Текст книги "Невозможное (СИ)"

Автор книги: Mb Vivian

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Это, скажем так, особая кровь. – Эмили вкратце рассказала Саймону о том, что это за препарат и откуда он у неё взялся. Саймон только изумлённо покрутил головой.

– Вот как, – хмыкнул он. – Любопытно. Но, как выяснилось, это к лучшему. У меня такое ощущение, что уже один тот факт, что я сейчас не умер, разорвал петлю Кошмара, в которой я застрял. А это значит, что можно шагнуть в разрыв… И наконец прийти куда-то ещё. А если бы я умер… – Он глянул на Риту. – Думаю, мы с тобой больше не встретились бы. Так что – большое спасибо тебе, – он перевёл взгляд на Эмили, – что решилась на эксперимент, да ещё и не пожалела этой уникальной крови.

– Не стоит благодарности, – сказала Эмили твёрдо. – Я хоть и не врач по профессии, но лечить людей – дело моей жизни. Хорошо бы теперь ещё найти и освободить вашего друга Брадора… Но сначала нам надо пройти на побережье.

– Зачем?.. А-а, – сообразил Саймон. – Так ваша цель – развеять Кошмар сироты Кос?

– Теперь – да, – кивнула Юри. – Изначально мы пришли сюда по другим причинам – это мы так думали; но, конечно, потом поняли, что нас заманили сюда с помощью иллюзий.

– Как всегда и действуют Великие, да, – Саймон рассеянно кивнул. – Так, выходит, мы пойдём дальше в деревню? Если да, то имейте в виду: вас там встретят… Очень неприветливо. – И он многозначительно коснулся груди, где совсем недавно зияли жуткие раны.

– Да мы понимаем, – с горечью сказала Рита. – Но… Это же Кошмар. Теперь, думаю, мой Кошмар. И мне ничего не остаётся, кроме как встретить его лицом к лицу. – Она поднялась на ноги, отошла в центр хижины и подобрала свой тесак.

– Давай, девочка, – тихо сказал Саймон. – Ты сможешь, я уверен. Теперь точно сможешь.

Рита первой ступила на хлипкий мостик из нескольких досок, переброшенный с одной крыши на другую. И, когда совсем рядом раздался звон колокола, а впереди прямо из почерневшей дранки начал вырастать дымящийся алым силуэт, Охотница остановилась, в запрещающем жесте отвела в сторону левую руку и не оборачиваясь сказала:

– Стойте тут. А лучше отойдите ещё немного. И не вмешивайтесь, что бы ни случилось. Пожалуйста…

– Удачи тебе, девочка, – тихо сказал Саймон.

Рита кивнула и зашагала по тонким прогибающимся доскам уверенно, будто по ярнамской брусчатке.

Алый призрак заметил непрошеную гостью и на мгновение замер. Эмили вгляделась в его лицо, надеясь заметить проблеск узнавания, но из-за кровавого свечения вокруг фигуры Брадора ничего разглядеть не удалось. Бывший церковный убийца и наставник Риты, сам свой собственный кошмар, молча перехватил булаву двумя руками, навершием к себе – и вдруг с размаху ударил ею себя в живот. Эмили ахнула, Рита едва не сбилась с шага и не поскользнулась на досках. Но Брадор как ни в чём не бывало перевернул в боевое положение оружие, которое, напившись крови хозяина, трансформировалось в жуткую шипастую палицу с длинной рукоятью, и медленно двинулся в сторону вторгшегося нарушителя… Медленно? Какое там! Эмили даже заметить не успела, как наконечник палицы обрушился на Риту… На то место, где только что стояла Рита. А она, перекатившись в сторону, уже стояла на ногах сбоку от противника, на самом краю крыши. Трансформируемый Убийца чудовищ драконьим хвостом хлестнул воздух – но только лишь воздух: Брадор без труда ушёл от удара тяжёлой режущей цепи. Совершил обманное движение, бросился в сторону, развернулся, ударил… Брызнули в разные стороны щепки. Рита уже стояла чуть выше на дощатом скате, и цепь летела к цели…

Эмили было страшно – до тошноты, до противного звона в ушах. Она понимала: если Рита сейчас погибнет, то вернётся к своей «жизни по ту сторону жизни» где-то у лампы – уже совсем в другом слое или витке Кошмара. И они потеряют друг друга навсегда…

Бой продолжался, казалось, уже очень долго. Противники определённо стоили друг друга: ещё никому не удалось нанести другому ни одной серьёзной раны. Рита, похожая на вихрь из сверкающих стальных пластин, двигалась быстро и непредсказуемо, каждый раз уходя из-под удара Кровопускателя, казалось, в последний момент и пользуясь большой инерцией тяжёлого оружия наставника, чтобы выгадать время для группировки перед атакой. И если бы её противником был не Брадор, который лучше других знал сильные стороны ученицы, схватка давно была бы завершена победой молодой Охотницы. Но юная энергия всё-таки постепенно начала уступать опыту и хладнокровию. Рита несколько раз едва не свалилась с крыши, перекатившись слишком близко к краю – у Эмили каждый раз едва не останавливалось сердце. Потом Брадору удалось крепко зацепить Риту шипами Кровопускателя – хорошо ещё, что по касательной. И тем не менее чёрная крыша расцветилась ярко-красными пятнами. Эмили стояла стиснув руки и кусая губы, и молилась Идону и всем неведомым богам, чтобы они позволили Охотнице выстоять.

Но Рита всё чаще ошибалась, движения её становились всё медленнее. Эмили уже с трудом заставляла себя смотреть на схватку, усилием воли запрещая себе отводить взгляд. И когда ситуация казалась уже почти безнадёжной, Саймон вдруг негромко сказал:

– В память о Людвиге.

Казалось, девушка в пылу боя никак не должна была услышать эти слова… И всё же, видимо, услышала. И это имя будто влило в неё новые силы. Рита с удвоенной яростью бросилась в атаку… И алый призрак, сломавшись, будто дерево под ударом топора, рухнул на залитые кровью доски.

Рита бросилась к нему, первым делом схватила Кровопускатель и отшвырнула подальше, потом упала на колени и протянула руки к наставнику, но тот уже таял, как клочок алого тумана, и подбежавшая Эмили скорее прочитала по губам, чем услышала:

– Нако…нец-то… Девочка моя… Я верил…

Рита сгорбилась и закрыла лицо руками. Сзади подошёл Саймон, опустился на колени рядом с девушкой и обнял её. Рита уткнулась ему в плечо и зарыдала.

– Всё уже, всё, – шептал Саймон, поглаживая её по голове. – Ты молодец, ты справилась, теперь этот старый пьяница ещё больше будет тобой гордиться…

– Вот что я думаю… – Эмили обошла Риту и Саймона так, чтобы перехватить взгляд бывшего церковного наблюдателя. – Может, всё-таки сначала вернёмся все вместе в подвал Зала исследований? А потом мы с Юри пойдём дальше. А то мало ли… Кошмар – штука нестабильная. А вдруг, пока мы идём к своей цели, что-то случится, и нас раскидает по разным слоям сна?

– Верно рассуждаешь, – согласился Саймон. Рита мгновенно перестала плакать, подняла голову и с надеждой посмотрела на Эмили.

– То есть мы сейчас… Пойдём к нему?

– Да, если никто не против. – Эмили оглянулась на Юри, но та только молча кивнула.

– Ох… Спасибо! – Рита вскочила на ноги и порывисто обняла подругу.

– Мне-то за что, – смутилась Эмили. – Как будто я у нас командир…

– Ты – проводник, – сказал Саймон, тоже вставая. – У тебя есть пропуск, поэтому у всех нас есть шанс попасть именно туда, куда нам нужно, а не туда, куда ведут нас Амигдалы.

– Ну… Может быть. Но всё равно, это не моя заслуга. Мне его просто подарили.

– Тени Ярнам подарили тебе эту кровь, потому что ты очень хороший человек, – странным голосом сказала Юри. – Думаю, ты – единственная из людей, кто удостоился такой чести.

– Как-то даже не думала об этом. – Эмили растерянно глянула на старшую напарницу. – Да это и не важно. Кровь есть у меня, значит, кровь есть у всех нас.

– По-моему, вот за такое отношение они тебя и выбрали, – усмехнулась Юри.

***

Холл Зала исследований с кроватями и алтарём был пуст: то ли Агнета и Анна просто куда-то ушли, то ли остались на другом слое Кошмара, который уже покинули Эмили со спутниками. Рита с Саймоном первыми нырнули в проход под саркофагом на лестницу, ведущую к камерам. Спустившись в полутёмный коридор, они услышали тихое неразборчивое бормотание.

– Тут ведь ещё и Тору, – дрогнувшим голосом сказала Рита, обращаясь к Саймону.

– Да, я видел его, – кивнул бывший наблюдатель. – Пытался поговорить с ним, но он меня не узнал.

– А меня вроде бы… – Рита коротко вздохнула и замолчала.

– Ну, это неудивительно, – усмехнулся Саймон.

– Что неудивительно… А, – Рита явно смутилась. – Так вы знали?..

– Я же наблюдатель, – Саймон добродушно хмыкнул. – А это означает что? – что я очень наблюдательный, да… Так что я знаю много чего и много о ком. Но иногда в этом знании… Слишком много печали.

– Я хотела выпустить его, – тихо сказала Рита. – Но не смогла открыть дверь.

– Мы ведь нашли в Зале исследований связку ключей, – напомнила Эмили. – Может, какой-то из них и подойдёт.

– Да, верно. Но сначала… Где мастер Брадор? – Рита глянула на Саймона.

– Ещё ниже. – Саймон указал на дверной проём, забранный решёткой. – Камера для особо опасных… Пациентов.

Рита, не говоря больше ни слова, бросилась в этот проём.

Эмили со спутниками последовали за ней.

– Кто там опять? – раздался из-за двери усталый раздражённый голос – видимо, узник услышал шаги, да ещё и не одного человека. – Что тут за нашествие в последнее… – Голос смолк, когда раздался скрип поворачиваемого ключа, а потом и дверных петель.

Саймон положил руки на плечи Эмили и Юри, молчаливо прося их чуть задержаться.

Из камеры раздался удивлённый, неуверенный тихий голос:

– Рита?..

И снова настала тишина.

Саймон первым медленно продолжил спуск и заглянул в дверь камеры.

Брадор и Рита стояли обнявшись, неподвижно и непоколебимо, будто собирались простоять так до скончания вечности. Скальп с рогами чудовища валялся на полу в шаге от них. Рита больше не плакала. Брадор больше не выглядел мёртвым заживо.

Наконец бывший узник заметил вошедших – и округлил глаза, узнав Саймона.

– Рита, дай нам с отцом поздороваться, – негромко сказал бывший наблюдатель.

Рита неохотно выпустила Брадора из объятий и обернулась.

– А вот обойдётесь, – сказала она, улыбаясь. У неё был такой ошеломлённый и счастливый вид, что Эмили едва не расплакалась, особенно переведя взгляд на лицо Брадора, который выглядел примерно так же.

– Старый шпион. – Брадор, улыбаясь, шагнул навстречу Саймону.

– Старый пьяница, – не остался в долгу тот и крепко обнял товарища.

– Как же мне надоело тебя убивать, ты не представляешь, – проворчал Брадор. – За такое время мог бы уже научиться хоть немного владеть оружием да давать достойный отпор.

– Как же мне надоело твое ворчание ещё при жизни, ты не представляешь! – Саймон картинно закатил глаза. – А теперь и после смерти его слушать на протяжении вечности. Убейте меня кто-нибудь, а?.. – Он обернулся к Эмили и Юри.

– Ишь чего захотел, – строго возразил ему Брадор. – От меня даже на тот свет не сбежишь. Буду тебя тренировать. Видел, какую Охотницу я вырастил из Риты?

– Видел, ещё как видел, – Саймон с энтузиазмом закивал. – Как она тебя отделала там, на крыше…

– Да, я помню этот сон. – Брадор посерьезнел, повернулся к Рите и положил ей руки на плечи. – Девочка моя… Я в полном восторге. Ты такая молодец! Горжусь тобой – ты просто не представляешь как!

– Спасибо, мастер Брадор. – Рита смутилась и опустила голову.

– И Людвиг гордился бы тобой, – тихо добавил Саймон. Брадор быстро глянул на товарища и кивнул.

– Пойдёмте пробовать ключи, – сказала Эмили. Ей было почти физически больно от того, что она знала – кто-то тут, всего в нескольких шагах, невыносимо страдает без малейшей надежды на прекращение своих мучений.

– Да, идёмте! – встрепенулась Рита. – Мастер Брадор, а вы знали, что Ямамура тоже здесь?

– Вроде бы я слышал его голос, – осторожно ответил Брадор. – Но, честно говоря, то, что я слышал… В общем, я надеялся, что мне это просто мерещится.

– Он там! – Рита выхватила у Эмили связку ключей и бросилась вверх по лестнице.

– Бедняга спятил, – вполголоса сказал Брадор Саймону. – И я понадеялся было, что он – часть моего личного кошмара.

– Нет, он на самом деле здесь. И Рита с ним говорила. Вроде бы он её узнал.

– Узнал? Ну, тогда всё может быть не так печально. Он, возможно, и не погрузился бы настолько глубоко в уныние, если бы не…

– Ну вот, может, она сможет его вытащить.

– Посмотрим. Хорошо бы если так. Хороший он парень.

– Хороший.

Всё разрастающаяся компания подошла к распахнутой двери в начале коридора. Эмили первой заглянула в камеру. Рита, что-то сбивчиво бормоча и тихо всхлипывая, куском ткани осторожно вытирала разбитый и поцарапанный лоб измождённого мужчины в восточном одеянии и круглых очках, а тот, неуверенно улыбаясь, время от времени поднимал руку и касался плеча, волос, щеки девушки, будто не в силах поверить, что она ему не мерещится.

– Ну вот почему ты такой глупый, Тору, – бормотала Рита. – Ну зачем ты так… Смотри, в царапины кирпичная крошка набилась, грязь… Глупый ты…

– Ещё какой глупый, – шептал Тору, закрывая глаза и улыбаясь уже мечтательно.

– Так, с этим всё в порядке, – заявил Саймон, отворачиваясь от двери. – Уф, по-моему, у меня на сегодня раз в сто превышена суточная норма сентиментальности. Пойдёмте, что ли, кого-нибудь побьём, развеемся…

– Давайте для начала познакомимся, что ли, – сказал Брадор. – С вами, госпожа, мы, кажется, были знакомы во времена Бюргенверта. Юри, если не ошибаюсь? – Бывшая служительница Хора кивнула. – А вы, юная леди, – тоже Охотница, как Рита? – Он слегка поклонился Эмили.

– Нет, – улыбнулась та. – И в самом деле, давайте найдём какое-нибудь более подходящее для бесед место, немного отдохнём, и мы вам всё расскажем.

– Хорошая мысль. – Брадор дёрнул Саймона за рукав. – Эй, церковный, с позволения сказать, медик, где тут у вас есть хоть что-то похожее на спокойное место?

– «Тут» – это не «у нас», – проворчал Саймон. – Вообще-то я никогда не работал в Зале исследований. И тем не менее, знаю тут пару подходящих кабинетов. Пойдёмте…

***

– Хм, ну что сказать… – протянул Брадор, выслушав рассказ Эмили. – Я очень сочувствую вам, мисс: вы сделали так много добрых дел для других, а ваша потеря так и осталась потерей. Но у вас ведь ещё есть шанс, вернувшись в мир яви, найти мужа там, живым и невредимым.

– Я уже не надеюсь, – тихо сказала Эмили, не поднимая взгляда. – За это время и за это путешествие я просто окончательно убедилась – пусть и в мире яви, и тем более в мире снов, возможно многое, но всё же… Остаётся и невозможное. И нужно смириться с этим. В конце концов, со мной уже и так случилось то, что считалось невозможным. – Она с улыбкой положила руку на живот. – У меня родится ребёнок. Я буду растить его, всеми силами оберегать от ужасов Охоты. И расскажу ему об отце. И тогда Кори будет жить вечно – в памяти нашего сына или дочери. И он всегда будет рядом со мной – я уверена, что наш ребёнок будет очень на него похож.

– Что ж, если бы могли хоть чем-то вам помочь, мы сделали бы всё, – сказал Брадор. – Даже невозможное. Но увы, от нас теперь мало что зависит. И в мире снов, и уж тем более в мире яви. Простите, мне очень жаль. Точнее, нам всем очень жаль.

– Вам ни к чему извиняться. Я понимаю, что вы обязательно помогли бы мне, если бы это было в ваших силах, – отозвалась Эмили. – По крайней мере, я рада, что у вас теперь всё хорошо – насколько это вообще возможно в Кошмаре.

– Кстати о Кошмаре, – вставил Саймон. – Знаете, у меня с недавних пор такое ощущение, что мы уже не в Кошмаре. То есть, по крайней мере, не в той реальности, в которой сидели запертыми уже Амигдалы знают как долго.

– А где же мы, в таком случае? – удивилась Юри.

– А ты не чувствуешь? – Саймон, прищурившись, уставился на бывшую коллегу. – Хотя… Ты же не пленница Кошмара, вряд ли для тебя это так заметно. В общем, в какой-то момент мне показалось, что… Мир как-то изменился, что ли… – Он поморщился и пошевелил пальцами, будто пытаясь нащупать в воздухе подходящую формулировку. – Не знаю, как объяснить. Чувство, какое бывает… Когда тебе снился кошмар, ты просыпаешься и в первый момент ещё не осознаёшь, что спал и видел плохой сон. А потом, через некоторое время, понимаешь… Знакомо это ощущение?

– Ох, да, – Рита закивала. – И правда… Что-то такое. А я и внимания не обратила. Очень уж обрадовалась. – Она покосилась на сидящего рядом Тору.

– Может, и так, – с сомнением протянула Эмили. – И что это означает?

– Что кто-то подарил покой хозяину этого Кошмара, ребёнку Матери Кос, – пояснил Брадор. – И я думаю, что не ошибусь, если предположу, что это и был ваш муж, который до этого освободил от заточения в Кошмаре Людвига и Марию.

– А куда же в таком случае подевался он сам? – спросила Эмили. – Почему мы не можем его догнать?

– Законы Кошмара известны только Амигдалам. – Брадор пожал плечами. – Думаю, ваши слои Кошмара всё же пересекались, и не раз, но вы не совпадали в одних и тех же местах по времени. И пытаться как-то предугадать поведение капризной материи мира снов – бессмысленная затея.

– Понимаю, – Эмили вздохнула. – Ну что ж, это означает, что нам пора возвращаться в мир яви. А вдруг вы правы, и я найду Кори там? Всё-таки наш мир более стабилен, хотя и на него уже влияет пространство снов, насколько я поняла.

– Надейтесь, мисс. Это всё, что вам остаётся, – вдруг тихо сказал Ямамура. – Иногда надежда преодолевает судьбу. – Он быстро глянул на Риту и снова опустил взгляд.

– Я так рада, что смогла познакомиться со всеми вами! – улыбаясь, сказала Эмили. – Только ради одного этого следовало бы погрузиться в Кошмар! И теперь так жаль с вами расставаться! Вряд ли мы ещё увидимся.

– Будем ценить то, что у нас было, – улыбнулась ей в ответ Рита. – Я тоже очень рада познакомиться с тобой. Знаешь… У меня ведь никогда не было подруг. В мастерской все женщины были старше меня, и скорее были для меня добрыми тётушками. Или не очень добрыми. – Она переглянулась с Брадором и хихикнула. – Удачи тебе, лёгких родов и здоровья ребёнку! От всего сердца.

– Спасибо, – прошептала Эмили, чувствуя, как на глаза снова наворачиваются слёзы.

– Ну вот, расстроили будущую маму! – нарочито сердито проворчала Юри. – Да, господа Охотники, нам и вправду пора. Вы, как я вижу, теперь прекрасно обойдётесь и без нас. Компания у вас тут подобралась отличная. Ну а если встретите Агнету – накостыляйте ей по шее. От моего имени.

– Да мы и от своего имени это с удовольствием сделаем, – улыбнулся Саймон. – Да, мы будем жить в этом новом мире и бесконечно благодарить вас и Амигдал за предоставленный второй шанс.

– Удачи вам, спокойных ночей и ясных рассветов! – сказала Эмили. – Пойдём, – повернулась она к Юри. – Не будем прощаться долго, а то… – Она шмыгнула носом.

– Да, идём. – Юри поднялась. – Господа, – она церемонно поклонилась троим старым Охотникам. – Мисс, – она улыбнулась Рите. – Всего вам наилучшего. Прощайте.

– Прощайте. – Уже не сдерживая слёзы, Эмили обнялась со всеми остающимися по очереди. – Я никогда вас не забуду. И ребёнку о вас расскажу. А это значит, что все вы будете жить вечно.

– Прощай, Эмили. Прощай, Юри.

Охотники встали и поклонились так, как было принято в старой мастерской.

– Ох, грустно… – вздохнула Эмили, идя следом за старшей напарницей по лестнице Зала исследований. – И страшно. А что если Амигдалы нас не выпустят?

– Мне тоже немного не по себе, – призналась Юри. – Но, думаю, всё будет хорошо. Тебе нужно только попросить их отправить нас домой. Думаю, они не откажут.

– Тогда это можно сделать прямо сейчас. – Эмили остановилась и вцепилась в руку Юри. – Ох, боюсь… А вдруг не получится? Ну да ладно, деваться-то некуда. – Она закрыла глаза и мысленно взмолилась:

«Пожалуйста, отпустите нас. Мы ещё не сделали всё, что должны были, в мире яви».

– О, смотри-ка, получилось, – довольно сказала Юри. – Открывай глаза, трусишка. Мы дома.

– Ой! – Эмили огляделась по сторонам. – Да ещё и сразу в Бюргенверте! Спасибо, спасибо! – Она, улыбаясь, подняла взгляд к небу, затянутому облаками. И ей почудилось, что в очертаниях одного из них она разглядела печальное женское лицо в обрамлении голубовато-белых извивающихся отростков – будто щупалец морского создания…

«Покойтесь с миром, Мать Кос и дитя. Надеюсь, Кори сделал всё как было нужно».

– Пойдём скорее. – Юри взяла Эмили за руку. – Кто его знает, сколько нас не было по времени мира яви! Мастер Виллем, наверное, уже начал беспокоиться. А может, даже проголодался. И согласится поесть. А что, почему бы и нет? Раз уж у нас невозможное стало случаться с такой завидной регулярностью…

Эпилог

Время во Сне текло странно – то тянулось, как долгая скучная зимняя дорога, то летело быстро, да ещё будто бы какими-то скачками, как панические мысли. Или же времени здесь не было вовсе, и ощущение его меняющейся скорости было вызвано скорее душевным состоянием Ферна?

…Обнаружив себя сидящим в кресле на колёсах, он даже не удивился. Он знал, что, освобождая Германа, тем самым предлагает на его место себя. Вот только кто примет его предложение, он не мог тогда даже предполагать.

«Безымянное Присутствие Луны, призванное Лоуренсом и его соратниками» – так вот какое ты на самом деле!

– Впрочем, почему это безымянное? Я буду звать тебя… Ну, скажем, Чарли. В честь моего старого друга. А почему бы и нет? Правда, я не знаю, какого ты пола… Но неважно. Если ты девочка – будешь Шарлоттой.

Лунный младенец (впрочем, узнав своего подопечного немного получше, Ферн перестал считать его младенцем – скорее, возраст его по аналогии с человеческим мог равняться восьми – десяти годам) никак не реагировал на своё новое имя. Ферн поначалу даже предполагал, что детёныш Великого не способен понимать человеческую речь, но постепенно убедился, что это не так: «Чарли» явно понимал, что опекун говорит ему, и демонстрировал некие реакции на его слова, только вот сам Ферн не мог понять, что же хочет сказать ему подопечный. Со временем он научился общаться с Чарли при помощи простых вопросов, на которые можно было ответить «Да» или «Нет», а подавать такие сигналы юный Великий научился довольно быстро.

Так о чём беседовали Ферн и неописуемое неземное существо, вольный или невольный виновник всех бед, творящихся в Ярнаме и в жизни самого бывшего Охотника?

О могуществе и его цене. О том, страшна или прекрасна истина. О жажде крови и жажде знаний. О слабости гнева и силе смирения. О щедрости нищих и алчности богачей. О неоднозначности всего, что существует в мире.

– Да, я понимаю – звериная сущность в человеке сильна, и жажда крови – очень сильное чувство. Но, знаешь, мне кажется, что такую же силу можно черпать и из других человеческих эмоций. Зачем тебе обязательно смерти и кровь? Питайся одержимостью музыкантов, художников, поэтов… Учёных, в конце концов, хотя это тоже, гхм, может быть опасно… Но всё равно – неужели вы, существа с разумом, стоящим на столь высокой ступени развития, не способны придумать способ растить детей, не проливая при этом реки человеческой крови, причём руками самих же людей? Некрасиво, друг мой, некрасиво…

Чарли слушал Ферна, лёжа перед ним на ковре из белых цветов, как огромный щенок; слабо шевелил щупальцами и иногда склонял голову набок, будто вслушиваясь внимательнее. Со временем Ферн научился улавливать исходящие от юного Великого волны настроения: любопытства, непонимания, несогласия… А иногда – смутного признания правоты человека.

Иногда бывший Охотник играл с Чарли на лужайке за кованым забором. Детёныш-Великий, как котёнок или щенок, прыгал по всей поляне за шляпой, которую ему бросал Ферн, или просто кувыркался среди цветов и выделывал различные кульбиты, а опекун подбадривал его взмахами рук. Тогда бывший Охотник впервые – нет, не услышал, конечно, а почувствовал всем телом, разумом, кровью в жилах и воздухом в лёгких, как смеются Великие… Это напоминало приятно отдающуюся во всём теле пульсацию, какую-то внутреннюю щекотку, будто Ферн хотел засмеяться сам, но никак не мог сосредоточиться на этом действии.

На что Ферн надеялся, ведя с юным Великим такие разговоры и пытаясь научить его просто радоваться жизни? Возможно, на то, что когда-нибудь, когда Чарли повзрослеет достаточно, чтобы покинуть заботливо сотканный для него старшими Великими кокон-Сон и выйти в мир яви, он вспомнит рассуждения наставника – и решит пойти каким-то другим путём?..

Пока же всё шло как всегда, с той лишь разницей, что хаос в Ярнаме теперь творился уже по другим, пока не понятным бывшему Охотнику причинам – Церкви Исцеления и кровослужений больше не было, но чудовищ на улицах почему-то не становилось меньше, и выглядели они, по рассказам нынешних Охотников, приходивших в мастерскую, совсем не так, как во времена Охоты Ферна, и становились всё опаснее.

Да, Охота продолжалась, и в мастерской постоянно появлялись новые Охотники. Ферн, который занял место и кресло Германа, и даже представлялся вновь прибывшим как Герман, давал новичкам советы и наставления, помогал с освоением нового оружия и инструментов Охоты. Роль наставника неожиданно пришлась ему по душе: ему нравилось беседовать с новобранцами, расспрашивать их о том, какими судьбами они попали в Ярнам и в мастерскую, рассказывать истории о старых Охотниках и былых Охотах…

Иногда в мастерской подолгу никто не появлялся, но и одиночество не тяготило Ферна: в наследство от Германа ему досталась библиотека – большая, но, к сожалению, не бесконечная; в конце концов Ферн перечитал все книги и от скуки принялся писать свою собственную. Он решил изложить на бумаге историю своей семьи, изменив имена и придав повествованию немного художественности. Иногда за работой над рукописью его заставали Охотники и интересовались, что же пишет их наставник; он отвечал, что задумал написать роман об истории семьи одного своего друга, Охотники уважительно качали головами и выражали робкую надежду когда-нибудь прочитать эту книгу. Ферн отшучивался, говоря, что пером владеет несравнимо хуже, чем пилой-топором.

Однажды очередная Охотница, войдя в мастерскую, рассеянно поздоровалась с Ферном и снова обернулась к дверям, что-то сосредоточенно высматривая в саду.

– Что там такое, моя дорогая? – спросил Ферн.

– А, ничего, – отозвалась девушка. – Просто показалось… Почему-то Кукла очень похожа на мою маму. Как будто её портрет в фарфоре.

Ферн оцепенел.

Кукла, его заботливая помощница и хранительница покоя в этом Сне, больше не походила на леди Марию: у его Куклы были тёмно-каштановые, отливающие медной рыжиной в свете свечей волосы и карие глаза…

Портрет… Чей портрет Ферн создал силой своего воображения, силой затаённой боли и глубоко спрятанной тоски по несбывшемуся и безвозвратно потерянному?

– Как… Как тебя зовут, дитя? – Ферн сам не узнал своего голоса.

– Элис, – с застенчивой улыбкой ответила молодая Охотница. Совсем юная… Ей ведь не больше восемнадцати, как она попала в этот кровавый водоворот Охоты?.. – Элис Ферн.

***

«Это невозможно. Невозможно!»

Когда Ферну удалось вновь обрести дар речи, он уточнил: «А маму как зовут?»

– Эмили, – охотно ответила девушка, подходя ближе. – Она заведует лечебницей в Старом Ярнаме. Она училась у последней из выживших учёных Бюргенверта и теперь применяет для лечения не кровь, а тайные знания в сочетании с традиционной медициной и народными средствами. К ней весь город ходит, – похвасталась Элис, – не только жители старых кварталов. Говорят, у мамы руки золотые.

«Ещё бы, – едва не вырвалось у Ферна. – А ещё – сердце. Сердце у неё золотое и горячее, как солнце».

Но он ничем не выдал своего волнения. Во всяком случае, очень хотел на это надеяться.

– А почему ты не помогаешь ей в лечебнице, а решила пойти в Охотники? – спросил он, надеясь, что голос звучит спокойно и естественно – не хрипло, не с дрожью. – Мать ведь наверняка за тебя переживает.

– О, мама, конечно, не в восторге, – грустно улыбнулась Элис. – Но она ведь и сама когда-то была Охотницей, пусть и недолго… После того как я родилась, мы с мамой несколько лет жили в Бюргенверте, и маме приходилось выезжать в город, чтобы раздобыть припасы. Бабушка Юри – это не родная моя бабушка, а просто мамина наставница по тайным знаниям, – к тому времени была уже старенькой, и мама запрещала ей ездить в Ярнам и оставляла сидеть со мной. А потом я подросла и стала тренироваться с оружием. И мама помогала мне. Она сказала, что я должна уметь сама за себя постоять… И других защитить, если понадобится. И подарила мне меч. В память об отце. – Элис коснулась рукояти Священного клинка над плечом. – Мама рассказывала, что папа был великим Охотником. Он пропал в конце одной из самых страшных Ночей Охоты. Мама даже в Кошмар погружалась, пыталась его разыскать. Но ничего не вышло. – Девушка скорбно наклонила голову. – Осталось нам с ней на память о нём только вот это. – Она сняла с шеи цепочку с кулоном и показала Ферну на раскрытой ладони.

Никогда за всю жизнь бывшему Охотнику не требовалось столько храбрости и самообладания, как в тот миг. Да, он уже понимал, что увидит, но всё же сердце будто бы взорвалось, и каждый нерв тела отозвался невыносимой болью.

На ладони Элис лежал серебряный кулон в форме переплетённых стеблей роз с одним распустившимся цветком в центре.

«Невозможно… Это ведь… Невозможно?..»

Он вскинул взгляд на лицо девушки – и тут же опустил, прикрыл веки, испугавшись, что Элис заметит в его глазах отсвет изумрудной зелени – точно такой же, какой сияли в полумраке мастерской её собственные.

Конечно, он ничего не сказал ей. Он был не готов. Пока не готов. Потрясение было так велико, что он даже не помнил, как распрощался с девушкой и какие советы дал по поводу использования нового кровавого самоцвета. В голове билась только одна мысль:

«Почему?»

Почему его дочь оказалась во Сне? Почему Великие призвали её на Охоту? Неужели Ферн недостаточно сделал для них?..

Почему она, невинное дитя, вынуждена нести груз грехов отца?

«Это нечестно, нечестно…»

Ферн не находил себе места. Он ездил в своём кресле взад-вперёд по мастерской, задевая стопки книг на полу и натыкаясь на стол и стулья. Камин почти погас, но бывший Охотник будто бы не замечал ни проникающей из сада зябкой сырости, ни тревожного запаха остывающих углей. Кукла несколько раз заглядывала в комнату и робко спрашивала, что случилось и чем она может помочь, но бывший Охотник даже не смотрел в её сторону.

Не мог. Просто не мог видеть знакомые черты на этом безупречно выполненном фарфоровом портрете. О, он-то полагал, что смертельные объятия юного Великого избавили его от былых чувств, присущих ещёживому Охотнику! Но сейчас всё вернулось с удесятерённой силой: любовь, тоска, жгучее беспокойство…

И ярость. Это пугало Ферна сильнее всего. Он снова злился на неё, на свою милую, нежную, бесконечно добрую Эмили. Да, он помнил клятвы, которые давал, сидя в Церкви Кошмара. Но оказалось, что никакими обещаниями, данными самому себе, невозможно сдержать эту жгучую обиду, эту подозрительность и лезущие в голову будто бы чужие мысли – предположения самых ужасных вещей.