Текст книги "Тануки - полосатый хвост (СИ)"
Автор книги: Melara-sama
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)
– Женя! – он просто схватил меня в охапку и затолкал на заднее сидение. – Глупый ты мальчишка, надо было давно уже сказать Гене!
– Нет, ему будет больно от того, что он причиняет мне неудобства.
– Неудобства? – Харитон покачал головой. – Это не неудобства, ребенок, это боль оттого, что вы вроде уже вместе и пара, но соединение до конца не произошло, и наша природа требует своего человека.
– Я бы с радостью, – тихо ответил я, чувствуя внезапное облегчение. – Странно…
– Ничего странного, мы тоже часть Гены, точнее, это он часть нас… – улыбнулся Костя, у которого я лежал на коленях.
– Мне не хотелось пугать Гену тем, что в происходящем все же его вина.
– Хорошо, что ты это понимаешь, Женя, – Харитон вздохнул и серьезно проговорил: – И хорошо, что ты пытаешься защитить его, но ты тоже должен понять, моему сыну необходимо перекинуться, и если он будет думать, что все и так хорошо, он никогда не завершит свое становление.
Во время монолога Харитон развязал мою кроссовку и стянул носок, я с непередаваемым удивлением смотрел на его действия.
– Я понимаю… но… что Вы делаете?
– То, что поможет тебе спокойно жить, до тех пор, пока ты не решишься на разговор с моим младшим сыном, – спокойно ответил Тануки-старший.
– И что это?
– Укус кровного родственника, – улыбнулся блондин.
– Но… как я Гене объясню наличие укуса? И почему на лодыжке? – я был близок к обмороку от переполняющих меня противоречивых ощущений.
С одной стороны – это был выход из положения, но с другой – если Генка увидит у меня укус, он все поймет, и скорее всего, сделает себе только хуже, стараясь перекинуться насильно.
– Укус спрячешь повязкой, скажешь, что растянул мышцу. И не переживай, запах чужого вмешательства он не заметит, потому что он будет казаться ему родным.
С этими словами Харитон на моих глазах расплылся, и передо мной сидел енот с серьезной мордочкой. Он не стал красоваться, а стремительно укусил мою лодыжку. Я замер, а потом заорал. И поблагодарил Любовь за то, что она догадалась отогнать машину от входа в наше учебное заведение. Не хватало еще, чтобы кто-то увидел эту странную сцену.
Чувствовал, как острые зубки распарывали мою плоть, ощущал, как что-то лопнуло внутри меня и по телу разлилось тепло. Я запрокинул голову и застонал.
Очнулся я на мягкой кровати и услышал тихий голос:
– Пап, как вы его нашли? Кто на него напал?
– Да никто не нападал, он просто подвернул ногу, а от того, что скоро сессия, перенервничал и упал в обморок, – складно врал Харитон.
– Какая сессия, папа? Какие нервы… Женя нервничает из-за меня, боится, что кто-нибудь увидит мои ушки и хвост, переживает, как же помочь мне принять себя… Я понимаю, – печально прошептал он.
Я вздохнул и открыл глаза, протянул руку, и он тут же оказался рядом со мной.
– Гена…
– Женя, ну скажи мне правду, – у него было самое очаровательно лицо в мире – чуть грустные глаза и милый курносый носик.
– Все хорошо, я просто устал немного.
– Из-за меня?
– Нет, сам посуди, как я могу устать из-за такой нелепой причины. Ты для меня важнее всего… – краем глаза я увидел, как Харитон показал мне большой палец вверх и покинул комнату сына. – Начало года выдалось такое насыщенное, я полностью пересмотрел свои предпочтения, я встретил парня своей мечты и помирился с философичкой, познакомил тебя с родителями и познакомился с твоими родственниками – это все только за неделю, а у нас с тобой еще впереди целая жизнь.
Он сглотнул и обнял меня, уткнулся в шею и зашептал:
– За эту неделю я только чего не передумал, ты становился с каждым днем все раздражительней и все больше хмурился. Я думал, это моя вина, но ты старался быть рядом, даже в бассейн записался… я не хочу тебя к чему-то принуждать, я просто хочу, чтобы тебе было хорошо со мной. Женечка, я люблю тебя.
И я вдруг подумал, что давно уже не говорил ему об этом, улыбнулся и прошептал в милое ушко:
– И я люблю тебя, Гена. Прости за эту неделю.
– Не извиняйся, я понимаю, просто пообещай, что ты будешь делиться со мной всем.
А я не стал говорить заведомую ложь, а просто обнял его сильнее и накрыл мягкие и нежные губы моего енотика.
Лодыжка пульсировала, кружилась голова от недосыпа и нервного напряжения, хотелось есть и пить, но я наслаждался его губами.
Потому что все, что есть у меня – это все благодаря его появлению в моей скучной жизни. И боль, и радость. И за это я благодарен.
Решение оказалось не таким уж и сложным. Просто набраться смелости и попросить помощи у тех, кто действительно знал, что нужно делать в таких случаях.
Я улыбнулся про себя.
Теперь, после того, как я обрел себя снова и мои будни не скрашивает боль, можно устроить сюрприз моему енотику.
Глава 10. Сюрприз для Геночки.
Сразу сделать то, что я задумал, не получилось, так как люк на крышу моего дома обладал амбарным замком. Пришлось слезно просить нашего коменданта по дому, тетю Шуру, чтобы она позволила провести романтическое свидание на крыше. Просить пришлось долго и муторно, приводя разные доводы и пытаясь доказать, что к краю мы с моей подружкой подходить не будем. Последним аргументом стало обещанное хождение по магазинам за мягким хлебом каждое утро, и тетя Шура, с удовлетворенной улыбкой победительницы в лотерею, протянула мне массивный ключ от амбарного замка.
Все остальное сделать было легче легкого, если бы не погода. Зарядили дожди. Я сделал себе дубликат ключа и таскал его с собой, дома лежал арсенал для пикника и гитара в футляре.
Дни тянулись однообразной серой массой для других учащихся, для меня же – каждый день был ярким и красочным, и я улыбался, как дурак.
– Смородинов, уйми свои гормоны! – проворчал Пашка.
– Что мешают? – весело спросил я.
– Слепят, – сонно ответил Ромка.
– Мозоли трут, – вторил ему Пашка.
– Да ну вас, ничего не понимаете…
– Да, куда нам до влюбленных, – оскалился Ржевский.
– Нашли бы уже и себе кого-нибудь.
– Найти-то просто, удержать трудно, – Ромка украдкой взглянул на Иру.
Я присвистнул.
– Ты серьезно?
– Не всем везет с нежными парнями, Жека.
– Но Ирка… это уже перебор.
– Да, я ему говорил, – ухмыльнулся Паша, – только наш Ромео уверен, что стойкие бабы, которые и в избу, и на коня – созданы для него.
– Пахан, умолкни, – печально прошептал и приложился лбом о парту Ромка.
В аудиторию влетел Геночка и звонко пропел:
– Всем привет!
– Привет, – вяло ответило ему большинство.
– Привет, Женя! – подлетая ко мне, поздоровался он.
Мы не афишировали наши отношения, и я мог сказать, что многие думают, что мы очень близкие друзья, так что обнимать его я не стал, вместо этого просто прошелся кончиками пальцев по его ладошке. Ушки на макушке поднялись вверх и зашевелились.
– Ты всегда такой возбужденный с утра, Любавин. Просто мерзко становится от собственной немощности, – прошептал Рома и удобнее улегся на парту.
– А я питаюсь правильно и спортом занимаюсь, – присаживаясь рядом со мной и украдкой поглаживая коленку, ответил он.
– Каким спортом? – ехидно спросил его Пашка.
– Плаваньем, – засмеялся Гена и покраснел.
Ушки при этом прижались к голове, уж больно Тануки не выносили ложь.
– Это да, плаваешь ты, как рыбка… – вяло ответил ему Пашка, – Слушайте, мне всегда было интересно, как это у парней?
Я застыл.
– Ты чего это, Пахан? – улыбнулся Ромка и даже привстал с парты.
– Да, просто… ну как это, м?
– Тебе вводный курс? – рассмеялся я. – На самом деле, ничего такого нет, просто чуть сложней, чем с девчонкой.
– Чуть больно, – покраснел Геночка.
Ребята уставились на него во все глаза. Говорили тихо, так что никто из остальной любопытной группы внимания на нас не обращал.
– Жень, ты вообще больной? Он же у тебя маленький, как тростинка! – серьезно и хмуря брови, как будто Гена был его младшим братом, проговорил Ромка.
– Все нормально, Рома, ведь без боли не было слияния… – и остановился, замер, прикусил нижнюю губу, покачал головой и застенчиво улыбнулся.
Вся метаморфоза длилась несколько секунд, но не укрылась от любопытных парней.
– Такое ощущение, что ты, и правда, инопланетное существо, – ухмыльнулся Пашка, и вдруг протянул руку и потрепал Геночку по волосам.
Я рыкнул:
– Руки.
– Ой, не могу, – заржал он, – никогда бы не подумал, что ты, Смородинов, будешь так яро защищать свою собственность!
– Паш, потише, – буркнул Ромка и снова покосился на Ирку, болтающую с подругами.
– Ты думаешь, в нашей группе остался хоть один человек, который не заметил их нежных прикосновений и взглядов?
– Кицуров, – в три голоса ответили мы на его вопрос.
А потом засмеялись, и в этот момент дверь в аудиторию открылась, и улыбающийся Петрович объявил о незапланированном тесте. Мы повздыхали, но устроились за партами.
Геночка, мило краснея, протянул мне маленький сверток, я, не понимая, приоткрыл газету и прыснул:
– Ген?
– Это от папы, – улыбнулся он.
В газету была завернута банка шпрот.
– Он что считает, что я мало ем?
– Нет. Просто подарок, мы же не знаем еще, что тебе нравится, поэтому он дарит то, что хотел бы получить сам, – спокойно объяснил Тануки.
Я наклонился и тихо прошептал:
– На перемене буду скармливать тебе рыбку.
Гена сглотнул.
– Ребят, давайте без флюидов, здесь, между прочим, холостые люди сидят, – проворчал Пашка.
Я улыбнулся и сосредоточился на словах Петровича. Ничего не болело и не ныло, пусть за окном было пасмурно, и серые грозовые тучи собирались все плотнее над городом, настроение у меня было лучше некуда. Мое персональное солнце светило мне и улыбалось лукавыми карими глазами.
Я так и не сказал ему о той неделе ада, не смог, да и не хотел. Он для меня все равно самый лучший и любимый енотик, огорчать его чем-либо – просто невыносимо больно.
А подарок его отца… я мысленно засмеялся и покачал головой, ну что взять с этого прекрасного представителя Тануки. Они подчас очень странные, эти взрослые особи, непонятно что думают, просчитать логичность поступков Харитона почти невозможно, он как вулкан, который вроде бы и спит, но в тоже время постоянно держит в страхе ближайшие к нему деревушки. С Харитоном было почти так же, большой, дружелюбный, но такой непредсказуемый. Костя отличался от отца лишь более серьезным подходом ко всему, и то, иногда я видел, как он играет в странную игру с отцом на желания, а желания порой были ну просто до смешного нелепы.
Я пытался строить из себя взрослого, того, кому было бы не позорно доверить такое хрупкое создание, как Геночка, но проиграл буквально через двое суток знакомства с родней. Они сразу поняли, что я подхожу их сыну, лишь по одной причине – он выбрал меня.
Я долго не мог понять, как так можно, настолько доверять ему, ведь он иногда совершенно не может решить элементарный вопрос с пропитанием. Сейчас его вкусы резко поменялись, и он все больше ест рыбку и сырые овощи, почти отказался от яблок, чему я был несказанно рад, ведь он их поедал в огромном количестве. На все это Харитон лишь покачал головой и объяснил, что его взрослый сын достаточно компетентен в выборе партнера.
Вот тут я и задал вопрос, который меня беспокоил несильно, но знать хотелось. Гена недалеко ушел от своего физического возраста, но все же был старше меня на пять лет. Я тогда был так ошарашен известием, что просидел с отсутствующим видом несколько часов, пока Гена не пригрозил папе расправой за длинный язык.
Узнав, что Тануки остаются в том возрасте, в котором им удобно, я завис и посмотрел на Харитона с уважением. Ведь по его характеру он мог остаться в возрасте пятилетнего карапуза. Люба тогда так смеялась.
За всеми этими мыслями я даже не заметил, как написал тест и сдал его на стол Петровичу, собственно, несильно заботясь о результате.
Подхватил сумку, запихивая в нее подарок, схватил Гену за запястье и потянул его в коридор, там мы уже переплели наши пальцы и побежали до ближайшего туалета.
Как только мы оказались в относительной тишине, я прижал его к стене и накинулся с поцелуями. Нежно, не спеша, смакуя ласку его языка, мне казалось, что нет ничего вкуснее, чем его сладкие губы.
– Хочу, – тихо прошептал он, отстраняясь от меня.
Мне не нужно было говорить, что именно он желал, я рассмеялся и извлек из сумки банку шпрот. Аккуратно открыл и подцепил рыбку двумя пальцами.
У Гены на голове ушки встали дыбом, а потом кончики начали подрагивать, он приоткрыл красные губы и, блестя карими глазами, сглотнул набежавшую слюну.
– Это ведь мой подарок, – ехидно сообщил я своему енотику.
– Женечка, пожалуйста! – прохныкал он, облизываясь на рыбку.
Выдержать этот возбужденный и жаждущий вид было нереально.
Я медленно поднес рыбку к его губам, и он сцапал ее зубками, посверкивая клыками и блаженно закатывая глаза.
Я минуту понаблюдал и нежно прикоснулся к его шее губами, провел влажную линию до воротничка рубашки с коротким рукавом, облизал языком за ушком и снова вернулся к воротничку.
Геночка мурлыкнул и снова сглотнул.
– Теперь не остановишься, пока не слопаешь всё? – со смешком прокомментировал я его действия.
– Папа знает, что тебе дарить, – тихо прошептал он.
– Твой папа знает, что дарить тебе, чтобы я смог сделать с тобой все, что захочу, – вдруг туалет озарил луч солнца, я пораженно замер, а потом улыбнулся и, приобняв Гену за плечи, прошептал: – Но у меня к тебе сегодня очень важное предложение.
– Какое? – потираясь о мою щеку носиком, спросил он.
– Приглашаю тебя на свидание.
– О!
– Давай, сбежим с остальных пар и через полчаса встретимся у моего подъезда?
– С удовольствием, только, можно, я доем рыбку?
– Конечно.
Я отдал ему банку и с умилением смотрел шоу, которое длилось всего ничего, и когда последняя рыбка исчезла между красных губ, и Гена достал из своей сумки бутылку воды, сделал несколько глотков, а после сыто прошептал:
– Я готов.
– Я вижу.
Он уткнулся мне в плечо и так же тихо проговорил:
– Ты лучший.
– Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, мой Тануки.
– И я счастлив.
Я посадил его на лавочку и побежал домой, хотелось, конечно, сделать все более тщательно, но погода сегодня разгулялась, и я боялся, что она не продержится долго, так что, быстро залетев в квартиру, я схватил пакеты и гитару и побежал на чердак.
На выбранном давно месте я расстелил сначала клеенку, затем плед, а уже поверх расставил бокалы и бутылку вина, корзину фруктов, которую я запретил трогать родителям, а Лерке внушил отдельное предупреждение на эту тему.
Было немного страшно, оттого что это все может не понравиться моему енотику, но с другой стороны, я чувствовал неповторимый восторг оттого, что у меня, наконец, получилось воплотить в жизнь мою задумку.
Еще раз обозрев импровизированный стол, я спустился вниз за Геночкой. Блин, называть так взрослого мужика было неловко, но увидев его улыбку, я отбросил все свои заморочки, наклонился и захватил в нежный плен мягкие губы.
– Пойдем.
– Ага, – сверкнул он глазами.
Когда мы поднялись на последний этаж, Гена затормозил и обнял меня.
– Спасибо, я не думал, что ты запомнишь это.
– Я хотел сделать тебе сюрприз, но погода была немного против моих планов.
Он улыбнулся и зарылся лицом мне в шею, прошептал:
– Я люблю тебя.
– И я тебя люблю. Пойдем?
– Конечно, я хочу уже те персики, аромат которых так дурманит меня.
Я открыл крышку люка и аккуратно помог Гене подняться, он тут же развернулся и пошел на запах моего импровизированного обеда.
Дул чуть прохладный ветерок, ероша его волосы, он присел на край пледа и притянул меня к себе, уютно устроился в моих объятиях.
Ничего, в сущности, было не нужно, только его губы, сладкие после сока персика, только его теплые руки у меня под пуловером, только нежность и покорность.
А еще звук губной гармошки в ночное небо, которую мой предусмотрительный енотик всегда таскал с собой.
Ничего было не нужно, кроме нашего соединения и его полного обращения, но это будет еще не скоро… через год, летом, после свадьбы Валерки.
А пока я мягко повалил его на плед и снова завладел его губами.
Эпилог.
– Как ты мог?! – возмущенно просипел он. – Как ты мог не сказать мне?
– Ген, – прошептал я, прислоняясь к стене.
Боли вернулись внезапно и неотвратимо сильно и безбожно страшно. Я так думал, что это произошло именно после столкновения с Лисом, точнее Елисеем, нашим лесничим, а на поверку, Генка в нем сразу засек одного из них, только, как он высказался, прижимая ушки к голове – сильнее и ужаснее. Кицуне.
Мне это ни о чем не говорило, но после нашего ежегодного похода в лес с Петровичем мне стало хуже. А после разговора со Стасом я набрался решимости и начал этот сложный для нас диалог. Начал и уже два дня закончить не могу.
– Что Ген? Я не могу понять, ты же знаешь, я чувствительный, как ты мог уговорить моего отца укусить тебя?!
– Я не уговаривал, – вздох. – Геночка, послушай, он сам мне помог, потому что я еле ползал без тебя.
– Ты ко мне подойти не мог? – его снова начало трясти, хвост и уши встали дыбом.
– Я не хотел делать тебе больно, – устало ответил я, – причинять тебе неудобства.
– Что? – прошептал он.
– Я не знаю, как помочь тебе принять облик, – вдруг высказал я самую важную вещь.
Он застыл.
– Так дело все в этом? Тебе поэтому так плохо? – я прикрыл глаза, видеть его испуганный взгляд совершенно не было желания. – Женя? Женечка, ответь мне, прошу.
– Я не знаю, только когда год назад ты отходил от меня дальше, чем на несколько метров – я умирал от боли, она сводила меня с ума, не давала дышать. Как я мог сказать тебе такое в начале наших отношений? Гена, я просто не мог.
– А потом отец укусил тебя, и боль ушла, да?
– Да. А после похода все вернулось, стало еще хуже, и помочь мне уже никто не в силах, как сказал Костя: только ты можешь прекратить мои страдания. Твое полное обращение, – я вздохнул и сполз по стене на пол, не открывая глаз, произнес: – Любимый мой енотик, укуси меня, прошу.
В комнате стало тихо, слышно было только его тяжелое дыхание, и как он опустился передо мной на колени, я ожидал укус, но получил поцелуй.
Мягкий и нежный в мои пересохшие губы. Я приоткрыл глаза и сквозь ресницы наблюдал потрясающую картину: Геночка самозабвенно отдавался ласке. Я немного перехватил инициативу и прижал его к себе, раздвинул ноги, чтобы ему было удобнее, и запустил руку в его жестковатые волосы. Неспешно, без рывков, я притянул его к себе на колени, переходя поцелуями на нежную шейку. Прижимая его хрупкое и любимое тело ближе, так, чтобы между нами не оставалось и миллиметра ненужного расстояния.
Гена выгнул спину и медленно отстранился, стянул с себя футболку с забавным енотом и обхватил мое запястье, прикоснулся губами, облизал каждый палец, вобрал в рот средний и указательный. Я зашипел от удовольствия.
Да, я совершенно не знал, как производится ритуал по соединению, знал только, что Гена должен меня укусить, но при каких обстоятельствах – в курсе не был. И для меня было удивительным то, что он начал раздевать себя и меня.
– Геночка?
– Так нужно… – простонал он, потираясь об меня своим возбуждением.
– Хорошо, – прошептал я в его шею и уложил на пол так, чтобы нависать над раскрасневшимся Тануки.
За год наши отношения стали как ровное течение реки, да, иногда было странно и неудобно плыть против течения, или же наоборот, поддаться ее сильным волнам. Я научился читать его желания без слов, смотреть на многие вещи его глазами и через призму его видения мира. Мой Тануки стал для меня всем, и это лето было просто восхитительным, а вернувшаяся боль давала мне надежду для следующего витка.
Лихорадочные движения Гениных рук и его джинсы летят в сторону, а я накрываю его своим телом, пытаясь срастись с его кожей и дыханием.
Меня повело, и я перекатился вместе с легким телом, он оказался на мне, и я затаил дыхание, смотря в его лучистые шоколадные глаза.
Гена улыбнулся и наклонился, и нежно прикоснулся к подбородку, прошел языком, лаская кожу на шее, кадык, опустился к ямочке между ключицами и обрисовал язычком соски. Я тихо вскрикнул и опустил руки по его хрупкой спинке до ягодиц, с силой сжал их и прижал его к своему паху, недвусмысленно показывая, чего желаю.
Не было мыслей об укусе, нас захлестнула волна желания, сметая все мысли на своем пути, делая движения бесконтрольными и чуть агрессивными, давая возможность оценить весь накал страсти.
Я задышал через раз, отдаваясь ему, у нас никогда не было особого разделения, но сейчас я видел в его глазах то, что всегда вводило меня в транс. Он страстно желал меня, точнее, опять же, не совсем так… желал отдаться мне, сильно, всепоглощающе.
Я улыбнулся и облизал пересохшие губы. Протянул руку и расстегнул свою ширинку на джинсовых бриджах. Подкинул бедра, чтобы отвлечь Гену от поедания меня глазами и уже перейти к действию.
Он понял сразу и чуть привстал, стаскивая с меня бриджи, я выдохнул немного свободнее. Усталость ушла на второй план, стало важно лишь тяжелое дыхание, розовый румянец на щеках партнера и дрожащие руки на горячей коже.
Кожа к коже, медленные покачивания, закушенная губа – я буду помнить это всегда. Каждый раз, как первый раз, страстно и нежно, всепоглощающе и задыхаясь от ощущений.
Я обхватил его за шею, а второй рукой за наши члены, окольцовывая их пальцами – сразу оба. Гена вскрикнул и задвигался со мной в одном ритме, наклонился, прикасаясь к губам, но не удержался, вцепляясь в них поцелуем, проскальзывая языком, лаская мой собственный язык – даря успокоение и принадлежность.
Мне казалось, что именно сейчас наш секс – это нечто иное и похоже на ритуал соединения. Но я не мог утверждать наверняка, так как, ни Харитон, ни Костя не удосужились рассказать мне о порядке и действии этого ритуального соития.
Генка мягко толкнулся мне в руку и заскулил, и я понял, что мой любимый требует уже действий от меня. Нашарил бриджи и достал заветный тюбик, который утром сегодня, собираясь на серьезный разговор, положил в карман, сам не зная, чем руководствуюсь, но казалось, что именно этим и закончатся все дебаты.
Открутил крышку и лишь нанес на кожу между половинками теплю субстанцию, а потом небольшое количество на член. Гена смотрел мне в глаза, и я увидел, как у него удлиняются клыки, а зрачок закрывает радужку, делая глаза невозможно темными, матовыми, искрящимися тьмой. Я застыл, а он зарычал.
Медленно, чтобы не сделать что-то не так, я поднес головку ноющего от перевозбуждения члена к его дырочке и плавно проскользнул в горячую глубину моего любимого Тануки.
Мы застыли.
Клыки удлинилось еще чуть-чуть, становясь острыми как бритва, Гена недоуменно провел по одному из них языком, а потом зализал кровь, я выгнул бровь, а он выкрикнул и задвигался.
Насаживаясь и улетая от нашего контакта. Я снова обхватил его ягодицы, пытаясь вырваться из плена необычных глаз, и понял, что проигрываю, запрокинул голову, чтобы дать ему больше пространства, выдохнул:
– Гена, пожалуйста!
Все внутри скручивалось от блаженства и остроты ощущений, я почти не видел окружающую обстановку, мне казалось, что все плывет перед глазами и только его взгляд удерживает меня в этом мире, его нежный, встревоженный взгляд и теснота его тела, горячие стеночки, обхватывающие мой член, неистовые толчки и…
Он наклонился и прошептал:
– Я не могу, не чувствую!
По щекам потекли слезы.
Я закричал:
– Брошу тебя, черт возьму, уйду, и больше никогда не увидишь меня, и будешь жить без партнера! Кусай! Давай!
Толчки стали почти на грани агрессии, и Гена сжался весь, забился, а я все подмахивал бедрами, стараясь не дать ему очнуться.
На грани оргазма в мою шею вонзились четыре клыка, рык разнесся по комнате и живот стал теплым от спермы моего енотика. Укус был такой силы, я думал, он прогрызет мне гортань, но как только я кончил в него, и мы застыли вновь, Гена расслабился и заплакал.
Горячие слезы текли по моей коже, смешиваясь с теплой кровью, а зубы он расцепить так и не смог.
– Гена, – прохрипел я, запуская руку в его влажные волосы.
– Ррррр! – был мне ответ.
А через секунду легкое тело моего мальчика стало еще легче, и на мне остался лежать пухлый, пушистый енот.
Я онемел.
Перевернулся и взглянул в его умные черные глазки. Он смотрел скептически и чуть виновато.
Вину его я ощущал физически, она проходила по всем моим нервным окончаниям, но самое странное, что было, это то, что енот, кряхтя, перевернулся и вцепился мне в руку всеми четырьмя лапками.
В таком положении и нашли нас взрослые Тануки.
– Геночка! – в один голос охнули они.
Я прикрылся его футболкой и поглаживал уснувшего партнера по ушастой голове. Он так же держался за меня, и отпускать не собирался, фырча и рыкая, как только я хотел его отцепить.
Так как мой Геночка был почти невесомый, но жутко пушистый, мне было несложно носить его на руках, но через пару дней мы все начали волноваться.
– Ген, давай уже обратно, м? – спросил его папа.
Он покачал головой и сильней сомкнул лапки вокруг моей руки, как только я хотел переодеться, или принимал душ, мой енотик перебирался мне на голову или цеплялся за ногу. Естественно, что домой я вернуться не мог, пришлось снова солгать матери, что меня пригласили в деревню друзья, а Пашке с Ромкой сказать, что я у Генки зависаю, но чтобы они меня прикрыли если что.
– Гена, это уже не смешно, ты же не можешь все время быть в этой форме… – заулыбалась Люба.
– Мы, конечно, до безумия рады, что ты смог, сынок, но твоему партнеру тоже хотелось бы разделить с тобой радость обращения, правда, Женя?
А я вдруг понял. Понял и ужаснулся.
– Простите, мы ненадолго… – я бегом кинулся в нашу комнату и прикрыл дверь, присел на красивую кровать, обнял енота и тихо проговорил: – Ген, я это сказал, потому что тебе нужен был стимул, ты должен был перекинуться до конца. Я никогда тебя не брошу, слышишь? Я люблю тебя, ты для меня самое важное, и я безумно счастлив, что ты так глубоко принимаешь мои слова, но я прошу тебя вернуться к твоему прежнему виду… пожалуйста.
Енотик поднял голову и посмотрел на меня тоскливыми глазами. Скрутился клубком вокруг моей руки и затих.
– Геночка, я люблю тебя, так сильно люблю, что пошел на этот обман лишь ради нашего будущего, я обещаю, что больше не солгу тебе. Никогда, – я прошелся пальцами между круглых ушек и он вздохнул.
Медленно, так, чтобы я, видимо, запомнил, енотик растаял на моих коленях, и Генка поднял на меня серьезное лицо, просипел:
– Я зол и испуган.
– Прости.
– Я люблю тебя, и потерять просто не смогу. Буду везде ходить с тобой, постоянно обнимать, целовать, чувствовать и быть рядом. И если тебе это не нужно, то лучше сразу скажи…
– Нужно, – твердо ответил я.
И не солгал.
Обнял его тонкое тело, накрыл такие желанные губы, и в комнате надолго наступила тишина.
Наша жизнь только начинается, пусть мы такие разные, не похожие, иногда не понимающие очевидных вещей, делающие вроде бы на благо, но эгоистичные – мы все равно будем вместе.
Долго.
Так как после укуса, который до сих пор не прошел и Гена так любит его зализывать во время ласк, я приобрел немного вечности хвостатого Духа – Тануки.
Моего Тануки – с полосатым хвостом.
Конец.