Текст книги "Невозможное (СИ)"

Автор книги: Mb Vivian

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

– Вы такая мудрая, мисс Лейтер, – пробормотал он.

– Я читаю много книг, – с улыбкой ответила Эмили. – И учусь по ним, а не просто ищу развлечений.

– Я не хотел вас обидеть, – Охотник ещё сильнее поник головой. – Даже и в мыслях не было…

– В том и беда, – девушка покачала головой, – что вы как-то не научились думать о том, как ваши слова и поступки отразятся на других. И выходит, что иногда, желая сделать как лучше, вы напрасно руководствуетесь только своими представлениями об этом и не пытаетесь выяснить, как на самом деле видят это «лучше» другие.

– Неужели я и вправду настолько несносен? – горько прошептал Ферн. – Почему же вы тогда ко мне так добры?

– Да нет, не настолько вы несносны, конечно. – Эмили тихонько засмеялась и погладила Ферна по руке. – Вы неопытны в общении с людьми, вот и всё. Да ещё и самозабвенно упиваетесь самоуничижением. А я этого терпеть не могу – и вот сейчас, если можно так выразиться, надавала вам словесных оплеух, чтобы вы опомнились и огляделись по сторонам.

Ферн изумлённо покосился на девушку.

– Мисс Лейтер… Не ожидал от вас такого!

– И это всё о том же, – Эмили с улыбкой кивнула. – Вы меня совсем не знаете. А ведь могли бы узнать, если бы меньше грызли сами себя мыслями о том, как бы не причинить мне какой-то там мифический вред своим присутствием!

– Хорошо, хорошо, – Ферн не выдержал и тоже заулыбался – виновато, но искренне. – Убедили… Я дурак. Признаю. Правда, это в некотором роде только укрепило мою убеждённость в том, что я недостоин вас, но всё же… – Он вытянул из-за ворота рубахи серебряную цепочку с подвеской, снял её и с поклоном протянул девушке на раскрытых ладонях. – Прошу вас стать моей женой, мисс Лейтер. Кольца у меня нет, но… Может, эта подвеска подойдёт вместо него?

– Официально заявляю, господин Ферн, что я согласна выйти за вас, – сдерживая смех, ответила Эмили и подставила свои ладони «чашечкой» под руки Ферна. – Никогда бы не подумала, что мне придётся уговаривать мужчину жениться на мне! Какой позор, слышала бы меня мама! – И она рассмеялась с таким облегчением, что Ферн закусил губу от нахлынувших чувств – и стыда, и страха, и бесконечной радости одновременно.

Эмили взяла подвеску из рук Ферна и поднесла к глазам, разглядывая прихотливую ажурную вязь, изображающую переплетённые стебли роз с одним распустившимся цветком в центре.

– Какая красивая, – прошептала девушка. – Спасибо, Корнелиус.

– Это мамина подвеска, – тихо сказал Ферн. – Потом… её носила Элис, а когда я уехал в университет, она подарила её мне, чтобы мамина любовь хранила меня вдали от дома.

– Это большая честь для меня, – сказала Эмили, и глаза её наполнились слезами. Ферн взял подвеску и надел цепочку девушке на шею.

– Теперь можно объявить о нашей помолвке, – улыбаясь, сказал он, встал на ноги и протянул Эмили руку. Девушка ухватилась за неё, легко поднялась и вдруг порывисто обняла Ферна за шею, спрятав лицо у него на груди.

– Ты думаешь, мне не страшно? – прошептала она. – Мы – двое безумцев, пытающихся найти счастье в средоточии кошмара. А ведь мы даже не можем быть уверены, что не мерещимся друг другу. Понимаешь?

– Понимаю, – шепнул в ответ Ферн, обнимая Эмили так осторожно, будто боялся, что она исчезнет, растает в его руках…

Как уже не раз случалось во сне.

Постоянные обитатели часовни встретили новость о помолвке Ферна и Эмили бурной радостью и высказанным на разные лады «Ну наконец-то!», чем немало смутили Охотника, который до сих пор надеялся, что о его чувствах к девушке никто не догадывается. Агата бормотал что-то невнятно-счастливое, охал и всхлипывал, и его страшноватое лицо освещалось удивительно милой и обаятельной улыбкой; старушка Флоренс называла Ферна «сынок» и радовалась перспективе понянчить внуков, и даже недоверчивый мужчина из трущоб пробурчал из своего угла что-то умеренно приветливое.

Арианна пообещала, как только на улицах станет поспокойнее, сходить домой и принести Эмили красивое платье для свадебной церемонии.

– Ты же понимаешь, дорогуша, – сказала она, поправляя причёску Эмили, – этот день случается в жизни всего однажды. И, несмотря на все безобразия, творящиеся в нашей жизни, свадьба должна стать праздником, что бы твой угрюмый жених ни думал по этому поводу. – Добрый лучистый взгляд «женщины из тени» неожиданно напомнил Эмили о матери. Девушка закусила губу, прикрыв глаза, чтобы сдержать слёзы. «Мамочка, как же мне жаль, что тебя не будет со мной в этот день… Корнелиус понравился бы тебе, я уверена».

Ферн сходил в Главный собор Церкви Исцеления и договорился с викарием Амелией, уполномоченной свидетельствовать браки ярнамитов. Свадьбу решили назначить уже через два дня, чтобы внезапно начавшаяся Ночь Охоты не спутала их планы.

В мастерской к этому известию отнеслись как к грому среди ясного неба, что немного прибавило Ферну уверенности в себе: оказывается, ему всё же удалось скрыть свою влюблённость-одержимость от товарищей. Охотники скинулись, вручили Ферну приличную сумму денег «на обзаведение домом» и пообещали прийти в день свадьбы – проводить жениха и невесту до собора в качестве охраны.

Поселиться молодожёны решили тут же – в комнатке Эмили на втором этаже, потому что «ангел часовни» не хотела покидать свой пост, да и в городе всё-таки было намного опаснее. Агата горячо одобрил это решение, заметив, что и Идон явно не сочтёт такое положение дел чем-то недопустимым или святотатственным. Ферну было всё равно где жить, лишь бы вместе с Эмили – и лишь бы в его отсутствие Эмили была в безопасности.

В день свадьбы Эмили и Ферн стояли в огромном зале Главного собора, перед алтарём с черепом Первого Викария, и Амелия, немолодая женщина с добрыми глазами на усталом печальном лице, произносила слова клятвы, которым жених и невеста вторили слаженным дуэтом. Потом Ферн, сам не веря в реальность происходящего, впервые коснулся губами губ Эмили – и вдруг в сладком тумане счастья и волнения мелькнула когтистая лапа страха. Царапнула по сердцу – пока не до крови, а словно бы предупреждая: следует ли верить в то, что ты сейчас видишь и чувствуешь? Грань между сном и явью зыбка – уверен ли ты, что способен заметить, когда пересекаешь её?

Всё было хорошо. Неправдоподобно хорошо. Пугающе хорошо. Как в тех редких снах, в которых ты бываешь счастлив – и веришь, что сейчас ты наконец счастлив наяву. И что этот сон через мгновение не превратится в кошмар.

6

Стало ли легче?..

Обретя сокровище, Ферн начал ещё острее ощущать, что недостоин его – и что в любой момент судьба может осознать свою ошибку. И захочет исправить, отобрав у него Эмили, причём измученное страхом подсознание подкидывало варианты развития событий настолько дикие, что сознание отказывалось признавать, что это в самом деле его, Ферна, мысли.

Первым порывом было прекратить обучать Эмили обращению с тростью-хлыстом – теперь Ферн и слышать не желал о том, чтобы его жена покидала часовню, какая бы беда ни приключилась у кого бы то ни было в мире, даже у него самого. Но потом Охотник всё же заставил себя рассуждать логически: он не может сам оберегать Эмили постоянно, а жизнь в Ярнаме непредсказуема, и кто знает – не проберётся ли однажды опасность прямо в это убежище? И тогда Эмили некому будет защитить. Нет уж, пусть лучше она овладеет этим хитроумным оружием настолько хорошо, насколько Ферн будет в состоянии обучить её. Но вот по поводу выходов в город между молодыми супругами не раз и не два вспыхивали нешуточные споры.

– Я не могу позволить себе отсиживаться в укрытии, если у меня тут дети голодают! – тихо, но упрямо говорила Эмили, без страха глядя в лицо взбешённому Ферну. – Я, в конце концов, за тебя тоже переживаю каждый раз, когда ты уходишь на Охоту! И что, я могу потребовать, чтобы ты бросил мастерскую и сидел тут со мной взаперти?

– Ты не сравнивай! – кипятился Ферн. – Я – обученный Охотник, и я…

– А я не выхожу на улицы ночью и не суюсь в самые опасные районы, – спокойно парировала Эмили.

– Можно подумать, днём чудовище не встретить!

– Для этого я и обучаюсь управляться с тростью. Один раз уже отбилась – или ты забыл?

– Да Идон всевидящий!.. Эмили! Ты ведь девушка! Охота – не твоё дело!

– Вот как. – Во взгляде Эмили сверкнула сталь. – Девушка, значит… А леди Мария была мужчиной? А леди Генриетта, а Гратия? Зачем ты так, Кори?.. – Сталь подёрнулась дымкой обиды.

– Прости. – Ферн виновато засопел и привлёк жену к себе. Подышал ей в волосы, легко поцеловал в висок. – Я… Не в этом смысле, ты же понимаешь.

– Понимаю. – Эмили вздохнула и погладила мужа по колючей щеке. – Я очень хорошо тебя понимаю, Кори. Но… Я ведь не могу, став твоей женой, перестать быть тем человеком, каким была до этого. Я должна помогать выжившим горожанам. Должна лечить людей. А для этого мне нужно раздобывать разные припасы в городе.

– Лечить людей… Пусть к Йозефке ходят! – Ферн всё не мог успокоиться. – Им что тут – лечебница? Вообще-то это часовня!

– Ты не хуже меня знаешь, что с клиникой Йозефки что-то неладно, – возразила Эмили. – Пока я не советую горожанам ходить туда. И вообще, думаю, надо как-то разобраться, что там происходит. Я бы сама сходила, но…

– И думать забудь! – Ферн отстранил от себя жену и заглянул ей в глаза. – Ох, Эмили… – Он провёл рукой по лицу. – Надеюсь, ты это не всерьёз. Просто зачем-то пугаешь меня.

– Просто я постоянно думаю об этом. – Эмили взяла мужа за руку. – С тех пор, как в Главном Соборе начали проводить кровослужения, к Йозефке по большей части обращались те, кто по какой-то причине не желал применять целебную кровь Церкви. И в результате она собрала у себя пациентов, кровь которых… Понимаешь, о чём я?

– Нет, – Ферн удивлённо посмотрел на жену.

– Ходят слухи… – Эмили отвернулась, чуть крепче сжав пальцы мужа. – Ходят слухи, что она там проводит какие-то особые эксперименты, а для этого ей нужна чистая кровь. Многие из её бывших пациентов теперь опасаются ходить в клинику – говорят, что Йозефка… Как-то изменилась. Они будто с другим человеком говорят.

– Ерунда это всё! – заявил Ферн. – Я был там недавно. Йозефка как Йозефка. Просит приводить к ней выживших в Ночи Охоты. Может, кстати, так и начать поступать? Чтобы у тебя здесь поменьше работы было…

– Нет! – испуганно вскрикнула Эмили и с силой стиснула руку Ферна. – Не вздумай, Кори!.. Ты не представляешь, чем это может закончиться… – Она всхлипнула и отвернулась. – Я тут сижу как в клетке, – проговорила она с горечью. – Но люди-то ходят по Ярнаму, многое видят. И рассказывают.

– Ну-ка… Кто и что тебе рассказал о клинике Йозефки? – насторожился Ферн.

– Михаэль, – неохотно ответила Эмили после небольшой заминки. – Он несколько дней назад проходил со стороны Старого города. Просил наложить швы на руку, не хотел тратить кровь.

– Вот как? – ледяным тоном произнёс Ферн. – Кровь, значит, тратить не хотел? Надо же, как он заботится о сохранности запасов мастерской! – Он выдернул руку из ладоней Эмили и сжал кулаки, отвернувшись и уставившись куда-то в тёмный угол.

– Ты опять? – тихо проговорила девушка. – Кори… – Она осторожно погладила кончиками пальцев побелевшие костяшки его кулаков. – Неужели теперь всегда так будет?

– Пока ты работаешь в этом своём лазарете – да, – буркнул Ферн. – Думаешь, я не замечаю, что эти храбрые Охотники теперь с любой царапиной идут к тебе? И как они на тебя смотрят, когда ты с ними возишься? Раньше бы они на такие, с позволения сказать, увечья даже внимания не обратили! А теперь – погляди-ка на них! Швы им наложить!

– Знаешь что! – Девушка возмущённо тряхнула головой и поднялась на ноги. Ферн остался сидеть на тюфяке, глядя в пол и продолжая хмуриться и сжимать кулаки. – Сам бы видел эту рану – не говорил бы так! Для инъекции крови повреждение было слишком лёгким, а без швов заживало бы долго! И мешало! И что мне было делать?..

– Да я понимаю, понимаю… – горько сказал Ферн, тряхнув головой. – Умом-то понимаю. А вот здесь… – Он прижал правый кулак к груди. – Просто всё горит, когда вижу… – Он порывисто поднялся, подошёл к отвернувшейся к стене Эмили и обнял её за плечи. – Прости. Я же не хотел больше срываться. Сам вижу, как это глупо. И всё равно…

Эмили развернулась в кольце рук мужа и обняла его за шею.

– И я тебя понимаю, – шепнула она. – И ты меня прости. Я вижу, что тебе это всё неприятно. Но я же не могу их бросить. Как и ты не можешь бросить Охоту. Ты и твои товарищи защищаете ярнамитов на улицах, а я лечу вас, если вы получаете ранения. А как другие Охотники на меня смотрят… Уж не знаю. – Девушка усмехнулась. – Я-то на них смотрю как на людей, которым больно. И которым нужна помощь. Вот и всё.

Ферн коротко вздохнул и зарылся лицом в волосы Эмили, пахнущие душистыми травами.

– Так что тебе Михаэль рассказал про клинику Йозефки? – невнятно спросил он.

– Он сказал, что зашёл туда как-то раз очень рано утром: он был серьёзно ранен, а кровь закончилась. Боялся не дотянуть до мастерской. Йозефка ему даже не открыла, хотя она никогда не отказывала в помощи. И он услышал за запертыми дверями какие-то странные звуки… Будто бы звон какой-то. Очень неприятный. Такой, что даже зубы заныли. И стало очень страшно, будто услышал голос каких-то жутких потусторонних существ, которые пытались что-то ему приказать. Понимаешь? Не стоны больных, не человеческие голоса. Что у неё там происходит, если она раненого Охотника на порог не пустила? Да, и ещё он сказал, что и голос у Йозефки будто бы изменился. А может, её и вовсе там нет, кто-то занял клинику, прикинувшись хозяйкой, и творит там какие-то жуткие вещи? Вот, ещё и Ровена рассказала, что её соседка дней десять назад ушла в клинику Йозефки – и так и не вернулась. Мы предположили, что её могли убить ликантропы, но дядюшка Грант сказал, что самолично проводил соседку до ворот клиники. Вот так. А она была не настолько больна, чтобы Йозефка оставила её у себя.

– Возможно, ликантропы убили её по дороге домой? – предположил Ферн.

– Возможно. – Эмили поморщилась. – Но это не отменяет того, что говорят о клинике очень многие – там что-то не так. И сам не ходи туда, пожалуйста, Кори! – Эмили погладила мужа по щеке. – И никого туда не отправляй, пока мы не убедимся, что там всё в порядке, и всем просто что-то померещилось. Обещаешь?

– Обещаю. – Ферн поцеловал Эмили в лоб. – А ты мне пообещай, что, во-первых, не будешь одна выходить в город без особой необходимости – в конце концов, если этот Михаэль так любит на тебя пялиться, пусть помогает, провожает туда, куда тебе нужно! И во-вторых… – Он прерывисто вздохнул и крепче обнял Эмили, прижав её к себе и таким образом спрятавшись от её взгляда. – Обещай, что будешь смотреть на них только как на пациентов.

– Кори, – шепнула девушка. – Ты дурачок.

– Я знаю, – с сокрушённым вздохом отозвался Ферн. – И, между прочим, я тебя перед свадьбой честно об этом предупреждал.

Эмили хихикнула и вывернулась из рук мужа.

– Я уже говорила тебе, что никуда без необходимости не выйду. Но необходимость эта возникает чаще, чем мне самой хотелось бы. – Она посерьезнела и остро глянула Ферну в глаза. – Поэтому я при любой возможности тренируюсь с тростью и пистолетом. А тебя прошу об одном: будь осторожен не только на Охоте. Я знаю, что ты сам безупречно честен, но не ожидай того же от других. Не окажись слишком доверчив. Под масками хорошо знакомых тебе людей тоже могут скрываться чудовища.

***

Ферн знал, что его жену ни в коем случае нельзя назвать паникёршей, и, если её что-то обеспокоило – для этого точно есть основания. Закрыв глаза и настраиваясь на сон, он невольно снова и снова прокручивал в голове всё, что слышал о клинике Йозефки в последнее время. Да, он не так давно заходил туда – пополнить запасы крови для мастерской. И хозяйка, она же главный врач клиники, показалась ему вполне обычной, такой же доброй и усталой, такой же внимательной и отрешённой одновременно. Отсчитывая требуемое количество пузырьков крови, она с улыбкой сказала:

– Я слышала, вы недавно женились, господин Ферн. Мои искренние поздравления.

– Спасибо. – Ферн улыбнулся в ответ и слегка поклонился.

– Возможно, скоро я увижу вашу супругу на осмотре? – Йозефка с хитринкой глянула на посетителя. – По поводу будущего появления малыша.

– Госпожа Йозефка… – Ферн невольно поморщился. – Вы ведь лучше меня знаете, что это невозможно. У тех, кто давно применяет Древнюю кровь – не церковную, а специальные препараты для Охотников, – не бывает детей, если они не успевают обзавестись ими до того, как присоединятся к Охоте.

– Да ладно вам, господин Ферн. – Йозефка снова улыбнулась, на этот раз снисходительно и, как показалось Охотнику, с какой-то жалостью. – В жизни случается всякое, и Великие нередко снисходят к просьбам людей, если те обращаются к ним с искренними молитвами.

– Сейчас в любом случае неподходящее время для того, чтобы производить на свет детей, – сказал Ферн почему-то резче, чем собирался. – Благодарю вас. – Он забрал коробку со флаконами и быстро покинул клинику.

Странным образом этот безобидный разговор оставил в душе неприятный осадок. Жестоко… Жестоко со стороны доктора Йозефки было делать такие намёки. Конечно, Ферн многое отдал бы за возможность взять на руки их с Эмили общего ребёнка. От одной мысли об этом начинало щемить сердце – сначала сладко, а потом, когда осознание печальной правды развеивало сладкие грёзы, – невыносимо мучительно.

Невозможно! Этого не будет никогда.

Семь лет трансфузий. За всё время службы в мастерской Ферн не мог припомнить ни одного случая, когда у Охотника, проходившего переливания хотя бы год, родился ребёнок. Конечно, Охотники в принципе редко обзаводились семьями. Но всё же… И сама Йозефка, и врачи Белой Церкви не раз упоминали об этом побочном эффекте препаратов Древней крови – тех, самых старых, которые были получены ещё в Бюргенверте из артефактов, найденных в птумерианских лабиринтах. И Ферн уже семь лет проходил эти трансфузии. Он, строго говоря, уже не вполне являлся человеком – и, как следствие, не мог иметь потомства от человеческой женщины.

Тем более что… Ферн совсем забыл, что когда-то спас Эмили от смерти, вколов ей дозу своего препарата. Содержимое шприца крови из мастерской. Из клиники Йозефки!

Невозможно. И доктор Йозефка прекрасно об этом знает. Зачем она завела разговор об этом? Неужели она не догадалась, что этим причинит собеседнику боль?

Это на неё не похоже…

***

Ферн наконец заснул. Эмили некоторое время лежала в темноте, рассеиваемой только крошечным огоньком самодельной свечи, прижавшись к спине мужа и прислушиваясь к его дыханию – медленному и спокойному. Значит, сегодня Охотник проспит долго. Часто во сне он дышал рвано, со стонами, бормотал что-то и даже вскрикивал. Эмили обнимала его, нежно гладила по волосам, почти беззвучно шептала: «Я здесь. Я с тобой. Всё хорошо». Как ребёнку, которому приснился кошмар…

А иногда Охотник засыпал просто каменным сном и спал часов по шесть-восемь. Эмили каждый раз при этом почему-то охватывала необъяснимая тревога, будто чувствовала она, что душа её мужа сейчас путешествует по каким-то жутким мирам, наполненным ужасными чудовищами и мучительными видениями. Просыпался Ферн после такого сна, казалось, ещё более уставшим и разбитым, чем засыпал. А вот когда сон бывал беспокойным, он почему-то дарил отдых и обновление, и Ферн буквально за час мог прекрасно выспаться после пары суток на ногах. Это было странно.

Часто, затаив дыхание, девушка прислушивалась к тому, что её муж бормочет во время такого беспокойного сна – пыталась понять, что же за тревожащие видения посещают его, но при этом не утомляют, а придают сил и снимают усталость быстрее и полнее, чем долгий глубокий и спокойный сон. Пару раз ей казалось, что она слышит что-то вроде «Кровь… Добрая кровь…», да пару раз: «Нет, не могу!», но в основном нечленораздельные звуки, издаваемые Ферном во сне, не поддавались расшифровке.

Эмили осторожно отодвинулась от мужа и села на краешек тюфяка. Ей самой пока нельзя было засыпать, хотя тяжёлая дрёма настойчиво смыкала веки и путала мысли. В лазарете у неё лежали двое больных детей, и их нужно было проведать и напоить перед сном жаропонижающим.

Девушка беззвучно поднялась на ноги и шагнула к двери. Вдруг шорох за спиной заставил её замереть на месте и медленно обернуться. Всё-таки разбудила мужа, помешала отдыхать…

Но Ферн по-прежнему спал, только перевернулся на спину и задышал глубоко и неровно. Эмили похолодела, заметив, как под плотно прикрытыми веками быстро движутся глазные яблоки.

Снова эти странные сны. Похоже, будто спящий видит кошмар, но просыпается он отдохнувшим и в прекрасном настроении. И ничего из своего сна не помнит.

Во всяком случае, он так говорит.

Девушка, осторожно ступая, чтобы не скрипнуть половицами, вернулась к тюфяку, уселась на пол в полушаге от Ферна и замерла, прислушиваясь.

***

– Кто такой Герман? – спросила Эмили за завтраком.

Ферн удивлённо воззрился на неё.

– Первый Охотник, основатель мастерской, – ответил он. – Ты ведь и сама это прекрасно знаешь.

– А ты разве был с ним знаком? – удивилась девушка.

– Откуда? – Теперь настал черёд Ферна удивляться. – Он же исчез задолго до того, как я приехал в Ярнам. И все старые Охотники, его товарищи, давно мертвы. Разве что этот ненормальный Джура, который засел в Старом городе, мог его застать. Да Эйлин Ворона. Может быть, Хенрик. А больше-то никто из наших при той, старой мастерской не состоял. А с чего ты взяла, что я мог быть с ним знаком?

– Ты во сне его звал, – пояснила Эмили. – «Мастер Герман, где вы?» И ещё: «Понял, мастер Герман, отправляюсь немедленно». То есть говорил так, будто тебе снились времена, когда он был твоим командиром.

– Не помню ничего такого, – ошеломлённо пробормотал Ферн. – Это сегодня было? – Эмили кивнула. Глаза её потемнели, губы плотно сжались. – Я вообще не помню, чтобы мне что-то снилось… – Тут Охотник замолчал и с силой потёр лоб, пытаясь сосредоточиться.

А ведь действительно! Он уже давно не видел снов. Или же просто не запоминал их? Раньше после пробуждения можно было ухватить хотя бы какие-то обрывки смутных видений и образов, а в последнее время он, засыпая, словно бы проваливался в полные черноту и беззвучие, чтобы вынырнуть оттуда через один-два часа – или же через шесть-восемь, при этом за короткие периоды сна он отдыхал лучше, чем когда спал подолгу.

Что-то тут не так…

А эти его разговоры во сне? Эмили уже не раз спрашивала, что ему снится, от чего он так бормочет, стонет и вскрикивает. А вот сегодня он, оказывается, ещё и разговаривал с Германом, который умер Идон знает сколько лет назад, и Ферн даже портретов его не видел и понятия не имел, как тот выглядит!

Тут его посетила ещё одна тревожная мысль. Те сны-видения, где он обнаруживал себя лежащим на пригорке, поросшем ароматными белыми цветами… Где таинственная Хранительница снов молча сидела с ним рядом, прикрывая тёплой ладонью его глаза, чтобы рассеянный свет бледной Луны не мешал отдыхать. Эти сны тоже исчезли. А жаль… Он понял, что скучает по этой странной печальной девушке, похожей на прекрасную, совершенную куклу. И тут же сердце кольнули стыд и вина: значит, ему позволительно сожалеть, что прекратились его встречи с таинственной незнакомкой, пусть даже и случающиеся во сне, а на Эмили он без конца ворчит и смотрит волком просто за то, что она сочувственно улыбается раненым Охотникам, мягко и заботливо разговаривает с ними!

«Ох, как же всё сложно-то!»

Ферн опустил взгляд, будто опасаясь, что Эмили по его глазам догадается, о чём он сейчас думает. А ведь ему ни разу даже в голову не пришло рассказать жене об этих видениях! Почему? Неужели было стыдно? Неужели это голос нечистой совести?

– Кори… Ты что-то недоговариваешь? – Эмили с тревогой заглянула Ферну в лицо. Охотник с трудом выдержал её взгляд.

– Нет, с чего ты так решила?

– Я знаю тебя. – Жена мягко взяла Ферна за руку. – И я вижу твой страх. Что-то прячется в тёмных тенях в твоём сердце. Многие боятся темноты, но пугает ведь не она сама, а то, что мы не можем знать, кого или что она скрывает. Освети тёмные углы – и страх уйдёт. Проговори свои опасения вслух – и они исчезнут, как темнота от света свечи. Дай своим страхам имена – и ты сможешь приручить их.

– Я ничего не скрываю, – пробормотал Ферн, незаметно прикусив губу. Ему никогда ещё не было так плохо – с тех пор, как он узнал правду об отце и Элис.

– Хорошо, – Эмили тепло улыбнулась и погладила руку мужа. – Я верю тебе. Хотя… Знаешь, а ведь «Верю» в отношениях – штука опасная. Вера может быть слепой. И можно так обмануть самого себя, что потом вовек не определишь, где правда, а где твой собственный вымысел. Может, всё-таки лучше не верить, а знать, как думаешь? Вера – это туман, который, возможно, скрывает неприятную правду; а знание – яркий свет, прогоняющий страхи из углов. Давай просто договоримся, что не будем ничего скрывать друг от друга, хорошо?

– А тебе не кажется, что какая-то правда ранит не хуже зубьев пилы-топора? – хмуро отозвался Ферн. – Кровоточить будет потом очень долго…

– А если ты наткнёшься на врага с пилой-топором в темноте, рана будет намного серьёзнее, – с улыбкой возразила Эмили. – Тайна другого, которую ты раскроешь сам, ударит по чувствам в два раза больнее. Но всё же… Я понимаю тебя. Живи так, как подсказывает тебе сердце. Я же, со своей стороны, буду поступать так, как велит мне моё.

– Сразу же говорить всю правду? – Ферн горько усмехнулся. – Даже если будешь знать, что она может ранить, а пользы от этой раны никакой не предвидится?

– Раскрытая ложь в любом случае ранит сильнее, – твёрдо сказала Эмили. – Я бы не стала так рисковать.

Ферн молча обнял её. «Мы разные… Мы причиним друг другу – и сами себе – много боли. Что ж, остаётся только смириться с этим… Если уж не хватило духу просто оттолкнуть её, уйти и не возвращаться».