Текст книги "Невозможное (СИ)"

Автор книги: Mb Vivian

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

– Я скоро стану матерью, – сказала она, не рассчитывая на то, что Тени – птумериане по происхождению – поймут её. – Мои сородичи хотят забрать моего ребёнка. Так же, как забрали дитя у вашей королевы. Я ищу укрытие. Вы поможете мне?

Предводитель Теней кивнул, обернулся и указал тонкой рукой на каменную арку в дальнем конце кладбища. Его товарищи расступились, открывая девушке проход.

– Спасибо, – прошептала Эмили. – Мне очень жаль, что с вашей королевой случилось такое. Если бы я могла помочь… Поверьте, я сделала бы всё, что возможно.

Все трое снова поклонились, Эмили показалось – чуть ниже, чем до этого.

Предводитель Теней проводил нежданную гостью до арки, ведущей на территорию заброшенного университета. Эмили поднялась по каменным ступеням и обернулась. Страж-Тень стоял, сложив руки перед грудью и низко опустив голову.

– Ваша королева там? – тихо спросила девушка. Тень вскинулся, но снова наклонил голову, и Эмили только успела заметить две алые искры там, где у людей находятся глаза. Затем предводитель стражей медленно покачал головой – не отрицательно, а демонстрируя неуверенность.

– Вы сами не знаете, там ли она, – догадалась Эмили. – Вы ищете её, потому что не смогли выполнить свой долг? Вы здесь уже много веков, верно?

Короткий кивок.

– Вряд ли я могу помочь хоть чем-то, – печально сказала девушка. – Но… Просто знайте – мне очень жаль. Я не знаю, какой была ваша королева, злой или доброй, но… Никто, ни одна женщина в мире не заслуживает такого. Ну что ж… Прощайте. Я постараюсь что-то разузнать, и, если найду хоть какие-то следы вашей королевы, – она махнула рукой в проём арки, – обещаю, я вернусь и расскажу вам всё.

Она развернулась и шагнула под арку. Вдруг её плеча коснулась рука – и тут же отдёрнулась, будто её обладатель обжёгся о человеческое тело. Эмили изумлённо обернулась – и ахнула: Тень протягивал ей на раскрытой ладони небольшой пузырёк с тёмно-красной жидкостью.

– Что это?.. Кровь? – Эмили осторожно взяла пузырёк двумя пальцами и поднесла к глазам. В переливающейся за стеклом густой жидкости поблёскивали голубые искры, будто в крови растворилось звёздное небо. – Чья она? И что мне с ней делать?

– Чистая Кровь Рода, – прозвучал в сознании безмолвный ответ. – Пропуск.

– Пропуск? – растерянно переспросила Эмили. – Но куда? Кому её показывать?

Тень едва заметно покачал головой, развернулся и пошёл к ожидающим его товарищам.

– Что ж… Спасибо, – пробормотала Эмили, пряча пузырёк в отдельный кармашек поясной сумки. – Надеюсь, я сама пойму, как использовать эту кровь. Прощайте! – повысив голос, обратилась она к стражам и наконец решительно шагнула под арку.

Здание университета будто бы выпрыгнуло на незваную гостью из-под прикрытия деревьев и камней у дороги. Вот Эмили пробиралась по лесу, не похожему на обычный дикий лес единственно только мощёной тропинкой под ногами, – а вот она уже стоит на просторной террасе, выложенной искрошившимися, но всё ещё надёжными квадратными плитами, и, затаив дыхание, восхищённо разглядывает величественное здание, колыбель ярнамской науки – и ярнамского проклятия.

Главные ворота оказались распахнуты настежь, и Эмили сразу же прошла во внутренний двор, выходящий на набережную озера Лунного Отражения. Залюбовавшись серебристыми бликами на спокойной поверхности воды, она не сразу сообразила, что не так в этой умиротворяющей картине: луна, низко висящая в небе, была кроваво-красной и висела низко, как ей и полагалось в Ночь Охоты; а отражение её в воде озера было самым обычным, молочно-серебристым, мирным…

Пожав плечами, девушка направилась к дверям, ведущим в корпус университета, но раздавшиеся справа тихие звуки заставили её подобраться и замереть на месте, стиснув рукоять трости. От перил террасы с видом на озеро раздавались какие-то поскрипывания, постукивания и… Эмили застыла, вслушиваясь: так и есть. Тихие стоны.

Кто-то ранен! Возможно, кому-то нужна помощь!

Мигом забыв свой страх, девушка бросилась на звуки… и едва успела остановиться на верхней ступени террасы, разглядев, кто или что их издаёт. В углу у самых перил лежало, истекая желтоватой жидкостью, похожей на сукровицу, жуткое создание с огромной головой, усеянной десятками жёлтых глаз, с тонкими руками, похожими на лапки насекомого, и с недоразвитыми крыльями на спине. Эти крылья, неудобно подогнутые под тело, и издавали шуршание и постукивание, когда раненое существо пыталось расправить их.

Эмили, не раздумывая ни мгновения, подбежала и помогла уродливому обитателю университета принять более удобное положение. Многочисленные жёлтые глаза, помутневшие от боли, уставились на нежданную помощницу, как ей показалось, с испугом и недоверием… Но затем странное создание расслабилось и откинуло раздутую голову. Эмили услышала тихий прерывистый вздох. Существо умирало.

Быстро осмотрев раны, девушка тоже не сдержала горестного вздоха. Нанесены они были явно оружием Охотников, скорее всего, длинным мечом. Сердце сжала тоска: а не Кори ли побывал здесь?.. Эмили тряхнула головой: нечего тут выдумывать, многие Охотники пользуются клинками, изготовленными в мастерской Людвига, не только Ферн…

И раны эти клинки наносят обычно смертельные. Вот и сейчас, обречённо покачав головой, Эмили выпрямилась и опустила руки. Она ничем не могла помочь умирающему созданию, чей вид наводил на мысль, что, возможно, смерть для него – не самая горькая участь…

Эмили осторожно коснулась головы существа между россыпью глаз – будто щеки или лба умирающего человека, утешая и делясь теплом. Она слышала о «садах глаз» – учениках мастера Виллема, добровольно согласившихся участвовать в эксперименте по «выращиванию дополнительных глаз для мозга». Несчастные, знали ли они, на что соглашаются? Были ли они готовы?.. Эмили не могла считать их чудовищами, хотя не раз слышала, как её отец, Сэмюэль Лейтер, который когда-то давно имел тесные связи с Бюргенвертом, именовал их «проклятыми дураками, ради своих дурацких идей готовыми родную мать заживо сожрать». Она не верила в то, что учёные могли руководствоваться какими-то корыстными целями. Целью мастера Виллема было возвышение человечества до уровня богов без применения Древней Крови. Он и его ученики пошли по пути совершенствования себя, укрепления связи собственных глаз с мозгом. Они соглашались на это добровольно и, конечно же, были готовы к последствиям… Или не были?..

Но, если вспомнить Церковь Исцеления, возможную связь кровослужений с распространением Чумы Зверя… Если вспомнить викария Амелию…

Может быть, мастер Виллем всё же был прав?

Да, они были готовы. Они добровольно шли на риск.

«Эволюция без отваги станет погибелью нашей расы». Откуда в голове всплыла эта фраза?.. Эмили потёрла лоб. Что-то многовато на сегодня озарений. Язык птумеру, непонятные воспоминания-видения о словах, которых она не могла слышать или читать…

Задумавшаяся Эмили встряхнулась, когда лежащий перед ней бывший ученик мастера Виллема издал долгий прерывистый вздох. Тонкая рука с уродливо вытянутыми пальцами поднялась и опустилась на предплечье девушки. Жест благодарности? Или мольба о сострадании?.. У Эмили сжалось сердце. Она накрыла жуткую кисть «сада глаз» своей ладонью и слегка сжала. Умирающий медленно выдохнул – и грудная клетка будто бы ввалилась и больше не поднялась. Жёлтые глаза помутнели. Пальцы уродливой кисти судорожно напряглись – и расслабились. Эмили осторожно сняла со своего предплечья руку существа, отяжелевшую так, как бывает только у мертвецов. Всё было кончено.

– Да примут твою душу милосердные небеса… – прошептала девушка, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Почему-то ей было нестерпимо жаль это несчастное создание. Бывший учёный, сохранивший разум, жил все эти десятилетия в покинутом университете, осознавая, что все его жертвы, все усилия, все мучения не привели ни к чему… Кроме такой вот жуткой жизни и ужасной смерти. Что ж, он хотя бы умер не в одиночестве…

Уняв слёзы, Эмили поднялась на ноги и направилась к дверям корпуса. Створки распахнулись с громким скрипом, и девушка снова замерла на месте, вслушиваясь: жалобный вскрик потревоженного здания словно бы эхом повторил тихий человеческий стон.

Ещё раненый? Эмили буквально взлетела по скрипучей винтовой лестнице на второй ярус двухуровневого зала. По второму этажу шла галерея, уставленная книжными шкафами и какими-то приборами для астрономических наблюдений. Стон донёсся из угла за сундуком, задвинутым в угол между стеллажами. Эмили пробралась между стопками пыльных книг и вгляделась в темноту.

У подножия шкафа что-то белело. Это не «сад глаз», догадалась девушка, а человек в светлом одеянии – у служителей Белой Церкви какие-то подобные…

– О… Ещё одна… Охотница, – послышался из угла прерывистый голос. Женский. – Ты пришла завершить то, что не доделал твой товарищ? Что ж… Много сил тебе не потребуется. Давай…

– Я не Охотница, – пролепетала Эмили, отшатнувшись.

– Как это не Охотница? – Несмотря на то, что женщина говорила с трудом, ехидство в её голосе угадывалось без труда. – Если человек одет как Охотник, вооружён как Охотник, да ещё и пробился в университет мимо стражей королевы Ярнам, как его ещё назвать, если не Охотником, а?

– Это… Долго объяснять. – Эмили, совладав с собой, снова приблизилась и демонстративно опустила трость на пол, разглядев наконец лежащую женщину: залитые кровью белые одеяния, на глазах повязка, треугольный колпак валяется рядом. Хор?.. – Я не собираюсь вас убивать, наоборот… Я немного врач, я могу помочь… Если это ещё возможно.

– Вот как… – В голосе собеседницы прозвучало плохо скрываемое сомнение. – Это очень странно, но… Я не откажусь от помощи, я же не сумасшедшая. Если вправду можешь помочь… Буду очень благодарна. Ох… – Она помолчала, явно пережидая приступ боли, потом медленно выдохнула. – А если… Не получится… Я прошу тебя, будь милосердна к мастеру Виллему. Он и так настрадался… Если этот ненормальный не убил старика, конечно.

– Какой ненормальный? Что тут произошло? – Эмили опустилась на колени перед женщиной и сняла со спины заплечный мешок с припасами. Она задавала вопросы, а руки будто бы сами по себе выполняли привычную работу: разрезать окровавленную одежду, осмотреть раны, обработать, прикинуть, нужны ли швы…

– Ну, тот Охотник, который… А-а-а… Ничего, ничего, потерплю. Тот, который меня так отделал. Он решил, что убил меня… обшарил… А-а! Ох… Обшарил мои карманы и пошёл дальше. В лунарий, к мастеру Виллему. И не вернулся. Ох, боюсь… М-м-м…

– Всё, уже всё, – пробормотала Эмили, обрезая нить, которой зашивала рану. – Вы очень сильная. Многие мужчины, которым я накладывала швы, вопили и брыкались так, что мне приходилось звать на помощь, чтобы их кто-то подержал.

– Ну, у нас тут всегда было… Скажем так, не очень легко. – Женщина подняла руку и стянула с лица повязку. Эмили уставилась ей в лицо: немолодая, серые глаза обведены тёмными кругами, волосы то ли светлые, то ли совершенно седые. – Я привыкла к боли. А почему ты лечишь меня… Так, по старинке? У тебя нет крови?

– Есть… – Эмили растерялась. Она совершенно не была уверена в том, что этой странной женщине в одеяниях высших иерархов Церкви Исцеления следует рассказывать о её сомнениях насчёт целительной Древней Крови. – Просто я…

– Просто ты решила не тратить её на незнакомку, да ещё и, возможно, на врага. – Женщина устало прикрыла глаза. – Что ж… Понимаю.

– Нет, не в этом дело! – запротестовала Эмили. – Просто вы… Вы из Хора, верно? Вы ведь знаете, что творится в Ярнаме?

– А… – Женщина снова открыла глаза. – Вот ты о чём. Ты не хотела… Опасалась оказаться наедине со зверем. Боялась, что я обращусь в чудовище так же, как… Наш глава когда-то. Как Лоуренс.

– Н-ну… Примерно так, – пробормотала Эмили, пряча взгляд.

– Примерно? То есть дело всё-таки не в этом? А в чём же?

– Просто… – Эмили глубоко вздохнула и стиснула руки перед грудью. – Я… Не доверяю Древней Крови. Меня ни разу не лечили ею, я ни разу не проходила кровослужения. И, возможно, только благодаря этому я…

– Благодаря этому ты – до сих пор человек, – закончила за неё бывшая служительница Хора. – Что ж, понимаю тебя. О Идон всевидящий, я как никто понимаю тебя! – Она прерывисто вздохнула. – Я стольких коллег и друзей потеряла… Я вернулась сюда, надеясь, что мастер Виллем за эти годы нашёл хоть какие-то ответы… А нашла только… Нескольких бывших однокурсников, почти лишившихся рассудка от одиночества и отчаяния. Мастера Виллема, беспомощного, неподвижного… И мою малышку Ром… В таком состоянии… – Женщина прикрыла глаза и закусила губу. – Я помогала им чем могла. Ректор уже совершенно не способен позаботиться о себе. А Ром… Ей уже ничего и не требовалось. Она уже не принадлежит… Не принадлежала миру яви.

– Не принадлежала?..

– Да. Тот Охотник… Я знаю, зачем он явился. Кто-то сказал ему, что Ром охраняет врата в Кошмар. Кто-то, кому нужно, чтобы кошмар стал явью…

– А что делает… делала Ром на самом деле?

– Ром осталась вершить ритуал, сдерживающий Кровавую Луну. Только она одна могла… Скажи мне, добрая не-Охотница… Луна на небе… Она красная?

– Да, – прошептала Эмили, уже зная, что будет произнесено дальше.

Служительница Хора закусила губу сильнее. Из уголка ее глаза к виску покатилась капелька, блеснувшая в свете факела.

– Это означает, что моя милая Ром погибла, – прошептала женщина. – И… Это означает, что миру пришёл конец. Кошмар вырвался в мир яви. Тот Охотник… Да, он не знал, что творит, он хотел спасти всех, но… Он погубил всех нас. Ярнаму конец. Всему нашему миру – всему тому, что мы знали и любили, теперь настанет конец.

13

Неужели явь обернулась кошмаром?..

Или она всегда им и была?

Ферн метался по часовне, не решаясь выбрать направление. Куда бежать, где искать Эмили? Что вообще происходит, почему Агата ведёт себя так, будто…

Внезапное озарение обожгло космическим холодом. Он… Во сне? И как же теперь проснуться?

Выбежав из дверей часовни, Ферн бросился вверх по лестницам Соборного округа – зачем-то ноги сами несли его к Главному собору. Поднимаясь по его широкой лестнице, Охотник вдруг увидел у перил на самом верху какую-то тёмную кучку то ли тряпья, то ли…

Ползли по ступеням тоненькие ручейки крови, срывались каплями всё ниже и ниже, и следом за ними будто бы липким туманом стелилось по каменным плитам хриплое тяжёлое дыхание…

Охотник несколькими прыжками взлетел на верх лестницы и бросился на колени рядом с нахохлившейся, как настоящая ворона, Эйлин.

Старая Охотница дышала рвано и тяжело, с присвистом, опущенная голова её бессильно покачивалась в такт дыханию. Ферн положил ей руку на плечо.

– Госпожа Эйлин… Что с вами? Кто это вас так?.. У вас кровь закончилась? Сейчас я… – Он потянулся к подсумку, но Эйлин покачала головой.

– Не волнуйся, мальчик… Есть у меня кровь, всё будет хорошо. Просто надо… Отдохнуть, да… А ты… Берегись, не ходи в собор, там… – Она кашлянула и тихо застонала. – Там засел один… Он – моя добыча, уходи, это мой счёт.

– Кто там? – Ферн с тревогой оглянулся на распахнутые двери собора. – Это он вас ранил? А почему он не выходит, не… – Он хотел сказать «добивает», но не смог произнести этого. Эйлин выглядела… Умирающей. А Ферну очень не хотелось верить в то, что он видел.

– Затаился и ждёт, – выдохнула Эйлин. – Не знаю, чего… Он… Он безумен, разве он будет действовать логично? Уходи, пока он тебя не заметил.

– Вы точно подлечите себя? – с сомнением спросил Ферн. – Давайте я вколю вам кровь…

– Иди-ка ты отсюда! – сердито выдохнула старая Охотница. – Не заставляй меня… Ещё и за тебя переживать.

– Ну уж нет. – Ферн решительно помотал головой. – Я вас тут одну не оставлю. Давайте я отнесу вас в часовню. Тут недалеко, да вы и сами знаете. – Он поднялся на ноги и, не обращая внимания на шипение и слабые попытки сопротивляться, взял на руки старую Ворону. Она оказалась лёгкой, будто перья её костюма поддерживали её тело в воздухе, как у настоящей птицы.

«Ох, как бы сейчас мне пригодилась помощь Эмили…» – мелькнула горькая мысль. Ну что ж, раз они с женой оказались по разные стороны барьера, отделяющего сон от яви, придётся справляться самому.

Уложив Эйлин на тюфяк в комнатке, служившей Эмили лазаретом (и мимолётом удивившись: почему здесь так затхло и пыльно, будто бы комнату не открывали и не проветривали уже очень давно?), Ферн, несмотря на протесты, вколол раненой Охотнице пару шприцов крови. Дождавшись, пока она перестанет тихо постанывать от боли и расслабленно откинется на набитую соломой подушку, он помог «пациентке» улечься поудобнее и накрыл ветхим одеялом.

– Так-то лучше, – пробормотал он. – Давайте-ка снимем с вас маску, и вы отдохнёте. Здесь безопасно. Сейчас принесу вам поесть.

– Неугомонный ты, парень, – проворчала Эйлин, стягивая свой «клюв». – Такие долго не живут, ты знаешь?..

– Сколько надо, столько и проживу, – отмахнулся Ферн и вышел из комнаты.

В часовне всё было не так… Охотник с трудом отыскал скудный запас еды, налил в надколотую кружку чистой воды и вернулся в лазарет. Эйлин дремала, но при звуке шагов вскинулась и сжала рукоять сложенного Клинка Милосердия, которую так и не выпустила из руки.

– Это я, – успокаивающе произнёс Ферн. – Простите, что так долго. Тут всё как-то поменялось… Без Эмили.

– Без Эмили? – удивлённо переспросила Эйлин. – А куда она делась? Мальчик мой… Неужели… – Она приподнялась на постели и посмотрела на Ферна с таким сочувствием, что у Охотника сжалось сердце.

– Значит… – Он с надеждой и страхом вгляделся в лицо старой Охотницы. – Значит, вы её помните?

– Ещё бы мне её не помнить, – усмехнулась Эйлин. – О ней весь Ярнам говорит. Так что – с ней что-то случилось? Бедный ты мальчик, вы ведь так недавно женаты…

– Я… Ох, госпожа Эйлин… – Ферн обессилено опустился на пол рядом с тюфяком и провёл рукой по лицу. – Я ничего не понимаю. Я пришёл сюда сегодня – и не нашёл Эмили. Спросил у Агаты, не знает ли он, куда она ушла – а Агата сказал, что вообще понятия не имеет, кто такая Эмили… И что я никогда не был женат, и моя жена мне просто приснилась. Я бы подумал, что бедняга сошёл с ума, но… – Ферн тоскливо оглядел комнату. – Всё тут изменилось. Все вещи не на своих местах. Грязно, пыльно… Эмили ни за что не допустила бы такого. Что произошло? Я не понимаю…

– Ох, сны… – Эйлин приподнялась на локтях и сочувственно вгляделась в лицо Охотника. – Это такая странная штука, мальчик. Я больше не вижу снов. А ты видишь? Ты знаком с Куклой? Ты разговариваешь с Германом, когда он не спит в своём саду? Малютки-Посланники протягивают тебе тонкие бледные руки, чтобы перенести туда, куда ты желаешь попасть? – Она мечтательно улыбнулась. – Прекрасный сад, чудесный аромат белых, похожих на звёзды цветов… Лестница ведёт мимо ряда надгробий к дверям мастерской. А внутри… Горит камин, пахнет кофе, на верстаке разложены инструменты… Я скучаю по тем временам, – призналась она тихо. – Но… Я рада, что эти сны отпустили меня. Теперь я хотя бы знаю, где заканчиваются сны и начинается явь. А ты, похоже, только что потерял эту границу.

– Я… Я действительно запутался, – прошептал Ферн. – Потерялся… Погодите! – Он с силой сжал виски ладонями. – Я вспоминаю, что… Герман предупреждал меня, что опасно доверять снам, что они могут подменить собой реальность. Он сказал тогда, что… Да, он сказал, что я должен избавиться от снов о девушке, которая стала моей женой! – Он с ужасом уставился на строгое и печальное лицо Эйлин. – Так, выходит… Эмили просто мне приснилась?

– Не так всё просто, парень. – Охотница невесело усмехнулась. – Я ведь тоже была с ней знакома. А я давно уже не вижу снов, я ведь сказала.

– И как это понимать?! – Ферн потряс головой. В мозг вползали ледяные щупальца безумия. – Где моя Эмили, если она реальна, если она не приснилась мне? Куда она пропала и почему всё здесь так изменилось?

– Красная Луна взошла, – медленно проговорила старая Охотница. – Грань между человеком и чудовищем тонка, но окончательно размыть её Луна может только на границе сна и яви. Я не знаю, мальчик, что с тобой приключилось. Я бы предположила, что ты видишь меня во сне, но я-то тебя тоже вижу, а я точно не могу видеть снов… Ищи ответы, пробирайся в глубь мира снов, коснись самих Кошмаров. Возможно, твоя Эмили где-то там.

– Ладно, буду искать, – пробормотал Ферн. Голова у него шла кругом. – А что мне ещё остаётся?.. – Он поднялся на подгибающиеся ноги. – Отдыхайте, госпожа Эйлин. А я пойду осмотрюсь – выясню, что ещё изменилось в Ярнаме.

– Береги себя, – сказала ему вслед старая Охотница. – Если ты пропадёшь, то кто же отыщет Эмили и вернёт её домой?

Ферн рассеянно покивал, прикрывая за собой дверь лазарета. Первым делом он собирался отправиться по другому делу, но Эйлин об этом говорить не стоило…

Главный собор после смерти викария Амелии пустовал. В живых (или хотя бы в здравом рассудке) не осталось ни одного служителя Церкви Исцеления, кто мог бы поддерживать там порядок, зажигать свечи и читать молитвы перед алтарём с черепом Первого Викария. Ферн несколько раз заглядывал внутрь, но входить не решался: гулкая пустота под величественными сводами дышала холодом и пахла смертью.

Охотник медленно поднимался по лестнице, ведущей в алтарный зал. Прислушивался: не раздадутся ли какие-нибудь звуки, которые могли бы подсказать, что за враг притаился в соборе. Но было совершенно тихо, и только где-то словно бы что-то медленно капало.

Достигнув вершины лестницы, Ферн остановился и вгляделся в полумрак. Сквозь витражные окна проникало совсем мало лунного света, и простой человек, чьё зрение не было усилено инъекциями Древней крови, вряд ли смог бы что-то разглядеть.

Охотник же успел увидеть, что от алтаря к нему метнулась тень.

Мелькнул в тусклом лунном луче размытый, туманный силуэт. Исчез там, появился здесь… Взглядом не уследить! Что это за существо?

Почти невидимый противник вдруг возник совсем рядом, и Охотник едва успел вскинуть пистолет, чтобы выстрелом сбить тому атаку. Враг отступил на пару шагов, и Ферну наконец удалось рассмотреть его чуть более отчётливо: в руке изогнутый меч, на голове металлический шлем, тускло поблёскивающий в лунном свете. И… Одеяние из перьев, такое же, как у Эйлин.

«Ворон?.. Не может быть…»

Сам Кровавый Ворон Кейнхёрста.

Ферн слышал о нём, но никогда не сталкивался, и уже привык считать его историю чем-то вроде мрачной легенды. Когда-то давно отряд Охотников Церкви под предводительством мастера Логариуса напал на замок Кейнхёрст, желая истребить всех подданных королевы Аннализы, последней носительницы крови птумерианской королевы Ярнам. Безумный фанатик Логариус ненавидел кейнхёрстцев, которых называли Нечистокровными, до такой степени, что без малейших колебаний организовал и возглавил настоящее избиение. В замке тогда погибли все: и рыцари Аннализы, и их жёны и дети, и слуги… Только саму королеву Палачам не удалось умертвить: Запретная кровь королевы Ярнам сделала её бессмертной. Но Логариус поклялся прервать кейнхёрстский род раз и навсегда, поэтому сделал всё, чтобы отрезать Аннализу от мира: заперев её в тронном зале, он добровольно надел на себя Корону Иллюзий, позволяющую скрыть эту часть замка от любого нежелательного визитёра. И только его смерть развеяла морок, явив миру мрачные тайны Ледяного замка.

А убил бывшего мастера Логариуса, предводителя и вдохновителя банды Палачей, не кто иной, как Охотник Ферн…

Он помнил ужас и отвращение, охватившие его, когда он узнал жуткую правду. Да, Нечистокровные отнюдь не были безгрешными, невинными мучениками. Да, они похищали ярнамитов для того, чтобы добывать из их крови сгустки и преподносить своей королеве, потому что только так она могла выносить и родить новое Дитя Крови. Но в глазах Ферна никакие злодеяния и прегрешения королевы и её двора не стоили ужасной мучительной смерти детей, жён рыцарей и простых слуг, никоим образом не ответственных за проводимые в замке ритуалы.

Ферн убил Логариуса без сожалений и угрызений совести, развеял иллюзию и вошёл в тронный зал последней из Нечистокровных. Конечно, он не стал присягать ей на верность, но преклонил колено, проникнувшись уважением к стойкой королеве, в одиночестве хранящей память, честь и кровь своего рода в пустом и мёртвом, продуваемом ледяными ветрами замке. И пообещал себе иногда наведываться к Её одинокому величеству и… Просто приветствовать и выслушивать ответное приветствие, произнесённое холодным и усталым голосом.

Он думал, что Аннализа – и в самом деле последняя из Нечистокровных. А оказалось…

Думать ему, впрочем, сейчас было некогда. Уже в следующее мгновение он кружил по залу собора в смертельном танце, будто невидимой нитью связанный с нечеловечески быстрым и ловким противником. Ворон, казалось, не ступал по мозаичным плитам пола, а исчезал в одном месте и появлялся в другом, атакуя внезапно и молниеносно. Вдруг он вонзил свой изогнутый меч в собственное тело. Клинок охватило тусклое багровое сияние, казалось, впитавшее свет красной Луны, льющийся в окна. Ферн, поражённый этим зрелищем, на мгновение потерял концентрацию… И через мгновение дымящийся алым туманом Чикаге с жадностью напился его крови.

Бедро и бок вспыхнули жуткой болью, дыхание перехватило. Охотник вскинул пистолет и не целясь выстрелил несколько раз, пытаясь разорвать дистанцию и улучить момент для использования шприца с кровью. Но с этим противником привычный манёвр оказался бесполезен: с лёгкостью увернувшись от пуль, Ворон выстрелил в ответ. Чудовищный удар в плечо – и левая рука Ферна онемела и бессильно разжалась, пистолет упал на пол и отлетел в сторону.

Глаза застилал кровавый туман. Мелькнула мысль: «А проснусь ли я?..» Ферн из последних сил попытался отразить мечом удар изогнутого клинка Ворона. Не получилось…

…Сколько их было, этих «ложных смертей»? Пробуждения возле ламп, с колотящимся сердцем и затухающей пульсацией боли в том месте, куда пришёлся смертельный удар. Тающие в сознании отголоски дикого, животного ужаса: возможно, разум и привык к тому, что эти смерти – не настоящие, а вот тело и инстинкты так и не смогли поверить в то, что больше нет для Охотника смерти, пока его хранит Сон…

Счёт шёл на десятки, а возможно, и на сотни. Но привыкнуть к такому невозможно. И каждый раз, умирая, Охотник умирал по-настоящему. Навсегда. Не веря, что проснётся.

– И кто из нас опьянён кровью? – пробился сквозь гул в ушах свистящий, как клинок, голос. Такой же холодный и бесстрастный, как голубоватая оружейная сталь. – Вы – церковные убийцы, вы целиком состоите из крови, почему же вам её всё мало?

Милосердная тьма не спешила обнимать Охотника. От онемения в руке не осталось и следа, теперь плечо словно бы драли когти ликантропа. Бок и бедро горели, и эта боль не давала сознанию покинуть тело, несмотря на то, что от потери крови в ушах всё усиливался противный писк, а глаза застилал тошнотворный жёлтый туман.

Ферн не почувствовал, как упал на пол, не ощущал холода каменной мозаичной плиты под собой. Весь его мир сейчас состоял из боли и горечи.

«Неужели я не проснусь?..»

«Эмили… Я не найду тебя…»

Раз уж сон не желает забирать Охотника…

– Логариус… Мёртв, – выдыхает Ферн. Или ему только кажется, что выдыхает? Ни звука не слышно. – Ты можешь… Пройти… К ней.

– Что?! – А ведь казалось, что боль уже не может стать сильнее – что ж, оказывается, это только казалось. Ворон бесцеремонно и безжалостно встряхивает раненого, точнее, умирающего Охотника. – Что ты сказал?

– Я сам… – Уже не слова, не шёпот, не дыхание – кровавые пузыри вырываются изо рта. Только так может Ферн договорить то, что он должен договорить перед смертью. – Убил… И развеял… Иллю…

И это ещё не предел боли. Тело Охотника выгибается, бьётся в судорогах. Спустя наполненную невыносимыми страданиями вечность Ферн вновь осознаёт себя – и недоверчиво прислушивается к собственным ощущениям: боль ушла… И вот что странно: эти ощущения, эти судороги хорошо знакомы Охотнику – так действует Древняя Кровь, когда исцеляет смертельные раны. Значит, Ворон вколол ему кровь. Удивительно – хотел убить, а вместо этого вылечил. Зачем?

Итак, Ферн всё ещё жив. Лежит на холодном полу собора, смотрит на его теряющийся в багровом полумраке свод. И сбоку, на краю поля зрения тускло поблёскивает металлический шлем.

– Ты убил Логариуса? – спрашивает знакомый и незнакомый голос. Неживой, холодный – но сквозь этот холод рвётся пламя. В ледяных интонациях, как в железной клетке, яростно бьётся… Надежда?

– Да, – слабым, но твёрдым голосом подтверждает Ферн. – Я собственноручно умертвил этого мерзавца и засвидетельствовал своё почтение её величеству Аннализе, королеве Кейнхёрста. Я… Сочувствую вашим потерям, – добавил он, чуть вывернув шею, чтобы посмотреть на Ворона – заглянул бы в глаза, но они скрыты шлемом.

– Вот как, – тихо произносит Ворон. Шлем исчезает из поля зрения Охотника и через некоторое время появляется – уже выше. Кейнхёрстский рыцарь, встав на ноги, смотрит на Охотника с высоты своего немалого роста. – Что ж. Я, Альбер де Кейнхёрст, благодарю тебя, неизвестный мне Охотник, за то, что ты отомстил за наш род, хотя, полагаю, цель твоя состояла в другом. Ты можешь встать? – Он протягивает руку в латной перчатке. Ферн хватается за неё и поднимается на ноги. Мгновение они стоят так – рука в руке, маска Охотника к металлу кейнхёрстского шлема – затем отступают на шаг друг от друга и коротко кланяются.

***

– А почему ты напал на Эйлин? – спросил Ферн. – Она уж точно не принимала участия в нападении на Кейнхёрст. И явно не одобряла действий Логариуса.

– Знаю, – с лёгким вздохом отозвался Ворон. – Эйлин… Всегда была справедлива. Несмотря на то, что у неё есть… – Он замялся. – Скажем так, её взгляд немного заслоняют некоторые убеждения, и нередко они бывают ошибочными. На самом деле это не я напал на неё, а она на меня. – Последний рыцарь Кейнхёрста обхватил себя руками и отвернулся. – Решила, что я безумен. Что опьянён кровью. А я просто… Делал то, что должен был. – Он хотел ещё что-то, добавить, но замолчал, глядя на алтарь с черепом Лоуренса.

– Ты… Так это ты истребил всех Палачей? – догадался Ферн. – Я слышал о том, что их не осталось, что все Охотники из того отряда погибли загадочным образом. Ты выслеживал их и убивал, так? И Эйлин решила, что ты безумен… Странно.

– Я же говорю – иногда её суждения бывают странными, – сказал Ворон… Альбер. – Она видит то, что укладывается в её картину мира. Понимаешь, она не из тех, кто видит смысл в мести.

– Понимаю. И теперь понимаю, почему ты её не убил.