Текст книги "Ложь грешников #1 (ЛП)"

Автор книги: Malcom Maroon

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Мои колени запротестовали, боль пронзила пальцы ног. Но мне понравилась эта боль. Мне нравилось причинять себе боль и одновременно доставлять ему удовольствие.

Теперь я двигалась быстрее. Голоднее. Я хотела, чтобы помада размазалась по его члену. Хотела, чтобы он взорвался от удовольствия, как и я. Хотела проглотить его всего, а затем поцеловать, чтобы он знал, каков он на вкус.

Но я не контролировала ситуацию.

Поэтому, как только его тело напряглось за несколько секунд до освобождения, Джей пошевелился. Или это сделала я. Не знаю точно, что произошло, но мой рот больше не обхватывал его. Он потянул меня вверх. За волосы. Голова горела от боли. Но это мне тоже понравилось.

– Положи руки на стену, – проворчал Джей, его обычно зеленые глаза теперь потемнели от похоти.

Я повернулась, делая то, что он сказал, расставив ноги, потому что знала, что сейчас произойдет. Его пальцы легли между моих ног.

– Какая ты мокрая из-за меня, да, милая? – он прошептал мне на ухо.

– Да, – выдохнула я, едва держась на ногах.

Я думала, сейчас он еще помучает меня. Будет дразнить, демонстрируя власть. Но он этого не сделал. Он ворвался внутрь. Наполнил меня. Полностью. До конца.

Мои зубы впились в губу, когда он вошел в меня, и начал трахать в коридоре своего особняка. Я, совершенно голая, а он все еще был в костюме.

Мое тело полностью подчинилось ему, пока он жестко трахал меня, одной рукой упираясь в мое бедро, другой сжимая мои волосы, отчего моя спина до боли выгибалась.

– Ты моя, Стелла, – проворчал он.

Я издала звук согласия, но голос словно пропал.

Он дернул меня за волосы сильнее.

– Громче.

Мой оргазм нарастал с каждым толчком, конечности слабели, тело Джея высасывало из меня всю энергию.

– Я твоя, – прохрипела я в ту же секунду, когда развалилась на части.

– Моя, – повторил он.

Это была клятва.

Приговор.

***

– Нет, – прошипел Джей, когда я попыталась провести руками по его спине.

Я тут же замерла, на мгновение почувствовав себя неловко, неуверенно в себе.

Он продолжал двигаться на мне. Мы добрались до спальни. Наконец-то. Он отнес меня на руках, потому что колени больше не слушались меня. Он даже не просил передышки. Просто снял с себя одежду, а затем снова погрузился в меня. Я едва оправилась после первого раза, но мне хотелось большего. Я хотела утонуть в нем. Хотела, чтобы он утонул во мне. Я уже была зависима от него, уже боялась пустоты, которая наступит, когда он перестанет меня трахать.

Я потеряла себя в нем. Забыла о правилах, о реальности того, что у нас с ним за отношения. Вот почему я обвила его руками, вцепившись в его спину.

Именно тогда он замер, произнеся одно-единственное слово таким холодным тоном, что погасил весь огонь внутри меня.

– Держись за спинку кровати, – скомандовал он.

Я повиновалась.

В ту секунду, когда мои ладони коснулись холодного металла, он продолжил. Его рука прижалась к моему бедру, когда он вошел, мое тело подчинилось его воле. Губы Джея нашли мою шею, затем зубами он скользнул по нежной коже, укусили сильнее, как будто он пытался пометить меня, оставить на мне шрам. Его член двигался сильно, быстро, овладевая моими внутренностями. Огонь снова начал тлеть внутри меня, и я быстро забыла о холодном стыде, который охватил меня одним словом.

Все, о чем я думала, был Джей. И я бы умерла, если бы он не продолжал двигаться. Мои глаза зажмурились, когда оргазм пополз вверх от пальцев ног.

– Глаза, Стелла, – проворчал Джей. – Открой их.

И снова я повиновалась.

Взгляд Джея был холодным, расчетливым, почти жестоким, когда он смотрел, как я кончаю. Он наблюдал, как мой мир раскалывается под его хваткой. Я вскрикнула, его собственное тело напряглось, когда он вошел в меня.

Толчки продолжались долго. Края моего сознания то появлялись, то исчезали, тело дрожало, когда Джей выходил из меня.

– Иди в ванную, приведи себя в порядок. А потом возвращайся ко мне.

И снова, не говоря ни слова, я повиновалась. Я голышом направилась в ванную, Джей следил за моими движениями.

Я увидела свое красное лицо, когда посмотрела в зеркало. Волосы в беспорядке, наполовину собранные в пучок. Губы распухли от поцелуев Джея, а на шее остались отметины. В моих голубых глазах появился блеск, я с трудом приходила в норму после того, что сейчас произошло.

Я помылась, очищая себя от Джея, прежде чем вернулась в спальню. Было темно, все окрашено в различные оттенки черного. Но я нашла дорогу обратно к Джею, не зная, что будет дальше. Будет ли еще что-то? Потому что я не до конца уверена, что смогу это пережить. И все же я подчинилась бы всему, чего бы он ни захотел, потому что мое измученное, удовлетворенное и разрушенное тело кричало о большем. Я хотела больше его.

Руки Джея притянули меня к своей груди в ту же секунду, как мое колено приземлилось на кровать. Я охотно свернулась калачиком рядом с ним. Его тело было очень теплым, с твердыми бугорками мышц, я легко прижалась к нему.

Не было никакой неловкости, которую я ожидала. Никакого стыда. Я чувствовала… пустоту. Как будто он опустошил меня. Но я не возражала. Я все это время была слишком сыта. Мыслями. Задачами. Сомнениями. Заботами. Фантазиями. Страхами. Приятно, что теперь все это исчезло, по крайней мере, на какое-то время.

– Расскажи мне о своей матери, – сказал он после нескольких долгих секунд молчания.

Я наклонила голову, чтобы посмотреть на него или на его фигуру. Такого я не ожидала. После того, как он закончил, я думала, что он прогонит меня из своей постели, из своего пространства. Сделает это холодно, без эмоций. Я уж точно не ожидала объятий. С другой стороны, это было не совсем объятие, просто мое обнаженное тело лежало поверх его. Ну и хорошо, ведь я физически не в состоянии куда-то вставать.

Я не ожидала какого-то разговора или личного вопроса. А расспросы о моей матери были личными. Знал он это или нет, еще предстояло выяснить. Может, это какое-то испытание? Если он уже кое-что знал обо мне, значит, он проверяет, солгу ли я. Вдруг, я откажусь отвечать на его вопросы точно так же, как он отказался отвечать на мои.

Но я не хотела быть как он. Мне не нужны никакие проверки. Я все равно не смогу контролировать нас. Я бы никогда этого не сделала. Я бы сама открылась ему раньше, добровольно обнажила бы свои внутренности, прежде чем он начал что-то выяснять. Это единственная сила, которая у меня есть.

– Моя мама параноидальная шизофреничка, – призналась я, быстро произнося это, будто срывая пластырь. – Она родила меня, когда ей было тридцать, как раз перед тем, как у нее начались симптомы. Не знаю, ускорила ли беременность эти события, а может, всё произошло бы в любом случае. Хотя, какая разница. Это не моя вина, что она начала видеть демонов, прячущихся в холодильнике, под моей кроватью и, в конце концов, за моими глазами. Она всегда мне это твердила. Будто от меня исходит страх, злость или горечь. Тогда я и поняла, что это не моя мама.

Джей слегка пошевелился, протягивая руку, чтобы включить свет рядом с кроватью. Я удивилась. Думала, он любил темноту в своем доме. Я не из таких, но в тот момент предпочла бы чернильное одеяло ночи, которое частично скрывало меня от его пристального взгляда.

Я позволила ему слишком много узнать, слишком многое обнажила. Свет был тусклым, мягким, но, несмотря на это, все казалось жестким. Особенно Джей, потому что черты его лица стали еще резче.

Я сделала паузу, глядя в глаза Джея цвета берилла, ища в них незаинтересованность. Признак того, чтобы я заткнулась, была обычной женщиной, которая слушалась его в постели и не втягивала его в свои детские травмы.

Но ничего такого не было. Джей хотел узнать больше о моих травмах. Он хотел знать мои слабости. Скорее всего, чтобы он потом использовать это, а значит, что мне следует заткнуться. Прямо сейчас. Закрыться и создать какой-нибудь щит, чтобы укрыться от этого человека.

Но я продолжала говорить.

– Она милая, правда, – продолжила я, слегка улыбнувшись, когда подумала о своей матери. – Она творческая натура. Блестящая. Добрая. Просто замечательная.

Я вспомнила, как она танцевала под «Beach Boys» в красном кимоно. Мне было не больше пяти, но тот день запечатлелся в моей памяти. Не по какой-то особенной причине, просто потому, что моя мать была счастлива. Она притянула меня к себе, я танцевала с ней. Потом мы поели клубники со сливками. Я все еще ощущала этот вкус. И вкус счастья.

Следующий день был другим.

– Болезнь забрала у нее всё, – вздохнула я. – Сначала было трудно понять, вдруг ей просто тяжело быть матерью. Папа много работал, чтобы мама оставалась дома и присматривала за мной. Я знаю, он корит себя за то, что не заметил раньше, но разве не всегда самые близкие нам люди слепы к нашим недостаткам?

Я пожала плечами или попыталась это сделать, будучи в объятиях Джея. Дело было не в самом жесте, а в том, что он изображал. Своего рода смирение. Мне так сильно хотелось, чтобы разговор о матери не вскрывал едва зажившие раны и не пробуждал глубоко спрятанные страхи.

– Я же говорю, это не имеет значения, – продолжила я, опасаясь, что мои усилия были напрасны. Джей все еще смотрел на меня тем напряженным, понимающим взглядом. – Это бы мало что изменило, и я никогда не винила своего отца. И не виню свою мать в болезни. Это жестоко. Ужасно.

Я сглотнула, стараясь не позволить нахлынуть другим воспоминаниям. Те самые темные и колючие. Эти воспоминания тоже были размытыми, разум пытался защитить меня от травмирующих деталей. Даже если бы я избегала возвращаться к тем событиям, я бы навсегда запомнила, что я чувствовала. Страх. Путаницу. Разбитое сердце. Я все еще ощущала это на языке, как ту клубнику со сливками.

– Я избавлю тебя от подробностей, – пробормотала я, делая все возможное, чтобы прогнать эти воспоминания. Я была рада, что руки Джея обнимали меня. – Но в конце концов все стало настолько плохо, что папа заметил. Сначала он отвел ее к врачу, который прописал ей таблетки, они какое-то время действовали. А потом перестали. Родители вернулись к доктору. Прописали еще больше наркотиков. Цикл продолжался еще долго, пока папа не решил, что ничего не сработает. Нельзя было гарантировать, что с ней я буду в безопасности. Поэтому он бросил ее. Ради меня. Это разбило ему сердце, он смотрел, как все это происходит, и не мог ничего сделать.

Я не хотела продолжать поддерживать зрительный контакт с Джеем. Произнося вслух то, чего я никогда раньше не говорила. Но это было слабостью, трусостью – отвести от него взгляд. С усилием я продолжала на него смотреть.

– Теперь она живет сама по себе, – продолжила я. – К ней кто-то приходит и помогает каждый день. Помогает принимать лекарство, остается с ней, если у нее плохой день. В последнее время такое случается часто.

Я не сказала Джею, что почти наверняка мою мать в ближайшем будущем придется поместить в какое-нибудь учреждение, потому что становилось ясно, что скоро будет опасно держать ее рядом с людьми.

Я не сказала Джею, что только недавно узнала об этом, мне пришлось вытаскивать всю информацию из папы. Он не сказал, потому что всё оплатить вряд ли получится страховкой. Придется оплачивать из собственного кармана. Хотя я не знала о ценах на такие услуги, поняла, что это довольно дорого. Папе придется работать еще усерднее, хотя в таком возрасте нужно отдыхать.

Я не сказала Джею, что моему отцу пришлось пожертвовать своей жизнью и своей пенсией ради моей матери. Это одна из причин, по которой я теперь соглашаюсь на каждую работу, которая попадалась мне на пути. Я планировала начать посылать ему деньги, как только найду способ делать это без его ведома или разрешения. Папа ни за что не взял бы у меня денег, но, черт возьми, я ни за что не брошу его заботиться о маме в одиночку.

И, наконец, я не сказала Джею, что приближение моего двадцать девятого дня рождения пугало меня до такой степени, что я едва могла спать по ночам. Моей матери было двадцать девять, когда проявились симптомы. Такая болезнь была генетической, и от нее нет спасения. Конечно, есть лекарства и методы поведенческой терапии, некоторые из которых были полезны пациентам, но я бы не пожелала этого своему злейшему врагу. Я провела все исследования и принимала коктейль из витаминов, включая мелатонин, витамины группы В и омега-3, чтобы хоть как-то предотвратить болезнь до того, как она проявится.

Нет, я ничего из этого Джею не сказала. Из-за договоренности, конечно. И если бы я следовала правилам соглашения, я бы все равно ничего не сказала о своей матери, отце или своем воспитании. Но я уже сделала это. И он казался по-своему заинтересованным.

Я могла бы сказать больше. Если бы была достаточно храброй. Если бы меня не охватил стыд, хотя в этом нет никакого смысла. Психическое заболевание не было чем-то постыдным. Об этом нужно говорить и признавать. А мне было еще стыднее от страха, который практически искалечил меня. Я не уверена, переживу ли такой диагноз. Я очень боялась жить такой жизнью, как моя мама.

В дополнение ко всему этому, говорить обо всех моих страхах было слишком интимно. Я предоставила Джею полную свободу действий над своим телом, он командовал мной в течение сорока восьми часов каждую неделю. Но он не увидит моих страхов. Это слишком личное. Нельзя делиться страхами с тем, с кем спишь. Страхи и самые смелые мечты зарезервированы для будущего мужа. Хоть девственность не сохранила, но у меня будет это. А это очень важно, ведь я вся состояла из страха.

Я, конечно, не собираюсь выходить замуж за этого человека. У нас нет абсолютно никакого будущего. Несмотря ни на что, я боролась со своими инстинктами. Что-то внутри меня хотело поделиться всем этим с Джеем. Вывалиться к его ногам и надеяться, что он соберет меня по кусочкам.

Поэтому я больше ничего не сказала. Не позволила молчанию Джея уговорить меня рассказать больше. Это журналистский трюк, свидетелем которого я была много раз. Утешение в неловком молчании, которое большинство людей изо всех сил старалось заполнить, вот где была самая пикантная информация. Именно тогда люди делились большим, потому что они отчаянно хотели наполнить мир звуком.

Молчание между нами не было неловким. Я позволила себе расслабиться, хотя какая-то часть меня ждала от него какого-то ответа. Не сочувствия или жалости, а что-то другое. Может быть, часть его самого. Хотелось узнать, что он ценит то, что я поделилась этим.

Джей ничего не сказал.

Но он не вышвырнул меня из своей постели, как я ожидала. Я, конечно, не смогла бы заснуть в такой тишине. В этом похожем на пещеру доме, в объятиях этого сложного человека. Со всеми этими мыслями, крутящимися в моем мозгу.

Джей

Она легко заснула.

Слишком просто.

Она не должна быть здесь. В его объятиях. В его постели. Это опасно для нее. Ей следовало быть настороже. Он ожидал этого от нее.

Она была своевольной, упрямой, умной. Стелла рассказала ему всю информацию, которую он собрал о ней. Она прожила в этом городе достаточно долго, чтобы знать, что мужчинам нельзя доверять. Чтобы защитить себя. И все же она с готовностью открылась ему. Она опустилась перед ним на колени. Она рассказала информацию, которую, как он знал, она не разглашала кому попало. Информацию, которую она изложила сильным, отстраненным тоном, но ее глаза говорили, что она все еще истекает кровью из-за своего прошлого. Она сломлена. И по какой-то причине она предложила ему частички себя.

Хотя, не все части. Не совсем. Джей почувствовал, что она сдерживается. Он наблюдал, как она поджала губы, как будто пыталась поймать слова, не давая им вылететь. Но она сказала ему достаточно. Даже слишком.

А потом она заснула в его гребаных объятиях.

Как будто доверяла ему настолько, чтобы он ее защитил. Она такая уязвимая. Это очень глупо с ее стороны. Он должен был сделать что-то, дабы показать ей, что это была ошибка. Доверять ему было ошибкой.

Джей отлично умел исправлять ошибки людей, убеждаясь, что они никогда не повторят их снова. Он делал это жестоко, без жалости и совести.

Он без колебаний давал уроки женщинам, которые были до Стеллы. Женщинам, которые думали, что они особенные, другие, что они могут раздвинуть границы, и он захочет измениться ради них.

Джей ни для кого не менялся. Особенно не для женщин.

Но здесь была Стелла, спящая в его объятиях, в его постели, а не в комнате через три двери, в которую уходили другие.

В той комнате был шкаф, полный одежды, которая подходила Стелле. Пока не так много, потому что он хотел узнать ее получше, узнать, что ему нравится на ее теле. Сегодня вечером она надела для него черное.

Это платье.

Это гребаное платье.

Он почти обомлел. Когда она вышла из своей квартиры – в которую она не впустила его – на целую минуту позже, чем он велел, в этом платье… Он чуть не выскочил из машины и не понес ее на плече обратно.

Ему потребовалась каждая унция силы воли, чтобы не сделать этого. Ему нужно было ее наказать. Ему нужно было заставить ее отчаянно нуждаться в нем. Так же отчаянно, как и он сам.

И еще ему нужно было уважать ее желания. Ее пространство. Его бесило, что она создала границы, скрывала от него свои части, одновременно отдавая ему всю себя.

Джей был полон решимости заполучить ее всю. Заслуживал он ее или нет. Даже если это ее разрушит.

Она уже погубила его. Потому что она не будет спать нигде, кроме его кровати. Только в его объятиях. Дерьмо в том шкафу завтра перенесут. И каждую черную вещь он выкинет оттуда.

Потому что в черном она выглядела как настоящий грех. Как в этом гребаном платье. Он вспомнил отметины, которые оставил на ней.

Не то чтобы он чувствовал себя настолько виноватым, чтобы сожалеть. Чтобы остановиться. Чтобы изгнать ее из своей жизни.

Нет, он бы этого не сделал.

Пока что.

До тех пор, пока не насытится ею.

========== Глава 9 ==========

Стелла

Когда я проснулась, кровать была пуста.

Но это не первое пробуждение.

Дважды Джей будил меня своими губами. Руками. Он не был нежен, не ждал, пока я полностью проснусь, не шептал приказы. Не говорил прикоснуться к нему.

Ему нравилось, как мои ногти скользят по его твердому прессу. Ему нравилось, когда я запускала пальцы в его волосы, хватаясь за пряди и притягивая его так близко, что наши лбы соприкасались, а его прерывистое дыхание целовало мою кожу.

Ему не нравилось, когда я обнимала его, не нравилось, когда я обвивала руками его шею. Ему не нравилось, что я пытаюсь схватить его за запястья или руки. Я быстро усвоила правила, даже посреди ночи. Я уверена, что будет больше запретов. Гораздо больше.

Но я не подумала об этом, когда впервые проснулась. Я подумала о боли в своем теле, о синяках на коже, о запахе Джея… повсюду. Я подумала о том, что никогда в жизни не чувствовала себя такой отдохнувшей, хотя меня дважды будили для напряженного и потрясающего секса.

Я растянулась на огромной королевской кровати. Я была в его спальне. На простынях из египетского хлопка. Они пахли им. Пахли мной. Сексом.

Свет просачивался сквозь щель в жалюзи. Я потянулась за телефоном, чтобы проверить время, благодарная за то, что перевела его в автономный режим, лишь бы никто не вторгся в мои первые выходные с Джеем. Хотя это он мне не приказывал. Это я сделала сама, не хотела, чтобы мир пытался пробиться к нашему… что бы это ни было.

Я знала, что, скорее всего, будет несколько сообщений от Рен, Зои и Ясмин, все с разной степенью волнения и поддержки. Я должна была отправить Ясмин сообщение сегодня ровно в 12:00, чтобы она знала, что со мной все в порядке.

Но у меня есть еще пять часов.

Кто знает, что произойдет за это время?

Положив телефон обратно, я заметила переключатели на боковой стороне тумбочки. Никаких надписей, так что я понятия не имела, для чего они. Наверное, мне не следовало их трогать. В детстве взрослые предупреждали меня ничего не трогать. Папа научил уважать старших, уважать власть, уважать его. Он также научил меня задавать вопросы, иметь собственное мнение. Что, в свою очередь, очень затруднило следовать предыдущим правилам. Я всегда была тем самым ребенком, который нажимал на какие-то кнопки.

Какая ироничная ситуация. Я ненавидела, когда мне указывали, что делать, но я только что заключила соглашение, которое полагалось на то, что я буду делать то, что мне говорят, до тех пор, пока я не передумаю.

Вот почему я нажала на кнопку.

Мягкое механическое жужжание пронеслось по комнате, и жалюзи начали подниматься, открывая безоблачное голубое небо и сливающийся с ним океан.

Я встала с кровати, ища, чем бы прикрыть свое тело. Никогда не спала голой. Особенно не в первую ночь с мужчиной. Даже когда была одна. Так я чувствовала себя слишком уязвимой. Кроме того, я потратила много денег на модные шелковые пижамы, и мне нравилось просыпаться, чувствуя себя как королева.

Одежды Джея тоже нигде не было видно, как и его самого. Я попыталась представить, как он встает с кровати в темноте, собирает свою одежду и относит ее куда-нибудь в корзину для белья. Не знаю, как я не проснулась, пока он вставал с постели и собирал свою одежду. Обычно я спала очень чутко.

Не найдя ничего, что можно было бы надеть на себя, я посмотрела на открытую дверь слева от себя, которая вела в туалет. Очень полезная комната. Следовало использовать ее прошлой ночью, потому что… хэй. Важное правило: пописать после секса. Всегда.

Но прошлой ночью я не думала о таких вещах.

Ванная комната была полностью облицована большим угольным гранитом, с двумя раковинами рядом и душевой кабиной, достаточно большой, чтобы вместить четырех человек. Рядом с ней стояла похожая на пещеру гидромассажная ванна – тоже черная. Я воспользовалась удобствами, открывая ящики, пока не нашла мужское средство для умывания и не сделала все возможное, чтобы смыть с лица вчерашний макияж. Еще один смертный грех.

Макияж всегда нужно снимать перед сном. Хорошо, что я не проснулась с Джеем, тушь размазалась под глазами, тональник пятнами стерся, виднелась слегка покрасневшая кожа. Повезло, что у него было хорошее средство для умывания. Конечно, оно было мускусным и пахнуло отчетливо по-мужски, но мне понравилось. Теперь буду пахнуть, как Джей.

Я порылась и нашла новую зубную щетку с пастой. Почистила зубы, просматривая умело расставленные ящики. Все внутри них было… нормально. Ватные палочки, зубочистки, дополнительная туалетная бумага. Хотя чего я ожидала, зажимы для сосков и пистолеты?

Заметила черный халат, висящий на задней стороне двери. Ткань была роскошной, плюшевой, пахла Джеем. Я попыталась представить себе мужчину в длинном черном халате после душа, но не смогла вызвать в воображении этот образ. Я его надела, и буквально утонила, но мне понравилось.

Я знала, что должна принять душ, но не хотела смывать с себя Джея. Ещё нет.

Я завернулась в халат, вернулась в спальню и подошла к окнам, открывающим вид, который можно было купить только за деньги. Очень большие. Из моей спальни открывался вид на кирпичную стену и угол тротуара, где я видела пьяных девушек, садящихся на корточки пописать. А моя квартира была недешевой.

Я всегда любила океан. Проводила столько времени, сколько могла, зарывшись пальцами ног в песок, что случалось не часто. Я всегда мечтала заработать столько денег, чтобы купить себе коттедж где-нибудь на пляже. Но я могла бы позволить себе это только в том случае, если бы уехала из Лос-Анджелеса, чего никогда не произойдет. Так что мне придется довольствоваться имением Джея.

Я долго стояла там, наблюдая за океаном, очарованной его красотой, немного завидуя тому, что Джей просыпался с этим каждый божий день. Именно тогда я поняла, что дневной свет освещает комнату, в которую я вошла в темноте прошлой ночью, показывая мне прекрасные вещи, которые я не замечала вчера, потому что жаждала секса.

Повернувшись, я окинула взглядом комнату, в которой провела лучшую ночь в своей жизни. Кровать была смята, угольно-черные простыни перепутались с черным одеялом. Все в комнате было черным. Боковые столики, гладкий мрамор, лампы, стоящие на столе. Кровать с балдахином была сделана из толстой черной стали, что делало ее мужественной, зловещей и романтичной одновременно. Мой желудок сжался при одной мысли о том, для чего можно использовать эти столбы. Мне до боли хотелось узнать, для чего именно.

Деревянный пол был того же оттенка темного дерева, что и во всем доме. Под моими босыми ногами было тепло, хотя все в комнате кричало о холоде.

В конце кровати стоял черный плюшевый диван с искусно разбросанными светло-серыми подушками. Мне было интересно, кто это сделал. Джей не произвел на меня впечатления человека, который покупает себе в дом подушки.

Прямо перед диваном, на стене между двумя окнами с видом на Тихий океан, располагались книжные полки от пола до потолка.

Я провела пальцами по свободным от пыли поверхностям, разглядывая корешки книг. Если Джей не будет мне открываться, то я могу узнать о нем другими способами. Привычки людей к чтению многое о них рассказывали. Были ли они романтичными, циничными, полными надежд, безнадежными, образованными или что-то искали. Помощи. Ответов. Судьбу.

Книги, разбросанные по моей квартире, лишь про истории крупнейших домов моды, про стиль. Немного книг, исследующих психическое здоровье. Страстные романы с загнутыми страницами. Книги о позитиве, которые я даже не открывала. Книги по языкам и путешествиям, потертые и испачканные кофе из Франции, вином из Италии, едой из Испании.

Полки Джея были чистыми. Все по цветам. Что меня не удивило. Но имена на корешках действительно шокировали меня.

Фрост. Вордсворт. Уитмен. Китс. Энджелоу. Плат. Мои пальцы скользили по книгам, написанным самыми известными поэтами нашего времени. Все их собрания сочинений передо мной. В спальне Джея. У человека, который был полной противоположностью романтике, стояли одни из самых романтичных произведений в мире.

Я вытащила книгу Йейтса. Мои пальцы пролистали страницы в поисках одного из моих любимых стихотворений всех времен. Я была не совсем поэтической девушкой, но Йейтса знали все.

Я остановилась, когда нашла «Он жаждет небесного плаща»*.

Мои глаза скользнули по знакомым словам, когда магия стихотворения сошла со страницы. Я наткнулась на этот стих, когда впервые приехала в Лос-Анджелес, обыскивая книжные магазины в поисках какого-нибудь непристойного романа – тогда я не могла позволить себе даже совершенно новую книгу – я нашла потрепанный экземпляр Йейтса. Купила его инстинктивно.

Строчка «Но беден я, и лишь свои мечты смиренно я кладу к твоим ногам» так глубоко задела меня, что я вырвала стихотворение из книги и носила его с собой в кошельке. С тех пор я заработала больше денег и осуществила многие свои мечты, но этот клочок со стихом путешествует со мной повсюду.

– Будь осторожна, по моим мечтам ступаешь ты, – пробормотал глубокий голос позади меня.

Я подпрыгнула, обернувшись, увидев Джея, стоящего в нескольких дюймах от меня. Я не слышала, как он вошел, ничто в моем теле не предупредило меня о его присутствии.

Он был одет в шорты и футболку. Все черное. Его волосы были растрепаны, тонкая струйка пота покрывала его тело. Я прижимала его обнаженное тело к своему всю прошлую ночь, водила руками по упругой, мускулистой коже. Но видеть это при ярком дневном свете было чем-то совершенно иным. Его руки были вылеплены скульптурой. Не в том смысле, типа «я ем стероиды, как талисманы удачи», а в естественном смысле: «я усердно работаю над своим телом и могу убить парня голыми руками».

Прошлой ночью я на собственном опыте убедилась в силе этих рук. Знала, что они способны как на удовольствие, так и на боль, способны смешивать это вместе, заставляя задуматься, что есть что.

Его кожа была более глубокого оттенка, чем моя, без каких-либо татуировок. Но небольшие шрамы покрывали его предплечья, все разной формы. Некоторые продолжались до торса. Он был воплощением боли. Все его тело рассказывало историю о том, как он стал таким человеком. Эти шрамы ранили не только его кожу, они проникли в его суть, изуродовали его, украли способность проявлять эмоции, сострадание. Моим глазам больно было даже смотреть, особенно когда у человека не было возможности спрятать их глубоко внутри, под слоями кожи и тканей.

Кроме того, Джей только что произнес наизусть слова моего любимого стихотворения. Он был весь в поту после занятий в спортзале. И он смотрел на меня таким взглядом.

– Сними халат, – потребовал он.

Мои руки были на поясе до того, как он начал говорить, и халат упал на пол уже задолго до того, как он закончил фразу.

***

В конце концов я все-таки приняла душ.

В конце концов.

После трех оргазмов. После того, как Джей приказал мне сесть на диван и раздвинуть ноги, пока он стоял на коленях передо мной и пировал. В конце концов мы оказались на полу, извиваясь, оба обнаженные.

Но я не принимала душ в одиночестве. Хоть там мы не занимались сексом. Это было бы очень эротично. Более лично. Мы мыли друг друга после всего, что только что сделали. Каждое слово, которое произносил Джей, было холодным, без эмоций. Но его жесты говорили совершенно о другом. То, как его руки скользили по бокам моего тела, намыливая мою кожу. Медленно. Нежно. То, как его пальцы втирали шампунь в мои волосы. То, как он спал, обнимая меня. То, как он произнес лучшую строчку моего любимого стихотворения бархатным голосом и огненными глазами.

Джей не позволил мне вымыть его. Он взял мочалку из моих рук, когда я попыталась это сделать, его хватка была твердой, глаза потемнели. Я хотела хоть как-то погладить его тело, подарить чуточку нежности, которую он явно никогда не получал.

Но это, похоже, было для него жестким пределом. Он не воспринимал никакой вид нежности. Только те прикосновения, которые инициированы им.

Хотя мне не удалось прикоснуться к нему, я все же смогла посмотреть, как он моется. Провел мочалкой по выпуклостям напряженного тела. Каждая мышца острая, четкая, испещренная морщинистыми шрамами. Ни один правильно не зажил. Ни один из них, не был аккуратно зашит врачом. Мне до боли хотелось узнать их историю, и это ранило меня больше, чем следовало бы, осознавая, что я никогда не узнаю правды. Поэтому я наблюдала. Я наблюдала, как он моет свое тело. И он наблюдал за мной.

Как только я вышла из душа, я поняла, что мне нечего надеть, кроме платья, которое все еще валялось где-то на полу.

Глупо с моей стороны, учитывая, что я очень хорошо знала, что проведу здесь выходные. Упаковать сумку с моей семиступенчатой процедурой по уходу за кожей и чистым нижним бельем, очевидно, не пришло на ум, когда я вчера бегала, готовясь.