Текст книги "Начало траектории (СИ)"

Автор книги: Mike

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава 16
Утечка

Конец апреля выдался странным. Погода металась от резкого солнца до вечернего холода, асфальт днём обжигал подошвы, а вечером отдавал сыростью. Август шёл по знакомым улицам, но чувствовал – что-то изменилось. Не в городе. В сети. Она стала словно дышать иначе. Спокойнее – но не безопаснее.

Он это почувствовал сразу: не цифрами, не фактами – интуитивно. Словно струна чуть изменила натяжение. Он прошёлся по точкам, проверил отчёты – всё было на месте. Но это «на месте» не давало покоя. Слишком гладко. Слишком тихо.

На третий день пришла записка от «Жабы» – девятиклассника, связного из соседнего района:

«Возле котельной новый товар. Похоже на твоё. Но дешевле. И не наши.»

Август сложил бумажку и сел. Молчал. Думал. Потом вызвал Валю.

– Совпадение? – спросила она, как только услышала новость.

– Совпадений не бывает, – тихо ответил он. – Плёнка та же. Упаковка с той же базы. И цена ниже.

Он достал карту точек. Обвёл новые места. Все – за пределами основной зоны. Ни одной знакомой фамилии, ни одного пересекающегося курьера. Значит, либо кто-то работает в тени, либо кто-то скопировал. Опасно и то, и другое.

Первым шагом стал не просто визит на рынок, а полноценная операция. Август провёл вечер, листая старые записи о закупках, анализируя даты, суммы, объёмы. Он прикинул, с какой точки могли утечь партии, и составил краткий список мест, где теоретически могли закупаться схожие товары. Утром позвал Сашу и дал ему простую задачу: идти немного раньше и просто наблюдать, не привлекая внимания. Саша должен был фиксировать, кто подходит к продавцам, с какими сумками уходит, не мелькает ли лицо кого-то из старых знакомых.

Сам Август прибыл через полчаса. Он вошёл в ряды уверенно, но с видом обычного школьника, интересующегося тетрадками. Остановился у знакомой точки с канцелярией, где раньше брал большую часть гелевых ручек и наклеек. И тут – сразу удар в грудь: упаковка та же, но цвета чуть иные, бумага плотнее, дизайн словно отшлифован. Новая партия. Но с тем же визуальным кодом.

Он взял один блок, развернул. Узнал всё – даже запах. Это была их база. Но кто-то теперь работал через неё напрямую, без него. И, судя по следам, в больших объёмах.

– Почём? – спросил он у продавщицы.

– Семьдесят за десяток. Хочешь двадцать – отдам по шестьдесят пять.

– Берут?

– Один пацан на неделе весь ящик забрал. Даже не торговался. Говорит, три района держит. Всё по бумажке. Счёт ведёт на листочках. Умный, мол, на олимпиадах.

Уходя, Август уже знал: это не улица. Это – кто-то вроде него. Рациональный. Системный. И – чужой.

В тот же вечер он вызвал Валю и Артёма в шахту. Разложил перед ними схему.

– Это не просто конкурент. Это отражение. Он делает то же, что и мы. Значит, наблюдал. Значит, знал. Возможно – изнутри. Или через кого-то.

– Приманку? – предложил Артём.

– Пока нет. Надо узнать, кто он. А потом – поговорить.

Через два дня имя стало известно: Лёша. Школьник из 121-й. Олимпиадник. Чистые тетради, графики, формулы. Структура без эмоций.

– У него всё в цифрах, – заметила Валя. – У него нет основы системы, нет ядра. Это опасно.

– Потому и сильный. Механизм. А механизмы не сочувствуют.

Но Август не пришёл сразу. Он играл в долгу. Сначала – давление. Он пустил слухи. Лёгкие, невидимые, почти невесомые. «Появился парнишка из 121-й, копирует схему, но не чувствует улицу» – сказал он между делом Валентине в коридоре, зная, что в школе всегда кто-то подслушивает. Потом отправил Артёма по дворам с задачей – аккуратно, не в лоб, а на языке полунамёков, распространять мнение: «Новый пацан работает чётко, но сухо. Без команды. Сгорит от перегрузки».

На третий день Валя доложила, что у Лёши нервно отреагировали на фразу «показатели вместо людей». Он молчал на уроке, сжал зубы, бросил ручку.

Август ждал. Не лез. Только усиливал фон – дал распоряжение повысить бонусы у своих продавцов. Пусть информация просочится до чужих. Пусть сравнят.

Когда Лёша, по словам наблюдателей, начал раздражённо рвать бумажки на перемене – Август понял: пора.

Он пришёл к нему внезапно. Не через знакомую. Не через посредника. Просто появился в коридоре школы 121-й, когда Лёша, уставший, сидел у окна. Один. Ровная спина. Идеальный почерк. Мелкие капли пота на лбу.

Август сделал несколько неторопливых шагов по коридору, как будто просто изучал вывески на стенах. Но на самом деле он шёл прямо к цели. Он увидел Лёшу за партой у окна – тот сидел один, сосредоточенно водя ручкой по графикам, рядом аккуратно лежали линейка и тетрадь в клетку. Не было ни книг, ни рюкзака – всё строго и функционально.

Август подошёл спокойно. Встал напротив и, не улыбаясь, произнёс:

– Ты Лёша?

Тот поднял глаза. В них – усталость, лёгкое раздражение и… внезапное узнавание. Но лицо осталось ровным.

– Да. А ты кто такой?

– Август. Я тот, чью тень ты пытаешься обойти. Слухи доходят. Хочу поговорить. Тет-а-тет.

Лёша закрыл тетрадь. Медленно. Показательно. Никакой паники.

– Про товар?

– Про то, почему ты решил войти в игру, не стуча в дверь.

– Я не лезу к тебе. Просто занял свободное место.

– Это было свободным только до тех пор, пока ты не скопировал схему, не залез в мою цепочку поставок и не начал демпинговать.

– Это рынок. Никто не запрещает думать лучше.

– Думаешь лучше – не повторяешь. Создаёшь своё. А ты не создал. Ты воспроизвёл. Почти без ошибок. Это значит, ты наблюдал. Или кто-то тебя кормил. Кто?

Лёша не ответил. Только чуть напряг губы.

– Твоя система холодная, – продолжил Август. – Она держится на расчёте. Пока всё идёт по плану – она работает. Но первая же эмоция, первый сбой – и всё рассыпается. Я это видел.

– А ты? У тебя всё на словах. Доверие, чувство, якобы семья. Это работает до тех пор, пока один не решит выйти. И тогда рушится уже не система, а всё окружение.

– Вот и разница. У меня – сеть. У тебя – схема. Моя сеть умеет лечить сбои. Твоя – отсекает. Как хирург. Без анестезии.

– Хирург хотя бы точен. А твои «лечения» – хаос.

– Угу. А знаешь, почему всё равно твои продавцы нервничают, когда мои начинают работать рядом? Потому что у нас – крыша. Защита. Механизм реагирования. А у тебя – просто график.

Лёша замер. Первое настоящее сомнение вспыхнуло в глазах.

Август сделал шаг ближе, понизив голос:

– Я не пришёл угрожать. Я просто даю тебе выбор. Ты умеешь строить – вижу. Ты силён. Но без глубины. Без уличного чутья. У тебя нет логистики, как у нас. Нет каналов защиты. Ты даже не знаешь, что старшие уже смотрят на твои точки. А у нас с ними – мир. Пока.

– Это шантаж?

– Нет. Это перспектива. Я предлагаю не подчинение. Я предлагаю рамку. Блок. Ты управляешь им. По моим законам. С нашей логистикой. С нашей крышей. Ты работаешь спокойно. Я не мешаю тебе. Но если откажешься – я начну двигаться. Плотно. Без эмоций. Ты увидишь, как твои уйдут сами. Один за другим. Потому что у меня – не только товар. У меня – горизонт.

Пауза. Молчание. Потом Август добавил:

– Ты строишь сейчас. А я строю на пять лет вперёд. Бумаги, Лёша. Ценные бумаги. Биржи. Инвестиции. Банковская сеть. У тебя к этому нет доступа. А у меня уже есть замысел. Я двигаюсь. Скоро ты даже не поймёшь, чем я занимаюсь. Но я помню, кто был рядом. И кто выбирал быть против.

Лёша выдохнул. Опустил глаза. Потом тихо спросил:

– Что получаю?

– Спокойствие. Пространство. Защиту. Инфу. И возможность быть ближе к центру. Я не предлагаю тебе быть под. Я предлагаю быть рядом. Пока ты держишь слово.

Лёша молча протянул руку. Пожал твёрдо. Без лишних эмоций.

– Попробуем.

Август знал – это начало новой главы. Возможно, нового риска. Но и новой силы. Потому что теперь в его схеме был Лёша. Холодный ум. И если он не предаст – он может стать тем, кого он так долго искал.

Ядром.

Чего он не знал – это шквал мыслей, который накрыл Лёшу после того, как Август ушёл.

Он сидел, как будто его опрокинули внутрь себя. Локти соскользнули с парты, пальцы дрожали, хотя на улице было не холодно. Сердце било не сильно – но гулко. В ушах стоял не звон, а тишина. Давящая. Как будто звук исчез, и осталась только пустота, заполняемая осознанием.

«Кто он вообще? Откуда у него… всё это?»

Лёша пытался разобрать сказанное, разложить на логические блоки. Но слова Августа не поддавались формальной структуре. Они не были угрозами – но в них было что-то сильнее. Вес. Давление. Присутствие. И – знание. Как будто Август видел его насквозь. Знал, что он скажет, ещё до того, как Лёша открыл рот. Знал, где будет бить. Знал, как удерживать паузу, чтобы ты сам провалился в неё.

Он впервые почувствовал себя маленьким.

Не по возрасту. По масштабу.

«Он знает, как говорить так, будто его предложения – уже решения. Как будто вариантов нет. И самое страшное – я поверил. Поверил, что у него есть план на пять лет. Что он не шутил про фондовые рынки, ценные бумаги, биржи. Что у него действительно есть карта – а я просто хожу по полю, которое он уже обвёл карандашом».

Лёша почувствовал, как в груди зашевелилось что-то незнакомое. Смесь уважения, страха и злости на самого себя. Потому что он, олимпиадник, собранный и точный, вдруг понял: он – не стратег. Он – исполнитель. Строитель. Но не архитектор.

Август был другим. Странным. Взрослым. Не в словах – в тембре, в паузах, в том, как не повышал голос, но заставлял слушать. В том, как его предложения звучали как данность. Как будто история уже написана – и он просто читает следующий абзац.

Лёша попытался найти слабость. Хоть одну. Но в разговоре её не было. Он понял – его пытались не задавить. Его тестировали. Как будто кто-то из более далёкого будущего проверял: «Дотянешься ли ты до следующего уровня?»

Он дотянулся. Но дрожащими пальцами. С растерянной уверенностью. С осознанием, что если бы Август захотел – он бы разрушил его за неделю. Спокойно. Хирургично. Не из злобы – из расчёта.

И в этом было самое пугающее. И самое притягательное.

Лёша не понимал, кем был Август на самом деле. Но теперь он знал: этот человек – не случайность. Он не просто создал систему. Он был системой.

И если быть рядом с ним – значит, прикоснуться к чему-то большему.

И если однажды это всё взлетит – Лёша хотел бы быть на борту.

Глава 17
Перестройка

Май наступил мягко, но уверенно. Воздух наполнился запахом прогретой земли и гудящими далёкими ожиданиями лета. Дворы ожили: пыльные клумбы, футбол в кедах, потёки мороженого на руках. Но для Августа это был не сезон прогулок – это было начало новой фазы.

Он сидел в подвале, наклонившись над картой. Перед ним – графики, старые школьные тетради, где цифры переплетались с фамилиями. За последнюю неделю сеть вышла на новые обороты: десять школ, три спортивные секции, шесть стихийных точек и, что важнее всего, три внешних связных, не привязанных к учебным заведениям.

В структуре было 63 человека. Некоторые выполняли двойные роли. Валя управляла логистикой и параллельно вела точку на дворовом рынке. Артём координировал учёт и обзванивал продавцов под видом «проверки закупок». Лёша, с момента принятия, показал нечто большее, чем надёжность. Он вёл записи в отдельной тетради, аккуратно, по дням: точки, объёмы, оборачиваемость, задержки, дубли. И главное – ошибки.

– У тебя зрение как у бухгалтера, – сказал Август ему на третий день.

– Нет. Просто порядок в голове, – пожал плечами Лёша.

Он не улыбался, но когда отдавал записи, делал это с лёгкой гордостью.

С ним сеть стала двигаться иначе. Мягче. Быстрее. Точки сбыта стали менять товар с учётом спроса. Если в одной школе больше брали стикеры, туда завозили дополнительную партию. Если где-то снижалась прибыль, группа из двоих проверяла – не связано ли это с внешним давлением или усталостью продавца.

Прибыль выросла. Чистыми – почти 2400 гривен в неделю. По курсу – около 500 долларов. Средняя зарплата взрослого – 550 гривен. Каждый в команде получал свою долю. Не большую, но стабильную. Остальное шло в «фонд развития», который Август вёл сам.

На тот момент фонд насчитывал 5100 гривен. Для большинства это была сумма на велосипед, одежду, кассеты и мороженое на год вперёд. Но для Августа – это был стартовый капитал. Он знал, что в скором времени начнёт формироваться реальный рынок мобильной связи, откроются первые возможности для скупки паёв в старых ЖБК, пойдут по рукам акции предприятий, которым ещё не научились придавать цену.

«Если я вложу грамотно – я получу десятикратный рост к 2004-му. Главное – не спешить. И не светиться.»

Он завёл вторую тетрадь, чистую, с тиснением. На первых страницах – таблицы с датами, колебаниями курсов, фамилиями старших школьников и даже взрослых, у которых можно было бы аккуратно выкупить долю участия в приватизированных объектах: старом пищекомбинате, гаражном кооперативе, пустующем складе.

«У каждого из них свои цели. Кто-то хочет уехать, кто-то погасить долг. Я могу прийти, как внук знакомого. Спросить, есть ли желание избавиться от ненужной бумаги. Без давления. Без афер. Только с пониманием: деньги сразу. Бумаги – в обмен.»

Он также составил список будущих «точек роста»:

покупка старого холодильного оборудования с целью сдачи в аренду по дворам;

скупка спиралей и радиодеталей у пенсионеров и перепродажа на радиорынке;

торговля открытками и канцелярией оптом с центрального склада, с наценкой через знакомых;

возможная аренда части недействующего склада, чтобы перевести туда складскую логистику своей сети;

использование первых сотовых телефонов – не для связи, а как атрибут статуса: один старый Siemens или Alcatel, пусть нерабочий, но внешний – как витрина, чтобы дети тянулись.

«Это не вложения ради прибыли. Это вложения ради создания пространства, в котором всё подстроено под мою логику. Даже статус – должен быть осязаем.»

Он сидел в подвале, скрестив руки, слушал, как Артём докладывает об очередной проблеме – у одного из младших курьеров мама обнаружила коробку и угрожала пожаловаться в школу.

– Что делать? – спросил Артём. – Говорит, что расскажет директору.

– Подожди. Дай мне день. Завтра приду к ней как «двоюродный брат». Скажу, что мальчику передали по ошибке. Заберу товар. Скажу, что сам возмущён. Подарю коробку конфет. Пусть думает, что всё закончилось. Мы её потеряли, но остальное – спасём.

– Думаешь, сработает?

– Думаю, она не хочет проблем. Она хочет, чтобы её слушали. Дадим ей это. И уйдём красиво.

План сработал. На следующий день женщина встретила Августа на крыльце. Он был в рубашке, сдержанный, вежливый. За пятнадцать минут она уже сама предлагала «быть внимательнее» к мальчику. Он ушёл, оставив коробку конфет и хороший след.

На вечернем совете Август собрал всех ключевых. Лёша принёс новый отчёт. Валя – список нестабильных точек. Артём – две новые школы, в которых появился интерес.

– Мы можем расширяться, – начал Август, – но не вширь, а вглубь. Качество важнее, чем количество.

– Ты про надёжность? – уточнил Лёша.

– И про крепость. Я не хочу больше видеть, как кто-то ломается из-за перегруза. Мы будем усиливать звенья. Проверки не реже раза в неделю. Краткие анкеты. Два вопроса: «что не так» и «что ты хочешь изменить». Не ради контроля. Ради связи.

– Тогда нужен отдельный человек, – вставила Валя. – Который это будет вести.

– Ты сама сможешь?

– Да. Но мне нужен помощник. Девочка. Чтобы мягко заходила, не давила.

– Выбирай. Только из тех, кто уже с нами. Никого извне.

Так родился первый в их структуре отдел «психологической устойчивости» – они сами не знали, как это называть. Но суть была в том, чтобы не терять людей на фоне молчания.

Поздним вечером, когда все ушли, Август остался в подвале. Взял тетрадь. Открыл новый раздел: «Инвестиции».

Он знал, что в ближайшие полгода гривна будет колебаться. Что в банках появятся первые долларовые вклады с фиксированной ставкой 18% годовых. Что рынок вторичной недвижимости станет нестабильным. А главное – что заводы и фабрики снова начнут выбрасывать на рынок оборудование за бесценок.

«Если я найду взрослого, готового подписать документы от моего имени, я смогу войти в паевые фонды. Или скупать металлолом по старым ценам и перепродавать через гаражные точки. А к следующей зиме – иметь базу поставки для торговли по уже холодным районам.»

Он записывал варианты. Ставил стрелки. Обводил фразы. Всё было не как в детстве. Потому что это уже не было детством.

Теперь он видел: всё, что было раньше – подготовка. Теперь начиналось настоящее. И если Лёша был его зеркалом в логике, Артём – в действиях, Валя – в эмпатии, то сам он был тем, кто шаг за шагом собирал будущее, зная, как оно должно выглядеть.

Вопрос был только в том, насколько далеко он осмелится пойти.

Глава 18
Первая сделка

Первые недели июня наступили резко, как затянутая струна, которая вдруг оборвалась. Воздух прогревался с утра, улицы дышали горячим асфальтом, а по ночам в окна врывался прохладный ветер с запахом пыли и далёкой грозы. Май, как будто устав от своей роли, уступил сцену без сопротивления. Город стал медленным, как человек после долгой болезни. Все замедлились – но не он.

Август не жил по обычному календарю. Ни каникулам, ни праздникам, ни последним звонкам он не чувствовал ничего. У него был только один ориентир – план. Он выстроил себе дорогу из шагов, и теперь каждый шаг – обязанность. Июнь был не временем отдыха, а временем действия.

Сеть стабилизировалась. Семьдесят четыре человека, из них активных – пятьдесят один. Остальные – связные, наблюдатели, случайные помощники. Школы, дворы, секции, даже один тренажёрный зал. Средняя выручка – 2800 гривен в неделю. Половина уходила на выплаты. Часть – в расходы. Остаток – в резерв. Тот лежал в старой коробке из-под обуви, под двойным дном, в шкафу, за свитером. 6200 гривен наличными. Это был не просто капитал. Это было топливо.

Теперь – следующий этап. Настоящая сделка.

Он знал, что пора выходить на взрослый уровень. Где нет ручек и наклеек. Где нет перемен и школьных звонков. Где есть документы, лицензии, земля. Где деньги превращаются в власть.

Но ему нужен был посредник. Кто-то взрослый. Кто сможет подписать. Кто не задаст много вопросов.

Он перебирал варианты в голове. Старшие братья друзей, соседи, родительские знакомые. Остановился на Игоре Николаевиче – бывшем инженере, замкнутом и молчаливом. Чинит технику на дому, не дружит ни с кем, но честен. Его знают. Его уважают. И главное – он помнит Августа ещё маленьким.

Август подстроил встречу как случайную. Ждал, когда Игорь выйдет выбросить мусор. Подошёл, вежливо поздоровался, начал с простой фразы:

– Здравствуйте. Мне нужна ваша помощь. Небольшая. Но важная.

Тот посмотрел настороженно. Кивнул. Без лишних слов.

– Есть один старый фонд. Полузакрытый. Можно вложиться – неофициально, но законно. Нужен взрослый. Только как форма. Я всё делаю сам. Все документы подготовлю. Вам – просто одолжение.

Игорь долго смотрел. Потом спросил:

– А деньги?

– Собирали. Я и друг. Подрабатывали. Типография, радиодетали. Ничего незаконного. Всё чисто. Я не прошу ничего странного.

Пауза. Молчание. Потом:

– Один раз. Я всё прочитаю. Трижды. И никаких сюрпризов.

– Спасибо. Честно. Всё будет аккуратно.

Через два дня всё было оформлено. Первая бумага – с настоящей печатью. Фонд старого завода. Земля под ним не переоформлена с 1994-го. Активы – списаны. Бумаги продаются вчетверо дешевле, чем должны.

Он вложил 1100 гривен. И знал: это – начало. Первая инвестиция. Не в товар. В реальность. В базу. В платформу.

В подвале он открыл тетрадь. Записал: «Сделка №1. Завод. Площадь – 0.23 га. Статус – актив. Цель – долгосрочное удержание. Потенциал роста – ×4.»

«К сентябрю – минимум три таких сделки. К зиме – независимость от сети. От людей. От шума.»

Теперь он шёл дальше. Появился план: найти старый гараж в кооперативе. Тот, что давно не числится за хозяином. Купить через председателя. Сделать склад. Базу. Спрятать активы.

И всё должно быть невидимым.

Он стал осторожнее. Никаких новых вещей. Старый портфель, старые кроссовки. Всё прежнее. Даже конфеты – не чаще других.

Но дома чувствовали. Особенно мать.

Отец – уставший слесарь – не спрашивал. Он приходил, пил чай и молчал. Но мать… Мать видела. Смотрела как рентген.

Вечером, когда он пришёл позже обычного, она ждала у двери.

– Где был?

– У Артёма. Учились.

Долгая пауза. Тишина.

– Я не лезу. Но я помню. Твой дед тоже «играл» в бумаги. Закончилось исполкомом. И молчанием.

Август стоял. Смотрел в пол. Слов не было.

Мать подошла, постояла рядом, а потом сказала тихо, будто сама с собой:

– Ты стал каким-то… не тем. Не тем, каким был. Ты исчезаешь. Будто живёшь не здесь. Ты ведь раньше смеялся. А теперь ходишь так, будто носишь на плечах мешок.

Он всё ещё молчал. Сжимал кулаки в карманах.

– Это из-за новой компании? – продолжала она, мягко, почти ласково. – Я не против друзей, ты знаешь. Но ты же не играешь. Я слышу, как ты ночью листаешь бумаги. Как будто прячешься даже во сне. Это не игрушки, да?

– Нет… не игрушки, – выдохнул он едва слышно.

– Компьютер… ты говоришь, что тебе интересно. Я думала, игры. Все играют. Но ты не играешь. Ты всё читаешь, чертишь. И… деньги. У тебя стали появляться деньги, Август. Не пачки. Но больше, чем у других. Ты говоришь – копишь. Но я же вижу.

Он хотел соврать. Сказать, что нашёл подработку. Что помогает где-то. Но язык не повернулся. Он не мог. Не имел права. Потому что за всем этим стояло другое.

– Мам…

Он хотел сказать правду. Хотел рассказать о будущем, о крахе, о боли, которую уже прожил, – но знал: она не выдержит. Ни одного слова. Это было бы предательством. Он не мог разрушить её веру, её тихую любовь, её доверие к миру, где ребёнок – ещё ребёнок.

Он просто шагнул ближе. Осторожно обнял. Мама вздрогнула – не от жеста, а от того, как крепко он держал её.

– Всё будет хорошо, – выдохнул он, глядя в стену. – Обещаю.

Она кивнула. Не веря. Но принимая. Потому что иногда, даже не понимая, матери чувствуют всё.

Потом она тихо добавила:

– Только не сломайся. А если начнёшь – скажи. Мне. Не бойся.

Он кивнул. Но в груди всё сжалось – не просто болью, а чем-то глубже. Как будто кто-то сорвал невидимую нить, что тянулась от сердца к прошлому. Он не мог сказать. Ни слова. Не потому, что не доверял. А потому что не имел права.

Как объяснить, что ты не из этого времени? Что всё, что ты делаешь – это не детская игра, а попытка изменить то, что уже было однажды разрушено? Что где-то в том, другом будущем, мама и папа умерли, семья – погибла, и теперь всё, что он делает, – не просто амбиция, не просто рост, а месть. Тихая. Настойчивая. Точная. За тех, кого он больше никогда не увидит живыми.

Он смотрел ей в глаза и молчал. Потому что если скажет – она испугается. Если скажет – разрушит всё. Потому что она увидит, кто перед ней стоит. Не ребёнок. Чужой. Слишком взрослый. Слишком далеко зашедший.

Он хотел обнять. Сказать, что всё будет хорошо. Что он справится. Но знал – нет слов, которые могут закрыть эту бездну.

Он просто кивнул. А потом ушёл в свою комнату. Сел. И не двигался. Долго.

Тем временем команда работала. Лёша предложил вести централизованный учёт – «пункт баланса». Отчёты, возвраты, проблема. Всё – в одну тетрадь. На доверии. Пока.

Артём добавил: «Если все думают, что считают все – будут честнее». Так и сделали. Хранили у Августа. Проверяли каждый вечер. Ошибок стало меньше.

Валя предложила анкеты: «Что хочешь изменить?», «Чего не хватает?», «Кто работает лучше всех?». Ответы клали в коробку. Через неделю стало ясно, кто устал, кто перегорел, кто – готов вырасти.

Сеть стала не схемой. Экосистемой. Её надо было не только кормить. Её надо было слушать.

В воскресенье вечером он сидел один. Пол – в бумагах. Окно открыто. Тетрадь – на коленях.

«Следующий шаг – гаражи. Кооператив. Там есть брошенные боксы. Надо выкупить. Спрятать. Сделать хранилище.»

Он понял: надо копать вглубь. Не выше. Ниже. Подземные этажи империи. Без которых всё наверху – просто домик из бумаги.

Он закрыл тетрадь. Посмотрел в окно.

И знал: завтра – следующий шаг. Потому что отныне у него не только план.

У него – капитал.