Текст книги "В когтях зверя (СИ)"

Автор книги: MarLen-Mor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

В когтях зверя

https://ficbook.net/readfic/373253

Автор:

MarLen-Mor (https://ficbook.net/authors/48385)

Фэндом:

Ориджиналы

Рейтинг:

NC-17

Жанры:

Романтика, Флафф, Фэнтези

Размер:

Макси, 86 страниц

Кол-во частей:

28

Статус:

закончен

Описание:

Вторая часть цикла «Сказания Дома Теневого Пламени».

Отправляясь в Ларнейские горы, Ташер, ныне принц Дома Теневого Пламени, а в прошлом – оборотень-приёмыш, выкупленный Артом, надеялся «найти потерянный дом и отомстить за ошейник и клетку».

Уже на подходе к Ларнеям он влип в историю: оказался свидетелем странного ритуала-жертвоприношения в храме Мора и, желая спасти от гибели молодого парня, приносимого в жертву, оказался связан с ним магическими узами. И это было только начало приключений…

Публикация на других ресурсах:

Только с разрешения автора

Примечания автора:

Карта мира нарисована eingluyck1, замечательной писательницей, стихотворцем и художником!

http://img-fotki.yandex.ru/get/6401/97552652.6/0_7fc70_23e3563a_XL

Картинки можно посмотреть тут:

http://fotki.yandex.ru/users/momarlen/album/258561/

Содержание

Содержание

Глава 1.

Глава 2.

Глава 3.

Глава 4.

Глава 5.

Глава 6.

Глава 7.

Глава 8.

Глава 9.

Глава 10.

Глава 11.

Глава 12.

Глава 13.

Глава 14.

Глава 15.

Глава 16.

Глава 17.

Глава 18.

Глава 19.

Глава 20.

Глава 21.

Глава 22.

Глава 23.

Глава 24.

Глава 25.

Глава 26.

Глава 27.

Глава 28. Последняя.

Глава 1.

Рано утром Ташер на Снежке выехал из дома. Снежка три года назад подарил ему Валент, объяснив, что если он вообще хочет сесть верхом на коня, то должен его вырастить и выкормить с малого жеребенка сам и приучить к себе в любой ипостаси. Ташер так и поступил, забрав из конюшни новорожденного и только что обтертого соломой малыша, он специально выбрал себе самого беленького и теперь они вдвоем смотрелись просто замечательно.

Ларнейские горы, до них еще ехать и ехать... Можно было бы, конечно, перекинуться в морана, и тогда на месте Ташер оказался бы значительно раньше, но абсолютно голый и без вещей... Он так и не научился перекидываться вместе с одеждой, или изменчивые этого делать и не способны совсем...

Поэтому месяц он путешествовал по стране, постепенно приближаясь к горам. Путешествовал с комфортом, как принц Дома Теневого Пламени. Деньги для Таша не были проблемой, в любом городе, где только есть банки гномов, для него открыт неограниченный кредит, а, следовательно, в любом трактире самая лучшая комната и еда.

Но дороги закончились, и сейчас вот уже вторую неделю он пробирается по первозданным джунглям.

Наконец-то в этой мешанине зелени нашлась хоть одна поляна. Теперь можно перекинуться в морана и, взлетев, выяснить, где он находится. Оставалось только расседлать коня, призвать Тень для его охраны и, скинув одежду, перевоплотиться. Яркий свет, секунда и на поляне уже стоял белоснежный моран. Взмах крыльев вознес его над деревьями. Хороша все-таки эта ипостась, и полетать можно и побегать, а в безвыходных ситуациях и ядовитыми клыками воспользоваться, жалко только, разговаривать не получается, ну не приспособлено горло морана для этого.

*** Ташер. Джунгли у Ларнейских гор.

Я ехал за своей Судьбой. Говорят, детей родителям приносят аисты, но моего, наверное, кто-то сбил по дороге, потому что меня не принесли, и даже не в капусте нашли, а купили на рынке в рабском ошейнике. И когда меня вытаскивали из грязной клетки, я даже не предполагал, что обзаведусь сразу четырьмя отцами.

Они все разные: нежный Линарэс и ворчливый Валент, невозмутимый Рэн и Арт, заботящийся обо всех, словно мы все его дети.

Мне повезло тогда так, словно Судьба за раз отдала все свои долги. И чувство благодарности и безграничной любви к отцам живет в моем сердце.

Но все-таки в самом потаенном его уголке сохранилось желание узнать, а что же было до того, как я попал в клетку. Кто надел на ребенка ошейник безмолвия, лишив его не только свободы, но и голоса? И что стало с теми, кто родил меня? Память моя молчала...

И только татуировка на плече могла помочь мне найти хоть какие-нибудь нити в прошлое.

Татуировка и медальон, принесенный мне из Ларнейских гор...

На исходе второй недели блуждания по джунглям я уже почти подъехал к их подножию.

И к вечеру наконец-то нашлась небольшая поляна, с которой я смог взлететь. Взлетел, правда, не очень красиво, почти полтора месяца не летал, да еще и места мало, не развернуться... Зато, вылетев на простор, над деревьями, сердце просто зашлось от радости. Свобода! И я развлекался в воздухе, кувыркаясь и выделывая разные пируэты, пока краем глаза совсем недалеко от поляны, но выше, на вершине горы, у самого края, я не увидел такое, от чего чуть было не свалился вниз.

Храм Хаоса! Или его точная копия! Такой же круглый купол с отверстием посередине, такие же колонны, вот только цвет у камня, из которого построен храм – черный, а у чиэрри светло-серый, почти белый. Не нравится мне это, захотелось выругаться, но из горла вырвался только подвывающий рык.

«Да что за гадство такое! Мне что, на роду написано с этими храмами схлестываться! И ведь не скажешь отцам, что видел храм, испугался и не пошел проверить. Придется лететь».

И я, заложив в развороте круг, направился к чернеющей громаде.

Приземлившись на поляне, принюхался, вроде все спокойно, запахи только лесные, людей нет. И лишь вдаль уходит утоптанная дорожка, петляющая между скал. А храм, словно открытым ртом, приглашающе чернел провалом двери.

Ох, не хочется мне через парадные двери идти, вот не хочу и все. Кто его знает, что тут делается.

В землях чиэрри я в храме Хаоса не один раз бывал и успел изучить его досконально, есть у храма скрытая дверца позади, может, и у этого есть, раз он точная копия. По ходу перетек в кота, эта ипостась поменьше, можно пролезть, куда будет надо, да и крылья мне в храме ни к чему.

Осторожно ступая и стараясь не шуметь, я крался вокруг храма и действительно нашел запирающую дверь плиту, а уж нажать на выступающий камень дело мгновения.

Плита отъехала, и в нос шибануло жутким звериным запахом. Какой-то тухлятиной, псиной, испражнениями...

Что это? Я отскочил от двери, пытаясь отдышаться. И это храм? Да в конюшне пахнет лучше, чем здесь! Но не идти туда было нельзя, нужно проверить все и выяснить, в чем дело.

И я, подождав немного, пока сквозняком вытянет основную вонь, вошел внутрь.

Зубастая челюсть щелкнула прямо перед моей мордой, обдавая смрадом, щелкнула и пропала. Я отшатнулся к стене. Моран! Старый самец, облезлый и грязный. Металлический ошейник и цепь, уходящая в отверстие в стене, не давали ему меня прикончить, но он бросался вновь и вновь, хотя цепь отдергивала его назад.

Я попытался поговорить с ним и понял, что все бесполезно. Мысли морана в каком-то жутком вихре носились в его голове, то сшибаясь, то рассыпаясь горохом и снова скручиваясь вихрем... Моран был безумен! Я ничего не мог сделать для него. И я тихонько, по стенке прошел внутрь храма.

То, что я увидел в главном зале, меня неприятно поразило...

Как и у чиэрри, главный зал был круглым, как и там, в центре стояла черная усеченная пирамида, я медленно подошел к ней... От нее просто разило запахом крови, старой, засохшей на ступенях, и совсем свежей, может быть, вчерашней...

В верхний большой квадрат пирамиды были вделаны цепи с кольцами, как раз для того, чтобы распять человека...

У чиэрри я привык видеть храм Хаоса убранный цветами и солнечным светом на золоте украшений, а здесь...

Я оглянулся и отшатнулся в ужасе, во всю стену напротив парадного входа возвышалась фигура морана, из барельефа выступали только передние лапы и голова с оскаленной в страшном рыке зубастой пастью. Весь матовый, блестел только белый мрамор ощеренных клыков и темный агат полированных глаз.

Твою ж налево! Так и испугаться можно! Я стойко пытался утихомирить бухающее в нервном ритме сердце. Фууу... Еле удалось уговорить себя отвернуться от этой махины, упирающейся в потолок.

Пирамида... что-то там еще удивило меня.

Весь камень был исписан. Инструкция по применению, что ли? И руны обращены к собачьей голове. У нее потеря памяти? А написано что? Не зря мне тетушка алфавит нагов вдалбливала, только здесь-то он откуда? «По принесению, употребить». Это что, сожрать жертву надо? Хмм... да тут и по-человечески вот внизу есть, и чего я надрывался? «Возьми и благослови». Коротко и ничего не ясно. Так, похоже здесь на многих языках высказывались, они что, не знают, на каком языке их Бог с ними говорит? Или не говорит? Ого, и на языке чиэрри написано. « Не отказывайся и не уходи, до тех пор пока...» И тут я подскочил на месте, возле главного входа раздался зычный, раскатистый голос.

– Мор, мы приветствуем тебя!

Я кинулся к противоположной двери.

– Твою мать! – поперек выхода стоял моран, подтягивая собою освобождающуюся из отверстия в стене цепь. – Ой, папочки!

Я заметался по кругу, но куда можно спрятаться в абсолютно пустом зале? Еще бы знать, сколько их там. Ну, надо так вляпаться! А если... Точно, пасть у каменной собачки широко открыта, стоит попробовать. Я в несколько прыжков, цепляясь когтями за настенные украшения, достиг разинутой пасти морана и, скользнув внутрь, затаился.

Судя по звуку, певцы внутрь вошли. Посмотреть, что ли? Ага, они сейчас как раз на собачку пялятся, подвывая, а тут я такой весь красивый и белый из пасти выгляну? Нет уж, лучше полежу пока...

Ну вот, притихли, теперь можно к краю подползти. Так, возле дверей по обе стороны парочка стоит в черных балахонах с капюшонами. Плохо. Прорываться придется. Выползаем дальше. Вот еще одна парочка, уже ближе. Ну, прям, близнецы-братья. Судя по звуку, у камня еще кто-то есть. На меня не смотрят, на камень, похоже, уставились. А если сбоку свеситься? Да... Мужика к камню приковали, почти подо мной, раздетый совсем, глаза только черной повязкой закрыты да венок зеленый на голове. Без сознания он, что ли, уж как-то они его втроем безвольно вертят...

Хотя... судя по всему, парня не просто били, а я бы сказал, пытали... Длинные рваные раны явно от кнута перемежались с ожогами и синяками... Плохо. Рассказывал мне Арт, как подобные фанатики Лина убили... А мужик ничего, крепкий, я таких и не видел, все мои отцы худые, жилистые, а этот здоровый, мышцы как налитые, только не помогло ему. Попался...

Так, похоже, парня они приковали и двое отошли, возле камня остался только старичок, вон борода белая из-под капюшона торчит.

И невзлюбил я этих черных почему-то с первого взгляда. Хорошие люди не будут морана до сумасшествия доводить и храм в свинарник превращать...

А значит, если я хочу что-то сделать, то самое время действовать!

Глава 2.

*** Ташер. Храм в Ларнейских горах.

Я, чуть свесив морду вниз, наблюдал за действиями старика. Он, достав из широкого рукава кинжал, принялся что-то усердно вырисовывать его кончиком на коже распятого человека. Хотя... Нет! Не вырисовывать. Вырезать! Кровь тоненькими струйками полилась на камень. Человек застонал, а затем задергался, очнувшись. Похоже, капюшоны его тут в жертву решили принести. Сволочи! А старик, все повышая голос, речитативом произносил какие-то заклинания. И под эти заклинания из глубины храма вышел моран, медленно бредя вперед, волоча за собой из отверстия в стене, все удлиняющуюся цепь.

Было два варианта: или безопасно отсидеться наверху, или напасть сейчас, пока моран не добрел до человека, и мне не пришлось бы бороться и с ним, и с семью людьми.

А, была не была. Эх, где наша не пропадала! Главное – эффект неожиданности!

И оттолкнувшись от камня, я кошкой в прыжке взлетел в воздух и во вспышке света перекинулся в морана. Явления меня народу, наверное, было очень даже впечатляющим. Вот только долго просто так в воздухе висеть я не мог, надо куда-нибудь приземляться...

А почему куда-нибудь? Ясно же куда... На алтарь! С двух сторон от человека места много, так что влезу, и я приземлился, обдавая старика потоком воздуха из-под крыльев.

Встал поперек, крылья вверх задрал, перья за головой наверху соединил. Вот теперь я жутко большой и страшный, пасть ощерил. Здравствуй, дедушка! Зубки у морана будь здоров какие. Деда шага на три от меня отнесло сразу. Все, а теперь все оборачиваемся и убегаем. Убегаем, я сказал, а не падаем!

Только никто убегать даже и не подумал, хотя и нападать тоже. Вся семерка упала на колени, руки молитвенно вперед вытянула и, бухнувшись лбом об пол, так и застыла.

Эээ... А сматываться? Я даже слова в этой ипостаси сказать не могу, а обращаться в человека сейчас смех один. Что я тут навоюю голый?

И что теперь делать? Вон задницы вверх выставили, так и хочется пинка дать. А, собственно, почему бы и нет? Спрыгнул, обошел дедушку и лапкой задней ему по деликатному месту, от всей души приложил. Жрец-то лёгонький оказался, аж перевернулся в воздухе, шмякнулся на спинку и лежит, потолок разглядывает, капюшон только соскользнул и теперь раскинулся как черная лужа вокруг головы. Когда только сообразит, что бежать надо? Эх, придется, видно, все самому. Как не противно, но все же подошел, раскрыв пасть, брезгливо ухватил жреца за капюшон и потащил к выходу. Остальные шестеро только косились, помогать что-то не спешили. Капюшон отчетливо вонял дымом, так что мне скоро опротивело это занятие, и я, бросив тело в дверях, вернулся в храм.

И что, мне вот теперь всех оставшихся в пасти таскать? Фу. Во рту и так дрянь какая-то. А если нарычать на них?

– Ррауу... – ничего себе у них тут эхо!

У четверки аж капюшоны с головы посдувало! Вон как одновременно в двери рванули, и наплевать, что там старичок только что на живот перевернулся и на четвереньки встал, поднимаясь. Такую кучу-малу устроили... Этак вы отсюда никогда не уберетесь.

– Ррауу… – все, вынеслись все семеро!

Занятное зрелище было, но я рано радовался, рык сзади предупредил, что еще не все было кончено. Обернувшись, я застыл... Над человеком стоял моран, поставив тому передние лапы на грудь и обдавая смрадом из пасти. Человек яростно дергался, пытаясь освободиться, но не кричал, хотя завязаны у него были только глаза, видно, ни на чью помощь он здесь не рассчитывал.

Но я-то был здесь! И в прыжке я сшибся с мораном, впиваясь тому в загривок зубами. Господи, как же противно! И яд мой на него не действует! Мы оба завалились на алтарь, подминая под себя человека, но постепенно в борьбе скатились на пол, обматываясь вдвоем цепью. Моран визжал как резаный, рвал меня лапами, но цепь, все сильнее связывая нас, не давала ему развернуться. В злобе я только рычал, не в состоянии разжать зубы. Кровь морана заполнила пасть, отфыркиваясь, я старался ее не глотать и постепенно сжимать челюсти все крепче, пока под моими зубами не хрустнули кости позвонков. Моран, взвизгнув, затих. Я принялся извиваться, пытаясь освободиться от цепи, и как-то даже неожиданно для себя освободился. Отплевываясь и кряхтя как старик, я поднялся. И с отвращением посмотрел на себя. Фу... Весь в грязи, в крови... Во рту мерзкий вкус... Гадость.

И я поменял ипостась на кота. Ну вот! Весь красивый, чистый, белый. Красота! И довольный собой я направился к человеку.

Так, а с человеком у нас что? Надо его освободить. И с этими благородными намерениями я взошел на пирамиду.

Человек лежал, напряженно вслушиваясь. Я подошел и уселся рядом, рассматривая его. Длинные черные волосы удерживались повязкой, закрывающей глаза, разбитые губы, шрам на скуле, сейчас невозможно было сказать точно, сколько ему лет, спереди в волосах несколько тонких седых прядей, но тело молодое... Странно.

Только вот пахнет от него как вкусно! Вот чуть-чуть понюхаю и уйду. Одуреть можно! Ну, может, немного пооблизываю, хотя нет, что это я, ну как же пахнет-то, аж голова кружится. И потереться об него хочется, чтобы запах на мне остался. Да, вот здесь возле шеи, тут лучше всего! Куда это меня понесло? И что это меня так пробирает? Даже глаза закрыл, открыть что ли, посмотреть, ради чего все. Мужик обыкновенный, правда половины лица не видно из-за повязки на глазах, но то, что видно, не особо впечатляет, а вот веночек на нем красивый, из кошачьей мяты. Мята!!! Мяуууу....

И я, кубарем скатившись с пирамиды, бросился опрометью вон из храма. Опомнился, только вылетев на солнце. Нет, стоп, парень-то прикован, эти семеро за ним точно не придут, а если придут, то все равно его не обрадуют. А ему теперь погибать, что ли? Придется вернуться. Может, меня в моране меньше накроет? Хотя что-то я очень сомневаюсь, дома даже в человеческом виде попадал, но моран вроде собака... Так что теперь? Надо найти какой-нибудь выход...

А выход? Выход – просто не нюхать, заткнуть нос и дышать пастью. Только и надо, что освободить одну руку, а дальше он сам выберется.

И, перекинувшись в морана, я снова вошел в храм. Издалека все казалось логичным и вполне выполнимым. Подошел, открыл браслет на одной руке и ушел.

Я и подошел...

Так. Опа! А на парне-то то еще и заклятия написаны по всему телу. Про это мне нагайна рассказывала. Вот на животе у него заклятие, повышающее желание, причем его, мне от него ни жарко, ни холодно. А заклятие-то работает, между прочим, и это сразу видно, парень-то неодетый ведь.

Так что, успокаиваться рано...

Интересно, что они здесь задумывали? С мораном его, что ли, спаривать или самим воспользоваться? Теперь и не узнаешь, наверное. Вот уроды, честное слово...

Ну ладно, можно успокоиться. Ааа! Нет. Ноги они ему тоже разрисовали, только это уже ко мне, наверное, раз я тут, как дурак, болтаюсь. Как бы мне в это во все не вляпаться.

Но старик не зря тут ножом махал, стоит в кровь наступить и все...

Ладно, дышим пастью, открываем и уходим. Всего-то штырек из наручников вынуть, всего-то...

Ну и как можно дышать пастью, если зубами штырь не вытаскивается?

Да еще этот, который лежит, дергается все время. Надо только сначала головой руку отодвинуть, а то царапнешь зубом и все, зря старался.

Да не крути ты руками! Вот неугомонный!

Тьфу, чуть все зубы не пообломал, пока не понял, что штырь с другой стороны вытаскивается. Только аккуратно, только...

Так, задней лапой через талию переступить и не вляпаться никуда, передней за шею и теперь осторожно... Вытянул! Носом наручник откинул... и...

И чего он не шевелится? Может, помер, пока я тут прыгал? Может, я его все же зубами задел? – Эй, аууу!..

И как это понимать?

Я наклонился над лицом пленника, а тот в эту минуту просто повернул голову.

Папа! Полна пасть мяты! Открытая ведь была, я же ею дышааал...

Все, сдаюсь. Сдаюсь, сказал.

А освобожденная крепкая рука уже обхватила меня за шею, приглаживая вздыбившиеся на загривке перья, и опускаясь вниз, проводила по крыльям.

Ох, как приятно! И за ушком еще... А лапы, разъезжаясь, скользят по крови. Ну все, вляпался...

Судьба, смеясь, играла в свои игры...

Глава 3.

*** Ташер. Храм в Ларнейских горах.

– Аанн...

Это заклятие... В голове какая-то каша. Не могу. Не знаю. Не понимаю. А тело горит так, словно с меня заживо сдернули шкуру...

И от любого прикосновения внутри рождаются огненные вихри. Он путается в перьях... Не хочу так. Хочу ближе. Хочу, чтоб ничего не мешало...

И я перехожу в человеческий облик, а его рука, замерев на мгновение, продолжает ласкать уже мою обнаженную спину, волны мурашек наслаждением пробегают по всему телу, но мне мало одной его руки и я тянусь открыть второй браслет...

А он освобожденной рукой притрагивается к повязке на глазах.

– Прошу, пожалуйста, не надо, – мой хриплый шепот проникновенен, я вложил в него все обаяние, которое имел, и парень послушался, убрав руку.

От повязки, но не от меня. Теперь его руки, путаясь в моих волосах, ласкают затылок и осторожно, завораживающе медленно наклоняют меня для поцелуя. Он спрашивает разрешение? Под заклятием?

Его разбитые губы имеют вкус крови. Восхитительной, пьянящей крови! Ближе! Я двумя ладонями обнимаю его лицо, зарываясь пальцами в венок. Зараза! И сорвав, я отшвыриваю его, не глядя, как можно дальше.

А поцелуй? Он сводит с ума и шероховатость его разбитых губ даже приятна, я пьянею от танца наших языков, это чувство такое необычное, словно я целуюсь первый раз.

А его запах, теперь, когда венка нет, я чувствую его запах, он... он не похож на запах человека, что-то родное, до боли знакомое, но словно из очень большого далека...

Оборотень! Дошло до меня словно вспышкой озарение.

За всю свою жизнь в доме отцов я ни разу не сталкивался с оборотнем. И вот...

Но мысли путаются, я подумаю об этом потом, когда меня перестанет ласкать между лопаток его рука. Я не замечал, какая чувствительная у меня там кожа...

– Ммррр...

Где-то в глубине тела рождается урчание, никогда со мной такого не было, никогда я не расслаблялся настолько, чтобы дать понять своим партнерам, с кем они имеют дело...

А тут вдруг это оказалось неважным! Он такой же, как я! И я теснее прижимаюсь к его телу. И сквозь поцелуй слышу стон, но не стон страсти. С этим заклятием я совсем забыл, что его тело истерзано.

Но это ничего, это ерунда, это я сейчас поправлю. Свет единения, дарованный мне ритуалом Хаоса, со временем стал еще ярче, он словно накапливал силы. И теперь я с удовольствием вижу, как на глазах пропадают синяки, закрываются раны, исчезают ожоги. Пропал даже старый шрам на скуле. Я улыбнулся, предвкушая его удивление.

– Подожди, дай я освобожу тебя, – шепчу я ему, выскальзывая из объятий, ведь ноги его еще скованны.

Освобождаю и, подняв глаза, замечаю, что по залу все еще бродят отсверки моей энергии, высветляя самые черные уголки этого храма. Высветляя и убирая весь ужас, содеянный тут. Нет больше потеков крови на пирамиде, ее камень девственно чист, нет больше жуткой вони и атмосферы ужаса, нет...

Но сильные руки подхватывают меня, не давая дальше оглядываться, а глаза сами закрываются, не выдерживая порыва его страсти. Теперь это не нежный, изучающий поцелуй, теперь он берет, он требует...

Он взрыкивает словно зверь, нежно, но непреклонно борясь с моими попытками остаться сверху. Не произнося ни слова, он словно уговаривает меня всем своим телом, медленно, настойчиво...

Ласковые руки на ощупь познают все изгибы моего тела, так нежно, но так неотвратимо, словно обвязывая невидимыми путами. Вот еще виток, еще и уже нет сил сопротивляться. И не только сил, нет даже желания...

Только одно бьется в уплывающем сознании: «Еще!»

Мало. Мне мало его поцелуев, мне мало его рук, ласкающих меня, мне мало...

Хочу его! Хочу всего, в себе... Запоздалым всплеском приходит воспоминание – заклинание... это не мы – это оно... Но мне уже все равно... дурман не отпустит меня, да я и сам не хочу чтобы меня отпускали...

Не хочу, хочу только с упоением чувствовать под своими ладонями силу этого тела. Да, силу! Впервые повстречав того, кому хочется уступить и не просто уступить, отдаться, отдать всего себя, отдать в чужие руки, наивно, доверчиво, глупо... но я подумаю об этом завтра... и переживать буду завтра... знаю, что буду... но завтра.

А сейчас, лежа спиной на черном камне, я только покорно раздвигаю ноги и стоном зову его, стоном, потому что слов больше нет, тело не хочет думать, оно хочет только чувствовать.

И все же краем сознания я готовлюсь к боли, смазки-то нет, и сам о себе не позаботишься, а я привык все сам...

Поэтому с изумлением смотрю на парня, когда он клыками вспарывает себе ладонь. Зачем? Я же только вылечил его! Но... он рукой в собственной крови растягивает меня. Чтобы не больно было мне, он причинил боль себе! Но он же не знает меня! Зачем? Ведь это только заклинание... Он даже не видел меня! Я для него случайный партнер, которого завтра не будет... Почему?

Почему даже под заклинанием, сводящим с ума от страсти, он забывает о себе? Кто он? Но... зааавтра... все завтраааа...

О боже! Может быть, всю свою жизнь я как-то неправильно занимался сексом, может быть, мне просто не попадался нормальный партнер, а может, мне просто на роду написано быть снизу?

Но это непередаваемое чувство, когда полностью отдаешься чужим рукам, когда позволяешь делать с собой все, что угодно, когда способен только стоном показать свое восхищение, это чувство... Оно восторгом воспламеняет кровь, и волна за волной в такт его движениям проходит сверху вниз и возвращается снизу вверх, не останавливаясь и только нарастая, уже захлестывая с головой, и нет сил молчать, и уже не стоны, раздаются уже рыки проснувшегося зверя и до безумия хочется выпустить когти и притянуть это тело еще ближе, еще сильнее, еще яростней.

– Да!

И с самой вершины волны я падаю вниз, разбивая свою страсть на тысячи осколков удовольствия. И задыхаясь, все прижимаю к себе бьющееся в агонии экстаза сильное, будто звериное тело.

Моё! Я впервые в жизни хочу сделать кого-то своим.

Впервые в жизни после секса мне не хочется никуда уходить, не хочется оставлять, хочется только прикасаться, гладя это еще подрагивающее тело. Хочется целовать эти губы, словно благодаря за нежность, за заботу, да я не знаю, за что, просто за то, что он есть, что он такой. И еще хочется снять повязку с его глаз и посмотреть в них, но я боюсь. Чего? Я не знаю... может быть, разочарования. Я никогда не был так не уверен в себе как сейчас.

Почему? Я не доверяю ему? А ведь он полностью доверился мне, он даже сейчас не снимает повязку сам. И я, чувствуя себя виноватым, обнимаю его за плечи, притягивая к себе, и целую. Целую его шею, плечо, ключицы. И умираю, чувствуя себя беспомощным котенком... А его руки гладят мои волосы, губы целуют меня в висок, в глаза... и отстраняются. Почему? Я же снова чувствую его возбуждение? Заклятие не даст нам остановиться до утра...

А он? Я чувствую под руками дрожь этого сильного тела, сдерживаемую дрожь. За приоткрытыми губами нешуточные клыки, вот почему он перестал целовать меня! Бережет! Меня?!

И я руками притягиваю его голову и целую, он упирается, но я настойчивый, я сам кусаю, вкус его крови восхитителен, он словно вино кружит голову. Еще! Когти на руках почти впиваются в чужие плечи, но я не хочу, не хочу делать ему больно, так же как он не захотел делать больно мне. И я зализываю прокушенную губу, я извиняюсь за эту боль и убираю ее, залечивая.

Я глажу его по волосам, а он трется виском о мое запястье, словно робко выпрашивая долгожданную ласку.

Хороший мой! И я отдаю ему все, все, что так и не досталось никому раньше. Всю нежность, которая, оказывается, была во мне, но я и не думал ею пользоваться, всю радость от того, что я наконец-то нашел кого-то, так близкого мне по духу. Мне никогда еще не хотелось заботиться о ком-то, кто не принадлежал к нашему Дому, да и забота наверное, не то слово...

Я не знаю, что за чувство двигало меня снова и снова обнимать его, нежить, целовать...

Он так ярко воспринимал мои ласки, с таким наслаждением, с такой радостью, что я и сам не смог бы остановиться, не смог бы увидеть, как погаснет эта радость, и простить себе это...