Текст книги "Орел и полумесяц (СИ)"
Автор книги: Надежда Цезарь
Жанры:
Исторические любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)
– Нет, это не так! – закричала Габриэль. – Я тебя любила с того самого момента, как услышала твой нежный детский плач и как впервые взяла тебя на руки… Носить тебя на руках, кормить тебя грудью, слышать, как ты что-то лопочешь было для меня самой большой радостью!
– И на радостях ты меня бросила?
– Я тебя не бросала, я защищала тебя!
Неправду говорят те, кто утверждает, что вампир ничего не чувствует. Являвшаяся теперь вампиром Габриэль чувствовала боль так же, как тогда, когда была человеком… только острее. Глаза ее наполнились слезами. Надежда видела это и хотела утешить мать, но кто-то находившийся внутри нее был этим недоволен, и вместо этого она была с ней жестокой.
– Защищала? – переспросила она. – Ты все делала в угоду Зене и на все смотрела ее глазами. Она сказала тебе, что я зло, и ты поверила. А теперь злом в ее глазах являешься ты сама – ты ведь теперь вакханка и слуга Рима.
– Но теперь я не с Зеной, она мне больше не друг! – с отчаянием вскричала темная Габриэль. – И на мир я смотрю уже не ее глазами, а своими собственными. Я снова прошу тебя: позволь мне быть с тобой и быть тебе матерью!
– Когда-то я сама просила тебя быть со мной и с моим отцом Дахоком, он бы принял тебя, – проговорила Надежда, – но что получила я в ответ? Сожаление о том, что я жива…
– Говорю тебе, я все теперь поняла и больше не верю Зене! А Дахок тебе не отец, твой отец Цезарь! Я не знаю, кем является этот Дахок – божеством или демоном, но скажу тебе одно: он обманул всех нас и использовал тебя в своих целях!
– Что ты такое говоришь? – пролепетала Надежда, но тут в ней снова заговорило ее темное Я: – Она все лжет, не верь ей! Твой отец – я, и я бог, которому должен принадлежать этот мир! Убей эту глупую женщину, не оценившую оказанной ей чести!
В глазах Надежды вспыхнул мрачный огонь. Силой мысли она отбросила Габриэль от себя, но вакханка, быстро придя в себя, снова приблизилась к ней.
– Ты умрешь! – крикнула Надежда, и в ее руке снова загорелся огненный шар.
К ее удивлению Габриэль не стала уворачиваться или нападать на нее. Вместо этого она, подняв на дочь молящий взгляд, произнесла:
– Давай, сделай это – убей меня. Но знай, что я люблю тебя, дочка.
Изумленная Надежда опустила руку, но тут черты ее лица, как две капли воды похожего на материнское, исказились, а глаза потеряли свой цвет.
– Да, сейчас ты сдохнешь! – с адским хохотом закричал тот, кто находился в ней. – Сейчас вы все умрете, все-все, жалкие насекомые! Эта планета должна принадлежать нашей расе!
Казалось бы, вампира ничто не может напугать, но сейчас Габриэль с ужасом наблюдала за этой метаморфозой. Потом ужас сменился яростью – яростью по отношению к существу, завладевшему телом и душой ее дочери.
– Слушай меня, ублюдок! – зашипела вакханка-вампирша, преображаясь. – Я не знаю, кто ты и что ты, но оставь мою дочь в покое, иначе…
– Иначе что? – раздался тот же омерзительный голос. – Что можешь ты против меня? Мы еще старше, чем Ми-го, хоть они и вытеснили нас с нашей родной планеты. Мы еще отвоюем Юггот, но вначале захватим вашу жалкую Землю!
– О боги! Что за херня здесь происходит?! – закричали в один голос уже добивавшие своих врагов Тит и Луций. С таким друзья-однополчане еще точно не сталкивались.
Луций подлетел к Габриэль, чтобы помочь ей, хоть и не знал, как драться с этим существом, да еще и не причинив при этом вред дочери Цезаря. Тит тоже стал энергично прорубать себе дорогу к ней. Пришелец хотел послать в сторону друзей мощное лазерное излучение, но в это время Габриэль молящим голосом заговорила:
– Доченька, борись с этой тварью, не позволяй ей руководить себя и знай, что у тебя есть мать!
Пришелец издал какое-то жужжание, и Надежда, в теле которой он находился, отчаянно замотала головой.
– Нет, нет, прочь из моей головы! – простонала она, вновь становясь самой собой.
– Да, да, прочь от нее! – снова заговорила ее мать. – Я люблю тебя, Надежда!
Тут тело Надежды дернулось в краткой конвульсии, и из нее вышло НЕЧТО – какой-то черного цвета монстр с жалом скорпиона, огромными клешнями и перепончатыми крыльями. Пол под ним разверзся, и появилась огромная черная дыра. Она поглотила его.
– Ты подвел нашу расу, мы из-за тебя проиграли! – закричал мальчик-жрец. Превратившись в подобное ему создание, он взорвался изнутри.
…Надежда медленно провела по лицу, словно пробуждаясь ото сна. Будто только теперь увидев мать, она радостно засмеялась и дала ей обнять себя. Луций Ворен и Тит Пулло с умилением смотрели на них.
– В тринадцатом не поверят… – проговорил Тит.
***
В то время, как в Британии происходили такие бурные события, Зена изнывала от тоски и одиночества. Подруги, с которой она путешествовала по свету и привыкла делить все радости и горести, у нее больше не было. Всепоглощающая месть Цезарю тоже потеряла для нее смысл с тех пор, как она узнала о безумии Наджары. Зена знала, чем та была для него и потому считала, что этим он уже наказан.
«Ее-то он любит, а меня… меня он ненавидит. Но и я его ненавижу, ненавижу за то, что обманул меня тогда, за то, что… никогда не будет моим. Если не Наджара, так другая, но не я…» – с бессильной злобой говорила она себе, и на глаза вновь и вновь наворачивались злые слезы.
– Ты снова думаешь о нем. Я умею читать в твоем сердце и вижу, что там безраздельно царит этот римлянин, а для меня и даже для нашего будущего ребенка там места нет, – мрачно проговорил неожиданно появившийся перед ней Арес.
– Ты несправедлив, – заговорила непривычным для нее виноватым голосом Зена, – ты не знаешь, как я горевала, когда ты был мертв.
– Не мертв, а всего лишь находился в бездонном брюхе этого чертова Азатота, – проворчал бог войны, – а грустила ты не из-за того, что потеряла мужа и отца своего ребенка, нет… ты просто поняла, что больше не будет дурака, которого можно водить за нос, суля ему подачки, словно нищему и используя.
– Арес, прекрати, ты не прав! – закричала Зена. Она не любила Ареса, но ее охватывало отчаяние при мысли, что она может потерять и его.
– Знаешь что, – процедил Арес, – с меня хватит. Я уже достаточно терпел, но больше быть в дураках не желаю. Ты мне больше не жена, а вот ребенок мой. Когда он родится, мы с матерью заберем его на Олимп. Старушка Гера всегда мечтала об этом.
Поверженная этими словами Зена хотела кинуться к Аресу, но он исчез в сиреневой дымке.
– Одна… совсем одна… – прошептала Зена, опершись на стену и закрыв глаза.
А в Египте враг Зены почти безотлучно находился рядом со своей женой, чувствуя, что ее безумие начинает передаваться и ему. Несмотря на то, что его вины в несчастье, приключившемся с ней, не было, он стал винить себя в этом, перебирая в памяти все, что в его поведении или поступках могло ее расстроить, причинить ей боль. Да, в свое время он хотел использовать ее, показавшуюся ему обычной фанатичкой, как простую пешку в своих играх, но потом он узнал ее нежную, светлую и способную любить душу, и его сердце раскрылось навстречу ей и ее любви… Но что, если… ее сердце разбилось, когда заглянуло в его? Он знал, что пережила Наджара, когда он находился в царстве мертвых, знал, на что она пошла, чтобы вернуть его к жизни… а еще помнил ее реакцию на его обман. Она говорила, что простила бы все, но не ложь. Что, если она так и не смогла простить его полностью?
– Прости, прости меня, моя любовь… – повторял он вновь и вновь, задыхаясь от слез.
Его стали преследовать странные сны. В них он часто видел каких-то брата и сестру – близнецов, предающихся порочной страсти… видел девочку лет шести или семи, смотрящую на крохотного новорожденного мальчика, которого держит на руках красивая матрона, поразительно похожая на его покойную мать. А иногда видел какого-то старого жреца, призывающего древних богов.
Если бы не деятельная и жизнестойкая натура Юлия, огонь безумия давно поглотил бы и его. Дела империи, новости из Рима и, главное, из Британии, откуда приходили добрые вести о том, что этот дикий край почти покорен, а культ друидов уничтожен, не позволяли ему полностью замкнуться в своем горе. Юлий уже знал о дочери и с нетерпением ждал их с Габриэль возвращения. Теперь его душу мог исцелить разве что собственный ребенок… пусть и взрослый, и почти не знавший его. Знал император и о том, что кубок с кровью Кернунна уже в пути, и это оживляло его честолюбивые надежды…
Иной раз ему приходила мысль о находившейся в Риме Алти-Сервилии – матери его друга и несостоявшегося убийцы Брута. Тогда его сердце снова наполнялось печалью и чувством вины, и он снова и снова вызывал в своей памяти ее резко очерченное, но красивое лицо с кошачьими зелеными глазами, в которых ему часто виделись странные, тревожащие огоньки вроде тех, что другие замечали у него самого. И вот однажды, именно в такую минуту ему доложили о том, что она приехала к нему… она здесь, в Александрии.
– Сервилия? – оживился Юлий, как только услышал о ней. – Пусть она войдет, пусть войдет! Я хочу ее видеть.
Он боялся, что увидит преждевременно постаревшую, раздавленную горем женщину, но нет… перед ним была прежняя Алти-Сервилия с искусной прической, блестящими глазами, с обычной жесткой решимостью в лице. Величественность, некоторая медлительность в движениях, изящество настоящей царицы…
Он тепло встретил ее, поцеловал ей руку и усадил рядом с собой, после чего решился начать обещавший быть тяжелым разговор.
– Сервилия, – начал он, – я понимаю боль твоей утраты. Брут был мне не просто другом, я любил его как сына, но он предал меня и…
– Цезарь, – резко прервала его она, – знай, что Наджара потеряла разум из-за моего проклятья, и снять его могу только я!
– Змея! Как я не догадался! – прошипел император-вампир. Он знал о том, что Алти – искусная шаманка и что при ее злопамятности она не могла не хотеть отомстить за сына, но почему-то не подумал о такой возможности.
В бешенстве он повалил ее на пол и хотел впиться зубами в ее шею, как вдруг она спокойно произнесла, глядя в его глаза:
– И ты готов убить мать своего сына и свою единокровную сестру?
– Что?..
========== Глава четырнадцатая Возвращение к истокам ==========
Комментарий к Глава четырнадцатая Возвращение к истокам
Внимание! Здесь рейтинг R и инцест!
История остается недосказанной, но, возможно, будет второй том или что-то вроде…
– Что?..
Юлий вскочил, он не верил своим ушам. Что только что сказала Сервилия? Это не могло быть правдой, она лжет, боясь за свою гнусную жизнь!
Зеленые глаза женщины сузились, а на губах появилась саркастическая улыбка.
– То, что слышал. Брут был и твоим сыном тоже, а мой отец был и твоим отцом, – ответила она, и ответ этот заставил Юлия содрогнуться.
– Ты… ты лжешь! – вскричал он, схватившись за голову, а внутри его сердца горестный голос нашептывал ему, что она сказала правду. Он предал смерти собственного сына!
– Отцеубийца! – не столько с болью, сколько с торжеством бросила ему в лицо Алти-Сервилия.
Это слово ранило Юлия больнее, чем лезвие кинжала. Перед его мысленным взором встало серьезное, угловатое лицо Марка Брута. Он вспомнил то, как всегда был привязан к этому мальчику, у которого не было особых талантов, но в котором ему всегда чувствовалось что-то родное. Он всегда мечтал, чтобы тот был его сыном и воспринял его предательство, как предательство родного человека. Но… знай он, что Брут и вправду был ему не только другом, но и сыном, разве смог бы он отдать его на смерть? Нет, скорее, предпочел бы умереть сам. Цезарь снова слышал свои жестокие слова о том, что любит Брута, но Рим любит больше, слышал предсмертные крики Брута, и его сердце, пусть оно и было теперь холодным сердцем вампира, болезненно сжималось. Он вспоминал и ту грозу, решившую судьбу Клеопатры и приведшую к нему печальный, окровавленный призрак предавшего его друга… его сына. Призрак сказал ему «прости», но сам простить не захотел…
– Марк… о Марк… мой сын! – простонал Юлий, и из глаз его брызнули слезы.
Сервилия смотрела на него, и на ее аристократичном лице отражались смешанные чувства, а в ведьмовских глазах вспыхивали то зеленые, то красные, то фиолетовые огоньки… их общая черта. Юлий поднял на нее свои заплаканные глаза и, наверное, впервые, уловил в ее чертах сходство с собственными. Кровосмешение! Их несчастный сын был плодом кровосмешения!
Алти-Сервилия неожиданно ласково погладила его по волосам. Во всех женщинах развит материнский инстинкт, и почти все женщины Цезаря ощущали детскость и незащищенность его души, казавшейся непосвященным каменной. Даже Алти не оказалась исключением.
– Не плачь, у тебя еще осталась дочь, – почти нежно сказала она.
– Как ты узнала? – изумился он. – Ведь знают только приближенные…
– Я знаю о тебе все, Цезарь, – медленно произнесла Сервилия, приблизившись к нему и глядя на него в упор. – Я вижу твою душу… Знаю все ее светлые и темные уголки… все, что тебя печалит или радует. И скоро ты будешь только моим и ничьим больше.
– Но твоя душа черна, и я люблю Наджару, а тебя… – начал Юлий, но под ее упорным взглядом осекся, не смог вымолвить слова «ненавижу», потому что ненависти не было. Он не мог ненавидеть ту, в чьих жилах текла его кровь… ту, что родила ему сына, которого он сам убил…
– Скоро ты забудешь ее, как и всех других женщин. Тебе снилась не она. Знаешь, кто была та девочка из твоего сна, что смотрела на новорожденного мальчика? То была я. Еще до той нашей встречи с тобой, которую ты считаешь первой, я видела тебя. Твоя мать пришла к тому, кого она любила – к нашему общему отцу, чтобы увидеться с ним в последний раз и показать ему тебя. У нас с тобой ведь разные матери, но отец один. Я тогда стояла и смотрела на тебя и ощущала, что ты той же крови, что и я. Уже тогда я хотела быть тебе всем – и сестрой, и возлюбленной, и даже матерью. Я завидовала Аврелии, твоей матери, из-за того, что она сначала носила тебя в себе, а потом родила тебя и могла прижимать к себе твое нежное тельце. Моя собственная мать была недостойной женщиной. Она изменила отцу, а я узнала об этом и все ему рассказала. Я не стала ее покрывать. От другого она родила этого слизняка Катона и еще девчонку, но я не позволила ей плодиться дальше. Я пожелала, чтобы мать умерла, и она умерла.
Говоря так, Сервилия хотела обнять Юлия, но он оттолкнул ее со словами:
– Что ты такое говоришь? Что ты за чудовище такое?
– Не большее чудовище, чем ты, дорогой Цезарь, – мрачно улыбнулась она. – Знаешь, кем был наш прапрадед по отцовской линии? – Не получив ответа, Алти-Сервилия продолжила: – Он был авгуром, но не очень-то верил в мощь Юпитера и предпочел поставить на другую лошадку – на Древних. Ты должен знать о том, кто они и об их могуществе, ведь твоей жене пришлось столкнуться с одним из них, чтобы помочь тебе вернуться в мир живых. Да, безумный Азатот в сотни, в тысячи раз сильнее любого из богов Олимпа. Но даже ему далеко до Йог-Сотота – хранителя Врат между мирами, которого даже непосвященные из римлян почитают под именем Януса. Однако же, нашему прапрадеду, сведущему в магии, дано было узнать настоящее имя этого бога и осознать его величие. В благодарность за верную службу Йог-Сотот сделал своей избранницей его дочь, и та в день, являющийся для покоренных тобою варваров священным праздником Бельтейном, родила от него близнецов – мальчика и девочку. Мальчик имел человеческую внешность, но очень быстро рос и развивался, подобно твоей Надежде. А вот девочка… девочка была человеком лишь наполовину, поэтому ее приходилось прятать от людских глаз. Люди боятся и почитают враждебным то, чего не понимают… Меж тем, девочка тоже быстро росла и вскоре выросла в красавицу, у которой был девичий торс и… гидры хвост. Брат и сестра полюбили друг друга так же, как полюбим друг друга мы. Плодом этой страсти было дитя, выглядевшее, подобно своему отцу, как человеческое. Его отобрали у настоящей матери, и своей матерью оно должно было называть женщину, которую ему выбрали в жены. Такова была история нашего рода, и все это ты видел в своих снах, мой брат, мой возлюбленный…
Алти-Сервилия обняла Цезаря и прильнула губами к его губам. На сей раз он не сопротивлялся, наслаждаясь ее близостью. У него было странное чувство, будто он возвращается домой, к семье.
На минутку она отстранилась и снова заговорила:
– Знай, что у тебя есть миссия и помимо той, в которую ты сам уверовал с детства. Близятся Сумерки богов. Некий лжепророк Элай заставит всех поверить в своего единого бога, а боги Олимпа и варварские божества будут повержены. Но ты можешь предотвратить все это, покорив все царства вере в Древних и спасши этим мир от Элая и его жалкой мирской веры. Именно Древних человечество должно признать как богов. А я, унаследовавшая от нашего предка магические способности и развившая их, живя среди амазонок, помогу тебе в этом. Мы оба происходим от Йог-Сотота, но ты сильнее, хоть в тебе и больше человеческого, а скоро ты станешь еще и князем среди вампиров. Кровь Кернунна сделает твои возможности безграничными, и никто не встанет на твоем пути. С тобой будем я и твоя дочь Надежда. В ней есть огромный потенциал, она очень сильна. Это было замечено и пришельцами с Юггота, предводитель которых потому и избрал ее тело сосудом для себя. Она избавилась от этого инопланетного паразита, но ее способности остались при ней, ведь ими она обязана отнюдь не ему. Будь со мной, возлюбленный мой, и мы вместе исполним твою судьбу.
– Я не могу оставить Наджару, – в голосе Юлия чувствовалась боль, но слова этой необыкновенной женщины воздействовали на него магически.
– Я сниму с нее проклятие и верну ей душевное здоровье, но только если ты согласишься быть со мной и послужить Древним, – твердо сказала Алти, – но вначале сделай для меня то, чего не сделал для нее – обрати в вампира. Тогда мы оба будем еще сильней и ближе друг другу!
Вместо ответа Юлий впился зубами в ее шею. Алти-Сервилия вскрикнула в легком испуге, но не стала его отталкивать или как-то препятствовать ему. Император-вампир стал с жадностью пить родную ему кровь, наслаждаясь каждым глотком. При этом он со своей сестрой-любовницей не был столь бережен, как с Наджарой. Она слабела и бледнела, и в какой-то момент перед Цезарем встало искушение высосать всю ее кровь до последней капли, но он сдержался и вместо этого дал ей вкусить своей – их общей! – крови. Сервилия стала меняться, теперь в ее лице было больше бледности, а выражение его стало еще более хищным.
– Хочу крови! – прошипела она.
– Вначале ты получишь меня, – проговорил Юлий и, разорвав на ней одежду, грубо овладел ею прямо на полу. Однако, Сервилии нравились грубость и жестокость, с которыми он с ней обращался, нравился его напор. Сейчас она отдавалась ему, издавая при этом сладостные стоны. Он неистово и грубо двигался в ней, а она царапала его кожу до крови своими коготками.
Когда все было кончено, он резко бросил ей:
– Довольна? А теперь пойдем к Наджаре. Выполни то, что обещала.
Вместе они вошли в опочивальню, где спала Наджара, которую, может, благодаря заботам Поски, ненадолго оставили терзавшие ее демоны. Сейчас она казалась Юлию прекрасной, как никогда, а еще – совсем беззащитной. Это причиняло ему почти что физическую боль, но он решил отрезать себе все пути к отступлению… А Сервилия при виде спящей женщины ощутила голод и с трудом удержалась, чтобы не сделать ее своей первой жертвой. Вместо этого она возложила на нее свои руки и что-то забормотала на этрусском языке. Цезарь напряженно наблюдал за ее действиями.
И вот… Наджара проснулась ото сна, раскрыла свои красивые глаза и, ясно улыбнувшись, сказала Юлию:
– Любимый, ты здесь? Как долго же я спала… И… кто эта женщина с тобой?
Юлий с минуту молча смотрел на нее, потом с грустью произнес:
– Прости меня и будь счастлива. Я возвращаюсь домой… в семью.
– Что?.. – непонимающе пролепетала Наджара.
Вместо ответа он подошел к ней, порывисто поцеловал в губы, чем вызвал скрежет зубовный у Сервилии и, схватив сестру-любовницу за руку, вышел вон из комнаты…
В это самое время Зена, говорившая с пришедшей к ней матерью, вдруг вздрогнула всем телом.
– Что случилось? – спросила ее мать Сирена.
– Не знаю. Что-то… – тревожным голосом ответила ее дочь.