Текст книги "Основатели (СИ)"

Автор книги: Magnus Kervalen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Годрик свел к переносице светлые брови, раздумывая над предложением Элазара.

– Послужить можно, – ответил он. – Я не раз охранял паломников в пути на Восток к святым местам, да и с купцами из ваших имел дело, так что мне не впервой продавать свой меч и волшебную палочку – лишь бы в цене сойтись. Только вот что… Из квартала волшебников мы сбежали вместе, вместе нам и награбленное делить, – Годрик поднял с пола сундук и протянул его Элазару. – Открывай. Поделим по справедливости: половину – мне, половину – тебе; баба и малец не в счет. Я честный человек, не чета тому прощелыге, – Гриффиндор презрительно пнул хозяина постоялого двора, укрытого соломой, – я обирать тебя не стану.

На тонких темных губах Элазара зазмеилась улыбка.

– О, сэр рыцарь, боюсь, ты сам откажешься от своей доли, когда увидишь, что в этом сундуке, – заверил он и, достав палочку, проговорил: – Аллохомора!

Крышка сундука откинулась, и глазам Годрика открылся ворох испещренных неведомыми знаками, прямо-таки рассыпающихся от старости свитков. Горькое разочарование отразилось на простодушном лице Годрика.

– Ну и ну, господин чародей! – воскликнул он. – Ваш квартал так и нашпигован золотом, дорогими тканями и пряностями, а вы ухитрились вытащить оттуда только этот ни на что не годный сор? Ты гляди, гляди, они ж даже не новые!

Элазар отобрал у него сундук.

– Эти магические тексты, сэр рыцарь, стоят больше, чем всё золото и драгоценности Косого рынка, – заявил он.

Годрик посмотрел на Элазара взглядом, каким смотрят на блаженных – с презрением, смешанным с жалостью.

– Может, оно и правда, – наконец согласился он. – Когда я учился в соборной школе святой Авроры (куда меня папаша, чудак старый, определил), то видал в библиотеке ветхие такие книжищи, над которыми братья-аврориты тряслись, будто они из чистого золота. А по мне так глупости всё это, баловство. Что проку от этих книг да свитков? Ты не подумай, господин чародей, я не то что иные невежды – я грамоте обучен: имя свое начертать умею и «Отче наш» наизусть прочесть могу без запинки. Но всё ж-таки не спорь: книгами ни голод не утолишь, ни от врагов не отобьешься. Хотя… – тут Годрик задумался, – иными такими книжищами если кого шандарахнешь – точно прибьешь, – он от души рассмеялся. – Так что, господин чародей, забирай свои свитки себе, а мне за службу платить будешь звонкой монетой да добрым элем.

– По рукам, – легко согласился Элазар, большой мастер давать пустые обещания.

========== Глава 5. В дороге ==========

– Разве ж это конь? Это не конь, а какой-то боров, – ворчал Годрик, ведя за собой в поводу одра – расчетливый Элазар прихватил его с собой, когда с первыми лучами солнца они покидали постоялый двор. – Не таков был наш уговор, господин Слизерин, – попенял ему Годрик. – Ты обещал раздобыть мне доброго жеребца, а этот коняга, кажись, даже под седлом ходить не умеет.

Элазар скосил глаза. Пока они шли, он старался держаться поближе к Гриффиндору, без устали льстя легковерному рыцарю и терпеливо выслушивая его однообразные воинские байки.

– Я непременно приложу все усилия, чтобы достать для тебя настоящего боевого коня, достойного такого славного воина, как ты, сэр Годрик, – пообещал Элазар. – А одер нам пригодится: будем подменять им мою кобылу, чтобы та не уставала и чтобы нам не приходилось часто останавливаться; а если будет нужда – сможем выручить за одра хорошую цену.

– Так-то оно так, – со вздохом согласился Годрик. – Ты, господин чародей, как я погляжу, человек сметливый и оборотистый. Но всё же тоскливо мне топать на своих двоих. Сам посуди, что я за рыцарь без скакуна? Эх, чтоб его черт удавил своим хвостом, этого Ноэла из Лонгботтома, его и всю его шайку! Мало того, что жеребца моего погубил, так еще и без седла меня оставил, и без сбруи. Напомни-ка, господин Слизерин, рассказывал ли я тебе, как я отбил это седло у сарацина в честном поединке? – и, не дожидаясь ответа, он начал: – Ну так слушай. Дело было так…

Элазар изобразил на своем лице живейший интерес. Реувен осуждающе покачала головой: она видела, что Элазар бессовестно хитрит, очаровывая простодушного рыцаря так же, как еще недавно очаровывал ее саму, и это ее коробило. Разумеется, Реувен понимала, что намного безопаснее путешествовать под защитой опытного воина, да еще и боевого мага, и Элазар прав, делая все возможное, чтобы удержать Годрика Гриффиндора рядом с ними. Но вместе с тем Реувен ничего не могла поделать со своей совестью: ей претила сама эта способность Элазара находить подход к кому угодно, будь то ученый книжник, как ее отец, или невежественный магглорожденный рыцарь. В глазах Реувен в необычайном и поистине полезном таланте Элазара всё-таки проскальзывало что-то бесчестное. Она убеждала себя, что учитель Абигдор, ее отец, желал бы, чтобы Элазар принял участие в создании их бейт-мидраша; на первых порах – это признавала даже Реувен – они не обошлись бы без человека, умеющего учтивым обхождением и красноречием склонять нужных людей на свою сторону, способного раздобыть любые средства и оставаться на плаву даже в самые трудные моменты, когда у самой Реувен или у ее отца уже опустились бы руки. Но, несмотря на все ее старания, Реувен не удавалось восстановить мир в своей душе. Ее не покидало ощущение, что и она сама – так же, как сейчас этот рыцарь, – была соблазнена и обманута Элазаром, задумавшим использовать ее для каких-то своих, одному ему известных целей. Куда Элазар ведет их? Где он, этот неведомый Хогвартс, этот Аргайл, о котором не слышал никто, кроме Элазара? Не слишком ли хороша далекая земля, где маги живут в довольстве и благоденствии, чтобы быть правдой? Пускай Реувен и не желала признаваться в этом самой себе, но ее обижало равнодушие, с каким Элазар, заручившись ее поддержкой, теперь обходился с нею – и в душе Реувен невольно поселялись сомнения.

– …а к старости папаша совсем переменился, – болтал Годрик, по-видимому, во время своих странствий привыкший коротать время в беседах. – Вдруг праведником заделался – да таким, каких еще поискать: мессы не пропускал, исправно исповедовался, постился аж три дня в неделю и в эти дни не ел даже рыбы. Видать, порядочно нагрешил в прежние-то годы, когда батюшке нашего короля служил, раз так усердно принялся грехи свои отмаливать. Ну и задумал, значит, отдать меня в монахи. Оно, конечно, и верно: куда ж меня было девать, младшего сына, – а нас у батюшки всего было пятеро сыновей – да еще и магическая сила во мне обнаружилась, с которой в ту пору совсем сладу не стало – всё выплескивалась из меня, как помои из лохани. Мне-то, понятное дело, ох как не хотелось в монахи идти, но что тут поделаешь – против отцовской воли не попрешь, пришлось покориться. Определили меня в школу при соборе святой Авроры, покровительницы чудотворцев, а только как ни бились братья-аврориты, как ни сек меня мой блаженной памяти наставник, наука мне не давалась. В школе-то что – всё сидишь да сидишь в четырех стенах в книгу уткнувшись, латинские слова в голову пихаешь, а они не лезут, окаянные; а снаружи – весна, солнце, птички поют, девки ходят нарядные… Словом, и года я там не проучился – сбежал. Взял меня к себе в оруженосцы проезжий рыцарь; я хоть и маловат был годами, но росл и крепок – помнится, в батюшкином доме я и старшим братьям спуску никогда не давал. Много я изъездил дорог с тех пор, как покинул авроритскую обитель, много крови пролил – и своей, и вражьей… Много было и хозяев. А сколько раз, нанявшись к паломникам в охранители, я к Гробу Господню ходил, в святой град Иерусалим – и не счесть; бьюсь об заклад, я уже не только прошлые грехи искупил, но и в счет будущих по святым местам отходился, – Годрик расхохотался собственной шутке. – Нечасто доводилось мне волшебную палочку вынимать – всё больше мечом орудовал; а по мне, так оно и лучше: если одной только палочкой махать – откуда силы возьмутся? Вон какой ты, не в обиду тебе будет сказано, хилый: всего день пешком прошел – а уже обессилел. И женщина у тебя – смотреть не на что, святые мощи да и только, бледная да тощая – хворая, поди; а о мальчонке я и не говорю – кожа да кости, в чем только душа держится. Это всё оттого, что вы по норам своим ведьмовским набьетесь, как крысы, и сидите, корпите над книгами, света белого не видите – одни только свечи жжете почем зря.

Реувен не хотелось вслушиваться в пустую болтовню рыцаря, но его голос, глубокий и звучный, удивительно подходивший всему его статному облику, словно бы заполнял всё вокруг – и слух Реувен невольно выхватывал отдельные фразы. Когда Годрик заговорил о немощах чистокровных магов, Реувен взглянула на Элазара и изумилась: здесь, на большой дороге, в чистом дневном свете, а не в неверных отблесках очага, он и вправду казался нездоровым. Смуглая кожа приобрела сероватый оттенок, круги под глазами стали темнее обычного, а пальцы на правой руке (Реувен не видела левой) изредка подрагивали.

– …но кое-что я и палочкой сотворить умею, – продолжал говорить Годрик. – Заклинания, которые могут мне пригодиться, я хорошо усвоил. Волшебную палочку изготовил для меня еще в бытность мою учеником у братьев-авроритов мастер Джеффри Кидделл. Вот, погляди, – Годрик достал палочку и показал ее Элазару. – Коротковата, правда, но и то – отлично мне служит. А если б сделать ее подлиннее, так, думается мне, вообще цены бы ей не было.

Реувен не удержалась, чтобы не возразить.

– Сила палочки не зависит от ее длины, – вмешалась она, – а лишь от материала корпуса и сердца.

– Вот оно как, – подивился Годрик. – А я-то думал, чем длиннее – тем могущественней. Значит, напрасно я держал обиду на мастера Кидделла.

Бени, шедший рядом с кобылой, тащившей повозку, оглянулся, заинтересованный разговором.

– А у дедушки Эшбаала не палочка, а целый волшебный посох, длиннющий. Я пробовал им помахать, пока дедушка не видел, – не получилось, больно тяжел. Может, длина волшебного инструмента тоже важна? Недаром же дедушка Эшбаал и другие почтенные маги таскают с собой такую несусветную тяжесть.

– У одного брата-аврорита из моей школы вместо палочки был волшебный крест, – встрял Годрик. – Огромный такой крестище. И как он с ним управлялся?

– Подобный подход антинаучен, – заявила Реувен, на миг позабыв, что разговаривает всего лишь с простаком-рыцарем и мальчишкой, а не ведет спор со старейшинами квартала волшебников. – Если почтенные старцы-маги предпочитают пользоваться громоздкими посохами вместо удобных палочек лишь оттого, что им претит сама мысль уподобиться авроритам и прочим магглорожденным магам – это их право. Но бессмысленно отстаивать мнение, что размеры палочки обладают каким-либо влиянием на ее свойства.

Бени, привыкший управляться со своим брюзгой дедом, предпочел не спорить.

– Боюсь, пока я не могу с достаточным основанием судить об этом, – проговорил он с почтительностью.

«Ах, маленький хитрец!» – посмеялся про себя Элазар, а вслух спросил:

– Разве у тебя нет своей волшебной палочки, Бенцион? Я думал, тебе уже сравнялось одиннадцать зим.

– Мне тринадцать, я уже вступил в совершеннолетие, – сказал Бени. Был он щуплым и малорослым, отчего и вправду казался младше. – Но дедушка Эшбаал говорил, что волшебная палочка мне ни к чему. Он говорил, что волшебные палочки лишь питают в юношах леность и что прежде чем получить свою палочку, я должен научиться выполнять всю работу не прибегая к помощи колдовства.

«Старый скряга», – подумал Элазар.

– Это поистине странно, – заметила Реувен. – К чему магу, рожденному от магов и живущему среди магов, учиться выполнять работу без магии? И иешиву ты не посещал… – Реувен задумалась. – Бени, а не сквиб ли ты?

– Сквиб? А это еще что за зверь? – удивился Годрик.

– Отпрыск магов, от рождения обделенный волшебной силой, – ответил Элазар. – Это большое несчастье и позор для чистокровной магической семьи.

Годрик хохотнул.

– Экие у вас, у колдунов, чудные порядки! Всё шиворот-навыворот. У нас так наоборот – радости мало, когда у добрых христиан колдунчик родится. Мой батюшка, бывало, говаривал, что я ему послан в наказание за его грехи.

Вопрос Реувен отчего-то сильно смутил Бенциона.

– Вовсе нет! Я маг! – воскликнул он с горькой обидой в голосе. – Мой отец был сквиб, но я – нет. Я могу колдовать, я пробовал. Когда дедушка Эшбаал велел мне перетрясти сукна, чтобы в них не завелась моль, я использовал заклинание, которое я подслушал… то есть, услышал от тетушки Йедиды.

– И как, малец, – вышло? – заинтересовался Годрик.

Бени потупился.

– По правде сказать, не очень, – признался он. – Моли стало еще больше, и не только в тех сукнах, что велел мне перетрясти дедушка Эшбаал. Но я сумел всё исправить: наслал на лавку сонмища тараканов.

– Ничего себе исправил! – рассмеялся Годрик. – Вот уж, сдается мне, досталось тебе от деда!

– Тараканы уничтожают личинок моли – любой суконщик это знает, – объяснил Элазар.

– Хитро придумано, – одобрил Годрик.

Элазар тем временем обратился к Бени:

– И всё это ты сделал не применяя волшебную палочку?

Бени кивнул.

– Как бы я ее применил, дядюшка Элазар, если у меня ее нет?

– Весьма неплохо, – похвалил Элазар. Он прибавил шагу и поравнялся с Бенционом, шагавшим рядом с кобылой. – Я вижу впереди город, – сообщил Элазар своим спутникам.

========== Глава 6. Мастер Олливандер ==========

Как на грех, в тот день начальнику стражи взбрело в голову обойти с приглядом все городские ворота. Был базарный день; через западные ворота, к которым подошли Элазар, Реувен, Годрик и Бени, двигались крестьяне со своими телегами, везущие на городской рынок нехитрый товар. Вокруг стоял невообразимый гам: квохтали куры, гоготали гуси, визгливыми голосами бранились бабы, монотонно тянул свою мольбу слепой нищий, стоявший у ворот с протянутой рукой. Скрипели колеса телег. Элазар, беспокоясь за свои деньги, крепко держал кошель, висящий на поясе под плащом. Реувен прикрыла лицо покрывалом, а Годрик на всякий случай положил руку на усаженную рубинами рукоять меча. Бени, ведя в поводу кобылу, пристроился за телегой, груженной глиняными горшками всевозможных форм и размеров, переложенными соломой. Элазар, Реувен и Годрик держались позади своей повозки. Медленно продвигались они вперед вслед за горшечником и уже почти миновали ворота, когда их остановил начальник стражи.

– Мир вам, почтенные господа, – проговорил он вполне учтиво, скользнув наметанным глазом по богатым одеждам Элазара, его позолоченному распятию и по дорогому мечу Годрика. – Кто вы и зачем прибыли в наш город?

Элазар посторонился, пропуская дородную женщину, тащившую на веревке тощую козу.

– И тебе здравствовать, добрый человек, – сказал он. – Мы смиренные паломники, возвращаемся в родные края из земель палестинских. Это наша благородная госпожа, леди Ровена, – Элазар указал на Реувен, к счастью натянувшую покрывало так, что из-под него виднелись лишь рот и подбородок. – Я ее духовник; а это паж госпожи, Боб Блэк. Сего же славного рыцаря, сэра Годрика Гриффиндора, сына достославного Вульфрика, леди наняла себе в охранители.

Начальник стражи перевел взгляд с не внушающего доверия смуглого, уже заросшего жесткой черной щетиной, лица Элазара на честное, открытое лицо Годрика – и прямой взгляд доблестного рыцаря, по-видимому, его подкупил.

– Достойное дело, господа паломники, – проговорил начальник стражи. – А что это у вас в повозке? Видать, тяжела она, раз вы ведете с собою еще и одра на смену.

Элазар, к своему неудовольствию, понял, что без подкупа не обойтись.

– В повозке всего лишь наш скудный скарб, почтеннейший, – ответил он, нехотя вкладывая в руку начальника стражи монету. – Всего лишь скарб и дары из Святой земли, которые наша госпожа желает пожаловать собору святой Авроры.

Начальник стражи, весьма довольный, растянул губы в благодарной улыбке.

– Ступайте с миром, добрые люди, – разрешил он, кланяясь. – Благочестивой госпоже мое почтение.

Настроение Элазара, и без того не радужное, было безнадежно испорчено. После нескольких дней пути он неважно себя чувствовал: испытывал слабость и ломоту во всем теле, боль в ногах. Лицо его покрывала испарина, дыхание сбивалось и вернулась дрожь в пальцах, которая весьма его беспокоила: Элазар тревожился, что эта внезапно возникавшая и столь же внезапно стихавшая дрожь повредит его алхимическим опытам, лишив его былой ловкости и точности в движениях. А тут еще начальник стражи, будь он неладен, вздумал расспрашивать его о повозке! Элазару нисколько не хотелось открывать взгляду немага свои магические приборы и бесценные ингредиенты для зелий, не говоря уже о книгах из библиотеки отца Реувен, чьи колдовские символы и непостижимые для умов непосвященных рисунки несомненно могли вызвать подозрение даже у самого недалекого из магглов. Но и лишаться денег Элазару тоже не хотелось – теперь он втайне скорбел о навеки утраченной монете.

– Дядюшка Элазар, отчего вы солгали? – полез к нему неугомонный Бени. – Ведь меня зовут вовсе не Боб, а Бенцион, и я из рода Барзилаева; а Блэк – всего лишь прозвище дедушки Эшбаала.

– Солгать магглу не грех, а богоугодное дело, – отозвался Элазар рассеянно, размышляя о своем: сбегая из замка, он прихватил с собою несколько неиспользованных алхимических эссенций, рассчитывая сбыть их подороже в квартале волшебников – но, увы, Ноэл из Лонгботтома со своим Орденом Феникса помешал Элазару сговориться с магами Косого рынка о сделке. Сейчас закупоренные наспех эссенции медленно, но неотвратимо выдыхались в повозке. Элазар понимал, что нужно избавиться от них как можно скорее, пока эссенции не испортились окончательно – или, еще того хуже, пока склянки не разбились от тряски по плохим дорогам, – и потому раздумывал, кому бы их продать в этом городе. Однажды Элазар уже бывал здесь; он помнил, что где-то близ рыночной площади, в местном квартале волшебников, пряталась маленькая лавка торговца палочками из знаменитого и многочисленного рода Олливандеров. К нему-то Элазар и направился в надежде выручить за свои зелья достойную цену.

Местный Олливандер обретался в неприметной лавчонке, прилепившейся к жилищу кожевника-немага. В воздухе стояло невыносимое, тошнотворное зловоние кож. Окно лавки, выходившее на христианскую улицу, было заделано; заходить следовало сбоку, из переулка, спустившись по кривым ступенькам к низкой двери. Над дверью висела потрескавшаяся вывеска; надпись, некогда позолоченная, а теперь потемневшая от дождей и времени, гордо возвещала: «Семейство Олливандер. Изготавливаем волшебные палочки с 382 года до Рождества Христова».

Оставив Бени снаружи стеречь повозку и одра, Элазар и Реувен вошли в лавку. Годрик из любопытства последовал за ними. Едва дверь отворилась, как в глубине лавки тихонько тренькнул колокольчик. Элазар, Реувен и Годрик еще стояли, привыкая к полутьме после дневного света, – Годрик так вообще оробел, оказавшись в пахнущей деревом, пылью и волшебством тишине – когда из темноты в дальнем конце лавки появился хозяин. Шаркая ногами в мягких туфлях, сшитых на восточный манер, он вышел к прилавку и оглядел посетителей большими серебристо-серыми глазами, до того странными, что Годрик поначалу принял старика за слепого. Такие глаза бывают у божьих тварей, обитающих в кромешном мраке.

– Доброго вам дня, почтенные, – проговорил старик тихим голосом, таким же приглушенным и будто бы даже серебристо-серым, как и весь его облик. От глаз старика исходило удивительное лунное свечение.

– Приветствую тебя, мастер Олливандер, – поклонился ему Элазар. – Не желаешь ли взглянуть на редкостные алхимические эссенции, приготовленные мною? – с помощью Годрика он водрузил на покрытый толстым слоем пыли прилавок ящичек из кедра с причудливой формы склянками, в которых поблескивали разноцветные жидкости.

Олливандер, заинтересованный, склонил к ящичку свой длинный нос.

– Так-так, – протянул он. – Что мы здесь имеем? Так… Прекрасно, прекрасно, – он засветил огонек на конце своей палочки и, выуживая из ящичка склянки, рассматривал их на свет. – Этого у меня еще достаточно… Это может пригодиться… О, а вот это мне давно не попадалось. Какая замечательная чистота… Прекрасно, – вдоволь налюбовавшись (и даже нанюхавшись), Олливандер сложил склянки обратно, опустил крышку ящичка и, нежно ее поглаживая, поинтересовался: – И сколько же молодой человек желает получить за свой товар?

Элазар привычно изобразил покорность.

– Сколько почтенный мастер Олливандер сочтет нужным, господин мой, – ответил он, снова кланяясь. – Взгляни, товар подобного качества ты больше не встретишь.

Олливандер мигнул своими лунными глазами.

– Что же вам ответить, молодой человек, – ласково проблеял он. – Времена нынче тяжелые… Увы, нынешние маги уже не ценят наше ремесло так, как в былые дни. Профаны, изготавливающие бездушные дешевые палочки, сбивают нам цену… С прискорбием я замечаю, что даже у вашего спутника волшебная палочка сработана этим магглорожденным выскочкой, Джеффри Кидделлом, недостойным звания мастера, – Олливандер обратил печальный взгляд к палочке Годрика.

Годрик обиделся за свою палочку.

– Я вам, конечно, не указ, господин палочник, – пробурчал он, – я в вашем ремесле не знаток; но на палочку мою напраслину не возводите. Может, она и покороче ваших будет, но служила мне верой и правдой с тех пор, как мастер Джеффри Кидделл ее для меня изготовил. А что до Кидделлова умения – тут я судить не могу, а всё же человек он хороший и праведный христианин, не чета некоторым.

Но ни Элазар, ни Олливандер его уже не слушали: их полностью захватил торг.

– Ваш родственник в Лондоне, мастер Джерейнт Олливандер, – убеждал Элазар, – всякий раз предлагал мне не меньше двенадцати кнатов за склянку.

– Оно и понятно, в Лондоне – не то что у нас, – прибеднялся Олливандер, – в Лондоне цены иные… А мы люди скромные, провинциальные, и оборот у нас совсем другой, и клиенты не те. Бывает, и за месяц не продашь ни одной палочки… А тут еще они притесняют: душат своими налогами, не дают вести торговлю открыто. Велели вот всем нашим замазать окна, выходящие на их улицы. Того и гляди, погонят нас из города… Шесть кнатов за склянку, молодой человек, – Олливандер прижал руки к груди. – Клянусь, хотел бы дать больше – но, увы, не могу при всем моем желании.

Элазар сделал вид, что собирается уходить.

– Своей ценой, – сказал он, берясь за ящик, – ты наносишь оскорбление моей многолетней кропотливой работе, многоуважаемый мастер Олливандер.

Олливандер вцепился костлявыми пальцами в ящик, не желая с ним расставаться.

– Зачем же так огорчаться, молодой человек? Какие нынче нетерпеливые пошли юноши, слова им не скажи… Семь, семь кнатов за склянку – и закончим на этом, – и Олливандер поторопился спрятать ящичек под прилавок.

– Досточтимый мастер Олливандер, я соглашусь лишь из моего искреннего почтения к твоим сединам, – ответствовал Элазар и сразу же жестко добавил: – Так уж и быть, восемь кнатов за склянку – если прибавишь к ним волшебную палочку для моего ученика. Бенцион! – крикнул он в дверь. – Поди сюда, отрок. А ты, сэр рыцарь, пригляди за повозкой вместо Бени.

Реувен метнула на Элазара возмущенный взгляд. «Моего ученика»! Он, недоучка, бросивший иешиву ради пустой маггловской славы, не посвященный в последние, самые сокровенные, тайны и не державший экзамен перед старейшинами, еще смеет брать себе учеников!

Олливандер поцокал языком.

– Ах, молодой человек, молодой челове-е-ек, – заохал он. – Что вы со мною творите? Разоряете бедного старого мастера Олливандера, обираете до последнего гроша, ох, Господь милосердный. Пожалуйте, юноша, – сказал он Бенциону с глубочайшей печалью в голосе. – Для вас – мой лучший товар, – Олливандер порылся под прилавком и выставил перед Бени продолговатый ящичек с волшебными палочками самого что ни на есть низкого сорта.

Бени удивленно посмотрел сначала на палочки, потом – на мастера Олливандера.

– Разве вы не сделаете все необходимые замеры, чтобы подобрать для меня подходящую палочку?

Олливандер не ответил – он отсчитывал монеты под зорким присмотром Элазара.

Бени поднялся на цыпочки и прошептал на ухо своему новоприобретенному учителю:

– Рабби Элазар, я не хочу дешевую палочку.

Элазар взглянул на него с одобрением.

– Верно, Бенцион. Давай-ка, попробуй вот эту, – Элазар по-хозяйски огляделся и, выдвинув один из ящичков, расставленных по всем стенам, вытащил оттуда волшебную палочку.

Олливандер заломил руки.

– Дуб, девять дюймов, перо феникса, – мгновенно определил он. – Постойте, молодой человек! Мы так не уговаривались!

Бени помахал палочкой – ничего не произошло. Олливандер было вздохнул с облегчением, но Элазар, порывшись в ящичках, выудил оттуда еще одну.

– Молодой человек, но позвольте!.. Девять дюймов, бук, растолченная кость висельника… Не лучше ли юноше выбрать палочку попроще? Чересчур сильные палочки дурно влияют на магическую силу еще неокрепших магов…

– На магическую силу дурно влияют палочки дешевые, – отрезал Элазар и сунул Бенциону в руки следующую палочку. – Попробуй эту.

Мастер Олливандер схватился за голову.

– Сосна, сердечная жила утопленницы, семь с половиной дюймов… Вы же меня без ножа режете, молодой человек! – с ужасом он наблюдал за тем, как Элазар бесцеремонно опустошает его ящички и всучивает мальчишке волшебные палочки одну за другой. – Двенадцать дюймов, яблоня, хвост саламандры… О, пощадите! Падуб, зуб обезглавленной монашки, восемь дюймов… Клен, шерсть оборотня, шесть с половиной дюймов…

Наконец, Бени взмахнул очередной палочкой – и из нее вылетел сноп зеленых и серебряных искр. Зеленые отсветы заплясали на лице Элазара и в блестящих черных глазах Бени.

– Отлично. Мы берем эту, – сообщил Элазар обескураженному Олливандеру. От пережитых потрясений тот, казалось, готов был потерять сознание.

– О нет, только не эту! – вскрикнул он. – Этой палочке цены нет! Тис, пятнадцать дюймов, волос нерожденного младенца. Вы хоть представляете, молодой человек, какая это редкость? Такой палочки не было и, наверное, не будет еще множество лет!

Элазар усмехнулся – только мысленно. Не отвечая Олливандеру, он скомандовал Бени:

– Ну же, Бенцион, опробуй ее. Попытайся сделать что-нибудь из того, что у тебя хорошо получается.

Воодушевленный, Бени начертил в воздухе причудливый знак. Раздался треск, палочка выплюнула облачко дыма, запахло серой – и по полу лавки побежали проворные тараканы.

Мастер Олливандер не знал, за что и хвататься – за сердце или за свою волшебную палочку.

– Что ты наделал, неразумный юнец! – выдохнул он, в конце концов схватившись за палочку и посылая в тараканов смертельные заклятия. – Ты и представить себе не можешь, какой непоправимый ущерб могут нанести насекомые моему товару!

Заслышав шум, поднявшийся в лавке, Годрик вбежал туда с обнаженным мечом.

– Во имя всего святого, что у вас стряслось?!

– Бени опять наслал тараканов, – посмеиваясь ответил Элазар.

Годрик фыркнул.

– Ну так что за беда? Странный вы народ, господа колдуны. Чуть что – давай палочками махать, когда можно просто вот так – оп! – и всё, нет паразита. Я в сарацинских землях этаким образом и скорпионов давил, – и Годрик принялся давить тараканов ногами, оглушительно топая.

Это стало для мастера Олливандера последней каплей. Обессилевший, он опустился в деревянное кресло позади прилавка и простонал, замахав на посетителей руками:

– Забирайте! Забирайте палочку, деньги, всё что угодно – только убирайтесь отсюда! Чтобы ноги вашей больше здесь не было!..

Элазара не пришлось просить дважды. Проворно собрав с прилавка монеты, он подтолкнул к двери довольного «обновкой» Бени и вышел вместе с Реувен и Годриком.

– Ого, а у мальца-то палочка куда длиннее моей, – завистливо произнес Годрик, разглядывая волшебную палочку Бенциона. – Эх, значит, надул-таки меня этот пройдоха мастер Кидделл!

========== Глава 7. Семейство Гринготт ==========

В трактире им подали кувшин эля, хлеб и густую похлебку с бараниной. Элазар, Реувен, Годрик и Бени расположились вокруг стола в дальнем от двери углу, почти неосвещенном – и оттого на них никто не обращал внимания, а они видели всех. Реувен, оцепеневшая от усталости и от обилия магглов вокруг, бездумно наблюдала за посетителями, от которых не было отбою в базарный день. Их лица – хмурые, веселые, хитрые, добродушные, тупые – проплывали перед ней, словно маски в уличном представлении. Хриплые голоса, стук кружек, топот ног, грохот отодвигаемых столов сливались в один непрекращающийся гул. Реувен, доселе лишь изредка покидавшей квартал волшебников и уж тем более не бывавшей за пределами Лондона, было здесь не по себе. Ее одолевали мрачные думы. Ей хотелось вернуться домой, в родной квартал, пусть даже и разрушенный; его обитатели, верно, уже начали оправляться после учиненного магглами погрома, и Косой рынок снова шумит, а почтенные маги – те из них, кто пережил постигшую лондонских волшебников беду, – вновь уповают на защиту очередной епископской привилегии, купленной за их золото. С тоской Реувен вспоминала иешиву, в стенах которой познавала весь мир, и отца, ее мудрого наставника и проводника на тернистых дорогах знаний, единственного близкого ей человека. Реувен чувствовала себя одинокой и потерянной, совсем чужой в этом враждебном царстве немагов; ей казалось, что стоит ей допустить хоть одно неверное движение – и все они, подобно диким зверям, набросятся на нее. Даже Элазар не был на ее стороне – не маггл, но уже и не истинный маг из квартала волшебников, а нечто посередине, зыбкое и изменчивое. Душа Реувен отчаянно рвалась домой: то, что ее окружало, пугало ее, а далекий Хогвартс казался фантомом, иллюзией, просто еще одной выдумкой Элазара. Но Реувен понимала, что дороги назад нет: теперь, после погрома, община, и без того осуждавшая Реувен и ее отца, обратится против нее. Реувен хорошо помнила безобразную сцену в бейт-кнесете, когда старейшины, казалось, были готовы разорвать ее и ее отца на куски, как несчастную Гипатию, с которой отец любил сравнивать свою Реувен. Теперь, когда погиб учитель Абигдор, чей авторитет до поры до времени сдерживал закостеневших в мракобесии старцев, ничто не помешает им перейти последнюю черту. Истинные виновники несчастья, Ноэл из Лонгботтома и его фениксианцы, недоступны почтенным магам; старейшины будут искать, на ком выместить свою бессильную злобу – и кто-нибудь непременно вспомнит «пророческие» слова почтенного Эшбаала бен Барзилая, принявшего мученическую смерть: «Опомнись, неразумный раб пристрастия к своей дочери, – своим святотатством навлечешь ты на нас новые казни египетские!» Каркающий голос Блэка, гремевший в бейт-кнесете, вновь зазвучал в ушах Реувен. Оттого она и согласилась тогда, после спора со старейшинами, на предложение Элазара, оттого решилась покинуть Лондон ради неведомого Хогвартса – убедившись, что в родном квартале ее не ждет ничего, кроме неприязни и противодействия, что бы она ни сделала. Даже если бы ей вдруг удалось создать философский камень и превратить свинец и олово в золото, почтенные маги осудили бы Реувен за то, что своим изобретением она посмела отнять хлеб у семьи Гринготтов. Реувен горько усмехнулась. Она внезапно осознала, что со своим умом, со своим стремлением к логике, а значит – к справедливости, она всегда и везде была чужой – здесь, среди магглов, ничуть не больше, чем в родном квартале волшебников.