Текст книги "Двадцать восемь дней (СИ)"
Автор книги: MarihuanA.S
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)
– На самом деле, я рад, что ты ударилась головой тогда, – Гарри ухмыльнулся.
Мне много раз приходилось обдумывать: а что бы было, если бы я не упала на концерте? В конце концов, мне бы стало скучно. Я бы дождалась окончания, и мы бы разошлись в разные стороны. Гарри бы ушел в свой волшебный мир суперзвезды, а я – в свой, такой же, как у всех обычных людей.
Наконец, после раздумий и выведения пальцем контура его татуировки сквозь ткань брюк, мой голос произнес:
– Я тоже.
========== Глава 58. ==========
One direction – Summer love
POV.Marie
На часах было 05:00 утра, когда я открыла глаза. Все плыло, и у меня сложилось ощущение, что я плакала во сне. Гарри спал, совершенно не шевелясь, и я тихонько слезла с дивана, чтобы не тревожить его. Его брови были сомкнуты, а губы казались мне побледневшими, и я поспешила в спальню, чтобы притащить оттуда одеяло и накрыть его. Я сама замерзла, пока неподвижно лежала. В 09:00 у меня был вылет, и в аэропорту нужно было быть уже в 07:30, поэтому я поднялась на второй этаж и вошла в комнату, где валялся мой несобранный чемодан. Он не хотел быть собранным, я знала это. И я не хотела, чтобы он был собранным. Никто этого не хотел, но слушать наши желания тоже никто не хотел. За окном еще было темно, но через несколько минут должно было просветлеть. Я села на колени перед чемоданом. Я не могла поверить, что собираю вещи; что все это закончилось.
И время, которое мы провели вместе, было самым лучшим. И даже худшее, что было за всё это время, оно лучше, чем всё, что я вообще когда-либо переживала. Это просто самое лучшее, что могло случиться со мной. И сейчас, сидя на полу, я своими руками уничтожала нас и складывала уже никогда несоединимые части вместе, чтобы забрать нас туда, откуда я не вернусь, но всегда буду помнить.
Я вспомнила, как мы с Гарри лежали на траве ночью. Тогда он приехал ко мне и ждал под балконом, хотя не предупреждал меня. И когда я спустилась, он повез нас в парк где-то на окраине Лондона. Мы просто лежали и смотрели на звезды. И мне казалось, что у нас впереди бесконечное количество часов. Я даже не думала о том, что могу потерять все. И мне бы так хотелось каждую ночь перед сном считать бесчисленные звезды с ним, и чтобы у нас было такое же бесчисленное количество дней, как эти звезды. Я сказала ему тогда, что ненавижу число двадцать восемь. Но я не сказала почему. Я ненавидела это число за то, что оно ограничило наше время. И я всегда буду ненавидеть это число.
POV.Harry
Какой-то яркий блик светил мне прямо в лицо. Я сделал попытку побороть свет и открыть глаза, но у меня не получилось, и я заставил себя сесть. Когда я наконец проснулся, то понял, что солнечные лучи отражались от моего телефона. В ту минуту до меня дошло осознание того, что Мэри не было в комнате, а на мне лежало теплое одеяло из нашей спальни. Я тут же встал с дивана и отправился на ее поиски, хватая на ходу телефон. Часы на стене напротив показывали 05:40, и я с облегчением вздохнул, что еще не время было ехать. Где-то в глубине своей эгоистичной души я надеялся, что смогу растянуть это время. Может, мне все-таки удалось бы уговорить остаться ее хотя бы на несколько дней? Я бы взял все траты на себя. Я бы сделал что угодно. Это было эгоистично, потому что я знал, что там ее ждет семья, и наверняка она скучает по своим друзьям и родным. Но в какой-то мере Мэри была привязана ко мне. Мы были привязаны, и отрицать было бы глупо. Я поднялся вверх, перепрыгивая через две ступени, и толкнул дверь в спальню. Мэри ходила по комнате, собирая по ней свои вещи. Какие-то мелкие предметы, наушники, зарядное устройство. Она даже не замечала моего присутствия. На ней уже были джинсы и серая мешковатая толстовка, которая явно была ей велика. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять. Это была моя толстовка. Она ненароком потирала глаза, и я не мог не заметить, что она плакала несколько минут назад. Это чертовски несправедливо, потому что мне всегда казалось, что нам всё успеется. И все мои идеи, мечты и мысли рассыпались, превратились в прах. Ее смех, улыбка, то, как она смотрит вниз, когда хихикает над ерундой, которую я говорю. Ее цвет глаз, аромат ее кожи. Всё это расплылось, превращаясь в несуразную абстракцию. Ничего больше не будет.
– Малышка, – все, что я был способен сказать тогда.
Ее напуганные глаза уставились на меня, совершенно не ожидая услышать мой голос.
– Гарри, – все, что она произнесла.
Мэри подбежала ко мне, буквально врезаясь в меня и утыкаясь мне в грудь.
– Гарри, – ее голос дрожал, и у меня закололо сердце.
– Я здесь.
Но через пару часов я уже был бы не «здесь» для тебя. И ты была бы не здесь во всех смыслах этого слова.
Мэри отошла от меня первой. Избегая встречи наших взглядов, она отвернулась и пошла снова к чемодану. Он был уже полон. Ей оставалось только застегнуть молнию на нем, надеть куртку и сесть в самолет. Всего три вещи, которые нужно сделать, чтобы разлучить нас. Мне показалось, что справа от меня что-то блеснуло, и я увидел на простыни цепочку, которую дарил ей. Видимо Мэри проследила за моим взглядом, потому что я услышал ее голос, но так и не разобрал слов.
– Прости, – я покачал головой, переводя на нее глаза. – Что ты сказала?
– Я… – она потерла предплечье, всё еще избегая моего взгляда. – Я снимала ее, когда шла в душ вчера, а сегодня еще не успела надеть.
Она оправдывается?
– Эй, – я сделал пару шагов в ее сторону, моментально оказываясь очень близко, и приподнял ее подбородок. Я хотел, чтобы она посмотрела на меня. – Ты не должна передо мной объясняться.
Мэри избегала моего взгляда с того момента, как в последний раз выкрикивала мое имя.
– Я просто… – она покачала головой, откашливаясь. – Ты не поможешь мне надеть ее?
– Конечно, – мой ответ был мгновенным.
Я наклонился вправо, не сводя глаз с Мэри и слепо подбирая подвеску рукой. Она на секунду посмотрела мне прямо в глаза, а затем перевела взгляд на мою руку как раз в тот момент, когда я нащупал тонкую цепь. Я выпрямился и подошел к ней ближе.
– Повернись, – я прошептал ей на ухо.
Она глубоко и судорожно вдохнула воздух. И я был готов поспорить, что ее кожа покрылась мурашками. Мэри повернулась ко мне спиной, и я поднял руки над ее головой, держа в каждой по застежке, как внезапно зазвонил телефон, и она буквально отбежала от меня, как от какой-то заразы. Все подушки, листы и куртки полетели вверх, потому что она бегала, ища телефон. Меня раздражал этот звук и абонент, кто бы он ни был, потому что, черт возьми, какого хрена он звонил в пять утра? В этот момент Мэри подняла трубку, потому что звук прекратился, и я услышал ее прекрасный голос.
– Да?
Ее дыхание было тяжелым, и это доставляло мне удовольствие, потому что я знал, что причиной этому был я.
– Алекс, я так рада, что ты позвонил.
Мэри присела на край кровати, успокаивая свое сердцебиение, и мельком бросила на меня взгляд. Она засунула ладонь между коленей. В другой ситуации я бы точно подметил, что это чертовски горячий жест, но в тот момент я молча смотрел на то, как она говорила по телефону. Это были очевидные, обыденные предложения, и я решил оставить ее одну. Я вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь, и направился на крышу. Раньше это было место, в котором мне всегда приходили отличные идеи и решения проблем. Сейчас это была просто крыша. Теперь мне помогало решать проблемы не место, а Мэри. Я мог поговорить с ней несколько минут, пошутить над ней или просто полежать рядом, и мне становилось легче. Гораздо легче, чем от этой чертовой крыши. Но тогда у меня не было выбора, и я вышел на свежий воздух. Мне пришлось засунуть подвеску в карман джинс, потому что я не знал, куда ее деть. Холодный лондонский воздух ударял меня в лицо и приводил мысли в порядок. Я вспомнил, сколько всего ответов на ее вопросы я откладывал.
Может, сейчас и стоит ей все рассказать?
Мне вспомнилась наша прогулка по городу. Это была внеплановая, устроенная мной прогулка, которую Мэри не ожидала. Под вечер я повел ее на Трафальгарскую площадь. Она кормила голубей и выглядела такой счастливой, как маленький ребенок, которому предложили его любимую конфету или игрушку его любимого персонажа из мультфильма. Она смеялась, прыгала, умилялась этим птицам. Мэри восхищалась Лондоном, называла его красивейшим городом и затем переспросила, что я сказал ей. Но я ничего не ответил. Хотя должен был. Тогда я сказал, что этот город не сравнится с тем, насколько она красива на самом деле. Жаль, что мне пришлось это промямлить, и она не услышала меня.
Однажды вечером, когда мы лежали, и она рассказывала мне миф о каком-то созвездии, я даже не слушал ее. Я вслушивался только в ее ласковый голос, в то, с каким энтузиазмом она говорит это. Но я не слышал ни слова. В ту ночь мы просто лежали и смотрели на небо, и Мэри спросила, почему двадцать восемь мое любимое число. Я не ответил ей. Но это число показывает, сколько дней я был счастлив. По-настоящему счастлив. Даже если у нас было много падений за этот срок. Я все равно никогда не был так счастлив в своей жизни, как в эти дни. Это было чувство, которое я не ощущал прежде.
Я прикусил нижнюю губу и, стараясь отпустить вертевшийся негатив вокруг меня, направился в дом. Мне всегда нравился его интерьер, но как бы я посмотрел на него завтра, зная, что ее больше нет здесь? Иногда я думал, что лучше бы она не появлялась в моей жизни, потому что тогда бы я вообще не знал, что бывают такие чувства. Я бы вообще не знал, что способен такое испытывать. Перед тем как войти, я постучал в дверь собственной комнаты и вошел только после того, как Мэри пригласила меня.
– Поговорили?
Она шмыгнула носом, вдыхая воздух.
– Да. Попрощались, – она исправила меня.
Я посмотрел на часы на своем запястье. 05:58
– Ты эм… Ты не думала над моим предложением о том, чтобы перенести рейс или полететь на моем самолете? Просто… – я провел рукой по волосам, облизывая губы и стараясь сформулировать свое предложение. – Просто я подумал, чт…
– Гарри, – то, как она перебила меня, интонация ее голоса сразу же дала мне понять, что мне не стоит и пытаться. – Я…
Мэри что-то начала говорить, но я уже не слышал. Меня словно оглушили, и я просто следил, как двигаются ее губы и как она жестикулирует.
– …не можем так, – закончила она, и я сел с ней рядом.
Мэри провела рукой по моему лбу, откидывая свисающие на глаза кудри.
– И через несколько месяцев ты забудешь цвет моих глаз, а я забуду цвет твоих.
Ее голос и нижняя губа начинали снова дрожать. Мэри временами смотрела вверх, чтобы слезы не стекали вниз по щекам.
– Я забуду тембр твоего голоса и твой акцент, а ты забудешь мой.
– Черт подери, что ты несешь?!
Я схватил ее за запястья, притягивая к себе, но она и не собиралась слушать меня, продолжая:
– Просто потому, что людям свойственно забывать.
Ее голос сорвался на хрип, и она стала всхлипывать у меня на груди. Это было похоже на немую истерику, потому что она не рыдала и не кричала. У меня в груди образовалась гигантская дыра, дыхание сбилось.
Как она может говорить такие вещи?
Я молчал, понимая, что эти слова по-настоящему задели меня. Я бы не забыл никогда. Ее глаза. Я множество миллионных тысяч чертовых раз разглядывал их при каждом удобном случае. Я черт возьми видел эти глаза всегда, когда закрывал свои. Каждую долбанную ночь мне снились эти глаза, несмотря на то, что она лежала со мной рядом. Какого черта она могла произнести эти слова? Я бы никогда не забыл этот карий цвет, переливающийся местами с золотым. Это был цвет то ли кофе, то ли молочного шоколада. Я бы никогда не забыл запах Мэри. Даже если бы я начал его забывать, я бы выкупил оптом миллиарды ароматических свечей с запахом ванили, я бы купил долбанную ваниль, духи с этим запахом и освежители для воздуха. Я бы сделал что угодно, но не забыл. Забыть – это отпустить и наплевать. Я никогда бы не сделал этого. Возможно, меня бы назвали безумцем, ведь в какой-то мере это так. Но я буду безумцем, который помнит. А это лучше любого комплимента.
Мэри потянула меня за левую руку, изучая ее. Но когда я понял зачем, уже было поздно, потому что она произнесла:
– Думаю, пора выезжать.
Она сделала это, чтобы посмотреть время на моих часах. Пальцами она потерла глаза и попыталась изобразить улыбку куда-то в пустоту. Мне потребовалось несколько минут, чтобы успокоить свои нервы. Но этого не хватило.
Наверное, у меня уже никогда не получится.
В эти минуты я просто следил за ней. Я следил за тем, как она вытащила билет из сумки, как накинула куртку. Обувь была на ней уже давно, как мне показалось. Она все еще была в моей толстовке, и я не знал, специально ли она едет в ней или нет. Но я промолчал, потому что мне правда хотелось, чтобы, если она и уехала, то в ней. Мэри только хотела взять чемодан за ручку, как я опередил ее и даже не заметил, что уже донес его до входной двери. Я не заметил, как бросил чемодан в багажник и как завел машину. Мне помнился только момент, как я открыл для нее дверь, и Мэри молча села на пассажирское сиденье.
Мы уже ехали по трассе к Хитроу, когда она решила заговорить.
– Прости меня.
Я искоса бросил на нее взгляд, стараясь следить за дорогой.
– Мэри, эт…
– Нет, – она перебила. – Это было ужасно, и я знаю, что сделала тебе больно. Поэтому прости, пожалуйста.
Ее глаза уткнулись в мой профиль, я буквально чувствовал ее взгляд на себе. Но в тот момент я невольно пытался пропустить вперед себя несколько машин, чтоб ехать медленней, и не мог посмотреть на нее в ответ.
– Сейчас уже шесть тридцать, – Мэри смотрела в экран телефона. – Ты мог бы пожалуйста поднажать?
Мне показалось, что мне в висок запустили пулю. Я нажал на тормоз прям посреди трассы так неожиданно, что если бы мы не были пристегнуты, то вылетели бы через лобовое стекло. Автомобили позади нас внезапно загудели, и я мог слышать, как они осыпают меня матами, объезжая нашу машину.
– Что, прости?!
Мне необходимо было прокричаться. Мэри уставилась на меня, как на психа. Хотя вполне вероятно, что я был психически неуравновешен.
– «Мог бы ты поднажать пожалуйста»?! – я процитировал ее нелепую просьбу.
Ей так хотелось поскорей уехать?
– Как… – я взялся за волосы, мне хотелось выдернуть их клочьями. – Как ты можешь говорить эту хрень мне сейчас?!
Во мне бушевала ярость. Хотелось что-нибудь убить. Я просто не мог поверить в то, что услышал. Это было похоже на какой-то глупый страшный сон.
– Сегодня последний день, когда мы вместе. Последний день, – я произнес раздельно два последних слова. – И я, черт вас всех дери, без понятия, когда мы увидимся снова! А ты сейчас гов…
– Хватит! – Мэри подняла голос, перебивая меня опять. – Я не могу не приехать сегодня домой. Это черт возьми невозможно, понимаешь?! Я бы осталась, Гарри, осталась, ты слышишь меня? – она продолжала кричать, и я видел, что она на грани срыва. – Но я не могу, потому что в жизни не всё происходит так, как мы того хотим! И если мы уже решили, что я сегодня уезжаю, то зачем тянуть время? Зачем пытаться исправить неисправное?!
Если у меня было сердце, то оно точно разорвалось на части в тот момент. И как бы чертовски глупо для мужчины это не звучало, это было самой что ни на есть правдивой долбанной правдой.
– Потому что нет ничего неисправного.
– Нет, есть, – голос Мэри стал тише, но точно не спокойней. – Это мы, Гарри.
Слеза скатилась по ее щеке, и она поспешила стереть ее.
– Мы неисправны. Всё это неисправно.
– Это не так, – я пытался противостоять ей. – Мы…
– Жми на газ, – она произнесла это дрожащим голосом и отвернулась к окну.
– Мэри…
– Жми на газ! – ее голос перешел на полу-крик полу-писк, и я оставил попытку что-либо произнести.
Я сделал то, о чем она просила. Я завел машину и поехал так быстро, как привык. Мимо пролетали здания, другие машины, люди. С каждой минутой всего выше перечисленного становилось всё меньше. Они попадались всё реже и реже.
– За что ты так поступаешь со мной?
Слова слетели с моих губ быстрей, чем я успел подумать. И я сразу услышал, как Мэри начала всхлипывать.
– Нет, так не должно было быть, – ее голос сорвался. – Нет.
Она закрыла лицо руками.
– Прости, – Мэри перешла на шепот и хрип, пытаясь сдерживать слезы.
Она пыталась не плакать, а дыра в моей груди увеличивалась. Я начинал ненавидеть себя за свой вопрос.
– Гарри, я не хочу уезжать, – она закрыла рот ладонью так, что я едва разбирал слова. – И я не хочу тебя оставлять. Но никогда не происходит то, чего мы хотим.
Ее плач отдавался во всем моем теле ознобом. Я ненавидел всё в тот момент. Ненавидел, что мы находились в машине, и я не мог обнять ее. Ненавидел билет, который она держала в руке. Ненавидел, что она не живет здесь или что я не живу там, где она. Ненавидел себя за то, что я тот, кто я есть; за то, что я не тот, кто будет с ней до конца. Ненавидел, что всё складывалось именно так. Я ненавидел всё. Но еще я был тем, в ком она искала помощь и защиту в ту минуту, и мне нельзя было показать слабость. Иначе зачем я вообще находился с ней рядом? Но я не знал, что нужно говорить, когда нет слов.
– Это не так, – я попытался собрать обрывки своих мыслей. – Мы еще встретимся.
Казалось, последнее предложение я адресовал самому себе.
– Ты приедешь ко мне? – наивнейшим образом построенный вопрос, и голос Мэри дрожащий, но полный той надежды, о которой всегда повествуют в книгах или стараются раскрыть в фильмах.
Я никогда не думал, что смогу почувствовать эту надежду в своей жизни. В моих глазах мир тоже начал плыть. Приложив пальцы к переносице, я слегка зажмурился, а затем глубоко вздохнул. Мэри не сводила с меня взгляд, а я не должен был сводить взгляд с дороги.
– Да.
– Да? – она снова расплакалась, закрывая лицо ладонями и кладя голову на панель перед собой.
Ее тело содрогалось в мертвой тишине.
– Это всё, что ты скажешь мне?
Я сделал еще один насильный вдох. В какой-то степени мне хотелось врезаться во что-нибудь или перевернуть машину, чтобы все эти мучения полетели к чертям вместе с моей жалкой жизнью, но я бы ни за что не причинил боль Мэри. По крайней мере физическую. Это было меньшее, что я мог сделать ради нее.
– Я бы сделал что угодно, потому что…
Моя речь внезапно оборвалась, и Мэри всхлипнула.
– Потому что… – она сделала попытку вывести меня на диалог снова, глотая слезы.
Я знал, она была в отчаянии и на грани истерики. Честно говоря, в ту самую секунду я чувствовал то же самое. Мы уже заехали на парковку Хитроу, но я продолжал молчать. Она вылезла из автомобиля быстрей меня, но не смогла открыть багажник без меня. Поэтому я достал ее чемодан и дальше уже просто следовал за ней. Как только мы вошли в аэропорт, на меня набросилась куча людей, и мне стало страшно, что я вот-вот ее потеряю. Но Мэри не ушла бы никуда без своего чемодана в моей руке. А без меня бы ушла? Я просто шел, стараясь поспеть за ней и не обращая абсолютно никакого внимания на фанатов. В другой ситуации я обязательно сказал бы им что-нибудь, но тогда мне хотелось превратиться в обычного парня, которого никто кроме Мэри не знает во всем аэропорту. У меня не было сил говорить или вести ее, поэтому вела она. Дыра в груди не хотела зарастать, и я уже сомневался, произойдет ли это теперь вообще когда-то. Простояв в длинной очереди, мы сдали багаж, и Мэри забрала свой посадочный талон. Она немедля направилась к паспортному контролю, а дальше меня бы точно не пустили, кто бы я ни был. Мне нужно было что-то сказать или сделать. Хотя я не знал что именно.
– Мэри, – я потянулся к ее руке, но она притянула ее ко рту, прерывая очередное всхлипывание и заставляя меня ненавидеть себя еще больше.
Несколько вспышек ослепило нас, однако она все равно держала курс подальше от меня, несмотря на то, как в глазах все на секунду потемнело.
– Ты хочешь знать, почему? – я крикнул это ей, несмотря на толпу вокруг нас.
Мэри была уже в нескольких метрах от меня, но я не мог не упустить то, что она замедлила шаг.
– Потому что… – начал я, обрывая свою речь.
Искренне сказать человеку то, что мы тысячи раз пели в своих песнях, которые вовсе и не мы писали, оказалось гораздо трудней. Мой пульс участился.
– Потому что, черт возьми, я люблю тебя, Мэри!
Я крикнул это так громко, чтобы она могла услышать, и сам не заметил, как сильно дрогнул мой голос. Мэри остановилась. Я увидел, как сумка вываливается из ее рук, и поспешил поддержать ее. Она обернулась ко мне со слезами на глазах. И мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что мои глаза такие же красные.
– Что? – ее шепот отправил разряд по моему телу.
– Я…
– Нет, – она перебила. – Извини, я ведь всё слышала. Ты не обязан повторять это.
– Я люблю т…
Мне потребовалась пара секунд на осознание того, что Мэри заткнула меня своими губами. И, обвив руки вокруг ее талии, я поднял ее в воздух. Ее губы были холодные и сухие. Она не стала сопротивляться, когда я запустил язык в ее рот, и опустила ладони на мои щеки. Я неохотно опустил ее на землю, продолжая крепко прижимать к себе за талию даже тогда, когда наш поцелуй оборвался. Мэри положила голову мне на грудь, и мы простояли так довольно долго, но недостаточно. Всего было недостаточно. Мне нужно было заполнять каждый из этих двадцати восьми дней чем-то особенным и запоминающимся для нас. И сейчас, понимая, что поезд ушел, я ощутил отчаянный скрежет в груди.
– Я плачу как девчонка, – я попытался пошутить.
Мэри едва выдавила из себя смешок сквозь слезы. Ее руки обвили мою талию еще крепче. Я чувствовал, как моя рубашка мокла под ее щекой, и мне бы хотелось, чтобы у нас было чуточку больше времени так стоять. Мы даже не замечали, как летит время. И никто из людей больше не тревожил нас после моего признания.
– Внимание: начинается посадка на рейс UKG-2892, – по всему аэропорту раздался женский голос.
Мэри снова начала всхлипывать, сжимая мою рубашку в кулак. Я сразу понял, что это ее рейс. А она даже не прошла паспортный контроль. На часах 08:30. Я отстранился от нее, замечая растерянность в ее дрожащих красных глазах. Мэри попыталась улыбнуться, и я сделал такую же попытку в ответ. Она развернулась по направлению к кабине. Там не было очереди, потому что все пассажиры уже прошли на посадку. Она достала из сумки паспорт, над которым я еще день назад смеялся. Казалось, что прошла целая вечность со вчерашнего вечера. Я увидел, как Мэри попросили посмотреть в камеру. Когда ей протянули паспорт, я ощутил ноющую боль во всем теле. Она замерла на несколько секунд, не сводя глаз с удостоверения, лежащего перед ней. Затем дрожащей рукой засунула его в сумку. Автоматические двери раскрылись перед ней, пропуская туда, куда мне вход был запрещен. Мэри бросила на меня последний взгляд и подарила одну из своих прекраснейших улыбок, прежде чем исчезла, как будто ее никогда и не было.
========== Глава 59. ==========
Комментарий к Глава 59.
Поставьте песню, которую я отметила в начале главы. Мелодия, мотив и слова идеально подходят.
Lifehouse – From Where You Are
POV.Harry
Аэропорт – место для слез, смеха и смеха сквозь слезы, как бы иронично не звучало. Люди приезжают обратно, спустя долгое время, и их встречают люди, которые ждали их. Или они прилетают впервые, удивляясь и восхищаясь всем, что попадается на глаза. А еще это место, откуда люди уезжают, забирая с собой всё, что ты дал им. Просто в один день пакуют вещи, покупают билет, собирают осколки твоих чувств, садятся в самолет и улетают.
Я стоял среди толпы людей, которые ходили вокруг и озирались на меня. Они смотрели, думая, когда можно снова попытаться наброситься на меня, попросить автограф или фотографию. Но я даже не замечал их присутствия. Эти люди принимали меня за экспонат в музее, который можно ослеплять вспышками фотоаппаратов. Их совершенно не волновало мое настроение или желание. Они просто хотели фото и чтобы я что-нибудь начиркал на их листочках или вещах. Мои глаза были всё еще на той двери, которая открывалась и закрывалась автоматически, как только люди проходили паспортный контроль. Мэри пропала в этих дверях. Я стоял полчаса. Час. Два. Словно зомбированный, я не сводил глаз, хотя там прошло уже множество людей. Там мог пройти кто угодно из этого аэропорта, кроме меня. Наверное, осознание, что ее теперь нет рядом, не до конца до меня дошло, поэтому я наконец развернулся и спокойно направился к выходу. Кто-то выкрикивал мое имя, и я всякий раз оглядывался в надежде, что она выбежит из этих дверей и останется в этом городе со мной. Но только когда мои глаза встречались с людьми, звавшими меня, я понимал, что не было ни единого голоса, похожего на ее. Самолет уже давно должен был взлететь. А толпа за мной все увеличивалась. Они шли, тесно прижимаясь ко мне со всех сторон и делая фотографии фронтальной камерой. Не думаю, что там получилось хоть одно удачное фото, потому что я не собирался смотреть в объектив, улыбаться или что там они еще просили меня сделать. Несколько человек обозвали меня нехорошими словами, и возможно я бы расстроился в другой ситуации, но тогда я понял одно: люди не хотят знать тебя настоящего, они хотят тебя улыбчивого, веселого и всегда готового услужить, однако им самим абсолютно наплевать, в каком ты состоянии и что у тебя на душе. В тот момент я пожалел, действительно пожалел, что не взял с собой охранника. Тогда бы у меня была отговорка, почему их не подпустили ко мне. Но в этот раз я сам расталкивал людей, очищая себе путь на улицу. В итоге, к парковке за мной шагало уже не так много народу. Около пяти или шести человек. Сев в салон и закрыв дверь машины, я почувствовал огромное облегчение, положил локти на руль и опустил голову. Мне тоже следовало бы поехать домой, собрать свои вещи и готовиться к полету в Австралию. У нас был небольшой перерыв, но это не значило, что тур закончился. Поэтому я просидел размышляя пару минут, а затем вытащил телефон. В этот же момент что-то мелкое с едва слышным звоном вывалилось из кармана. Я попытался сосредоточить взгляд на темном полу автомобиля.
– Блять, – слетело с моих губ, как только я понял, что это было.
Поблескивающая цепочка появилась в моем поле зрения, и я поднял ее.
– Блять! – я крикнул это так громко, как мог, ударяя по рулю.
Не знаю, когда я прекратил истерику, но к тому времени я точно выдохся. Мое дыхание сбилось. Где-то в глубине у меня всё ныло. Намотав цепочку с подвеской на пальцы, я потер ими переносицу. Это так странно, что я не знал, как мне воспринимать мир теперь. Все, что двигалось и не двигалось, раздражало меня. Я посмотрел на подвеску в моих руках, и зверский крик вырвался из моего горла.
За что мне это всё?
Я принялся снова ударять по рулю в каких-то конвульсиях, тем самым привлекая внимание к своей бедной машине, которая гудела всякий раз, как моя рука касалась руля. Пальцы запутались в волосах, сжимая голову между ладоней, и я снова громко прокричал в пустоту. Я кричал, но меня никто не слышал. Мне хотелось, чтобы она была здесь, рядом. Она бы услышала меня. Внезапно какой-то звук заставил меня замереть. Телефон, который я каким-то образом выбросил на пол, зазвонил. Бросившись к нему, я заметил имя своей сестры на экране и откинул его снова на пол, чтобы не попасть в пассажирское сиденье. Только чуть позже я осознал, что на пассажирском сиденье уже никого нет, и там не будет никто сидеть. Это заставило меня снова кричать, но безмолвно. Я просто открывал рот, крепко зажмуривая глаза и сжимая голову ладонями, а никакого звука не издавалось. В каком-то смысле мне не стоило настолько утрировать, но в душе у меня было какое-то плохое предчувствие. Несколько минут просидев в тишине, я успокоился и завел машину. Картинки в окнах стали меняться, и я слегка опустил стекла, впуская холодный воздух в салон. Спидометр показывал сто, потом сто пятьдесят, двести. Сила, с которой дул ветер, всё возростала. Я чувствовал, как уровень адреналина в крови поднимался и как увеличивалось мое чувство удовлетворения. Почти то же самое, как когда ты под кайфом. Твоя голова чиста, и ты не думаешь ни о чем, кроме этого момента. Чувство, будто ты сейчас взлетишь. Это чувство отрешенности от мира, потому что ты не хочешь в нем находиться. Я не заметил, как въехал в свой двор и как вышел из машины. Все действия были доведены до чистого автоматизма. Дверь в дом оказалась незапертой.
Неужели я так торопился избавиться и посадить ее в самолет, что забыл закрыть дверь?
В холле было светло, но цвета мебели, стен и пола казались мне холодными. Я прошел в спальню, которая была пустой. Не знаю, чем я был так удивлен тогда. Матрац слегка провалился под тяжестью моего тела, и меня охватила дрожь от того, насколько холодной и сырой была постель. Я потянулся к пульту на прикроватной тумбе и, включив телевизор, подложил подушку под спину. По каналу шел фильм, в котором мужчина с женщиной вцепились в одни перчатки на подарок своим партнерам в канун Рождества. Я смотрел на них со стороны и невольно думал, что под конец они однозначно наплюют на свои половинки и сойдутся друг с другом. Мне казался этот фильм небылицей, хотя наша история с Мэри еще большая небылица. Возможно, она была права, и мы неисправны. Возможно, это просто один обрывок из наших жизней, который должен чему-то научить. Мне не хотелось думать об этом. Слегка спустившись, я положил голову на подушку. Я уставился на экран телевизора, на самом деле смотря сквозь него. Кровать была огромной. Слишком большой, чтобы на ней лежал один человек.
Насколько жалко я выгляжу сейчас?
Мне хотелось быть в другом месте, если ее нет со мной. Это было бы в какой-то мере волшебно, если бы Мэри сидела сейчас в кресле возле окна с собранными в нелепый пучок волосами и скрещенными лодыжками. Она бы смотрела в свой телефон и хихикала над сообщениями в твиттере или делала какое-то очередное задание из того учебного заведения, в котором должна была находиться, вместо времяпрепровождения со мной. Ее облик сформировался в моем воображении, ее смех звучал в моей голове, и я даже не заметил, как закрылись мои глаза и я медленно погрузился в сон.
***
Когда я проснулся, было уже три часа дня. Я проснулся сам, без всяких будильников или солнца, которое так любило будить меня по утрам. Телевизор играл и менял яркие картинки где-то на фоне моих мыслей. Я потер глаза, приподнимаясь в сидячее положение. Внезапно мой пульс участился, когда я понял, что ее цепочки нет в моих руках. Я мгновенно всполохнулся, подбрасывая вверх одеяла и подушки. Мне стало плохо от резкого движения, в глазах начало темнеть. Но я быстро пришел в себя и, прошагав к двери, заметил подвеску на ковре. Облегчение накрыло меня, и я бережно поднял украшение, присаживаясь на пол и опираясь спиной о кровать. Я сделал один глубокий вдох, засовывая подвеску снова в карман, и достал телефон, чтобы предупредить ребят о своей неспособности ехать куда-либо в ближайшее время. Конечно, я бы мог полететь к Мэри. Мог же? Но наверное, стоило дать ей свободы и не быть таким эгоистичным. Ведь то, что она была нужна мне, совсем не значило, что я был нужен ей. Однако когда я нажал на кнопку, экран телефона остался черным. Я выплюнул пару ругательств и направился к розетке, чтобы подключить телефон к зарядному устройству. Мне необходимо было устаканить нервы, поэтому, оставив гаджет на тумбе, я открыл окно в спальне нараспашку, впуская ледяной лондонский воздух, и спустился в кухню. Шум от шарканья моих ног мерещился и отдавался эхом в ушах. Я открыл буфет настежь и достал бутылку рома. Она уже год как валялась в этом шкафу, и я подумал, что пришла пора сделать с ней что-то. Я поднимался по лестнице, одновременно вливая в себя жгучую жидкость и кашляя. Давно я не пил ничего крепкого. Пнув дверь комнаты ногой, я вошел, и она тут же захлопнулась за моей спиной из-за сквозящего по дому ветра. Экран на моем телефоне загорелся, показывая, что аппарат зарядился уже на девять процентов, и я, подойдя ближе, решил включить его. После того, как он предложил мне ввести мой пароль, я зашел в контакты, собираясь предупредить группу о том, что не полечу в Сидней с ними. Неожиданно сверху всплыло маленькое окно от абонента, мысли о котором не покидали меня ни на минуту. Попытка сглотнуть неглотающийся ком в горле провалилась, и я нажал на сообщение, которое было отправлено более часа назад. Сердце выскакивало из моей грудной клетки. Я даже не дышал, пока читал эти строки:
