Текст книги "Больше, чем брат (СИ)"

Автор книги: Maks Grey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

========== День 1. Свадьба ==========

Бывают места, где тебя ничего не держит. Бывают люди, к которым не планируешь возвращаться. Прошло уже восемь гребаных лет, и Макс не думал, что они вновь когда-либо встретятся. По крайней мере, не так. Рождение, похороны и свадьба – три события, на которых должен присутствовать каждый человек. Так что хочется или нет – он просто обязан.

– Только не говори, что ты переживаешь, – Макс остановил машину на парковке и, заглушив двигатель, посмотрел на отца.

– Это твоя мать, Макс, – волевое лицо напряжено, мужчина под пятьдесят щелкнул зажигалкой и нервно закурил, – Твоя мать. Она тебя выносила, родила и воспитала. Мог бы сделать вид, что чувствуешь хоть что-то.

И правда, чувствовал ли он? Сейчас Макс попадет в самую гущу эмоций, событий, незнакомых ему людей, будет улыбаться тем, кому не должен, разговаривать с теми, с кем не хочет. Он окунется в прошлое, одно за другим прогоняя в мозгу события давно минувших дней. Это как фильм с самим собой в главной роли. Фильм, который не стал бы больше смотреть.

За один день может измениться многое, что уж говорить про восемь лет. Он стал еще выше, а широкие плечи, сильные руки и подкачанное тело говорили о системных тренировках. Темные, коротко стриженые волосы и черные глаза, словно угли, прожигающие насквозь. Конечно – он изменился. Конечно – он остался таким же, каким и был.

***

Все происходило в лучших традициях американских фильмов – выездная регистрация на природе: арка, украшенная цветами, море шампанского и счастливые лица приглашенных. В самом центре событий – его мама, лучащаяся счастьем, согласная вновь скрепить себя узами брака.

Все поздравляли молодоженов, обнимали и осыпали лепестками роз. Они с отцом почти последними подошли к счастливой матери, и Макс, сдержанно улыбаясь, вручил ей букет чайных роз.

– О, Макс, мальчик мой! Как ты вырос, каким красавцем стал… Я так рада, что вы приняли приглашение… – мать еще что-то щебетала, красивая, стройная, в длинном белоснежном платье, почти не изменившаяся, словно не подвластная времени, но Макс уже не слушал, поспешно отходя и освобождая место для других поздравлявших. Меньше всего ему сейчас хотелось увидеть лицо собственного отца, ведь тот все еще любит маму.

Их семья уже давно раскололась на мелкие осколки, которые резали друг друга при малейшем соприкосновении. Этот союз никогда нельзя было назвать образцовым. Ссоры и скандалы, закончившиеся разводом родителей и дележкой детей. Конечно, Макс принял сторону отца – рационального, четкого, вдумчивого и прагматичного. Тот всегда был ему близок по духу.

Отец не запрещал шестнадцатилетнему Максу общаться с матерью и братом, но тот сам не очень хотел. Переезд, колледж, а после университет – жизнь началась с чистого листа и не оставила место прошлому. Да и старшего нельзя было назвать семейным человеком, дарящим подарки на Рождество.

На торжество Макс надел темно-синий костюм с бабочкой и белоснежную рубашку. Сев за праздничный стол со всеми остальными гостями и разливая вино, Миллер уже словил на себе несколько долгих взглядов девушки в красном платье. На его губах играла легкая ухмылка – от дефицита внимания противоположного пола он никогда не страдал.

***

Оглушенный музыкой, окружённый людьми, растерянный, Огден курил, смахивая пепел в бокал с остатками шампанского: пить не хотелось, тем более – это. Курить, если честно, не хотелось тоже, но когда куришь, ощущаешь себя хоть чем-то занятым. Если ты занят, не нужно идти в толпу малознакомых людей, улыбаться им и делать вид, что очень рад их видеть. Огден поставил бокал в траву и, не сводя с него взгляда, словно это поможет стекляшке не перевернуться, полез в карман белого пиджака за ещё одной сигаретой. После них противно пахли руки и надолго оставался привкус, но послевкусие встречи с толпой субъективно ощущалось гораздо гаже. Не так уж плохо на этой свадьбе. Ну, одели в дурацкий наряд, что с того. Это можно пережить. А если смотреть вправо, даже озеро видно.

Теплый ветер врезался в лицо, и светлая челка непослушно упала на глаза, ее пришлось придержать рукой. А бокал всё-таки упал. Волна тёплого шампанского с клочьями пепла залила траву, обрызгала штаны и ботинки. Спешно покидая место катастрофы, Огден выронил зажигалку и заметил это, только прошагав добрую половину пути. Ничего, можно попросить у кого-нибудь огня. Расстроить маму он не боялся: она знала, что её младшенький курит уже полгода. Если можно, конечно, назвать курящим того, кто пачку в месяц осиливает не каждый раз. А вот другие родственнички… Да к черту их всех. Юноша отправился на поиски кого-нибудь с зажигалкой в руках, терзая зубами сигаретный фильтр. Обходя один из полупустых столов, Огден обратил внимание на два подозрительно знакомых силуэта. Это же отец и брат. С отцом они время от времени созванивались, тот почти не изменился, разве что седины стало больше.

А вот с возмужавшим братом он не виделся уже восемь лет. Огден мог бы поклясться, что если старший встанет, то будет выше его не меньше чем на полголовы. При мыслях об этом, перед глазами встали бесстыдные картинки из прошлого, но ему удалось усилием воли сосредоточить своё внимание на моменте. Правда, что-то похожее на волнение все равно плясало в груди.

– Огден! – неожиданно позвал отец, чуть охрипшим от волнения голосом, словно хватался за имя, как за спасительную соломинку, – Огден, мы здесь! – даже привстал с места и помахал рукой.

Повернув голову в сторону, Макс увидел стройного смазливого парня в белоснежном костюме. Это что, действительно его брат? Конечно, он изрядно изменился за это время. Если Максу двадцать четыре года, то Огдену сейчас восемнадцать. Самое время для горячих, безрассудных поступков. Интересно, каким он стал? Хотя… действительно ли Максу это интересно? Огден подходит к ним ближе, на зов отца, и Макс кивает ему, кидая короткое: «Привет».

– Прекрасный вечер, правда? Я рад тебя видеть, папа.

Около сцены зажгли подсветку, и Огден заметил, что начало темнеть. Свет вспыхнул прямо за спиной Макса, и юноше пришлось прикрыться рукой, чтобы увидеть глаза своего повзрослевшего брата.

– Здравствуй, Макс. Как поживаешь?

Теперь, когда брат подошел ближе, Макс мог разглядеть его получше. Тот стал чертовски хорош собой – кто бы мог подумать, что из того мальчишки вырастет настоящий расхититель девичьих сердец. Хотя, в этом Макс мог с ним потягаться, разве что красота его была более мужественная. Огден был очень похож на маму, просто ее мужская версия. Отец с матерью были красивой парой, передав своим детям свою превлекательную внешность.

– Спасибо, хорошо, – Макс вежливо кивнул, посмотрев на брата и растянув губы в еле заметной ухмылке. – Ну ты вымахал. Встретил бы на улице – не узнал.

Неожиданно вспомнив, что всё ещё держит во рту сигарету, Огден почувствовал неловкость, наверно из-за стоящего рядом отца, и с трудом подавил желание спрятать её в кулаке, как нашкодивший мальчишка. Но, овладев собой, он только чуть сильнее сжал ее губами, боковым зрением наблюдая за братом. Смотреть на Макса прямо почему-то было трудно. Огромная пропасть длиной в восемь лет лежала между ними, и на том её конце было то лето. К черту. Это было давно.

Огден заставил себя повернуть голову – вышло чуть более резко, чем хотелось, и посмотрел в черные глаза брата. Боже, какой он стал красивый. Явно занимается в зале, мышцы угадываются даже под костюмом. «Макс как незнакомец» – промелькнуло в голове Огдена. И от этой мысли как-то сразу стало легче.

Поднявшись с места и отодвинув стул, Макс взял у отца сигарету и зажигалку. Плевать, что он больше не курит, сейчас главным было – выбраться из этого места, хотя бы ненадолго.

– Мы можем пройти к воде и покурить там. Там потише. Идти не больше трехсот метров, – полуулыбка, другая часть рта занята сигаретой. Он ненадолго прижал ладонь ко лбу, морщась как от головной боли. И бросил, не поднимая глаз:

– Надеюсь, ты не против, папа. Мы скоро вернёмся. – Огден не стал дожидаться ответа и молча зашагал в сторону берега, надеясь, что его так изменившийся брат последует за ним.

Несколько секунд Макс просто стоял и смотрел ему в спину. Что же, почему бы и нет? Сейчас неплохо было бы немного проветриться. Не сказать, что алкоголь ударил ему в голову – старший не знал, сколько ему надо выпить, чтобы опьянеть. По крайней мере, не столько.

У Макса с братцем никогда не было дружеских отношений. Не сказать, что они сильно ладили в детстве. У них были стандартные отношения младшего и старшего: частые драки и выяснения отношений, когда младший тянулся к старшему, а тот его отвергал. Они словно копировали своих ссорящихся родителей, хотя сами о том не подозревали.

Когда ты мелкий, разница в год кажется уже слишком большой, а тут и вовсе шесть лет. Младшие братья всегда и везде ходят за старшими хвостиком, путаются под ногами и жутко надоедают. Макс помнил, как младший просил взять его погулять с его друзьями – крутыми, как им тогда казалось, шестнадцатилетними парнями, настоящей бандой. На что старший, конечно же, всегда отвечал отказом.

Интересно, помнил ли Огден то их последнее лето на ферме? Вряд ли это можно было забыть. Сейчас Макс назвал бы случившееся переходным возрастом и проснувшейся сексуальной активностью, тягой к разрядке и получению нового опыта. И в зоне внимания старшего оказался его брат.

Озеро действительно было прекрасно. Вода успокаивала, гул праздника остался позади, а вся эта атмосфера – огни, отражающиеся в воде, деревья, свежий воздух, – настраивала на особый лад.

Макс остановился рядом с братом, смотря на воду, щелкнул зажигалкой, прикуривая, запирая дым в легких на секунду, а после выдыхая, позволяя белому облачку сорваться с губ и раствориться в воздухе. Курить он начал еще давно, лет в двенадцать, сначала просто попробовать, потом затянуло – стандартная схема всех подростков. В сознательном возрасте бросил, причем успешно. Но иногда, очень редко, все равно курил. Это был скорее какой-то ритуал, чем сама привычка.

– Новый муж мамы. Какой он? – слова разрезали молчание между ними, словно нож. Было странно стоять рядом со своим младшим братом, которого он совсем не знал, и курить.

Рука Огдена потянулась к виску, поправить волосы, что выбились при ходьбе и теперь лезли в глаза.

– Грег? Я бы даже сказал, что он хороший. Любит мать, может её обеспечить. Нормально разговаривает со мной, не лезет не в свои дела. Оплачивает мне колледж. Можешь не переживать за маму, сейчас она в порядке.

Огден правда думал, что Грег хороший. Они с мамой жили вместе уже пять лет, и у них все в порядке. Ну, конечно она будет иногда рыдать вечерами, после ужасных ссор, а он, возможно, трахнет кого-нибудь лет через семь-десять. Но это будет потом. А сейчас Грег заботится о маме, и она счастлива.

– Как там папа?

Вопрос прозвучал почти светски, но в нем был ощутимый подтекст, в виде осторожного: «Ты не знаешь, ему всё ещё больно?».

– Отец? Насколько я знаю, он в порядке. Держится. Я не живу с ним со времен колледжа. Мы редко видимся.

Макс был слишком своевольным, чтобы жить с отцом. Сначала общага, потом съемное жилье. Устроившись на работу, Макс купил квартиру под щадящий процент – небольшую уютную берлогу холостяка.

Постепенно смеркалось, небо радовало перистыми облаками с разными оттенками синих и розовых цветов, отраженными в воде, как в зеркале. Небо и его отражение. Две стороны одной медали, как Огден и Макс. Разделенные, но встретившиеся, чтобы расстаться вновь.

– Неплохо было бы искупаться, – неожиданно сказал Макс, ухмыльнувшись своим мыслям, – но я не настолько пьян, чтобы лезть в воду сейчас, посреди свадьбы.

– Я тоже хочу в воду. Эти ботинки, – откликнулся Огден, пнув какой-то мелкий камушек, – все равно полны песка.

Праздник гудел где-то за спиной, но Огден сейчас не чувствовал себя его частью. Брат закурил, и кончик его сигареты засветился алым, словно один из габаритных огней самолёта. Рука Макса держала сигарету так, словно она была там всегда: так естественно, лаконично, идеально. Огден как-то пытался изобразить этот жест, заранее зная, что у него не получится. Для этого нужно скурить, наверно, не одну тысячу сигарет.

Неощутимый ветер медленно уносил облака сигаретного дыма к озеру, они тут же расползались и исчезали совсем. Огден смотрел, как согнутая в локте рука Макса обнажает идеально выглаженную манжету рубашки. Он почувствовал укол сожаления от того, что ни одна из пуговиц не расстёгнута: какой был бы повод дотронуться руками до кожи, граничащей с тканью. Огден сам не заметил, как подошел очень близко и протянул руку: от кончиков пальцев до одежды брата едва поместилась бы ладонь. Не выпуская искусанного фильтра, Огден улыбнулся уголками губ, а в глазах его мелькнула шальная искорка.

– Можно зажигалку? Или я могу прикурить от твоей сигареты.

Отчего-то Максу захотелось запретить Огдену курить. Вырвать сигарету из рук, резко прервать возражения, провести нравоучительную беседу о вреде никотина. Или просто сказать: «Нельзя. Потому что я так решил». Макс внутренне усмехнулся, представив эту нелепую картину. Запрещать курить с сигаретой в зубах, читать нотации брату, которого видишь первый раз за восемь лет – как это глупо. Старший списал этот порыв на свой деспотично-властный характер. Ох, и не повезет его постоянной девушке, когда такая вдруг появится на горизонте. Как говорили некоторые: «Макс, быть с тобой рядом – великая радость и великая печаль».

Старший протянул зажигалку не глядя и из-за этого вскользь коснулся пальцев брата. Короткое прикосновение – металл зажигалки и горячие пальцы Макса коснулись руки одновременно. Огден отдернул руку, замечая, что почему-то не дышит – он словно упал в холодную воду. По коже словно искра пробежала, током ударило. Довольно неожиданная и странная реакция. Он что, действительно волнуется? Да что это с ним. Может быть, это из-за того, что последний раз они касались друг друга целую вечность назад?

– Чем ты… занимаешься по жизни? – задал Макс довольно естественный вопрос, тем более время нужно как-то убить – у него осталось еще половина не выкуренной сигареты.

Сигарета Огдена разгорелась лишь с третьей попытки. Растерянный, он вдохнул едкий дым слишком резко и глубоко, совсем не так, как привык. И закашлялся, с досадой понимая две вещи: почему друзья говорили что он «курит как девственник»; и то, гораздо более мучительное, что момент упущен, и уже не получится произвести на брата впечатление своей взрослостью. Худое лицо, тонкие пальцы – Огден ненавидел то, что всегда выглядел младше, чем есть на самом деле. Он негромко заговорил, коротко прерываясь на кашель и старательно делая вид, что ничего такого не происходит.

– Я учусь в колледже свободных искусств, на факультете, что не удивительно, искусствоведения. В этом году будет специализация: выбираю между импрессионистами и современным концептуальным искусством, таким как гиперреализм.

– Искусство, значит. Я плохо в нем разбираюсь. Знаешь, на уровне: «Это Мона Лиза. Да Винчи», а дальше ни с места, – Макс улыбнулся лишь уголками губ, затягиваясь и выдыхая дым вновь. Странно, что они болтали тут вот так, запросто. Странно и естественно.

Младший внимательно смотрел на сидящего брата, а сигарета в его собственной руке тлела, клок серого пепла упал на землю, словно сбитый мотылёк. Огден спешно поднес её к губам, вдыхая дым, уже не так глубоко, и медленно выпустил его, любуясь.

– Грег снимает мне квартиру-студию. Не хочет, чтоб я жил в общежитии. Говорит, у него остались не лучшие воспоминания о жизни там. – Огден усмехнулся, на мгновение коснувшись лба рукой с сигаретой между пальцами. – На самом деле, я думаю, он просто боится, что меня побьют милые однокурсники. Не хочет верить, что мир изменился за прошедшие двадцать лет, и что на факультете половина таких, как я. Но не отказываться же. Мне нравится жить одному, – последнее прозвучало с лёгкой ноткой печали.

Что? О чем это Огден, за что его могли побить? Его брат… Его брат что, гей? Внутри что-то оборвалось и полетело вниз. Макс не мог поверить в это. Не сказать, что он был таким уж ярым гомофобом, скорее относился нейтрально к сексменьшинствам, ссылаясь на то, что тот, с кем ты спишь – твое лично дело. Хотя, кто теперь в меньшинстве, это можно было еще поспорить. То, что Огден позиционировал себя, как гей, его сильно удивило, правда, Макс не стал это как-то комментировать и заострять внимание.

Тем временем Огден продолжил, смотря куда-то в небо, словно забыв о тлеющей сигарете:

– Бывает, меня зовут посниматься в рекламе. Но мне больше нравится самому фотографировать. Правда, дохода это не приносит, только трачу деньги. Чем занимаешься ты?

– Я отучился на криминалиста. Сейчас работаю в департаменте полиции, – при очередной затяжке огонек опалил фильтр и Макс кинул окурок, придавив носком ботинка. Довольно иронично, с практически криминальным прошлым уйти в такую сферу, но, между тем, обоснованно.

Огден, задумчиво уставившись в лицо брата, протянул зажигалку обратно. Но неожиданно выронил её, бросил сигарету куда-то вправо и подул на обожжённые пальцы. Это словно дежавю – в детстве младший часто падал и разбивал коленки, а старший дразнил его. Тогда Макс был несносным мальчишкой. И сейчас, разглядывая лицо брата, Миллер старший задавался вопросом, почему Огден не возненавидел его после всего, что тот с ним сделал. Хотя, может и возненавидел, просто хорошо это скрывает.

Пока они здесь курили, совсем стемнело. Наклонившись, старший подобрал зажигалку и кинул короткий взгляд на брата.

– Мне пора возвращаться. Надо проверить, как там отец, – Макс не помнил того момента, когда стал родителем для своего родителя, это случилось постепенно и как˗ то само собой.

Младший посмотрел в ту сторону, откуда они пришли. Там кто-то громко смеялся, все блестело, гудело, двигалось. К своему удивлению, Огден ощутил досаду от того, что брат собирается уйти отсюда так скоро. Он заметил, что замёрз и не придумал ничего лучше, чем спрятать холодные пальцы поглубже в рукава.

– Я не хочу туда возвращаться, – признался он, недовольно морщась, – Может, просто уедем отсюда? Я так не люблю все эти фальшивые праздники.

«Боже, – мелькнуло в голове младшего, – это же выглядит так, словно…»

Словно он пытается подкатывать к собственному брату.

«Только выглядит», – сказал он себе серьёзно, и добавил вслух, словно оправдываясь:

– Мне просто нравится говорить с тобой.

Его захлестнула растерянность, перемешанная со стыдом и приправленная острым страхом, что брат сейчас уйдет из его жизни туда же, откуда пришел. Нужно было сделать хоть что-нибудь.

– Да, наверно выглядит это как чистое безумие. Если захочешь, можешь считать, что это я так неудачно пошутил, – он кивнул в сторону праздника, еще сильнее прячась в пиджак, словно это было возможно. – Не хочется больше оставаться здесь.

От сегодняшнего дня Макс мог ждать, чего угодно – холода, отчуждения, того, что они с братом даже не посмотрят друг на друга или подерутся, но никак не такого. Куда Огден собирается ехать сейчас? Ему что, действительно нравится общение с Максом? Но они едва ли обменялись парой фраз.

Это было похоже на крик души и Макс внимательно слушал. Это было похоже на то, что Огдену нужна была чья то поддержка. Брат цеплялся за него, словно за что-то спасительное. Может Миллер младший просто перебрал шампанского и оно ударило в голову только сейчас? Может у него проблемы с парнем, на учебе, или просто не с кем поговорить. Подростки в восемнадцать часто мечтают о справедливости и режут вены. На курсе криминалистики Макс изучал психологию, но и без этих знаний он понимал, что брата сейчас нельзя оставлять одного. В конце концов, Огден был для Макса лишь маленьким, запутавшимся в себе мальчишкой. Неужели он мог оставить его здесь и сейчас, так же, как и восемь лет назад?

Восемь лет назад. Неужели он забыл? Нет, Огден помнил, как и Макс, просто молчал. Такое не стереть из памяти, как ни старайся. Максу казалось, что он помнит все детали, словно это было вчера.

***

– Что случилось, Макс? – мальчик оторвался от экрана компьютера, словно кожей почуяв, что с братом что-то не так.

Макс молчал, но, видимо в его взгляде что то полыхнуло, потому что младший явно напрягся и быстро сказал:

– Я не трогал твоих вещей.

Они очень часто скандалили из-за того, что младший брал вещи старшего без спроса, даже если этого на самом деле и не было. Они дрались по любому поводу, и зачинщиком всегда был Макс.

– Конечно же, не трогал. – голос старшего пугающе ровный, – Ты сделаешь кое-что для меня. И не расскажешь маме. Понял?

Огден медленно и послушно кивнул. Он, как и все младшие, просто хотел быть частью жизни Макса.

Конечно, старший припугнул младшего, чтобы тот ничего не рассказывал маме, и Огден сдержал свое обещание. Вскоре Макс уехал к отцу, и в сознании Огдена остался как бы раздвоенным: братом и кем-то сильно похожим на него.

Позже младшему изредка снились кошмары о тошноте, нехватке воздуха и бессилии, но с каждым разом они изрядно теряли степень ужасности. Однажды Огден проснулся после такого кошмара с эрегированным членом и, сонный, долго, медленно трогал его, пока, удивленный и восхищённый, не кончил впервые за свою жизнь. Психологическая защита, с говорящим названием сексуализация, сделала своё дело: страх спрятался где-то в глубине его сознания, на его место пришло удовольствие.

Воспоминания о пережитом не отступали тогда и, в конце концов, привели к повторению этого опыта, но уже иначе: два подростка, влюбленные и неуклюжие, дрочили друг другу под одеялом на одной из ночёвок, зажимая себе рот в попытке сдержать стоны, чтоб родители за стеной не услышали. Это казалось естественным, правильным. Даже можно сказать – единственно верным вариантом. Где-то в шестнадцать Огден окончательно признался себе, что он гей. Это было не сложно.

Став гораздо старше, Огден смог осознать произошедшее в детстве и даже мысленно назвать вещи своими именами. Но прошлое, даже ужасное, размывается со временем, на него наслаиваются воспоминания о воспоминаниях и, в конце концов, оно превращается во что-то сильно отличное от оригинала. Да, Огден смог, наконец, разозлиться на брата. Но иногда, когда он дрочил, перед глазами вставали картинки того злополучного дня. Это было редко и стыдно. Но это было.

***

«На факультете половина таких как я» – утопленником всплыли в памяти Макса недавние слова.

Огден стал геем не из-за той же выходки, верно? Миллер старший старательно гнал от себя эту мысль, но отчего-то чутье подсказывало, что так оно и было. Черт.

Младший кажется перевозбужденным эмоционально – затянувшееся напряжение вылилось в такого рода срыв. Нужно просто успокоить его и отправить отдыхать. Или сдать кому-то из взрослых. Конечно, не маме и Грэгу – сегодня у них первая брачная ночь. Но тогда кому?

– Это ведь сложно, организовать такую шикарную свадьбу, верно? – внимательно рассматривая лицо Огдена, Макс неожиданно перевел тему, понижая голос, отчего тот становится вкрадчивым, – Много нервов и эмоций. Столько всего нужно учесть, организовать. Все должно быть идеально, к тому же, когда невеста – твоя мама. Наша мама.

В восемнадцать лет подростки так ранимы. Нет, Макс не был хорошим и он не мог играть идеального старшего брата после всего, что между ними было. Но довести Огдена до номера было в его силах.

– Знаешь, праздник постепенно достигает своего апогея, думаю, скоро гости будут расходиться. Мне нужно отвести отца в его номер и найти свой, а я тут вообще не ориентируюсь. А ты здесь белый король. Поможешь?

Огден молча кивнул в ответ и, все так же трясясь от холода, направился в сторону мотеля. Он знал, что где-то здесь есть тропинка, но не пытался её разглядеть, а шел прямо по мокрой от вечерней росы траве, чувствуя, что носки, торчащие из ботинок становятся все более холодными и мокрыми с каждым шагом. Сейчас младший не понимал своих чувств, их было так много, что они едва помещались в сознании. Почему ему так больно сейчас, так тоскливо? Он пытался думать об этом, но его всякий раз выносило во вне, словно что-то не давало приблизиться к источнику этой чертовой боли.

Кажется, он выпил всё-таки слишком много вина. Так сложно собраться! Но, после очередной попытки осознать разрывающие его чувства, младшего ошарашило пониманием трех вещей, и он тут же пожалел об этом:

Первое. Ему, черт возьми, нравится этот красивый, обходительный мужчина.

Второе. Этот мужчина – его брат.

Третье. Тот самый брат, с которым его связывает не очень приятное прошлое.

Жалость к себе, страх и стыд вцепились в горло. Огден сжал пальцы в кулаки, так, что ногти больно впились в ладони, и принялся с силой кусать губы, пока не почувствовал во рту кровь.

Основная программа была закончена, ведущий договаривал красивые прощальные слова, молодожены за своим столом собирали подарки, гости медленно разбредались кто куда – курить, умыться или найти свой номер.

Неожиданно весь свет погас, и в наступившем мраке раздался свист, а после в темном небе рассыпались на миллионы частей разноцветные цветы. Один, второй, третий. Салют – традиционное завершение вечера, и Макс с Огденом стояли под деревьями, задрав головы вверх, отделенные от всех остальных гостей столами и пространством. Отделенные чем-то, о чем могли знать только они.

Фейерверк рассыпался в небе последней вспышкой, под аплодисменты гостей. Свет снова включили, и Макс заметил отца за столом. Даже одного взгляда хватает, чтобы понять – он изрядно набрался. Нужно было срочно отводить его спать.

– Давай-ка, поднимайся, – подойдя ближе, Макс наклонился и закинул руку отца себе на плечо.

– Макс… – отец сфокусировался на старшем, заодно цепляя взглядом маячившего за его спиной Огдена, – Мои дорогие мальчики… Мои сыновья… Вы так хорошо смотритесь вместе… Не потеряйте друг друга… Не делайте ошибку, что совершили я и мать…

Старший вел в мотель пьяного отца, младший бездумно шел следом, но почти не присутствовал в этом моменте. Дорожка вывела их к ступенькам мотеля, которые упирались в тяжёлую деревянную дверь. Тёплый свет фонарей остался позади, в холле висели белоснежные лампы дневного света, от них щипали глаза.

Вместе они прошли коридор, по обеим сторонам которого расположились нескончаемые двери номеров.

«На этаже так тихо, – подумал Огден, – давяще тихо, словно здесь больше нет никого, кроме нас троих». Он неожиданно почувствовал себя таким маленьким и бессильным.

Нужная дверь легко поддалась ключу, Макс завел отца внутрь, не включая света. Огден зашел следом и, прислонившись к стене, задумчиво наблюдал, как старший укладывает отца на кровать, снимает с него обувь, ослабляет воротник рубашки. Отец, кажется, говорил что-то про маму, но младшему не хотелось вслушиваться в его слова.

С улицы доносилась неторопливая музыка: последний медленный танец для самых стойких. Свет фонарей сквозь окно проникал в номер, оставляя угловатые пятна на потолке. Младший рассеянно смотрел на старшего брата и почему-то даже жалел, что на месте отца не он. В детстве мама несколько раз просила недовольного Макса уложить братишку спать, и тот помогал Огдену застегнуть пуговицы на пижамной рубашке, потому что злился, что младший делает это слишком медленно.

Огден пытался вспомнить, как ощущались тёплые руки Макса, которые возились с его пуговицами, но фантазия неожиданно вышла из-под контроля, и в следующую секунду Огдену вспомнил боль смятых волос.

Укрыв отца, Макс подошел к Огдену. Тот дрожал и в целом выглядел подавленно и неважно.

– Ты в порядке?

Младший почувствовал подступающий к горлу иррациональный страх, но не двигался, просто не мог, только широко раскрыл глаза. Что-то словно оборвалось у него внутри и со свистом падало вниз, сквозь все этажи мотеля.

– Я, кажется, не в порядке, совсем не в порядке, Макс. – выдохнул он, наклоняясь, и лицо его занавесилось волосами, а плечи вздрогнули от беззвучных рыданий.

Макс положил руки на плечи брата, чуть сжимая и не сильно встряхивая. На ум почему-то пришли совсем не веселые вещи. У младшего расфокусированный взгляд, подавленное, вялое состояние. Огден вел себя очень странно, к тому же многие подростки в его возрасте подсаживались на траву, а потом и на что-то потяжелее.

– Пошли, я тебе помогу.

Еще несколько минут и Макс, наконец-то, распахнул дверь номера Огдена, помогая тому добраться до кровати.

Огден снял ботинки без рук, наступая на задник, и пнул их в сторону. Он чувствовал себя выжатым. Пиджак комом слетел на стул, словно подбитая птица, но приземлился мимо. Почему Макс в их первую взрослую встречу увидел его в таком отвратительном состоянии? Огден хотел продолжить раздеваться, пальцы потянулись к пуговицам, но почему-то ему было трудно заставить себя сделать это при брате, словно рубашка – его броня.

– Я справлюсь, ты тоже можешь идти спать, – проронил Огден, смотря на свои колени, сжимая в пальцах пуговицу у шеи.

Макс кивнул в ответ на слова младшего. По крайней мере, до кровати старший его довел, совесть чиста, поэтому он развернулся и вышел, кидая на прощанье:

– Доброй ночи, Огден.

Найдя свой номер и быстро скинув всю одежду, Макс лег на постель. Принимать душ уже не было сил. Бешеный денек, ничего не скажешь – посещение шумного мероприятия, встреча с родственниками, новый муж матери, Огден и его неожиданное признание в ориентации. За сегодняшний день Макс успел все, кроме как перекинуться парой слов с той девушкой в красном, но может оно и к лучшему. Не хотелось на свадьбе матери оттрахать кого-то, а потом узнать, что это была троюродная сестра по отцовской линии.

***

Рано утром Макс разбудил помятого отца, протягивая ему бутылку воды. Нужно уехать отсюда, пока гости не повылазили из своих нор, чтобы начать праздновать с новыми силами.

Отец двигался медленно и неохотно, спрашивая о том, не позволил ли он вчера себе лишнего. Макс заверил его, что на Грега с кулаками он не лез и маму украсть не пытался.

В голове промелькнула не новая мысль: «Странно, что родители развелись», но Макс прогнал ее от себя прочь. Иногда прошлое лучше оставить в прошлом.

========== День 2. Кафе ==========

С понедельника Макс полностью ушел в работу, краски произошедшего на свадьбе померкли и вытеснялись из головы. Иногда, правда, мысли отчего-то возвращались к Огдену, к его странному поведению, к событиям восьмилетней давности. Его младший брат стал геем, причем возможно, из-за него. Конечно, Макс не собирался просить прощения за то, что сломал младшему жизнь – это было бы глупо, прошлого уже не вернуть. Да и вообще, он не хотел становиться с Огденом «настоящими братишками» – равносильно тому, если бы он влез к младшему в душу тупыми инструментами, без перчаток и анестезии. Миллер старший не планировал вытаскивать Огдена из плохой компании или спасать от наркотиков – Макс не хотел играть хорошего, примерного, заботливого братца. Поздновато спохватился, да и не его эта роль.