзанималась пять лет бальными танцами, а Изольда, видимо, была от природы гибкой и пластичной, с прекрасным чувством ритма. Но я не сдавалась, тренировалась сама, оставалась после занятий с Леной, нашим танцмейстером, делала дома растяжку. Мне очень хотелось выйти на сцену – неважно в каком качестве: петь, танцевать, играть, декламировать. В школе я этого не делала, так хоть в институте попробовать.

Скоро назрел первый спектакль: «Ромео и Джульетта», правда, на более современный манер, шестидесятые годы, про девочку Юлю и мальчика Рому, да и сюжет не такой, как у классика. Я не люблю всякие переделки и перепевы, но этот спектакль мне понравился: красивый, романтичный, местами зажигательно-веселый, с хорошим концом. Мне в последнее время импонируют вещи со счастливой развязкой, не оставляющие горького послевкусия.

Так вот, начались бесконечные репетиции. Решено было играть двумя составами: один поедет на фестиваль студенческих театральных коллективов, другой выступит в местном Доме Культуры. Мы с Изкой получили главные роли: она в первом, я во втором составе. Инесса Юрьевна, режиссер и худрук, гоняла нас до седьмого пота, а мне не верилось: неужели я выйду на сцену? На меня будут смотреть, сопереживать, может быть, даже восхищаться. Текст я знала даже лучше, чем Изка, Инесса Юрьевна так и сказала. Алисе тоже предлагали пробоваться на главную роль, но она повздыхала и сказала, что, мол, с нее вполне достаточно роли сестры героини, там и текста поменьше и вообще… Я, конечно, не поверила, что ей не хочется быть главной героиней, лень учить текст и так далее. Просто Алиска, дипломат, не захотела нам с Изкой переходить дорогу. Особенно Изке.

Мы репетировали каждый день, нередко вылезали из зала затемно. Все шло хорошо, ребята старались, но Инесса была недовольна.

– Драйва нужно, – сказала она как-то раз, затягиваясь пятнадцатой по счету сигаретой и поспешно выгоняя дым в форточку. – Танец, что ли, какой забабахать?

– Ага, танго! По-любому! Это…утомленное со-о-олнце…– заржал Пашка Кравчук, наш главный герой-любовник и гордость третьего курса. Предлагал Изке встречаться, получил отказ, но надежды не потерял, еще бы, Мистер Неотразимость. Постоянно ждал нас у выхода, мрачно смотрел на меня и Алису и успел уже изрядно надоесть рассказами о себе, любимом. Прощупывал почву: узнав, что Изка слушает рок и тусуется с неформалами, стал носить косуху и гитару за плечом. Я раз попросила сыграть что-нибудь, сказал, «не в голосе». Как будто ему в Большом театре предложили спеть! Я вообще подозреваю, что играть Пашка не умеет. Ну, как бывает, что человек трех отжиманий не может сделать, а с ног до головы упакован в какой-нибудь «Найк» или «Рибок». Блин, какая-то я критичная стала в последнее время. А может, опять завидую. Изка меняет парней, как перчатки, неделю с одним дружит, неделю с другим.

– Неинтересно, Мах, – пожимает плечами, встряхивает волосами, щурит глаза. – У всех на уме компьютерные игры какие-то дурацкие, а Вовка, представляешь, спрашивает у меня вчера: «Из, ты не знаешь, кто «Тихий Дон» написал, его сестра попросила взять в библиотеке, а автора не сказала? Нормально вообще, Маха? Жесть полная!»

– А ты какого хочешь? – спрашиваю осторожно, хотя в принципе, Изкин идеал мне известен. Точнее, он у нас один на двоих, еще с детства. Жаль, на всех не хватит, встретится такой вдруг на пути и кого из нас выберет? Ежу понятно.

Подруга оживляется:

– Ох, Мах! Высокого, светловолосого, и чтоб глаза светлые тоже были, лучше бы синие. Ну и фигура, само собой, подкачанный, и чтоб кожа гладкая. Такой, знаешь, молодой варяг, ариец.

Это мы Семеновой начитались, славянского фэнтези, там что ни парень, то высокий светловолосый красавец, да еще доблестный викинг и боец, каких поискать.

– …Умный, – продолжает Изка свою мысль, – чтоб было о чем поговорить, интересный, мужественный.

– Без вредных привычек, – хихикаю я.

– Ага, – соглашается подруга.

– Из, таких нет. Может, были раньше, да все остались там, в раннем средневековье. Или еще раньше.

– Ну как это – нет? – Изка надувает губы. – Просто надо поискать получше. А если нет, Мах…тогда и жить незачем.

Как-то очень трагично это у нее прозвучало. Я привыкла к тому, что в последнее время Изка очень пафосно выражается, но тут и меня проняло.

– Что значит – незачем? С ума сошла?

– А что такого? Старой девой остаться? Или просто замуж, чтоб не быть одной?

– Уж кто-кто, а ты старой девой точно не останешься, Из. Вон, все парни твои, только выбирай.

У нас, кстати, на заборе инста написано граффити: «Изольда, Ice Princess, я тебя люблю!», огромные такие буквы, издалека видно. Алиска, небось, в курсе, кто написал, надо спросить.

Это «Ice Princess» прижилось, Изку так частенько называли, правда, за глаза.

Подруга довольно заулыбалась, поправила волосы, долго смотрела на себя в зеркало.

– И все же, Мах. Мне не нравится никто. Вдруг я вообще не смогу полюбить?

– А зачем тогда встречаешься?

– Для практики. Встретится Он – и мимо точно не пройдет, я сумею сделать так, чтоб остался.

Все-таки настроение у Изки меняется, как погода осенью. Только что собиралась старой девой оставаться, а сейчас уже уверена, что все будет пучком. Да будет, конечно, почему не быть. А вот у меня не так. Изка сейчас высказала то, что боюсь высказать я. Да, в семнадцать лет смешно бояться, что останешься старой девой, и вообще, сейчас другие времена, на это проще смотрят. Но у меня-то вообще никого не было, никогда, мне не дарили цветов, не брали за руку, не поздравляли с Валентиновым днем, не делали комплиментов. Если в семнадцать никого, то что будет дальше? Когда кожа станет не такой свежей, появятся морщинки…может, у меня уже паранойя? Но что делать, когда вид каждой встречной парочки вызывает спазм в желудке, и начинает щипать глаза? Девчонки вон от несчастной любви плачут, мол, встречались, а потом он ушел. И говорят: тебе, Маш, хорошо, ты никого не любишь и не страдаешь. Это мне-то хорошо?! Мне?! Да у меня молодость впустую проходит, так и вся жизнь пройдет.

А еще я не согласна с Изкой, с этим ее «для практики». Может, опять завидую, потому что мне даже вполовину такая «практика» не светит? Изка мне все рассказывает, о чем она разговаривает с ребятами, куда ходят, что делают. Я знаю, что она виртуозно целуется, но дальше поцелуев дело не успевает зайти: Изольда прерывает отношения. Интересно, как ей удается, расставаясь, оставлять парней влюбленными в себя?

Задумавшись, я даже не заметила, что нам нужно выходить, автобус подъехал к институту. Изка дернула меня за рукав, и мы поспешили на лекции. Две пары информатики, рехнуться можно.

Нас обогнала шикарная иномарка. Я не особо разбираюсь в автомобилях, но, по-моему, «БМВ», новая. Это Кир, Кирилл Самойлов, с четвертого курса юрфака, у него отец – депутат Госдумы и какой-то большой начальник в Москве. Алиска рассказывала, Кир стритрейсер, ну, гоняется на машинах по ночам, и тачка у него не просто крутая, а супернавороченная, там какая-то закись азота добавляется, чтоб с места развивать бешеную скорость. Самое забавное, что Кир тоже подкатывал к Изке, правда, по-своему. Сидим мы втроем в коридоре, листаем конспекты, он подходит, здоровается. Изка тоже встает, облокачивается на подоконник, смотрит, чуть склонив голову к левому плечу. На ней тогда было короткое зеленое платье с открытыми плечами, высокие кожаные ботфорты на шпильке, на руках, как обычно, кольца-браслеты.

– Ты Изольда, Ice Princess?

– Ну?

– Поедешь со мной в Москву, в клуб на закрытую вечеринку? Потусим, оттянемся?

Стоит, весь такой сам себе приятный и уверенный, мальчик-брэнд, красивый и стильный. Он правда красивый, Кир, темные волосы при серых глазах. И голос красивый, глубокий такой.

– Не пойду, – говорит Изка.

И взглянула коротко, остро, будто стилетом ударила.

– Почему? – не понял Кир. – Весело будет, туда попасть не так-то просто. Хочешь, подруг возьми, не вопрос, я приглашаю.

А сам такой остолбеневший стоит, привык, видимо, что девчонки на шею вешаются и делать ничего не надо, а тут осечка.

– Не хочу и все, – Изка смотрит куда-то поверх его головы.– Не люблю попсовые клубы.

– Ну, хочешь, давай съездим куда-нибудь, – сбавил тон Кирилл. – Тачка – зверь, только истребителю обогнать.

Я вообще не люблю мажоров, но Кир вроде нормальный. Тоже, конечно, выпендривается, но в разумных пределах. Алиска говорит, от него все преподы в отпаде, вежливый, обходительный, да еще красавчик. И лекции посещает, что удивительно, мы его часто в институте видим.

– Тоже не хочу. И вообще, сначала представиться бы не мешало. Воспитанные люди так и делают. Со своими юбками будешь так общаться, а со мной по-другому надо. Все, проехали, – отрезала Изка.

– Извини, – кажется, он даже покраснел. И ушел.

С тех пор Кир с нами здоровается. Алиска говорит, ему Изольда реально нравится. Так и сейчас, «бэха» приветливо мигнула нам фарами, посигналила, Изка в ответ махнула рукой, я кивнула. Сегодня еще семинар, а потом репетиции, но это как раз приятно. С ума сойти, я буду актрисой студенческого театра! Ну и что, что на фестиваль не поедем, мне хоть в ДК выступить, пусть Изка едет, ничего. Алиска вон тоже остается во втором составе.

– Так, друзья, – энергично начала Инесса, – танец нужен и танец будет. Я думаю, рок-н-ролл, веселый, забойный и в тему. Давайте-ка с него и начнем. Паш, Из, поехали. Лена, покажи, что делать.

Я запаниковала. Я не умею танцевать рок-н-ролл, а наше выступление через пять дней, Господи! Так, спокойно, спокойно, ничего. Может, он не особо трудный, вон, Изка с Пашей уже отплясывают. Лена улыбалась, Инесса хмурилась.

– Так, для первого раза неплохо, но вам еще работать и работать. Чтоб синхронно, чтоб весело! Паш, улыбайся, а то у тебя такое лицо, как будто на экзамен пришел, легче надо, легче. И времени мало. Маш, давай, теперь ты.

Я подошла к Паше на негнущихся ногах. Кравчук был и моим партнером тоже, един, так сказать, для первого и для второго состава. Еще Витька репетировал, наш одногруппник, борец-вольник, но его позвали на какие-то сборы, и Витек умотал в Ярославль. Честно говоря, с Витькой легче было, Паша смотрел на меня свысока, не очень понятно, почему. Да и делал все спустя рукава, странно, что Инесса не видит, с Изкой он совсем другой. Не знаю, первый там состав, второй, но если вышел на сцену, надо выкладываться по полной программе. Мне кажется, я сама выкладывалась, после репетиции чувствовала себя как после кросса, даже разговаривать не хотелось.

Зазвучала музыка, Пашка протянул руки, я дала свои.

– Эй, ты чего? Не сжимай так, мне этими руками еще писать! – Партнер улыбался во весь рот, Изка тоже.

– Извини, Паш, я волнуюсь. – Должно быть, я и вправду зря так в него вцепилась. Блин, сдался им всем этот танец, без него тоже хорошо было. Может, для нашего ДК сойдет и без рок-н-ролла?

– Начали! – Лена щелкнула пультом. – Маш, расслабься, смотри на меня!

Легко сказать! Я честно старалась повторять за Леной, но постоянно опаздывала, а под конец вообще сбилась, мы даже до прыжка не дошли. Попробовали еще раз. И еще. В последний раз получилось еще хуже, я упала, неудачно поставила ногу. Отбила локоть и коленку. Это я еще в Мартенсах, а на сцене-то в туфлях!

Там еще было движение: я подпрыгиваю, Пашка меня ловит на руки и перекидывает себе за спину. Начали учить, так на второй попытке мы грохнулись оба.

– Блин, Маш, ни фига ж ты тяжелая! Худеть надо!

– Тебя забыла спросить, – огрызнулась я. – Бицепсы качай!

Очень хотелось дать ему в рожу. Я понимаю, шутка, все такое, но я таких шуток не понимаю. И себе не позволяю, тем более при всех!

– Маш, – осторожно начала Инесса. – Я понимаю, ты готовилась, старалась, но танец не получается, а на фестиваль мы едем послезавтра, Пашки не будет, отрепетировать не успеем.

– А может, без танца обойдемся? – робко сказала я. – Я-то на фестиваль не еду.

– Без танца не то, – отрезала режиссер. – Рок-н-ролл идеально впишется в постановку. Извини, Маш, но я тебя снимаю. Конечно, моя вина тоже есть, надо было раньше танцевать начинать, но в условиях такого жесткого цейтнота…

Дальше я не слышала. Я не буду выступать? Несмотря на все репетиции и то, что у меня так здорово получается? Из-за какого-то дурацкого танца?

– Из, тебе придется отработать и здесь, приедем с фестиваля, разок прогоним и пустим. Справишься?

– Да, Инесса Юрьевна.

– Ну и отлично, – подытожила Инесса. – Маш, не расстраивайся, у нас в мае еще одна постановка, я обещаю, ты будешь там играть, если захочешь. Извини.

Давясь слезами, я выбежала из актового зала. Алиска догнала в коридоре, сунула в руки сумку, бормоча что-то утешительное. Я закрылась в женском туалете. Плакала так, что аж сердце заболело. Я неудачница. Просто лузер, которому постоянно не везет, вечно на вторых ролях, а тут вообще в пролете. И Изка хороша! Нет бы, отказаться, где Инесса за день нашла бы другую артистку? И Кравчук козел, худеть, говорит, тебе надо!

– Да пошли вы все!!! – заорала я не своим голосом. И стало легче, чуть-чуть.

Я умылась, долго плескала в лицо холодной водой, все не могла отдышаться. Осторожно вышла в коридор. Из актового зала доносилась музыка. В раздевалке столкнулась с Витькой, вернулся, значит.

– Привет, – сказала я, не глядя на него.

– Привет, – ответил он, почему-то шепотом. – Чего ревешь?

– А ты чего шепотом? – спросила я, тоже понижая голос.

Витька выругался.

– Кадык помяли, – прохрипел он. – Ильдар, гад, я ему в следующий раз вообще… – и закашлялся.

– А я в спектакле не буду играть, совсем. Блин, а так хотелось!

– Да ты что! Изка за тебя?

– А при чем тут она?

– Просто. Больше ведь некому играть. Только я бы на ее месте отказался.

Я бы тоже отказалась, правда.

– Не переживай, Маш, – сказал парень. – Свет же клином не сошелся на этом спектакле, правда? Будут еще, поучаствуешь.

– Я так хотела на сцену выйти, – тоже шепчу я, чуть не всхлипывая, – всю жизнь мечтала! А в студию больше не пойду, раз Инесса так поступает. Это неправильно, Вить.

Витька поскреб затылок.

– У меня тоже засада, Мах, мне во вторник петь на концерте, а куда я с таким горлом?

Я даже не знала, что Витька поет. На гитаре играет классно, мы на шашлыки ходили всей группой, я слышала. Любую мелодию на слух подбирал.

– Может, восстановится?

– Ага, жди. Ты домой?

– Да.

– Пошли, провожу.

Мы зашагали на остановку. Витька искоса на меня поглядывал, будто обдумывал что-то.

– Слушай, Маш, а будь другом, спой за меня?

– Да ты что! Тебе кроме кадыка ничего не повредили? Я гитару сроду в руках не держала!

– Сыграть я сыграю, не парься. Просто не хочу подводить никого, я же обещал выступить, еще в сентябре договорились. Споешь пару песен, ничего с тобой не будет. Голос у тебя хороший, я слышал.

– То у костра, там все хором поют.

Молчание.

– Ты серьезно?

Витька уверенно кивнул.