сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Мэнни пожал плечами и подобрал упавший на пол пульт. Он не слишком умел говорить после секса, но "Альф" всегда мог спасти положение. Так что они ели оладьи и молча смотрели телевизор, Мэнни – прислонившись спиной к стене, Станислав – полулежа, перекинув руку через голую грудь. Кажется, он и не собирался уходить, и это напрягало Мэнни. Особенно когда Станислав обернулся к нему и перелег ближе, уронив голову между его локтем и напряженным боком.
– Это было круто, – скупо сказал он, редко моргая. Мэнни хмыкнул, бросая на него короткий взгляд, и немного почесал за ухом, показывая, что услышал. Когда он опустил взгляд в следующий раз, после того, как началась реклама, Станислав уже задремал. Он спал нервно, хмурясь, и его пальцы слабо подергивались, сжимаясь. Мэнни тоже ужасно хотел спать, и раз уж Станислав раскинулся почти на всю кровать, он, не имея физических сил выяснять это и желания идти куда-то еще, только убрал пустую уже тарелку, выключил телевизор и попытался кое-как свернуться рядом. Станислав почти проснулся от этого, он даже открыл полностью расфокусированные глаза и, что-то проворчав, повернулся на бок, закинул руку на Мэнни и прижался еще ближе, снова отрубаясь. Мэнни к этому моменту было уже все равно, и он предпочел заснуть хотя бы так. Что они делали, когда проснулись, он уже не помнил.
Первый раз для самого Мэнни был довольно сладким. Тогда он познакомился с одной девушкой, так грубо, так быстро. Она танцевала в клубе. Он свернул ей шею. На ней была спортивная куртка цвета морской волны поверх закрытого черного купальника. Он бил ее отверткой в лицо, когда она уже умерла, и никак не мог остановиться. Ее волосы залила кровь, а согнутые посмертной судорогой пальцы хрустнули, и длинные ногти вошли под кожу, когда он поднимал ее и нечаянно наступил на ладонь. Его лицо ужасно вспотело под трикотажной маской, и его тошнило от темноты и всего трясло. Он не был уверен, что все это могло обойтись так просто. Он был зол от всего, от того, как они все всю жизнь смотрят на него, и от одной мысли, что он о чем-нибудь забыл. Он не был уверен, зачем сделал это опять, через столько лет после… Он не был уверен.
Ужасно заведенный, никак не могущий избавиться от нервной трясучки, он приехал к Станиславу, чуть не раздолбав его Понтиак при парковке. И Мэнни не хотелось думать, как он будет объясняться с парнями на входе, но, к счастью, делать этого ему не пришлось. Станислава он встретил, только выйдя из лифта – тот по-русски кричал на какого-то пригнувшегося парня с аккуратным лицом, и втолкнул его в лифт мимо протиснувшегося Мэнни, с размаху задвинув дребезжащую решетку.
– Мэнни, какими судьбами? – Станислав выдохнул, откидывая упавшую на лицо прядь, и почти искренне улыбнулся.
– Я очень нервничаю, – тихо ответил ему Мэнни, стараясь не думать о тощем мужике, сидевшем за столом за их спинами и, словно натуральная секретарша в кино, подпиливавшем ногти. – Мне нужно что-нибудь.
У Станислава на все такие просьбы был один ответ.
– Тебе смешать с кокой? – зайдя к себе и заперев двери, он подошел к столу, заглядывая в валявшиеся на нем пустые пластиковые стаканы и выбирая тот, что почище.
Мэнни качнул головой, и Станислав пожал плечами, выбирая ему капсулу из чаши.
– Я сам только приехал, а тут опять этот пидор, он меня заебал уже, – он открыл стоявшую на том же столе теплую бутылку кока-колы, налил в выбранный наконец стакан и протянул Мэнни запить. Как лекарство. В понимании Станислава здесь не было разницы. – Я ему говорю, хватит ходить, мне срать на твои сроки, поставки либо есть, либо нет, и если нет – с воскресенья это станет твоей проблемой, не моей, – он забрал стакан обратно и опустошил в него пару капсул для себя.
Мэнни не было интересно, о чем Станислав говорил, и, не зная, что делать, он просто сел на диван, разглаживая джинсы на коленях. Станислав опустился рядом, неспешно рассказывая ему про того парня и потягивая свою кока-колу, но Мэнни даже под присягой не смог бы вспомнить ни слова из его неожиданно внятной и спокойной речи. Мэнни думал о том, что перчатки, куртка и маска остались в пакете в его машине, все в брызгах крови, но их можно было замыть, о том, что отвертка была самая ходовая, с распродажи, и он купил ее давно и не в Майами, о том, что откатившуюся жемчужину с сережки он подобрал, а других украшений на ней не было, по крайней мере, ему так показалось, показалось, что он не оставил ничего в той темноте… Мэнни вздрогнул, когда Станислав вдруг завалился головой ему на колени. Он вытянулся на диване, закинув ноги на подлокотник, и заглянул Мэнни в лицо.
– Тебе нужно расслабиться, – сказал он, отпивая еще из своего стакана. – Если ты продолжишь так нервничать, хреново будет.
– Я думал, это твое дерьмо меня расслабит, – агрессивно ответил Мэнни.
– Это дерьмо поможет тебе расслабиться, – спокойно сказал Станислав. – Это не панацея.
– Какая разница, если оно все равно нихера не работает? – нервно огрызнулся Мэнни. – Сколько там прошло?
– Ш-ш, – шикнул на него Станислав. Он тяжело сел, залпом допил стакан и взял еще одну капсулу. Запил ее прямо из бутылки, прикрутил крышку и лег обратно. – Ш-ш, – кажется, он тоже решил перестать слушать и взять все в свои руки. – Мы с тобой немного полетаем, Мэнни. Все будет хорошо, – он лениво сунул руку Мэнни под футболку, неспешно задирая, поглаживая напряженный волосатый живот.
"Зачем ты это?" – захотел спросить Мэнни, но почему-то не нашел в себе сил даже на вопрос. Он резко почувствовал себя таким уставшим и изнуренным, что просто откинулся на спинку дивана, позволяя Станиславу гладить его и выше, по груди, ласково потирая соски подушечками пальцев. Только сердце в какой-то момент забилось неожиданно гулко, и, видимо, Мэнни напрягся, потому что тогда же Станислав повернулся, свесив свои длинные ноги с подлокотника, и принялся успокаивающе и влажно целовать его живот, вылизывая пупок. Станислав взялся за ремень одной рукой, сунув под него пальцы, а вторую положил поверх мягкого члена, медленными-медленными надавливаниями поглаживая его через джинсы. Это показалось приятным и неожиданно не раздражающим. И долгим. Таким долгим, что Мэнни даже не заметил, когда ему стало очень тепло – не только в паху, тепло разлилось по щекам, плечам, груди и бедрам – и когда ушла нервная дрожь. Станислав определенно знал толк во всем этом, и Мэнни, пожалуй, доверял ему.
Он не возражал и тогда, когда Станислав потянул его футболку наверх, приподнимаясь и проводя своим длинным языком по вспотевшей подмышке. Язык у него такой длинный и витой, и член тоже, и ноги, подумал Мэнни, как у морского змея. Змеи обвивают тебя и душат своими кольцами, подумал Мэнни, когда Станислав забрался ему на колени, скинув свою короткую белую кожанку на пол. Мэнни не думал о том, почему он думал именно так, пока они раздевались. Он чувствовал себя нормально, расщелкивая ремень, и смотря, как Станислав торопливо стягивает свое поло и расстегивает брюки. Он чувствовал себя нормально, не помня, когда успел разуться и оказаться совершенно голым, под такими же голыми, обнаженными поцелуями, голыми до того, что больно. Он чувствовал, что прошло очень много времени.
Ламповые блики растекались влажными пятнами, мощные мышцы Станислава перетекали под голой кожей, а его выдохи втекали во вдохи Мэнни между одним непрекращающимся поцелуем тела с телом. И хотя Мэнни иногда здорово отключался, с темными нервическими провалами, Станислав встречал его из них каждый раз, голодный и мокрый, открывая ему в своих зеленых глазах врата в самый Эдем. Но Мэнни все равно стало полегче, когда эти провалы прекратились и когда он понял, что просто валялся на диване голым, а Станислав сосал ему усердно и очень влажно, сидя на полу, и заросшие темно-русыми волосами ноги Мэнни расслабленно свешивались с его плеч.
Почувствовав себя лучше, Мэнни немного поерзал и протянул руку, заплетая ловко гнущиеся пальцы в черные волосы. Ему снова стало хорошо, очень красиво, и каждое движение Станислава прокатывалось сердечным ритмом по телу. Мэнни не очень ощущал что-то, кроме этого единственно необходимого ритма, и какое-то время еще силился понять, в какой части пространства были его ноги и сколько лет отделяло его самого от его же ладони в чужих волосах. Мэнни чувствовал себя так странно, как будто его голова и сознание были так далеко от тела, как будто их разделял тянущийся, словно сладкая жвачка, Млечный Путь. Мэнни ощущал собственную бесконечную протяженность и губы и зубы гигантского змея, вцепившиеся где-то посреди его липких поворотов. Они тянули и жрали его, и сознание Мэнни пульсировало, поддаваясь им с каждым жадным глотком. И только на самой грани он поймал то, что его опять ужасно повело и начало отключать, и приоткрыл закрывшиеся когда-то глаза. Реальность вернулась необыкновенно яркими пятнами – черными, золотыми, белыми и красными, – и Мэнни вздохнул, сползая ниже, чуть свешивая зад с дивана. Кажется, его член немного опустился за прошедшее время, несмотря на такие острые ощущения.
– Давай с пальцами, – Мэнни попросил тихо – не просящим тоном. Он любил такую штуку даже с женщинами, всегда легко заводился от нее и быстро кончал. И Станислав согласно сплюнул себе на средний палец, всовывая его в туго сжавшийся зад.
Жар разлился по телу Мэнни солеными волнами и распустился диковинными кислотными цветами; он машинально, не совсем осознавая это, гладил себя по животу и вцепился в спинку дивана, сочно прогибаясь. А когда Станислав добавил второй палец, Атлантический океан затопил Мэнни с головой, апокалиптическим цунами, предсмертной отрыжкой Нептуна от побережья до самой Джорджии. И Мэнни кончил Станиславу в рот так быстро – Мэнни кончал Станиславу в рот так долго, – постанывая от того, как ласково и медленно тот гладил пальцами его простату, ленивыми солнечными вспышками, одной, накатывавшей на другую.
Станислав поднялся к нему, скользнув твердым членом по голому волосатому животу, даже в расслабленном состоянии подтянутому и довольно жесткому, и оттянул нижнюю губу, контрастом нежную на ощупь. Он сплюнул сперму Мэнни ему же в рот, и это было неожиданно. Неожиданно, возбуждающе и вдруг смешно. Мэнни понял, что давно не смеялся так, зажав рот и пытаясь сглотнуть. И не понял, как липкие поцелуи после того, как он отсмеялся, перешли в то, что он выгнулся на сидевшем Станиславе, упершись ступнями в его колени, а руками – позади на спинку дивана, и насаживался на его член. Только что это было переплетением змеиного клубка, чувственным и водянисто-влажным, а теперь Станислав жестко долбил его зад до самых скрученных кишок, рывками поднимая сильные бедра, а Мэнни только старался удержаться на скользкой коже. Но когда все мышцы были так напряжены, что-то внутри него почему-то перестало зажиматься, и Мэнни мог бы даже сказать, что ему было хорошо. Глубоко и хорошо.
Когда Станислав рывком опустил его себе на бедра, задом по стволу до поджатых яиц, Мэнни определенно задохнулся, чуть не сломав себе запястья. Станислав воткнул в него свой горяченный хер, обжегший болью и ласковым давлением на простату, на все внутри, мощным болезненным толчком в открытое сердце. И когда он двинулся первый раз, немного вперед-назад, Мэнни застонал в голос. У него мгновенно заныл напряженный живот, он ощущал член внутри себя чище крюка, на котором трепещет обезвоженная рыба, и понимал, что сам с него никогда не слезет. Любое движение плохо слушавшимися ногами вызывало тягучую теплую волну, расходившуюся кругами по телу от накрепко засунутого, задвинутого вглубь него члена, и это было слишком много, было невыносимо двигаться, невыносимо, когда Станислав медленно двигался, и Мэнни захотелось закричать. Его собственный невозможно твердый член прижался к животу, к жестким русым волосам, и из него обильно текло с каждым глубоким толчком.
Станислав что-то еще влажно прошептал ему на ухо, но Мэнни не разобрал и половины. Услышал только "чтобы не было так больно" и хотел было сказать, что даже не уверен, больно ли ему вообще, когда Станислав вдруг положил свою ладонь ему на пах и ласково помял, пропуская между пальцев. Он начал дрочить осторожно, но быстро, с сочным хлюпаньем толкаясь внутрь, а Мэнни так и задыхался от того, как скользко и мягко ездил член в его заду, и как он сам – всем ощущаемым телом – погружался в такую же мягкую и влажную ладонь. Голова кружилась, и кожа вспыхивала, как под кислотным дождем, обжигавшим и разъедавшим. Мэнни понял, что в нем больше не было воздуха, не было ничего, только накатывавшая пульсация где-то внизу, расходившаяся со скоростью лесного пожара. Он дрожал. Он кончал целую вечность и один день, глядя, как жидкая белесая сперма плещется на ковер и спазматически плавясь в ожидании каждого нового ее толчка, чтобы снова протяжно застонать, напрягаясь всем телом.
Когда сперма уже потекла густыми каплями, Мэнни был окончательно выжат и измучен. Он откинулся на Станислава, весь мокрый от пота, и тот положил его на диван, как-то незаметно выходя и ложась рядом.
Тихий, успокаивающий поцелуй пришелся в щеку, второй – в сухие губы. Станислав обволок Мэнни своими кольцами, заслоняя бездну потолка, и Мэнни с трудом, но чувствовал его твердый член, упершийся в бедро. Мэнни захотел спросить. Или спросил, потому что Станислав ответил ему:
– Не, сегодня я с тобой не хочу кончать. Не идет как-то. Мне просто хорошо.
Он закинул ногу поверх бедер Мэнни, гладил его по груди, давая успокоиться, и иногда они долго и медленно целовались, и темный шрам обвивал щеку Станислава фантасмагорическими узорами, стекая на шею. Мэнни долго любовался им, касаясь открытой ладонью, как слепой, пока Станислав не вернул его в реальность.
– Никогда еще не был ситтером, – он сказал со смешком, расчесывая волосы Мэнни пальцами.
– Что это? – спросил Мэнни. Ему казалось, что он забыл все слова и хочет узнать их заново прямо сейчас. Станислав задумался, накручивая его короткую прядь на палец.
– Это человек, в котором очень много любви, – наконец уверенно ответил он.
Мэнни это почему-то очень тронуло. Он лежал, осмысляя это прекрасное понятие, и смотрел в одну точку. И чем дольше он осмыслял, тем больше ему хотелось плакать от самих этих незнакомых слов, от всех других, которые нарастали вокруг них звеньями свисающих цепочек, от того, что неизвестное они скрывали за собой. Он чувствовал себя очень открытым и чувствовал, что его ресницы намокли. Он вытер их тыльной стороной ладони.
– О чем ты думаешь? – неожиданно внимательно спросил его Станислав, поворачивая лицо. – Хей, Мэнни, не отключайся. О чем ты думаешь?
Мэнни не ответил, резко поворачиваясь и утыкаясь носом в его подмышку, сладко, кислотно пахнущую потом.
– Нахуй, – глухо пробормотал он. – Нахуй это все, – он очень хотел, но не мог остановить слезы от внезапной боли в груди и чего-то еще. Станислав снова запустил ладонь в его волосы.
– Слушай, давай я закажу пиццу, – он предложил вдруг. – Ты любишь пиццу? Не, нахер, все любят пиццу. И минералки еще. Все будет круто, Мэнни, сюда быстро доставляют. Я только схожу к телефону, – и он поднялся, оставляя Мэнни одного, так надолго, что с ума сойти можно.
Мэнни чувствовал себя ребенком, открытым и беззащитным. Мэнни был ребенком целый год и еще один день. Это очень много. Но когда Станислав вернулся, он немного успокоился, двигаясь, когда тот завалился обратно к спинке дивана, и с удовольствием принимая протянутый стакан с теплой кока-колой. Год прошел, и он больше не хотел об этом вспоминать.
Второй раз для Мэнни был горячим. Он припарковался на почти пустой стоянке, напротив Понтиака, и побарабанил пальцами по рулю, косясь на пакет острых чипсов, лежавший на пассажирском сиденье. Есть не хотелось, но очень хотелось себя хоть чем-то занять. Голова немного ныла, и он все-таки открыл пакет, нетерпеливо поглядывая в сторону главного входа.
Станислав появился скоро, торопливо шагая к машине Мэнни. Он замедлил шаг, только когда заметил, что Мэнни сидел за рулем и спокойно ел чипсы. И Станислав наверняка хотел что-нибудь сказать по этому поводу, открывая дверь, но парень в багажнике среагировал на новый звук и в очередной раз попытался раскачать машину перекатываниями, громко мыча в скотч. Станислав покосился назад, прикрыл рот и ухмыльнулся, просто садясь на пассажирское сиденье.
– Очередной плохой парень? – спросил он, закрыв дверь.
– О-о, очень плохой, – Мэнни оскалился, продолжая неторопливо есть.
Станислав ответил ему агрессивной улыбкой, внимательно оглядывая с головы до ног.
– У тебя глаза просто убитые, ты знаешь? – он хмыкнул. – Ты под чем?
– Мет, – коротко ответил Мэнни. – Этот, – кивнул в сторону багажника, – барыжил понемногу. А я очень нервничаю в последнее время.
