Текст книги "Perfectly entwined (СИ)"

Автор книги: MasyaTwane

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Но вокруг не слышно дикого рыка, продолжает шуметь лишь ветер. Сквозь собственную сосредоточенность Гарри прислушивается к мыслям Луи. Тот оборачивается, улыбается в ответ. Длинные ресницы на миг прикрывают светлые глаза, а уголки губ едва поднимаются вверх, но ему удаётся выглядеть так, будто самая главная тайна Вселенной скрывается в этой голове, и он готов её поведать. Гарри чувствует, как бьётся сердце от осознания, что эта тайна и это сердце принадлежат ему.

– Всё будет хорошо, – подбадривает Луи, на секунду сжимая его пальцы в своих.

И действительно, впереди можно разглядеть их автомобиль, а усилившийся ветер, наконец, разогнал тучи. В свете появившейся Луны на металле играют блики и до относительно безопасного укрытия подать рукой.

На этом их удача всё-таки изменяет им. Возможно, Вселенная решает, что с неё хватит. Гарри слышит шорох чужих шагов. От них волосы становятся дыбом: настолько неестественно шелестит трава, как будто существо передвигается не на двух ногах, а на четырёх лапах.

Любой из них предпочёл бы встретиться с самым опасным лесным хищником, но на дорогу, пригнувшись к земле, выползает женщина. Её разодранный в кровавые клочья живот практически касается камней. Правая нога сломана и из колена торчит кость, поэтому существо передвигается на четвереньках. Глаза белёсо отсвечивают в темноте. Следом за ней, скаля зубы окружённые чернеющими дёснами, тяжёлой поступью тащится подросток.

Мгновение замирает. Вместе с дыханием, которое Гарри задерживает, в его теле останавливаются все остальные процессы. Скованное сердце больше не гонит кровь по венам. Страх отбирает контроль над телом, и всё, что остаётся, это замереть. Но опасность не слепа. Твари порыкивают, принюхиваясь.

– У нас нет ничего, отдалённо напоминающего оружие, – тусклым, обречённым голосом произносит Лиам.

– В машине моя бита.

Саманта решительно поправляет сумку на плече, сдвигая ту за спину, чтобы не мешала при беге, и медленно тянет руку к Лиаму. Гарри чувствует пустоту там, где секунду назад были её пальцы, и холод в груди от того, что потерял их прикосновения. Лиам отдаёт ей ключи, не оборачиваясь, не отводя испуганного взгляда от заражённых.

– Что если мы разбежимся в разные стороны? – шёпотом предлагает Элизабет. – Вряд ли эта штука быстро бегает. Да и нас больше, они растеряются от количества целей.

– И соберём ещё больше тварей, – качает головой Луи. Гарри жалеет, что не может разглядеть как следует его лицо в темноте. – Сэм, беги к машине, мы постараемся отвлечь, но не шумите. И не дайте себя укусить!

Луи сдвигается, и тварь шевелится, поворачивает голову в его сторону. У Гарри внутри колотится сердце, вновь запущенное подступающей паникой. Кровь стучит в висках, мешает думать. Эмоции Луи – холодный страх.

Словно два отражения в зеркале, они с Самантой почти синхронно разбегаются. Её светлые волосы, убранные в высокий хвост, поглощает тьма, и Гарри отворачивается. Его взгляд направлен на Луи, и тело интуитивно следует за ним, до того, как обдуманное решение успевает сформироваться в голове. Инстинкт работает безотказно. Луи – цель, страсть, нужда. Для Гарри Луи – сама жизнь.

Звук их шагов негромкий. Он гораздо тише того, что издают инфицированные, бросаясь вдогонку. Гарри не может обернуться, знает, если он увидит позади эту тварь, остатки мужества покинут его. Поэтому он концентрируется на вдохах, которые делает Луи. Размеренное, сосредоточенное дыхание. В далёкой, теперь кажущейся практически нереальной Англии Гарри часто считал его вдохи, пытаясь уснуть рядом. Это успокаивало.

В расчёт Луи входило, что заражённые разделятся, бросятся вдогонку за Лиамом или Найлом, но невезение действительно коснулось их своей тленной ладонью. Обе твари следуют за ними, и Гарри чувствует сожаление своего парня, чувствует страх и отчаяние, передающиеся через лёгкое прикосновение ладони Луи к его плечу.

– Спрячься в том доме, – подталкивает он к приоткрытой двери, а сам вбегает в соседнюю.

В здании темно. Гарри спотыкается о собравшийся складками коврик у порога, врезается в стену плечом. Саднящая боль приглушает чужие эмоции в его голове: на какие-то мгновения становится почти не слышно трепета сердца Луи.

С занавесками на разбитых окнах играет ветер. Гарри даже не успевает испугаться их мельтешению – отвратительное подобие человека вползает следом за ним в дом. Он видит её склеившиеся от грязи и земли волосы, белую кость, торчащую из колена. Весь внешний вид этой твари противоречит самому понятию “жизнь”. Но она существует. Её голодные глаза следят за ним, а верхняя губа приподнимается в животном рычании, оголяя чёрные дёсны.

Гарри бросается к лестнице, надеясь, что повреждённая конечность не позволит ей справиться со ступенями. Он будто вновь возвращается в парк аттракционов, испытывает заново тот холодящий ужас. Но сейчас нет неизвестности, угроза не расплывчата. Она ясна и понятна, а так же близка, как никогда.

Гарри не оборачивается, чтобы проверить, смогла ли тварь последовать за ним. Он вбегает в ближайшую комнату, распахивает окно. Нога ещё побаливает, и Гарри боится приземлиться на неё при прыжке, боится повредить лодыжку ещё больше. Но выхода нет всё равно.

Всё вокруг, словно один сплошной кошмар, сон, от которого им всё не удаётся пробудиться. Гарри перелезает через раму, опускает ноги вниз и может лишь молиться, чтобы ничто не отгрызло ему его многострадальные пятки. Инфицированная бьётся у подножия лестницы – дерево скрипит под её неистовым напором и эти звуки слышно даже сквозь разделяющие их стены.

Две тёплые ладони оборачиваются вокруг лодыжек, заставляя ойкнуть от испуга. Гарри дёргается, готовясь к ужасающей боли, но вместо того, чтобы вгрызаться в подставленные сухожилия, его просто тянут вниз.

– Тише, – шепчет Лиам и добавляет, глядя в его расширенные от страха зрачки. – Прости, что напугал. Обе твари увязались за вами, и мы решили помочь.

– Луи!..

– Саманта и Найл проверят его. Давай слезай.

Опираясь на мощную фигуру Лиама, Гарри спускается на землю. Элизабет встречает его улыбкой. В её лице облегчение, и это наглядное доказательство, насколько близки они стали за неделю. Из незнакомцев превратились в семью.

Дверь в дом, из которого Гарри вылез, заперта. Стараясь не шуметь, они обходят её как можно дальше. Отступающая паника, будто отлив, схлынула, оставив оголённой прибрежную кромку пляжа. Теперь Гарри чувствует всё, что подавлялось страхом. Гарри чувствует липкое отвращение, которое испытывает Луи.

– Я больше никогда не выпущу свою биту из рук! – громким шёпотом сообщает Саманта, как только видит их на улице.

Она ловко сбегает по ступеням крыльца. На деревянной поверхности биты видны тёмные капли крови.

– Давайте быстрее уберёмся отсюда, – просит Найл, постоянно оглядываясь вокруг. – Их тут может быть дофига.

– Больше нет, не волнуйся, – успокаивает Луи, покидая сразу за Сэм дом, в котором спрятался. – Мы подняли столько шума, что если бы ещё заражённые были, они уже бы явились.

От Луи веет холодом. Вытянутая в его сторону рука Гарри медленно опускается, когда он быстрым шагом проходит мимо. Они торопятся покинуть это место, Гарри всё понимает, но есть в этой спешке что-то ещё. Неясная тревога рисует глубокую морщинку между бровей, и впервые за их совместную реальность Луи игнорирует беспокойство своей пары.

Ночь вокруг не просто темнеет, она теряет краски. Свечение луны тускнеет, а металл автомобиля не отражает бликов. А потом приходит это дикое ощущение. Гарри чувствует себя светом, попавшим в ловушку многогранного бриллианта: он не может вырваться из оцепенения, мир сжимается вокруг, темнеет всё сильнее.

Пока он пытается отдышаться, подавить приступ нарастающей паники, ребята рассаживаются по своим местам. Твёрдой рукой Луи запихивает его на последнее в машине место и захлопывает дверь. Сквозь туман, окутавший голову, Гарри видит, как Луи блокирует двери с помощью кнопок на приборной панеле, и под удивлённым взглядом Лиама, сидящего за рулём, закрывает последнюю дверь.

– Какого чёрта? – спрашивает Найл, когда Луи остаётся снаружи. – Что за шутки?!

– Моя лучшая шутка, – произносит Луи. Его голос звучит приглушённо сквозь металл и стекло. Гарри смаргивает наваждение и с трудом открывает окно, руки трясутся от ужаса.

– Лу…

– Прости, что так вышло.

Луи упирается руками в дверь, наклоняется так близко, что его красивое лицо расплывается перед глазами Гарри, а кончики волос щекотят кожу. Гарри вдыхает полной грудью родной запах, и ощущение грязного омерзения возвращается. Луи отстраняется, так и не подарив ему поцелуй. Последний поцелуй.

На его ладони между большим пальцем и указательным кровь. Много крови. Гарри даже не нужно видеть, что именно скрывают густые кровоподтёки: внутренние ощущения подсказывают ответ. Они обретают ясность, когда Луи отступает назад. Боится заразить.

– Нет! – вдруг произносит Гарри. – Нет!

– Прости меня, детка, – извиняется он, но Гарри не слышит. Он отчаянно пытается открыть дверь.

– Луи, мы тебя тут не бросим, – заявляет Найл, тянется к приборной панели.

В груди Гарри замирает в ожидании надежда – вот сейчас он откроет дверь, и появится возможность покинуть тесный автомобиль, дотронуться до Луи. Сжать его в своих руках и никогда не отпускать. Ощущение близкой потери дробит душу на мелкие кусочки, сводит с ума.

Крупная ладонь Лиама ложится на кнопки, а сам он зажмуривается и опускает голову. Широкие плечи дрожат, и Гарри не может понять, это сказывается напряжение или друг плачет.

– Какого чёрта? – злится Найл. – Ты охренел! Открой сейчас же.

Лиам лишь трясёт головой, до побеления костяшек сжимает вторую руку на руле. Гарри почти ненавидит его в этот момент.

– Спасибо, Ли. Гарри, ты должен понять, – медленно говорит Луи, словно с маленьким ребёнком. Пытается достучаться до рассудка, уговорить, но всё, что понимает Гарри, это скручивающая сознание боль. И это грязное, липкое отвращение от разъедающей его пару инфекции. – Мне очень не повезло, но это не значит, что и для тебя всё кончено.

Гарри отрицательно качает головой в ответ. Язык будто распух, едва двигается во рту, пальцы всё ещё пытаются справиться с дверным замком. Все слова Луи доходят до сознания с опозданием, словно пространство вокруг плотно набито ватой.

– Нет, – словно заведённый повторяет Гарри.– Мне же без тебя ничего не нужно.

– Не смей говорить так!

Луи сжимает пальцами его подбородок, вздёргивает вверх. В тусклом, померкнувшем свете луны ледяные глаза чуть заметно блестят. Гарри чувствует себя маленьким и незначительным, совершенно беспомощным.

– Теперь ты будешь жить за нас двоих. Ты должен вернуться в Англию. К моим сёстрам, – Гарри всхлипывает, когда пальцы больше не касаются его кожи. Луи отходит дальше, прячет дрожащие руки за спину. Их обоих бьёт крупная дрожь, заметная даже в темноте. – Сделай всё, что должен был сделать я. Пожалуйста.

Гарри не отвечает. Не может. Он пытается дышать, справиться с удушающей паникой, и даже не чувствует, как по щекам текут крупные слёзы. Внутри трещит по швам сердце, расползаются на тонкие нити органы. Тело болит так, будто разрушается физически.

– Я позабочусь о нём, – смутно доносится до Гарри голос Саманты. Её ладони на его груди.

Машина трогается с места, увозя его прочь от Луи. Гарри не в силах обернуться, он зажмуривается и сворачивается на сиденье. Сэм прижимает его к себе, и её тело глушит звук рыданий, полных безнадёги и отчаяния.

Надгробным камнем для его только что похороненного счастья становятся слова Найла. Вечно ворчащий и недовольный, скептик до мозга костей, в этот раз он произносит:

– Всё наладится, Гарри.

Тогда Гарри и понимает – самое страшное, что могло случиться в жизни любого человека произошло с ним. С ним и с Луи, которого он больше никогда не увидит.

А это значит, что нет никакой надежды на спасение. Впереди у них лишь отчаяние и смерть…

========== Часть 8 ==========

Войдя в дом, Луи задыхается от гнилостного запаха, который не желает исчезать даже несмотря на распахнутую дверь и выбитые окна. Летний ветер не в силах побороть аромат смерти и разложения, заполняющий собой коридоры и комнаты некогда жилого дома. Мысль мелькает против воли – лучше бы хозяева дома были мертвы, и запах шёл от их разлагающихся трупов, а не от отвратительных, демонически голодных тварей, которыми они стали. Луи подавляет эту мысль, сожалея о том, что полная теперь опасностей жизнь делает из него плохого человека, но не останавливается и даже не замедляет бега.

Вверх по лестнице. Как можно дальше от преследующего его по пятам мальчишки, чьи волосы слиплись от крови, а из горла вырывается булькающий рык. Существо предвкушает скорую трапезу – зубы щёлкают, челюсть безостановочно шевелится. На покрытом тёмными пятнами и тошнотворными волдырями лице застыло выражение мёртвого отупения.

Коридор, поворот, ещё коридор. Двери открываются и закрываются, перед глазами мелькают мебель и повседневные вещи обстановки. Когда-то они составляли чью-то жизнь, являлись каждодневной необходимостью, но сейчас лишь мусором валяются под ногами, затрудняют движение.

Луи попадает в ловушку раскиданных игрушек: спотыкается на разобранном пластиковом поезде и падает на колени, стирая ладони о ковёр. Нестройный топот ног за спиной возвещает о том, что погоня окончена – тварь на секунду застывает в дверях, и даже в темноте видно что некогда человеческий рот превратился теперь в окружённый гноящимися язвами кратер. Ужас парализует Луи.

Хрип, с которым заражённый бросается вперёд, нарушает мутную, застывшую тишину и возвращает возможность двигаться. Не задумываясь, инстинктивно, Луи выставляет руки вперёд, защищаясь.

Мальчишка воняет запёкшейся кровью и тухлым мясом, и этот запах страшнее запаха самого ада, бьёт в нос, забивает лёгкие. Луи пытается сбросить навалившееся тело, толкает коленом эту жадную до человеческой плоти тварь, но монстр не чувствует боли, не чувствует дискомфорта. Все попытки отбросить его назад проваливаются, и единственное, что может Луи – это держать его на незначительном расстоянии.

Мерзкие чёрные дёсны так близко к лицу, и челюсти щёлкают не останавливаясь, в попытке добраться до тёплой живой кожи. Неодолимость смерти сама суть этого мерзкого существа. Луи толкает в плечи, мальчишка всем весом подаётся вперёд, неистово желает впиться в чужой нос, в мягкие губы, в тёплые щёки своими грязными, обломанными о человеческие кости зубами. Борьба между ними – борьба жизни со смертью. Человека с чудовищем. Ночь замирает в напряжении, время останавливается и густеет вокруг. Вселенная уменьшается до одной комнаты в покинутом доме, до грязного ковра в детской, где Луи отчаянно пытается сбросить с себя тело инфицированного подростка.

Противостояние не длится долго – существо не чувствует усталости или страха, а Луи ощущает, как с каждым рывком вперёд этой твари в его теле остаётся всё меньше сил. Пальцы скользят по вымазанной грязью одежде, алчное, жаждущее лицо всё ближе, зубы перемалывают воздух в дюйме от Луи. Заражённый наклоняется ещё, преодолевая отчаянное сопротивление, и чтобы не дать ему вцепиться в своё лицо, Луи подставляет руку.

Боль отупляет. Не закричать удаётся чудом, когда мерзкий чёрный зев инфицированного рта накрывает кожу между указательным пальцем и большим. Зубы впиваются в мышцу. Заражённый рычит, дёргает на себя головой. Луи кажется, что в затхлом мёртвом воздухе комнаты слышно как рвётся его плоть.

Он ещё не понимает фатальности этой секунды, когда ногой бьёт подростку в лицо. Чужое тело отлетает к двери, с гулким стуком ударяется о деревянную стену. Луи отползает назад, пытается подняться, бежать дальше. Рука кровоточит и болит, миллиарды игл пронзают нервные окончания.

Саманта появляется неожиданно, заносит биту вверх и без колебания опускает на голову поднимающегося на четвереньки заражённого парня. Найл входит в комнату следом за ней, спешит к Луи, прячущему руку от его глаз, пока девушка без колебания избавляет мир от ещё одного подобия жизни, тем не менее, несущего лишь смерть.

– Ты в порядке? – голос Найла испуган, но ладонь не дрожит, когда он помогает Луи подняться.

– Бывало и лучше, – криво улыбается Луи.

– Когда мы увидели, что инфицированные бросились за вами, то успели добежать до машины, и там лежала моя бита, – девушка гордо приподнимает оружие в руке. Покрытая лаком деревянная поверхность темнеет от испачкавшей её крови.

– Ты спасла мне жизнь.

Луи хочет подойти и обнять её за плечи: хрупкую девушку, которая должна профессионально улыбаться пассажирам коммерческого рейса, а не сражаться практически в рукопашную с безумными каннибалами за собственную жизнь. Но он сдерживается, лишь благодарно кивает.

Вместе с болью распространяется понимание: его время теперь исчисляется часами, возможно минутами. Из человека Луи превращается в смертельную опасность, которая грозит его друзьям. Грозит Гарри.

На тёмной лестнице, у чернеющего проёма входной двери он спотыкается, хватается за деревянные перила повреждённой рукой. Найл поддерживает за поясницу, не позволяя упасть, но воронка леденящего чувства в груди становится всё больше с каждым вдохом. Ощущение падения в бездонную пропасть не покидает тело, и даже тёплые, заботливые руки друга не в силах удержать.

Луи даже не нужно подавлять свои эмоции, прятать их от чувствующего всё Гарри. Мгновенный укол паники растворяется в тот же момент, что и зародился. Он со всем возможным ужасом вдруг понимает, что теперь тоже заражён, и понимание этого душит любое проявление страха. Всё уже свершилось, и осознание ситуации помогает Луи понять, что он больше не боится.

На автомате переставляя ноги он выходит на улицу, ловит блестящий взгляд Гарри. В темноте почти не видно облегчения и радости в зелёных глазах, но тепло этих эмоций, будто ласковый летний ветер гладит кожу Луи. Инфекция распространяется по организму: это чувствуется в нарастающем зуде дёсен, в тонком писке в ушах. Со временем этот писк обещает перерасти в настоящую мигрень. Луи вспоминает одни из первых слов, произнесённых Элизабет – её подруга, Скай, жаловалась на головную боль, прежде чем бросилась на своего соулмейта.

Гарри пытается взять его за руку, но Луи делает вид, что не замечает его порыва. Он пытается отрицать нужду, с которой чувства Гарри тянутся к нему сквозь тёплый ночной воздух. Вместо этого Луи побуждает всех поторопиться: рассаживает в автомобиле и, стараясь не смотреть в полные непонимания глаза собственного парня, захлопывает дверь.

Так странно оказаться снаружи, когда все они готовы двинуться дальше. Быть выброшенным за борт, когда друзья всё ещё продолжают бороться с бушующим вокруг морем безумия и смерти. Скоро, совсем скоро Луи станет одной из волн этого беспощадного, кровожадного моря.

У него не припасено прощальных слов: несмотря на опасности и, казалось бы, безвыходные ситуации, в которых они оказывались, Луи искренне верил, что все тревоги однажды останутся позади, верил в их “долго и счастливо”. Сейчас Гарри плачет, и надежды на спасение не остаётся. Дело не в том, что Луи не пойдёт дальше вместе с Гарри – просто Вселенная, способная разлучить предназначенных друг другу людей не может подарить спасение.

Но будучи человеком сильным Луи накрывает холодную, дрожащую руку своего мальчика и просит его двигаться дальше. Неважно, что он не верит в успех их плана – ему необходимо вселить уверенность в Гарри, а так же нужна эта слабая иллюзия, что хотя бы один из них сможет вернуться домой.

У Гарри разрывается сердце от боли, и эта боль, увеличенная многократно, бьёт в Луи. Врезается метеоритом, оставляя после себя выжженный кратер. Оглушает напрочь, лишая всех органов чувств. И остаётся лишь горечь расставания, похожая на окутывающую тьму без крупицы света. И среди этой тьмы ещё более глубокая темень, пульсирующий участок заражения.

Луи уже не слышит урчание мотора, шорох шин по плохой просёлочной дороге. Он закрывает глаза, не в силах смотреть, как любовь всей его жизни, сама суть его мира, уезжает.

И остаётся лишь боль, да гниющий, разваливающийся мир вокруг.

Луи испуганно вздрагивает и рывком садится. Никогда в жизни ему ещё не было так страшно, да что там – жутко. Сердце бьётся птицей в силках, пульс учащён, а дыхание прерывистое. Сон, сотканный из свежих воспоминаний, такой яркий, что Луи кажется – он пережил этот жуткий миг, когда его мир посыпался битым стеклом, заново.

В доме, где Луи укрылся на остаток ночи, пахнет лаком и свежей краской. Начатый хозяевами ремонт теперь никогда не будет закончен, но несмотря на разбросанные на первом этаже доски и банки с краской, Луи выбирает именно это место, чтобы вздремнуть. Резкие запахи маскируют гнилостный аромат разложения, которым пропитана улица, каждый из домов. Вся страна.

Кровь стягивает кожу, неприятной коростой покрывает ладонь. Пытаясь отвлечься от пережитого вновь кошмара Луи занимается раной. Он подставляет руку под струю ледяной воды и с задумчивым видом наблюдает, как вода окрашивается в розовый, уносит вместе с кровью его боль и грусть в слив раковины. Мысли, будто тяжёлые камни, еле ворочаются в голове.

Луи заматывает ладонь чужим белоснежным полотенцем, найденным здесь же, и выходит в ночь, оставив дверь дома распахнутой. На улице прохладно, и его бьёт дрожь, он чувствует, как поднимается температура тела, как горят лихорадочным румянцем щёки. Где-то в затылке появляется первый укол, первый звоночек, за которым придёт целая симфония боли.

Уверенность человека в том, что всё плохое случается с другими непоколебима. В любой ситуации, самой сложной, самой безвыходной, в сознании всё равно будет тлеть огонёк надежды, слабая неосязаемая вера в лучшее. Так устроен человек – надежда живёт вопреки здравому смыслу, обманывает и сулит счастливый конец. А потом становится попросту поздно. Приходит смерть.

Луи не знает, можно ли назвать его ситуацию той самой точкой невозврата, после которой не остаётся шансов. Он ещё не мёртв, но уже и не жив. Подобно призраку, он бродит от одного покинутого дома к другому. В своей грязной одежде, с рукой, не прекращающей кровоточить. Окна домов похожи на бездонные глаза судьбы – наблюдают за ним, без выражения, с безразличием взирают на маленького человечка, из последних сил борющегося с собой.

Не первая жертва постигшего мира безумия, далеко не последняя. Представляя весь масштаб эпидемии, целую страну, Луи пытается унять свою злость, свою досаду. Умом он понимает, что везёт в этой мясорубке далеко не многим. Гораздо чаще люди теряют свои жизни, погибая в зубах и когтях недавних собратьев. Кто-то лишается и души, превращаясь в бездумный, алчный до тёплой плоти, механизм.

Луи осматривает свои ладони, ощупывает лицо. И руки и лицо, такие же, как прежде. В реальности он не изменился. Завтра. Завтра он перестанет быть собой, а значит пока у него есть время, пока драгоценные секунды его собственной жизни не истекли, он может насладиться этим.

Над верхушками деревьев золотятся первые лучи рассвета; солнце пронзает мрак огненным мечом, заставляя его уползать прочь. В одно из выбитых окон Луи видит массивный книжный шкаф из тёмного дерева, забитый под завязку пыльными корешками книг. В попытке спасти Гарри от мерзкого ощущения разложения собственной души под воздействием проникшего в кровь вируса, Луи сворачивает в этот дом. Книги помогут восстановить душевное равновесие и не утопить родственную душу в болоте этой гнили.

От Гарри почти ничего не слышно, и как ни странно, это успокаивает. Окажись они в опасности, его пульс заметно участился бы, и Луи уловил эмоцию страха – холодную и острую. Но Гарри в безопасности, окружённый друзьями. Его сонное настроение, едва заметное, слишком далёкое, навевает сон и на Луи.

В гостиной этого дома царит разруха. Не обращая внимания на беспорядок Луи бросает диванные подушки на пол у книжного шкафа, стаскивает тёплый пушистый плед, чтобы обернуть его вокруг плеч. Холод забирается глубже в кости, неприятно кусается изнутри. А поверхность кожи горит, будто покрытая маслянистой плёнкой подожжёного бензина.

В душе царит смятение. Даже внезапное спокойствие, пришедшее на смену суете последних дней не радует. Луи корит себя в том, что их с Гарри история закончилась так скоропостижно и ничтожно, за то, что дал себя заразить и всё испортил. Золотистые буквы названий, тёмно серые на светлых корешках, почти чёрные и витиеватые – они все плывут перед глазами. Луи бродит взглядом меж полок, пытаясь найти ту единственную, которой посвятит своё последнее утро, а нужная всё не попадается на глаза. Мысли всё возвращаются к Гарри, и будто разбуженный вниманием Луи, в ответ приходит короткий импульс. Луи вздрагивает, ощущая чужую обиду, неподъёмный груз одиночества и боли. Гарри кажется, что его предали.

– Глупый мой малыш, – говорит Луи в молчаливую пустоту, надеясь что каким-то чудом его последние слова достигнут ушей Гарри. – Я люблю тебя.

Голос звучит слишком громко, хотя Луи почти шепчет – всё в этом месте застыло в безмолвии, будто граница между жизнью и смертью, между наполненностью светом и воздухом и опустением покинутых домов. Солнце взбирается по небосводу всё выше, лучи его светят всё ярче, всё горячее, будто задались целью выжечь ненужную крупицу жизни, которой является Луи, из этого забытого временем места.

Они толком не попрощались, и, возможно, это единственное, о чём так сильно сейчас жалеет Луи. Гарри придётся пройти сквозь весь ужас погрязшей в смерти страны. Пройти в одиночестве. Но время бежит вперёд, драгоценные секунды утекают сквозь пальцы, и Луи не хочет тратить их на сожаления. Он отворачивается от книг – коллекции чужих фантазий и жизненного опыта, и ложится прямо на пол, подминая под себя подушки. Его мозг, усталый и беспомощный, отказывается работать, мигрень приближается – одинокий, чуть слышный колокольчик уже превратился в протяжный звон. Тем не менее он ещё в сознании. Он ещё он.

Луи закрывает глаза и тянется сквозь пространство к самым светлым воспоминаниям о Гарри. В быстрой смене счастливых мыслей он не замечает, как засыпает.

〄〄〄

В окно льётся послеполуденное солнце. Линии электропередач, бесконечные полосы проводов, тянутся вдоль пути много миль кряду. Гарри смотрит на них сквозь прикрытые ресницами веки, слушает гудящий в них ток, абстрагируясь от звуков внутри автомобиля.

Рука Саманты в его волосах, ласкает так, как ласкал бы Луи. Девичье бедро, затянутое грязной джинсой, прижимается к ноге. Но она не его родственная душа, она не Луи.

И становится неважно, что она тоже потеряла любимого человека. Её боль выглядит незначительно в сравнении с чувствами Гарри. Да и как вообще можно приравнивать потерю родственной души к едва зародившемуся чувству?

В груди пустота соизмеримая размерами с самой Вселенной. Гарри кажется, что туда затягивает солнечный свет, тепло, разговоры друзей, а главное – чувства и мысли. Машина трясётся и подпрыгивает на отвратительной, заброшенной дороге, и каждый толчок проходится по нервам. Гарри выворачивает наизнанку. Ему хочется покоя, но глубоко в душе он знает – даже полная неподвижность и беспамятство не избавят его от ужасного чувства внутри. Любой, потерявший свою пару, испытывает это.

Избавлением может стать только смерть.

Но верные друзья не позволят ему умереть. Гарри прячет злость в себе, делает вид, что спит – он не в силах разговаривать с ними. Ему кажется, что Лиам предал их, несмотря на благодарность, которую испытывал к другу Луи, когда тот не позволил открыть двери, накрыв панель рукой. Но вместе с Луи позади остались причины жить, желание быть человеком и продолжать путь. Гарри сжимает пальцы в кулаки – напряжение сковывает его тело, и кажется внутри гудит тот же ток, что в сопутствующих их пути проводах.

– Как он?

Лицо Лиама посеревшее от усталости, шея и плечи вымазаны в грязи – она перемешалась с потом и скаталась тёмными хлопьями. Он интересуется о самочувствии Гарри у Саманты, а в ответ хочется послать его подальше. Засунуть полный сочувствия вопрос между зубов и врезать кулаком хорошенько.

Гарри игнорирует свою злость и участие друга, продолжая делать вид, что спит.

– Вроде он заснул.

– После такой истерики сон нужнее всего, – грустно добавляет Элизабет.

Гарри не испытывает стыда за свою слабость: за долгие часы слёз, за попытки уговорить друзей вернуться – не оставлять Луи там или оставить Гарри вместе с ним. Они все измучены случившимся, но только он будет жить с ощущением невосполнимой утраты, с чувством, когда имел, но не смог удержать.

Ничто никогда не залечит эту рану.

Ему и правда нужно было остаться со своей родственной душой. Он мог бы дождаться, когда Луи потеряет над собой контроль – несколько минут агонии, но потом они были бы вместе. Пусть и жалким подобием людей.

– Я сверну на следующем съезде, – предупреждает Лиам. – Там есть заправка.

Его палец с грязным ногтем стучит по стрелке, указывающей на уровень бензина. Элизабет приподнимается, чтобы дотянуться до карты, лежащей между Лиамом и Найлом. Последний слишком увлечённо терзает радиоприёмник, чтобы помочь другу.

– Оно к чертям сломано или что? – зло восклицает он, и тут же испуганно замолкает, боясь потревожить Гарри. – Я не могу поймать ни одну передачу.

– Скорее всего дело в местности, – неуверенно произносит Саманта. – Слишком далеко от цивилизации. Луи потому и выбрал эту дорогу.

– Не говори о нём, – зло бросает Гарри, больше не пытаясь делать вид, что спит. Он выпрямляется на сиденье под удивлённые взгляды друзей.

В машине застывает напряжённая тишина. Рука Саманты замирает в его волосах, и сама девушка растерянно смотрит в горящие гневом глаза.

– Я же не…

– Просто не произноси его имени! – требует Гарри.

Слишком больно – рана в сердце кровоточит, и любое слово о Луи, любое воспоминание вслух, подобны крупинкам соли на лишённой кожи плоти.

– Если бы трансляции были, мы давно поймали бы нужную волну, – Гарри вновь откидывается на сиденье и продолжает безразличным голосом, будто они не застряли посреди этой эпидемии, будто всё происходит не с ними. – Но страну поглотил хаос. Военные не врали.

Найл выключает приёмник и отворачивается к окну, давая понять, что не потратит больше ни секунды на бесполезное занятие. Должно быть для него легче играть мудачество с толикой безразличия, чем показать свой настоящий страх. Гарри вспоминает, как они застряли на чердаке: Найл указал на Луи пальцем в пыли и сказал, что ради него стоит постараться. Теперь Луи больше нет, ради чего он должен стараться?