Текст книги "Сказка для Северуса Снейпа-2 (СИ)"
Автор книги: Miauka77
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Люциус не ответил. Северус подумал, что, может быть, еще не поздно сделать вид, что ничего не произошло, а, может, Люциус вообще не в себе, молча кивнул и направился к двери.
– Сам-то выживи, – совершенно четко сказал Люциус ему вслед. Но когда Северус, повинуясь порыву, вернулся к постели, тот уже спал.
Северус так и не узнал, понял ли Люциус, что произошло, или решил, что ему приснилось. До самой битвы они не виделись. Но фраза эта потом звучала у него в ушах, когда он из последних сил пытался аппарировать из горящей Хижины и из-за ужасной слабости проваливал попытку за попыткой. И все-таки очередную не провалил…
Из воспоминаний Северуса вырвал звук шагов, раздавшийся в соседней комнате.
– Что новенького? – спросил Поттер, распахивая дверь в кладовую. Несмотря на плохо залеченный синяк под глазом, от него, как всегда, веяло жизнерадостностью и квиддичным потом, а в руках он держал разваливающийся бумажный пакет с черешней и кипу газет.
Северус потыкал пальцем в гигрометр.
– О! – сказал Поттер. – Сейчас исправим. – Он запихнул черешню в рот, вытащил палочку и принялся накладывать снижающие влажность чары.
Северус миновал коридор, который соединял кладовую с лабораторией и вышел в большую светлую гостиную. Когда-то она была крошечной светлой гостиной, но Поттер, активно перестраивавший дом на Гриммо, ко времени переезда Северуса в Париж уже успел поднатореть в расширяющих чарах. Поэтому вместо двух комнат квартира теперь включала пять – гостиную, лабораторию, спальню, кабинет и еще одну спальню, гостевую. Поначалу Северус делал попытки протестовать, но Поттер смел его своим напором, а теперь уже Северус и представить себе не мог, чтоб было по-другому. Ему нравилось здесь.
Нравилась удобная мебель в английских цветочных чехлах, очень странная для парижской мансарды, и садовые цветы в вазе на столе, которые Гарри регулярно притаскивал от Уизли, и цветы в горшках на подоконнике, которые мало-помалу появились здесь благодаря Грейнджер. Северус иногда сам высмеивал свое новоявленное мещанство, но ничего не менял. Главное, чтобы лабораторию не трогали. И книги бы оставались на своих местах.
Выходя в гостиную, Северус слышал, как Поттер шуршал в кладовой, и знал, что это затянется на некоторое время. В последние пару месяцев Поттер помогал ему с зельем для возвращения магии, и сейчас ему еще нужно было отобрать ингредиенты. Северус не хотел в этом участвовать. После стольких лет дрессировки он вполне доверял Поттеру, а после сегодняшнего утра, когда он рискнул-таки пройтись в очередной раз по блошиным рынкам, Северус почти не чувствовал ног. Он рухнул в кресло у окна, проклиная себя за глупость. Все утро он пытался отыскать книжку, которой, может быть, и не существовало никогда.
– Да, забыл тебе сказать, – проинформировал Поттер, засовывая голову в дверь. – Ваза, про которую ты спрашивал, ее продали. Семь миллионов баксов, на, возьми, тут заметка есть. – Он послал к Северусу одну газету, отправил на стол «Пророк» и снова скрылся.
Северус развернул выпуск, чтобы посмотреть на фотографии. Ваза была симпатичной, хотя Северус и не вполне понимал, за что тут можно платить такие деньги. Добро бы артефакт, так нет – ровным счетом никакой магии. Лично он бы не купил ее, даже если бы зарабатывал по семь миллионов каждый день. Хотя… пожалуй, она бы подошла к гостиной, а еще… наверняка она бы понравилась Люциусу. Северус вздохнул, усмехнулся, укоряя себя за сентиментальность, и пошел на кухню готовить чай.
========== Глава 17. Недоступность ==========
В лаборатории их роли распределялись привычно. Северус садился в кресло у окна и читал газеты. Гарри варил зелье, болтал и периодически задавал вопросы. Вопросов было немного. В зельеварении Гарри продвинулся существенно, но варил только несколько зелий для Северуса, а остальное покупал в аптеке. Для этого его познаний хватало с лихвой. И хотя Гарри все еще не собирался бросать квиддич, экзамены в аврорат он уже сдал, так что, если бы не помощь Северусу, о зельях вообще с чистой совестью мог забыть на несколько лет. Хотя, похоже, зельеварение ему нравилось.
– Так, теперь сливовую кость, растолченную с пересушенными мышиными лапками, – болтал он, производя невообразимый скрежет в ступке. – Добавляем, – торжественно подчеркивал, ссыпая вонючую бурду в маленький котел. – И трам-пам-пам, глаза белой жабы. Я вот, кстати, все думал, как на нее охотятся, чтоб эти глаза вырезать, да еще как опознать, что это именно вторые глаза. А оказывается, если ее напугать, она сама ими выстреливает. Говорят, есть умельцы, которые знают, как целое болото напугать, потом только на лодке по нему плавают, глаза собирают. Круто, а?
– Угу, – согласился Северус.
– Говорят, в болото выливают зелье устрашения. Ты такое когда-нибудь варил? И, главное, все это в темноте в местности, где, кроме этих жаб, целый арсенал разной нечисти. Ночь и целое болото с живыми, глазеющими на тебя глазами. Обосрешься с непривычки.
– Угу.
– Неудивительно, что пара глаз – три галлеона! Может, ну его, этот аврорат, и за ингредиентами охотиться пойти?
– Для того чтобы за ингредиентами охотиться, Поттер… – начал было Северус и сразу же пожалел: в горло словно с десяток ножей повтыкали сразу, и не вынули, а продолжили проворачивать.
Гарри понимающе вздохнул. В иные дни дела шли лучше и Северусу удавалось произнести целую речь, но чаще всего «угу» было пределом.
Несколько минут в лаборатории стояла тишина. Слышно было только шуршание страниц, да позвякивание ложки об стенку котла. Северус дочитал французскую газету, хмыкнув при виде заголовка «Новая версия «Лунного принца» будет сварена всего в двенадцати экземплярах», и перешел к «Пророку». На первой странице его вновь красовался Люциус, на этот раз он торжественно перерезал ленточку на открытии новой, «оборудованной самыми современными средствами», лаборатории аврората. «Пророк» пользовался теперь современной колдографической техникой, и, проведя пальцем над колдографией, можно было увеличить отдельную ее часть. Северус сделал это ненарочно, но глаз Люциуса вдруг вырос почти до натурального размера и принялся томно моргать, а блестящая волна волос стремительно полилась через край не то что колдографии, но и газеты. Северус захлопнул «Пророк», с облегчением отмечая, что волна исчезла. Образ был до того натуральным, что Северус на миг даже ощутил прикосновение мягких прядей к своей руке и почувствовал запах волос Люциуса.
– Они все никак не оттестируют технику! – заметив манипуляции Северуса, пояснил Гарри. – На днях заплатили какой-то тетке за то, что напугали ее до обморока. Ну, в «Пророке» об этом не писали, конечно. Кстати, о Малфоях… – Гарри нахмурился.
Северус сложил газеты на ближайшую полку, понимая, что ему уже не отвязаться.
– Мне не нравится, что я встречаю Люциуса слишком часто. Допустим, он интересуется квиддичем настолько, что добился разрешения присутствовать даже на тренировках любимой команды. Только с чего мы вдруг у него стали любимые? С того, что стали выигрывать? Так мы выигрываем уже четвертый год, сразу как я пришел. А на стадион он таскается всего несколько недель. Потом я то и дело натыкаюсь на него в Косом или в Министерстве.
Северус промолчал. Это и в самом деле казалось подозрительным, но что он-то мог сделать?! Может, Люциус запал на Гарри?
Он, должно быть, побледнел, потому что Гарри, который как раз разливал законченное зелье в кубок и два флакона, мигом завершил процедуру и бросился в кладовую, видимо, подумав, что у Северуса начинается приступ.
От порции особого стабилизирующего Северус отказался, сделал успокаивающий жест и призвал чашку чая.
– Ладно, – буркнул Гарри. Он плюхнулся в кресло напротив, потирая виски: всегда, когда он волновался, его мучила мигрень. Потом вынул из кармана штанов баночку: – Я, кстати, бальзам для горла прихватил, тот, который варил в пятницу, с бешеным медом. Он уже настоялся.
Северус добавил ложку пахнущего вишней бальзама в чай, с удовольствием отмечая, как уходит боль. Но Гарри, похоже, был недалек от истины: приступ едва не начался, Северус чувствовал, как от чрезмерного волнения, пусть уже стихающего, заходится сердце и дрожат руки.
– Про Малфоя я вот что думаю, – хмуро сказал Гарри, потянувшись за чашкой чая. – Он тебя ищет.
Северус покачал головой: с чего бы? Если бы Люциусу понадобился он, Северус, можно было бы не сомневаться, что тот пришел бы напрямую к Гарри.
– Кингсли ему наверняка уже слил, что ты жив, и это значит, что ты представляешь для него угрозу. Скажу по секрету: Кингсли не хочет идти на следующие выборы, хочет сделать перерыв. Его недавно крепко проклятием приложили, где и как непонятно, но не удивлюсь, если это Малфой. Короче, Кингсли по здоровью не справляется. А Люциус цветет и пахнет. Появись где-нибудь ты сейчас с показаниями против него… сам понимаешь, он сделает все, чтобы уничтожить тебя раньше, чем до тебя доберется кто-нибудь другой. Не все любят Малфоя, даже больше – слишком многие его не любят, и он не будет рисковать, оставляя тебя в живых. Или при памяти.
«Чушь!» – хотел было сказать Северус, но осекся. Действительно, с чего он взял бы, что Поттер не прав? С того, что Люциус когда-то просил ему вставить и благополучно забыл об этом? Или с того самого «выживи»?
– Давай мы наймем охрану, а? Я знаю, что это тебе сейчас вполне по силам, но если ты копишь на что-то, то я могу нанять. Прошу, позволь мне, Северус. – В словах Гарри зазвучала горечь. – Я больше не хочу собирать тебя по частям столько лет. И терять тебя тоже не хочу, – сказал так, будто и вправду не надеялся, что Северус пойдет ему навстречу.
Северус улыбнулся и не удержался, позволил себе – протянул руку и погладил Гарри по растрепанной шевелюре. Тот прижал его руку на секунду к своей голове, вздохнул и опять начал тереть виски.
– Ничего со мной не случится, – заверил Северус, старательно игнорируя заворочавшиеся ножи в горле. – Я напишу Люциусу и поговорю с ним. Полагаю, нам удастся достигнуть взаимопонимания.
– Ладно. Но я убью его, если эта сволочь посмеет прикоснуться к тебе! Так ему и передай.
– Передам, – усмехнулся Северус. – Коробку на стойке не забудь.
Гарри поднялся, пересек лабораторию и издал восхищенное «Вау!»
– Это те самые, да? – спросил он, рассматривая хрустальный флакон под прозрачной пленкой. Во флаконе переливалась светлая зеленоватая жидкость. – Да они же будут стоить целое состояние!
– Надеюсь, ты не собираешься ими торговать! – фыркнул Северус.
– Нет, конечно! Я подарю их Джин перед балом в министерстве. Спасибо! Ты даже не представляешь, насколько я тебе благодарен! – с очевидной признательностью сказал Гарри. – Теперь не надо будет таскаться по магазинам искать подарок. Так, – продолжил он, – завтра я не приду, у меня матч, так что очередь Гермионы, придется тебе потерпеть Рона и в шахматы с ним сыграть.
Северус пожал плечами. С тех пор, как война закончилась, а троица вышла из-под его преподавательского надзора, они не доставляли беспокойства, совершенно очевидно было, что все происходит ровным счетом наоборот.
– Ладно, ты пей, а я пошел, – Гарри поставил перед Северусом кубок и пошел к двери, но на пороге, замявшись, обернулся. – Ты все-таки будь поосторожнее, ладно?
Северус кивнул. Гарри вышел, очевидно, отнюдь не успокоенный. Но Северус и сам чувствовал себя так же. Он выпил горьковатое лекарство, с тревогой ощущая в очередной раз колебания магии. Вот уже несколько недель повторялось одно и то же. Это представлялось ему чем-то вроде чаши. После принятия зелья магия стремительно поднималась с ее дна, словно волна, но не доходя нескольких дюймов до края, отхлынывала. Северус чувствовал, что если она перельется через край, то будет течь свободно, его сила вернется, но каждый раз не хватало еще немного и еще. А иногда, в худшие дни, волна даже и не поднималась, он лишь ощущал ее колебания на дне. В любом случае, Северус и в лучшие дни не мог сотворить даже самого маленького заклинания. Убедившись, что сегодня это ему опять не удастся, он бросился обратно в кресло и вцепился в подлокотники, рыча от беспомощности. Потом, почувствовав усиливающуюся боль в горле, заставил себя продышаться и медленно встать.
В кухне, в углу под потолком на жердочке дремала белая, с серой каймой по краю оперения, сова. Северус погладил ее. Сова приоткрыла один глаз, но снова закрыла. Ей всю ночь пришлось лететь из Восточной Европы с особо ценным и очень тяжелым ингредиентом, и она еще явно не отоспалась. Может быть, подождать с письмом Малфою? Но нет, Северус чувствовал, что Гарри прав. С этим надо разобраться. По крайней мере, заверить Люциуса, что он и не подумает вредить ему. Но что написать? «Здравствуй, Люциус. Как ты знаешь, я жив, и нам надо уладить некоторые недоразумения»? Северус был уверен, что Люциус не злился на него и вряд ли сразу же попытается устранить его, даже если будет думать о нем, как об угрозе. В привычках Люциуса было действовать сначала подкупом и посулами, и только потом переходить к более неприятным мерам. Да и не убивал он никого, насколько Северус мог вспомнить. По крайней мере, на его глазах. Или все же привычки за это время изменились? Война – слишком большой стресс, его нелегко пережить.
В раздумьях Северус всегда принимался мерить шагами квартиру и сейчас не заметил, как забрел в лабораторию. Номер «Пророка» валялся на полу, должно быть, сброшенный сквозняком – Поттер всегда старательно проветривал, прежде чем уйти. Северус подобрал газету и не удержался – развернул еще раз и повторил недавний фокус, увеличивая часть лица Люциуса. Потом, не дожидаясь «выплескивания» волос, захлопнул. Это было бы слишком. Он просто не мог, не мог испытывать это снова, прикасаться так, как будто это было настоящим. В животе скручивалось мучительное чувство – точно такое же, как с магией. Люциус был недоступным, как и она. Как был и всегда, за исключением тех двух раз – в старом доме и после Круциатусов в Малфой-мэноре, близко, на расстоянии протянутой руки, но абсолютно недоступен. Руки Северуса затряслись, и он выронил газету. Перед глазами начали расплываться пятна. Он ощупью добрался до гостиной. Теперь уже и не написать. И эти отвратительнейшая слабость и тошнота будут продолжаться еще несколько часов, до самого вечера.
Что ж, есть по крайней мере еще один способ пригласить Люциуса на встречу. Северус так же ощупью добрался до бюро и решительно вытащил оттуда думосбор.
========== Глава 18. Встреча ==========
– Теперь перелей во флакон и запечатай, – приказал Северус.
Энди тряхнул белобрысыми лохмами, широко ухмыльнулся, показывая два ряда идеальных зубов, и принялся вытягивать из думосбора ниточки воспоминаний. Северус морщился – не то чтобы Энди делал это неаккуратно, но отдельные сцены призраками все равно мелькали над чашей на долю мгновений. Северус одетый, стоящий на коленях на ковре во время клятвы, Северус раздетый, вбивающийся в голого мужчину, распяленного в кресле, и, черт побери, Северус, берущий в рот. Слава Мерлину, лица Люциуса было не рассмотреть, да и Энди, работавший с ним уже около трех лет, помимо грамотности в варке зелий и духов, отличался лояльностью. А еще Северус ему нравился именно в том самом смысле. Энди не раз уже подкатывал совершенно откровенно, а в промежутках между подкатами еще много раз намекал, но вряд ли был сильно влюблен, а еще имел слишком добродушный характер для того, чтобы сейчас воспользоваться положением и комментировать богатую личную жизнь мастера.
И все же, когда экзекуция закончилась, Северус чувствовал, что его щеки, наверное, дошли уже до малинового оттенка.
– Все нормально, – сказал Энди. – Вы же знаете, я никому не скажу. Даже если это и не входит в профессиональные секреты и секреты, связанные с безопасностью, по поводу которых я давал клятву, это в любом случае останется только со мной.
Северус кивнул, но все равно никак не мог заставить себя смотреть в глаза.
– Завтра не приходи, – с трудом выговорил он, чувствуя, как резь становится все сильнее. – Возьми отпуск на неделю, до начала следующей стадии.
– Хорошо. Как скажете, мастер. Если что, звоните.
Северус чувствовал тревогу в его голосе, но добавлять ничего не стал. Он был почти уверен, что Энди забудет обо всем, как только вернется к себе. Тот жил через три дома от Северуса, но в свободное время ему было не до беспокойства о мастере – у Энди была бурная музыкальная жизнь, он сочинял совершенно чудовищную, по мнению Северуса, музыку и играл ее со своей группой в каких-то неформальных кабаках.
Когда дверь квартиры закрылась, Северус выдохнул, схватил флакон и отправился в кухню. Зрение уже прояснилось, но слабость еще чувствовалась. Сова, едва он подошел к ее углу и пододвинул к себе лесенку, открыла глаза и с уханьем переместилась на его руку сама. Сову ему Поттер подарил свою и, похоже, характер она тоже унаследовала поттеровский. Северус привязал к одной ее лапе зачарованный флакон, к другой – продолговатый ключ, назвал имя Малфоя и, погладив птицу, распахнул окно. Три часа дня – не лучшее время для того, чтобы выпускать ее, но Северус чувствовал, что уже устал ждать. Когда он остался на несколько минут наедине с собой после звонка Энди, ему вдруг стало очевидно, что все эти годы он подспудно ждал объяснения с Люциусом, это было незаконченным делом, которое висело над ним, и мешало ему жить в полную силу. Вечно обожающий на расстоянии мальчик превратился в уверенного мужчину, который, вырвавшись из многолетнего рабства, наконец смог проявить свои таланты и желания, который заметил, что может кому-то нравиться и сам быть предметом восхищения и заботы. Но болезненная, неразорванная связь с Люциусом отравляла все. До сих пор Северус упорно игнорировал эти чувства, но, кажется, из этого ничего не выходило.
С тем, что магию придется возвращать очень долго, он смирился довольно быстро. Возможно, потому, что шкатулка показала ему другую, сильную версию себя, которая прекрасно обходилась без магии. С чьей-то заботой о себе смириться было труднее, но, как ни странно, здесь помог Люциус, воспоминания про историю с яблоком и про Обливиэйт после той истории с дождем. А вот смириться с тем, что больше ничего никогда… это и тогда не удалось, и теперь не получалось тоже. Северус знал один выход – насытиться горем, сделать так, чтобы оно перелилось через край, может быть, после этого отпустит? Может, после встречи с Люциусом он сможет сказать себе «все», и начать жить свободно. Трахаться, например, с Энди. А что? Симпатичный парень, на недоумка не похож, до такого утонченного мага, как Люциус, конечно, далеко, но…
Северус вдруг подумал, что и Энди-то в конечном итоге он выбрал, потому что тот был похож на Люциуса внешне. Блондин с широкой костью, развитыми мускулами, белой кожей. Пусть он и загорал до шоколадного цвета, одевался так, как одевалась современная молодежь, носил бандану и, благополучно еще в детстве вывезенный матерью в Париж, совершенно ничего не понимал в политике и был очень от нее далек. И все же было во внешнем виде этих двоих что-то общее. Вот только все подкаты Энди до сегодняшнего дня Северус воспринимал в духе хорошей шутки, не иначе.
Выпустив сову, он вернулся в гостиную, отсчитывая количество часов, через которое уже можно было ждать Люциуса. До Уилтшира около 400 миль, почтовой сове лететь это расстояние не меньше четырех часов, а уставшей и все пять. Потом еще час на просмотр воспоминаний, если у Люциуса не будет других срочных дел. Впрочем, само по себе появление флакона без надписи уже должно его напугать и заставить отложить все остальное. Компромат во флаконе выдающийся, следовательно, Люциус отправится к Северусу первым делом, как только посмотрит воспоминания. Значит, он будет здесь к ночи.
У кресла лежала стопка книг. Поттер зачаровал их на случай, если Северус не сможет читать сам, и теперь Северусу предстояло прослушать древнегреческий трактат, который с выражением читал поттеровский голос. Хорошо, что сегодня было не первое апреля, в этот день, что бы Северус ни открывал, интонации Поттера становились похожими на интонации проституток из Лютного. Это действительно было очень смешно, вот только запомнить что-либо из прочитанного таким тоном было невозможно.
Северус вздохнул, чувствуя, как противно дрожат руки, и открыл трактат. Через пару часов он понял, что не воспринимает ничего. В мысли упорно лез Люциус, встреча в доме, предпоследняя встреча, последняя, первая, шелк волос, льющийся с газетной страницы. Пружина, скрутившаяся в животе час назад, казалось, затаилась, готовая в любой момент разогнуться, выстрелить, разорвать Северуса изнутри. Он вспомнил, как так же вот напряженно ходил вокруг постели Люциуса, ждал, пока тот позволит ему прикоснуться к воспоминаниям. Тогда казалось, что это поможет, что-то решит. Люциус спал, под чарами, после лекарств, и Северус вдруг отчего-то начал ему рассказывать о том, как все эти годы не смел и подумать о нем, как в школе старался попасться на глаза лишний раз, каждый вечер торчал в самом углу слизеринской гостиной, ненавидя быть на людях, только чтобы слышать голос. Как потом уже во взрослом возрасте его пригласили в Прагу, на частный ужин к одному из известных европейских зельеваров, и это могло помочь его карьере, как раз в тот период, когда репутация Северуса была хуже некуда, но Люциус позвал его проконсультироваться по поводу кое-каких зелий, это была совершенно пустяковая консультация, которую можно было оказать и через день, и через три, и которую Люциус мог получить на самом-то деле у любого аптекаря, и Северус послал к черту ужин и помчался к Люциусу. И про Миллера, про всю эту историю с антикруциатусным Северус тогда Люциусу тоже вдруг рассказал. Начал изливать душу и уже не мог остановиться. И самому было смешно, что может позволить себе только такую дружбу. Один выполняет свою клятву, когда другой под сонными чарами, а другой в таком же одностороннем порядке откровенничает. Северус не знал, изменилось ли что-то сейчас. Поттер однозначно считал его другом и сам откровенничал с ним, похоже, даже больше, чем с теми же Уизли и Грейнджер, спрашивал совета, в том числе когда дело касалось личной жизни, будто бы Северус в этом мог что-то понимать. Но сам Северус не делился почти ничем, и не только потому, что не располагала немота. Он все равно ощущал Поттера слишком младше себя, перестал воспринимать его как ученика, но не перестал – как сына Лили. А с детьми школьных друзей не откровенничают.
Бой часов напомнил ему, что уже семь часов – время ужина. Северус покорно пошел на кухню, разогрел на суперсовременной плите антрекот, доставленный из ближайшего ресторана, и даже поковырял еду вилкой. Кусок в горло не лез. Однако надо было занять себя чем-то, и Северус решил, что лучше займется цветами. Он вернулся в гостиную, снял с окна горшок с орхидеей и понес его обратно в кухню. И застыл в полуметре от двери, услышав за спиной характерный шум.
К тому, что Люциус Малфой приземлится посреди гостиной за его спиной, Северус почему-то не был готов. Гарри выдал ему портключ на случай, если Северус захочет пригласить кого-нибудь, но Северус полагал, что гость окажется, как ему и положено начать визит, в прихожей. Кроме того, он не ожидал, что это случится столь быстро.
– Сколько? – спросил Малфой, едва Северус успел развернуться.
Северус аккуратно поставил горшок с орхидеей на стол. Люциус был в парадной мантии, тончайшего шелка по случаю лета, но отделанной горностаем, пальцы унизаны перстнями, в том числе на безымянном красовался символ рода, знаменитый алмаз Малфоев. Его Люциус надевал только в самых торжественных случаях, боялся, что украдут. Должно быть, сова нашла Люциуса на каком-то министерском приеме. Лицо его, казалось, ничуть не изменилось за те четыре года, что они не виделись. Что ж, маги стареют медленно, а Люциуса, помнится, не сажали даже под домашний арест.
– Сколько? – повторил тот жестким, нетерпеливым тоном.
Северуса передернуло.
– Если ты смотрел воспоминания, – медленно начал он, – то должен был видеть и то, где я давал клятву никогда намеренно не вредить тебе.
Боль в горле усилилась, должно быть, от волнения, и голос сразу изменился, стал надтреснутым. Люциус, похоже, был удивлен увидеть его таким. Во всяком случае, теперь он явно уставился на шрамы, которые уродовали шею Северуса.
– Я не все просмотрел, – признался Люциус, переводя взгляд на его лицо. – И неужели бы ты не нашел способ обойти клятву, если бы захотел?
Северус усмехнулся:
– Будем считать, что я не настолько умен. Ты не обратил внимания на плотность воспоминаний. Она такова, что их невозможно теперь увидеть в моих мыслях. И я не признаюсь в этом и под веритассерумом.
Ментальная магия была тем немногим, чем он по-прежнему владел в полную силу. По правде говоря, он ожидал, что сделав воспоминания призраками, сможет приглушить боль тоски по Люциусу, но теперь, когда живой, реальный Люциус стоял здесь, эта тоска вспыхнула с новой силой.
– Если ты не собираешься меня шантажировать, к чему же тогда сегодняшнее явление мистера Поттера в Малфой-мэнор и его обещание засадить меня в Азкабан, если по моей вине хоть волос упадет с твоей головы?
Кажется, чего-то такого Северус и боялся.
– Я не отвечаю за мистера Поттера и дикие идеи, которые приходят ему в голову, однако не вижу причин, по которым бы тебе к нему не прислушаться, – сказал он, подумав.
– Он знает? – вскинулся Люциус.
– Нет. Я не имею привычки откровенничать о своей личной жизни с посторонними людьми.
Вздох облегчения Люциуса был слышен, наверное, за пределами Парижа.
– Что ж, – продолжал Северус, – ты можешь быть уверен в том, что опасности для тебя я не представляю. Полагаю также, что мы можем считать наш разговор законченным. Портключ доставит тебя туда, откуда принес.
– Я рад, что ты жив, Северус, – сказал Люциус, не обращая внимания на грубость.
Северус кивнул. Потом, не отвечая, пересек гостиную, пройдя как можно дальше от Люциуса, и вышел в лабораторию. На столе стояла баночка с бальзамом. Северус растворил ложку бальзама в остывшем чае и выпил.
– Однако, – сказал Люциус за его спиной, – если ты не собираешься шантажировать меня, к чему тогда воспоминания?
– Чтобы выманить тебя и объясниться. Чтобы ты наконец перестал нервировать Поттера своим присутствием.
Внезапно Северус почувствовал ужасную слабость. На что он вправду надеялся? Ведь надеялся все же. Врал себе, что хочет все прояснить, а сам просто хотел увидеть Люциуса… Просто увидеть. Все тот же мальчик, дрочащий на мечту.
Люциус молчал.
– Уйди, пожалуйста, – устало сказал Северус. Бальзам почти не помог, и боль в горле стала такой сильной, что ему хотелось упасть в кресло и просто расплакаться. От всего сразу. От этой беспомощности, осознание которой все больше и больше накрывало его.
Палочка Северуса лежала тут же на столе. Она всегда тут лежала. На всякий случай, если что-то все же получится. Он сжал ее.
– Что происходит? – спросил Люциус, и в голосе его вдруг прозвучала тревога. – Северус, что с тобой?
– Просто уйди, – прохрипел Северус, не в силах больше говорить. – Убирайся.
Он развернулся, продолжая сжимать палочку в руке. В один момент все, создаваемое им с таким трудом четыре года, рухнуло. Он воображал себя свободным, сильным? Да ладно! Кого он, в конце концов-то, пытался обмануть?
Северус покачал головой, горло сжимало спазмом, не пропуская ни звука. Руки дрожали, ноги были готовы вот-вот подогнуться, сознание начало путаться. Все-таки волнение было слишком сильным, и приступ подстерег его.
Вцепившись одной рукой в стол, чудом удерживаясь на краю сознания, Северус принялся перебивать приступ – дышать размеренно, сначала на счет три, потом на четыре. Перед глазами колебался туман, звуки города за раскрытым окном доносились словно сквозь вату, и в этот момент Северусу уже было совершенно наплевать, что Люциус увидит его таким. Но он не справился – слишком хотел справиться, слишком поторопился перейти на четыре, и сознание безнадежно ускользало, лишая тело остатка сил, и Северус уже не смог почувствовать, как сильные руки бережно подхватили его в последний момент, и услышать, как голос, полный глубокого удивления, произнес: «Мерлин мой!».
========== Глава 19. Особенности диалога с немыми и секса в экстремальных условиях ==========
С каждым месяцем выздоровления Северуса приступы становились все реже, а обмороки все короче, так что он пришел в себя еще до того, как Люциус успел наложить полноценный Эннервейт. По потолку, от центра которого расходились лучи лепнины, Северус понял, что Люциус переместил его в спальню, а по характерному покалыванию во всем теле – что тот не поскупился на диагностические заклинания.
Увидев, что Северус очнулся, Люциус помог ему сесть в подушках и наколдовал стакан с водой – Северус выпил ее с жадностью, которую даже не пытался скрыть. Люциус и так уже должен был увидеть, что его здоровье оставляет желать лучшего.
– Сколько? – спросил тот, опускаясь, точнее тяжело обрушиваясь, в кресло рядом с кроватью. В этом кресле в свое время в периоды обострений немало ночей передежурил Поттер.
«Сколько чего?» – равнодушно подумал Северус. В ушах еще немного звенело, и комната расплывалась перед глазами. Северус оставил бесплодные попытки вернуть сейчас ясность зрения и сконцентрировался на фигуре Люциуса, который теперь, кажется, стал гораздо бледнее, чем когда появился здесь, а еще мял в пальцах перчатки из тончайшей кожи, и было понятно, что они этого не переживут.
– Сколько, Северус? Год? Месяц? Неделя?
«А, должно быть, он спрашивает, когда вернется магия!» Северус пожал плечами и, понимая, что не сможет говорить, потянулся к блокноту с карандашом, который лежал на полке рядом с кроватью специально для таких случаев.
Увидев его движение, Люциус наколдовал большой белый лист с маленьким синим пером, которое, несмотря на размер, удивительно напоминало павлинье.
– Просто сформулируй и, придерживая лист, четко произнеси мысленно то, что хочешь сказать, – пояснил он.
Северус кивнул, обдумывая. Стоит ли вообще знать Люциусу, как обстоят дела? Что тот задумал? Не подставит ли он, Северус, себя под удар? Впрочем, и так ясно, что он совершенно беззащитен. Он сам сказал, что Поттер не знает про воспоминания, так что теперь представляет собой очень удобную мишень для любимого заклинания Люциуса.
Раздался треск. Люциус подбросил разорванную перчатку вверх и испепелил.
