Текст книги "Тануки - полосатый хвост (СИ)"

Автор книги: Melara-sama

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Ген, ты уверен, что это твоя комната, а не твоей бабушки?

– Тебе не нравится? – немного смущенно спросил он.

– Нравится, только странно немного.

– На самом деле, и стол, и кровать были оставлены тут старым хозяином, точнее хозяйкой, мама с папой хотели выкинуть, а мы с Костей решили, что кровать и стол будут стоять у меня, а вот шкаф и комод – он возьмет себе. Мне очень нравятся украшения, смотри… – он подошел к кровати и провел по столбику, – вот тут похоже на енотиков.

Я залюбовался им. В данный момент он напоминал мне самое солнечное существо на всем свете. Я подошел к нему и обнял за талию, прижал к себе.

– Ты у меня самый милый енотик.

– Почему я ассоциируюсь у тебя с этим животным? – тихо спросил он, ведя по узору на столбике тонким пальцем.

– Не знаю, я так чувствую. Ты такой же запасливый и милый…

– Еноты – хищники, – тихо проговорил Генка.

– Знаю, но это их природа, и это не делает этих пушистых комков хуже.

– Жень, ты не представляешь, что это значит для меня.

– Расскажи?

– Давай сначала попьем чаю. – Он отошел от меня. – Ты посиди здесь, я сейчас принесу.

– Может помочь? – улыбнулся я, присаживаясь на потрясающе мягкую перину кровати.

– Нет, я сам. – Отрывисто проговорил он и как будто сбежал.

Я еще раз осмотрелся и пришел к выводу, что обстановка мне нравится, даже больше – я чувствовал себя здесь уютно. И пусть некоторые вещи совершенно не сочетались, как, например, антикварный стол и современная техника, с легкими занавесками на окне, или как точно такая же кровать, покрытая, явно ручной работы, лоскутным покрывалом и нескольким десятком подушечек-думочек. Обои на стенах были разными, да-да, совершенно разные куски обоев, и если бы не полки и стеллажи, то это вообще бы смотрелось нелепо.

Хотя и рваные газеты на полу – это странно.

Я откинулся на мягкую кровать и задумался о том, что не давало мне покоя.

Он уходил от разговора о… енотах. Да нет, это просто совпадение. Но каждый раз, натыкаясь на эту тему, или тему наших отношений, он как будто закрывается.

Я улыбнулся и встал с кровати, скинул куртку и ботинки, которые в коридоре мне снять не дали, и снова забрался на кровать с ногами.

Генка пришел через пятнадцать минут, с деревянной доской, на которой стояло две чашки и глубокая тарелка с бутербродами.

Он тоже разделся и сейчас был лишь в легкой футболке и джинсах, так соблазнительно обтягивающих его бедра.

Я смотрел на него, пока он ставил доску на стол, раздевал его глазами, мне казалось, что вот именно сейчас все точки сошлись в одном месте.

– Гена, а брось ты все это и иди сюда, – тихо и интимно позвал я.

Он замер и обернулся, а я медленно расстегнул пуговицу на джинсах и расставил ноги, томно смотря в его глаза, откинулся на кровать, облизал губы.

Из тонких пальцев Геночки вылетела ложка, которой он размешивал сахар в бокалах, звякнув, упала на пол. Этот звук смешался с глубоким вздохом моего парня, и он, как под гипнозом, сделал шаг ко мне.

Забрался на свою кровать и разместился между моих ног.

– Женя, – с придыханием и восторгом, дрожащими руками от моего колена по бедру, смотря лишь в глаза.

– Я не уверен, что способен на многое, но кое-что мы можем…

– Это было бы замечательно. – Улыбнулся он. – А то я сейчас на кухне думал, как буду мечтать о тебе ночью, лежа в этой постели, наслаждаться воспоминаниями о твоем присутствии здесь.

– Мечтать тоже неплохо, но для этого нужен стимул, – я, смотря ему в глаза, приподнял ногу и медленно провел по его бедру.

– Стимул… прекрасный. – Генка заулыбался шире и обхватил меня за икру, помассировал тонкими сильными пальцами.

Странно, но не было мыслей о том, кто будет доминировать в наших отношениях, я просто знал, что это буду я. Генка фыркнул и аккуратно лег на меня, накрывая своим легким телом, я рассмеялся и обхватил его ногами и руками, перевернулся.

– Геночка, я хочу дать тебе больше запоминающихся картинок, чтобы завтра ты не посмел отсесть от меня и вообще отойти хотя бы на два шага.

– Я больше никогда не посмею отойти от тебя, – прошептал он, лихорадочно шаря руками по моей спине.

Я выдохнул и толкнулся бедрами, имитируя настоящие толчки, он застыл и распахнул глаза, приоткрыл губы, но не произнес ни слова, только задышал часто-часто.

– Знаешь, я тоже буду вспоминать эту кровать, такая необычная.

– Только кровать? – улыбнулся он, тоже немного приподнимая бедра навстречу моим толчкам.

Я зажмурился и уткнулся в его шею, прикусил кожу, зализал укус. Меня лихорадило и так хотелось сделать что-то неописуемое и значительное, даже не так, – значимое.

Я отстранился и приподнял его футболку, наклонился и провел языком по маленькой горошинке соска. Меня совсем не заботило, что подо мной парень. Наоборот, это было так правильно, так восхитительно, так невероятно прекрасно, так…

– Генка, знаешь, ты и, правда, как пушистый комок.

– Ох, если бы ты знал… Женя!

Я прикусил сосок и резко накрыл его рот, глотая восхитительные стоны, расстегнул его молнию и чуть спустил штаны, оголяя бедра. Я был не уверен, что сегодня мы дойдем до конца, но так хотел просто доставить ему удовольствие, просто быть нежным и слушать его стоны, вскрики и шепот.

Кончики пальцев жгло, и я чувствовал, как он сам горит от моих действий, как его тело дрожит, и он выгибает спину за моими руками и губами.

Я закусил губу, чтобы немного прийти в себя, и думать, прежде всего, о нем, но все мои помыслы полетели в огонь страсти в тот момент, когда Геночка тихо прохныкал:

– Женя, прошу тебя.

Я стянул с него футболку, он, сверкая глазами, быстрым движением избавил себя от остальной одежды, и престал передо мной в своем первозданном виде, да, собственно, что я там не видел – у меня у самого точно такое же тело.

Но Геночка был таким хрупким и нежным, я положил ладонь на его бедро и повел вверх по гладкой коже. Он смотрел на меня во все глаза, юркий розовый язычок облизал верхнюю губу, и Генка тоже закусил ее, показывая мне чуть острые клыки.

Его член. Я сглотнул и второй рукой обхватил его у основания, большим пальцем обвел головку и почувствовал, что готов сделать это, облизал губы.

– Только не смейся, – предупредил я, но, взглянув на потерявшегося в удовольствии парня, понял, что говорю глупости, ведь это действительно приятно, когда любимый человек желает утолить твои потребности, дарит тебе наслаждение.

Не думая больше, я наклонился и вобрал в рот головку, Гена протяжно застонал и заскреб пальцами по покрывалу.

Странно было то, что мне не казалось все это противоестественным и противным, я даже не задумывался об этом, просто ловил кайф от его реакции.

– Ох!

Высунул язык и прошелся по головке, лаская чувствительное местечко, мне все чудилось, что я точно знаю, как и где нужно провести, чтобы мой парень заходился в эротичных стонах. И я поддался этому чувству, интуитивно делая приятно моему милому енотику.

Брать глубоко я не мог, но помогал себе рукой, а в тот момент, когда Генка подкинул бедра, я округлил глаза, но не отстранился, потому что опять почувствовал – он сейчас кончит.

Член в моей руке был такой горячий, нежный и чуть пульсирующий, я прикрыл глаза, крепче сжал его и обхватил губами головку, принимая сперму.

Что меня удивило, так это реакция Геночки – он приподнялся и запустил руку мне в волосы, поглаживая, и тихо рыча сквозь зубы.

Этот рык совершенно не вязался с ним, но я не успел додумать, меня повалили на мягкую кровать и нетерпеливо расстегнули молнию.

Гена, как и в прошлый раз, брал глубоко и резко, обводил головку юрким язычком, доводя меня до состояния эйфории.

Он обхватил мои бедра руками и просто насадился на мой член ртом, я выгнул спину и закричал, когда моя головка уперлась в горячее горло.

– Гена! – на большее меня не хватило, его сильные пальцы держали меня, крепко впечатывая в матрац.

А рот… я не мог анализировать все это, я просто расслабился и кончил.

Генка приподнялся и, смотря на меня затуманенным взглядом, приоткрыл рот, я заворожено смотрел, как моя сперма капает с розовых губ, и ловил ее своими губами, он рыкнул и накрыл мой рот, сразу вовлекая меня в откровенный танец языков.

Я совершенно потерялся, и обнаружил, спустя минут пять увлекательного обмена лаской, что сжимаю его половинки слишком сильно, мну пальцами и снова возбуждаюсь.

– Ген, так, наверное…

– Продолжай, приятно, – утыкаясь мне в шею, прошептал он.

– Не больно?

– Нет. – Он тихо выдохнул мне в ухо: – Но было бы приятней, если бы ты тоже разделся.

Я убрал руки с его половинок, и он привстал с меня, раздеваться, когда на тебя смотрят горящие желанием глаза, было восхитительно.

Как только мы оказались в равных положениях, то есть абсолютно голые, Гена как-то неуверенно протянул руку и дотронулся до моего плеча. Аккуратно, еле касаясь, провел линию до предплечья, я не шевелился, потому что это зрелище было поистине завораживающее.

Он смотрел как будто сквозь меня, горячие руки чуть подрагивали, а на губах была улыбка – сама нежность.

Я вздохнул и сел на колени, придвинулся к нему, обнял, прижимая к себе.

– Ты очень красивый, – тихо мне в плечо.

– Странно, я хотел сказать тебе то же самое, – улыбнулся я и уткнулся в его волосы.

– Женя, мне нужно тебе кое-что сказать. – Я ощущал, как он нервничает, облизывая губы, как сжимает пальцы в моих волосах, но я ничего не ответил, ожидая, когда Генка соберется с мыслями. – Тебе не кажется странным, что наши отношения так быстро развиваются?

– Нет, у меня странное ощущение, что я знаю тебя, не то, что всю жизнь, но знаю.

– Да. – Немного отстраняясь, и я видел, как он весь сжался. – Понимаешь, это все не просто ощущения,… то есть, не совсем они просты и взялись не совсем из ниоткуда.

– Геночка, я амнезией не страдаю и точно могу сказать, что увидел тебя только сутки назад. И знаешь, не считаю, что мы спешим.

– Нет, я не об этом. – На его щеках появился уже любимый мной румянец. – Я о том, что я не человек.

Я, если честно, совсем не понял, что он мне сказал. Это только в фильмах об оборотнях главные герои кричат, при одном упоминании о звере внутри любимого, я же не понял ни слова, поэтому логичен был и мой вопрос:

– Прости?

Но ответить мне Гена не успел, дверь в комнату открылась, и в нее влетел крупный енот.

Вот тут я среагировал достаточно уместно, взвизгнул и с улыбкой слез на пол, подхватил енота на руки и прижал к себе.

– Какая прелесть! Ты мне не сказал, что у тебя такое необычное домашнее животное!

– Женя, пожалуйста, поставь его на пол, – тихо попросил Гена.

Я, не понимая, повернулся к нему и, поглаживая енота между круглых ушек, спросил:

– Как зовут это создание?

Генка сморщил нос и тихо, почти одними губами, ответил:

– Костя.

Я взглянул на счастливую морду енота и уставился в умные черные глазки.

– Ты назвал его в честь брата? – я усмехнулся, а енот, совсем по-человечьи, растянулся в улыбке.

Я заворожено смотрел на это действие, и присел на край кровати, посадил енотика на нее и снова погладил между ушек.

– Костя, выйди, пожалуйста, мы оденемся и придем на кухню, – обратился Гена к еноту.

А я удивился, увидев на острой мордочке скептическое выражение, но потом енот спрыгнул и убежал.

– Ген, что ты имел в виду, говоря, что ты не человек? – вдруг осознал я.

Он смотрел на меня так странно, как будто пытался что-то сделать, но не мог, и вдруг расплакался. Тихо и беззвучно, лишь крупные слезы покатились по розовым щекам, и мой мальчик залепетал:

– Я не могу обратиться, я совсем никчемный Тануки, я не умею, я не знаю… я хочу, но не могу, ты… я ощущаю тебя, как партнера, но не могу доказать, я такой дурак, нужно было слушать папу… и я так люблю тебя… Женечка, прости… совсем не получается.

Я подтянул его к себе и обнял, укачивая и слушая его несвязную речь, из которой я понял только то, что у него что-то не получается и странное, по-моему, Японское слово.

– Всё, успокойся, Гена, я тебе прошу, успокойся, я ничего не понимаю.

– Я – Тануки! – воскликнул он. – Я – енот!

– Что? Что за бред?

– Женя! – он отстранился от меня и насупился.

– Ген, я назвал тебя енотиком, потому что ты действительно был на него похож, эти твои полоскалки в туалете кафе… – я не смог продолжить, Гена вдруг вскочил с кровати и развернулся ко мне, всплеснул руками.

– Женя, я серьезно! Понимаешь? Костя, – вдруг закричал он, – не домашнее животное, он мой брат!

– Геночка, солнышко, ты успокойся, пожалуйста.

У него продолжали литься слезы, и он все время хмурился, и было такое ощущение, что он не оставлял попытки что-то сделать.

Я встал и хотел снова обнять его, потому что все это было похоже на истерику, но не успел.

Я протянул руку и, как в замедленной съемке, увидел это – они просто появились.

Я не знал, как описать их появление, но это было завораживающе. Сначала над головой как будто замерцал воздух, а потом появились два очаровательных велюровых круглых ушка, а сзади – полосатый хвост.

И Генка осел на коврик, а я, в замешательстве и страхе, плюхнулся рядом.

– Гена? – он тяжело дышал и держался за грудь.

– Женя, позови, пожалуйста, Костю. – Хрипло и задыхаясь, попросил он.

Я вроде вскочил и кинулся к двери, а потом осознал, что голым по чужой квартире бегать неприлично, и схватил свои джинсы, надел, и накинул свою рубашку на голые плечи моего енотика. Покачал головой, не время было обдумывать сложившееся положение, бросился в коридор.

Вообще, я в эстримальных ситуациях всегда веду себя собрано, мне даже Лера говорила, что это отличительная черта моей дурноты, но сейчас я был в шоке.

У меня ушастый парень, то есть, не ушастый, а хвостатый… ой!

Я наткнулся на высокого парня чуть старше себя, правда, его только что тут не было, а возник он из тела маленького енота.

Точнее, не совсем енота, по-моему…

Я приподнял голову и уставился в карие глаза, они были совсем не похожи с Геной, но это не главное. Главное, что у этого парня тоже были уши и он, ухмыляясь, спросил:

– Видишь их, да?

Это напоминало мне какой-то глупый анекдот, но я послушно кивнул:

– Вижу.

– И это, с одной стороны, – отлично, а вот с другой – проблематично.

И так он это сказал, что я представил себе картину маслом – меня прикопают в паркете в коридоре и забудут.

– Там… у Гены тоже… – я показал на своем примере, что у моего любимого появились уши.

Костя вдруг изменился в лице и отодвинул меня с дороги, кинулся в комнату брата.

– Генка! – я бежал за ним, поэтому видел, как Костя упал на колени рядом с братом. – Какой ты молодец!

– Больно, – прошептал Геночка.

– Конечно, глупыш, больно. Ты же в первый раз, да еще на эмоциях, – он легко поднял Генку на руки и усадил на кровать, я прошел в комнату и, не смотря на него, сел рядом с Геной, его трясло, и я обнял мой пушистый комочек. – И так, давай знакомиться?

Да, не так я представлял себе знакомство с родней моего парня, но, видимо, с ним не может по-другому, ведь он у меня совершенно иной. Пушистый хвост – наглядное доказательство его исключительности.

Глава 5. Я от тебя не откажусь, пушистик.

Костя усадил подавленно молчавшего брата на кровать и посмотрел на меня:

– Женя, если у тебя есть вопросы, то лучше задать их сейчас.

Вопросы, конечно, были, но задавать их – сил не было, и я шлепнулся рядом со своим хвостатым парнем.

Приобнял его за плечи, и Генка вдруг разревелся, как маленький. Реакция у двух представителей взрослого населения была однозначной – мы кинулись успокаивать рыдавшего енотика.

– Геночка, ты что? – присаживаясь на корточки, спросил его Костя.

– Мой маленький, тихо-тихо, все в порядке… – зашептал я, целуя его в макушку.

– В порядке? – икая, спросил он меня, и стукнул пушистый хвост рукой. – Это в порядке?! Ой!

– Это, между прочим, из тебя растет, так что не дергать и не бить, – с улыбкой, но все той же тревогой на лице, осведомил брата Костя.

– А я не хочу, чтобы росло! – еще громче разревелся Генка.

Я, если честно, был в легком шоке, ладно, не в легком, я был в шоке и прийти в себя не мог, действовал на инстинктах.

Повалил Геночку на кровать и накрыл его соленые от слез губы.

Костя хмыкнул и, видимо, привстал, по звуку – отодвинул стул от стола и сел на него. А я продолжал ласкать своего енотика.

Гена подо мной затих, но дышал тяжело, а когда я отодвинулся и нежно провел по его щеке тыльной стороной ладони, он только распахнул глаза и тихо спросил:

– Не противно?

– Почему мне должно быть противно, Гена?

– Я не человек.

– Это удивительно. И я не чувствую никаких отрицательных эмоций, когда смотрю на тебя или целую.

– Это ты в шоке просто, – прошептал он в ответ.

– В шоке, конечно, – улыбнулся я. – Но все, что я вижу – это милый ушастый енотик, который, почему-то, боится своего вида.

– Я… – и из, слегка красноватых от слез, глаз снова хлынули слезы.

Такие крупные, чистые и совершенно неповторимые слезинки. Они будили во мне странные чувства, как будто я был готов защищать это существо в моих объятиях. Я закусил губу и наклонился еще ниже над Геночкой, прошептал в человеческое ушко:

– Люблю тебя. И это не просто слова, для того, чтобы ты был спокоен или…

Но договорить он мне не дал, обнял за шею и притянул к себе, по моим бедрам ударил пушистый хвост, и Гена прижался сильнее. Этот контакт был совершенно другим.

Я чувствовал единение не только с его телом, но и с внутренним «я». Это было сложно объяснить даже себе, но я видел парня подо мной совершенно в другом образе.

Енотик с прижатыми ушками и поникшим хвостом, глаза – такие печальные черные бусины.

Я сел и обнял его тоже, запутал руку в волосах и начал укачивать, так, как укачивала меня Лерка, когда я был совсем сопливым ребенком и нуждался в ласке.

Генка притих, вцепился пальчиками в мое предплечье, и я прикусил губу, так как мой парень обладал еще и довольно острыми коготками, которые царапали мне кожу.

Костя спокойно продолжал сидеть на стуле. Что у них в семье за традиции такие, интересно, если я сейчас захочу поласкать своего нежного Геночку, он тоже будет сидеть и смотреть?

Конечно, я не собирался начинать ласки с сексуальными подтекстами, мне просто хотелось, чтобы он успокоился.

И я наклонился, и тихо прошептал в милое круглое ушко:

– Геночка, пушистик мой, не плачь.

– Женя, я чудовище, и тебе должно быть неприятно меня обнимать.

Костя при этих словах вздохнул и тихо проговорил:

– У него с детства этот комплекс человечности. Когда мы, Тануки, рождаемся енотами, он, по какой-то причине, родился человеком, и с самого юного возраста, когда мы начинаем учиться быть в двух ипостасях для выживания, Гена начал отрицать свою суть. Это плохо сказалось на нем, как на Тануки, и превращение стало вообще нереально, мы все уповали на партнера и, как видишь, не прогадали, только он все еще отрицает свою суть, – печально закончил Костя.

Генка дернулся в моих объятиях и, надув губы, взглянул на брата:

– Я, между прочим, все слышу.

– А я это больше для тебя говорю. Твоему парню лучше одеться и попить чаю, а то мы так его с ума можем свести новостями, а еще, скоро папа с мамой приедут… – многозначительная пауза и воспоминания о газетах в коридоре – дали мне понять, что папа у братьев просто зверь.

Костя вышел из комнаты и прикрыл дверь, а я повернул Геночку к себе и накрыл его, все еще надутые, губки.

Он всхлипнул и подался вперед, повалил меня на мягкую кровать, в подушки-думочки, и тихо застонал.

Я обнял его за тонкую талию, перебирал жестковатые волосы, несмело касаясь ушек, прошелся кончиками пальцев по их мягкому контуру.

Гена замер.

– Женя?

– Знаешь, твой брат прав, я себя странно чувствую, очень напоминаю себе Алису в стране чудес.

– Я е-енот, а не кролик, – по гладкой коже щек вновь заструились слезы.

– Геночка, я и не говорил, что ты кролик, это я, как Алиса, но бегу я, скорее, не за ним, – я снова поцеловал его, мягко проскальзывая языком вглубь сладкого рта.

Мы отстранились друг от друга минут через десять и начали одеваться.

Оказывается, смотреть, как одевается твой любимый – восхитительное зрелище, особенно, если это делалось так.

Гена пыхтел, шипел и извивался, но джинсы так и не налезли – хвост не просто мешал им сесть, как положено, он сопротивлялся, причем активно.

– Это невозможно! – сдался Гена. – Они просто не надеваются, как будто я поправился в определенном месте.

Я улыбнулся и взял со стола ножницы, Генка, увидев меня с инструментом в руках, испуганно пискнул, но как будто смирился с чем-то, опустил голову.

Я обошел его и аккуратно убрал пушистый хвост в сторону, проделал дырку в джинсах, отложил ножницы и, также аккуратно, стараясь не дергать за милый атрибут, просунул хвост в проделанное отверстие, застегнул молнию и повернул к себе енотика.

– Вот и все. Удобно?

– Да, – он так мило смутился, что я не выдержал и обнял его. – Спасибо, Женя.

– Не за что. Ген, ты подумал, что я хочу его отрезать?

– Не-ет. Вовсе нет!

– Геночка, ты мне нужен весь – от кончиков ушей до пушистого хвоста. Прими это, пожалуйста, как данность.

Он поднял на меня лицо, и на его губах медленно расцвела застенчивая улыбка.

– Женя, я как тебя увидел в аудитории, сразу понял, ты моя половинка, было так приятно ощущать единство с тобой, но я так переживал,… Костя вот до сих пор не встретил свою половинку, а мой друг Ину вообще влюблен в своего природного врага. Мне было так страшно, что ты откажешься от меня, не станешь разговаривать, не захочешь обнимать…

– Геночка, пушистик, что я сейчас делаю? – он потупил глаза.

– Обнимаешь.

– И что это значит?

– Не уйдешь. – И вроде не вопрос, но так прозвучало это короткое «не уйдешь», что можно было испугаться за последствия действия без «не».

– Не уйду.

– Я люблю тебя, Женя, – и уткнулся носом мне в плечо.

– И я тебя, енотик. Или мне лучше называть тебя Тануки?

– Лучше по имени, – фыркнул он.

– Хорошо, – покладисто согласился я.

– Пойдем, покормлю тебя нормально, а то разговор с моими родителями может затянуться… папа, он…

Но договорить Гена не успел, как только мы вышли из его комнаты, в замке заскрежетал ключ и входная дверь открылась.

Что я ожидал увидеть? Я сам не знал. Но увидев двухметрового блондина, с белозубой улыбкой и пачкой газет в руках, я немного позавидовал сам себе, что в его руках не я.

Он откинул пачку макулатуры и повернулся в нашу сторону, раскинул руки для объятий. Я сделал маленький шаг назад, а вот мой Геночка взвизгнул:

– Папа! – и кинулся к нему на шею.

Мужчина схватил его в охапку и закружил в маленьком коридорчике, они смеялись, как дети.

Одет мужчина был в легкие брюки и гольф с высоким горлом, что странно, все это было ярко-рыжего цвета.

Рядом со смеющейся парой стояла миниатюрная женщина, неопределенного возраста, навскидку, я бы дал ей лет двадцать, не больше. В отличие от своего мужа, она была одета в классические брюки и белую водолазку, поверх жилет в тон брюкам.

Почему я так четко запомнил, в чем они были одеты? Потому что смотреть в глаза будущим родственникам мне было немного стыдно.

Как только великан отпустил Геночку, и он поцеловал маму в щеку, в коридор выплыл Костя, великан снова раскинул объятия и проделал то же самое с ним. Что странно, Костя не сопротивлялся, а висел в руках отца, как плюшевая игрушка, хотя роста они были почти одинакового.

Как только Костю поставили на пол, блондин повернулся ко мне:

– Ну, давай! – задорно улыбаясь, поманил он меня ручищами.

Я понимал, что он просил, но сделать так, и отдать свое тело на растерзание огромному еноту, было страшно.

Он задорно рассмеялся и изрек:

– Можешь разбежаться.

Я скептически оглядел коридорчик и кинулся в его объятия. Он поймал меня, как пушинку, закружил, пробасил:

– Добро пожаловать в семью Любавиных!

Меня еще пару раз крутанули и поставили на пол, он, что странно, из-под ног не ушел, я был счастлив этому факту.

– Папа, ты не слишком? Парень только узнал, что его любимый – Тануки, а ты его сразу в объятия.

– Самое главное – это первый прием, ведь, правда, дорогая? – повернулся он к жене.

– Дорогой, он все же человек, так что давай по человеческим традициям представимся, для начала. – У нее была очень приятная улыбка, и я понял, в кого Гена такой миниатюрный.

– О, да, конечно! – блондин протянул мне руку. – Харитон, очень приятно видеть Вас в нашем доме. Это моя жена – Любовь. С сыновьями, я думаю, ты познакомился…

– Да, с одним из них довольно близко, – улыбнулся я.

Почему-то, не возникало вопроса о симпатии, было понятно, как то, что день меняет ночь, и что из гусеницы в коконе вылупляется бабочка, я им понравился.

– Так как зовут тебя? – лукаво сверкая черными глазами, спросил Харитон.

– Евгений, но в кругу семьи можно просто Женя.

– Вот и прекрасно, а теперь пойдемте пить чай и знакомиться, – улыбнулась Любовь, но вдруг замерла. – Геночка… – приложила руку к губам.

Харитон повернул голову к жене, перевел взгляд на сына и его глаза округлились. Видимо, в пылу жаркой встречи никто не заметил атрибутов.

– Геннадий! Мой! Сын! – завопил Харитон и повторно бросился обниматься.

Гена взвизгнул и вцепился в отца.

– Это так прекрасно, милый, это достойно праздника, Женечка, ты мне не поможешь, Костя, возьми сумки! – и Любовь упорхнула на кухню.

Я пошел за Костей, хотел ему помочь, но он лишь отмахнулся, подхватил сразу четыре пакета и понес за мамой. Харитон и улыбающийся Гена завершали шествие.

Кухня оказалась немного нестандартной, не было привычного нам кухонного гарнитура, был просто круглый стол, холодильник, покрашенный красной краской под окрас стены, у которой располагался, и плита, рядом с которой висел шкаф с прозрачными дверками, заполненный глиняной посудой. Освещалось помещение не люстрой или лампой, а напольными бра, стоявшими по углам обеденной зоны.

Я немного приостановился, и на мои плечи легли тяжелые руки Харитона.

– Не волнуйся, Женя, это только на первый взгляд странно выглядит, а привыкнешь и будет казаться, что так и было. Это личный дизайн моей дорогой Любви. Делали сами, так что может казаться не очень, но мы гордимся этой кухней.

– Нет, выглядит потрясно, просто немного странно, а где вы храните, скажем, макароны?

– Какие такие макароны, Женя? – рассмеялся он.

– Женечка, мы не кушам обычную пищу, мы хищники, – дергая меня за рукав рубашки, прошептал Геночка.

– Хищники, конечно… – задумчиво произнес я.

Странная пауза заставила меня перевести взгляд на моего любимого парня, он снова смущался, и порозовевшие щеки, и чуть прикрытые глаза, умилили меня и заставили улыбнуться.

– Гена, а как же бутерброды с колбасой?

– Это личная прихоть моего брата и, собственно, я всю ее тебе и изрезал.

Костя горестно простонал:

– Мама, ты купила колбаски?

– Не волнуйся, купила. И прекратите смущать гостя, Женя, не обращай на них внимания, мужчины нашего семейства иногда забывают, что мы не в лесу живем. – С улыбкой проговорила Любовь, и пригласила меня сесть за стол, кстати, никаких стульев или даже табуретов не наблюдалось, столик был низкий, и вокруг были накиданы подушки, на одну из которых я и сел.

Гена сел рядом и нежно взял меня за руку, положил наши сплетенные пальцы на столешницу и, улыбаясь, прижался щекой к моему плечу.

Когда все расселись, и на столе появился ужин Тануки, я смотрел на это, слегка обалдевая, видимо, не смог удержать лицо. Но сырая рыба, потрошенная прямо за столом острыми когтями, не оставила бы равнодушным никого, кроме Тануки, конечно.

Я сглотнул и с опаской посмотрел в свою тарелку, на ней ровной горкой лежали поджаренные рыбные палочки, также как у Геночки.

– Гена, в силу своих возможностей, не любит сырое, – улыбаясь, ответила мне Любовь.

– Прости, если это выглядит для тебя слишком дико, – также радушно улыбаясь, проговорил Харитон.

– Нет, я просто немного в шоке, хотя мой шок должен был перейти уже в хронический, – улыбнулся я и взял вилку левой рукой.

– Ты левша? – заметила мама Геночки.

– Нет, я свободно владею сразу двумя руками.

– А чем ты занимаешься в свободное время, Женя? – наливая прозрачную жидкость в маленькую рюмочку, спросил меня Харитон.

– Я очень люблю музыку, играю на гитаре.

– Правда? О, а Геночка у нас играет на губной гармошке! – захлопала в ладоши Любовь. – Гена, принеси, сыграй нам.

Гена, что удивительно, даже не застеснялся, а вскочил с подушки и умчался в комнату, через пять минут он уже сидел рядом, и поднес к губам потертую губную гармошку.

Я думал, что звук будет скрипучий и приготовился к худшему, потому что он сидел так близко, и меня должно было бы оглушить.

Но… то, что полилось по странной нестандартной кухне, удивило меня.

Тихая, пронзительная, казалось бы, печальная, но дающая надежду на будущее мелодия, захватила меня целиком.

И когда Костя сунул мне в руки откуда-то взявшуюся гитару, я, не думая, ударил по струнам и почти сразу попал в такт мелодии Гены.

Я прикрыл глаза и перебирал струны на такой же старой, как и губная гармошка, гитаре, было приятно и спокойно.

На задний план отошли все тревоги дня, волнения и страхи, чувства неуверенности и шок от того, что мой парень енот.

Я думал лишь о том, что Гена восхитительно владеет этой губной гармошкой, что он потрясающе чувствует ритм и дуэт с ним – это как секс.

Когда мелодия стихла, я еще раз ударил по струнам, и наши слушатели зааплодировали, а Харитон даже засвистел.

Я улыбнулся и наклонился, поцеловал Геночку в висок, потом, не глядя, взял рюмку и опрокинул в себя.

То, что произошло дальше, будет грезиться мне в кошмарных снах. Горло обожгло, и я задохнулся.

– Ой, это же… – всплеснула руками Люба, подскакивая и протягивая мне стакан с водой, я так надеялся, что это вода. – Выпей, Женя, это же рисовая водка, очень крепкая. Выпей, давай!

Я сделал судорожный глоток из стакана, и вроде бы жар успокоился, Гена притянул меня к себе, и я понял, что у меня два ушастых парня, улыбнулся и поцеловал обоих в лоб. Получилось мимо, но я не расстроился, а устроился в объятиях теплых рук, проурчал:

– Никуда от тебя не уйду, мой пушистик, мой сладкий енотик…

Собственно, это было последнее, что я помнил о дне знакомства с родней.

А то, что они мне родня, я понимал отчетливо. Да…

– Ох, черт! – простонал я и укутался в невесомое одеяло с головой.

Голова болела так, что это действие вызвало еще большие протесты и я замер.

Рядом кто-то зашевелился, и я отогнул уголок одеяла. Поверх него, кверху пузом, раскинув лапки и показывая внушительные причиндалы, спал енот, на морде у него было написано блаженство.

Я попытался припомнить хоть что-то, но в голове было мутно, и пить хотелось так, что я был уверен, выхлебаю ведро.

Вдруг, совершенно недовольный голос Геночки прошипел:

– Пап, иди к маме, ты чего тут разлегся! – и енота спихнули голой пяткой прямо на пол.