Текст книги "Perfectly entwined (СИ)"

Автор книги: MasyaTwane

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Всего шаг отделяет Луи от дождя, – он стоит под навесом и смотрит на воду, льющуюся с небес. Мысли о Гарри, вынужденном теперь просыпаться в страхе каждый новый день, толкают вперёд, наружу. Луи шагает в дождь в надежде смыть с себя тревогу и беспокойство. Капли разбиваются о лицо, когда он задирает подбородок, подставляясь воде, но тоска внутри. Засела глубоко, что не вытащить никакими клещами.

– Прячешься от меня?

Сквозь шум непогоды Луи слышит его голос, сердцем чувствует оплетающую паутиной заботу, сбивающее с ног понимание. Он оборачивается, щурясь из-за крупных капель дождя на ресницах, отфыркивает воду. Гарри протягивает руку и убирает влажные волосы с его лица. Вблизи видно как его кожа покрывается мурашками от попавшей на неё ледяной влаги.

– Просто решил подышать воздухом. Теперь это мой вариант прогулок, – он возвращается под защиту крыши, с удовольствием вдыхая мокрый запах дождя.

Учёба в университете приучила его размышлять, того требовала выбранная профессия. Поначалу Луи вовсе не умел сосредотачиваться, пока мама не посоветовала пройтись, оставив плеер дома. Скептически хмыкнув, Луи отправился на прогулку, совершенно не веря в положительный результат. Однако без отвлекающей музыки в ушах он очень быстро заметил, что мысли выстраиваются в ровные ряды, клубки распутываются и подсознание подсказывает ответ. С тех пор быстрая ходьба и свежий воздух стали его спасением, его медитацией.

Новый мир лишил его этих привилегий.

– Как нога? – Луи поднимает мокрую ладонь, и Гарри, будто щенок, толкается в неё носом.

– Этот Мэтти просто Бог медицины, – улыбается Гарри. – Почти не болит.

В зелёном свечении любимых глаз Луи замечает проблески тревоги. Улыбка Гарри картинная, едва живая. Он прижимает парня к себе, игнорируя мокрую одежду, и гладит по волосам.

– Тогда что, малыш?

– Лу, – его голос понижается до шёпота. Гарри не боится, что их могут подслушать, тут другое: Луи чувствует внутри него облако вины. – Я знаю, что нам несказанно повезло оказаться здесь в момент, когда всё рушится. Мы живы благодаря этим парням, но…

– Задаёшься вопросом: что дальше?

Гарри кивает, и лицо его темнее туч, из которых льёт дождь. Его рвёт на части неопределённость: их телефоны разрядились, и о внешнем мире они узнают лишь от военных. Те поочередно уезжают в поисках выживших, но за прошедшую неделю с ними никто не вернулся.

Луи и сам понимает, что они застыли в этом состоянии, как комар в янтаре. Собственная неспособность решать в какую сторону двигаться добавляет нервной дрожи и беспокойств. И Гарри чувствует вину за то, что не может быть благодарным.

Что ж… Луи чувствует лишь раздражение.

– Нам нужно домой, Лу, – одними губами произносит Гарри. Луи чувствует его слова на клеточном уровне. Каждая молекула тянется к одной простой истине – домой.

– Я знаю, детка, – целует он любимые щёки, места, где при улыбке расцветают ямочки. – Мне кажется, этот Мэтт хороший парень, и за неделю ничего не случилось. Думаю, мы можем оставить девушек тут. Они будут в безопасности.

– Путешествие опасно…

– Теперь всё опасно, Гарри, – прерывает его Луи. – Но ты прав во всём: нам нужно домой. Там наши семьи. Там Одри.

Оба они вздрагивают, и каждый думает о том, как это – быть разделёнными океаном с собственной родственной душой. Луи не может представить, что чувствует Найл изо дня в день. Его сердце не сможет выдержать ни дня без Гарри.

– Найл задыхается, – произносит Гарри. Он вытягивает руку из-под навеса и внимательно смотрит, как дождь скапливается в линиях на ладони. – Я готов на многое ради друга, я хочу видеть маму, я хочу домой. Но одна лишь мысль, что во время попытки вернуться в Англию с тобой что-то произойдёт, заставляет меня холодеть от ужаса.

Луи нечего сказать на это: он испытывает все те же чувства. Но несмотря на сравнительную безопасность этого места – здесь у них нет будущего. Поэтому он сжимает мокрую от дождя ладонь Гарри и произносит:

– Всё будет в порядке.

〄〄〄

Пища имеет скверный привкус, как и всё в этом сыром и разваливающемся месте, она отдаёт затхлостью и отчаянием. Гарри вовсе не удивляется выражению на лице Найла, пока тот, уперевшись в одну точку в пространстве взглядом, методично пережёвывает. Кадык на горле дёргается, когда он проглатывает еду, и в лёгких движениях лицевых мышц можно заметить отвращение, но оно растворяется раньше, чем превращается в гримасу.

– Сегодня ужин не очень, – Мэтт тяжело опускается на стул. Пластик скрипит, а глубокий уставший выдох местного доктора вторит ему. – Мне кажется в этот омлет попало протухшее яйцо. Ну, если судить по запаху.

– Или ваш повар просто идиот, – смеётся Саманта, садится рядом с Гарри. – Нельзя насыпать в яйца розмарин и ждать, что они станут лучше на вкус.

– Так вот что это, – кивает Хоран. – Я и думаю, знакомый оттенок.

Локоть к локтю, девушка касается обнажённой кожи Гарри. Он даже не вздрагивает, так естественно и привычно стало её общество. Лучезарная улыбка, полная понимания и ободрения достаётся Найлу, но рука ложится на кудри Гарри, чуть ерошит.

– Как ты сегодня?

И “детка” застывает на кончике языка. Она сглатывает это слово в последний момент, потому что оно принадлежит только Луи, они оба это знают. Но отношения, зародившиеся в экстремальных, смертельных обстоятельствах вдруг становятся важнее кровных уз. Гарри готов позволить Сэм звать себя деткой, слишком она напоминает его яркую, во всём безупречную родственную душу.

– Всё хорошо, – кивает он. – Не видела Луи?

– Кажется он на улице, – кивает Мэтт в сторону проёма в стене, из которого дует лёгкий ветерок. Дождь прошёл, оставив после себя прохладу и грязь, размыв единственное подобие дороги, что ведёт к этому месту. – Я дал ему несколько карт из запасов капитана. Что вы, ребята, задумали?

В его вопросе нет других эмоций, кроме лёгкого налёта любопытства, и Гарри доверяет этому парню всецело. Не только потому что он вылечил подвёрнутую ногу в кратчайшие сроки, и не потому что он друг Саманты. Есть что-то во взгляде его карих глаз, что так сильно напоминает Лиама: та же вера в справедливость и нежелание поддаваться собственным демонам.

– Мы хотим вернуться домой, – Гарри заставляет себя жевать странную еду, и произносит слова как можно спокойнее. Он чувствует лихорадку Найла рядом, его дрожь и нетерпение, его дикое желание быть рядом с той единственной, с кем Вселенная повелела быть.

– В Англию, ребята? – Саманта вдруг роняет ложку, и та с неприятным звоном падает в жестяную миску. – Вы сошли с ума?! Вы умрёте!

– Возможно, – тихо произносит Найл. – А вы тут выживете? А ради чего? Постоянный страх, нехватка еды и никаких условий. Вы очень быстро превратитесь в дикарей, Сэм.

В его голубых глазах лёд, и Гарри понимает почему. Её слова разрывают края и без того глубокой и болезненной раны. Никто из них не верит в это путешествие домой, и Гарри едва сдерживает дрожь ужаса в теле. Но больше ничего не остаётся.

– Слишком мал шанс добраться даже до побережья, – качает головой Мэтт. – И я не думаю, что суда ещё отправляются. Страна помещена в тотальный карантин.

– Мы попытаемся, – сухо говорит Гарри.

Ему всё больше не нравится находится здесь. Хотя никто не даёт повода для реального беспокойства, но взгляды, украдкой, исподлобья, нацеленные в спину, словно стволы автоматов, заставляют держаться в напряжении.

– И что, бросите нас тут?

– Громкое слово, – Луи появляется неожиданно, наклоняется над плечом Гарри, чтобы съесть его последнюю ложку омлета. – Фу, какая гадость, – морщится он.

Карты, сложенные и скрученные, зажаты у него подмышкой, а деятельность и энергия бьют через край, будто он знает что-то, что разгоняет налёт серости и безвыходности, что покрыл их полностью за неделю в этом месте. Гарри тянется к этим светлым и живым ощущениям своей родственной души, будто засыхающий цветок тянется к дождю.

– Сэм, если вы захотите поехать, я буду только рад, – Луи возвращает карты Мэтту. – Никто вас не бросает. Но наш друг оказался разделён со своей родственной душой, и мы не будем смотреть, как он медленно умирает здесь.

– Лучше умереть снаружи всем вместе? В зубах этих тварей? – тихо спрашивает девушка, и опускает голову – она и сама знает ответ. Она поступила бы так же.

– Пока есть хоть малейший шанс, пусть один на миллион, мы постараемся.

Уверенность, с которой Луи произносит эти слова, восторгом разливается по венам Гарри. Он улыбается по-настоящему, возможно впервые с момента, когда этот ад разверзся. И видимо не один он чувствует душевный подъём – Найл поднимается с места, чтобы в следующую секунду сжать друга в объятии. Они не боятся, что их поймут неверно, они не скрывают своих чувств. Потому что каждый следующий день несёт на себе печать приближающейся смерти – слишком мало времени осталось, чтобы жить.

– Хорошо, – улыбается Мэтт. – Я отосплюсь и мы обсудим то, что ты придумал, если не против. Участвовал в ночной вылазке с парнями, устал, – он поднимается из-за стола, скрепя пластиковым стулом, с благодарностью кивает Саманте, которая забирает его грязную миску, вкладывая её в свою. – Вам с Элизабет стоит всё хорошенько обдумать. Может быть наши английские друзья правы, и в этом месте действительно нет будущего.

Она кивает, тоже поднимается, спрашивает у Луи, будет ли он обедать. Гарри вновь погружается в свои мысли, медленно утопая в трясине сомнения и страха. Вдохновляющее мгновение прошло, и реальность напоминает о себе серыми, полуразрушенными стенами, а также запахом отвратительного омлета.

Уже у двери Мэтт оборачивается, блуждает неуверенным взглядом от Саманты к Луи, скользит с Найла на Гарри. Ребята замирают, готовые услышать то, что он никак не решается сказать. И когда его тёмные, тёплые глаза возвращаются к девушке, он наконец произносит:

– Не распространяйтесь пока о своём решении уехать, – он кивает своим же словам, и тихо добавляет, прежде, чем закрыть за собой дверь. – От греха подальше.

Колкая волна испуга прокатывается мурашками по телу Луи и ледяной иглой страха впивается Гарри в сердце.

〄〄〄

Теперь, чтобы увидеть ад, нужно всего лишь осмотреться вокруг; выглянуть за металлические прутья решётки и взглянуть на страну – смерть и разложение, дикая жажда чужой плоти, вот что стало реальностью. Гарри считает, что это самая настоящая преисподняя. Но именно туда они и собираются отправиться, оставив это место позади. В лапы кровожадным монстрам.

– Это слишком рискованно, – качает головой Лиам, разглядывая карту, расстеленную перед ним Луи. Красным маркером на ней обведены все многолюдные места, а нежный голубой цвет указывает безопасные, как считает Мэтт, маршруты. – Тут два дня пути, при условии, что ничего непредвиденного не произойдёт.

– Оно произойдёт, Лиам, – прерывает его сомнения Луи. – Обязательно произойдёт. У нас сломается машина, мы попадём в засаду к людям, нарвёмся на инфицированных. Тысячи вариантов того, что превратит эти два дня в месяц.

– Мы не сможем выжить там целый месяц, – Найл сжимает голову руками и ловко прячет взгляд от друзей. Гарри не уверен, но возможно тот чувствует вину. – У нас нет такой подготовки.

– Нет, – соглашается Луи. – Поэтому всё будет зависеть от скорости. Чем быстрее мы преодолеем этот путь, тем больше будет шансов, и я уверен, всё получится. Ни, хватит хвататься за голову, мы все знаем, ты хуже Гарри, когда дело касается драм, но сейчас ты нужен мне серьёзным.

– Я серьёзен, – тяжело вздыхает тот. – Я очень серьёзно уверен, что мы все там подохнем.

Улыбку на своём лице Гарри замечает только когда Луи поворачивается к нему и тоже мягко улыбается. Найл ворчит и предрекает смерть, но покорно поднимает взгляд от пола и смотрит на друзей. Его манера видеть во всём плохое сейчас успокаивает, даёт понять, что друг в порядке.

Они все в порядке и готовы к этому путешествию. Внутри больше нет страха; он не сковывает конечности, не превращает пальцы в лёд, не заставляет сердце пропускать удары. За прошедшую неделю Гарри смог подавить его настолько, что остался лишь тихий шёпот глубоко в подсознании.

Старая электростанция подарила передышку, позволила остановиться и оглядеться. В хаосе зарождающегося безумия им повезло остановиться и увидеть проблему со стороны, из безопасного места. Но за неделю ситуация не улучшилась, напротив, новости совершенно перестали поступать из внешнего мира. Каждая вылазка заканчивалась неудачей – военным ещё ни разу не посчастливилось встретить других выживших.

Найл первым признал, что страна обречена. Он был тем, кто сильнее всех хотел оказаться под боком военных, и стал тем, кто раньше остальных принял безвыходность данной ситуации. Они оказались в тупике, и выход, найденный Томлинсоном, единственный возможный.

Приятный негромкий голос Луи продолжает журчать. Гарри думал, что следит за рассказом, но неожиданно осознаёт, что пропустил большую его часть, задумавшись обо всём, произошедшем за неделю, и, резко встрепенувшись, заставляет себя внимать словам своего парня:

– …это не выглядит сложно, – Луи водит пальцем вдоль цветных линий, обводит нарисованные им же знаки. – Но всё упирается в скорость. И, конечно же, на волю случая. Любая оплошность, задержка, любая неожиданность на дороге будут стоить нам жизни.

– Что говорят девушки? – Лиам трёт переносицу пальцами, будто дужка очков натёрла кожу. Жест выдаёт волнение и неуверенность. – Они едут с нами?

– Нет, – качает головой Луи. – Саманта и Элизабет остаются тут, на попечении ребят.

Мэтт перехватывает взволнованный взгляд Пейна, и в их, так похожих глазах, тёмных и ясных, отражается безмолвный разговор. Защитники по природе, они понимают чувства друг друга, и Мэтт кивает, без слов, только выражением лица даёт понять, что позаботится о девушках. Лиам принимает его негласное обещание.

– Я завидую вам, парни, – вдруг произносит военный доктор. На непонимающие взгляды он отвечает лёгким, почти безразличным пожатием плеч. – Скорее всего, мы умрём тут, как крысы в подвале: однажды сбившиеся в кучу инфицированные набредут на это место, и нам не хватит патронов на всех. Или же, Найл верно подметил, деградируем и превратимся в дикарей.

– Тогда поехали с нами? – зовёт его Лиам. – Что останавливает тебя?

– Верность моей стране.

Короткий ответ, содержащий так много. Гарри восхищается этим парнем: его умением держать отчаяние и одолевающие сомнения под контролем, его верой в людей и режим в такой безнадёжной ситуации.

– Тогда позаботься о девушках, – Лиам сжимает его плечи, судя по горящим глазам, восхищённый не меньше Гарри.

– А ты довези своего друга до его родственной души в целости, – парирует Мэтт. Он оглядывает всех собравшихся ещё раз, чуть кивает собственным мыслям. – Верю, что вы справитесь, ребята. Я поговорю с капитаном утром: мы соберём вам провизию и доставим до вашей машины.

– Проблем не будет? – напряжённо интересуется Луи. Его недоверие к окружающим не проходит, и только Мэтта он смог подпустить. Гарри всё ещё чувствует стальной обруч предубеждения, когда тот говорит с капитаном или другим членом команды.

– Кэп полностью вас поддерживает, – уверяет врач. – Вы не связаны армейской клятвой и даже не просто гражданские, вы туристы, и точно ничего не должны Штатам. Поэтому он посчитал своим долгом помочь, и теперь, когда вы решили уйти, отпустить.

– Спасибо, – искренне благодарит Луи.

Они покидают комнату, задувая свечи одну за другой, шелестя картами. Помещение оказывается озарено слабым, призрачным светом, – лунные лучи просачиваются сквозь щелястые разрушенные стены. И Гарри надеется, что каждый их шаг ведёт наружу из западни, в которой они оказались.

Он верит в принимаемые Луи решения.

〄〄〄

Глаза у Луи голубые-голубые, подобны летнему небу во Франции. И они так близко, что Гарри может различить каждую точку зелени в радужке, каждую тёмную ресничку, обрамляющую веко. От него пахнет корицей и шалфеем, но чем ближе любимые губы наклоняются к лицу Гарри, тем отчётливее он различает другой запах, скрытый за этим благоуханием. Луи пахнет тленом и торфом.

Сладкое касание губ, такое привычное и родное, необходимое и неотъемлемое, словно дыхание, втягивает Гарри в поцелуй. Нежный, вязкий. Руки сами скользят по твёрдой груди Луи, а где-то в голове всё ворочается мысль о том, что это запах не его пары. Это новый, незнакомый запах. Неприятный.

Внезапно Луи кусает его, чуть зажимая нижнюю губу между зубами. Гарри извивается и хнычет, сжимает пальцы в кулаки, чтобы оттолкнуть. Он не в настроении для грубых игр, но Томлинсон лишь рычит в ответ.

Рычит, словно животное. Страх алыми стежками прошивает всё тело Гарри, но не успевает затмить разум – приходит боль. Луи сжимает зубы на его губах, и Гарри чувствует, как лопается под давлением нежная кожа, как солёная, горячая кровь льётся в горло.

Тело выгибается инстинктивно, и удары один за одним обрушиваются на Томлинсона, но тот будто не чувствует боли. Зато её ощущает Гарри, каждой клеточкой своего тела. Он кричит, пытаясь оттолкнуть мучителя, и с ужасом чувствует, что Луи начинает жевать его.

…он отталкивается от импровизированной постели и, раздирая слои облаков, разгребая упругие волны, выныривает из сна. Задыхаясь садится на постели.

Луи спит рядом, тревожно хмурясь во сне, на выстрелы и крики, что доносятся из дальнего крыла электростанции.

========== Часть 6 ==========

Утренняя дымка висит над электростанцией, слишком молочная для того, чтобы быть просто дрожащим воздухом, недостаточно густая, чтобы стать туманом. Прохлада летнего утра и этой эфемерной дымки забирается под короткие рукава Гарри холодом и ознобом, но ладонь Луи горячая, влажная от беспокойства.

Он предупреждающе сжимает пальцы Гарри в своих, когда они достигают очередного поворота среди каменных, полуразрушенных стен электростанции. Выстрелы больше не повторяются, и не слышно рычания заражённых, но Луи предельно собран, насторожен. Волны собранности и недоверия окружают его плотным кольцом. Кажется, что если Гарри попробует его обнять, то попадёт в сгустившийся, замедляющий движения воздух.

Луи помнит расположение комнат достаточно чётко, но не наизусть и не целиком, а лишь отчасти, поэтому они двигаются медленно, опасаясь – угроза может оказаться за любым углом. Но как только ближняя к ним, некрепкая дверь открывается, и Гарри видит одного из военных со спрятанным в набедренную кобуру пистолетом, гулкое эхо его сердца потихоньку успокаивается. Он сглатывает горькую слюну, заполнившую рот, прежде чем позвать его и узнать о том, что происходит.

– Мы слышали выстрелы, – опережает Луи.

Парень поднимает взгляд на них, жмущихся к стене. Рука в руке. Один сердечный ритм на двоих. Возможно со стороны они выглядят даже более напуганными, Гарри подозревает это по снисходительному блеску в чужих глазах, но внутри собственной груди сила его пары похожа на негнущийся ледяной металл.

– Не волнуйся, крошка, – низким голосом произносит военный, и только тут Гарри понимает, что видит это лицо впервые. – Тебе не грозит опасность.

В его густой бороде прячется сальная улыбка, и глаза опускаются вниз. Гарри в ужасе застывает, когда осознание долбит его по затылку – тот смотрит на Луи, ощупывает фигуру его парня пошлым взглядом.

Всё происходит слишком быстро: ещё двое парней, уже из местных, появляются в коридоре, а Луи инстинктивно, жестом защитника, кладёт руку поперёк груди Гарри и сдвигает того себе за спину. При всей своей сахарной внешности он тот, кто принимает решения, тот, кто берёт ответственность на себя. Он тот, кто сильнее.

Это знает Гарри, но незнакомцы руководствуются лишь обманчивой мягкостью его длинных ресниц, притягательной округлостью форм. И никто из них не удосуживается заглянуть в его полные арктического льда глаза.

– Знаешь, ребята рассказывают, что вы гостите тут уже больше недели, и они всё ещё не видели благодарности, – посмеивается бородач.

– Да, точно, – поддерживают его сослуживцы. – Девушки такие холодные, что кажется, будто лёд никогда не тронется. Но мы все тут в одной лодке, и немного ласки и внимания сделали бы нашу жизнь гораздо краше.

Воздух с чуть слышным сипением покидает лёгкие Луи, проходя сквозь стиснутые зубы. Он внимательно оглядывает каждого из них, мастерски игнорируя цепкие пальцы Гарри на своей спине. Тот тянет ткань футболки своего парня, предупреждая, умоляя, но Томлинсон глух. Он прищуривается и нагло спрашивает:

– И чего вы ждёте от меня? Идите, завоёвывайте их внимание.

– А что, если я хочу завоевать твоё внимание? – так же нагло произносит тот, что с бородой. И издевательски ухмыляется, указывая подбородком на оцепеневшего Гарри. – Я могу стать отличной заменой этому парню. Я могу стать отличной защитой тебе.

– Ведь мир свихнулся, и старые законы больше не имеют силы, – поддерживает его друг, неосознанно поглаживая чёрный ствол автомата пальцами. – Думаю, вам тоже пора принять это. Теперь правила устанавливает сильнейший.

Неприкрытая угроза, жестокое обещание в голосе холодом сковывают и без того нежелающие подчиняться конечности. Гарри может только сильнее сжимать одежду Луи в руках и слушать стук собственного сердца в горле.

– Так что иди сюда, крошка, – один из них хватает Томлинсона за плечо и тянет на себя. Отвращение внутри него похоже на густую грязь, попавшую на лобовое стекло автомобиля. Дворники не в силах убрать её, и лишь растирают сильнее.

Только когда тёплое тело оказывается оторванным от него, и Гарри ощущает лишь пустоту под дрожащими пальцами, а Луи сжимает до хруста челюсти, зажатый между двумя парнями, только тогда приходит ярость. Она душит страх в зачатке, не позволяет сработать инстинкту самосохранения. Эта ярость выжигает слабость, и именно её, не задумываясь, Гарри вкладывает в удар.

Слепой удар. Удар, который не имеет цели, но по каким-то странным стечениям обстоятельств, её находит. Кулак попадает по лицу одного из парней в камуфляже. Под едва слышный хруст руку Гарри заливает горячей кровью. Оторопевший, он будто в замедлении времени видит, как мужчина сжимает пальцами переносицу, но густая красная струя заливает ему рот. Не останавливается.

Луи реагирует быстро, стремительной серией ударов, пусть не таких удачных, как единственный нанесённый Гарри, но и они достигают цели – сильные, мозолистые от обращения с оружием пальцы отпускают его плечи, и лишь едва заметные отметины говорят о том, что на этих местах расцветут синяки. Но позже.

Луи бьёт последний раз, локтём, и не глядя хватает Гарри за запястье. Они проскакивают между приходящими в себя военными и несутся по коридору. Каучуковым мячиком от серых каменных стен отскакивают летящие им вслед ругательства и угрозы.

И на долгие секунды, когда в груди жжёт от нехватки кислорода, а ноги подкашиваются от слабости и страха, для Гарри существует только звук соприкосновения резиновой подошвы его кед с серым бетоном пола. Поворот за поворотом, дверь за дверью, он может надеяться лишь на то, что Луи вновь не подведёт его.

Спасительницей оказывается Саманта. Она появляется внезапно, с сумкой через плечо, в старомодных джинсах и простой рубашке Мэтта. Её живые глаза заполнены страхом, а руки сжимают тканевый ремень сумки. Гарри даже не успевает ничего сказать, позади них нарастает шум погони. Девушка прижимает палец к губам в универсальном жесте, призывающем к молчанию, и утягивает за собой, в неприметную дверь, скрытую очередным ответвлением коридора.

В тесной кладовке ничего нет, и только поэтому они все помещаются в ней. Рука Луи зажата между животом Гарри и грудью Саманты, волосы девушки щекотят его лицо, но он не в силах реагировать на это – пытается отдышаться. Три переплетённых между собой тела в темноте сырого помещения. Гарри кладёт руку на бетонную стену, пытаясь удержать хрупкое равновесие и не придавить девушку рядом с собой, поднимает взгляд вверх: по углам комнатушки развешаны целые драпировки паутины, слегка поблёскивающие в пыльных лучах раннего солнца, которые едва просачиваются через тонкие щели в потолке.

– Что происходит? – шёпотом спрашивает Луи у подруги, когда топот чужих сапог по камню удаляется от места их убежища.

Она кладёт белокурую голову на его плечо, и Гарри отчётливо видит в девичьих глазах страх. И это не тот безотчётный ужас, что все они испытали, столкнувшись лицом к лицу с заражённым. Это другой. Наполненный возмущением и бессильной яростью. Это страх оказаться жертвой насилия, страх потерять волю и свободу, но не жизнь.

– Ночью произошёл переворот, если я могу так выразиться, – произносит Сэм. Пальцы беспокойно бегают по ремню сумки вверх-вниз, будто она никак не может удержать их. – Очередная группа вернулась с очень плохими новостями: страна перестала существовать, захлебнулась в волне насилия. Они наконец нашли выживших. Других солдат.

Гарри пытается сосредоточиться на её словах, но сердце прожигает в груди дыру. Дыхание после бега восстанавливается, но страх гонит кровь по венам быстрее, да так, что она нагревается и кипит. Гарри проклинает тот день, когда они решили провести каникулы на другом континенте. Сейчас как никогда он хочет домой.

– Они сказали, что теперь каждый выживает, как может, – продолжает тем временем Саманта свой тихий рассказ. – Часть правительства укрылась в бункере, но остальные погибли. Никто не отдаёт приказы, никто не разрабатывает планы по устранению угрозы. Контроля больше нет.

– Что ваш капитан? – Луи кусает губы, а его пальцы неосознанно тянутся к волосам Гарри, мягко проходят сквозь спутанные кудри, массируют кожу головы. Он пытается успокоить свою пару, не дать этим страшным новостям сломить их обоих.

Но его ухищрения не работают: Саманта плачет. Крупные капли слёз в её таких сильных и решительных всегда глазах подобны приговору. Гарри слышит поступь смерти у себя за спиной. И от этих тихих и неумолимых шагов невозможно защититься, просто закрыв уши ладонями.

– Он принял решение большинства: теперь они не американские военнослужащие, подчиняющиеся командованию и уставу. Теперь они просто парни с оружием, и нет вокруг никого, чтобы указывать им что верно и по совести. А что нет.

Вот так они оказываются в грандиозной ловушке, как и опасался Луи с самого начала. Гарри дивится его прозорливости и даёт себе зарок, что теперь всегда будет прислушиваться к своему парню, и не подвергать сомнению ни одно принимаемое им решение.

– Ты был прав, – облекает он свои мысли в слова, и Луи тянется в ответ, готовый поцелуем успокоить, но за хлипкой дверью слышится, как пощёлкивают мелкие камушки на бетонном полу под подошвами сапог.

Дверь открывается медленно, с осторожностью, и Гарри не в силах смотреть в гнусные лица мужчин, спрятавшихся от своего долга за разрушенными стенами заброшенного здания. Вместо проёма двери он смотрит на Луи, внимательно впитывает в себя цвет его глаз, сокращение ледяного зрачка, хлопок длинных тёмных ресниц. Но за дверью девичий шёпот, на который Саманта отвечает всхлипом.

– Бэтс, Бэтси, – она расталкивает ребят, чтобы протиснуться в объятия подруги. – Мэтти?

– Он у капитана, идём!

Девушка серой, безжизненной улыбкой приветствует ребят. В ней столько же мутного, горького страха, как и в подруге.

– Мы всё утро играем в прятки с этими мерзавцами, – не произносит, выплёвывает слова Элизабет. – Но я провела детство в этом здании, я знаю короткие пути и укромные места.

Они сворачивают за угол, проходят мимо окон. Гарри замечает широкую полосу розового рассвета, что делит воду и небо чёткой линией. Попадая в воду этот насыщенный цвет делает жидкость зелёной, будто микстуру в аптечной склянке. Потом через тёмный коридор, почти на ощупь, и всё, что не даёт сойти с ума от напряжения, это тёплые пальцы Луи на его запястье и его дыхание, перемешанное с тяжёлым испуганным дыханием девушек.

– Лиам и Найл у капитана, Мэтт привёл их. Саманта должна была привести вас, но назначенное время прошло, и я заволновалась, – она движется впереди, уверенная в направлении, будто компас встроен у неё внутри. Не сбивается, не раздумывает. И говорит. Говорит о том, что произошло пока ребята спали. О том, из-за чего это место перестало быть безопасным убежищем.

– Их не было в комнате, и мне пришлось поплутать в поисках, – оправдывается блондинка, хоть в словах Бэтси нет упрёка.

– Мы услышали выстрелы и пошли узнать, что происходит, – говорит Луи чуть громче, чем расшатанные нервы Гарри готовы были принять.

Он вздрагивает, спотыкается. Одна рука поймана Луи, но второй он опирается о стену: под пальцами отслаивается влажная штукатурка, и ощущение это неприятно контрастирует с тёплыми сильными прикосновениями Томлинсона. Гарри зажмуривается, пытаясь выровнять дыхание, хотя вокруг и так слишком темно, видны лишь силуэты.

– Неугомонные, – без злости произносит Саманта. Её ладонь на пояснице Гарри, ободряюще похлопывает.

– Как только эти новенькие переступили порог, мы поняли, что всё изменится, – продолжает Элизабет. – Мы с Лиамом засиделись допоздна. Заболтались, – Гарри не может видеть её наверняка покрасневшие щёки, но улыбается и чувствует это ощущение тёплого ветра в волосах – улыбка его родственной души. Луи тоже улыбается. – Они явились, будто хозяева: уверенно зашли, оглядели меня так, будто я вещь. Наши парни тоже изменились, в глазах появился лихорадочный блеск. Лиам взял меня за руку и увёл к себе.

– Я думаю, нас спасло то, что мы не ночевали в своих комнатах, – соглашается со словами подруги Саманта. – Я была у Мэтта, когда Найл пришёл за нами. Капитан отправил его предупредить.

Элизабет открывает странный лаз в стене, даже не дверь, а дыра, закрытая парой прогнивших досок. По-одному они лезут внутрь, или наружу, Гарри не понимает, он запутался в постоянных переплетениях тёмных коридоров, отупел от пережитого страха. Но свет, хоть и мягкий, всё равно режет глаза.

Пятна ещё плавают перед глазами, а требовательные руки Найла уже тянут к себе в объятия. Гарри с готовностью обнимает друга, ерошит короткий ёжик волос Лиама. Незнакомый голос прерывает сцену воссоединения друзей, и Гарри поднимает голову, чтобы взглянуть в лицо капитану.

– У вас мало времени, ребята.

〄〄〄

Капитан, смуглый человек невысокого роста, с грубыми чертами лица и блёклыми глазами окидывает присутствующих внимательным, цепким взглядом. Пересчитывает, понимает Луи.

Рука Саманты ложится в ладонь Мэтту, его тёмный взгляд смягчается. Он скользит пальцами по светлым, солнечным прядям её волос, и впервые Луи задумывается о том, что давнее знакомство, старая дружба за эту неделю переросла в нечто большее. В нечто глубже.