Текст книги "Stal og lidenskab (СИ)"
Автор книги: Nagga
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
– Это совсем другое, – коротко ответил мужчина, садясь на корточки. – Там, в Туссенте все было иначе…
– Да, – огрызнулась Ласточка. – Была зима, все дороги завалило снегом, а ты сидел с чародейкой и пил вино из лучших погребов. Лучше бы вообще тогда никуда не совался, – резко встав, крикнула ведьмачка, которую обида взяла за живое. – И здесь тебе тоже нечего делать. Пряха – мое дело. Поезжай обратно в свой Туссент или еще куда! Не желаю тебя видеть!
Цири говорила сгоряча, не подумав, но Белый Волк схватил девушку прежде, чем она успела сделать хоть шаг. Прижав спиной к своему торсу, захватил в свои объятия, сцепив непослушные женские руки на груди. Она вырывалась, но крепкая мужская хватка не давала ей убежать. Ведьмак склонился к уху Ласточки.
– Пряха – наше дело. Мы вместе его начали и вместе закончим вне зависимости от того, хочешь ты меня видеть или нет, – холодным тоном заговорил Геральт. – Час назад пела совсем другую песню.
– Отпусти, – чувствуя, как обмякает в мужских руках, попросила Ласточка.
– Нет, – прижав Цири к себе еще сильнее, ответил Волк. – Никогда, если вдруг снова начнешь выдумывать себе черт знает что. – Его голос стал вкрадчивым, тихим, гипнотизирующим. – То, что было у меня с Фрингильей, с Трисс и с кем-либо еще, осталось в прошлом. Тебе не стоит волноваться о том, что быльем поросло.
Девушка тихо стояла в объятиях Геральта, ощущая, как его желание снова набирает силу.
– И я буду смотреть на тебя так, как мне нравится, – довольным голосом проговорил мужчина, всего в несколько шагов пересекая комнату и прижимая Ласточку грудью к деревянной колонне.
– Скажи это, – страстным шепотом попросила девушка, хватаясь пальцами за колонну и краем глаза глядя на ведьмака. – Чтобы я поверила тебе.
– Ты безумно красивая женщина, Цири – торжественно, нараспев произнес Белый Волк. – Ты самая желанная женщина.
Ее улыбка и вера смешались с его словами. На последнем вздохе, с лаской проведя ладонями по женским ягодицам, он взял ее сзади, прижав к колонне, служившей опорой для Ласточки. Их стоны наполнили ночь новой музыкой, услаждая слух старой ведьмы, притаившейся среди редких деревьев.
– Да когда же, наконец, закончится этот проклятый дождь?
Цири отошла от окна, осыпая руганью скверные болота и ливень, с жадностью пустынного отшельника хлещущий землю вот уже третьи сутки. Такая погода была странным феноменом в это время года, когда топи должны были вовсю парить и исходить мерзостными запахами разложения и утопцев.
Девушка мерила шагами комнату, не находя себе места взаперти. Ведьмак сидел на стуле, уперев локти в колени и уронив голову на скрещенные пальцы. Нетерпение и раздражение кипели в нем точно так же, но мужчина, в отличие от Ласточки, не спешил выставлять это напоказ.
С первых упавших на землю капель было ясно, что это работа старой ведьмы, которая, почуяв опасность, решила не дать ведьмакам завершить дело, начатое несколько лет назад.
– Перестань мельчишить и сядь уже, – жестко произнес Белый Волк, поднимая глаза на девушку, которая тут же смирила его гневным взглядом. – От твоего хождения толку нет, а у меня голова начинает болеть.
– Да как ты вообще можешь быть так спокоен? – недоумевала ведьмачка. – Ведьма не пускает нас в лес, это же очевидно. Мог бы хотя бы сделать вид, что ищешь решение проблемы, а не просто сидишь на этом чертовом стуле, ничего не делая. Чего ждешь? Молчишь? Так я могу сама выйти туда и отыскать эту старуху, пока она еще чего не выкинула. Твое бездействие меня бесит! И вообще…
Цири выплеснула на Геральта весь поток недовольств, накопившихся за трое суток безвылазного сидения взаперти. Мужчина перестал ее слушать и лишь делал вид, что ему есть дело до того, что говорит девушка. Порой, нужно просто дать Ласточке выговориться. В противном случае, она пойдет разносить все на своем пути или просто наделает глупостей, подвергая себя ненужной опасности. И хотя на счет последнего ведьмак не особо беспокоился, его терзало смутное чувство, что все слишком затянулось. В безделье они потратили драгоценное время.
– Все сказала?– коротко спросил Волк, когда Цири тяжело выдохнула и упала на скамью, опустив голову и отшвырнув плащ с капюшоном в темный угол. – Мы не будем нестись сломя голову. – Он внимательно смотрел на девушку – она покачала головой. – Мы не знаем, что еще приготовила Пряха помимо твоих снов и этого ливня, но мы от нее избавимся. Даю слово. Раз и навсегда, – мужчина выделил последние слова, стараясь убедить в них не только Ласточку, но и самого себя. – Цири!
– Я верю тебе, – откликнулась ведьмачка, подняв голову. – Верю.
Дождь перестал идти на пятый день, когда во сне к Цири пришел потоп, смывший все живое в единую воронку бесформенного ничто. Это ничто было мокрым и мягким, темным, как сама бездна. Оно поглощало весь мир без остатка, не разбирая дорог и тропинок, забирая королей из замков и рыбаков из халуп. Ласточка чувствовала на коже воду, липкую, грязную. А в центре воронки видела чудовище с редкими пепельными волосами и огромными желтыми глазами.
Геральт разбудил ее под утро, когда девушка молотила руками во все, что придется, и надрывно кричала. В ее изумрудных глазах застыл ужас, когда она взглянула на ведьмака и зашлась тихим плачем, спрятав лицо на мужской груди. Ведьмак не осмелился спросить, а Ласточка не горела желанием рассказывать.
Когда Волк сообщил ей, что ливень кончился и наконец-то можно выдвигаться на поиски проклятой ведьмы, Цири не испытала облегчения или даже радости оттого, что можно добраться до этой мерзкой твари и прикончить ее. Она желала и предвкушала момент, когда Пряха скорчится у ее ног и превратится в ничто, ненавидела эту дрянь всем своим существом, мечтая, уже чувствуя, как ее меч погружается в отвратительное тело старухи, и та испускает последний вздох, не веря, что умирает. Тогда и только тогда все будет кончено. Но предчувствие было слишком уж паршивым.
Ведьмаки шли извилистыми тропками, плутавшими среди трясин и редких деревьев, иссушенных до хруста за многие годы. День выдался на удивление теплым и солнечным, испарения от зловонных топей поднимались все выше и забивали ноздри чем-то противным, похожим на пепел и отвратительную слизь чего-то, что подохло пару лет назад. Геральту и Цири пришлось прикрыть пол лица, дабы не задохнуться.
Их путь лежал через абсолютно мертвые места, занесенные высокой травой, которая резала кожу, как нож масло. Беспросветная тишина нагнетала завораживающую своим ужасом какофонию ветра, коротких вздохов Ласточки и осторожных шагов Белого Волка, медальон на шее которого бесился, словно одичавший пес.
– Не нравится мне все это, – едва слышно произнес мужчина, незаметно осматриваясь, продолжая размеренный шаг и искоса поглядывая на Цири. – Слишком тихо.
– За нами следят, – таким же шепотом добавила она, медленно заводя руку за спину, нащупывая рукоять меча.
– Знаю. – Геральт догадался, ведьмачьим нутром почувствовал, как женская рука тянется к клинку. – Не спеши. Не будем создавать лишнего шума.
– Это ведьма?
– Нет, – ведьмак вдруг остановился, втянул носом воздух, напрягся. – Кто-то другой.
В ближайших кустах, покрытых колючим репьем, что-то оживленно зашевелилось, зашуршало. Ласточка, не смотря на неодобрительный взгляд Волка, вытянула меч из ножен, услышала знакомую песнь стали, почувствовала себя спокойней с оружием в руках. Геральт не шевелился, упрямо глядя на куст. Его медальон по-прежнему вибрировал, само это место было пропитано темной магией.
Через несколько секунд из укрытия выпрыгнул серый заяц, повел ушами и, почуяв людей, умчался в неизвестном направлении. Белый Волк с доброй усмешкой посмотрел на вскрикнувшую Ласточку, убравшую меч обратно в ножны.
– Твой враг повержен! Он бежит, – подтрунивал он над ней с легкой улыбкой.
– Должно быть, почуял твое непомерное дружелюбие, – состроила гримасу ведьмачка, улыбнувшись в ответ, – вот и сбежал, пока шкура цела.
– Не я на кролика с мечом.
Цири откинула прядь волос на спину, фыркнула и отвернулась, направившись дальше в глухие топи. Ведьмак догнал ее через несколько шагов, крепко прижав к себе. Они остановились и просто молча стояли несколько минут, обнявшись. Медальон на шее Геральта исходил неистовством, клокотал в живом безумии, но стоило мужчине выпустить девушку из объятий, как железная голова волка немного успокоилась.
– Цири, – насторожившись, позвал он, внимательно вглядываясь в Ласточку.
– Что?
Она обернулась и взглянула на Белого Волка тепло, с нежностью, взглядом любящей женщины пронзила ведьмака до самого дна души, уничтожила неуверенность в сердце. Правда, не до конца.
– Ничего, – покачав головой, ответил Геральт, все же терзаемый сомнениями. Его предчувствие было еще паршивее. – Идем дальше.
Высокий, пугающий холм-курган возвышался над топями, словно обелиск, возведенный в честь павших воинов. Смерть и скрытность, окутывающие земляную насыпь, смотрелись особенно эффектно в закатных лучах, расшаривавших спирали, которыми был укутан курган сверху донизу. Повеяло холодом и вонью подземных ходов, в которые не ступала нога человека.
К вечеру ноги начали ныть от усталости, пустой желудок сводило судорогой, сухие губы смачивала только слюна, а одеревеневшие пальцы рук едва могли удержать меч. Цири упала на землю, задев носком сапога выкорчеванный корень, и раскинула в стороны конечности, чувствуя, как по ним бежит приятная боль отдохновения. Белый Волк, которому всякая усталость была пустым звуком, мгновенно остановил свой размеренный шаг и оказался рядом с девушкой, присев на корточки.
– Что случилось? – заволновался он, помогая Цири сесть, придерживая ее за локоть.
– Я устала, – сухо протянула она, закрывая глаза и роняя голову на мужское плечо. – Мы идем весь день. Дай минутку передохнуть.
– Здесь нельзя останавливаться, – предупредил ведьмак. – Мы слишком близко к кургану.
– Знаю, – устало ответила Ласточка, с поддержкой Геральта поднимаясь на ноги. – Быстрее бы все это закончилось.
– Ты так хочешь конца? – не сильно удивился мужчина, ставя Цири на ноги. – Никак не дождешься прощания?
– О чем это ты? – напряглась ведьмачка, метнув огненный взгляд в Волка. – О расставании речи не шло. Снова хочешь меня оставить? И какая причина на этот раз? – возмутилась обиженная девушка.
– Скажем так, – коротко произнес ведьмак, – не только ты видишь сны. И, кстати, о расставании никто и слова не сказал.
– Что это значит? – не унималась Ласточка, схватив мужчину за рукав, когда тот продолжил путь. – Геральт, ответь.
– Ведьмаки не путешествуют вместе, – вздохнул Волк. – Сейчас мы просто заканчиваем то, что начали несколько лет назад, – он смягчил тон, но не смотрел ей в глаза. – Ты должна понять, Цири. Я не собираюсь от тебя отказываться, но то, что будет дальше… Тебе со мной нельзя. Не надо. Это слишком опасно.
– Снова Авалак’х, да? – догадалась она без злости. – А мне казалось, ты его не перевариваешь. Или он опять купил тебя на то, что опасность угрожает мне?
– Не думай об этом. Ищем Пряху, кончаем ее, а потом просто подожди меня.
– Геральт…
– Не волнуйся. – Белый Волк быстро закружил Цири, подняв ее над землей, а после нашел ее губы. Говорить дальше смог только через минуту, глотнув воздуха. – Простой ведьмак не собирается спасать мир, но с незаконченными делами пора завязывать.
Ведьмачка вдруг вспомнила собственные слова, сказанные Геральту, при уходе на битву с Белым Хладом. Едва заметно улыбнулась.
– Обещай вернуться ко мне.
– Даю слово.
Маленькая Сара третий день не отходила от кровати ведьмака, насылая целительные чары, которые понемногу начинали действовать, регенерируя израненного до полусмерти мужчину. Его собственное тело, парализованное неизвестным заклинанием, было не способно восстановиться без посторонней помощи, что явно не предвещало ничего хорошего. Если бы случайный бродячий купец не нашел его в ночь белесой луны, Белый Волк был бы уже мертв.
Корина Тилли нервно перебирала свои старые записи в поисках рецепта целебной мази или эликсира, но все было напрасно, ни одно из снадобий не было рассчитано на ведьмака, чей организм в ходе мутаций изменился слишком сильно, да и знахаркой женщина не являлась.
В порыве бессильной ярости онейромантка смела все бумаги рукой со стола и упала на колени, закрыв лицо ладонями. Она не плакала, для этого еще было рановато. Геральт был жив, хоть и ненадолго, если ей или Саре не удастся ему помочь. В воспоминаниях женщины яркими вспышками загорались моменты, проведенные с Волком, с мужчиной, которого, как ни крути, она полюбила. От этого на сердце становилось совсем паршиво. Тилли не может его потерять!
Сверху послышался протяжный мужской стон, наполнивший Корину надеждой. Геральт пришел в себя. Со всех ног сновидящая бросилась вверх по ступеням, спотыкаясь и на ходу подбирая юбку платья.
Израненный, но живой, Белый Волк лежал на кровати с открытыми глазами, слушая то, что говорит ему Маленькая Сара. Тилли сделала пристойный вид и с холодным спокойствием вошла в комнату. Потускневший взгляд Геральта, опоясывающий убивающей болью, тут же опустился на женщину.
– Ты наконец-то очнулся, – легко проговорила онейромантка, делая шаг к кровати. – Мы боялись, что этого уже не случится.
– А я ей говорила, что ты сильный и выкарабкаешься, – задрала носик Сара, поглаживая мужские пальцы, отчего по телу Волка разливалась теплая волна, снимающая физическую боль. – Я знала.
– Как я здесь оказался? – поморщившись, спросил ведьмак.
– Тебя принес знакомый торговец. Нашел на дороге. – Корина взяла стакан воды и позволила Геральту напиться из своих рук, присев на край кровати. – На тебе живого места не было. Мы уж думали…
– Когда это было? – стиснув зубы, перебил ее ведьмак.
– Четыре дня назад. Ты был без сознания.
– Проклятье! – выругался мужчина, уставившись больным взором в потолок и сжав зубы до такой степени, что они захрустели.
– Сара, – тихо позвала онейромантка, – внизу готовится снадобье. Оно поможет ведьмаку. Посмотри, чтобы не убежало.
Прибожек мигом сбежал из комнаты, топая босыми ногами по ступенькам. Тилли смочила тряпку в тазу с прохладной водой и положила ее на горячий лоб Белого Волка. Он, казалось, этого даже не заметил.
– Расскажешь, что случилось? – осторожно, ласково спросила сновидящая.
Молчание продлилось минуту.
– Ты уехал с Цири из города полтора месяца назад. От тебя ни слуху, ни духу, – женщина дотронулась до руки Геральта. Никакой реакции. – Потом вдруг появляешься весь израненный, к тому же один черт знает где и откуда. Ты понимаешь, что мог погибнуть, если бы не случай?
Ответом была тишина.
– Геральт, – повысила голос Корина, – поговори со мной! Что с вами случилось? Это все та ведьма, да?
Ведьмак и сейчас попытался сохранить молчаливость, но не вышло. Внутри у него все клокотало, рвалось и кричало от боли, от потери, от осознания того, что на этом свете его больше ничего не держит, что все погибло, и он пропал вместе с той, которую больше никогда не увидит. В глазах была пустота, в сердце – боль настолько пронзительная, что хотелось умереть.
– Мы нашли Пряху на том кургане, – еле ворочая языком, произнес Геральт. – Ее голова теперь гниет на болотах.
– А Цири? – с осторожностью пугливого зверька спросила Тилли, не дождавшись короткого продолжения. – Что с Цири?
Мужчина, превозмогая боль во всем теле, отвернулся к окну, ничего не ответив. Он бы и не смог сейчас произнести это, рана была еще свежей. Белый Волк впервые за долгое время почувствовал, как его глаза увлажняются, как прошибает грусть и отчаяние, как невыносима мысль, что улыбку и смех Ласточки он больше никогда не увидит и не услышит.
========== Глава 8. Эпилог в бесконечность ==========
Ступая по тонкой грани между жизнью и смертью, человек оказывается в неизведанных ранее глубинах одиночества и отчаяния. Его влечет жажда успокоения, но он страшится вечного забвения, что его никто не вспомнит, что некому будет пролить слезы у надгробной плиты с его именем. Женщина, потерявшая смысл жизни, никогда не оставит свою суть, до последнего вздоха будет сражаться за то, кем когда-то была, не отпустит прожитых лет и горьких воспоминаний. Мужчина же найдет новые нити на дне бутылки, на острие клинка, в предсмертных криках врагов. Но чистилище неотступно будет следовать за каждым из них, ему неважен пол или возраст, только душа, которую можно поглотить и унести в бесконечность.
Для ведьмака, обретшего новую жизнь и почувствовавшего вкус пепла во рту, мир потерял итак блеклые краски. Он не чувствовал прикосновения солнца к своей коже, не ощущал прохладу ветра, приносящего грозовые тучи, не видел смысла в предстоящих днях. Его жизнь оборвалась в тот момент, когда под Ласточкой разверзлась земля и утащила ее в свои темные объятия. Человек, не видевший той жуткой картины, никогда не поверил бы в ее реальность, но Белый Волк… Его кошачьи глаза наблюдали это торжество зла, пока тело немело в оцепенении.
Теперь Геральт ходил среди людей, словно призрак в море потонувших кораблей, не нашедших своего пристанища. Каждый рассвет приносил новую каплю боли в бездонную пропасть его окоченевшей души, каждый закат заново вскрывал затянувшиеся шрамы. Не жизнь, а каторга без надежды на спасение.
Корина безмолвно наблюдала за последними искрами, угасавшими в глазах ведьмака, не в состоянии что-либо сделать. Поначалу она пыталась и, как казалось на первый взгляд, весьма успешно, но вскоре любой толчок, любая связь с пепельноволосой ведьмачкой убивала его без смертоносного кинжала, который стал бы милосердием, окажись он по рукоятку в груди мужчины. Сновидящая опустила руки. А знаменитый Геральт из Ривии продолжал угасать, подобно крохотному пламени свечи, что истязал ветер со всей жестокостью судьбы.
Шли дни, пролетали месяцы, а Белый Волк и не думал возвращаться в цивилизованный мир и продолжать работу. Его печаль по Ласточке стала настолько невыносимой, что каждое движение оказывалось мучением, словно все конечности были переломаны. Никто не мог помочь Геральту. Друзья были бессильны, колдуны рвали на себе волосы от беспомощности, мгла медленно, но верно поглощала ведьмака и все, что было ему когда-то дорого…
– Нет, это неправильно, – надувшись, проговорила девочка, попавшая в зал неведомо откуда. Ее темные короткие волосы закрывали половину лица, а на оставшейся виднелись полные алые губы и небольшой карий глазок. – История не может так закончиться.
– Кто пустил сюда эту бродяжку? – возмутилась баронесса, поднимаясь со своего места и с недовольством глядя на двух стражников у главной двери, обрамленной вставными серебряными пластинами. – Уберите ее немедленно!
– Нет нужды, дорогая баронесса, – мягким голосом произнес поэт, откладывая лютню, на которой, перебирая струны, наигрывал печальную мелодию. Мужчина протянул руку девочке с нежной улыбкой. – Пойди сюда, милое дитя. Тебя никто не обидит, не бойся. Вот так, молодец.
Когда маленькая гостья уселась на колени трубадура, все взоры присутствующих благородных дам и милсдарей уставились на ее очаровательное личико, прикрытое грязным каштаном волос. Чуть покраснев, ребенок потупил взгляд и стал перебирать тесемочки на своем поношенном сером платьице. Поэт аккуратно провел рукой по детским волосам.
– Я тебя слушаю, – ласково сказал трубадур в цветных одеждах, рядом с которым девочка казалась мрачной тенью.
– Ведьмак… Геральт из Ривии… он, – бедняжка запиналась от волнения, не смея поднять глаз и поглядеть на мужчину, чьи колени она оккупировала на короткий срок.
– Не спеши, – улыбнулся поэт. – Успокойся и скажи то, что хотела. Никто не станет тебя осуждать или ругать.
– История Белого Волка не может закончиться тем, что он умрет от печали по своей возлюбленной. Так не должно быть, – спустя минуту произнес ребенок, набрав в легкие побольше воздуха.
– Ну конечно, – с едкой издевкой и неприятным смехом воскликнула одна из графинь. – Он хоть и пес, но подыхать от печали ему незачем, – женщина с яркими рыжими волосами наклонилась вперед и заглянула девочке в глаза. – Не волнуйся, крошка. Выродка прикончила какая-нибудь пагубная тварь в трясине. Он умер по пояс в дерьме и крови, – она подняла бокал с вином и сделала большой глоток, глядя строго перед собой, – как и положено чудовищам, вроде него.
– Ребенку такое знать необязательно, – вмешался Дийкстра, чьи глаза прожгли говорливую даму насквозь. Он не пылал особой любовью к Геральту, но поганить хорошее имя позволить не мог.
– Не один ведьмак еще не умер в своей постели, – постарался успокоить собравшихся другой гость. – Это известно всем.
Опустившееся молчание адской стрелой прожгло всех присутствующих в большом пиршественном зале, веселье и тихая пелена прекрасного, основавшиеся под его чертогами, внезапно закружились неугомонным вихрем и пропали в темных углах.
– Выродок, нечего и думать, – уже тише оскалилась рыжеволосая графиня, делая новый глоток великолепного вина.
– Этот выродок сохранил жизнь моему сыну, – вмешалась баронесса ла Валетт, с неприкрытой злостью глядя на женщину, – которого ваши безбожные псы пытались догнать на дорогах и освежевать на глазах у всех. Так что поберегите свой голосок, графиня, пока не лишились жизни.
Атмосфера, кружившая теплым и приятным вечером всего несколько минут назад, бесследно растаяла в воздухе с последними словами баронессы. Поэт незаметно отправил девочку на кухню, а сам вернулся к поглощению пищи, желая поскорее покончить с этим приемом и всеми, кто здесь находится.
Трубадур медленно брел по безлюдной улочке, вымощенной старыми камнями Новиграда и освещаемой редкими настенными факелами, смотря себе под ноги и размышляя о событиях минувшего вечера, который заставили мужчину вернуться к тяжелым воспоминаниям. Безлунная ночь посылала ему легкий ветер, трепавший короткие темно-каштановые волосы. Но ни ветру, ни звуку падающих из трубы капель было не под силу заставить трубадура выкинуть из головы мысли, оставляющие осадный отпечаток на сердце. Должно быть, внутри ему было настолько горько от всего, что он потерял за эту жизнь, что на уста вырвалась старая, давно забытая баллада о прекрасной, нежной и чистой любви, чью мелодию мужчина наигрывал на лютне чаще, чем мог это заметить.
Когда мой жизненный путь будет пройден,
И ангелы попросят меня вернуть им трепет сердца,
Тогда я скажу им, что помню тебя.
Я помню тебя,
Ты единственная, кто исполнил все мои мечты
Несколько поцелуев назад.*
Еще несколько шагов одинокий путник старых дорог напевал мелодию, тянущую самые потаенные струны души, пока не услышал тихий шелест старого платья за спиной. Трубадур остановился и, выпрямившись, быстро повернулся, готовый отбиваться от непрошенных преследователей. Каково было изумление поэта, когда в переулке он увидел маленькую девочку, что сидела на его коленях этим вечером.
– Ты теперь решила за мной следить, мышонок? – с легкой улыбкой спросил мужчина, секунду назад почувствовав, как сердце бьется о грудную клетку с бешеной силой.
– Я не мышонок, – гордо ответил ребенок, перебирая пальцы на руках. – Меня зовут… – тут девочка осеклась, словно тайна ее имени должна была остаться неразгаданной. – Я – Никто.
– Что ж, Никто, – не переставал улыбаться поэт, делая шаг вперед, – будем знакомы. Перед тобой…
– Мэтр Лютик, – перебила его Никто. – Я хорошо знаю, кто вы.
– Ничего удивительного.
– Вы ведь знали его? – наклонив голову к плечу, спросила девочка. – Знали Геральта из Ривии?
– Мы вместе путешествовали, это правда, – улыбка вдруг исчезла с губ Лютика, голос наполнился переполняющей печалью. – Я с гордостью могу назвать этого человека другом… Вернее, мог назвать.
– Так значит, это все-таки правда? Ведьмак мертв?
– Но он всегда будет жить в нашем сердце, – быстро ответил трубадур и, развернувшись на каблуках, направился дальше по своему пути, чувствуя, как груз с сердца распространяется и на ноги, которые отрывать от земли с каждым шагом было все сложнее.
– Но ваша история – ложь, – крикнула ему вслед Никто. – Ведь Геральт из Ривии перед смертью еще раз встретился со своей пепельноволосой ведьмачкой. И уже после этого, – не прекращал ребенок, чьи слова резали ножом по сердцу Лютика, – не нашел в себе сил, чтобы жить дальше.
– Откуда тебе это известно? – резко обернувшись, спросил мужчина, вперившись пристальным взглядом в девочку. По его коже забегали мурашки, ознаменовавшие плохие события и еще худшие слова. – Никто не знает об этом.
– Его мысли были слишком громкими, – пожала плечами Никто. – И ваши тоже, мэтр Лютик.
– Кто ты такая? – насторожился поэт, попятившись туда, где ходили стражники.
– Никто, – спокойно ответила девочка с каштановыми волосами и зорким карим глазком на белоснежном личике. – А вы, мэтр Лютик, уже мертвы.
Мужчина не успел сказать даже слова, когда на его горле появилось алое отверстие, выплескивающее драгоценную кровь. Воришка, приметивший богато одетую жертву, саданул поэта по горлу остро заточенным ножом и, забрав все украшения, сбежал. Тело трубадура не сопротивлялось накатившей темноте, он не мучился воспоминаниями, лишь растворялся в пустоте и бесконечном течении, где, быть может, встретился со своим другом, погубленным любовью к женщине, чье сердце не принадлежало никому из мужчин, кроме того, которого звали Белым Волком.
Лазурный берег, озаряемый последними лучами заходящего солнца, пробивающегося сквозь неподвижную гладь воды, пошатнулся от раскатистого порыва ветра, пронесшегося над пляжем, словно ураган. Взметнув нагретые за день пески, подняв кровоточащие беспокойством волны, внезапный шторм исчез точно так же, как появился, не оставив за собой и тени присутствия. Встревоженные морские обитатели забились в подземные пещеры, в мгновение ока оказались в пределах нескольких ярдов от берега, сбежали.
Открывшийся на мгновение портал, излучающий переливающийся оранжево-голубой свет, выдал картину, которую мир aen elle узреть никак не ожидал. На успокоившемся песке стоял высокий седовласый мужчина, пришедший из пространства, скомканного чарами. В легкой рубахе с распахнутым воротом, поношенных штанах и сапогах по колено, незнакомец выглядел не хуже бродяги – от здешнего народа он значительно отличался.
Пустота, окружившая странника со всех сторон, показалась бесконечностью, где нет счета времени, а лица давно потеряны в несуществующей толпе. Мужчина вдохнул чистый морской бриз и на секунду прикрыл глаза, проверяя, нет ли поблизости опасности. Медальон в форме волчьей головы не дрогнул.
– Тебе здесь быть не положено, – послышался из близлежащего леса знакомый эльфский голос.– Уходи, пока король не заметил твоего присутствия.
– Я не уйду без нее, – жестко ответил седовласый, пронзая ледяным взглядом эльфа, вышедшего из темных дебрей.
– Ты меня не расслышал? – Авалак’х наклонил голову на бок и вперился взглядом в странника. – Она здесь счастлива. Оставь ее в покое, Геральт.
– Ты мне наврал! – разозлился ведьмак, сжимая кулаки и делая шаг вперед. – Сказал, что она погибла там, на болотах.
– Ради твоего же блага, – с абсолютным спокойствием ответил Знающий.
– Ради моего блага? Ради моего… – голос ведьмака опасно срывался, кровь бурлила в венах, угрожая вырваться разгневанным потоком на эльфа. – Я хочу ее видеть, – взял он себя в руки.
– Боюсь, это невозможно, – пожал плечами Авалак’х, разведя руки в стороны. – Цирилла сейчас крайне занята. К тому же, я не вижу необходимости отрывать ее от дел.
– Не играй с огнем, Авалак’х, – предупредил Геральт, делая знак «игни» рукой. – В последний раз говорю.
– А я в последний раз отвечаю…
– Перестаньте! – послышался женский голос с противоположной стороны леса, куда падал один из закатных лучей. – Авалак’х, все хорошо. Возвращайся в замок, – с мягкой улыбкой произнесла Старшая Кровь, обращаясь эльфу. – Я сама с ним разберусь.
Вся в алых шелках, она перевела холодный взгляд на Белого Волка, чье сердце в груди то билось быстрее, то вовсе переставало пускать кровь по жилам, не зная, то ли радоваться появлению Ласточки, то ли грустить от ее безразличного взгляда. Знающий, тем не менее, поклонился и тихо ушел в том направлении, откуда появился всего пару минут назад. Девушка проводила его взглядом.
– Теперь он выполняет твои приказы? – прищурившись и остудив «игни», спросил ведьмак, кивнув в сторону буйных зеленых крон, в которых скрылся эльф. – Как много изменилось.
– Зачем ты пришел? – резко повернувшись, в лоб спросила Ласточка, оказавшись рядом с Волком так скоро, что он не успел проследить ее шаги.
– Ты жива, – на выдохе произнес мужчина, выпуская на губы томную улыбку тихого счастья, молча благоговея перед той, чьи пепельные волосы легко развевались на теплом ветру. Он осторожно дотронулся тыльной стороной ладони до ее щеки. Цири не пошевелилась, чувствуя, как лед внутри раскалывается от его прикосновения. – А я был мертв, пока не узнал, что ты все еще дышишь.
Девушка не обняла в ответ Геральта, стояла, словно неподвижная кукла. Медленно, но верно, она находила в себе силы, чтобы сказать то, что сказать было должно, чтобы оградить ведьмака от себя, чтобы сохранить ему жизнь… и уничтожить надежду. Наслаждаясь нежными, но безответными объятиями Цири, Белый Волк не мог не заметить ее отстраненности. Сердце сдавило тисками с новой силой. Мужчина отпустил ее и посмотрел в глаза, пытаясь выкрасть из них крупицу объяснения.
– Ты можешь идти, но больше не возвращайся, – незаметно вытирая слезы, произнесла Ласточка, поворачиваясь спиной к ведьмаку.
– Что? – в тревоге спросил он. – Цири, мы должны вместе отсюда уйти и никак иначе. Я увезу тебя и спрячу, они не найдут. Даже Авалак’х не отыщет. Найдем защитные заклинания, скрывающие амулеты. Найдем выход. Ты не должна быть…
– Этого требуют законы aen elle, – по заученному ответила девушка, не обращая внимания на громкие слова простого мужчины.
– Законы? – с вкрадчивым недоверием спросил ведьмак, обходя девушку вокруг и вставая перед ней лицом к лицу. – Или Zireael?
Она пронзила его обжигающим взглядом, невольно напоминая о своем происхождении, о горячей крови, что течет в ее жилах, о власти, которая с каждым днем лишь возрастает, а не идет на убыль. Геральт внимательно смотрел на нее, с каждой секундой все меньше узнавая в пепельноволосой девушке свою ведьмачку.
– Я пытаюсь спасти твою жизнь, – глотая слезы, но твердым голосом ответила Цири, уклонившись от прямых слов. – Тебе здесь не место.
– Как и тебе, – сделав небольшой шаг навстречу девушке, добавил мужчина, видя по глазам, что стена, которую возвела Ласточка, рушится, что броня дает брешь и готова разорваться на части в любой момент.
