Текст книги "Тануки - полосатый хвост (СИ)"

Автор книги: Melara-sama

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Но чего не ожидал, так это того, что он вскочит, прижимая к себе сумку, и, извинившись, кинется в туалет.

– Смородинов, держи руки при себе! – заржали эти два придурка.

– Иди сюда, мииилый! – пропел я, наклоняясь к Пашке, тот заржал громче и отмахнулся от меня.

А я встал и пошел за моим Геночкой.

Он обнаружился в туалете, прямо перед зеркалом, в маленькую раковину текла вода, и Гена мыл в ней руки, точнее даже не мыл, а просто полоскал что-то. Я подошел ближе, и с удивлением обнаружил в его руках платок.

– Это не то, что ты подумал, просто… – начал он, краснея.

– А я еще ничего не успел подумать, Генка, – улыбнулся я, и подошел к нему чуть ближе. – Но сейчас ты мне еще больше напоминаешь енота-полоскуна.

После моих слов платок из его рук выпал, и бесформенной клетчатой лужицей разлегся на дне фаянсовой раковины.

– Какие-то у тебя странные ассоциации, Женя, – хрипло прошептал он.

Я принял его нервозность за реакцию на мою близость, и немного отошел, но, почему-то, он печально вздохнул и выключил воду.

– Ген?

– Я просто люблю воду, она меня успокаивает. – Не глядя на меня, ответил он.

Отжал платок и хотел сунуть его в сумку, потом, видимо, передумал и застыл.

– Ты нервничаешь? Почему?

На шаг подошел ближе и почувствовал, что он дрожит, обнял. Совершенно не стесняясь, собственно, туалет был пуст, да и если бы это было не так, мне гораздо важнее был этот парень в моих руках. Гена дернулся отойти, но я не отпустил, прижал плотнее к себе, зарылся носом в волосы.

– Я не нервничаю. Просто новая обстановка, ребята, с которыми я еще не познакомился, а они уже подначивают… ты… – на последнем слове он замер и задышал часто-часто.

А я вдруг подумал, что совершенно не разбираюсь в людях и в близких отношениях у меня не такой богатый опыт. И я мог напугать его своей заинтересованностью, мог неправильно понять…

– Я напугал тебя? – прошептал я в маленькое ушко.

– Нет.

– Тогда что?

У него были ледяные руки, и я обхватил их и поднес к губам, подышал, согревая, он не делал попыток вырваться, и я принял это за хороший знак.

– Думаю, что для первого дня знакомства у нас достаточно близкое восприятие, да и для человека ты ведешь себя слишком доверчиво… – сказав это, Гена снова как-то сжался.

– Знаешь, может странно прозвучит, но все лето я думал о том, что со мной творятся странные вещи, я начал задумываться о парнях. Причем это были не просто парни, а конкретные индивидуумы. – Я улыбнулся, когда он поднял на меня лицо, и в карих глазах был написан немой вопрос вперемешку с укором. – Да-да, до последнего времени мне не нравились парни. – Ответил я на его незаданный вопрос.

– Но,… а Паша? – еле слышно спросил он.

Вот тут уже я уставился на него, не понимая, Гена опустил голову, пряча покрасневшее лицо.

– Ген, причем тут Паша? Он мой одногруппник и все.

Я приподнял руку и прошелся по этим необычным жестким волосам, вплел в них свои пальцы, наслаждаясь непонятным теплом в солнечном сплетении.

– И я тоже всего лишь твой одногруппник. – Ответил он, но прикрыл глаза от моей ласки в своих волосах.

– Пока да. – Не стал я говорить пустых и громких слов, все же он не девочка. – Но сегодняшняя экскурсия по уборной, дает мне надежду на некоторые более близкие отношения, или мне только приснилось? Галлюцинации в таком юном возрасте? О-о-о-о… – тихо простонал я.

– Женя, – хрюкнул Генка, и уткнулся мне в плечо, продолжая тихонько посмеиваться. – Это было бы здорово, если бы я стал чуть ближе, чем просто одногруппник.

– Могу тебя заверить, что это не потому, что наши отношения перешли на горизонтальную плоскость так быстро.

– Я знаю. – Хрипло ответил он.

– Вот и прекрасно, а теперь давай вернемся к ребятам, я же обещал угостить тебя обедом.

Он кивнул, я отошел на шаг, и Гена еще раз отжал платок и убрал его в пакетик, положил в сумку. Я лишь покачал головой на эти манипуляции.

– И чего ты его не выкинул? – спросил я, когда мы уже подходили к столику.

– Ты что, это подарок моего отца.

– О! – все, что я мог сказать.

Интересно, на какой такой праздник отцы дарят детям носовые платки в клетку?

Ребята уже сделали заказ и на нас тоже, так что, когда мы сели на свои места, перед нами стояли тарелки с картофелем фри и рыбными палочками. Гена сглотнул.

Я краем глаза смотрел, как он еле сдерживается, чтобы не бросить вилку и не начать есть руками. Пашка и Ромка тоже это видели, и я не успел остановить их:

– Гена, а откуда ты? Имею в виду, где раньше жил? Большая ли семья? – уточнил Пашка.

– Эм… – он с сожалением посмотрел на две недоеденные палочки, но все же ответил: – Мы приехали издалека, путешествовали много, а потом папа решил, что мне, как младшему, все же нужно высшее образование.

– Ой, а где вы путешествовали? – с горящими глазами спросила Даша, тоже откладывая вилку.

– В последние несколько лет по России, а так, когда я был еще маленьким, были разные места, мой папа родом из Норвегии, но мама родилась в Хабаровске, так что мои родители хотели показать нам с братом родину мамы.

– А сколько твоему брату? – последовал следующий вопрос от Кати.

Все сидели и внимательно смотрели на Гену, а я, каким-то седьмым чувством, ощутил его нервозность и голод.

– Он на четыре с половиной года старше нас. – Улыбнулся Гена.

– О, а имя у этого парня есть? – прогромыхала Ирка.

– Ирка, я тебя никакому грозному норвежскому парню не отдам! – высказался Ромка, вроде и, посмеиваясь, но было в этом что-то настолько личное, но Ирка лишь фыркнула.

– Брата Костя зовут. – Улыбнулся Ире Генка.

– Странно, если твой отец норвежец, то почему ваши имена русские?

– Меня назвали в честь маминого отца, а Костю в честь маминого деда. Собственно, папины корни давно потерялись. – Гена сглотнул, и я не выдержал, наколол на вилку кусочек палочки и протянул ему.

Такой благодарности в глазах я не ожидал, а он набросился на последние палочки, как оголодавший, я переложил ему свои, особо не любил этот непонятный полуфабрикат. Гена подарил мне благодарную улыбку, и что-то такое мелькнуло в его глазах, что я немного смутился.

Дальше расспросы были нейтральные и ему дали закончить обед, потом мы заказали молочные коктейли, и я старался не краснеть слишком сильно, и потушить зарождающееся возбуждение от вида этого порочно-невинного создания.

После, распрощавшись с ребятами до завтра, я проводил его до остановки, напроситься в гости было как-то неловко, и я чувствовал нарастающую, с каждой минутой промедления, нервозность Генки.

Мы стояли под крышей остановки, и я сжимал подрагивающие пальчики своего маленького енотика. Генка был ниже меня всего на полголовы, но это было так трогательно, я, незаметно для других ожидающих троллейбус, снова уткнулся в его волосы носом, вздохнул приятный, чуть горьковатый аромат.

– Ген, ты сытый? – нужно было что-то спросить, просто молчать я не мог, а он слишком нервничал, и нужно было его отвлечь.

– Да, – односложно ответил он. – Женя, прости, сегодня был такой насыщенный день, я немного устал.

– Проводить тебя? – затаив дыхание, спросил я.

Он долго молчал, до того момента, как открылись двери приехавшего троллейбуса.

– Нет, до завтра, Женя. – И он вскочил на подножку, даже не обернувшись.

Я стоял на остановке еще минут семь, боялся разжать пальцы, в которых до сих пор было тепло от его руки.

Потом дождался своего автобуса и поехал домой.

На самом деле, возвращаться не хотелось, этому было море причин, самая первая – это то, что Валерия уже позвонила матери, и та передала отцу новость века – сын целуется с парнем во дворе учебного заведения, где еще учился ее прапрадед и преподавал семь раз дед.

Но шататься дольше – это дать повод еще больше накрутить себя, так что, собрав всю волю в кулак, я ступил в родительский дом.

Не знаю пока, как там у Гены, но у меня сразу из прихожей была двойная дверь в гостиную, и как только я скинул ветровку, сразу поймал серьезный взгляд мамы. Они все сидели на диване и делали вид, что смотрят телевизор без звука, да.

– Добрый вечер, родители, сестра. – Вяло поздоровался я. – Голова болит, сил нет, я спать…

Но не тут-то было.

– Стоять! – грозно рыкнула мама.

– Мам, только не сегодня, пощади мои уши.

– Евгений, – начал отец, и чего он дома, непонятно, – мы тебя растили в прилежной семье, давали тебе образование, делали все, чтобы ты вырос прекрасным специалистом!

– А ты нас позоришь! – продолжила за него мама.

– Целуешься на глазах у всех с парнем! – подхватил отец.

Я сначала хотел возмутиться, что это лишь мое дело, с кем целоваться и у кого на глазах, но краем глаза уловил насмешливый взгляд Леры, и решил дослушать речь наших родителей.

– Это возмутительно! – подскочила мать с дивана и двинулась на меня. – Хотя бы нашел укромное местечко, оболтус!

Я расхохотался.

– Вот из-за таких речей, мам, пап, он никогда не будет воспринимать вас всерьез. – Назидательно, учительским тоном проговорила Лера.

А я продолжал смеяться, и упал на мамино место на диване, схватился за живот.

– Как хоть мальчика-то зовут? – улыбаясь, спросил отец. – Не успел просмотреть списки, дел было много сегодня.

– Геннадий Любавин. – Ответил я, чуть успокоившись, и откинулся на спинку дивана.

– Новенький? – улыбнулась Лерка.

– Ага.

– Ну, и когда мы познакомимся с милым мальчиком? – добила меня мама.

Собственно, мир людей от животного отличает несколько вещей – мы мыслим более масштабно, и умеем перекладывать ответственность на чужие плечи, а еще мы, не задумываясь, кидаемся в пучину… страсти.

Глава 3. Тот миг, когда ты сказал мне «Да».

Я вылетел из квартиры, успев только прокричать маме, что буду поздно. Все мое существо трепетало от осознания, что скоро-скоро встреча с тем, кто сегодня снился мне всю ночь!

Дорога до учебного заведения показалась мне слишком длинной, улица – слишком шумной, а дядя на своем посту – слишком медлительным, и даже моя привычная сигарета показалась безвкусной.

Я остановился перед дверью аудитории и постарался унять, опять же, слишком быстрый бег своего ждущего сердца. Взглянул в конец коридора, там, на стене, висели часы – как раз впритык, он должен быть там. За этой деревянной преградой. Там.

Я толкнул дверь и вошел. Генка сидел на месте, только это место находилось чуть дальше моего излюбленного стула.

Я нахмурился и вошел, все только раскачивались, учителя философии еще не было, как жаль, что и сегодня ее не отменили, но я не обращал внимания на посторонние вещи, меня интересовал только один конкретный парень.

С самыми шоколадными глазами в мире, с самыми необычными повадками, с самими горячими губами.

Мой Геночка.

Я сел на свой любимый стул и, немного наклоняясь вперед и облокачиваясь на парту, шепнул ему на ухо:

– Привет, ты место не перепутал?

Он застыл и медленно покачал головой. Я нахмурился.

– Все, Смородинов, бросили тебя! – слишком бодро и громко для утра, прошептал Ромка.

– Гена? – чуть громче в его ушко.

Он обернулся и я понял, что парень почти на грани слез, что он жутко нервничает и что смена места – это его последний шанс не зареветь. Откуда я все это знал? Сам не мог понять, но я ощутил все это, только столкнувшись взглядом с влажными карими глазищами.

– Женя… я… – а вот что он, договорить не успел, вошла преподаватель философии.

– Так, заняли свои места. Смородинов, надеюсь, в начале этого года, я не увижу Вас среди отстающих?

– Последний – это первый с конца! Марианна Сергеевна, – улыбнулся я, садясь ровно.

– О, значит, Вы, все же, что-то вынесли из моего предмета в прошлом году, хотя уровень Ваших знаний остается близок к нулю. – Я смолчал, чем больше мы пререкались, тем ниже становилась успеваемость, именно этим я занимался в прошлом году, в этом у меня есть занятие поважнее. – И так, наша первая тема, и последующие курсовые в этом году, – Философия в России. – Мы застонали, но она даже не обратила на это внимания. – Под «русской философией» может подразумеваться, как особенная национальная философия, развивающаяся в пределах русской культуры, так и совокупность деятельности различных философов, проживавших на территории России, а в историческом контексте – на территории всей Российской империи и СССР…

Марианна Сергеевна представляя собой совокупность и империи, и СССР, и это многое объясняло в ее тактике видения боя, то есть пар.

Сухенькая, с виду безобидная, даже можно отнести ее к виду «бабуля-одуванчик». Только у этого «одуванчика» был скверный характер и, чем больше на него дули, пытаясь загадать желания, тем крепче он держал свою пушистую шапку, иногда кусаясь так, что раны от эфемерных зубов не заживали годами.

Мой отец еще учился у нее, и он рассказывал такие байки, я не верил, до тех пор, пока не попал на ее урок.

Марианна – этим все сказано.

Я вырвал из блока лист и написал на поверхности в клетку: «Гена, поговорим на перемене в знаковом туалете?», смайлик.

Аккуратно, чтобы «Одуванчик» не увидела, сунул записку Генке под локоть.

– … собственно, философская деятельность начинается в России с середины XVIII века. До реформ Петра I Российское государство было отделено, как от наследия античной философии… – высоким лекторским тоном фрица продолжала Марианна Сергеевна.

«Я не знаю», – пришел мне ответ, написанный чуть ниже моего вопроса.

«Что случилось?», – написал я.

Меня начало все это волновать, я, видимо, не удержал лицо, и эмоции прорвались наружу.

– Смородинов, вот скажите мне, пожалуйста, Вас хоть что-то в этой жизни интересует? Как Вы будете сдавать мне работу?

– Как и в прошлом году, попрошу Клочкову за меня написать. А может, в этом году мне повезет, и мою работу за меня напишет Кицуров. М? По поводу интересов, боюсь, что в Вашем возрасте такое слушать запрещается законом.

– Евгений, Вы просто хам, – заключила она.

– Спасибо за комплимент, Марианна Сергеевна.

– Весь в отца! – покачивая головой, проговорила она свою коронную фразу.

– Я обязательно передам ему, что Вы упоминали его в самом начале года, хотя нет, рекорд побит – не прошло и полчаса с начала пары.

– Женя, прекращай, – тихо, но властно, как только он умеет, остановил меня Стас. – Извинись за срыв урока.

– Извините, Марианна Сергеевна. – Спокойно произнес я.

Она поправила свои седые кудри и продолжила лекцию. А я сунул записку Генке, но не прошло и три минуты, как «Одуванчик» повернулась и строго спросила:

– Смородинов, неужели Вы думаете, что мой предмет Вам не пригодится?

– Совершенно верно.

– Зря, между прочим, как же Вы будете разбираться в жизненном пути, Евгений?

– Сердцем, есть такой орган в организме, отвечает за чувства.

– Чувства, – как-то мечтательно произнесла она, девчонки уже начали грозить мне кулаками. – Но ведь есть такие ситуации в жизни, Евгений, когда чувства нужно отбросить и решать все здраво. Как тогда?

– Вот тогда я вспомню этот урок и Ваш вопрос, Марианна Сергеевна, и обязательно проанализирую его, и отвечу, скорее всего, неправильно, но это будет лишь мое решение, мое, не чье-либо, и уж точно не философия в России мне поможет сделать выбор.

В аудитории было тихо, она печально смотрела на меня, и вдруг улыбнулась краешками губ:

– Уж точно не мой предмет, но без него школа жизни будет намного болезненней, чем Вам кажется, Евгений. – Она присела на стул за своим столом. – Вы очень хороший собеседник, но Вам не хватает усидчивости… или… стимула.

– Скорее всего – это немного другое. Просто философия не моя стихия.

– А что же Вы предпочитаете?

Я смотрел в ее блеклые голубые глаза, да, я прекрасно знаю, что она думает, прекрасно осведомлен о том, что ступаю на тернистый путь падения в ее глазах, но мне это нужно, один раз. В прошлом году она даже не давала мне рта раскрыть, сразу выгоняла, в этом что-то изменилось и стоит этим воспользоваться.

– Мне нравится музыка и животные. Для чего, думаете, я пошел на Зоологический? Не просто слушать пространные лекции, а учиться быть тем, к чему стремится мое сердце.

– И к чему же оно стремится? – она сплела свои тонкие пальцы в замочек и положила на стол.

– Быть человеком.

– Смородинов, Вы романтик? Не ожидала… мне все казалось, что Вы хулиган и лоботряс, как Ваш отец.

– Марианна Сергеевна, у меня еще и мама есть, возможно, на генетическом уровне я пошел больше в нее?

– Все может быть. – Как-то странно косясь на меня, сказала она.

– Мы, наверное, не так начали, Марианна Сергеевна, давайте дружить, м?

Вся аудитория засмеялась.

– Все же, Вы хам, Евгений, но я принимаю наш пакт.

– Вот и прекрасно, – не смог оставить ее без ответа я.

Дальнейшие препирания были закончены, и она спокойно продолжала лекцию, которую исправно записывали только три человека в группе.

Я снова просунул записку с вопросом Генке под локоть, и с замиранием сердца ждал, что он ответит.

Она вернулась через пять минут с короткой надписью «Прости», – на клетчатом теле листка. Я сжал ее в кулаке и, не слушая возмущения Марианны Сергеевны, схватил Гену за запястье, вытащил в коридор.

Он стоял, опустив голову, и казалось, даже не дышал.

– Ген?

– Это не очень отразится на моих оценках? – тихо спросил он.

– Подтянем, если отразится. Но меня интересует сейчас другое, Генка.

– Жень, это сложно объяснить.

Я сделал к нему шаг, а он вдруг попятился, я не выдержал и резко притянул его к себе. Прижал, запустил руку в волосы и прошептал:

– Я могу выслушать, и даже понять, но закрываться от меня не нужно, Геночка. – Он вздохнул, как-то судорожно и безнадежно. – Гена, ты передумал?

Задавая этот вопрос, я боялся услышать положительный ответ, но, в тоже время, я не знал, что означает мой вопрос. Передумал что? Ведь мы не до чего не договорились, а тот минет вчерашний,… ну, вдруг он не значит для него совершенно ничего, и это только я придумал все романтические чувства.

– Женя, я не такой, как ты думаешь? – поднимая на меня заплаканное лицо, проговорил он.

– Конечно, не такой, ты особенный, мой енотик.

Генка дернулся от меня, но я не отпустил, наклонился и накрыл его приоткрытый рот своими губами, мягко, стараясь не делать резких движений. Он не отвечал несколько долгих секунд, а потом тихо застонал и обвил мою шею руками, прижался, раскрылся – отдался.

Мои руки прошлись по хрупкой спинке, поглаживая сквозь футболку, поднимая ее, чтобы дотронуться до кожи.

Гена отстранился и посмотрел мне в глаза, одними губами проговорил:

– Женя, я не могу…

– Почему? – нет, я не злился, я просто хотел понять.

Он меня завораживал и манил, я еле прожил ночь без него, как я буду дальше, старался не думать. Но точно знал, что без него уже не будет меня, странное, если подумать, ощущение.

Зависимость. Да, возможно, и так я был зависим от парня, о котором знал так мало, от которого мне сносило крышу, о котором я думал, вот уже почти сутки.

– Женя, я должен был остановиться вчера. Я не должен был…

– Ты жалеешь?

– Нет. – И покраснел.

– Тогда я не понимаю, что случилось. Мне трудно судить, так как у меня не было раньше такого… – Генка покачал головой и как-то весь сжался, – но это не значит, что я не хочу экспериментов, да и чувствую я совершенно другое.

– Что? – прошептал он.

Я снова подтянул его ближе к себе, укутал своим теплом, хотел показать не только словами его значимость в моем мире, но и делом, чтобы он знал, что я не отступлю.

– Раньше никогда бы не признался сам себе в том, что хочу быть зависим. Но, Геночка, мне кажется, что от тебя я хочу быть не только зависимым, но и чтобы ты принадлежал только мне. Ты понимаешь?

– Да, – и вжался лицом в мое плечо, обхватил меня за талию. – Прости, я немного испугался, да и брат с отцом так на меня насели вчера, что я всю ночь нервничал, не спал.

– Что они тебе сказали, были против однополых отношений?

Мне казалось, что это самая большая проблема, но я подумал, что смогу поговорить с его родителями и объяснить им, что их сын для меня значит.

– Нет, что ты! Просто… – и снова замолчал, уткнулся в мое плечо.

– Ген, если мы не начнем разговаривать, то ничего не поймем, я так точно. Сейчас мне кажется, что ты пытаешься мне что-то сказать, но в тоже время, как будто говоришь на другом языке. – Проговорил я в его волосы.

– Женя, а может, сегодня вечером погуляем в парке? – вдруг спросил он.

– Ты хочешь погулять?

– Ага. Чтобы узнать друг друга лучше и не сделать какую-нибудь глупость. Я… – и снова замолчал.

– Геночка, ты считаешь вчерашнее глупостью?

– Нет, это был порыв, очень древний инстинкт. Мне было действительно хорошо, я бы и сегодня повторил это, – его рука проскользнула под мой пуловер и прошлась по коже, обжигая, – но понимаю, что слишком быстрое развитие приведет к скорому остыванию…

– Что за глупости?

– Ты же не имел раньше таких отношений?

– Не имел, но это не значит, что я просто трахну тебя и оставлю, мы, романтики, не из такого теста.

Я смотрел, как он улыбается, как на его щеках образуются ямочки, и карие омуты блестят от смешинок.

– Папа вчера ворчал, что я совсем тебя не знаю, и что мне необходимо познакомится с тобой, – смешок, – но не так близко, как в туалете.

– Хорошо, тогда нам необходимо погулять и познакомиться? И пересядешь назад? Я, конечно, могу и наблюдать за твоим затылком, но большее удовольствие мне принесут твои коленки… – я многозначительно замолчал.

Гена фыркнул и потерся щекой о мое плечо.

А я был рад, что непонятная ситуация исчерпана, и что мой Геночка снова рядом, и что я могу насладиться его губами.

Еле отсидев сегодняшние пары, и наскоро попрощавшись с ребятами, мы отправились на свое первое свидание.

Было немного странно, что рядом не девушка, но я быстро об этом забыл, говорили обо всем на свете, как будто были знакомы вечность.

Я ощущал нити, связывающие нас. Казалось, что мы не только знакомы вечность, но и все знаем друг о друге. И это немного настораживало, потому что тогда был непонятен утренний эпизод.

Мы остановились около лавочки, вокруг нее были кусты сирени, листья еще не облетели, так что это был укромный уголок для влюбленных. От этой мысли я закусил губу и потянул Генку на лавочку.

– Устал? – спросил он, улыбаясь.

– Нет, просто хочу немного насладиться тобой.

Он ничего не ответил, просто повернул свою тряпичную сумку за спину и аккуратно присел мне на колени.

– Вот так? – наигранно равнодушно.

– Именно, – нежно прошептал я в его шею.

Гена вздохнул и расслабился, я же наоборот, мне было спокойно, но в тоже время хотелось быть ближе. И я не выдержал молчаливого уединения, повернул голову и поцеловал его в щеку, прошелся губами по гладкой коже к уголку глаза, вниз, к чуть улыбающимся губам. Уголок, потом мягко по нижней губе, по верхней, нежно, не торопясь, смакуя. Генка тихо выдохнул и сам накрыл мои губы в полноценном поцелуе. Улетая от нежных губ, я все еще был в удивлении от тех ощущений, которые преследовали меня.

Я не был знаком с ними раньше, раньше мои интрижки заканчивались, не начавшись толком оформляться, чувства, все время испытываемые при близком контакте, были, скорее, суррогатом, чем настоящими. Что для меня настоящее ощущение единения?

Это происходило именно сейчас. Гена был, как заряд в тысячу вольт, прямо по коже к сердцу. Он делал меня целым и от этого счастливым. Мне не казалось, что наши отношения развиваются слишком быстро, мне не казалось, что я не прав в своей оценке нашего взаимного притяжения.

Он оторвался от моих губ и совсем тихо прошептал:

– Женя, ты для меня очень много значишь. Так бывает иногда…

– С первого взгляда. – Закончил я за него.

– Да, – кивнул Генка. – Я так боялся, что ты не поймешь, отвернешься, посмеешься, погубишь.

– Дуралей, – улыбаясь, прошептал я, – разве я смог бы?

– Нет. И теперь я точно знаю это.

– Странно, что тебе потребовалась прогулка для познания.

– Нет, не она, я просто испугался, а сейчас все встало на свои места.

– Ген, скажи честно, чего ты испугался? – я прижал его к себе за бедра, хотелось просто быть рядом, дарить ласку, слушая его тихое дыхание, вдыхать аромат волос.

– Все так быстро завертелось. Знаешь, я вчера утром шел на учебу и думал о том, что, возможно, настало время влюбиться.

Я хмыкнул:

– Серьезно?

– Не смейся, я раньше не любил. Не было возможности.

– Никогда?

– Нет. А ты? – он немного отстранился и взглянул мне в глаза.

– Нет, хотя знаешь, когда ты входишь в период взросления, кажется, что каждая девочка страшная, и все они хотят только посмеяться. Уже позже, после первого раза, тебе кажется, что ты король и все можно, а любовь… она, как бы, путается с похотью.

– Жень, ты раньше задумывался об однополых отношениях?

– Летом, Генка. Мы каждое лето с Петровичем ходим в поход с палатками и рюкзаками, и конечно, с провизией, включающей в себя бутылки… А Петрович вечно забывает палатку и спальник, так что иногда приходиться делить свою палатку с соседом, и в этом году мне достался Пашка. – Я замолчал, запутывая своим пальцы в его волосах, – Он неплохой парень, но в ту неделю я поймал себя на мысли, что он красивый и возбуждающий. – Я улыбнулся неверию в карих глазах моего енотика. – Да, я пытался загнать все эти мысли, пока мы были в непосредственной близости, а вот дома они, эти мыслишки, вернулись, и я даже начал видеть эротические сны с участием кареглазого парня. Я размышлял на эту тему и пришел к выводу, что в этом нет ничего уж слишком странного и страшного. А потом в мир ворвался ты, Гена.

Он вздохнул и тихо проговорил:

– А у нас в семье никогда не обсуждалась ориентация, мой брат предпочитает женщин, но я точно знаю, что у него и парни были, папа рассказывал, что до встречи с мамой у него был любимый. Но там что-то не сложилось, и ему пришлось уехать, и чуть позже он встретил маму. Так что я не могу сказать, что меня осудили за выбор пар… – и тут он замолчал.

Я, слушая его спокойный, нежный голос, сначала не заметил заминки, но когда он не продолжил, а зарылся носом мне в шею, я прокрутил его слова и заминку. «Пар…»?

– Гена?

– Я люблю тебя, Женя, и если ты после не захочешь быть со мной… – отчаянье, с которым он это все прошептал, просто убивало меня.

Я отстранился и обхватил его лицо руками, смотря прямо в шоколадные озера, прошептал:

– Я тоже люблю тебя, Гена, – ласковое прикосновение к губам, – и что значит после? После чего?

– Любишь? – по щекам покатились крупные слезы.

Я был так заворожен ими, что, не думая, ответил:

– Это же очевидно. С первого взгляда.

– Женя, я… понимаешь… – всхлип.

Я отпустил его лицо и снова прижал к себе, его слегка потряхивало, и он, то и дело, всхлипывал. А у меня от этого зрелища разрывалось сердце, я начал укачивать его, тихо шепча в макушку:

– Ну, что ты? Успокойся. Я ничего не понимаю, чем ты так расстроен? Геночка, мой маленький енотик, мое сокровище, тише-тише, успокойся.

Через долгие десять минут он начал успокаиваться, и я смог разобрать его бормотание:

– Ты будешь со мной встречаться, даже если я инопланетянин?

– Даже если у тебя хвост. Я буду с тобой встречаться. Да.

– Я счастлив, – икнул он.

– Что-то на счастливого обладателя ты не похож. – Генка поднял на меня лицо и улыбнулся. – Вот так лучше.

– Женя, я все равно должен сказать тебе очень важную вещь.

– Давай так, ты сейчас успокаиваешься, мы еще немного гуляем, потом я покормлю тебя, и ты обязательно расскажешь мне ту очень важную вещь. Только я прошу, Гена, не нервничать и так сильно не переживать, потому что ты мне нравишься, и твои слезы ранят меня.

– Прости.

Я ничего ему не ответил, просто встал и поставил его на землю, одернул куртку и поправил воротник. Он смотрел на меня таким взглядом, что казалось, весь мир уходит из-под ног, от скопившегося внутри меня счастья.

Хотелось кружить его и прижимать к себе, не хотелось видеть слезы в его глазах, хотелось, чтобы он был счастлив рядом со мной, и хотелось, чтобы он уже высказал все то, что тяжелым грузом лежит на его сердце.

Я пойму.

Потому что, признавшись в любви, я не солгал ни единым словом.

Мы шли по аллее, и Генка прижимался ко мне, наше молчание было еще одним очаровательным приобретением. Было уютно и тепло. А я все думал о том недосказанном слове…

Странно.

Глава 4. Покажи мне их, любимый.

Наша прогулка закончилась около двери квартиры Гены. Он, смущаясь и краснея, и все время теребя ремешок своей сумки, тихо спросил:

– Если хочешь, то?..

– Нет, сегодня точно нет. Тебе на сегодня стрессов и так достаточно, – я наклонился и аккуратно накрыл его губы.

Он в поцелуе вздохнул и тут же отстранился, проговорил:

– Дома никого сейчас нет.

Я заворожено смотрел, как на его лице появляется смущенная улыбка, но в тоже время глаза сверкали лукавством.

– Ах, вот оно что? – протянул я и обнял его за талию. – Ну, тогда я просто обязан выпить чаю или кофе в твоей комнате.

Генка рассмеялся и отстранился от меня, открыл сумку и начал искать ключи, они нашлись довольно быстро, потому что, оказывается, были закреплены на резинке. Он открыл дверь и пропустил меня в квартиру.

Первое, что бросилось в глаза – это газеты. Да, везде были обрывки газет, на всех горизонтальных поверхностях, на полу, даже в обуви. Я вопросительно приподнял бровь, но Гена ничего не объяснил, а только обхватил меня за запястье и потащил по коридору.

– Не обращай внимания, – это папа.

– Что папа? Рвет газеты, потому что не любит светские новости?

Генка рассмеялся, а я заметил, что он стал вести себя немного раскованней, конечно, он и так не зажимался, просто его слезы в парке заставили меня волноваться и переживать о том, что я делаю что-то не так. А переступив порог квартиры, он как будто сбросил груз с плеч. Я тоже рассмеялся.

– Нет, просто, когда папа нервничает, ему помогает успокоиться только это.

– Уничтожение газет?

– Он рвет их на кусочки и не разрешает убирать. – Мы остановились около двери, Гена немного помедлил и открыл ее.

Его комната представляла собой странное зрелище. Нет, я не сомневался, что он у меня неординарный мальчик, но такого даже я представить не мог. Везде были игрушки. Полки на стене, слева от двери, были уставлены фигурками из конструктора «Lego», там были целые сценки и кусочки города, домики и военные базы. Я перевел взгляд дальше и улыбнулся. Стена напротив – была занята стеллажами с книгами, но меня привлекло не это, а полочка с пластинками и граммофоном, не старинным, а более современным и, явно, рабочим.

У окна стоял письменный стол, и ноутбук на его поверхности смотрелся не очень уместно, потому что сам стол, из темного полированного дерева, с вензелями на ножках и стеклом на ровной поверхности, был антикварный, и в обстановку современного мира никак не входил. Я сделал шаг и, наконец, узрел то, что так хотел – кровать. Она была подстать столу и имела балдахин, я даже рот открыл.