Текст книги "Больше, чем брат (СИ)"

Автор книги: Maks Grey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Но отчего-то одно за эту неделю Макс понял точно – он должен увидеть Огдена еще раз. Может, поговорив с младшим, он просто будет знать, что у того все в порядке – вина за детский проступок уляжется.

***

Осень, ещё не холодная, расплескала по улице свой золотой свет. Огден шел от ступеней колледжа к воротам, рассматривая носки своих кед. К левому прилип маленький жёлтый листок, и младший с ленивым интересом ждал, когда тот отвалится, потревоженный шагами. Первая учебная неделя далась ему не слишком-то легко: ранние подъемы после безумных ночей за ноутбуком или среди арт-альбомов и пыльных книг. У него осталось ещё дней шесть, чтобы решить, куда он дальше пойдёт: в девятнадцатый век или в двадцать первый. Но это было не самое страшное происшествие за последнее время. Неожиданно на горизонте его жизни замаячил старший брат, с которым Огдена связывало стрёмное прошлое, и не менее стрёмное настоящее. Младший вспоминал то, что было на маминой свадьбе, и ему было за себя стыдно: боже, разрыдаться при Максе – этого он от себя не ожидал. Огден попытался представить, какое мнение мог о нем составить брат, и в голову не приходило ничего утешительного. А в груди, тем не менее, металось какое-то странное чувство, похожее на очарованность, толкающее на задумчивое рисование на полях тетрадей рук в оправе из манжет, застывшей сигареты в пальцах, замерших в неповторимом жесте. Младший старался не думать о том, что, черт возьми, все это значит. Три дня назад он позвонил отцу и попросил телефон Макса. Три дня он носил в кармане обрывок бумаги с наскоро записанным номером и никак не мог заставить себя позвонить. Да и что он скажет: «Привет Макс, как дела? У нас тут ветрено, а как у тебя там с погодой?». Черт побери, да у него не было ни единого, самого ничтожного повода звонить брату.

Он пытался отвлечься и сегодня даже придумал, как именно. В синем рюкзаке болталась интересная и между тем тяжёлая во многих смыслах книга: альбом репродукций Готфрида Хельнвайна, художника-гиперреалиста, работы которого казались Огдену в равной степени наполненными трепетом и болью. Эта книга должна была как-то скрасить вечер.

У самых ворот он, наконец, поднял голову, и сквозь проём увидел своего брата. Макс стоял, опираясь о капот и, кажется, тоже заметил Огдена. Что-то внутри рухнуло. Расстояние между ними быстро сократилось, и тогда пришлось заговорить.

– Макс? Привет. Откуда ты здесь?

– Жду тебя, – голос Макса был низким, хрипловатым и бархатным, словно сироп, разливающийся по коже.

Можно было бы сказать, что он проезжал мимо и совершенно случайно припарковался у колледжа Огдена. Да-да, а из машины вышел просто свежим воздухом подышать. Можно было бы соврать все, что угодно, но зачем?

– Не хочешь выпить кофе где-нибудь? – взгляд Макса заскользил по лицу и телу младшего. Рюкзак на плече, кеды, повседневная одежда – все это отличалось от белоснежного костюма и ботинок, поэтому старший с удовольствием и интересом разглядывал своего брата в новом образе и иной среде.

Огден смотрел в глаза брата, черные, как небо беззвездной ночью. Взгляд исследовал его лицо, шею, воротник рубашки, ремень… Младший чуть наклонил голову вправо, стараясь запомнить то, что сейчас видит. Его посетила какая-то тягучая, невыносимая тоска, похожая на ту, что бывает, когда в последний раз смотришь на покидаемый город из иллюминатора самолёта. Или перелистываешь последнюю страницу книги. В общем, словно всё движется в сторону чего-то неизбежного, того, что точно должно случиться. Не прямо сейчас, но, может быть, через мгновение?

– Да, кофе мне бы сейчас не помешал.

Огден открыл заднюю дверь машины и кинул на сидение рюкзак. В голове заплясали разные мысли, и очарованность опять уравновесилась страхом. Перед глазами встала картинка, и очень нехорошая: как он садится вперёд, рядом с братом, и машина едет по незнакомой трассе, сворачивает в лес, а после брат берет его и…

Огден встряхнул головой, словно это могло помочь избавиться от мыслей. Он чувствовал, что злится на себя за этот страх. Ведь такого просто не может быть. Да, в детстве между ними случилось то, что случилось. Но прошло уже восемь лет. Макс, наверно, так ни разу и не вспомнил о произошедшем тем гребаным летом. Огден и сам хотел бы забыть.

– Я видел тут кафе неподалеку. Давай туда? – предложил Макс.

Огден коротко кивнул, вместе они пошли вдоль дороги, и со стороны могло показаться, что это обычная встреча двух старых друзей.

Зайдя с Огденом в кафе, Макс отметил про себя, что здесь довольно уютно: приятная глазу цветовая палитра, мягкая мебель, приглушенный свет и тихая музыка. Старший выбрал укромный столик у окна для двоих, садясь так, чтобы было видно весь зал и вход – профессиональная привычка контролировать все и всегда.

Довольно быстро им принесли раф и американо. Макс коснулся губами чашки, отпивая горячий кофе, скользя внимательным взглядом по лицу Огдена. Его брат и правда красивый и наверняка это знает. Скорей всего, ему это говорили миллион раз.

Они не были похожи, как две капли воды – сероглазый блондин и кареглазый брюнет, но небольшие, едва заметные глазу сходства все-таки были. Овал лица, скулы, о которые словно можно обрезаться, волевой, четко очерченный подбородок, форма губ. Конечно, Макс не смотрел на Огдена, словно на свое отражение, но отчего-то все равно видел в нем восемнадцатилетнего себя. В них обоих течет одна и та же кровь. Одна кровь на двоих.

Макс не мог знать, каким вырос его младший брат. Сначала Огден показался ему хорошим парнем, после же стал вести себя крайне странно. Сейчас перед Миллером старшим вновь сидел милый, немного наивный мальчик. Это должно было раздражать, но почему-то Максу нравилось, что его брат именно такой. Огден мог вырасти каким угодно – озлобленным, мстительным, диким, холодным, ненавидеть Макса – но отчего-то этого не произошло. Младший был таким, какой есть – теплым, ранимым, настоящим.

Нужно было с чего-то начать разговор, поинтересоваться, чем Огден живет, дышит, узнать своего младшего брата заново, если Макс вообще хоть когда-то его знал. Для старшего это было сродни ощущению заново научиться ходить, причем по заминированному полю.

– Ты как, отошел после свадьбы?

Руки Огдена мягко опирались о гладкий деревянный стол, он попеременно смотрел то на брата, то за окно. Смотрел, и не мог понять, почему ему сейчас так спокойно. Чашка грела пальцы, но не достаточно сильно для того, чтобы их убрать. Он задумчиво сделал глоток, сразу стало сладко и горячо.

– Да, уже да. Это был не самый лучший мой день. Потом началась учёба, и стало уже не до чего. Не люблю свадьбы, похороны и дни рождения. У меня после всегда остаётся мерзкое ощущение, словно все лгут. Делают вид, что чувствуют то, чего не чувствуют.

Младший смотрел на брата, чуть наклонив голову вправо, внимательно и тепло. – Я тут мучительно думал о специализации и нашел вот что…

Рука нырнула в карман джинсов и вернулась уже с телефоном. Несколько движений пальцем, и светящийся экран лег на столик. С него смотрела светловолосая окровавленная девочка в нацистской форме. То есть, смотрела она в никуда. И было не совсем понятно, жива она или нет.

– Это Готфрид Хельнвайн, – и добавил, усмехнувшись, – черт, не девочка конечно, а автор работы. Гиперреализм, краски и холст. Я не знаю, существует ли на самом деле девочка с таким лицом… Когда я впервые увидел это, я решил, что художник – больной ублюдок. А потом я прочел его биографию и узнал, что Хельнвайн вырос в городе после войны. Он видел такое, что никто не хотел бы видеть. И делая вот это, он пытался показать, как ему больно, как ему хочется мира, торжества гуманизма и света.

Пальцы напряженно сжимали чашку, внимательные серые глаза смотрели прямо на брата, будто от того, что сейчас Макс ответит, зависела, по крайней мере, чья-то жизнь.

– Что ты думаешь об этом, Макс?

Миллеру старшему нравились мысли брата, они напоминали его собственные, когда ему самому было восемнадцать лет – максималистские, перфекционистские, далекие от реальности. Огден как будто бы жил в своем комфортном и безопасном вымышленном мире, запираясь от окружающей его действительности.

– Очень реалистично. Похоже на фотографию, – взгляд заскользил по экрану, Макс заговорил медленно, словно ступил на минное поле – одно неверное слово и их обоих разнесет в клочья. – Этот художник явно профессионал своего дела, достиг таких высот в технике исполнения.

Почему Макс вообще здесь, в этом кафе, сидит и болтает со своим младшим братом, как ни в чем не бывало? Сейчас он должен был быть совершенно в другом месте. Старший мог просто позвонить и узнать, как у Огдена дела, а не приезжать и разводить демагогию об искусстве, в котором он ни черта не понимал.

– Но дело не в этом, верно? Главное – смысл. А он здесь заложен очень глубокий. Боль утрат и потерь, излитая со слезами и кровью на холсте. Сублимация в чистом виде. Знаешь, некоторые думают, что без боли не было бы и искусства, – Макс перевел взгляд с экрана на брата, снова откидываясь на спинку кресла. – Я вижу такое почти каждый день, Огден. И не на картине.

Огден слушал брата, и ему больше не хотелось улыбаться. Он почувствовал неожиданное желание спрятать картинку – такое мог испытать мальчишка, стреляющий в друзей из водяного пистолета на глазах у офицера, вернувшегося из Афганистана. Привыкший всё на свете мерить по себе, Огден проникся огромным уважением и сочувствием к брату, который видел такое в реальной жизни и оставался в порядке. Его рука бездумно потянулась через стол и накрыла руку Макса. Всего на несколько мгновений, не больше, но этого оказалось достаточно, чтобы снова удивиться тому, какие тёплые у него руки.

Снова сжимая чашку, Огден почувствовал что хочет, невыносимо хочет опять прикоснуться к этой ладони, проскользнуть пальцами под манжету, где, наверно, ещё теплее, и… О, боже!

Не отрываясь, младший, смотрел в глаза своего повзрослевшего брата. Смотрел, и невольно вспоминал своего первого парня, Артура. Он был на семь лет старше Огдена, которому тогда было шестнадцать. У него тоже были темные глаза и темные волосы, и руки тоже были тёплыми. У Огдена расширились глаза от осознания того, насколько Артур внешне был похож на брата.

– У тебя такая сложная работа, Макс.

Огден с досадой почувствовал, что голос его не слушается, но продолжил, мысленно послав все к черту.

– Да, искусство невозможно без боли. Как и многие другие прекрасные вещи.

Повинуясь импульсу, он закатал левый рукав джинсовой рубашки, обнажая предплечье, на котором красовалась цветная картинка: синие и зеленые волны, россыпь звёзд и желтое пятно света маяка под ними. Ещё один вопрошающий взгляд серых глаз, и рука легла на стол, рядом с телефоном, позволяя Максу рассмотреть татуировку.

Челюсти старшего с силой сжались, во взгляде мелькнуло что-то тяжелое, но лишь на секунду. Захотелось схватить Огдена за шкирку, уложить животом на этот самый стол, рывком стянуть с зада джинсы и хорошенько отшлепать. Так, чтобы горело еще долго. Так, чтобы больно было сидеть.

Он злился на Огдена за эту глупую татуировку, за то, что изуродовал свое тело, но еще больше злился на самого себя. На свои дикие, неконтролируемые эмоции, на то, что не был с братом рядом и не остановил его, когда тот набивал на свое тело этот рисунок.

– В чем символика татуировки? – спросил Макс удивительно ровным голосом, с ноткой вежливого любопытства, полностью скрывающего его настоящие эмоции.

– В начале прошлого лета мы с мамой и Грегом летали в Грецию. Ночью я отправился гулять по набережной, потом спустился на берег и шел по песку босиком. Я тогда был ещё влюблен в Артура, а он, видимо, в меня уже нет, и мне было хреново. Артур не отвечал на мои сообщения и вообще вел себя, как свинья. Я полночи просидел на берегу, смотря в телефон. Уже почти под утро я увидел примерно вот это. Это было красиво. Младший задумчиво тронул кончиками пальцев картинку на своём теле.

– И мне неожиданно стало всё равно: на Артура и вообще на все хреновые вещи, которые есть в мире. Я понял, что мне нужен этот маяк с его светом, чтоб помнить, что чувства не вечны, а искусство – почти. Я вернулся домой, набросал эскиз и пошёл к мастеру, через знакомых. Мне пришлось заплатить ему в два раза больше, чтоб он на слово поверил, что мне уже двадцать один, – Огден отпил из чашки остывающий кофе, неприкрыто улыбаясь. – Мы провели с мастером четыре часа в одной комнате и нам понравилось. За это время я выяснил, что его зовут Эрнест, у него очень тёплые руки, и ему двадцать три. Только в конце работы я признался ему, что мне семнадцать, – Огден засмеялся, прикрывая рот рукой. – Кажется, я ему понравился. Но ничего серьезного у нас так и не вышло. Сейчас мы дружим, – младший стал задумчиво расправлять задранный левый рукав. Экран телефона погас, пряча девочку, истекающую кровью. Огден нехотя застегнул манжету джинсовой рубашки, и руки снова оперлись о стол, а внимательные серые глаза с волнением посмотрели на Макса, несомненно, в ожидании его реакции.

Внимательно слушая Огдена, Макс понимал, что испытывает какие-то странные, смешанные эмоции, когда тот рассказывает ему о своих бывших парнях. С одной стороны, хорошо, что младший не стесняется говорить о своих эмоциях и чувствах. С другой, хотелось найти этого Артура и закатать в асфальт и не понятно за что именно – то ли за то, что ранил сердечко Огдена, то ли за то, что вообще с ним связался. Эрнесту он тоже руки с удовольствием бы переломал.

Миллер младший казался ему ранимым, наивным и хрупким. Эти сальные, не дураки до легкодоступного секса парни, пудрили Огдену мозги, пользовались его телом, а потом выкидывали на помойку, словно не нужный мусор. Теперь Макс с удивлением начал понимать, что именно он ощущает к Огдену – ответственность за его жизнь и поступки. Он должен быть рядом и позаботиться о своем младшем брате, отгоняя от него вот таких вот ублюдков, падких на смазливые лица и поджарые задницы. Огден долгое время был один, запутавшийся в себе, одинокий, надломленный, ранимый. Макс оставил его тогда, восемь лет назад, но теперь такого больше не случится.

– Чем ты занимаешься в свободное время? – вопрос звучал невинно, но ответ на него дал бы Максу многое понять. Друзья, парень Огдена, наркотики – все лежит на поверхности, нужно лишь задать правильный вопрос и внимательно слушать.

– Обычно я делаю гребаные домашние задания. Это занимает почти всё моё время, – лицо его исказила гримаса тоски. – В выходные хожу гулять с друзьями, иногда мы идём в бар. Чаще всего гуляем по городу, и я их фотографирую. Бывает, ходим на выставки, но в основном по выставкам я хожу один: слишком сложно с кем-то состыковаться. Почти все друзья учатся со мной в одном колледже. Майкл и Алекс с факультета живописи, а Джордж учился со мной в одном классе, теперь мы на одном факультете. Ещё есть несколько других, но мы редко видимся.

На улице начало темнеть, кобальтового цвета небо казалось низким и холодным. Постепенно зажглись огни: сначала подсветка зданий напротив, а следом за ней – фонари над улицей.

Поза Макса казалась расслабленной и непринужденной, а на его губах оставалась сдержанная, приветливая улыбка. Сейчас ему нужно было собрать об Огдене как можно больше информации, чтобы понять, как действовать дальше.

– А сейчас ты встречаешься с кем-то?

Огден покачал головой и улыбнулся с ноткой горечи.

– Нет, сейчас у меня никого. Думаю, во всем виновата учёба, в прошлом году был первый курс и ни черта свободного времени. В этом году как будто получше, но прошла всего одна неделя, так что неизвестно, что ещё будет.

Макс почувствовал облегчение от того, что у Огдена нет парня – одной заботой меньше. Ублюдка пришлось бы перекраивать под себя или вовсе отвадить от младшего. А на «нет» и суда нет. Правда, Огден выглядел особенно одиноким, а не таким довольным, как чувствовал себя Макс, и из-за этого с губ старшего неожиданно сорвалось:

– Ты не один во всем мире, Огден, – немного участия от пропащего старшего братца, – можешь обращаться ко мне, если у тебя будут проблемы. Я постараюсь помочь.

‎Огден смотрел на брата, смутно чувствуя, что хочет запомнить этот момент, сохранить его на потом. Может быть, попытаться нарисовать этот столик, руки Макса, его лицо, эти разбросанные пятна света… Огден не был художником, из-под его руки выходили обычно только наброски, которые не превращались в полноразмерные работы. Ему нравилось говорить об искусстве, читать и даже писать о нем, гораздо сильнее, чем рисовать. Но иногда случались исключения. Младший вспоминал свои тетради, изрисованные набросками рук Макса, его глаз, силуэта и лица. Огдену стало странно и светло, и почему-то смешно над собой. Рука бездумно потянулась к руке брата, и в этот раз Огден не спешил её убирать. Кончики пальцев словно встретились со сталью, рука дрогнула от прикосновения, что-то мешало дышать.

Еще неделю назад Макс бы быстро убрал руку, но теперь что-то в его отношении к Огдену изменилось. Он больше был не маленьким надоедливым братишкой, который ходил за старшим хвостом и подражал ему во всем. Он был наивным юношей, изучающим эту жизнь и сталкивающимся с проблемами большого, жестокого, похотливого города. Кто-то должен ему помочь, кто-то должен его оберегать. Так кто же еще, если не Макс?

В ответ на прикосновение, Макс сжал пальцы Огдена сильнее, почти до боли, но вовремя ослабил хватку. Зрачки младшего расширились – два черных пятна на фоне светлых глаз. Несколько мгновений спустя он почувствовал, что, почему-то, не дышит, и не движется, словно не хочет спугнуть происходящее.

– Макс, у меня день рождения в эту пятницу, а отмечать буду в субботу, у себя дома. Может, придёшь?

Огден улыбался, мысленно пытаясь прогнать надежду. Ему слабо верилось, что его взрослый брат найдет время для такой ерунды, как вечеринка студентов. В голове громко стучала мысль: надо убрать руку. Но очень не хотелось и рука осталась на месте.

День рождения брата, как Макс мог забыть. Хотя, откуда ему помнить. В детстве родители каждый год устраивали им праздники – приглашали детвору, накрывали стол с тортом и свечками, украшали все шариками. Это было давно, словно в прошлой жизни. На последнем дне рождении Огдену исполнилось десять. С тех пор много воды утекло.

– Я приду.

Как же Макс мог такое пропустить? Все друзья Огдена соберутся в одном месте, и старший обязан на них посмотреть. К тому же, он не понаслышке знал, чем обычно заканчиваются такие студенческие вечеринки. Он должен был проконтролировать ситуацию.

Огден внимательно смотрел в его лицо, в эти темные глаза, полные бликов света от проезжающих мимо машин. Он приедет. Он сказал, что приедет. Значит, день рождения будет не таким бессмысленным, как обычно. Значит, есть ещё один повод с волнением дожидаться этого дня.

Задребезжал телефон, и Макс убрал руку, чтоб достать его и бегло посмотреть на экран, но Огден не почувствовал досады, наоборот, в нем поднялось что-то странное, словно ударная волна взрыва, грохнувшего внизу живота от случившегося прикосновения, опалила его лицо.

В своем воображении Огден встал и обошел столик, приближаясь к Максу. Левая рука впилась в лацкан идеального пиджака, рывком сокращая расстояние между ними до ничего, и губы Огдена вероломно накрыли кажущийся напряженным рот брата.

Картина была настолько прекрасна, насколько неосуществима. То есть, осуществима, конечно, если бы только перед ним был кто-то другой.

С удивлением Огден заметил, что совсем не чувствует стыда или страха за эти мысли. Словно все люди время от времени желают собственных старших братьев. Он наблюдал за своими чувствами, словно со стороны, не пытаясь давать им оценку.

– Мне пора, Огден. Я подвезу тебя домой.

Руки брата выверенными движениями достали бумажник и положили деньги на стол. Огден залпом допил остатки кофе, и вышел вслед за братом, сквозь зал, полный столиков и людей, на улицу. За спиной глухо звякнула дверь, а глаза плохо видели детали, ещё не привыкшие к темноте. Город шумел и светился, собственно, что он всегда и делал ночью. Они быстро дошли до ворот колледжа и сели в машину. Огден потянулся левой рукой к заднему сидению, пошарил там, в поисках рюкзака, а найдя, положил себе на колени.

– У меня с собой есть альбом работ Готфрида Хельнвайна, – сказал он, как бы между прочим.

– Да? Интересно посмотреть, – немного рассеянно ответил Макс, смотря в зеркало заднего вида и плавно выруливая с парковки на дорогу.

Руки крепко сжимали руль, Макс вел машину по ночному городу, безопасно и уверенно. Не проскакивал на красный свет, не подрезал, не превышал скорость, но и не плелся в хвосте. Он не понимал тех парней, которые лихачат на дороге, выставляя себя крутыми, рискуя не только своей жизнью, но и безопасностью окружающих.

Альбом приятной тяжестью давил на колени, по нему скользили лучи фонарей. На страницах его мелькали дети, кровь, несчастные взрослые, автопортреты Готфрида со страшными железками, обезображивающими лицо… Огден кончиками пальцев трогал изображения, задумавшись. А тем временем, машина выехала на его улицу и остановилась у дома. Младший нервным движением убрал альбом обратно в рюкзак и, нащупав кнопку, отстегнулся.

– Приятно было тебя повидать, Огден.

От фразы разило вежливостью, но Макс поймал себя на мысли, что не врет. Да, он был хреновым старшим братом, но, вроде, Огден не злился на него и был не против общения. А значит, Макс сможет все исправить или, хотя бы, попытается.

– Мне тоже было приятно. Приходи обязательно в субботу, в шесть.

Огден подавил желание на прощание сжать руку Макса и, ещё раз внимательно посмотрев в его глаза, вышел из машины. Он сразу направился к двери в парадную, почему-то почувствовав, что будет тоскливо смотреть, как Макс уезжает.

Лифт остановился на семнадцатом этаже. Огден подошел к знакомой двери, звеня ключами. Щелчок выключателем, и свет наполнил большую комнату со светлыми стенами, единственную в этой квартире. Слева – белая кухня, плавно перетекающая в гостиную, которая одновременно являлась и кабинетом, и спальней. Два больших окна, прекрасный вид на ночной город. Грег говорил, что за эти деньги можно снять квартиру получше, но Огден хотел именно эту, и отчим уступил. Младший снял кеды без рук, наступая на задники, и кинул рюкзак на кровать, а потом вспомнил об альбоме и одновременно об уроках на завтра. Доклад о литографии победил, и Огден со стоном пошел к письменному столу, за ноутбуком, и, схватив его, сел в кресло. Это будет долгая ночь.

Через час работы Огден осознал, что все это время его терзало смутное беспокойство о том, куда же так неожиданно позвали его брата.

Он достал из кармана телефон и злополучную бумажку, вбил номер в графу «получатель», написал смс: «Ты в порядке, Макс?» и отправил, не позволяя себя задуматься.

***

Сигнальные маячки полицейских машин поблескивали в ночи, окрашивая парк в красно-синие цвета. Желтая заградительная лента, обмотанная вокруг деревьев, колыхалась на ветру. Криминалисты уже трудились над трупом и окрестностями, снимая отпечатки пальцев и восстанавливая картину преступления.

– Очередной примерный мальчик, – голос его напарника зазвучал совсем рядом. – Второе убийство за два месяца. Похоже, у нас серийник.

Но Макс уже не слышал ничего вокруг – его взгляд, внимание и обоняние были прикованы лишь к одному. Между деревьев, на земле, словно ключевая фигура, завершающая все это действие, раскинулся обнаженный хрупкий мальчик, на вид лет пятнадцати. Жизнь вытекла из него быстро, застывая на траве бардовым густым пятном. Стеклянные глаза смотрели в пустоту, длинные светлые волосы разметались по земле, кончики намокли от крови. Его тело было идеально, и это совершенство лишь подчеркивала зияющая кровавая дыра, прошедшая от грудины до паха. Кто-то вспорол его живот и покопался во внутренностях. В нос ударил острый запах крови – сырой, металлический, перекрывающий запах влажной земли и листвы.

Рядом лежал этюдник и свернутый в рулон рисунок. Эксперт как раз развернул его, помещая в прозрачный пакет для улик, и Макс увидел недописанный натюрморт. Этот мальчик был художником. В прошлый раз нашли труп скрипача. Убийца любил хороших, примерных, творческих мальчиков.

Телефон тренькнул в кармане – пришло смс, но Макс не среагировал – сейчас для него больше ничего не существовало. Сегодня им всем предстояла веселая ночка.

Через два часа в машине Макс взял в руки телефон – смс от неизвестного номера, но старший сразу догадался, кто отправитель. Если не забудет, он ответит позже, сейчас он хотел лишь быстрее доехать до дома и лечь в постель.

Комментарий к День 2. Кафе

Спасибо за публичную бету, друзья.)

========== День 3. День рождения ==========

В пятницу после колледжа Грег забрал Огдена, и они поехали в дом, где он провел остатки своего детства. Мама открыла бутылку белого полусухого, а отчим торжественно вручил подарки: новый фотоаппарат и три объектива. Огден еле удержался от того, чтобы не сбежать в парк, снимать деревья и ворон. Мама, заключив младшего в объятиях, неожиданно призналась, что уже два месяца, как беременна. У Огдена будет братик или сестра. Маме всего сорок семь, она влюблена и кажется счастливой. Огден с ужасом подумал, что она родила Макса, когда была немного старше его сейчас. Нет, Огдену совсем не хотелось детей. Может быть, когда-нибудь потом, но не в ближайшие пять лет. Огден поздравил её и Грега, а после уехал домой на такси.

Поднявшись в квартиру, он сразу поставил аккумулятор фотоаппарата заряжаться, чтобы поснимать завтра свой день рождения. Засыпая, он снова вспомнил о Максе – наверно, он ошибся цифрой, записывая номер брата на слух, и смс просто не дошло. Он придёт завтра. Он обещал.

***

Первыми отмечать день рождения пришли Алекс с Майклом и принесли кальян. Пока Алекс собирал кальян и грел угли, Майкл звонил в пиццерию.

И тут неожиданно пришел Артур. Прошел уже год и полтора месяца с момента, как они расстались. Сперва Огдену захотелось послать его, как только он увидел это смазливое лицо на пороге. Но тот был уже слегка пьян и выглядел подавленным. В руках он держал букетик белых тюльпанов и виновато улыбался. А начал диалог с фразы: «Я уверен, ты меня не хочешь видеть и, наверно, не впустишь…». Огден решил не портить себе настроение разборками и молча впустил его в квартиру.

Прошёл ещё час, брата всё не было. Огден медленно пил красное полусухое и вертел в руках складной штатив, подаренный Майклом и Алексом, посматривая на белые тюльпаны, сиротливо стоящие в прозрачной вазе. Его любимые белые тюльпаны, с идеальными зелёными листьями, которые так хочется рисовать цветными маркерами.

В дверь позвонили снова, и это опять был не Макс: пришел одноклассник Джордж и принес пакет сладостей. Через десять минут трое его друзей уже курили кальян, сидя на полу на пледах. А Артур подошёл и положил руку на поникшую голову Огдена. В это время в дверь позвонили снова. Огден бросился открывать и, когда в квартиру вошёл Макс, Огдену пришлось убирать от себя Артуровы руки, которые навязчиво его обнимали.

– Макс! Ты пришел!

Тут же Огден забыл, что ещё минуту назад обижался на брата и, переполненный радостью, коротко и сильно обнял его.

– Я не мог не прийти, – улыбнулся Макс, быстрым взглядом скользя по парню, маячившему за спиной Огдена.

– Это Артур, – пояснил Огден, несколько пренебрежительно указав на своего бывшего парня.

Тот самый Артур, который соблазнил младшего, а потом разбил ему сердечко. Интересно, что он тут забыл, причем успел уже изрядно надраться. Разуваясь и снимая куртку, Макс следил за этим субъектом боковым зрением, а потом прошел в комнату за Огденом.

Профессиональным взглядом Макс быстро сканирует помещение, словно это место преступления и ему нужно найти улики, прежде чем их успеют уничтожить. Светлая, уютная комната, из алкоголя несколько бутылок вина на столе, белого порошка или чего-то похожего на наркотики Макс не заметил.

Три парня на полу, раскуривающие кальян, заставили старшего поглубже вдохнуть воздух в легкие – запах травы не чувствуется, лишь фруктовый дымок табака.

– А это мои друзья – Алекс, рядом с ним его парень Майкл. И Джордж.

Взоры троих разом направились в их сторону, с любопытством изучая новоприбывшего.

– Привет, я Макс, – старший приветливо махнул рукой, внимательно разглядывая каждого. Ему показалось, что он попал в какой-то цветник – синие волосы, красные, они что, правда так ходят? Макс напомнил себе, что это люди искусства, и что парням по восемнадцать лет – можно сделать скидку на такие весомые факты.

– А, тот самый загадочный брат Огдена, – первым заговорил Красный, выпуская густую струю дыма.

– Огден что, уже успел рассказать обо мне? – мысленно Макс сфотографировал его с табличкой «Джордж 1» в руках на фоне с отметками роста.

– Только то, что у него неожиданно появился старший брат, – ответил Синий, забирая трубку у Джорджа и глубоко затягиваясь.

– Но он не говорил, что его брат такой красавчик, – Майкл смеется, по ходу получая легкую оплеуху от своего парня.

После этих слов Майкла Огден ощутил, что зубы его сжаты, а лицо горит. И он тут же почувствовал себя очень глупо. Ревность? Он влюблен в Макса. Он хочет целовать Макса. Он хочет трогать Макса. Макс – его старший брат. А значит, что бы Огден, ни чувствовал, это только его проблема.

В следующую секунду Макс достал из кармана рубашки конверт и протянул его Огдену. Старший совершенно не знал, что подарить брату. Чем увлекается Огден – искусство, фотография, моделинг?

– С Днем рождения.

Огден открыл конверт, в нем было два билета на выставку Готфрида Хельнвайна. Выставка его мечты, как давно он хотел попасть туда!

– Это прекрасно, Макс. Спасибо, – младший прижал конверт к груди, глаза светились радостью и счастьем. Как он угадал? Макс чувствует его так остро!

В зоне кухни Огден налил вина в бокал и понёс его брату. Подойдя со спины, он свободной рукой осторожно коснулся его предплечья – это было не обязательно, просто очень хотелось.

– Вот, держи. Да, я ещё не совершеннолетний по законам штата, но Грег считает, что лучше я буду пить купленное им вино, чем неизвестно что, неизвестно где.

Передавая бокал, Огден случайно встретился с пальцами Макса и неловко замер, потому что внутри снова что-то упало. Отдернув руку, он быстрыми шагами направился к кухне, якобы чтобы срочно порезать сыр.

– Этот Грег толковый малый. Нужно будет познакомиться с ним поближе, – Макс покачал бокал в руке, рассматривая, как вино стекает по стенкам. Он знал, что кальян и алкоголь лучше не смешивать, поэтому сел на плед рядом с парнями, ставя бокал на пол, и взял протянутую трубку. Первые затяжки кальяна всегда расслабляющие, остальное курение остается только лишь ради процесса.