сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Мэнни отодвигает в сторону дверь из непрозрачного стекла и разводит руками болтающиеся, стукающиеся друг о друга нанизанные на длинные нити пестрые бусины, повешенные в проеме на манер шторы. Это отдает чем-то цыганским, но и сам Станислав, сидящий на диване со скрещенными ногами, в полумраке занавешенной комнаты похож на цыгана. Широкий цветастый халат кое-как запахнут на его потной груди, резинка сползла с подвивающихся понизу черных волос, а слабо тронутая загаром кожа на круглом лице отливает желтоватым. Рассредоточенные глаза с огромными зрачками едва двигаются; он изучает план какого-то здания, лежащий поверх карты на единственном свободном участке засранного столика. Полная чаша, как обычно, стоит по его правую руку, закрывая Бэл-Харбор. Издалека можно подумать, что в ней конфеты. Мэнни не здоровается, просто обходит столик и устало опускается на другую сторону углового дивана.
– Ваши устроили перестрелку там, в филиале Чейс на Санни Айлс, том, что напротив Макдоналдса, – начинает он, обтерев лоб и подбородок от соленого, едкого пота. – Пока это дело швыряют между местными отделами, но я бы начал разбираться с ним прямо сейчас. В департаменте опять начинают взъебываться из-за вас, так что лучше подбросить им что-нибудь. В общем, мне нужны те, на кого это можно скинуть.
– Чейс-Чейс-Чейс… – тянет Станислав. – Да, я там был. Взял наггетсы с картошкой. Мне еще в коробку положили Старскрима.
Мэнни смотрит на него скептически.
– Серьезно?
– Ага. Это робот такой. Трансформер. Ну, знаешь, мультфильм этот, его еще крутили по CBS…
– Ты вообще слушаешь, что я говорю? – раздраженно перебивает его Мэнни. – Ограбление. Погибли люди. А я, блядь, ненавижу, когда люди погибают из-за ваших тупых разборок, и мне приходится заминать это.
– Да, я отлично тебя слышу, – неожиданно трезво отвечает Станислав, втыкая булавку в точку на плане и подписывая ее карандашом. – Я же сказал, что был там. Минимум половина погибших – моя, я тебе гарантирую.
– Так что? – Мэнни действительно очень раздражает, когда Станислав себя так ведет, и он говорит сухо. – Есть у тебя кто? На кого это можно будет повесить?
– Обижаешь, детектив, – у Станислава неровная, нервная улыбка и открытый злой взгляд. – Сейчас, мои ребята тебе все подготовят, – он разгребает завалы из рваных по краям бумаг, коробок от заказной еды и грязных чашек на столе, откапывая селектор. Зажимает заметно липкую, наверняка залитую сладкой газировкой или чем-то таким кнопку и говорит по-русски.
Мэнни откидывается на спинку дивана. Он не понимает этот язык, полный шипящих, рычащих звуков и нескладных слов. Хотя за годы связи со Станиславом Мэнни мог бы выучить его хотя бы немного, ему не хочется. Он знает или опознает только несколько слов и выражений. Например, "кошка". Это Мэнни спросил как-то из пустого интереса и почему-то запомнил. Наверное, потому что слово забавное. Еще "блядь" и "сука" – это когда Станиславу хорошо или плохо, когда он кончает или ругается на своих подчиненных. Очень странные слова и одновременно очень понятные. "Отъебись" – это что-то вроде флирта, Станислав реагирует так, когда Мэнни говорит что-нибудь двусмысленное. Еще он почему-то иногда говорит это своим людям, но совсем другим голосом, и тогда Мэнни не уверен, как правильно понимать это слово. Но, наверное, это все горячая русская кровь. Горячая, как когда "хочу тебя сейчас", "хороший ты, сукин сын" и "ты мне нравишься". Как "давай быстрее, ебаться хочется пиздец", "какой же ты пидор" и "я с другими так не сосусь, веришь, нет?". Это когда Станислав удолбанный в сраку, когда приезжает под утро, гладит по волосам, и это что-то приятное, возбужденное, прямолинейное, от дверного косяка до его, Мэнни, жесткой койки. И здесь очень много слов, но все они значат почти одно и то же. Но в этом дикарски звучащем посреди небоскребов Майами языке удивительно много слов для каждой вещи, и то, что только что называлось одним, сейчас же станет совсем другим, в зависимости от оттенка настроения. Это довольно загадочно, но Мэнни иногда даже вроде улавливает разницу. А вот у слова "нет" одно значение. И Станислав сейчас несколько раз произносит его в селектор, все повышая и повышая голос.
– Нет-нет-нет! Нахуй. Пить что-нибудь будешь? – он бросает Мэнни на английском. – У нас вроде еще осталась кока, и какой-нибудь тоник наверняка найдется, – он помнит, что Мэнни не пьет алкоголь из-за своих проблем с самоконтролем.
Мэнни качает головой.
– О’кей, тогда все, – Станислав отжимает кнопку селектора, опуская ноги на пол и тоже откидываясь на диване. – Тебе скоро принесут бумаги, но подождать придется.
– Не проблема, – теперь Мэнни чувствует себя значительно расслабленней: Станислав – дерьмовый человек, но обычно не наебывает его и если уж обещает – то делает.
– Ты правда ненавидишь это? – неожиданно спрашивает Станислав, смотря прямо на Мэнни. У него неестественно большие и немного раскосые глаза с крупными веками, и к его взгляду в упор непросто привыкнуть, но Мэнни знает его уже не первый год и только отвечает вопросом на вопрос:
– Нахер вы вообще устроили там резню? Шестнадцать человек, значит, около восьми на тебе. То есть как ты себя чувствовал, когда убивал их всех? Без какой-то цели, ты мог просто забрать деньги, не было необходимости стрелять работников. Но ты это сделал, – Мэнни несколько лицемерит, когда задает этот вопрос.
Но у него ведь есть цель, так?
– Мне кажется, это уже не твое дело, детектив, – Станислав слегка щурится. – Но, – он делает паузу, – раз уж мы с тобой друзья… Мне было хорошо, вот как я себя чувствовал, – он просто закидывает ногу на ногу – те лоснятся от пота, и черные волосы на голенях слиплись, – и удовлетворенно, почти томно смотрит на Мэнни. Это все кислота.
– Я думал, ты соврешь хотя бы ради приличия, – Мэнни чувствует желание промыть ноющие от соли глаза. От духоты и влажной жары этого ноября они все сойдут с ума.
– А как ты так знаешь, врут тебе люди или нет? – скалится Станислав; у него широкий и тонкий-тонкий рот, и губ так почти не видно, одни острые, частоколом зубы.
– По тону. Все эти "мне было хорошо, Мэнни" говорятся на два тона, и честный сразу отличишь, – хмыкает Мэнни.
– Ты думаешь? Тебе наверняка часто такое говорят, да? – Станислав смеется и больше задевает, чем хочет задеть. – Кто говорит? Женщины?
– Нет. Никто мне такого не говорит, – откровенно пожимает плечами Мэнни, глядя Станиславу в пьяные глаза. Самое время упрекнуть в том, что всегда корчишь из себя знатока, да?
– А хочешь, я скажу? – но Станислав говорит неожиданно, рывком наклоняясь вперед, опираясь на колени.
– А тебе со мной хорошо? – и насмешливые нотки снова скользят в голосе Мэнни.
Он смотрит Станиславу в глаза, на сливающиеся цветом с кожей сухие губы, на потную грудь с редкими волосами в распахнутом вороте халата. Одна цветастая пола соскользнула с ноги, и так Мэнни может видеть еще мощное жилистое бедро, касающийся дивана мягкий член и жесткие черные волосы на лобке. Станислава не смущают такие штуки. Мэнни они бесят.
–
Мэнни это взбесило еще тогда, когда они встречались строго по рабочим вопросам. Так вышло, что русские были заинтересованы в своих людях в полиции и конкретно в Мэнни, но, видимо, все-таки не настолько, чтобы он виделся с кем-то кроме мафиозного сынка, амбициозного, энергичного и ужасно раздражающего. Его люди вытаскивали Мэнни на встречи после тяжелого рабочего дня и прямо из квартиры, едва ли не спящего из постели, а после нескольких успешных договоров без лишних объяснений отвезли в загородный дом, где проходила какая-то русская попойка. Та продолжалась уже, видимо, не первый день, или русские действительно моментально обрастали грязью после первого же стакана, судя по тому, как они, пахнущие давно не стиранной одеждой, либо уже без признаков сознания валялись на диванах, либо с угрюмыми лицами сновали туда-сюда в темноте.
Станислав, очевидно, тоже был здесь, в очередной напрочь засранной комнате, где за большим столом в углу группа людей с гоготом перекидывалась в карты. Перед ними стояли пустые и полупустые бутылки с дешевым бухлом, пластиковые стаканы и блюдо с нарезанным арбузом. Какая-то смеющаяся женщина в узкой водолазке и меховом жилете запустила руку под резинку штанов своего соседа по столу и возила ей туда-сюда. Радио играло заунывную песню с ноющим и скрипящим инструментом, похожим на французский аккордеон. На полу у входа лежала мокрая-мокрая газета. Мэнни поморщился.
Станислав сидел на единственном в комнате диване, такой же пьяный, как и остальные, и шумно разговаривал с рыжей толстушкой. Ее большие груди, лежавшие на ребрах, были едва прикрыты купальником и сильно тряслись, когда она хохотала и лапала Станислава за внутреннюю сторону бедра. Он не возражал и немного пересел только тогда, когда Мэнни буквально поставили перед ним – сопровождающие не трогали его, но он почти физически чувствовал их крепкие руки на плечах, и это очень злило его всю дорогу сюда.
– Мэнни Пардо, мой бесценный осведомитель, – Станислав развел руками, и Мэнни подумал, что он сейчас расцелует его в обе щеки, как это показывают в кино, но он только поднялся, покачивая своим стаканом. Мэнни оценил, что тот был из стекла. – Я очень хотел увидеть тебя. Что будешь пить?
– Я не пью, – качнул головой Мэнни, чувствуя, что его голос почти не слышно за этим сраным аккордеоном.
– Не здесь, – но Станислав неприятно улыбнулся, еще шире растянув рот. – Здесь такие штуки не работают.
– О’кей, – с ответной неприязнью протянул Мэнни. – Что у вас есть?
Но, к его неожиданности, Станислав не предложил ему взять себе любую свободную бутылку с плавающим окурком, а повел куда-то вглубь дома, где обнаружился довольно приличный бар. Станислав плеснул Мэнни рома на дно толстого стакана, был расположен, много и дергано улыбался, легко пил подающую спиртом водку и очень хотел поговорить наедине. Но, как это часто бывает, его то и дело отвлекали, не давая толком разговориться, просили подойти то туда, то сюда, и в конце концов Мэнни вовсе остался один. Он аккуратно цедил свой ром, стараясь не отходить далеко от бара, и хотя ему пришлось еще выпить стопку водки – когда его облепила недружелюбная толпа, не настроенная на отказ, – на оставшуюся половину вечера он обзавелся полной коробкой теплого апельсинового сока. А к полуночи, когда что-то, и так нихрена не похожее на вечеринку, окончательно приобрело оттенок пьяной насильственной оргии, Мэнни все-таки решил ехать домой. Станислав поймал его на лестнице, пока он искал телефон в этом богом забытом месте, и, сообразив суть проблемы, с жесткой доброжелательностью настоял на том, чтобы самому отвезти Мэнни обратно.
– Ты пьян, – скептически сказал Мэнни.
– Ты тоже, – с нервным смешком икнул Станислав.
Мэнни не возразил, но подумал, что ехать куда-то ночью с пьяным русским за рулем – одна из самых дерьмовых затей в его жизни. Как ни странно, он всерьез не считал остальные свои затеи дерьмовыми. Только эту, где он все-таки сел в выебистый Понтиак и позволил Станиславу неожиданно трезво завести его и тронуться с места, тяжело хрустя гравием дорожки. Мэнни транслировал молчаливое осуждение и искоса изучал неприятное ему лицо – неприятного ему человека – в зеркале заднего вида. Пьяные, по-лягушачьи выпуклые глаза и постоянно облизываемый широкий рот, тоже как у лягушки. Глубокий темный шрам с рваными краями, блестевший от скопившегося пота; он рассекал толстую бровь и ветвился от скулы вниз, некрасиво вспарывая левую ноздрю курносого носа. Сережка, остро напоминавшая о войне. Нервные крепкие руки с ободранными костяшками; пальцы беспокойно барабанили по блестящему рулю.
– Ты хороший парень, Мэнни, – неожиданно сказал Станислав, понятия не имея, о чем тот думал, и сворачивая на пустое, узкое шоссе. – Не идейный, не пиздишь, не хочешь слишком нажиться. Я думал, что ты нас кинешь, вопрос был, раньше или позже. Но мы уже столько прошли вместе, и ты все еще здесь. Я думаю, что могу доверять тебе, Мэнни, и мне это нравится.
– О’кей, – прохладно согласился Мэнни. Этот душещипательный разговор в стиле криминального боевика утомил его еще до того, как начался.
– И я рад, что ты сегодня приехал сюда, – Станислав продолжил, как будто ему было все равно, отвечает Мэнни или нет. – Меня уже доебали эти стремные рожи, захотелось чего-нибудь новенького. И ничего, что ты особо не разговорчивый, если ты переживаешь об этом. Парням все равно похуй, они ужираются мгновенно и не поняли бы и половины из того, что ты можешь сказать. А мне было просто радостно на тебя смотреть. Ты понимаешь?
– Нет, – коротко ответил Мэнни. Ему совсем не было радостно или вроде того.
– Ты, конечно, староват, но еще ничего, – простецки отметил Станислав. – Не в обиду. Ты хороший такой. Просто… не моя возрастная категория, – его верхняя губа немного нервно дернулась.
– Ты пытаешься меня склеить? – прямо спросил Мэнни. Он не был уверен, думал так на самом деле или нет, но ему захотелось пораньше прояснить это.
– Это что, ужасно выглядит, да? – нездорово оскалился Станислав. – Я чутка нервничаю, наверное. Слегка перебрал, может быть. Но с тобой что-то немного так… Ты мне понравился сегодня. Ты не запускаешь себя, это правильно. Плечи у тебя здоровские. Хорошо пахнешь. Ты занимался сегодня чем-то, до того, как парни тебя забрали? Тягал штангу или типа того? Я думаю, ты тягаешь штангу. Ох, блядь, я думаю об этом прямо сейчас, – его речь была медленной, но довольно дерганой и путаной, и Мэнни куда больше беспокоило, что они продолжали ехать, когда Станислав был в таком состоянии, чем то, что именно он говорил.
Он понял, к чему именно были последние слова, только когда боковым зрением отметил, как член Станислава слегка натянул тонкие льняные брюки. Мэнни удержался от того, чтобы открыто опустить взгляд; это была одна из тех отвратительных вещей, которые так и притягивают твое внимание, на которые никак нельзя не смотреть. Станислав сегодня надел брюки на голое тело, и его длинный член свободно лежал в левой штанине, хорошо обтянутый светлой тканью, знай разглядывай. Но Мэнни определенно не хотел ничего разглядывать. Ему было мерзко. Ситуация была мерзкой. Липкой, с привкусом сладковатой рвоты и алкоголя из лягушачьего рта.
– Это отвратительно, – тихо сказал Мэнни, постепенно закипая. – Ты отвратителен.
– Мне нравится твой голос, – отрывисто сказал Станислав, а вот Мэнни совсем не понравилась его интонация. Станислав очевидно его не слушал, его взгляд не уходил от дороги, а левая рука легла на бедро. Он погладил член через брюки открытой ладонью.
Стрелка на индикаторе боеготовности Мэнни Пардо миновала синий сектор и переместилась на желтый. Он не сказал ничего только потому, что его магнум по-прежнему лежал в плечевой кобуре под кожанкой, и пока это оставалось так, на самом деле все было в порядке.
– Мне кажется, ты как-то напряжен, – походя отметил Станислав. – Я тоже, – опять оскалился, более агрессивно. – У меня такой стояк на тебя. У меня вообще хуево стоит под кислотой, думаю, лучше сразу тебе узнать, если ты на это рассчитываешь. Та бабенка, рыжая которая, с охуенными дойками, я с ней сидел, вот она пьет как сука и когда напьется – лапать меня любит. Но если я закинулся уже – то все, никак, хотя руки у нее хорошие. Но ты не парься, у нас ничего серьезного, мы с ней так, дружим. То есть было дело, она меня трахнула несколько раз. В смысле, мне нравилось с ней засыпать, просто, знаешь, как с человеком, а с утра башка трещит пиздец, ногой не пошевелить, и она меня сначала руками дрочила, потом сверху залезала и скакала хорошо так, как не каждая может, а ей ничего, даже живот не мешал. Способ у нее такой похмелье снимать. Неплохой. Но мы давно не… ничего. Потому что, я говорю – под кислотой вообще не вариант. Даже хорошую девочку снимешь или с парнишей из таких пересечешься – они тебя вроде приласкают, где надо, а хуй там. Но с тобой… не знаю, вроде ничего такого нет, а яйца аж звенят. Может, я тебя не знаю, конечно, но я и их не знаю, да? Но ты нормальный. Не будешь за деньги, за дружбу там, связи, за чего у отца попросить. Нормально. Ты мне этим и нравишься.
Он говорил и говорил, и уже сжал член четырьмя пальцами, надрачивая через тонкий лен. Мэнни подумал, что хуже, чем ехать куда-то с пьяным русским, может быть только ехать куда-то с пьяным, обдолбанным и дрочащим русским.
– Да, пиздец как ты мне нравишься, – Станислав выдохнул, крепко зажав пальцами под головкой, и после вернул ладонь на руль, наконец обращая внимание на Мэнни. – Все, у меня уже на полную. Давай тогда…
