Текст книги "Stal og lidenskab (СИ)"
Автор книги: Nagga
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Приоткрыв глаза и окунувшись в теплоту утренней комнаты, ведьмачка повернула голову на бок. В ее взгляде тут же проскользнула печаль, толика огорчения, заставившая подумать, будто все произошедшее ночью не более, чем обманчивый сон, игра воображения. Стиснув зубы и отогнав прочь все мысли о Геральте, шрамы на теле которого вводили ее в странное состояние между искренним состраданием и дикой страстью, Ласточка резко села в кровати, пробежав глазами по комнате. На секунду ее взгляд остановился на стуле у камина и пошел бродить дальше по интерьеру, все еще дышащему трепетным, но оттого не менее пылким сплетением двух людей, пока по немому сигналу не вернулся обратно.
Стул.
Одежда ведьмака. Ее собственная на полу у кровати.
На губах Цири снова засияла нежная улыбка, отражавшая всю бурю чувств, нахлынувших неизмеримым потоком на девушку.
Когда дверь тихонько заскрипела, девушка молниеносно отыскала под кроватью топорик, от которого так скоропостижно избавилась вчера, и крепко сжала деревянную рукоятку. На мгновение ее сердце перестало пускать потоки крови по венам. Заточенный предмет самообороны не понадобился – в комнату осторожно проскользнул Белый Волк, неся в руках поднос. Цири сделала вид, что только проснулась, выпрямившись и натянув одеяло на голую грудь. Ее нарочито сонная улыбка еще больше скрыла бодрствующее состояние ведьмачки.
На секунду мужчина замедлился, увидев, что его безумная любовная пассия уже не спит. Геральт чувствовал себя невероятно глупо в простой одежде и с подносом в руках, на котором, кроме завтрака, стояла еще и маленькая вазочка с распустившейся алой розой. Ведьмак снова пообещал себе, что убьет Лютика.
– Доброе утро, – нашелся с простыми словами Волк, выдавливая из себя дружелюбную улыбку, которая окрасилась нежностью, стоило только Цири чуть наклонить голову на бок и ответить теплым взглядом любящей женщины. – Я тут принес тебе…
– Завтрак в постель, – быстро докончила за него ведьмачка, не скрывая искренней радости. Она видела неловкость Геральта, это казалось ей очень милым, даже сентиментальным, но девушка не хотела ставить мужчину в еще более неудобное положение перед самим собой. – Иногда ты можешь быть настоящим романтиком, – с легкой нежностью добавила Цири, отпустив конец одеяла, которое тут же обнажило ее грудь. Белый Волк улыбнулся, в мыслях собирая целостный образ своей возлюбленной, на пути к которой все остальное не имело смысла. Весь этот мир не имел смысла без Ласточки. – Люблю, когда ты улыбаешься, – со странной серьезностью произнесла она и чуть подвинулась на кровати, приглашая мужчину присесть. – Пойди сюда.
Геральт, движимый неконтролируемым желанием снова прикоснуться к ведьмачке, преодолел расстояние, разделявшее их, и присел на кровать, вручив поднос с завтраком девушке. Ласточка поспешила поблагодарить Белого Волка коротким поцелуем, вот только сам ведьмак явно рассчитывал на большее. Даже несколько минут, проведенные вдали от нее, стоили мужчине немалых усилий, чтобы воздержаться и не послать весь завтрак псу под хвост. Он желал Цири. И только сейчас понял, насколько велико это желание, сколь губительно оно и опасно.
– С тобой все по-другому, – спокойно произнесла ведьмачка, сплетая пальцы рук вокруг мужской шеи. Он не заострил на этом внимание.
– Когда ты соберешься, можем уезжать, – убрав от себя ее руки, коротко заключил Геральт, поднимаясь с постели. – Я не тороплю, но давай не задерживаться.
– Я думала, мы останемся здесь еще на пару дней, – отправив в рот первый кусочек вкуснейшего завтрака, ответила Ласточка, с удивлением взглянув на ведьмака, проглотив горькую обиду за отторжение трепетного жеста. – Завтра Лютик представляет свою новую пьесу.
– И ты хочешь ее посмотреть? – не поверил мужчина. – Лютик, конечно, может иногда создавать что-то путное, но в плане пьес у него, по-моему, стоящего мало.
– А ты вдруг стал в этом понимать? – засмеялась девушка.
– Я просто говорю, что не стоит тратить время впустую, – отрезал ведьмак без холода в голосе, который непременно появился бы, окажись на месте Цири кто-то другой. Геральт отвернулся. – Надо ехать дальше.
– От чего ты старательно пытаешься убежать? – спокойно спросила Ласточка, отложив еду и внимательно вперившись взглядом в ведьмачью спину. Мужчина заметно напрягся.
– Если старая ведьма с Топей жива, с ней надо покончить, – не поворачиваясь, ответил Волк, – а вначале хотя бы найти, – закончил он, не сказав даже половины.
– Так и знала, что не надо было рассказывать тебе, – покачала головой девушка, чувствуя, как вся трепетная романтика утра быстро тлеет под напором сурового Геральта. – Мы только что избавились от вампира, давай возьмем небольшую передышку.
– Цири… – повернувшись, попытался начать ведьмак повествование о том, насколько важно избавиться от нависшей над ними угрозы, но не сумел.
– Я не позволю тебе снова рисковать ради меня. Не дам тебе умереть, – повысила голос Ласточка. – Эта проклятая ворожба… – она уронила голову на грудь, бессильно опустила руки, которые через пару секунд сжались в кулаки. – Не позволю случиться тому, что наговорила эта ведьма. Мы не расстанемся по прихоти магии.
Ласточка не смотрела на своего Волка, не видела пугающего смятения в его глазах, не заметила, как в этих же глазах вспыхнула уверенность, перемешанная со злостью и тем самым чувством, которое больше никогда не позволит Геральту отпустить от себя ведьмачку. Мужчина подошел к кровати и опустился перед ней на корточки, взяв руки Цири в свои теплые ладони. Их взгляды встретились, смешавшись в боли, страхе и неизмеримом притяжении.
– Ты мне веришь? – серьезно, но с толикой нежности и заботы спросил Белый Волк. Девушка медленно кивнула. – Тогда послушай то, что я скажу, – он дотронулся кончиками пальцев до ее щеки, вызвав странное умиротворение и чувство безопасности. Она верила его словам. – Больше никому и никогда не удастся забрать тебя у меня. Я всегда найду тебя, где бы ты не была, какие бы преграды не вставали на пути, какие бы расстояния не разделяли нас. Я обязательно тебя найду. Даже проклятая Пряха не сможет ничего сделать.
– Геральт, – прошептала Ласточка, чувствуя, как непрошенные слезы подступают к горлу, как голос дрожит, а взгляд туманится.
– Верь мне, Цири, – его голос стал более вкрадчивым. Волк сел на кровать, в долгом объятии прижав к себе девушку, рядом с которой краски мира казались настоящими, а в ее отсутствие все кругом блекло и меркло. Ведьмачка прижалась к мужчине, утопая в бесконечной мысли о том, что она больше никогда не будет одна. – Верь мне.
Внизу царил творческий беспорядок, которым Лютик оправдывал утреннюю суматоху, нескончаемо влекущую за собой недовольные взгляды Присциллы и несусветную ругань Золтана. Поэт носился из одного угла в другой, спасаясь от рекомендаций и предложений, сыплющихся на него со всех сторон. Повар говорил о большом торте, который обязательно порадует всех посетителей роскошного «Хамелеона» после дня Цветения; знакомый винодел расхваливал новый сорт вина из Редании, Лютик никак не мог объяснить ему, что старое, доброе эст-эст из Туссента прекрасно удовлетворяет вкусы всех, кто бывает в его заведении… Было странно видеть, как кто-то может болтать больше, чем Лютик.
Ласточка, поправляя ремень на поясе и убирая за ухо непослушную пепельную прядь, спускалась по лестнице, повесив за спину меч. Геральт шел следом, держа в руке походную сумку, нагруженную самыми необходимыми вещами, среди которых его собственных было значительно меньше. Его поступь была тяжелой и размеренной, не в сравнение с легкой и элегантной походкой ведьмачки. Золтан, едва завидев эту сладкую парочку на ступенях, тут же поднял голос, призывая к вниманию Лютика, который, наконец-то, смог отделаться от всех навязчивых гостей.
– Вы куда это собрались, а? – пронесся по «Хамелеону» громогласный Хивай. – По-тихому слинять от нас решили?
– Я бы не уехала, не попрощавшись, – с легкой улыбкой ответила ведьмачка, перешагивая последнюю ступеньку и обнимая краснолюда.
– Я думал, вы останетесь еще на недельку, – с грустью протянул Лютик, поправляя элегантную шапочку на голову. – Все веселье пропустите.
– Хватит с нас Новиграда, – ответил Белый Волк, перекидывая через плечо походную сумку. – Ехать пора.
– Нет, ну ты только посмотри на них, – вспенился Хивай. – Чуть любовь свою завязали и тут же бегут в первом кусте ее распалять. Так и глядишь…
– Помолчи, Золтан, – великосветским тоном оборвал его поэт. – Вам, краснолюдам, вовек не понять, сколь трепетно и неповторимо высокое чувство на его первых этапах. Насколько сильно оно…
– Мы поняли, Лютик, – перебил барда Геральт. – Еще свидимся, – сказал он Золтану, по-дружески, крепко пожимая ему руку. От объятий рассетовавшегося Лютика уйти опять не удалось. – Цири, я пойду седлать коней.
– Я тебя догоню, – ответила ведьмачка вслед уходящему Волку. – Не хочется уезжать, – произнесла девушка, когда краснолюд и поэт в переизбытке чувств обняли ее. – Я буду скучать по вам.
– Мы уже скучаем, Цири, – со свойственным ему сентиментализмом отозвался Лютик, на мгновение прикрывая глаза.
– Береги себя, Ласточка, – добавил Золтан, – и за нашим ведьмаком присматривай.
– Не волнуйся, – усмехнулась девушка, – буду следить.
– И чтобы к зиме оба были тут, – грозно произнес краснолюд. – Геральту так и передай. Не приедете – сам из-под земли достану и в силках привезу в Новиград.
Их прощание длилось еще пару минут, наполненное странными, веселыми, но и порой грустными фразами, переходившими в явные угрозы, в основном, со стороны Золтана. Цири, выглянув в окно, увидела уже оседланных лошадей и ожидающего Белого Волка. Сердце ее вдруг забилось быстрее, предвещая дни и ночи, ожидающие двух ведьмаков на пути к цели; дыхание сбилось, когда промелькнувшие в голове воспоминания напомнили о страстных поцелуях и безудержных объятиях, о прошлой ночи.
– Если какой упырь, то ты сама ему пиздюлей дашь! – крикнул напоследок Хивай, выходя за дверь и провожая друзей. – Ну, а если рванье какое-нибудь или мужик особо наглый, выдерни ему там руки, Геральт, чтобы он Ласточку нашу не залапал.
– И не забудьте вернуться к зиме, – крикнул выбегающий следом Лютик. – Рубиновые покои я специально для вас приготовлю.
Дождь заливал тропки, пригибал кроны деревьев к земле, забирался в сапоги, стоило только ступить в траву. Путники съехали с большого тракта четверть часа назад, опасаясь реданской конной разведки, которая вдруг замельчишила на крупных разъездах возле городов. Радовиду что-то снова взбрело в голову, не иначе. Война закончилась несколько лет назад, а он все играется в солдатиков.
Геральт приподнялся в седле, стараясь увидеть через плотный слой дождя уходящую тропку. Воздух становился все более затхлым, а это означало, что ведьмаки приближаются к болотам. Кривоуховые Топи словно ждали их, звали к себе, манили в свое проклятое чрево, где обитала старая ведьма, не желавшая подыхать.
– Еще немного и выберемся к старому дому, где жила жена барона, – произнес негромко Белый Волк. Охрипший от проливного дождя, мужчина пожалел, что вообще открыл рот, в который тут же залетела надоедливая мошка. – Холера!
– Она здесь жила? Посреди болот? – произнесла Цири, поравнявшись с ведьмаком. – У тебя незапланированный пассажир, – тихо рассмеялась она. Следующая минута тишины помогла им добраться до дома и завести коней под навесную крышу. – Никому такого не пожелаешь, – тихо сказала девушка, когда Геральт отворил дверь, и они вошли в сухое помещение.
– Чего не пожелаешь? – спросил мимоходом мужчина, осматриваясь в старой халупе.
– Она была совсем одна, не считая ведьм, – задумчиво начала Цири, – а теперь вернулась к мужу, но не понимает, что происходит, не помнит собственную дочь, не помнит, кто она такая, – с грустью закончила Ласточка, снимая с себя промокшую курточку и расправляя пепельные волосы. – Конечно, здесь у нее были еще и дети, но это не то… Она забыла, кто такая. – Ведьмак разломал пару стульев и одну скамью, разводя огонь в стареньком камине. От слов девушки по телу пробежал неприятный ветерок, напомнивший все, что было прежде. Белый Волк, добившись искры и глядя, как разгорается пламя, замер, задумался. – Прости меня, Геральт.
– За что? – спокойно спросил ведьмак, не поворачивая головы.
– Ты потерял память, когда вернулся…
– Это была малая цена за то, чтобы жить, – Геральт медленно подошел к Ласточке, которая так и не сошла с места, и осторожно обнял, согревая продрогшую девушку теплом собственного тела. – Чтобы снова увидеть тебя.
– Я не о том, – утонув в объятиях ведьмака, ответила Цири.
– Я знаю, – коротко ответил ведьмак. – Авалак’х рассказал мне, как я вернулся. Как ты сражалась за меня с Дикой Охотой.
– Он рассказал? – ошарашенно спросила ведьмачка, подняв глаза на мужчину. Белый Волк ей не ответил. – Я не могла тебя бросить, – смиренно добавила Ласточка, кладя голову на грудь ведьмака.
– Тебе не следовало так рисковать, – тихо сказал Геральт, – но я благодарен.
– Замолчи, – вдруг грубо, но негромко оборвала его девушка. – Увидев тебя с Эредином, я испугалась, что он уже сделал тебя одним из своих, или, что еще хуже, ты мог быть уже мертв. Я так боялась потерять тебя. Снова. Не хочу вспоминать тот день.
– Цири, – он нежно приподнял ее лицо за подбородок и, заглянув в затягивающие омуты зеленых глаз, прикоснулся к губам, согрев их поцелуем, разбавленным горечью.
– Если что-то пойдет не так, – вдруг произнесла Ласточка на полном серьезе, насладившись жаркими устами Волка, – не смей менять свою жизнь на мою.
– Не говори…
– Я запрещаю! – повысила голос девушка, когда ведьмак попытался что-то сказать. – Я прошу, Геральт, – уже с больной нежностью добавила Цири. Белый Волк долго смотрел на нее, не в силах что-то вымолвить, словно горло сжали плотные раскаленные тиски. – Обещай мне, – попросила она. – Обещай, что не отдашь за меня жизнь, что не позволишь обменять одну на другую. Мне не выжить, зная, что я погубила тебя.
Мужчина долго смотрел на свою спутницу, стараясь запомнить ее дикий нрав, изумрудную зелень глаз, контур чувственных губ, пепел длинных волос, ее чистый запах камелии и горечь страха, стоявшего во взгляде. Цири была для Геральта целым миром, в котором ему нет места без нее. Он умрет вместе с ней, внутри что-то оборвется и рассыплется на сотни режущих осколков мягкого смеха пепельноволосой ведьмачки.
– Даю слово.
Трепетная ночь опустилась на болота, поднимая затхлый запах из недр земли, смешивая его с терпким ароматом цветов, растущих возле старого дома, где остановились двое ведьмаков. Луна, светившая высоко в небе, наполняя лес мерцанием серебра, вынырнула из-за туч и начала долгую прогулку среди звезд. Тихое горение дров в камине разносилось уютным потрескиванием от одной части комнаты к другой, наполняя атмосферу спокойствием и теплом. Подогретое вино согревало горло, пробуждая мысли, свойственные всем влюбленным в ночную пору перед огнем.
Геральт, сидя на овечьей шкуре на полу, пристально смотрел на языки пламени, танцующие свой собственный танец под глухую мелодию тишины. Его разум заволакивала пелена умиротворения, которого мужчина не ощущал уже очень давно. Затишье перед бурей. Взгляд ведьмака ненавязчиво скользнул по деревянным стенам, пробежался по косякам, сдерживающим легкий ветер снаружи. Возможно, именно из-за мыслей о том, что однажды какой-то уютный домик может стать его собственным, куда всегда можно будет вернуться, он и оставил Ласточку три года назад. Это она навевала ему эти мысли, глупые мечтания, несбыточные для ведьмака возможности.
Цири тихо опустилась на теплую шкуру рядом с мужчиной, подложив под себя ноги, держа в руке мех с подогретым вином и две деревянные кружки, небольшие, но аккуратные. Одну она протянула Белому Волку.
– Здесь очень мило, – с нежной улыбкой произнесла девушка, делая первый глоток хорошего эст-эст из Туссента, которым снарядил их в дорогу Лютик. – Если бы не все эти утопцы и ведьма… мы могли бы даже остаться здесь.
Она не видела лица Геральта, его трогательной, но едва заметной улыбки; взгляда, полного несбыточных надежд и тихой радости. Цири смотрела в огонь, завороженная тем же опасным видом, что и ведьмак.
– Помнишь тот момент, когда ты нашел меня на Остове Туманов, – в полголоса начала Ласточка, опустив голову на мужское плечо, – когда подумал, что я…
– Никому и никогда, – вдруг перебил ее Волк, – не пожелаю испытать то, что испытал я в те минуты. Абсолютно все в тот момент потеряло смысл, я был мертв. Это… такая боль.
Цири чуть отстранилась от ведьмака и долго смотрела на его профиль, пока сам Геральт не решил повернуть голову. Когда их взгляды, преисполненные любви и близости, соприкоснулись, девушка вложила в алые уста нежный поцелуй, просящий и прощающий.
– Я говорила тебе о своем сне, – вспоминала ведьмачка, снова прильнув к Геральту. – И в том сне мы сидели у огня, пили хорошее вино…
– …а вокруг танцевали и веселились люди, – закончил за нее Белый Волк, улыбнувшись и прижав девушку ближе к себе. – У тебя открылся дар видеть будущее, – подшутил он над ней.
– Я влюбилась в тот сон, – задумчиво сказала Цири. – Он согревал меня все три года, пока я была без тебя.
– Твои сны имеют свойство сбываться, – ответил мужчина, делая глоток хорошего вина из стакана, не переставая смотреть на пляшущий огонь в камине, языки которого напоминали человеческие фигуры. – Мне не пережить твою смерть еще раз, – тихо добавил он. – Еще раз просто не смогу.
– Я люблю тебя, Геральт, – взяв ведьмака за руку, сказала девушка. – Всегда любила и всегда буду. До последнего вздоха.
– Ты же знаешь, что моя жизнь не будет иметь смысла без тебя, – добавил Белый Волк. – Она твоя, Цири, как и то сердце, что по-прежнему бьется вот здесь, – он накрыл ее ладонь своей и приложил к своей груди.
– Это клятва, – зачарованно произнесла ведьмачка.
– Первая и единственная, которую я приношу не раздумывая, – твердо ответил Геральт.
Ночь медленно заволакивала в свои сети бескрайнюю тишину, разжигая в сердцах любовников пламя, сравнимое лишь с огромным кострищем, завершая их соединение, заканчивая несказанные слова, обрисовывая в единое целое их души, успевшие настрадаться и намучаться за жизнь.
Над отдаленным курганом, сокрытом пеленой плотного слезоточивого тумана, поднимался столб черного пламени, который пронзал ночное небо. Вороны облепили близлежащие деревья смолью своих крыльев, разрывая тишину пронзительным криком. Утопцы и болотные бабы повылезали из топей, чтобы насладиться кровавым пиршеством.
Старая ведьма плела длинную темную косу из нитей, окунутых в свежую кровь, ради которой загубила десяток человеческих жизней. Земля разразилась страшными страданиями, содрогаясь при каждом движении пальцев Пряхи. Когда ведьма запела о жутком изваянии, в которое будет помещено прекрасное тело молодой Ласточки, вороны взмыли к небесам, образовав над темным курганом живую воронку, поглощавшую лунный свет.
– Уже скоро, – проскрипела Пряха, поднимая голову и обнажая гнилые, уродливые зубы. – Скоро, сестры, вы будете отомщены. Ласточка и Волк кровью заплатят за вашу смерть.
========== Глава 7. Когда кровь стынет в жилах ==========
Между сном и явью временами проводится очень тонкая грань. Топи, околдованные темными чарами, сделали свое дело.
Под сенью терпкого, дурманящего забвения, когда Ласточка пребывала в мире сладости и вымышленных страстей, мешающихся с грустью и страхом, ее сознание забирало в неизведанные дали свою обладательницу, открывая запретные границы, хранящиеся под оковами печатей и древних рун. Безграничные просторы, открывающиеся перед Цири, были опасно пленительны, позволяли дышать полной грудью, проникали в самое нутро, поселяясь там незыблемым слоем плотного песка.
Терпкий аромат камелии – ее собственного тела – вскоре угас. Девушка чувствовала сильный запах гари, который с каждым шагом заволакивал обоняние, стирая все остальные признаки того, что мир еще не утратил толики реальности. Босые ноги при каждом шаге взбивали теплый, искрящийся песок, забирающийся между пальцами и приятно ласкающий кожу. Ее безмятежность постепенно начала сменяться тревогой, окутывающей сознание неприятным жжением в висках и пояснице. Звуки страстной любви, исходящие из недр этой странной пещеры, которая была увешана кристаллами через каждые пару вздохов, и отражающиеся от стен внезапным эхом, резали слух не хуже заточенного ножа.
Один из голосов – мужской – был до боли знаком пепельноволосой ведьмачке.
Она все глубже погружалась в цепкие когти кошмара, оттеняющего ее собственными искаженными желаниями.
Увитая лианами лестница, возникшая буквально ниоткуда, спускалась далеко вниз, освещенная настенными факелами в причудливых канделябрах, она манила своей искрящейся красотой, заставляла против воли ступить на первую ступеньку.
Цири сделала шаг и тут же пожалела об этом. Холодный камень заставил короткие мурашки пробежать по всему телу. Ноги понесли ее вниз со скоростью бега, не слушаясь, но и не спотыкаясь. От изрытых кристаллами стен пещеры не осталось и следа. Девушку окружали каменные, источавшие, словно живые, тепло глыбы с причудливыми фигурами людей и эльфов в позах откровенных, страстных, любовных, пугающих.
Массивная деревянная дверь возникла перед Ласточкой так же внезапно, как и лестница, которая мгновение спустя растворилась в воздухе. Звуки, доносившиеся из-за нее, стали еще отчетливее. Это была страсть, звериная и бешеная, необузданная для человеческих тел. Девушка могла поклясться, что слышала звук разрываемой когтями плоти. Хрустальная ручка с гулким щелчком повернулась, дверь толкнул налетевший откуда-то сверху порыв ветра, взъерошивший волосы Цири.
– Геральт? – тихо позвала она, не веря собственным глазам, не желая принимать увиденное.
Картина, открывшаяся перед ведьмачкой, сдавила горло удушающим спазмом, пальцы рук онемели, словно от холода, взор заволокла пелена обиды и слез. На ложе из плетеных корней златолиста Белый Волк, в порывах похоти издававший звериные рыки, в быстром, нещадном темпе терзал лоно рыжеволосой чаровницы, чьи заостренные когти до мяса впивались в мужскую спину, сливаясь с ней в диком танце соития. Она старалась кричать, но всякий раз голос ее обрывался, приглушенный страстным поцелуем. Каждое движение любовников, каждый их брошенный взгляд выдавал неземное наслаждение процессом, свидетелем которого стала ведьмачка.
В какой-то момент рыжеволосая незнакомка взглянула на Цири своими мутными темно-синими глазами, на устах ее заиграла дьявольская улыбка, обнажавшая ровные белые зубы с заостренными клыками. От этого взгляда у Ласточки перехватило дыхание, руки задрожали в бессильной злобе. Она схватилась за горло, стараясь словить глоток воздуха, но каждая попытка превращалась в хрип и выплескивавшуюся на язык кровь.
Когда металлический привкус во рту стал невыносим, девушка вдруг оказалась на том самом ложе из плетеных корней златолиста. Белый Волк до исступления и безумства терзал уже ее лоно, врезаясь в Ласточку с желанием истинного хищника, возводя ведьмачку к вершинам наслаждения, окуная ее в беспамятную эйфорию слияния с тем, кого Цири желала более всего, а зеленые омуты глаз глядели на рыжеволосую ведьму, стоявшую в дверях и по-прежнему дьявольски улыбающуюся…
Ласточка распахнула глаза посреди ночи. Вся в холодном поту, она не чувствовала ни страха, ни боли, лишь неуемное желание, обжигающее вены горячей кровью. Но, вопреки порывам, двигаться девушка смогла не сразу, просто лежала несколько минут, словно прикованная невидимыми кандалами, уставившись в потолок, изнемогая страстью и яростью бессилия. Ее желание становилось все более осязаемым, а нетерпение затягивалось в тугой узел внизу живота, куда стекались потоки необъемлемой страсти и вожделения.
Цири гневалась внутри своего невидимого заточения, не понимая причины бездействия. В этот темный час ей хотелось только одного – Геральта. Но что-то сковывало девушку, не давало прорваться к яркой цели. Это заставило ведьмачку прибегнуть к крайним мерам.
Закипающая энергия набирала силу, входила в полноводное русло, чтобы выплеснуться и освободить свою хозяйку от невидимой сковывающей хватки. Ласточка прикрыла глаза, опустила тяжелые веки, почувствовала, как по телу бежит поток, разрывающий на своем пути все заслоны. В голове зашумело, стая черных воронов пронеслась в сознании, создавая плотную пелену, сквозь которую лился поток освобождения.
Цири не знала этого, но чары старой ведьмы, пришедшие со сном, отозвались темным желанием в теле девушки, заставили ее использовать дар бессознательно.
Луна ознаменовала полночь, когда Ласточка на нетвердых ногах дошла до комнаты, где горел камин, разнося тепло по всему дому. Белый Волк сидел на ковре у огня, натянув сверху только штаны, пытаясь что-то высмотреть в оранжево-красных язык пламени. Приближение девушки он заметил не сразу, будучи увлеченный созерцанием только ему понятных дум.
– Цири? – повернул голову мужчина в полном удивлении, когда присутствие Ласточки стало невозможным не замечать. На ней не было абсолютно ничего из одежды. – Тебе надо поспать. Иди обратно в кровать, – его голос был спокойным, тихим. Геральт с трудом отвел взгляд от женского тела, но медальон на шее вдруг задрожал. Ведьмак насторожился, когда девушка продолжила неровными шагами приближаться к нему со странным пламенем в глазах. – Цири, – снова окликнул он ее.
Огонь в камине вдруг громко затрещал, принявшись за еще не тронутое полено. Ведьмачка упала на колени рядом с Волком, но встать ему самому не позволила. Усевшись сверху на Геральта, девушка дрожащими пальцами начала расшнуровывать тесемки на мужских штанах. Он внимательно смотрел на ее лицо, положив ладони на женские бедра, не совсем понимая, но принимая столь откровенный порыв посреди ночи.
– Трахни меня, – нервно попросила Ласточка, расправившись с тесемками и переведя взгляд на мужчину.
– Цири, что ты…
– Пожалуйста, – дрожа всем телом, повторила она, – ничего не говори. Просто трахни меня.
Несколько секунд бездействия и молчания показались девушке вечностью, которая тянулась бесконечно долго. Белый Волк упрямо смотрел ей в глаза, стараясь выкрасть хотя бы крупицу того, что заставило Цири повести себя подобным образом. Конечно, он больше не прикасался к ней после той ночи в «Хамелеоне», чего-то ждал, но не столь откровенного, хотя ведь именно за это он Ласточку так и любил. Она была темной, желанной, страстной. Не боялась жить. Не боялась любить.
За долю секунды ведьмак схватил девушку, прижал к себе и, перекатившись, оказался сверху, не прерывая зрительного контакта. Она тут же покорно расставила ноги, пока мужчина стягивал ненужные теперь штаны. Геральт нарочно придавил Цири своим телом, чтобы в момент проникновения в тепло женского лона, она не смогла извернуться и подстроить ситуацию под себя, чтобы не взяла верх над ритмом, чтобы подчинилась разыгравшемуся в мужчине желанию.
Девушка вскрикнула, почувствовав, как ведьмак пронзает ее лоно без предупреждения и ласки. Коротко. Громко. Почти сразу обняла Волка ногами за пояс. Но сам ведьмак не торопился, он упивался зрелищем распластанной на полу любимой женщины, с такой готовностью принимающей в себя его член. Ее тепло пьянило его, заволакивало в сладостный плен. И этот плен требовал насыщения, жаждал того, для чего явился.
Геральт не думал о приличиях секса, о церемониях, какими одаряют молодую женщину перед тем, как насладиться плотью. Его движения с самого начала были резкими и быстрыми. Цири орошала их временное гнездо стонами, прижимала к своему горячему телу мужчину, прикрывая глаза. Жар ее бешеного лона; объятия, заставляющие Волка оставаться в ней дольше, чем требовалось ему, но меньше, чем желала она; дрожащие ресницы, прикрывающие изумрудные омуты; алые губы, из которых вырывались стоны наслаждения; извивающееся тело, зовущее к себе чарующей тягой, – все это сводило Геральта с ума.
В опьяняющих порывах страсти, мужчина припадал губами к женской груди, скользил руками по бедрам, задерживался внутри лона девушки до предела, сколько позволяло крутившееся на искрах напряжения желание. Цири старалась не смотреть ему в глаза, не хотела, чтобы Белый Волк прочитал в них отголоски очередного сна. Она взлетала к бесконечным вершинам и плыла по просторам наслаждения с каждым движением ведьмака, откликалась на его прикосновения так, что у мужчины перехватывало дыхание, впивалась ногтями в его испещренную шрамами спину, распаляя его желание до безумия…
Тихое потрескивание дров в камине; сверчки, напевающие о том, как хорошо живется маленьким с крылышками; луна, обрамляющая «дом любви» в белоснежное, чарующее свечение; сухие кроны деревьев, раздуваемые прохладным ветром; женские стоны, переходящие в завораживающие крики безумного, темного экстаза. Ночь жила в своем измерении прекрасного даже здесь, на болотах.
Цири не позволила мужчине оставить ее теплое лоно, наслаждаясь горячностью семени, которое он оставил в ней. Белый Волк слегка придавил девушку тяжестью своего тела, медленно рисуя контуры на ее животе, плечах. Когда дело доходило до шеи, ее бархатную кожу ласкал его умелый язык, мягкие губы. Они лежали на ковре перед камином, обнявшись, утопая в объятиях друг друга, наслаждаясь тем временем, которое отвел им случай.
Через какое-то время Цири позволила ведьмаку покинуть ее, думая о том, что делают с ней сны, но он не ушел, лег рядом. Ласточка не сразу заметила, что Геральт смотрит на ее безобразный шрам на щеке. Она тут же поспешила прикрыть его пепельными волосами, почувствовав острый укол где-то внутри. Сама девушка давно привыкла к тому, что это безобразие уродует ее красоту, но вот Геральт…
– Не смотри на меня, – тихо попросила она, отворачиваясь от мужчины, кладя сложенные ладони под голову.
– Снова скажешь, что сама виновата? – спокойно спросил он, поддерживая голову согнутой рукой на весу.
– Но не ты же, – бросила она, даже не обернувшись. – Надо было лучше уворачиваться.
– Я должен был быть тогда с тобой, – тяжело вздохнул Волк, чувствуя, как с каждым словом Ласточка отдаляется от него. – Должен был быть рядом.
– Должен, – со злостью кинула девушка, – но не был. Помогал кому угодно, кроме меня, – вспылила Цири, рывком сев и прижав колени к груди. – Ты хоть искал? Или только развлекался с чародейкой из Ложи? – Она поймала его полный удивления взгляд. – Да, да, Трисс мне рассказала про Фрингилью.
