Текст книги "Залы моего дома (ЛП)"

Автор книги: Mirrordance

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== Глава 1. Постельный режим ==========

Все понимают, что им стоит уйти с моего пути.

Я добираюсь до поляны и в мгновение ока нахожу причину своего нервного срыва. Он доводит до белого каления не только меня, но и других эльфов, и сейчас небольшая толпа его товарищей с беспокойством окружает целителей, которые осматривают пациента. Все они расступаются передо мной, и, наконец, я вижу его.

Леголас сидит на земле, ухватившись за голову, рядом лежит фляга с водой. Кто-то положил влажную тряпку ему на затылок, вода с тряпки стекает по шее, намочив воротник туники. С другой стороны от него лежит лук и пустой колчан. По пути сюда я миновал мишени на тренировочных полях, и видел одну мишень, в которой был множество стрел.

Эльфы вокруг нас почтительно кланяются мне, хотя Леголас даже не поднимает головы, чтобы посмотреть на короля. Скорее всего, он чувствует смущение, но я вижу, что ему больно, когда он дрожащей рукой подносит флягу ко рту.

– Всем кто не может здесь помочь, стоит вернуться к своим обязанностям, – резко говорю я мастеру стрельбы из лука. Я не хочу, чтобы кто-то видел моего сына в таком состоянии.

Солдаты выполняют мой приказ еще до того как мастер стрельбы из лука открывает рот. Однако один капитан решает проверить пределы моего терпения, задерживается на минуту, чтобы успокаивающе пожать плечо Леголаса. Этот маленький бунт придает остальным храбрости. Все они проявляют к моему сыну любовь и уважение, и мне остается только смотреть в небо, прося терпения. Леголас легко показывает эмоции, он может быть ласковым, какой была и его мать.

– Что здесь произошло? – спрашиваю я, когда рядом остаются только целители и мастер стрельбы из лука, который утром проводил тренировку Леголаса. Маенор, сам глава целителей выглядит невозмутимым, положив руку на запястье моего сына, чтобы проверить пульс.

Я догадываюсь о том, что произошло. В отчетах, которые я прочитал несколько ночей назад, говорилось, что мой сын вернулся из патруля с сотрясением мозга. Неделя отдыха, и ему будет разрешено вернуться к своим обязанностям, но без рукопашного боя, бега, подъема тяжестей, верховой езды, вылазок за пределы цитадели и осмотра ближайших окрестностей. Через неделю, если целители разрешат, он вернется к обычным обязанностям командира лучников.

Он казался мне здоровым, и оставался в лечебных залах не более суток. После его возвращения нам даже удалось несколько раз поужинать вместе. Леголас выполнял инструкции целителей, и сегодняшняя тренировка стрельбы из лука была в соответствии с предписанным графиком. Но утром встревоженный слуга влетел в зал Совета, сказав, что мой сын потерял сознание на тренировочном поле.

– Разве ему разрешили приступить к своим обычным обязанностям? – спрашиваю я.

– Мне очень жаль, ваше величество, – говорит Россенит, самый нервный из целителей. – Это я разрешил ему тренировку. Он на короткое время потерял сознание, но быстро пришел в себя. Сейчас мы отведем его в зал исцеления для дальнейшего осмотра. Я с радостью приму любое наказание за свою ошибку, но если вы позволите мне заботиться о нем до тех пор, пока он не выздоровеет окончательно, я клянусь именем своего отца, что больше не подведу вас. Я беру на себя полную ответственность за этот рецидив.

– Нет, – пробормотал Леголаса, приподняв голову. – Пожалуйста, – говорит он мне. – Я утаивал информацию о своем здоровье. Я не думал, что это важно.

– Ты солгал своему целителю? – мрачно спрашиваю я. – А что, если бы тебя вернули на действительную военную службу поверив твоей лжи? Ты мог подвергнуть опасности не только себя, но и тех кем командуешь, и провались задание…

– Я не лгал, отец, – возмущенно говорит Леголас, но через секунду снова опускает голову, чтобы справиться с головокружением. И только понимание насколько ему плохо сдерживает мой гнев. – На все их вопросы я отвечал правдиво. Я просто не говорил о том, о чем они не спрашивали.

– И что же вы утаили, ваше высочество? – спрашивает Россенит, стремясь найти причину своих просчетов.

– Вы спрашивали о головокружении, боли, потере аппетита, бессоннице, онемении или покалывании в руках, потере памяти, потере сознания и тошноте, – устало отвечает Леголас. Россенит выглядит ошеломленным такой хорошей памятью моего сына. Но Маенор и более опытные целители знают, что эти вопросы ему задавали уже множество раз, и он выучил их наизусть. – Я не упомянул о том, что иногда у меня двоится в глазах, – признается Леголас. – Я не терял сознание до сих пор, иначе, клянусь, я бы упомянул об этом. Я думал, что это пройдет само. Я бы никогда сознательно не поставил под угрозу благополучие наших солдат и нашу миссию. – Он поднимает голову и улыбается взволнованному целителю, стараясь сгладить ситуацию. – Или вашу работу.

– Мне стоило быть более внимательным в этих вопросах, – говорит целитель, попадая под обаяние моего сына. – Я должен был спросить о вашем зрении. Я должен был понять ваше желание вернуться на службу как можно скорее.

– Я должен был что-то сказать, – со вздохом говорит Леголас. – Теперь я знаю, что был неправ. Я беру на себя ответственность за случившееся. Я с радостью приму наказание от короля.

Он смотрит на меня невинными голубыми глазами. Почему меня всегда ставят в такое положение?

– Я даже не знаю, попал ли я в мишень. Я почти ничего не видел и даже не помню последних выстрелов.

Мастер стрельбы из лука открывает рот, явно собираясь заверить его, что стрелы каким-то образом все же попали в цель. Но я бросаю на него мрачный взгляд в знак предупреждения, и он тут же закрывает рот. Никто не должен мириться с таким безрассудным поведением.

– Ты мог кого-то ранить, – говорю я вместо этого.

– Мне очень жаль, отец, – отвечает он, прежде чем вспомнить, что мы не одни. – Ваше величество. Я… я не знаю, что еще сказать. Мне жаль, что вас позвали сюда, оторвав от важных дел.

Ему следовало бы больше сожалеть за тот страх и ужасные мысли, которые мучили меня, пока я спешил по коридорам. Его ранили или отравили? На него напали? Последствия от удара по голове оказались хуже, чем все думали? Он мертв? Умирает? Слова «Упал на тренировочном поле» могли означать что угодно.

– Вам не нужно оставаться тут, – говорит он мне. – Как видите, со мной все хорошо.

– Более или менее, – ворчу я.

– Могу я встать? – спрашивает Леголас целителей.

– Попробуй, – подбадривает его Маенор. Его подчиненные колеблются рядом, но его уверенность меня обнадеживает. Он опытным взглядом наблюдает за движениями Леголаса.

Мой сын снимает мокрую ткань с затылка и передает ее вместе с флягой с водой одному из стоящих рядом целителей. Я протягиваю сыну руку помощи, он хватается за мою руку и встает, слегка пошатываясь.

Теперь я могу лучше его рассмотреть. Он бледный, под глазами темные круги, у него растрепанные волосы и мятая одежда, потому что он лежал на земле. Пошатываясь, он наклоняется за луком и колчаном, но его останавливает один из моих личных охранников. Леголас позволяет ему поднять его любимое оружие с легкой тоской во взгляде.

Маенор подходит к нему и поднимает палец к глазам Леголаса.

– Сосредоточься и следи за моими пальцами.

Леголас смотрит на пальцы целителя, пока Маенор водит рукой из одной стороны в другую. И меня беспокоит то, как мой сын хмурится и потеет от такой легкой задачи. Маенор отодвигает руку сильнее влево, Леголас сосредоточенно моргает, а потом его ведет в сторону. Маенор крепко хватает его за руку.

– Ладно, – успокаивающе говорит он. – Хватит пока.

Леголас закрывает глаза и зажимает пальцами переносицу, словно пытаясь избавиться от головной боли.

– Открой глаза и посмотри на меня, – приказывает Маенор. И снова Леголас выполняет его требование. Я не знаю с чего он так быстро подчиняется, то ли от того, что ему больно, то ли из-за чувства вины, потому что скрывал информацию о своем здоровье.

Маенор снова поднимает палец и на этот раз отводит руку сильнее вправо.

– Ты видишь? – спрашивает целитель.

– Вижу что, Маенор?

У меня холодеет все внутри. Прикусив губу, Маенор хмурится и кивает сам себе.

– Вижу что? – снова спрашивает Леголас, и на это раз в его голосе слышна тревога.

Маенор осторожно выдыхает.

– Не волнуйся, малыш. Скажи мне, что ты помнишь перед тем, как потерял сознание?

Леголас сосредоточенно хмурится.

– Ничего особенного. Я смотрел на мишень, пытаясь прицелиться. Перед глазами все поплыло, а затем потемнело. Когда я проснулся то увидел, что лежу на земле.

– Перед этим у тебя кружилась или болела голова?

– Мне было жарко, – отвечает Леголас. – Я чувствовал усталость. Я так чувствовал себя в последние несколько дней, но ожидал, что это пройдет. – А потом снова задает вопрос, на который целитель не ответил: – Что я должен был видеть? Что-то не так с моими глазами?

– Я думаю, ты потерял часть своего зрения, – отвечает Маенор. На лице Леголаса, и я уверен, что на моем собственном, появляется испуг. И целитель спешит нас успокоить. – Это временно. Прошу прощения за неверный выбор слов, ваше величество. Я хотел сказать, что это временно.

– Но с тех пор, как меня ударили, прошло больше недели, – обеспокоенно говорит Леголас, и смотрит на меня. – Мне становится хуже? Стоит ли ждать еще какого-то ухудшения?

Маенор поднимает руки, чтобы успокоить нас.

– Проблемы со зрением и головокружение после удара по голове – не редкость. Такие симптомы появляются после травмы. Не думаю, что твое состояние ухудшается, или зрение исчезнет навсегда. Но ты определенно не так хорошо поправился, как мы все надеялись. Я отменяю разрешение на выписку из залов исцеления, мой принц. Ты не можешь выполнять даже простые свои обязанности.

– Я сделаю все, чтобы поправиться и стрелять точно в цель, – тихо говорит Леголас, и теперь я понимаю почему он такой послушный. Любой воин боится навсегда остаться инвалидом. – Я должен выполнять свою работу, – добавляет он, покосившись на меня.

Я понимаю, что в нем бурлит не только страх, но и чувство долга. И от этого у меня болит душа за него.

– Ты попал точно в центр цели. – говорю я, старательно игнорируя мастера стрельбы из лука, которого заткнул ранее. Он и сейчас молчит, но в его глаза блестят. – Не беспокойся сейчас о своем луке, капитан, – говорю я более формально.

– Я бы хотел, чтобы он пока что оставался в постели, – говорит Маенор. – Но думаю, что ему будет лучше в его покоях, а не в лечебных залах. Ему нужна темнота и тишина, – говорит он, а потом смотрит на Леголаса. – Тебе нужно дать отдых своим глазам. Я даже не рекомендую читать. Если тебе будет скучно кто-нибудь может тебе почитать.

– Я уверен, что я сам справлюсь, достаточно того, что меня будут проверять время от времени, – кротко говорит Леголас. Его слегка смущает беспокойство других.

– Вы только что упали в обморок, ваше высочество, – отмечает Россенит. Краем глаза я вижу, как мой сын съеживается, но целитель не обращает на это внимания. – Кто-то должен быть поблизости. Если это случится снова, когда вы, например, попытаетесь встать с кровати, чтобы взять еду или воду, вы можете нанести себе еще более серьезные травмы. Еще один удар по голове может иметь катастрофические последствия. Вы можете потерять зрение или свою жизнь!

Леголас жалобно смотрит на меня, ища спасения. Он заслуживает всего этого за то, что перепугал нас всех. Но он должен отдохнуть, чтобы полностью поправиться, а он не сможет расслабиться, если за ним будут наблюдать. Временами, мой раненый сын очень похож на дикое животное. Ему нравится прятаться в углу, чтобы спокойно зализать раны. Он появляется только в боевой форме, потому что любой признак слабости можно использовать против него.

– Пусть кто-нибудь заглядывает к нему иногда, – говорю я. Леголас выглядит благодарным, пока я не добавлю: – Если Маенор согласен, и капитан даст слово, что останется в постели.

Леголас упрямо сжимает челюсти. Но он знает, что его возможности ограничены: либо это, либо за ним будут следить.

– Я даю слово, – говорит он сквозь зубы.

– Тогда можешь идти, – киваю я.

Я извиняюсь перед мастером стрельбы из лука и разрешаю ему вернуться к своим обязанностям, а Маенор приказывает своим подчиненным идти впереди нас, чтобы они могли подготовить все необходимое для лечения Леголаса. Но сам глава целителей идет за нами по пятам, в то время как королевская гвардия следует сзади.

Все замирают на секунду, ожидая, что я пойду впереди них согласно обычаю. Но сегодня мне хочется идти рядом с сыном. Я не смогу присматривать за ним, если он будет позади меня.

Я беру Леголаса под руку, и наша маленькая процессия шагает вперед. Опустив голову, сын позволяет мне вести его. Его нехарактерная покорность нервирует меня.

Я знаю, что ему больно и он устал, но есть что-то еще. Сегодня он выглядит очень хрупким, словно засохший лист в конце осени, который вот-вот сорвется с ветки и упадет нам под ноги.

Мы тихо идем по коридорам дворца. Утро в самом разгаре, и многие эльфы, мимо которых мы проходим, с любопытством и беспокойством смотрят на нас, но тут же с уважением отводят глаза и опускают головы. Они кланяются своему королю, и поскольку мой сын идет со мной, на него не пялятся.

Мы подходим к его комнатам, королевские стражи занимают пост у дверей, Маенор идет посовещаться со своими целителями, и я впервые остаюсь наедине со своим больным сыном. Я одной рукой предупреждаю слуг не приближаться, и сам помогаю Леголасу сесть на постель.

Я опускаюсь на корточки перед сыном. С тех пор как он достиг совершеннолетия, я никогда не опускался, чтобы быть ниже его. Он был не только моим сыном, но и подданным. Но сегодня утром я хочу увидеть его лицо. Мне нужно его увидеть.

– Ваше величество, – протестует он, увидев меня перед собой. Он пытается сползти ниже на матрасе, но я останавливаю его, кладя руку ему на колени и удерживая на месте.

– Тебе хуже, сын мой? – тихо спрашиваю я.

Он медленно поднимает голову и смотрит на меня. И клянусь, я никогда раньше не видел на нем такого страха.

– Окружающий мир растворился в черноте, – тихо говорит он. – Я знал, что мои глаза открыты, но ничего не видел. Я даже не мог понять где верх, а где низ. Я думал, что навсегда потерял зрение и чувства.

– Слушайся своих целителей, Леголас, – говорю я, мрачно сжимая губы. – Если ты будешь отдыхать, то поправишься.

– Я думал только о том, какая будет польза королевству от слепого лучника, – сказал он, прикрыв дрожащими руками лицо.

У меня нет на это хорошего и готового ответа, потому что мы с ним никогда не были в такой ситуации. Раньше мы оба неоднократно получали ранения, но всегда были готовы сражаться в будущем. У нас никогда не отнимали наши чувства.

– Мне очень жаль, – тихо говорит он на мое молчание. – Прости. Я слишком драматичен. Это пустая трата нашего времени…

Я не могу позволить ему так думать. У него могут быть свои страхи, но он и так слишком мало заботится о себе. Я прижимаю ладони к его щекам и смотрю в глаза. Он должен кое-что знать.

– Ты не просто лучник, Леголас, – говорю я ему. Эльфы вокруг нас притихли, и я понимаю, что целители хотят осмотреть его, но не осмеливаются помешать мне поговорить с сыном. – Ты воин от макушки до кончиков пальцев на ногах. Что бы ни случилось, ты всегда найдешь выход. Ты моя радость. И ты мой свет. Ты увидишь меня сквозь войны и сражения, даже в самую темную ночь.

На его губах появляется легкая улыбка, а глаза сверкают.

– Теперь, принцу нужно лечь в кровать, – поддразниваю я его, – и вылечится от этого недуга.

Я встаю и помогаю ему снять тунику. Но через минуту он закрывает глаза рукой и прижимается ко мне. У него снова кружится голова, и я укладываю его на кровать. Слуга подбегает ближе и снимает с моего сына обувь, потом убирает сброшенную тунику.

Леголас с облегчением вздыхает, опуская голову на подушку. Меня тревожит, что он выглядит таким бледным, и беру его за предплечье. Он открывает глаза и смотрит на меня.

– Я просто устал, – говорит он.

– Я знаю, – отвечаю я. Умом я понимаю это, но на сердце тревожно.

– Тебе пора идти, – мягко говорит он мне. – Я знаю, что у тебя много дел.

– Я не могу уйти, когда ты в таком состоянии.

– А я не могу отдыхать, пока ты паришь рядом, – поддразнивает он.

– Я могу отдать тебе приказ.

– Вы не настолько жестоки, – насмешливо говорит он, – чтобы сейчас отдавать мне приказы, ваше величество.

Наше поддразнивание дают окружающим нас эльфам сигнал подойти ближе. Я отступаю от кровати и позволяю целителям делать свою работу. Они осматривают моего сына, слуги убирают то, что больше не понадобиться. Кто-то предлагает мне стул и чашку чая.

Я наблюдаю за целителями, стараясь не паниковать, когда Леголас засыпает во время осмотра. Целители не встревожены, поэтому я остаюсь на своем месте и смотрю, как они двигают и тыкают его. Они снимают с него верхнюю одежду и переодевают в ночную рубашку, потом расчесывают его спутанные волосы. Затем укрывают его одеялом, и я не могу выбросить мысль из головы, что все это похоже на приготовление в похоронной прецессии.

Наконец, целители отступают от кровати и задувают несколько свечей, чтобы в комнате было тускло. Маенор подходит ко мне и опускается на колени.

– Его глаза закрыты, – с беспокойством бормочу я.

– Мы дали ему снотворное, чтобы облегчить боль, – отвечает Маенор. – Ему нужно поспать.

– Он боится потерять зрение.

– Его зрение может немного ухудшиться, – отвечает Маенор, – но это маловероятно. Если у него нет других симптомов, хороший отдых поможет ему поправиться. Его сегодняшний обморок доказал, что ему нужно отдохнуть.

– Он будет сотрудничать, – гарантирую я. – Он понимает, что поставлено на карту, и если придется, я отдам ему приказ. – Прищурившись, я смотрю на спящего эльфа на кровати. – Но меня беспокоит его нетерпение.

Как глава целителей Маенор прекрасно знает моего сына. Однако он достаточно опытен и любезен, чтобы ни согласиться со мной, ни возразить мне.

– Я полагаю, вы хотите, чтобы мы нашли для него какое-нибудь занятие, пока он заперт в своей комнате, – осторожно говорит он. – Что-нибудь, чтобы развлечь его, но не напрягая ни глаза, ни голову. У меня есть несколько хороших читателей, ваше величество, они могут прийти и почитать для него книги по его собственному выбору. Я уверен, что он не прочь послушать музыку, если только она не громкая. Он очень любит музыку. Но я хотел бы предложить еще кое-что, если король разрешит. – Он морщится. – Я не могу обещать, что Леголас сочтет это очень интересным или приятным занятием, но это было лучше, чем ничего.

Я заинтригованно приподнимаю бровь.

– Одна из более трудоемких и менее подвижных работ – готовить ткань для перевязок. Ее нужно разрезать, сложить, – говорит он, опустив глаза. Маенор понимает, что предлагает моему сыну, тем более принцу и капитану лучников заняться черной работой.

– Я думаю, это очень интересно, – говорю я. Он кажется удивленным, но я за любое предложение, если это развлечет Леголаса пока он на постельном режиме. Он всегда был непоседливым.

Много лет назад я управлял королевством и воспитывал ребенка, которому не терпелось вырасти. Ему хотелось петь и говорить, поэтому он часто что-то бормотал. Он хотел бегать, поэтому часто спотыкался. Он хотел сразу все попробовать. И все с кем Леголас сталкивался в моем царстве, вынуждены были его развлекать. Иногда, когда у него не было занятий или на тренировок, я видел как он собирает фрукты в саду или моет овощи на кухне. Он полировал столовое серебро, чистил мечи и ухаживал за оружием.

– У него очень умелые руки, – мягко говорю я, потом спохватываюсь и продолжаю более властным тоном: – Но приготовьте больше ткани, чем вам может понадобиться. И не забудьте придумать что-то еще, когда он выполнит это задание. Когда ему скучно, он становиться очень целеустремленным. Пусть он даже чистит сапоги, меня это не волнует.

– Я все устрою, – говорит Маенор.

Я отпускаю его взмахом руки и он уходит.

Охранники стоят у дверей, целители готовят травы в гостиной, но в спальне мы с сыном одни.

Я подтаскиваю стул ближе к его кровати, но мне кажется что я все еще слишком далеко. Поэтому подвигаюсь еще ближе, пока мои колени не ударяются о каркас кровати, но это все равно слишком далеко. Даже если я лягу рядом с ним, это все равно будет слишком далеко. Мы словно на разных концах света, потому что его глаза закрыты. Я буду слишком далеко, пока не увижу, как в его глазах снова сияет уверенность и юмор.

– Ты мой свет, – сказал я ему.

И в каком-то смысле звезды для меня сегодня скрыты. Но он исцелится, и небо снова засияет.

========== Глава 2. Замена ==========

В столь поздний час в лечебных залах стоит неестественная тишина. Обычная дневная активность, сменилась тихими шагами и осторожными вдохами. Целители говорят приглушенным тоном, и даже больные солдаты, страдающие от боли, умудряются сдерживать стоны.

Я сочувственно киваю воинам, проходя мимо их кроватей. Многие спят, но даже во сне морщатся от боли. Другие не спят и кивают мне в ответ. Мы служим вместе, и я знаю их всех, и хотелось бы мне встать перед ними сложив руки на груди и потребовать ответа на вопрос: как вы здесь оказались? Но вместо этого быстро шагаю вперед, чтобы выполнить последнюю задачу невероятно долгого дня.

Чем скорее я переведу короля в его личные покои, тем скорее все здесь смогут отдохнуть.

Присутствие Трандуила в залах исцеления держит всех в напряжении. Никто не хочет беспокоить короля. Никто не хочет препятствовать его выздоровлению. Никто не хочет показывать слабость, тем более что сам король, несмотря на боль, молчит. Но как только я уведу его отсюда, целители смогут отдохнуть, а раненые, наконец, смогут стонать и плакать, чтобы облегчить свои страдания. Возможно, моему непокорному отцу тоже будет легче отдыхать в уединении своей комнаты.

Короля не принято лечить в целебных залах. Но его чуть ли не вернули из Залов Мандоса, и время лечения имело огромное значение. Я принял решение доставить его к целителям, где все необходимое будет у них под рукой. И я позволил оставить его в залах исцеления, пока он не достаточно окрепнет, чтобы его можно было перенести в его комнату.

Однако я должен был предвидеть, что к тому времени, когда мой отец придет в себя, он будет упрямиться и не позволит нести его на носилках. И вот поэтому он все еще здесь. Король выйдет из целебных залов только на своих ногах.

Комната длинная, и все занятые койки сдвинули к дверям. Мой отец отдыхает на кровати в конце комнаты в тени большого алькова, закрытого плотными занавесками. Я сам здесь был много раз.

Я останавливаюсь перед двумя членами королевской гвардии, которые стоят у занавеса, и жду, когда объявят о моем приходе королю. Но стражники немедленно отходят в сторону и раздвигают для меня занавески.

– Он ждал вас, ваше высочество, – шепчет один из гвардейцев.

Я снимаю серебряный обруч с головы и верчу его в руках, приближаясь к королю. Я не удивлен, что он сидит на аккуратно заправленной кровати, просматривая бумаги. Он провел в заточении всю неделю и заскучал, поэтому вокруг разложены чернильницы, бумаги, книги и карты.

– Ты заставил своего короля ждать, – говорит он, даже не удосужившись поднять взгляд от свитка.

– Я не буду извиниться, – смело говорю я. – В конце концов, я занимался делами короля по воле самого короля.

Он поднимает голову и смотрит на меня. Под его глазами темные круги, но взгляд как всегда проницателен.

– Так поздно? – спрашивает он, приподняв бровь.

– Я не так быстро заканчиваю дела, как ты, – ворчу я, – я все еще учусь.

Он недовольно цокает языком.

– Тогда мы должны это исправить. Я давно опасался, что твои обязанности слишком ограничены полем битвы. Мы, конечно, живем в тяжелые времена, и тем не менее, ты должен обращать внимание и на дела всего королевства, особенно в том случае, если я выйду из строя или умру.

Мне эта тема не нравится, поэтому спешу ее сменить.

– Что касается обучения, возможно, король увидит, что я кое-чему научился. Например, нырянию.

– Леголас… – хмуриться он.

– Я радостью приму любой урок, который вы сочтете нужным, ваше величество, – вздыхаю я. – Но только для того, чтобы доставить вам удовольствие. Я доволен своими знаниями и не ищу никакой другой должности, кроме должности принца. Я не готов быть королем и никогда не буду. Это королевство ничто без тебя. Я даже не могу представить, чтобы ты куда-то уехал.

– Глупо так говорить, сын мой, – говорит он резким тоном. – Королевство должно жить всегда. Если оно не может выжить без меня, значит, я потерпел поражение. Все может измениться в мгновение ока, Леголас. Я так потерял своего собственного отца. Ты также должен признать возможность потери…

Я не люблю об этом говорить, и поднимаю руку, чтобы заставить его замолчать, и это удивляет нас обоих. Я все еще держу в руке обруч, и король прищуривается.

– Ты всегда его снимаешь, как только представляется возможность, – обвиняюще замечает он.

– Он давит мне на голову.

– Ты хочешь сказать, что кузнецы испортили его…

– Я сказал это образно, – рычу я в защиту наших мастеров. – Просто мне в нем неудобно, – говорю я и шлепаю обруч на макушку.

В его глазах загорается огонек, и я с опозданием понимаю, что он меня дразнит. Он приподнимается на кровати и убирает с моего лица прядь волос.

– А все говорят, что это я вредный, – бормочет он.

Я фыркаю, и он убирает руку. Я все еще чувствую тепло его ладони на своей голове, и оно намного тяжелее любой короны.

– Целители говорят, что ты с каждым днем становишься сильнее, – докладываю я ему. – Но ты еще не полностью здоров. Они разрешили тебе перейти в твои покои, но тебе запрещено покидать их еще неделю. Посетителей должно быть немного, и ты не должен перенапрягаться.

Я быстро понимаю, что сказал что-то не то. Никто не «разрешает» и не «запрещает» Трандуилу что-либо делать в королевстве Трандуила. Он сжимает челюсти, в глазах вспыхивает гнев.

– Я перефразирую, – быстро говорю я, стараясь сдержать нервный смех.

– О, пожалуйста, попробуй.

– Целители подтвердили, что ты выздоравливаешь, – говорю я осторожно. – И они рады, что к тебе возвращается сила. В соответствии с явным желанием короля были приняты меры для его быстрого возвращения в его собственные покои. Целители только сожалеют о неудобствах, которые тебе придется потерпеть. Они смиренно просят тебя оставаться в покоях и воздерживаться от общения с посетителями.

– Твой льстивый язык снова помог тебе ускользнуть от неприятностей, Леголас, – смеется мой отец. – Я еще могу сделать из тебя дипломата.

Я снисходительно улыбаюсь ему. Мне нравится слушать, как он смеется, видеть, как блестят его глаза. Это не обычное зрелище, в эти темные дни он всегда должен казаться могущественным и непогрешимым. Собственно говоря, наши ночные прогулки из целебных залов в наши личные покои стали своего рода традицией, за исключением того, что обычно это меня раненого он ведет в комнату.

Я часто возвращался из патруля раненым, и сразу попадал в целебные залы. Если рана не ужасная, король находит время повидаться со мной только в конце дня, после завершения всех дел. Если целители меня отпускают, мы вместе с отцом идем в свои комнаты. Если целители решают оставить меня на ночь в целебных залах, король возвращается на следующую ночь, чтобы снова навестить меня или проводить в комнату.

Всю прошлую неделю я выполнял работу короля, и точно так же я делал все то, что он делал для меня, когда я болел. Я приходил навестить его каждую ночь, и готов был отвести отца в его комнату.

– Я должен посмотреть эти бумаги? – спрашиваю я, кивая на свитки на кровати отца.

– Здесь нет неотложных дел, требующих внимания короля, – говорит отец, и с опозданием я понимаю, что он говорит обо мне. – Я понимаю, что мне прислали незначительные послания, чтобы подбодрить меня, сын мой. Я уверен, что с остальным ты прекрасно справляешься. Единственное, что ты должен сделать сейчас, это увести меня отсюда. Я уверен, что мое присутствие здесь – это пытка для всех.

Я удивленно приподнимаю брови. Значит, он понимает о том, как все реагируют на него. Он самый проницательный эльф, которого я знаю.

Он встает с кровати, и я подхожу ближе, на всякий случай. Я не предлагаю помощь, зная, что он откажется. Поэтому молча жду, когда он шагнет вперед, но вместо этого он берет меня под локоть. Как и сказали целители, он выздоравливает, но все еще плохо себя чувствует.

К моему облегчению, отец одет в более легкую, менее формальную мантию, которая не путается под ногами.

Занавес раздвигается еще до того, как я открываю рот, чтобы приказать охране сделать это. Стражники отца очень внимательны. Мы проходим мимо них, и два воина следуют за нами на несколько шагов позади.

Целители отрываются от своих дел и склоняют головы, а больные солдаты, которые не спят, пытаются сесть, но король машет рукой, говоря, чтобы они снова легли и не причиняли себе лишнюю боль.

В коридорах тихо и пусто, за исключением немногих ночных стражей и двух незаметных и беззвучных эльфов позади нас. Цитадель всегда мне казалась огромной, но в такие ночи мы словно одни во всем королевстве. Дворец похож на пещеру, и тусклые желтые факелы отбрасывают длинные прекрасные тени на извилистые коридоры и высокие колонны.

Я тихонько иду рядом с отцом и чувствую, как он ослабляет хватку на моей руке. Я прекрасно понимаю, что выход из целебных залов после нескольких дней заключения приносят только радость.

– В последние несколько дней ты вел себя очень хорошо, Леголас, – тихо говорит он мне. – Я сожалею об обстоятельствах, из-за которых ты вынужден был продемонстрировать свои таланты. Но меня радует то, что я видел. Ты готов и способен встать на мое место, что бы ты ни думал о своих способностях.

Я вздыхаю и качаю головой, не желая говорить об этом. Я не хочу думать о его смерти. Я даже не хочу вспоминать о том, как нашел его при смерти. Я уже лишился матери. И отказываюсь быть сиротой.

– Ты дрожишь, – замечает он и останавливается, чтобы испытующе взглянуть на меня. – Ты в порядке? Я забирал тебя отсюда всего несколько дней назад.

Я недовольно сжимаю челюсти. Мне было больно, но я поправился. Король пришел ко мне в палату ночью и отвел в мои комнаты, где я должен был оставаться как минимум три дня, чтобы отдохнуть. Из-за моего ранения королю пришлось покинуть цитадель, чтобы выполнить мой долг. Его группа попала в засаду, и он чуть не погиб. Услышав сигнал тревоги, я вышел из своей комнаты раньше срока, но никто меня не остановил. Я выехал с воинами, нашел раненого отца и привез его домой. Он был бледным и истекал кровью.