Текст книги "Сказка для Северуса Снейпа-2 (СИ)"

Автор книги: Miauka77

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Близкий. Северус вдруг подумал, что большей близости у него и не было никогда. Он когда-то считал, что дружбу с Лили превзойти невозможно и что самое главное – соединение душ, однако, оказывается, ошибался. Это телесное, еще не до конца осознанное, словно что-то поставило наконец на место в его картине мира. И пусть все закончится крахом – разве он не предполагал с самого начала, что это всего лишь на один раз? – но, по крайней мере, теперь понятно, почему у магии тела такая сила. И почему это так трудно подавлять… И стоит ли…

Внезапно отчаяние сменилось благодарностью. Неважно, что там владело Люциусом, может, и любопытство удовлетворял, не зря же сказал: «то, без чего… прекрасно мог бы обойтись». И все же – сделал подарок и очень щедрый. Самому – практически никакого ущерба, а он, Северус, запомнит, будет особо мерзкими вечерами вспоминать – было.

– Я готов, – сказал Люциус, тоже соскальзывая на пол.

Его чуть шатнуло, и Северус вспомнил, что действие антикруциатусного подходит к концу, а Люциус еще не уснул. В мантии была вторая порция, но в любом случае завтрашний отходняк окажется куда жестче, чем мог бы быть. Надо будет перекрывать воспоминания с особой тщательностью, чтобы столь сильные физические ощущения не стряхнули блок с того, что хронологически находится в слишком тесной с ними связи. Так и так придется рискнуть, потому что при событиях, не сопровождающихся телесной болью, легко можно сделать так, чтобы «владельцу» блока не захотелось их вспоминать, а вот физическая боль сама по себе формирует намерение вспоминать, что ее вызвало. И слишком сильное подавление этого намерения чревато серьезными и даже смертельными болезнями или сумасшествием. Когда проделываешь эти трюки с врагом, то, конечно, наплевать, но в данном случае перед Северусом стояли совершенно другие задачи.

После ритуала Люциус не смог встать. Северус предложил руку и довел до кресла, однако сесть Люциус отказался, лишь оперся, пусть и тяжело – почти навалился, – на спинку. Северус молча протянул ему антикруциатусное. Люциус выпил зелье так же молча, чуть искаженные страданием черты лица почти сразу же разгладились, просветлели, плечи расслабились. Северус наблюдал за ним, опасаясь сбоя – он еще никогда никому не давал вторую порцию антикруциатусного подряд, без промежуточного сна. И не то чтобы у него было слишком много возможностей для тестирования. Но, кажется, на этот раз все прошло благополучно. Минут через пять Люциус тихо выдохнул, потом спросил:

– Это ведь ты разработал зелье, верно?

Северус, озадаченный внезапным любопытством, лишь пожал плечами.

– Я только дорабатывал, – сухо пояснил он. – Зелье изобрел Томас Миллер. Это общеизвестный факт.

– Вот что удивительно, – будто не обращая внимания на протест Северуса, продолжил Люциус, – Томас Миллер запатентовал десятки зелий, однако антикруциатусного среди них не было. Прошло лет двадцать, в которые он вообще ничего не патентовал, и вдруг, через семь месяцев после того, как ты поступил к нему в ученики, зелье стало появляться в продаже. Оно имело очень большой успех из-за имени Миллера, и каждая семья стремилась купить хоть парочку флаконов «на всякий случай». Но ведь Миллер к тому моменту был уже слеп, не так ли?

Северус хотел было съязвить: «С каких пор тебя волнуют подобные мелочи», но чудом сдержался. Люциус клонил к чему-то, и надо было выяснить, к чему.

– Ты тестировал зелье на себе, – Люциус покивал, явно подтверждая собственную мысль. – В этом и состояла твоя доработка.

Северус помолчал.

– Какое это имеет значение? – в конце концов спросил он.

Вспоминать не хотелось. Не только из-за того, что испытания были далеки от приятных, но и потому что все это обернулось величайшей глупостью. Вначале-то виделось совсем иначе. Миллер и как ученику и помощнику Северусу хорошо платил, а уж за участие в создании именно антикруциатусного предложил и вовсе баснословные деньги. И даже имя Северуса потом собирался поставить в патент. Северус с большим трудом уговорил его не делать этого. Хорош был бы он, если бы Лорду удалось узнать, что он уже тогда в некотором роде стал его противником. Лорду-то как раз нравилось думать, что в Круцио есть некая необратимость. А Северусу просто не хотелось в чем-либо нуждаться. Миллер на пороге смерти был щедр, очень щедр.

Ну и зелье было само по себе очень интересным, чрезвычайно сложным, а для действительно сильного целительного эффекта требовался еще один неизвестный компонент, который реагировал бы со всеми семью компонентами определенным образом в определенной последовательности. Задача, прямо скажем, не для слабого ума, серьезный вызов даже для опытного зельевара.

Когда же продажи пошли, Северусу удалось убедить Лорда, что это хваленое антикруциатусное на самом деле имеет очень слабый и нестойкий эффект и Миллер, должно быть, совсем выжил из ума, если решился его продавать. Лорд полагал, что Северус крутится около старика большей частью из-за книг о темно-магических зельях, книг, которые, как во всяком порядочном доме, нельзя было выносить из библиотеки. И Северус действительно ими пользовался. По крайней мере до тех пор, пока Миллер внезапно не умер, а его невесть откуда взявшийся родственник не оспорил в суде контракт Северуса, милостиво разрешив не возвращать деньги, уже потраченные покойным дядюшкой на содержание «ученичка». Северус не получил ничего.

Хотя нет – в сообществе европейских зельеваров он на годы получил клеймо бесталанного пройдохи, который терся вокруг старика, надеясь охмурить его и заставить переписать на себя предназначавшееся племяннику наследство, а также присвоить себе последние изобретения доверчивого гения. Племяннику, тоже, кстати, известному зельевару, «повезло», что дядюшка к моменту появления в его доме «мошенника» уже год как был признан недееспособным.

Северусу не хотелось сейчас вспоминать, как в отчаянии после суда он зачем-то аппарировал к дому Миллера и нашел вместо него одни лишь дымящиеся развалины, как потом, до поступления на место учителя в Хогвартсе, варил только самые сомнительные зелья для Лорда (разумеется, бесплатно) и его ближайшего окружения (порой едва ли за десятую часть реальной стоимости), и ни одна приличная аптека не соглашалась сотрудничать с зельеваром с подобной репутацией, а журналы отвергали его статьи. И все это продолжалось достаточно долго, пока Альбус не обмолвился в соответствующих кругах при каком-то споре, что он пьет «только те зелья, которые варит Северус Снейп». А уж потом откуда-то просочилась информация, что Северус готовил зелья для самого Лорда, и тогда уже проблемы перестали возникать. Зельевары народ не щепетильный, зельями той или иной степени темноты балуются так или иначе все, кому не повезло родиться в очень богатых семьях, да и другие – хотя бы из любопытства. Так что Северуса вдруг признали, журналы срочно стали присылать совы с запросами на статьи, перепечатывать статьи из американских журналов, только он уже к тому моменту перегорел…

– Какое это имеет значение? – повторил он, глядя в лицо Люциусу, который продолжал задумчиво рассматривать его.

– Сколько у меня времени? – ответил тот вопросом на вопрос. – С момента первого приема прошло не больше часа. Действие следующей дозы должно быть короче… Сорок минут? Полчаса?

Северус покачал головой:

– Крыльчатка лапчатая придает этому зелью суммирующий эффект. Сейчас ты должен нормально себя чувствовать не меньше двух часов, но вполне вероятно, что завтра ты не сможешь встать с постели. И простое обезболивающее тут не поможет. Я передам тебе релаксанты.

– Два часа, значит, – по тонким губам Люциуса скользнула едва заметная улыбка.

Северус не мог определить, что это была за улыбка, но поведение Люциуса начало его нервировать.

– Два часа – это все же не вечность, – буркнул он. – И действие зелья индивидуально. Потом тебе могут понадобиться другие лекарства.

Люциус ничего не ответил. Он смотрел перед собой, словно вообще не слыша то, что сказал Северус, и в ответ на раздраженный вздох последнего только прикусил губу.

– Ради Мерлина! – взвился потерявший терпение Северус. Он все больше стал приближаться к мысли, что останется здесь на целую вечность. Если бы можно было применить Империо, не опасаясь мести сэра Майлза, он бы, пожалуй, сделал это, не задумываясь. Но сейчас он только сделал шаг к Люциусу, борясь с желанием схватить того за грудки и от души встряхнуть.

Люциус вздрогнул при его приближении и снова схватился за спинку кресла, но не отступил.

– Ради Мерлина! – повторил Северус. – В какие игры ты играешь, Люциус Малфой?!

И оторопел совершенно, застыл не хуже какой-нибудь жены Лота соляным столбом, когда Люциус, бледнея до мелово-белого, выдохнул:

– Раз уж все равно я не буду ничего помнить, не мог бы ты… сделать то, что сделал, еще раз?

========== Глава 15. Прощание ==========

– Зачем? – с трудом выходя из остолбенения, выговорил Северус.

Люциус презрительно скривился.

«Неужели ты настолько туп?» – говорила эта гримаса.

Но если Северус и ожидал устной насмешки или что все происходящее окажется жестоким розыгрышем, то никакого намека на это не последовало. Вслух Люциус на вопрос не ответил, а потом и голову в сторону отвернул – да так, словно не мог смотреть в глаза, и цвет его щек из мертвенно-белого вдруг перешел в красный. А уж когда Люциус даже не расстегнул – рванул – верхнюю пуговицу душившего его воротника, тут и до Северуса уже дошло: и то, что Люциус был серьезен как никогда, и то, чего только ему эта просьба стоила.

И сразу стало неважным, почему. Главное – хотел. Значит он, Северус, был не противен.

Он не помнил, как шагнул вперед. Отвел руки Люциуса от полыхающего лица, покрыл быстрыми, благодарными поцелуями запястья, потом щеки и лоб, спустился губами к шее. Люциус выгнул ее, подставляя еще больше, обхватывая Северуса, выдохнул с таким облегчением, словно и не дышал все это время, прижал так судорожно, будто боялся, что руки ослабнут и не хватит сил. Хрупкая, случайно подобранная драгоценность в руках бродяги.

Продолжая обнимать, Люциус вдруг зашатался, и Северус всполошился в испуге, что антикруциатусное все-таки дало сбой, но с пульсом Люциуса все было в порядке и зрачки не помутнели. Должно быть, просто проблемы с координацией, как бывает при накачке зельями. Северус утешающе погладил Люциуса по спине. Сам не ожидал от себя такой нежности, но сейчас чувствовал себя будто кем-то другим – защищающим, уверенным, опытным, тем, у кого получается все и всегда. Люциус давал ему силу. Но Северусу некогда было распробовать эту мысль, он ее только затолкал за край сознания, потому что в этот момент успела родиться другая. Скользнув вниз, на колени, Северус потянулся руками к поясу Люциуса, к ремню.

Все получалось правильно и быстро, каждое движение в нужный момент, будто Северус уже целую вечность каждое воскресенье раздевал Люциуса так, в этом доме, толкнув в это продавленное, жесткое кресло. Люциус выгибался, помогая приспустить штаны, и потом подался навстречу так привычно. И в этот раз Северус сделал все вообще не думая и вобрал член легко на всю длину. В прошлый раз мучился и напрягался, а теперь горло расслабилось словно само собой, и Северус отметил это, только когда его нос уперся Люциусу в яйца. Их Северус тоже вниманием не обошел – перебирал, перетирал пальцами приятную, уязвимую бархатистость, ласкал круговыми движениями и сжимал в кулаке, потягивая за редкие волоски. Люциус вскрикивал, потом приподнимался, подаваясь тазом вперед, и с натужным, мучительным стоном падал обратно в кресло. И повторял, как заведенный: «Северус, Мерлин, Северус!», когда последний насаживался ртом особенно глубоко.

И да, Северус вполне чувствовал себя Мерлином и богом. И тогда, когда Люциус простонал: «Все, не могу, не могу уже, Сев», и пальцы сами собой скользнули вниз, поглаживая там, где было теперь, на удивление, так сжато, но так ошеломляюще подрагивало при прикосновениях, а губы, между тем, оторвавшись от блестящей от слюны багровой головки, принялись выцеловывать узоры по внутренней стороне молочно-белых, совершенной красоты бедер. И тогда, когда стало понятно, что к черту пальцы, что все равно потом Люциус забудет, а ему, Северусу, этого недостаточно, и он решился, навис над Люциусом, целуя собственнически в губы и перевернул на бок, пресекая слабые попытки протеста, а потом снова опустился на колени и, надавив пальцами – наверняка до синяков – на покрытые нежнейшим пушком ягодицы, раздвинул их тем же собственническим, хозяйским жестом и скользнул языком к строптивому мышечному кольцу. Ввинтился внутрь, чувствуя вкус и запах не самый приятный, но чудом удерживаясь на грани безумия – такую эйфорию ощущал.

Люциус уже ничего не говорил – только мычал, сцеживая воздух сквозь сжатые зубы, и потом, когда Северус стащил его с кресла, вынуждая лечь на ковер, и наконец вошел, в не самой, наверное, удобной для второго раза позе – на боку, не произнес ни слова. Только подавался навстречу и шарил по Северусу неловко вытянутой рукой, пытался надавливать каждый раз, когда Северус выходил после толчка, будто надеялся его задержать. А под конец только хрипло вздыхал, почти беззвучно, а когда Северус кончил, прижимая добычу к полу, почти сразу выскользнул из-под него, перевернулся и потянул на себя, покрывая поцелуями скользкие от пота щеки, лоб. И было в этом жесте что-то заверщающее, останавливающее, обрывающее, будто роли поменялись мгновенно, и теперь уже Люциус был вновь старше и опытнее и знал и понимал что-то, что Северусу было не дано. И Северус уткнулся носом в пыльный и теперь уже мокрый и чем только не перепачканный ковер, сердце глухо ухало в груди, и было хорошо и больно, настолько больно, что все равно – если бы Люциус сейчас приложил Обливиэйтом, Северус и не подумал бы себя защищать.

Обливиэйтом Люциус не приложил, а вот сонными чарами, похоже, очень даже. По крайней мере, когда Северус вскочил, опомнившись, Люциус сидел вполоборота к нему у огня, по-турецки скрестив ноги. Он был еще бос, но уже надел брюки и рубашку, и сейчас небрежно, привычными, полными аристократизма жестами, застегивал манжеты. Однако было в нем что-то еще от того Люциуса, который недавно отдавался Северусу, необычная мягкость черт, может быть. И эта трогательность босых ступней. Северусу хотелось поцеловать их, но он знал, чувствовал, что уже нельзя, черта была пройдена, и на губах Люциуса играла печальная улыбка, обозначающая эту черту.

Северус окинул взглядом комнату. Его собственная одежда лежала стопкой слева на полу, с палочкой поверх. Палочка Люциуса покоилась на ковре рядом с ним. Кресла с чайным столиком стояли чуть поодаль, едва не загораживая путь в ванную. Похоже, сэр Майлз опять слегка поменял композицию.

На часах было всего девять, значит, потерялось где-то около получаса. Что-то же должно было за это время произойти! Северус еще раз обшарил комнату взглядом. На этот раз он заметил на краю ковра влажное пятно, которое было темнее, чем любые жидкости, попадавшие на него сегодня. Северус втянул воздух. И выругался про себя.

– И сколько крови эта дрянь выжрала? – срывающимся голосом спросил он.

– Порядочно, – пожал плечами Люциус.

– Надеюсь, ты не забыл тот факт, что клятва тебя обязывает делиться со мной любой информацией о шкатулке? – поинтересовался Северус, чувствуя подступающую ярость.

– Я не забыл об этом, Северус, – спокойно ответил Люциус.

– В таком случае, не вижу энтузиазма выполнить это условие, – выплюнул Северус.

Люциус отвернулся к огню.

– Боюсь, что магия клятвы сочла его уже выполненным, – тихо сказал он.

Смысл его слов дошел до Северуса не сразу.

– Что. Ты. Сделал? – прошипел он.

– В клятве ничего не говорилось о том, в каком состоянии ты должен находиться, пока я буду делиться информацией, – торопливо, скороговоркой выговорил Люциус. Он вскочил на ноги и сжал в руке палочку, всем своим видом показывая, что намерен себя защитить.

У Северуса от еле сдерживаемого бешенства, от ошеломляющего чувства унижения потемнело в глазах. Так вот значит все это зачем!

Он смел защитный барьер Люциуса одним легким движением, отшвырнул вырванную из его руки палочку в угол, приподнял скользкого ублюдка над полом и как следует встряхнул. И тут же получил в награду громкий, болезненный стон, который отрезвил не хуже ведра ледяной воды, опрокинутого за шиворот. Люциус обмяк в его руках тряпичной куклой, и Северус тут же оттаял, прошептал наскоро заклинание, приводя в себя, придерживая бережно.

– Придурок! – с горечью прошептал он. И рявкнул, старательно вытесняя обкладывающий грудную клетку булыжниками страх: – Каким только местом ты думал?!

У него в голове не укладывалось, как Люциус, опытный маг, мог хоть на секунду решиться колдовать в таком состоянии – после долгого Круцио, антикруциатусного, интенсивного секса, который при заданных условиях никак не мог добавить энергии, а также после изрядной потери как крови, так и магической силы, которых потребовала от него тетрадь.

– Каким местом?! – уже спокойнее повторил Северус, задумываясь, что ему делать прямо сейчас, и в первую очередь – сгрузить ли Люциуса на кресло, что удобнее с точки зрения того, как его потом поднять оттуда, или на ковер, где лежать вытянувшись будет удобнее ему самому.

– Прсти, – прошептал вдруг Люциус. Он сделал попытку прижаться к Северусу плотней и обвить его рукой за шею, даже неуклюже ткнулся губами ему в ухо. Потом на секунду приоткрыл глаза, которые, судя по всему, грозили вот-вот опять захлопнуться и пробормотал: – Так было нужно.

– Кому нужно?! – рыкнул Северус.

– Интересы рода, – сонно прошептал Люциус и широко зевнул, – превыше всего.

Что же такое там было про эту гоблинову шкатулку?! Северус задумался, не удастся ли вытащить ему что-нибудь про нее из воспоминаний Люциуса, сможет ли он обойти свою клятву, как Люциус обошел свою.

– Ты не можешь навредить мне, – повисая на нем, тоном средним между тоном хорошо уже выпившего гуляки и тоном капризной девицы на выданье сообщил Люциус. И добавил, так же пьяно, но уверенно: – Ты обещал.

Северус только вздохнул. Он опустил уснувшего Люциуса на ковер и принялся одеваться. Сэр Майлз, кажется, отошел в сторону, больше никак не обозначая свое присутствие, и Северус почему-то был совершенно уверен, что теперь-то этот дом точно отпустит их домой. Завтра надо будет подлечить Люциуса релаксантами и кое-чем еще, а также забрать шкатулку и подправить мерзавцу память.

Он бросил быстрый взгляд на Люциуса и отвернулся. Спящий, тот был, как всегда, прекрасен. А уж с болезненной бледностью, делающей лицо более живым, – вдвойне. Северус скривился, адресуя горькую насмешку самому себе. Что ж, возможно, когда-нибудь он, наивный идиот, и будет вспоминать случившееся здесь, но сейчас, по счастью, ему удалось сохранить рассудок и его ждет множество других дел. Он надел мантию, засунул себе в карман от греха подальше также палочку Люциуса, и отлевитировал слегка посапывающую нелегкую ношу к дверям.

========== Глава 16. Четыре года спустя ==========

Май в этом году выдался теплый и влажный. Температура сохранялась на уровне 20-22 градусов, но не сказать, чтоб она переносилась комфортно. За весь месяц на Париж не упало ни капли дождя, однако влажность воздуха постоянно поднималась к 80%, а один раз даже дошла до 90%. Вот и сейчас Северус, стоя в кладовой своей квартиры на улице Фран-Буржуа, с тревогой смотрел на магический гигрометр, который показывал уже 84%. Основное изначальное назначение гигрометра было не столько отслеживать влажность, сколько регулировать ее, но прибор сломался еще в первую неделю, как только Поттер его притащил. Магия Северуса возвращалась неровными всплесками, и невозможно было предугадать, на что ее действие будет направлено в следующий раз. По счастью, изначально всплески были слабыми и потому безобидными, а потом он уже нашел способ что-то с этим сделать, иначе, пожалуй, не миновать бы ему Святого Мунго. Место, куда Северус хотел попасть в последнюю очередь.

Вообще-то он был сильно удивлен, что Поттер не отволок его туда, как только попал под воздействие магии Северуса и весь покрылся зелеными и оранжевыми пупырышками, которые не сходили несколько недель. Но Поттер – он на то и Поттер, его не пугало ничего, и Северус, хоть и ругал его вслух за идиотизм: «А если в следующий раз тебе уши оторвет?!», но все же в глубине души был доволен. Зелье стабилизации магии требовало предельной концентрации и приличных магических сил, а Северус пока еще не был на такое способен. Порой и ноги могли подвести – ослабевали враз, и перед глазами начинали вдруг мельтешить цветные пятна, закрывающие обзор. Организм, подвергшийся воздействию не только яда, но и темной магии, восстанавливался медленно. Первый год Северус вообще с постели не вставал, даром что Поттер сделал все возможное, чтобы ему помочь. После того, как отыскал, конечно.

Не то чтобы Северус не думал возвращаться в магический мир, но как прикажете это сделать, если он даже перо, пардон, ручку был держать не в состоянии, а говорить вообще не мог. Конечно, он много разных вариантов просчитал, и вероятность укуса Нагини в том числе, но все же магия хоркрукса, хоть и ослабела с ее гибелью, оказалась сильней, чем Северус предполагал. К концу второй недели противоядий не только не хватило, но и стало понятно, что они понадобятся еще не один месяц. Хорошо хоть дом он купил на самой обычной маггловской улице. Так и выполз потом на крыльцо – подыхать, откуда соседи уже подобрали и в больницу отвезли. Там его Поттер и нашел. Они с Грейнджер его, оказывается, с помощью поисковой магии выследили. Да еще открыли, что для этого воспоминания можно использовать. Поттер в те дни после войны очень мучился чувством вины и очень не хотел верить, что Северус погиб.

Год Северус провел у Поттера на Гриммо. Его по-прежнему считали мертвым, и опровергать это он не спешил. Поттер, как Северус давно понял, идиотом не был, поэтому его план поддержал. Сначала восстановить магию, а потом уже объявлять. Но к концу первого года Северус никакой магии вообще не проявлял, так и решил, что останется навсегда сквибом. А тут ему как раз орден Мерлина первой степени посмертно вручили. К ордену прилагалась пенсия, положенная теперь уже северусовым наследникам, Северус задним числом написал завещание на имя Поттера, и стал преспокойно получать пенсию. Это позволило ему вложить оставшиеся средства в покупку квартиры в Париже, нанять помощника и заняться наконец духами.

Поттер появлялся достаточно часто, как минимум пару раз в неделю, да и Северус уже с ним свыкся и даже признавался себе, что скучает, когда тот отправлялся на чемпионаты или пропадал на усиленных тренировках. По кому он скучал еще больше, так это по Люциусу, но про Люциуса он до сих пор не мог решить, сообщать или не сообщать. Люциус в очередной раз вышел из воды совершенно сухим и вовсю делал сейчас карьеру, помогая наводить порядок в разоренной стране. Его много раз видели в обществе Кингсли и поговаривали, что в ближайшем будущем он станет его помощником. Гарри приносил Северусу «Пророк», и Северус не раз встречал в нем колдографии Люциуса с Нарциссой. Люциус выглядел довольным собой и еще более высокомерным, чем когда-либо. Неприступным.

Когда Северус видел эти колдографии, ему казалось, что все случившееся когда-то между ними было сном. Может быть, он, Северус, сошел с ума под действием шкатулки и бредил? Люциус не мог принадлежать ему. Но потом, когда здоровье позволяло выбраться из дома, Северус шел в парк на площади Вогезов и вспоминал, как первый раз побывал здесь, и что произошло потом. И предпоследний раз, когда они виделись с Люциусом. Не последний – в тот раз Люциус привел Северуса к Лорду, и они не перекинулись и парой слов. Даже не пожелали друг другу удачи, так были напряжены. А вот в предыдущий…

…Северуса вызвали в Малфой-мэнор, потому что Повелитель «погорячился». После побега Поттера Круцио досталось всем, даже Беллатрисе, плюс еще целый букет режущих заклинаний, а Люциуса Лорд вдобавок избил ногами. Северус уже видел его пару раз в такой ярости – после счастливого воскрешения тот с каждым годом становился все менее адекватным, но сейчас, казалось, совсем потерял рассудок от бешенства. Когда Северус вошел в зал, Лорд закончил пинать Люциуса, и, выхватив палочку, послал в свою жертву очередное Круцио. Люциус корчился и скулил, у него изо рта текла кровь, рубашка, мантия превратились в лохмотья, и выглядело это так, будто на всем его теле не оставалось живого места. Северусу казалось, что прошла вечность, прежде чем Лорд опустил палочку. Он знал, что сейчас могло достаться и ему, но на фоне ужаса от происходящего с Люциусом пара-тройка Круцио волновать уже не могла. Северус был так уверен, что Лорд не посмеет тронуть Люциуса всерьез, ведь тот был не только его деньгами, но и главным посредником при расчетах. Финансовыми делами Лорд заниматься не умел и не любил. Теперь же главный банкир Лорда, скрючившись, лежал на ковре в собственной гостиной в луже рвоты и крови, и едва Северус успел про себя выдохнуть, радуясь, что успеет оказать помощь, как Лорд указал ему на Люциуса и велел: «Продолжай».

Отказываться было немыслимо – чтобы возражать Лорду, когда тот в таком состоянии, надо быть последним мудаком. И продолжать тоже было немыслимо. Северус понимал, что еще одной пытки Люциус может не пережить, неважно, телом или рассудком. Оттягивая всеми силами момент неизбежного, Северус подошел к Люциусу и наставил на него палочку. Он был бы счастлив, если бы крыша Малфой-мэнора сейчас обрушилась и погребла их всех, но этого отчего-то происходило. А еще Люциус смотрел на него с мольбой в прекрасных серых глазах, и Северус знал, что это не просьба не трогать его сейчас, это просьба позаботиться о Нарциссе и Драко. Люциус все понимал, и от этого становилось еще паршивей.

«Я убью его», – подумал Северус. Он закрыл глаза, пытаясь настроиться на проклятие. Какая ирония – ему надо было хотеть пытать, чтобы произнести пыточное в адрес человека, которого он хотел бы спасти от любых пыток.

– Ну же! – рявкнул Лорд за его спиной.

И Северус настроился, очень даже легко – представил вместо Люциуса Лорда, с воображением у него всегда было хорошо, и вложил в проклятие всю свою ярость. И ударил – в плечо, так, чтобы прошло по касательной. Но Люциусу и так хорошо досталось. Он подавился криком, а Северус опустил палочку, надеясь, что Лорд смягчится, но не тут-то было.

– Сильнее! – приказал тот.

Северус собрался еще раз. Он знал, что Лорд потребует продлить пытку, но все еще тянул, сознавая всю безнадежность своих манипуляций. Ударил снова в правое плечо, в руку, стараясь удерживать направление проклятия подальше от сердца – Люциуса отшвырнуло к камину, так, что он едва не приложился головой о решетку.

– Тебя что, никто не учил накладывать Круцио?! – взорвался Лорд.

– Вы хотите, чтобы я убил его, повелитель? – все же решился «уточнить» Северус, но, по счастью, его спокойные, негромкие слова потонули в воплях Нарциссы: та наконец-то очнулась и бросилась к ногам Лорда. К ней подключилась Беллатриса, в которой, пусть хоть и поздно, проснулись сестринские чувства. Северус всегда считал ее верхом неадеквата, но сейчас готов был расцеловать. В последнее время Лорд проезжался даже по ней, но Беллатриса скорее всех могла заставить его смилостивиться. Вот и на этот раз Лорд смягчился. Кажется, Малфои не исчерпали кредит благословения небес. Лорд с брезгливой гримасой пнул Нарциссу ногой, потом обернулся к Северусу – тот внутренне приготовился к худшему, ожидая, что игрушку, которую приходится отдавать, вероятно, заменят им самим, но Лорд лишь буркнул: «Поставь его на ноги» и ушел. Беллатриса было побежала за ним, но Нарцисса удержала ее.

Северус кинулся к Люциусу. Тот дышал и каким-то чудом был в сознании.

– Смотри на меня! – приказал Северус, приподнимая его голову.

Люциус ответил ему мутным, расфокусированным взглядом.

– Сколько Круциатусов? – спросил Северус, чувствуя, как под пальцами слабеет пульс.

– Восемь, – прошептала Нарцисса, опускаясь на колени рядом с мужем и дотрагиваясь до его лба. – До твоего прихода – восемь.

Ее затрясло. Похоже, она не надеялась, что Люциус сохранил рассудок. Но Люциусу вдруг удалось сфокусировать взгляд на ней, а потом он перевел его на Северуса.

– Родовая магия, – прошептал он, выплевывая с каждым словом по крошечному кровавому сгустку.

Эта единственная фраза стоила ему потери сознания, но сердце Северуса забилось от радости. Он все еще едва мог поверить в то, что кара была отменена, однако, похоже, магия родового особняка действительно ослабляла Круцио, посланные в его хозяина. Иначе Люциусу вряд ли бы удалось продержаться так долго.

Нарцисса вызвала эльфа и велела перенести господина в спальню на второй этаж. Северус помчался вслед за ним, на ходу перечисляя зелья, которые нужно было принести из кладовой.

Он просидел у постели Люциуса до темноты. Ему не терпелось уйти в школу, он не мог надолго оставлять Хогвартс, пока там находились Кэрроу, но и Люциуса сейчас был не в состоянии бросить. Раны оказались неглубокими, ничего такого, что не могло бы быть залечено в течение одного-двух дней. Но Северус знал по собственному опыту, что после такого количества Круциатусов, пусть даже ослабленных, Люциуса еще какое-то время будет мучить постоянная режущая боль во всем теле. Кроме того, сейчас мышцы все еще то и дело сводило судорогами, да и сломанная грудная клетка срасталась после изрядной порции костероста. Люциус лежал, утонув в подушках, бледный после кровопотери, и закусывал губы и коротко, а иногда испуганно, стонал, когда его настигал очередной приступ. Боль была такой сильной, что он едва ли осознавал, что происходит, а также присутствие Северуса в комнате. Наконец, к исходу четвертого часа Люциус забылся. Северус решился уйти, надеясь, что отдохнувшая к этому времени Нарцисса сменит его. Он наклонился над Люциусом, еще раз оценивая его состояние, потом не выдержал и погладил его по мокрым, спутанным волосам. Вздохнул и поцеловал в лоб. Отстранился и замер – глаза Люциуса были открыты, и тот смотрел прямо на него.

Северус ожидал насмешки или возмущения, но их не последовало. Люциус смотрел с сильным удивлением, как смотрят на человека, о котором узнали что-то такое, что показало его с совершенно новой стороны, но молчал.

– Давай в следующий раз ты не будешь лезть на рожон, – буркнул Северус, стараясь скрыть растерянность.