Текст книги "Perfectly entwined (СИ)"

Автор книги: MasyaTwane

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Безжизненные головы, качающиеся на окоченевших шеях оказываются продырявлены одна за другой. Словно в тире, Зейн метко укладывает инфицированных точными выстрелами. Играючи. В его расслабленной сосредоточенной фигуре нет ни грамма страха или волнения, будто и не его жизнь стоит на кону.

Отдача от каждого выстрела впивается в Лиама сотнями иголок то ли удовольствия, то ли ужаса. Он боится вдохнуть, боится моргнуть, пока сидящий на нём Зейн разряжает половину обоймы в угрожающих им тварей. И только когда грохот пистолетных выстрелов затихает, когда все до последнего монстры падают на землю, истекая вместо крови какой-то чёрной жидкостью, Лиам резко выдыхает. Так же резко сбрасывает с себя сидящего сверху парня. Рефлексы позволяют Зейну сгруппироваться и спустя всего миг он оказывается на ногах.

Гарри боится, что они продолжат свою стычку – кто знает, как мало в Зейне терпения и как далеко он готов зайти, если его разозлят. Пусть даже в случае своего соулмейта.

Но опасения не подтверждаются: тот наклоняется, поднимает верёвку с земли и не бросив ни одного взгляда на Лиама отправляется в сторону заражённых.

– Идём, – говорит Саманта, взяв Гарри под локоть, а так же с осторожностью уточняет у Лиама. – Ты как, в порядке?

Он только кивает в ответ.

Несмотря на неприязнь и отвращение, вызванное банальным страхом, они всё равно следуют за Зейном. В его руке всё ещё зажат пистолет, а в ушах Гарри слышен тонкий писк, как эхо страшного громогласного звука выстрелов. Высокая трава щекочет кончики пальцев сочными зелёными стеблями, высокое небо над головой безоблачное и голубое. Ничто в природе не указывает на то, что неведомый вирус творит с людьми.

Но на земле, на примятой траве лежат мёртвые. Они похожи на семью, пара пожилых, ещё трое среднего возраста, а так же парень и девушка, предположительно ровесники самого Гарри. Зейн тянется, чтобы снять с женщины надетую через плечо сумку: она полуоткрыта, лежит на бедре у незнакомки, из кармашка выглядывает свёрток. Что в нём можно только гадать, если не заглянуть внутрь.

– Пожалуйста, не трогай их, – вдруг просит Элизабет.

– Знакомые? – понимающе спрашивает Найл, а Зейн лишь скептически хмыкает.

– Да. Жили в соседнем доме с моими родителями, а потом уехали отсюда. Наверное, вернулись, так же как и мы, спрятаться от эпидемии.

Её заглушает треск рвущейся ткани и звук рассыпавшихся вокруг вещей. Зейн полностью игнорирует просьбу девушки и срывает сумку с мёртвого тела, выворачивает содержимое наружу. Его профессиональные пальцы быстро шарят в найденных вещах в поисках полезных.

– Я же попросила!

– Брось, – отмахивается он от возмущения девушки. – Они мертвы, а нам эти вещи могут спасти жизнь.

– Чёртов мародёр, – цедит сквозь зубы Лиам. Саманта вовремя ловит его движение в сторону Зейна – сжимает плечо пальцами, не позволяя приблизиться к объекту своего раздражении.

– Да, – соглашается Зейн. – Я убийца, мародёр и сам дьявол во плоти, если тебе так легче. Но признай вот что, – он подходит максимально близко, что касается кончиком своего носа лица Лиама. – Ты завёлся.

Шокированное лицо Лиама выглядит почти комично. И только трупный запах, уже привлёкший мух и других насекомых-падальщиков, не позволяет засмеяться.

– Ты можешь сколько угодно играть в ханжу, но я почувствовал твой стояк, – он отворачивается к следующему трупу, произнося эти обличающие слова так, будто они и вовсе ничего не значат, будто он не рушит представление Лиама о себе и собственном внутреннем мире. – Я – счастливый обладатель тысячи грехов, не спорю. Но я честен с собой. А ты, – кожаная куртка приподнимается, когда Зейн засовывает пистолет за пояс на спине, и Лиам шумно сглатывает. Гарри интересно, реагирует ли он подобным образом на пушку или его привлекает совершенно другая часть Зейна. – Ты чёртов лицемер, детка.

Сладкое слово, которым Луи называл своего парня слишком часто из уст убийцы звучит холодно и издевательски, но с неотъемлемым шармом. Лиам отворачивается, униженный. Каждый из его друзей деликатно смотрит в другую сторону, стараясь не замечать румянца, горящего алым заревом на щеках.

Неловкой ситуация остаётся ровно до того момента, пока один из лежащих на земле мужчин не вздрагивает: он вытягивает к наклонившемуся над ним Зейну свои покрытые ранами и цепляющиеся за воздух окровавленные руки, пытаясь достать до такого желанного человека стёртыми пальцами. Для Гарри совсем не удивительно, что инстинктивно Лиам бросается на помощь; он всём корпусом подаётся в их сторону.

Хруст шеи, когда Зейн разделывается с недобитым инфицированным, вовсе не похож на звук, с которым рвётся ткань. Он влажный и страшный. Гарри чувствует, как к его горлу подкатывает кислый комок, который он вынужден подавить, когда Зейн спрашивает, обращаясь напрямую к нему:

– И ты веришь, что твой парень сможет вернуться будучи этим?

Беспокойство, стремление вернуть то краткое счастье, что было в прошлой жизни, не покидает ни на минуту. Гарри вынужден бороться с постоянным тянущим волнением, с этим распирающим грудь импульсом добраться до своей пары и вернуть её. Всё это отупляет, заставляет его мозг вариться в подогреваемом котле эмоций и беспокойств. И всё же, когда тёмные, серьёзные глаза Зейна смотрят ему прямо в душу, он находит в глубине себя слова, объясняющие природу этой надежды.

– Разве мир не рассыпался каплями, когда в нём наряду с нами обычными людьми, которые верили, что знают о своей реальности всё, существуют они, безумные, разлагающиеся каннибалы? – Гарри в запале указывает на убитых Зейном заражённых. – И почему бы не случиться немыслимому чуду, если произошло невыразимое бедствие?

Голос дрожит, как горячий воздух над раскалённым асфальтом. Жужжание мух и пение птиц в лесу, у кромки которого они замерли, остановленные внезапным нападением, такое летнее, такое обычное. Если закрыть глаза, не смотреть на изъеденные язвами и гноем рты лежащих у их ног трупов, то можно представить себя в обычном августовском полдне.

И только у Гарри внутри космическая пустота от потери: ничто не сможет её залечить или замаскировать. Ни одно привычное действие не будет для него прежним, пока Луи не окажется рядом. Не возьмёт его за руку так, как брал сотни раз до этого. Поэтому он отворачивается от Зейна, от лежащих мёртвых тел. От друзей. И направляется дальше в поселение.

Туда, где среди брошенных домов бродит его Луи.

〄〄〄

На обрамлённой самшитом дорожке, ведущей между двумя крайними домами в глубь улицы, они встречают Луи. Его тело неторопливо переваливается из стороны в сторону, когда он слепо бредёт, привлечённый звуками стрельбы.

Гарри не узнаёт свою родственную душу: видит сходство, но нутром чувствует – перед ним другой человек. Нет, существо. Сладкие когда-то губы вымазанны чем-то тёмным и густым. Ногти на пальцах содраны и обломаны.

Прошло всего две ночи, а будто целая эпоха сменилась. И не только в ощущениях Гарри – тело Луи, потрёпанное и израненное, выглядит так, будто побывало в полномасштабной войне. Внутри этого без сомнения живого организма не чувствуется прежней личности. В белых блёклых глазах ни намёка на прежнюю душу.

Как бы хотелось верить, что внутри этой твари всё ещё жив его милый, любящий парень, что сила любви толкает это существо вперёд, к Гарри. К сожалению, это не так. Лицо бледное, почти белое. И окружённые глубокими тенями глаза. Черты лица, когда-то красивого, царственно-величавого, теперь не выражают ничего, кроме жажды и голода.

Рука с тонким запястьем, грязная, окровавленная, с болтающейся наполовину размотанной тряпкой, поднимается. Дрожь сотрясает тело Гарри, желудок подкатывает к горлу. Где-то под языком горькой желчью собирается всё испытываемое им отвращение и страх, когда любимая рука тянется в его сторону. Не для того, чтобы взять ладонь Гарри в свою и нежно сжать, ободряя, а для того, чтобы вцепиться поломанными ногтями. Удержать, пока зубы будут рвать на части.

Пустые глаза обращены к Гарри. Мир тускнеет и уменьшается до булавочного острия, когда он встречается взглядом с таящейся в этих глазах смертью. Зубы в чёрном рту Луи, кажется, даже светятся, как молочно-белое стекло. Ждут насыщения. Быстрыми, короткими рывками он направляется в сторону Гарри, надсадно хрипя, вытягивая вперёд свои ужасные, цепкие руки.

А Гарри стоит, не в силах сбросить оцепенение, голова кружится, кожа стала скользкой от холодного пота. Звуки друзей вокруг, их слова и полные смешанного со страхом горя восклицания, размываются, превращаются в сплошной гул в голове. Так ток гудит в проводах. Низко и бесперебойно.

Поле зрения сужается до направляющейся к нему изломанной и хромой фигуры. Гарри уже не видит ничего, кроме этих пустых глаз, этого рта, этих зубов: болезнь Луи только теперь становится осязаемой и по-настоящему неотвратимой. Гарри вдруг понимает, что они не специалисты. Как они смогут помочь ему? Как смогут вылечить это? Тем дурацким, опасным способом, что придумал Найл?

– Я кажется сошёл с ума, когда согласился, – обречённо себе под нос шепчет Гарри.

А Луи надвигается, спешит заключить в свои смертоносные объятия, запечатлеть ещё один поцелуй. Самый последний.

В этот ужасный, томительный момент, отравляющий его нутро бессилием и желанием сдаться, именно Зейн становится силой, на которую никто из них не рассчитывал, но без которой уже не смог бы обойтись. Он выступает вперёд, туго натягивает верёвку между затянутых в чёрную кожу ладоней и произносит:

– Это он? Твой парень?

В голове хоровод мыслей. Не убивай – хочет сказать Гарри, но язык распух во рту и еле ворочается. Из горла вырывается сиплый хрип, почти такой же мёртвый и сухой, как у Луи.

– Лу.

Но Гарри всё равно предпринимает попытку достучаться до своей пары. Он сминает в пальцах целлофан пакета и делает неловкий, неуклюжий шаг вперёд. Навстречу спешащему к нему Луи.

– Посмотри на лицо, которое ты любил? Разве это не я? – спрашивает он у сошедшего с ума кровожадного монстра. – Так почему же это не ты?

Бульканье в горле, шорох камешков под ступнями, и Луи достигает его. Пропахшие смертью пальцы цепляются за воротник одежды Гарри, чёрный рот открывается в попытке укусить. Руки сильные, словно в них уже поселилась хватка смерти, рвут его одежду. Она скрипит по шву, ноги скользят и спотыкаются, и Луи жмётся всем телом, разевает чёрный провал пасти, тянется зубами к шее.

Серая пелена затягивает зрение. Мир делает оборот, один резкий кувырок через голову и становится перевёрнутым. Боль в спине от удара о землю глушит неприятные ощущения от давление алчных пальцев, но зубы щёлкают прямо у носа Гарри. Опасно близко.

– Хватит церемониться, – выдыхает слова Зейн и хватает правую руку Луи, выворачивает её назад.

Пока он борется с диким голодным существом, придавившим Гарри к земле, последнему только и остаётся что держаться подальше от чёрных дёсен и щёлкающих зубов. Тяжесть Луи, его закоченевшее, дёргающееся резко и отрывисто тело пугают.

Но свобода даётся ещё сложнее. Зейн сдёргивает то, что когда-то было соулмейтом Гарри, валит это на землю. Исчезновение жёсткой хватки оставляет холодок в груди – Гарри тут же переворачивается, встаёт на четвереньки. Он уже готов умолять Зейна не делать Луи больно, когда тот тянет руку и требует:

– Пакет!

Растерянно оглядывая пространство вокруг, примятую их борьбой траву, Гарри находит пакет. Пальцы дрожат, когда он тянет шелестящий целлофан к себе. Луи дёргается и рычит, скованный и прижатый к земле Зейном. Его блеклые глаза бегают с одного на другого, и такой жадный, кровавый голод читается в них, что Гарри уже почти не верит в возвращение своего парня. Кажется, инфекция победила существующую внутри личность, полностью подчинила её себе.

– Ну давай же! – настаивает Зейн.

– Нет, я сам.

Гарри подползает ближе, не отводя взгляда от родных черт, исковерканных болезнью и сумасшествием. В слабых, обессиленных руках пакет, а голос ломается на каждом звуке. Мир вокруг трещит по швам.

– Что я должен сделать?

И реальность разрывается в клочья ответом Найла.

– Задуши его, Гарри.

========== Часть 13 ==========

Комментарий к

Простите меня за это внезапное исчезновение. Я постараюсь вернуться в прежний ритм, но пока что совершенно не могу найти своё равновесие.

Спасибо за терпение и интерес, что вы проявляете <3

Уткнув Луи лбом в сырую, холодную землю Зейн садится сверху на его спину. Почти так же, как незадолго до этого он седлал Лиама, но теперь в движениях нет сдержанности. Да, он не ставит целью убить Луи, лишь обезвредить, но и церемониться не намерен.

Пакет шуршит в пальцах от налетевшего ветра. С севера надвигается лиловая туча, полная дождя и закатного солнца, несёт с собой ветер и возможно шторм. Но более сильная и страшная буря уже бушует в груди Гарри, когда он смотрит на острые лопатки Луи, на его красивое тело, вдавленное коленом Зейна в грязь.

Гарри вернулся назад в глубь растерзанной инфекцией страны ради своего брошенного парня. Летел на крыльях надежды, не понимая, что ждёт его здесь. Его сознание не рисовало Луи таким – почти мёртвым, абсолютно иным существом. И сейчас, столкнувшись с реальностью болезни, он теряет волю бороться.

Но слова Найла просочились в его голову и жужжат в ней осенними мухами. Гарри знает, что не может повернуть назад – эти слова отравили его надеждой. Но сил идти вперёд нет. Ему кажется, что каждый выдох приносит боль, разрушает ткани сердца и лёгких, убивает изнутри, отравляя органы. Боль от одной только мысли, что его руки убьют Луи заставляет все клетки тела гореть в огне преисподней.

– Я не могу, Ни, – растерянно шепчет он себе под нос, вовсе не заботясь о том, услышит друг его или нет. – Просто не могу…

Верёвка, найденная ими на заправке, теперь ставшей прибежищем мертвецов и летящих на них мух, впивается в золотистую кожу запястий Луи. Он тянет шею, клацает челюстью, инстинктивно тянется к людям. Они лакомые и так близко, но Зейн беспощадно связывает его руки за спиной.

Когда Луи оказывается более или менее обездвижен приходит очередь Гарри. Убийца обращает на него полные тьмы и гнева глаза и требует:

– Дай чёртов пакет, слабак!

Гарри глотает оскорбление. Принимает заслуженно. Руки трясутся и он никак не может совладать с собственным телом, словно болезнь вместе с Луи подчинила себе и его.

– Давай, я сделаю, – опасливо приближается Лиам, но Зейн останавливает его взмахом руки. Вторая крепко держит дёргающиеся руки Луи.

– Не лезь в это, Лиам. Он сделает сам! Или сделаю я.

Гарри знает, что Зейну плевать на его пару: он просто задушит его, уберёт таким образом с дороги, как помеху. Но сил сделать движение вперёд нет. Сон стал явью. Бежать некуда. Всё кончено. Гарри не может даже крикнуть, потому что едва дышит. Он может только следить, как неумолимо, словно палач за своим оружием, тянется Зейн за пакетом.

– Хорошо! – сдаётся он. Подползает ближе.

От Луи не пахнет той летней сладостью, к которой он привык. Противный запах грязи и разложения словно копошащиеся в носу червячки. К горлу вновь подкатывает тошнота, но ледяная злость Зейна отрезвляет.

– Только осторожнее, – предупреждает Найл.

– Буду.

Шелест целлофана, как приговор. Приговор Луи к смертной казни через удушение. Как не горько, но вынес этот приговор его лучший друг Найл, а исполнить собирается возлюбленный парень. Но, быть может, этим Гарри избавит его от мучений.

Его окутывает безразличие к жизни, поглощает желание бороться. Накрывает усталость.

Отрешённо он натягивает пакет Луи на голову. На лицо. Зубы щёлкают в дюйме от пальцев Гарри, но страха нет. А потом шелестящий целлофан скрывает блёклые, белёсые глаза, трепещущие крылья ноздрей. Отвратительный, наполненный чёрной густотой рот.

– Ты уверен, что эту тварь можно лишить жизни банальным удушением? – задаёт свой вопрос Зейн.

У Лиама тоже есть вопрос, и он, перебивая своего навязанного судьбой парня, спрашивает:

– Лучше скажи, ты уверен, что это сработает?

– Я ни в чём не уверен, ладно?! – срывается Найл. Его пальцы трясутся, когда он открывает сумку, достаёт оттуда кислородную маску и запакованный шприц.

Гарри трудно сосредоточиться. Реальность густеет, наполняется тягучей пеленой усталости и обречённости. Лиам помогает Зейну перевернуть Луи на спину. Пакет съезжает с лица в сторону, и Саманта наклоняется, нежно поправляет его. В её широко раскрытых глазах отражается закрывающая половину северной части неба туча и ужас при мысли о том, что все их усилия тщетны и Луи просто умрёт.

Ласково, будто они дома, в своей постели, и Гарри вернулся с вечернего спектакля, а Луи уже спит, он наклоняется, прижимается бёдрами к дёргающемуся, дрожащему телу своего парня. Но не целует, как привык за проведённые вместе годы. Он кладёт пальцы на горло под пакетом и медленно вдавливает их в плоть.

Белый, полупрозрачный целлофан очерчивает контуры тонкого носа, а вот безумные, блёклые глаза почти не видно. Гарри трудно делать то, что он делает, не имея визуального подтверждения. Глядя на покатые плечи, на бешено вздымающуюся грудь, такую родную, ту, к которой привык прижиматься в поисках успокоения и защиты, Гарри пассует.

– Сделай это, чёрт возьми! – кричит на него Зейн.

Собственные плечи сжимаются под грузом ответственности и боли. Гарри чувствует капли на лице. Крупные, они катятся по щекам, попадают на губы. Нерешительно, совсем немного усилив давление, Гарри облизывается и не чувствует соли. Только вода, со звоном и шорохом падающая на пакет, разбивающаяся о лицо Луи, даёт понять, что это не его слёзы.

От осознания, что в такой трагической, такой нереальной ситуации он не плачет, появляются силы. Словно приходят энергией из начинающегося дождя. Гарри тянется всеми чувствами к своей родственной душе, но в ответ глухая тишина. И только тело, что больше не принадлежит Луи, дёргается и сопротивляется связывающим его путам.

– Твою мать! Ты…

В этот раз Зейн не успевает закончить очередное ругательство: Гарри сжимает коленями и бёдрами тело своего парня, чтобы удержаться на нём, а руки убирает от горящей в лихорадке вируса кожи. Он хватает Зейна за куртку и резко тянет на себя.

– Клянусь Богом, если ты сейчас не заткнёшься, то займёшь место Лу в этой грязи!

– Ты… что?… – опешивает Зейн.

– Ты будешь следующим, кого я придушу, если не отвалишь! – злится Гарри.

Гнев на болезнь, на всю эту никчёмную жизнь, на людей, что всегда были монстрами в душе, и с наступлением беззакония показали свои лица, бурлит в груди. Он направляет этот гнев на единственное, что возможно. На то, что ему должно совершить.

Гарри отталкивает Зейна и возвращает руки на шею Луи. И душит его.

Тварь, в которую он обратился, умирает медленно и совершенно неслышно для эмоций Гарри. Где-то за краем его сознания, сжавшегося до точки мира, ругаются Зейн и Лиам. Холодные слова убийцы о том, что нельзя затягивать, что на сопли и сантименты нет времени, перекрывают горячие попытки друга защитить Гарри. Лиам утверждает, что они в относительной безопасности, но его соулмейт не согласен.

– Как же ты не поймёшь, – впервые в голос Зейна проникают эмоции страха. Даже сосредоточенный на давлении пальцев и хрип Луи Гарри слышит их. – Они придут. Они всегда приходят!

Дождь усиливается. Бьёт по поникшим плечам, пропитывает одежду.

– Ты думаешь, они могут чувствовать нас на больших расстояниях? – уточняет Саманта. Её золотистые волосы липнут ко лбу, ресницы склеились. Она спрашивает о поведении заражённых, но отстранённо, будто эта информация не касается её напрямую. Упрямые, сильные глаза направлены только на Луи. На его затихающие движения.

– Нет. Не могут. Но жизнь – сука, и её любимый закон заключается в том, что если что-то плохое может случиться, то оно обязательно произойдёт, – Зейн отворачивает полу куртки и прячет за ней сигарету. С нею, зажатой в зубах, он цедит: – И друг ваш не выживет.

– Это мы ещё посмотрим! – отвечает на вызов Найл. Может даже не Зейну. Самой Вселенной.

Гарри медленно поднимается с окончательно замершего тела: сердце в этой груди уже не бьётся. Как впрочем и в его собственной.

– Оказалось, что эту тварь можно задушить.

Хрипло, словно он не душитель, а жертва.

В поднявшемся ветре, в летящих по воздуху кристаллах воды внезапно оказывается заперт солнечный свет. Выглянувший меж тёмных дождевых облаков случайный луч слепит глаза, но звучит надеждой в сердце Гарри. Найл поджимает губы и сдвигает его в сторону. Неаккуратно и грубовато.

– Нас учили делать искусственное дыхание, – вызывается Саманта. – Я могу.

Но Хоран не отвечает. Только смаргивает воду с ресниц и даже не глядит на девушку.

– Он считает, подожди, – успокаивает Лиам её рвение, положив крупную ладонь на девичье плечо.

– Что считает?

– Сколько длится клиническая смерть.

Гарри тоже считает. Не помнит, сколько должно быть секунд, но они складываются в бесконечность, когда ни дождь, ни угроза быть сожранным, ни даже сам разверзшийся под ногами ад не смогут заставить его отвернуться от вида мёртвого Луи.

Изломанное борьбой тело неподвижно. Пакет на лице шелестит и шевелится лишь благодаря каплям. Дождь льёт с неба и собирается в лицевых углублениях. Глаза Луи теперь полны дождевой воды, а Гарри внезапно, во всём этом ужасе думает о том, что его парень – сталь. Не вода.

– Он выкарабкается, Гарри. Не бросит тебя, – словно в ответ на его мысли тараторит Найл, сдёргивая с бездыханного тела пакет. Мокрая кожа под его пальцами выглядит гладкой. Мёртвой. – Саманта! Не нужно рот в рот, на случай, если эта штука передаётся через слюну. Бери вот.

Он протягивает ей кислородную маску, и Гарри хочет возмутиться – почему не он! Но руки безвольно висят вдоль тела, заледеневшие пальцы подрагивают. Вся его сила ушла на то, чтобы убить Луи, воскресить его он доверяет друзьям.

– Нажимай, вот так, – показывает Найл, – когда я киваю.

Удивительным образом его руки сложены на груди Луи. Сэм, словно верная медсестра – наготове. И даже дождь, щедро пролившийся на них, пропитавший землю влагой, прекратился.

В этот момент Гарри чувствует, что больше не может оставаться здесь. Вид мёртвого Луи, лежащего в сочной, пахнущей дождливой свежестью траве сводит с ума. В неразберихе эмоций он отворачивается и бредёт несколько шагов в сторону поля, через которое они пришли сюда, и только для того, чтобы рухнуть на колени. Внезапный крик выворачивает его, осознание собственных действий медленно доходит до сконфуженного сознания.

Он убил Луи.

Колени вязнут в мокрой грязи. Она налипает на одежду, неприятно холодит кожу, но Гарри всё равно. По правде говоря, всё равно стало ещё вчера, когда он почувствовал смерть Луи, когда половина его сознания затухла навсегда, поместив собственные мысли в мёртвую тишину. Но сейчас, когда за душой погибло и тело, погибло от его рук, Гарри хочет перестать существовать. Закрыть глаза, и оказаться в чёрной дыре, чтобы сжаться в мгновение в мельчайшую частицу и больше не быть.

Не сразу он понимает, что кто-то трясёт его за плечо. Открыв глаза, первое, что видит Гарри – это яркий закат в рассеивающихся серо-лиловых тучах, и только потом, чуть повернувшись, он замечает Лиама.

– Всё закончилось, – произносит друг.

– Да, закончилось.

Губы едва шепчут эти слова в ответ, и вся кровь будто отличает от лица. Гарри чувствует как бледнеет, как кружится мир вокруг. Но сильные руки Лиама перехватывают содрогающиеся плечи и тянут вверх.

– Да нет же, Гарри! – улыбается он. – Дышит. Луи дышит!

И мир раскалывается на “до” и “после”. В него возвращаются летние краски, возвращаются запахи природы. В мир Гарри возвращается смысл быть.

С трудом, в несколько приёмов, он поднимается на ноги и ковыляет обратно, поддерживаемый заботливым Лиамом. Шлёпая по лужам и грязи, прочь от смерти и опустошённых домов. Мимо боли и горя.

Туда, где его Луи. Жив.

〄〄〄

В машине становится снова тесно. Но эта теснота даёт надежду, обещает спасение. Тело Луи, холодное и непривычно-далёкое, закутано в плед, и Гарри придерживает его рукой поперёк груди, совершенно не обращая внимания на ноющие от неудобного положения мышцы. Найл прижимает к себе Элизабет, уснувшую на его коленях, и в этих прикосновениях нет ничего непривычного. Простые, выработанные за жизнь на уровне инстинктов, касания. Словно все эмоции покинули его, чтобы перетечь в Гарри – он сжимает своего вновь обретённого парня и не отводит глаз.

– Что с тобой? – интересуется Саманта. – Твои брови сведены, и напряжение не спадает ни на секунду, с тех пор, как мы покинули то место.

В вечернем свете солнца её растрёпанные волосы золотятся, а глаза кажутся ещё больше, чем есть. Точно наполненные прошедшим ливнем и грустью.

– Думала, что когда мы заберём Луи, ты станешь собой.

Кожа его парня холодная и липкая. Голубые глаза прикрыты и не открывались ни разу с того момента, как Найлу и Сэм удалось запустить его сердце вновь. На шее тёмные пятна от пальцев Гарри.

Раньше, до всей этой катастрофы, до того, как они попали в настоящий ад на земле, Гарри было бы крайне больно видеть своего Лу таким. Сейчас сердце бьётся ровно и внутри нет трепета, нет даже намёка на боль. Он воспринимает истерзанное тело Луи рядом с собой с каменным спокойствием и почти боится этого чувства.

– Я не чувствую его.

Страх, словно змея, свернувшаяся кольцами в груди. Бесконечная змея. Она поднимает голову и шипит, каждый раз, когда Гарри проходит очередное кольцо её скользкого, мерзкого тела. А до хвоста всё равно не добраться.

Страх не заканчивается.

– Он в порядке, я в этом более чем уверен, – настаивает Найл на тех же словах, которыми убеждал Зейна, когда он отказывался отпустить Лиама вести машину.

Их новый попутчик, не обременённый узами дружбы, не верил в успех. Удерживая тяжёлую голову Луи на своих коленях, сидя в грязи и воде, Гарри с опаской поглядывал на его сжимающиеся в кулаки пальцы, на жёстко поджатые губы. И только Лиам смог сдвинуть затянувшееся противостояние с мёртвой точки; он подошёл совсем близко к Гарри, резким взглядом осадил Зейна и, не раздумывая больше ни секунды, наклонился, чтобы помочь поднять не пришедшего в себя друга.

– Гарри, он в порядке, – вновь произносит Найл.

Тот смаргивает наваждение, смаргивает сомнения, так же, как смаргивают с ресниц дождь.

– Я верю тебе, Ни. Я просто, – тяжёлый выдох вырывается из груди против воли. – Я не чувствую его, понимаешь?

Совсем рядом слышно рёв мотоциклетного мотора – Зейн не отстаёт, всё время держится ближе к гораздо более медленному автомобилю, набитому, по сути, чужими для него людьми. Рискует собой ради встреченного нежданно, нежеланно, соулмейта.

Лиам смотрит только на дорогу. Ему не нужно провожать затянутую в тёмную кожу куртки спину взглядом, не нужно стараться разглядеть в сгущающейся темноте фигуру. Ровное биение чужого сердца внутри, вторящий собственному ритм, позволяют быть уверенным в безопасности своей пары.

Именно этого стука, эхом отдающегося в венах, не слышит Гарри. Отсутствие отклика сводит с ума, и чтобы не закричать от отчаяния он сжимает зубы. Так хочется впиться в плечи Луи пальцами и трясти это истерзанное тело, лишь бы он открыл глаза. Лишь бы увидеть хотя бы на секунду синеву его глаз.

– Дай ему время, – наконец подаёт голос Лиам. – Думаю, он в глубоком сне или что-то такое. Он очнётся, и ты вновь почувствуешь связь. Вот увидишь.

Страшное слово “кома” они обходят стороной. Словно, если не произнести, то не существует. Детские убеждения Гарри оставил позади, вместе с пережитым ужасом: человеческая подлость военных, потеря родственной души и несправедливость произошедшего с Мэттом заставили повзрослеть раньше времени. Превратили мальчика в старика.

Дождь закончился также внезапно, как начался. Сейчас в подступающем мраке будущей ночи на небе мерцают звёзды, не скрытые тучами. Но Гарри видит только стволы мелькающих деревьев и густую сень леса. Зато Саманта, откинувшись на спинку сиденья, наблюдает за горящими в небе точками.

– Мы так много потеряли в этом бедствии, – задумчиво произносит она. – И я правда рада, Гарри, что тебе удалось сохранить.

– А Лиаму найти, – вымученно улыбается он на её ободрение.

Но вместо ожидаемой колкости Пейн только сильнее сжимает руль.

– Мы ещё не в безопасности.

Машина движется слишком медленно – Луи в его объятиях, и ради него хочется быстрее достигнуть места, свободного от инфекции, от въевшегося под кожу страха. Но впереди ночь, и только утром они доберутся до побережья.

Линия электропередач остаётся позади. Гарри не собирается больше проезжать этот отрезок дороги никогда, а потому с лёгкостью прощается с ней. Но эпидемия давно вырвалась из-под контроля и разнеслась по всей стране – она стремительно летит от города к городу, скользит по улицам, лавирует между домами, над чёрными артериями канализации, между полных ночью окон. Инфекция догоняет, подбирается ближе. Как бы далеко они не убежали, пока остаются на материке – остаются в опасности.

Но Луи дышит размеренно, Лиам держит руль твёрдо, а у Зейна есть план. И этого хватает сегодня, чтобы Гарри коснулся виска своего парня лёгким поцелуем и, даря надежду, прошептал:

– Утром, Лу, уже утром.

〄〄〄

Силы у Гарри остаются лишь на то, чтобы следить, как неумолимо приближается их холодный страж. Размеренной походкой Зейн идёт к машине, и в темноте ночи не разобрать выражение его лица. Видно лишь силуэт.

Тьма съедает не только краски, но и звуки – он безмолвно плывёт по гравию, не издавая ни шороха. От оглушающей тишины становится не по себе. Кажется, будто они угодили в другое измерение, чужое и недружелюбное, а Зейн вовсе не человек – чудовище этого другого мира, способное поглотить душу.

Но разум сильнее заскорузлого суеверия. Зейн человек, такой же как и они, а мир вокруг – это их мир. И оба эти значения пугают сильнее, чем предрассудочные фантазии.

Во влажной темноте за спиной убийцы высится здание детского лагеря. Гарри с опаской оборачивается, чтобы посмотреть в заднее стекло автомобиля. Он оглядывает местность вокруг, стараясь рассмотреть движение – инфицированные могут оказаться совсем близко, а они, словно слепые котята.

– Ну, чего замерли? – приглушённо из-за закрытых окон и дверей автомобиля доносится голос Зейна. – Выходите.

– Думаешь, там безопасно? – Найл обращается именно к Лиаму, но обводит взглядом всех, словно по их лицам может просчитать уровень опасности снаружи.

– Он уверен, что никого не осталось.

Потирая правый висок пальцами Лиам достаёт ключ из замка зажигания и прячет в карман. Выбора у него не осталось – связь давит любое сопротивление, заставляет доверять и подчиняться своей паре. По бледности щёк, по опущенным уголкам губ можно понять насколько их друг устал.