Текст книги "Saw that I can teach you (СИ)"
Автор книги: MasyaTwane
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Даже если бороться придётся не столько с Томлинсоном, сколько с самим собой.
– Я пришёл, чтобы сказать, что… —Луи в нерешительности останавливается, и Гарри видит с каким трудом ему даются эти слова. – Что испытываю к тебе чувства. Но ты говоришь “нет”. Кричишь о своей любви, а потом отталкиваешь. Я не понимаю.
Гарри кивает. Он и сам едва понимает себя, но связь с Томлинсоном подобна тысяче порезов. Всё это время он медленно кровоточил от грубых слов и резких толчков, от невозможности показать свои чувства, что были заперты внутри так долго, от полного безразличия. Луи изрезал его, но это не было так страшно, как отказ. Воткнутый глубоко в грудь, по самую рукоять, этот нож оставил после себя рваную рану, зашить которую невозможно.
Губы Гарри растягиваются в маниакальную улыбку, прежде чем он произносит следующие слова:
– Ты сделал это дважды. Дважды бросил меня, уничтоженного и захлёбывающегося кровью. Это больше, чем я могу выдержать. Прости.
Слова наполнены сожалением. Гарри хочет проглотить их и никогда не произносить. А боль, словно множество жучков с острыми жалами, впивается во все клеточки его тела, пока тишина в комнате после прогремевшего признания давит на плечи могильной плитой.
– Я обещаю, что не оттолкну больше.
Серьёзность, с которой Луи произносит фразу подкупает, но Гарри не самоубийца. Он не бросит себя в жерло этого вулкана самостоятельно.
– Мы оба знаем, какой ты человек, Луи. Я не согласен на то, что ты можешь дать, поэтому предпочитаю отвалить.
Гарри видит, как больно делает Томлинсону этими словами, его же словами, но других вариантов просто нет. Лучше лишить себя надежды сейчас, чем поверить и попробовать, а потом получить удар в сердце ножом ещё раз. В третий раз.
– Вот так, да? – в голосе Луи рождается злость. Её ледяные колючки втыкаются в кожу Гарри, и страх медленно овладевает мальчиком. – То есть сейчас, когда ты получил меня, когда я пришёл сам, ты говоришь “нет”? Да ты издеваешься!
Крик, в который перерастает монолог Томлинсона оглушает, и Гарри не знает, чего он хочет больше: поймать Луи за руку и прижаться к ладони губами или расплакаться навзрыд, заглушая этот грубый отрывистый голос.
– Луи, наша разница в возрасте… Отношения не для тебя, а отношения с ребёнком, Лу, и подавно. Ты сможешь взять меня за руку на людях, наплевав на косые взгляды? Отведёшь в любимый клуб? Как ты представишь меня своим друзьям?
Вопросы сыпятся один за другим. Те вопросы, о которых мальчик даже не думал, пока страдал по Луи. Сейчас же они возникают в сознании, открыв глаза на реальность окончательно.
– Ничего не выйдет, прости, —говорит Гарри, с сожалением глядя в любимые глаза. Он больше не чувствует себя ребёнком, скорее стариком, прошедшим сквозь года тягот и лишений. Всё, чего хочется по-настоящему – это услышать в голосе Луи немного понимания и расстаться по-доброму.
Но с Томлинсоном по-доброму не бывает, особенно когда ты отказываешь ему в том, чего он так желает.
Луи подаётся вперёд, пугая Гарри. Глаза горят холодной яростью, а губы буквально выплёвывают слова:
– Да пошёл ты!
Комментарий к Гарри
*Tainted Love
========== Happy ==========
Inhale the damage smoothly Прими разрушение спокойно
Paradise isn’t lost Ведь рай не утерян
It was hiding all along Он просто прятался все это время*
Раздражение словно зубная боль, от которой ломит челюсть, и злость разгорается потихоньку внутри. Слишком шумные, полупьяные, хохочущие друзья действуют на него подобно красной тряпке на быка. Луи рычит на любые попытки втянуть себя в веселье, подпирая спиной дальний угол в гостиной Энди.
Друг сжимает талию невесты, принимая поздравления по поводу предстоящей свадьбы, но его обеспокоенный взгляд то и дело возвращается к Томлинсону. Это бесит только сильнее.
Лето подходит к концу. Дыхание осени уже можно почувствовать на своих плечах, ссутуленных под тяжестью отвергнутых чувств, и с тяжёлым сердцем готовиться к предстоящим дождям. Луи не представляет, как пережить их в одиночестве. Ливни прочно укрепились в сознании ассоциацией с маленьким Гарри.
К собственному удивлению на малыша Луи не сердится. Наоборот. Перебирая в памяти все произошедшие события, он всё больше пропитывается ненавистью к себе. Возможно, та несдержанность стоила ему отношений. Поэтому Луи не может винить малыша за отказ, он сам бежал бы от себя без оглядки.
Но под кожей зудит новое чувство, толкая на безрассудные поступки, и сдержать его удаётся с трудом. Ночью, прижимая пальцы до радужных кругов к уставшим глазам, Луи борется с желанием набрать номер Гарри. Позвать. Но печальный голос мальчика всё ещё звучит в голове, и страх разрушить его сильнее останавливает.
Впервые Луи пытается заботиться о ком-то, наступая на горло собственным желаниям.
Элен вытаскивает из пучины собственных мыслей, протягивая бокал с шампанским. Луи отрицательно качает головой, сглатывая горькую усмешку. Прожитая жизнь кажется жалкой и никчёмной, а поселившиеся внутри благодаря Гарри эмоции заставляют чувствовать себя неудачником. Алкоголь добавляет новой роли яркости, и Луи пытается выбраться из образа, поэтому отказывается. Даже вдали от него малыш всё равно имеет влияние, меняя личность Томлинсона.
Девушка коротко улыбается и жестом предлагает покурить. Луи размышляет всего секунду, и именно эта секунда становится поворотной.
Предложение выглядит соблазнительно, и согласие уже готово слететь с губ, когда в дверь гостиной входит Гарри. Он замечает мальчика краем глаза, и желание курить растворяется в испуге от внезапной встречи.
– Кто позвал его? – задушено сипит Луи, потому что горло сжимает волнение, а голова идёт кругом от одного взгляда на такого далёкого, не принадлежащего ему Гарри.
– Он такой же мой друг, как и ты, – отрезает Энди. – Мне жаль, что между вами всё так сложно, но я не собираюсь из-за этого отказываться от одного из вас.
И он уходит, чтобы поздороваться с Гарри. Энди пожимает его тонкую ладонь, кладёт руку на детское плечо, а Луи остаётся лишь наблюдать издалека, сжимая кулаки в бессилии. Он потерял возможность дотрагиваться.
Мальчик игнорирует окружающих специально, это видно по напряжённому лицу, когда Гарри старается не отводить глаза от Энди, не смотреть по сторонам, чтобы ненароком не наткнуться взглядом на своего мучителя.
Тонкая плёнка раскаяния и сожаления покрывает тело Луи, начиная с кончиков пальцев, вверх, поглощая дюйм за дюймом. Инстинкты рвутся с цепи, словно дикие псы, желая приблизиться, сжать в собственных руках, но Томлинсон сдерживает своих демонов из последних сил. Гарри тяжело дался его последний порыв. Остаётся лишь смотреть издалека, как мальчик улыбается другу, глядя на него снизу вверх затуманенным взглядом ярких некогда изумрудов, и глотать горькую от разочарования слюну.
Тёплая ладонь сжимает плечо, и Луи вздрагивает, переводит расфокусированный взгляд на Элен. Она молчит, и он не понимает зачем, но произносит:
– Улыбка не настоящая. Ямочки на щеке нет.
Голос дрожит, и Луи стыдно за себя. Но Элен не морщится, не презирает его, лишь сочувствует. Легче не становится, и Томлинсон сомневается, что вообще когда-нибудь станет. Кажется, эта боль застряла в груди навсегда.
– Сделай что-нибудь, – подталкивает она, но Луи лишь качает головой, переводя взгляд на Гарри, пытаясь впитать эти редкие мгновения, когда он может хотя бы смотреть.
– Он отказал, Элен. Высказался резко и категорично. Я больше не хочу доставлять неприятности.
Но девушку невозможно смутить. Она улыбается так, будто знает что-то важное, что-то, что Луи не в силах осознать.
– А что сделал он, когда ты категорично отказал?
Мысли закручиваются в голове широкой воронкой, когда Томлинсон произносит вслух:
– Он продолжил настаивать.
Печати, за которыми он держит собственных демонов, срывает одну за другой, когда Луи решается. Мысль о том, что он рискует сделать больнее не только себе, но и Гарри, тонет в шуме крови в ушах. Слабость уходит из тела, и на её место возвращается жёсткость и решимость. Томлинсон берёт себя в руки и надеется, что Гарри поймёт его верно. В этот раз его поведение диктует не эгоизм, а желание дать шанс их взаимным чувствам.
Расстёгивая пуговицы на пиджаке, Луи медленно продвигается ближе к Гарри, стараясь не спугнуть. Ему нечем дышать, и будь его воля, он скинул бы тяжёлую ткань с плеч, сорвал бы пуговицы, но остаётся довольствоваться распахнутым пиджаком и ослабленным узлом галстука.
Несколько шагов отделяют его от цели, когда Энди заканчивает разговор. Гарри опускает взгляд в пол, и поворачивается к двери, намереваясь покинуть вечеринку, так и не дав Луи шанса объясниться. Да ещё жёсткая хватка друга повыше локтя останавливает, отнимает драгоценные секунды, что требуются чтобы догнать мальчика.
– Что ты намереваешься делать? – серьёзно спрашивает он, и Луи отвечает не раздумывая.
– Всё исправить.
Секунду Энди сканирует его лицо, пытаясь докопаться до глубины его чувств, понять насколько важно это для Томлинсона и не станет ли хуже, и, видимо, что-то есть там, в глубине пепельного взгляда, что заставляет его увериться в серьёзности намерений. Он разжимает пальцы, оборачивается и зовёт:
– Гарри!
Плечи ребёнка едва заметно вздрагивают. Будто в замедленной съёмке он оборачивается и его взгляд против воли скользит по Энди к Луи. Кислород в лёгких превращается в ядовитый газ, когда Луи видит страх в померкших глазах. Гарри отступает, медленно, будто отходит от готового напасть хищника, но Луи не даст ему сбежать.
В четыре шага преодолев расстояние между ними, Луи обвивает его талию рукой, а вторую кладёт на щёку не позволяя отвернуться.
Поцелуй сильный, доказывающий. Гарри не отвечает на него, и его тело сковано, будто кровь превратилась в металл, застыла жёстким каркасом внутри.
Гул вокруг стихает, и Томлинсон спиной чувствует шокированные взгляды друзей, но пока Гарри в его руках, и секунды неумолимо тикают в ожидании его решения, его ответа, для Луи больше ничто не имеет значения. Он готов пройти через ад непонимания и презрения ради возможности касаться этого мальчика.
– Пожалуйста, – шепчет он, когда дыхания не хватает и приходится разорвать поцелуй.
Глаза Гарри зажмурены, а губы дрожат, Томлинсон испытывает жгучую ненависть к себе, но отпустить сейчас выше его сил. Он лишь сильнее сжимает талию ребёнка.
– Ну, пожалуйста, малыш, – ещё раз произносит он.
Гарри осторожно касается ладони, убирая её от своей щеки, и поворачивает голову в сторону. Ресницы трепещут, и он не сразу решается открыть глаза, но когда всё-таки делает это, то смотрит лишь на Энди, а во взгляде так много мольбы, что Луи захлёбывается отчаянием.
Гарри не смотрит на него, и сжатое в тугую струну тело хоть и находится в его руках, чувствуется чужим и неподвластным. Луи чувствует каждым атомом, что Гарри мечтает лишь о том, чтобы вырваться.
– Томмо, – зовёт Энди. – Я думаю ответ очевиден.
– Нет! – отрезает Томлинсон. – Нет!
Гарри вздрагивает, но Луи тонет в безнадёжности собственных чувств. Пальцы сжимаются сильнее, без сомнения доставляя мальчику боль. Отпустить его – смерти подобно.
– Томлинсон, убери руки, – угрожающе повышает голос Энди, и недоуменный шёпот вокруг становится громче. Голова кружится, и разум отказывается анализировать ситуацию. Одна мысль словно центр Вселенной – не позволить Гарри уйти.
– Всё хорошо, – раздаётся хриплый шёпот Гарри, и, кажется, никто, кроме Луи не слышит этот сломанный обречённый голос. – Не надо, Энди, всё в порядке. Мы уходим.
Трясущиеся руки впиваются в полы пиджака и тянут за собой прочь из комнаты, подальше от косых взглядов и тихих осуждающих разговоров. Дыхание возвращается маленькими глотками, и беспокойство развеивается в терпком запахе Гарри.
У двери на улицу мальчик прижимает Луи лопатками к стене, и по-прежнему не глядя в глаза, просит подождать. Томлинсон хватает его за руку, не желая отпускать, но Гарри удаётся вырваться.
– Я предупрежу маму, что ухожу, – бесцветным голосом сообщает он, и не остаётся ничего, кроме как подчиниться его безэмоциональному заявлению.
Пальцы подрагивают от пережитого напряжения, а в груди всё ещё стынет холодом страх, что Гарри обманул, сбежал чтобы спрятаться. Развеять сомнения может лишь его возвращение, но время идёт, сыпется песком сквозь пальцы, а Луи по-прежнему прижимается к стене спиной, считая собственное тяжёлое дыхание.
Сигарета может помочь немного заглушить сосущую пустоту в груди. Луи выходит на залитую ярким солнцем подъездную дорожку, вытаскивает из узких праздничных брюк пачку и с облегчением затягивается. Ноги подкашиваются от пережитого душевного напряжения, и он садится на горячий капот своей машины, разглядывая отшлифованные овальные камушки под колёсами.
Жизнь состоит из циклов, повторяющихся бессчётное количество раз. Сидя на ярком августовском солнце в ожидании Гарри, Луи вдруг понимает, что их собственный подошёл к концу. А вот знаменует ли начало нового цикла счастье для них или мучительные дни отвыкания, зависит только от него.
Ответственность и страх с новой силой сжимаются вокруг головы стальным обручем, рождая глубоко в нейронах мозга зачатки мигрени.
В памяти всё ещё свежи воспоминания, когда Томлинсон так же сидел на собственной машине, сжимая между губами сигарету, и отчаянно надеялся, что мальчик не придёт. Три месяца повернули жизнь под неожиданным углом, вывернув желания и чувства наизнанку, заставив личность подстраиваться под новые приоритеты. Сейчас Луи готов отдать что угодно за появление Гарри здесь.
Видимо, судьба всё ещё любит его эгоистичную задницу, потому что, как и тогда в мае, Гарри обходит машину, останавливаясь напротив. Он всё ещё не смотрит на Луи, предпочитая разглядывать камни у его ног.
– Поговорим тут? – спрашивает мальчик и пальцами теребит край футболки в волнении. Луи хочет сжать их и поцеловать каждый по очереди, лишь бы эта болезненная хриплость ушла из голоса, а на щёки вернулись ямочки от искренней улыбки.
– Нет, я отвезу тебя к себе.
Луи спрыгивает на землю, и Гарри безропотно подчиняется, всё так же путаясь в собственных конечностях, когда залезает в его машину.
✷✷✷
Луи везёт его к себе. В ту серую комнату, которая даже в солнечные дни оставалась холодной и неуютной, словно броня своего хозяина. Броня, сквозь которую Гарри так мечтал прорваться, разбивая кулаки в кровь и выдирая ногти из пальцев, в попытках достучаться, расковырять этот глухой щит безразличия.
Сил сражаться больше нет. Гарри отказал Луи, потому что уверен – они слишком разные. Построить будущее с Томлинсоном невозможно, а быть временным развлечением, пока Луи не надоест новая для него роль заботливого бойфренда, Гарри не собирается. Поэтому он сказал “нет”, оттолкнул, ранив не только Томлинсона, но и себя жестокими словами, отсекая надежду.
Время должно было залечить раны. Возможно, эту боль унесло бы осенними ветрами, она бы замёрзла под одним из высоких рождественских сугробов. Но Луи снова всё решил по-своему.
Этот поцелуй в комнате полной людей, молотом врезался в грудь, разбивая рёбра в щепки, оставляя после себя зияющую рану стыда. Гарри до сих пор дрожит, а губы горчат вкусом Луи.
Осторожно из-под ресниц мальчик кидает взгляд на эти губы, пока Томлинсон сосредоточенно сжимает руль.
Он другой. В его облике больше нет кричащего превосходства, и глаза слишком тёмные, без внутреннего света. Гарри хотел бы верить в то, что внешние изменения напрямую связаны с тем, что творится у парня внутри. Гарри всей душой хочет верить, что нужен ему.
– Я надеюсь, что смог доказать тебе, что мне абсолютно плевать на мнение друзей, если дело касается тебя? – говорит Луи, и Гарри подпрыгивает от неожиданности, слишком занятый разглядыванием парня рядом.
– Тебе не стоило делать это.
– Может, и не стоило, – соглашается Томлинсон. – Но я хотел показать тебе, что не отступлюсь.
Гарри отворачивается к окну, не желая продолжать этот разговор. Но Луи другого мнения.
– Что ещё было в твоём списке?
Машина мягко притормаживает, и мальчик, не дожидаясь разрешения, покидает салон. Лёгкое беспокойство одолевает его, потому что Луи действует непохоже на себя, и Гарри не может прочесть его мысли и чувствует себя замершим посреди минного поля. Он боится взорваться, оступившись.
Пальцы Томлинсона касаются ладони, и Гарри не успевает вырваться. Луи сжимает его руку в своей и не обращает внимания ни на окружающих, ни на робкие попытки мальчика освободиться. Тепло чужой ладони согревает душу, и Гарри противится ощущению нежности, но кончики губ дёргаются в неловкой улыбке.
– Проходи, – Луи придерживает дверь и, к сожалению Гарри, расцепляет их руки, пропуская мальчика вперёд.
Но случившееся возвращает ребёнку веру в то, что всё ещё можно исправить. Он медлит секунду, просчитывая варианты и возможности, но когда дверь лифта тихо закрывается, мальчик отбрасывает сомнения подальше и кладёт руку на щёку Луи. Вся его нежность сосредоточена в единственном касании, а глаза вновь наполняются любовью. Сердце выстукивает нестройный ритм, и, кажется, вот оно, их долго и счастливо, но…
Стоит оказаться в квартире, и к Томлинсону возвращается его природная резкость. Пальцы впиваются в плечи, и Гарри теряет воздух. Улыбка замирает на губах, когда Луи прижимает его к захлопнутой в спешке входной двери и приподнимает над полом, прижавшись бёдрами.
– Я так скучал, – горячо шепчет он в шею мальчика, не замечая, как из яркой секунды назад улыбки уходит жизнь. Гарри давит тяжёлый вздох, хороня его внутри, и прогибается в спине, чтобы прижаться к горящему в возбуждении телу Луи.
Поцелуи приносят всё то же удовольствие, по которому Гарри действительно скучал, и он пытается отогнать меланхолию и поддаться страстному напору, но наслаждение отдаёт горечью.
Чтобы скрыть немое разочарование, он дрожащими пальцами растягивает узел галстука, и когда Луи покрывает поцелуями подбородок, пытаясь добраться до губ, уворачивается, делая вид, что хочет избавить его от рубашки быстрее. Но Томлинсон чувствует запрятанное внутри напряжение. Он отстраняется, внимательно вглядываясь в глаза.
– Что не так?
Выдавливая самую правдоподобную улыбку Гарри медленно качает головой и вновь тянется к пуговицам. Но Луи отбивает его пальцы и осторожно опустив на пол, делает шаг назад.
– Всё не так, – убитым голосом сам себе отвечает Луи.
Пальцы ерошат его красивую укладку, превращая её в растрёпанное, но не менее симпатичное нечто, а щёки Гарри заливает румянцем стыда. Мысленно проклиная себя за глупые детские мысли, он сжимает локоть расстроенного Луи, пытаясь развернуть его к себе, заглянуть в серые глаза, чтобы показать, что всё хорошо. Гарри хочет продолжить.
– Лу, всё в порядке.
– Нет, – вырывается Луи. Грузно топая, он проходит в комнату и скидывает пиджак на кровать. Гарри робко следует за ним, стараясь подобрать слова – он очень боится всё испортить как раз сейчас, когда они почти поняли друг друга. – Тебе это не подходит.
Сжатый кулак врезается в стену, и Гарри отшатывается назад, но по сведённым вместе бровям, по глубокой складке в уголке губ понимает – Луи сердится не на него, на себя. От этого чувство вины растёт в геометрической прогрессии, и мальчик боится захлебнуться в нём.
Детские мечты о том, что Луи внезапно превратился в принца сейчас выглядят глупо, неуместно, и Гарри в волнении обнимает его, крепко сжимая торс руками, чтобы Томлинсон не вздумал отпихнуть. Он и так сделал больше, чем мальчик мог ожидать. Луи превзошёл себя, сделал первый шаг, не побоявшись порицания друзей, а Гарри, словно невинная принцесса, зажался при первом намёке на секс.
Сравнение горчит на языке, и ребёнок удивляется себе. Каким образом в его испорченной, запачканной душе по-прежнему могут жить все эти романтичные заблуждения? Гарри давно пора отделаться от глупых мыслей и принять себя настоящего.
– Лу, прости, если тебе показалось, будто я не хочу. Это не так, – Гарри касается вздёрнутого в недоверии подбородка кончиками пальцев и нежно ведёт вниз. Луи смотрит с сомнением, и только поэтому Гарри добавляет, стараясь убедить его. – Ты ведёшь себя правильно с таким, как я. Мне всё подходит.
Луи перехватывает его руку, сжимая несильно пальцы.
– Таким как ты? Каким? – он подносит их к губам, поочерёдно целуя, и Гарри тихо стонет. Кажется, что его горячие губы дотрагиваются до самой души. Это чувство тлеющее, полное надежды и удовольствия.
– Забудь, Луи. Я хочу тебя! – умоляет Гарри, потому что произнести вслух грубое слово “шлюха”, когда Луи дарит такие поцелуи, выше его сил.
Но Томлинсон и так понимает, это видно по задумчивому прищуру его глаз. Рука мальчика оказывается на свободе, а Луи принимается расстёгивать рубашку, не отводя проницательного взгляда от Гарри. Это немного больно, когда Луи спешит раздеться, не пытаясь обнять или разубедить. И Гарри вновь хочет ударить себя по лицу, чтобы выгнать уже нелепые надежды на то, что он не такой. И Луи не такой.
Они те, кто они есть, и чем раньше он избавится от ложных надежд, тем спокойнее будет их партнёрство. Несмотря на события прошедшего дня, мальчик всё ещё не верит, что Луи действительно хочет быть его парнем.
Мысли отвлекают от действительности, и когда он, наконец, приходит в себя, Луи натягивает домашние штаны в крупную зелёную клетку. Ситуация окончательно выходит из-под контроля, и Гарри, тяжело вздыхая, сдаётся. Он не понимает абсолютно ничего.
– Идём, – Луи мягко тянет его за локоть к кровати и указывает на разбросанные вдоль стены подушки. – Думаю, это моя вина, что ты о себе такого мнения. Мне и исправлять.
Ноутбук оказывается на коленях растерянного мальчика, а Луи садится сзади, прижимая за плечи к себе. В объятиях тепло и комфортно. Гарри чувствует, что был рождён для пахнущих сигаретами ладоней.
– Что мы будем делать? – спрашивает он, а под левой лопаткой размеренно бьётся сердце Томлинсона, доказывая что он тут, рядом. Такой желанный. Слишком любимый.
– Я покажу тебе мой любимый фильм, – Луи смеётся, когда Гарри сжимает его ладони, оборачивая их вокруг своих плеч. – И докажу, что нам будет хорошо не только в постели.
– Лу, – тихо скулит Гарри, желая, чтобы парень замолчал, и вместе с тем не переставал говорить никогда. Это звучит слишком хорошо, чтобы быть реальностью, и мальчику кажется, что он в очень глубоком, самом счастливом своём сне.
– А ещё я хочу сводить тебя кое-куда. До моего любимого клуба тебе ещё расти и расти, но думаю, это будет равносильной заменой. Это ведь третий пункт из твоего списка, верно?
– Свидание? – едва удаётся выдавить из себя Гарри, потому что эмоции стучат кровью в висках, и язык заплетается от счастья.
– Оно самое, малыш, – соглашается Луи, нежно ероша волосы на затылке носом. – Я в этом чертовски плох, так что буду учиться в процессе, но я надеюсь, ты сделаешь мне скидку, как своему парню.
Улыбка Томлинсона вновь полна превосходства, а глаза хитро поблёскивают. Он точно знает, что именно Гарри хочет услышать, и ни на секунду не сомневаясь, даёт ему это.
Мальчик откидывает голову назад, просительно приоткрыв губы, и Луи не заставляет себя уговаривать. Он наклоняется, и их дыхания перемешиваются, когда губы едва касаются друг друга, воссоздавая тот самый первый поцелуй. Тающая нежность вытесняет обиду и боль, стирает все плохие воспоминания, позволяя начать эту историю с чистого листа.
И Гарри знает, просто не будет. Луи остаётся Луи в любом случае. Властным, безответственным, жадным до собственного удовольствия эгоистом, но пока он готов наступать себе на горло, заботясь о мальчике, всё у них будет хорошо.
Гарри верит, потому что это то самое.
Большая любовь.
Комментарий к Happy
*The Red Carpet Grave
========== Эпилог ==========
Everything has been said before Всё уже сказано
There’s nothing left to say anymore Больше нечего добавить
When it’s all the same Когда всё то же самое
You can ask for it by name Ты можешь спросить, как это называется*
Словно один из прежних снов вернулся – сладкие губы Гарри касаются его рта, подарив вкус сахарной клубники. Чужой язык скользит глубже, дотрагивается до нёба, и Луи на автомате отвечает, лаская его своим. Горячий воздух от глубокого выдоха наполняет рот, и сладость чужих касаний исчезает. Он тянется вслед под собственный недовольный стон и слышит яркий довольный смех в ответ.
Дневной свет бьёт по глазам, когда Луи пытается открыть их. Он жмурится и подносит ладони к лицу в попытке закрыться от палящего августовского солнца, но детские руки перехватывают запястья.
– Соня, – шепчет Гарри, наклонившись так низко, что они соприкасаются носами.
– Зачем ты открыл занавески?
Сиплый ото сна голос скрипит едва слышно, но мальчик совсем рядом и всё прекрасно слышит. Хмыкнув, Гарри отдёргивает лёгкое одеяло, под которым спит Луи, и залезает на него. Джинсовая ткань его шорт трётся о голые бёдра, и Луи на автомате подаётся вверх. Потому что утро. Потому что Гарри.
Луи заводится за секунду.
– Оу. Кажется, ты не против, что я разбудил тебя.
– Вовсе нет, – Луи открывает глаза по одному, осторожно, и улыбается в ответ на широкую улыбку мальчика. Гарри сдувает непослушные пряди со лба и оставляет ещё один нежный поцелуй на губах Луи. Но этого так чертовски мало. Томлинсон выпутывает свои руки из хватки Гарри и обхватывает ладонью шею, не позволяя отстраниться. Он углубляет поцелуй, раздвигает губы Гарри языком и вылизывает его рот, пока мальчик не начинает извиваться на нём, тяжело дыша и сжимая пальцами плечи.
Они целуются долго, страстно, и это стоит Луи всей его выдержки. Особенно когда Гарри теряет контроль и словно маленький ненасытный зверёк кусает его губы, оттягивая нижнюю зубами до лёгкой боли, и неосознанно двигает бёдрами, задевая и без того каменный стояк Томлинсона.
Но никакого секса между ними быть не может. О чём Луи и напоминает, упираясь руками в сильно вздымающуюся грудь.
– Стоп, Гарри, я… – но мальчик затыкает его, опять целуя.
Горячая кожа под пальцами лишает воли, и хочется раздеть его, прижать к себе, не оставляя ни дюйма между телами. Член натягивает ткань белья, упираясь в затянутую джинсой промежность Гарри. И он тоже возбуждён, Луи чувствует, но…
– Так, всё! – он хватает Гарри за волосы и оттягивает от своего лица.
– Не хочешь меня? – зелёные глаза прищуриваются, и Луи сжимает кудри в кулак сильнее.
– Ты знаешь, малыш, что хочу. Чертовски сильно хочу, – он опускает глаза вниз, указывая на свой стояк, и Гарри повторяет всё в точности, потому что из-за хватки в волосах не может двигать головой. Но руки свободны, и прежде чем Луи успевает перехватить запястье, ладонь мальчика поверх ткани сжимается вокруг его члена. – Нет!
– Да-а-а-а, – стонет Гарри.
– Не до первого свидания, малыш! – всё ещё сопротивляется Томлинсон. – Мы же договорились!
– Брось, оно будет через пару часов, и как раз это время я хочу скоротать с тобой!
Хочется поддаться, отпустить мальчика, откинуться на подушку и позволить ему ласкать себя на собственное усмотрение или самому наклонить голову вниз, заставить взять в рот и трахать, пока он будет давиться слюной и вырываться.
Луи стискивает зубы, стараясь игнорировать удовольствие, что приносит рука Гарри, а так же свои грязные мысли. Именно из-за них он и отказывает своему парню в сексе.
Своему парню. Словосочетание всё ещё пугает заключённой в нём ответственностью, но у Луи больше нет выбора. Гарри – центр его маленькой Вселенной, самая горячая звезда, самая холодная чёрная дыра. По велению его маленького рта Луи готов прыгнуть со скалы, стянуть собственную кожу с мышц и выполнить любой, самый странный каприз. Это ужасает, обезоруживает, но так же вносит в его серую жизнь краски, о которых он понятия не имел. Будто Гарри сдёрнул серые занавески и впустил солнечный свет не только в комнату Луи, но и в его жизнь.
– Давай же, Лу, хочу тебя, – лихорадочно шепчет мальчик, и пока тот решается, запускает свою горячую ладошку в боксеры.
Удовольствие огненной волной выжигает сомнения, как хворост, не оставляя после себя ни одной мысли. Впиваясь в сладкие губы Гарри собственническим поцелуем, он не думает больше ни о чём, кроме дрожащего мальчишеского тела в своей постели.
Ладони на плечах притягивают ребёнка ближе к себе, и сквозь рык, заглушаемый стоном Гарри, Луи удаётся пробормотать что-то о занятии любовью. Мальчик отфыркивается, сжимает член сильнее в руке, под сноп разорвавшихся в голове фейерверков. Контроль почти на нуле.
– Позволь мне быть твоим единственным, – шепчет Гарри. – Сквозь все эти беспорядочные связи, после всего, что произошло между нами – доверься мне целиком, Лу. Я не подведу тебя.
Слова оседают на сердце прозрачной, серебрящейся на солнце паутинкой, сжимая его прочными нитями в тугой комок. Это Луи должен извиняться. Луи должен просить, обещать, умолять мальчика не терять в него веру.
Гарри наклоняется, не спуская своего завораживающего и всё ещё наивного взгляда с затуманенных страстью глаз Луи, оттягивает резинку боксеров на себя и возмущённый стон перерастает в хрип, полный удовольствия, когда пухлые детские губы смыкаются вокруг члена.
Язык скользит по стволу и эхо этих ощущений звучит во всём теле, заставляя пальцы трястись, а бёдра напряжённо замирать в попытках не толкнуться глубже. Это настоящая пытка для Луи, особенно когда Гарри в нетерпении стаскивает мешающее бельё до колен, тут же возвращаясь к члену. Жадность, с которой он делает минет, убивает Томлинсона, превращает в безвольное тело.
– Гарри, пожалуйста… Гарри… – хрипит он, поглаживая упругие кудри. – Остановись, я хочу заняться любовью!
Мальчик вскидывает голову, внимательно вглядывается в глаза в поисках ответа на не заданные вопросы, а Луи зажмуривается, потому что видеть его таким невозможно. Но картинка отпечатывается в мозгу против воли: алые губы, блестящие от слюны и смазки, потемневшие расширенные зрачки и тяжёлое дыхание. Гарри прекрасен в своей похоти.
Луи сжимает подбородок пальцами, притягивает к себе и нежно проникает в рот языком, отчего Гарри стонет, подаётся вперёд. Язык скользит между губами мальчика, и поцелуй наполнен тлеющей нежностью, хотя внутри шторм, ломающий сдерживаемые из последних сил барьеры.
Луи освобождает Гарри от одежды и молится, впиваясь ногтями в собственные ладони, чтобы боль отрезвила, прочистила затуманенную страстью голову. Медленно заниматься любовью слишком трудно для него, Томлинсон хочет повернуть Гарри и вколачиваться в его бледное тело с силой, с животным остервенением, но мальчик заслуживает большего.
