Текст книги "Запятнанная репутация (СИ)"

Автор книги: Magnus Kervalen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Но Снейп был слишком измучен для того, чтобы испытывать – или хотя бы изображать – сочувствие: в то время как Драко оплакивал свое грехопадение, он, Северус Снейп, горько оплакивал потерю всех своих сбережений. Покинув полицейский участок сразу после беседы с помощником инспектора, он направился в Сити, где находился центральный офис компании «Томас Риддл и Ко», – Снейп рассчитывал получить свое полугодовое жалование и из этих денег выплатить откуп; но, добравшись до помпезного здания компании, узнал, что распоряжение от мистера Риддла еще не пришло, а без него клерк не может выдать Снейпу жалованье. Тогда Снейп отправился в банк, где снял со счета свои небольшие сбережения. Теперь всё, что он скопил за годы своей размеренной, ужасающе скучной и ужасающе скудной жизни, – всё, что он с такой тщательностью и педантичностью откладывал «на черный день», отказывая себе даже в тех немногих нехитрых удовольствиях, что выпадали на его долю (и тем самым превращая все свои дни без исключения в «черные»), – так вот, вся эта весьма скромная, но невыразимо дорогая сердцу Снейпа сумма не более получаса назад осталась в кармане предприимчивого молодого джентльмена из полицейского участка. Снейп был подавлен. Он был оглушен, разбит, втоптан в грязь. Неумолимый Рок отнял у него то немногое, что составляло смысл его жизни, – отнял самую эту жизнь. Прежде Снейп представлял себе, как на склоне лет, позволив себе уйти на покой, сможет с полным на то правом сказать: «Я усердно трудился, я жил разумно и рассудительно, и вот – плоды моих трудов». Теперь же судьба вырвала его из череды мирных одинаковых дней, бросила его во тьму и хаос, оставила одного – и он заблудился, потеряв из виду все свои прежние ориентиры.

Необычное чувство заставило Снейпа открыть глаза. Полусонный, он поначалу не мог понять, что именно испытывает – настолько непривычным и непонятным показалось ему это ощущение. Ему было и хорошо, и томительно, и мучительно-сладко; что-то произошло с ним, с его дыханием и сердцем, с его телом, по которому прокатывались волны жаркой дрожи, и Снейп не знал, нравится ему это или, наоборот, пугает. Он чувствовал себя так, словно тяжело заболел, или выпил лишнего, или съел слишком много меда, или оказался в клубах пара в горячей ванне… но нет, нет, Снейп и сам осознавал, насколько нелепы и блеклы его предположения. Он едва мог дышать, каждый новый вдох заставлял его содрогаться, но Снейп всё же нашел в себе силы и бросил взгляд вниз, на источник сладостной муки, – и увидел Драко, всего лишь Драко – его белокурую голову, склоняющуюся к коленям Снейпа. Снейп не сразу осознал, что тот делает, настолько он был ошеломлен неожиданным и совершенно необъяснимым для него ощущением. Он даже хотел сказать что-то, – возможно, велеть юному Малфою прекратить и поднять голову с его колен – но почувствовал, что не может сказать ни слова: томление, дрожавшее там, внизу, вдруг поднялось, хлынуло, захлестнуло, и Снейп сжал зубы, чтобы не застонать. В это ослепительное мгновение всё, наконец, сошлось перед ним: упоительно-жгучая пульсация внизу, белокурая голова Драко, его руки на коленях Снейпа; и да – да, да, да, его, Драко, влажный рот, его язык, его губы, кончики его пальцев… «Прекратите это, мистер Малфой», – должен был сказать ему Снейп; «Это возмутительно, мистер Малфой!» – следовало ему сказать. Но юный Малфой оказался слишком опытным, а Северус Снейп – слишком неискушенным; он не смог ничего сказать ему, не смог ничего сделать. Положив руку на голову Драко, чтобы оттолкнуть, Снейп против собственной воли запустил пальцы в нежные, как шелк, волосы Малфоя – и оставил руку на его затылке, направляя его движения.

Кэб въехал в узкий темный переулок, где верхние этажи сходились так близко, что заслоняли собою небо. Перед глазами Снейпа вспыхивали багровые пятна; он держал голову Малфоя обеими руками и с жарким стыдом, с жарким, болезненным наслаждением ощущал, как погружается в него целиком. Он боялся дышать, боялся пошевелиться, боялся хоть одним случайным стоном привлечь внимание кэбби – и дрожал, и до боли сжимал зубы, переживая самые сладостные и самые мучительные мгновения в своей жизни. Улицы, улочки, проулки, дома, мосты, скверы сменяли друг друга в тумане. Кэб трясся, покачивался, подпрыгивал, словно был в сговоре с юным Малфоем – а Снейп только вздрагивал и еще крепче сжимал зубы, со страхом и нетерпением предчувствуя апогей своего желанного страдания.

Экипаж замедлял ход, подъезжая к пансиону миссис Макгонагалл, – но в то же самое время Снейп – вся его плоть, всё его существо – двигались быстрее и быстрее, и он не мог остановить это неумолимое движение (всё вверх, вверх, вверх, вверх) – не мог, даже если бы у него осталось хоть сколько-нибудь сил для того, чтобы попытаться. И Снейп продолжал – быстрее, и быстрее, и быстрее – пока дрожь не завладела им полностью – быстрее, быстрее – пока сердце, достигнув предела, не остановилось – быстрее, быстрее, быстрее, быстрее, быстрее, быстрее – пока всё в нем не вспыхнуло, не затрепетало, не взорвалось в почти невыносимом восторге – и не растеклось по обессилевшему телу блаженным сожалением.

Кэбби распахнул дверь.

Снейп едва ли успел бы привести в порядок свою одежду, если бы не помощь ловких пальцев юного Малфоя. Оглушенный, с гудящей головой, со слабостью во всех членах, Снейп вылез из кэба и принялся искать портмоне, чтобы расплатиться. Драко вышел вслед за ним; кэбби, мельком взглянув на запачканный рот юного Малфоя, обеспокоенно сказал Снейпу:

– Ишь как молодого джентльмена укачало – к доктору бы ему надо, сэр. Я еще когда вы садились заметил, что он у вас какой-то уж больно бледный.

Не ответив – в ушах всё еще пульсировал гул – Снейп расплатился и, пошатываясь, направился к двери пансиона. Драко поспешил следом; на ходу он аккуратно вытирал носовым платком рот и подбородок.

– Благодарю вас, сэр, – сказал он вежливо, – за то, что вы постарались вытащить. А то лорд Волдеморт всегда заставлял меня глотать – и наказывал, если мне не удавалось проглотить полностью.

Снейп не нашелся с ответом – да и что он мог ответить на подобное? Отвращение, всколыхнувшееся в нем после слов Малфоя, заглушило всё, что он испытал в кэбе, оставив лишь горечь стыда и раскаяния. Снейп не мог больше смотреть на Драко – на этот его маленький рот с нежными, чуть припухшими губами, всё еще немного влажными – и отвернулся, презирая себя и свою слабость. То, что произошло, представилось Снейпу завершающим штрихом в безрадостной картине его в одночасье рухнувшей жизни.

– Я оказалась права, мистер Снейп, – проговорила миссис Макгонагалл, распахнув перед Снейпом дверь прежде, чем он успел взяться за дверной молоток, – ваш гость вернулся, как фальшивая монетка. А вы, сэр, опять опоздали к ужину, – добавила она с нескрываемым торжеством. – Кстати, – миссис Макгонагалл протянула Снейпу конверт, – мальчишка-посыльный принес это для вас еще утром.

На конверте красовалась печать Великой лондонской ложи. Снейпа несколько беспокоил заинтересованный взгляд хозяйки, которой явно не терпелось сунуть нос в чужое письмо, но он всё же поспешил распечатать конверт. В нем оказалось приглашение на масонское собрание; взглянув на число и время, Снейп понял, что уже опаздывает. Разумеется, своим приглашением Великая ложа оказывала уилтширскому стряпчему не менее великую честь, но сейчас, увы, мистер Снейп не мог оценить ее по достоинству. По правде сказать, первой мыслью, возникшей у него по прочтении приглашения, было: «Этого еще не хватало», а второй – еще более приземленное сожаление об ужине, который придется пропустить. Тем не менее, скромный сельский стряпчий не имел никакой возможности проигнорировать приглашение – вот почему он наскоро распрощался с миссис Макгонагалл (весьма заинтригованной такой спешкой) и бросился нанимать кэб.

Когда Снейп, запыхавшийся и вконец измотанный, вошел в фойе здания Великой ложи, все остальные братья-масоны уже собрались в «храме» – Снейп слышал, как гудят их голоса за массивными дверьми красного дерева. Он представил, как будет пробираться к своему месту, когда другие давно уже расселись, – неизбежно возникнет замешательство, на него начнут оглядываться, а какой-нибудь старый брюзга непременно станет ворчать по поводу его опоздания; вообразив себе это, Снейп заранее занервничал. Он всегда чувствовал себя неуютно в этом гулком, чересчур большом здании с античными колоннами и лепниной, среди «братьев», которые на самом деле никогда не считали его за равного и смотрели на него свысока. Ему приходилось слушать их высокопарные речи, в которых было не больше смысла, чем в их подчеркнуто мистических символах, и не больше пользы, чем в их планах, окутанных туманом величайшей секретности. Снейпу постоянно напоминали, что здесь, на его глазах, вершатся судьбы мира, и он старательно пытался в это верить, но, похоже, его «братья» и сами не верили в то, о чем не уставали твердить. В конце концов Снейп начал воспринимать посещение подобных собраний как неприятную, но неизбежную обязанность – вроде тех, что он изо дня в день выполнял в своей конторе.

Наспех переодевшись и подвязав масонский фартук, Снейп отметился в регистрационной книге и, осторожно приоткрыв створку двери, проскользнул в «храм». Лорд Волдеморт, верховный магистр ордена, произносил речь, поднявшись со своего места в восточной части зала, и Снейп замер у дверей, не решаясь двигаться дальше. Размышляя, каким образом пройти к пустующему стулу и не потревожить при этом братьев (а в особенности – не привлечь внимание верховного магистра), Снейп рассеянно слушал высокий резкий голос говорившего. Его слух выхватывал отдельные слова, обрывки фраз: «высшая цель»… «духовный расцвет человека»… «познание истины»…

– Масонству суждено стать центром незримой власти, – говорил верховный магистр – остальные братья согласно кивали, – центром, что объединит людей, решающих судьбы нашей великой британской нации…

Снейп перестал слушать. Он всё еще искал свободный стул, но его взгляд снова и снова обращался к говорившему; казалось, сила, звучавшая в голосе верховного магистра, приковывала к нему взоры всех присутствующих в зале, и Снейп так же, как и другие братья, невольно поддался этой власти. В какой-то момент Снейп обнаружил, что всё еще стоит у дверей и смотрит на лорда Волдеморта: рассматривает его бледное, какое-то змееподобное лицо, несколько женственные длиннопалые руки в белых перчатках и необычайно тонкую для его возраста фигуру со странно удлиненным туловищем и узкими плечами. Снейпу вдруг пришло на ум всё, что Драко рассказывал ему об этом человеке. Разглядывая лорда Волдеморта – впервые за всю свою службу в компании «Томас Риддл и Ко» мистер Снейп позволил себе смотреть на своего шефа так пристально – он, сам того не желая, вспомнил недавнее происшествие в кэбе.

Снейп вновь почувствовал мучительный стыд. Он не хотел и не мог принять то, что произошло; а еще больше он боялся признаться себе, что именно он тогда испытал, и вспоминал лишь пришедшее следом – сожаление, горечь, раскаяние. Упрямо он повторял себе, что с ним – с ним, Северусом Снейпом, порядочным джентльменом с безупречной репутацией – никогда не могло случиться ничего подобного. Но всё же это случилось – и Снейп, сквозь смятение и путаницу своих неутешительных мыслей слушавший голос верховного магистра, внезапно понял, чья в том вина. Вина во всем: в его хлопотах, в его тратах, в его унижениях, в том, что его, Снейпа, доброе имя было втоптано в грязь какими-то проходимцами и мошенниками… Лорд Волдеморт говорил:

– Добродетель – вот единственная цель и в то же время награда. Джентльмены, мы создаем новую, лучшую мораль, которая превзойдет мораль христиан и стоиков…

А в памяти Снейпа звучал дрожащий от слез голос Драко: «Этот человек… лорд Волдеморт… если бы вы знали, какие ужасные вещи он со мной творил… Лорд Волдеморт прижег мне метку своим перстнем с именным гербом… Лорду Волдеморту было недостаточно простого удовлетворения…»

– …новая нравственность положит начало новому бытию. Она заключается в проповеди гуманизма и альтруизма… – продолжал верховный магистр свою торжественную речь, и слова Драко звучали к ней контрапунктом: «Лорд Волдеморт заставлял меня курить опиум… Лорд Волдеморт связывал меня и стегал плеткой… Лорд Волдеморт всегда наказывал меня, если мне не удавалось проглотить полностью… Лорд Волдеморт… Лорд Волдеморт… Лорд Волдеморт…» – и так без конца, до тех пор, пока в сознании Снейпа не осталось одно лишь это имя – лорд Волдеморт.

– Нравственность?! – услышал Снейп собственный голос. – Вам ли говорить о нравственности, милорд?!

В зале воцарилась звенящая тишина – и, как всегда в неловкой тишине, раздался чей-то кашель. Все взгляды обратились к Снейпу. К ужасу своему он осознал, что и в самом деле произнес это вслух. Он молчал, вжимаясь спиной в створку двери, и, не отрываясь, смотрел в бледное лицо лорда Волдеморта, которое после неожиданного замечания Снейпа сделалось еще бледнее. Страх придал Снейпу смелости – вернее, не смелости, а какого-то полубезумного удальства. Шатаясь, как пьяный, – Снейп испытывал совершенно необъяснимую, кружившую ему голову эйфорию – он приблизился к потрясенному лорду Волдеморту и, наставив на него обвиняющий перст, бросил ему в лицо:

– Да, милорд, вам ли говорить о нравственности и добродетели?! Возможно, ваше красноречие помогло вам ввести в заблуждение этих почтенных джентльменов, – Снейп обернулся к братьям-масонам и зачем-то отвесил им шутовской поклон, – но я знаю ваше истинное лицо – лицо гнусного распутника и извращенца!

Этот его вскрик, в котором прозвучали истеричные нотки, вывел братьев из оцепенения.

– Послушайте! Какая дерзость! – зашумели в зале. – Это немыслимо!..

– Сэр, прошу вас покинуть храм, – кто-то деликатно, но настойчиво сжал его локоть; двое братьев, церемониймейстер и привратник, потянули Снейпа к дверям.

К удивлению всех присутствующих, верховный магистр остановил их. Шагнув к потайной двери в стене, отделанной дубовыми панелями, он распахнул ее и жестом пригласил Снейпа войти.

– А теперь объяснитесь, сэр, – прошипел лорд Волдеморт, прикрыв за собой дверь. – Я жажду услышать, что вдохновило вас на столь… обличительную речь.

Снейп смешался – выплеснув в короткой вспышке гнева всё свое негодование и отчаяние, он растерял большую часть душевных и физических сил – теперь он стоял под пристальным взглядом немигающих, будто бы лишенных век, глаз Волдеморта и испытывал невыразимую неловкость. Твердо убежденный в том, что правда на его стороне, Снейп тем не менее не мог отделаться от мысли, что поступил до крайности неучтиво – и презирал себя за малодушное желание принести лорду Волдеморту свои извинения.

– Вы прекрасно знаете, о чем я, милорд, – сказал он запальчиво – хотя, следует признать, запал этот был уже немного наигранным. – О том самом благовоспитанном юноше из респектабельной семьи, которого вы, воспользовавшись его неопытностью, соблазнили, а после выбросили, как наскучившую игрушку!

На тонких губах лорда Волдеморта зазмеилась кривая улыбка.

– О-о-о, – протянул он, – узнаю любимые сентенции моего юного друга. Воспользовался его неопытностью? Я вас понимаю – должен признаться, я тоже был обманут его невинным видом и вежливым обхождением. Мальчик из уважаемой семьи… Всё, чего я желал – это лишь принять в нем участие. Признаюсь, я был растроган его бедственным положением, – так же, как и вы, я полагаю, – а этот испорченный мальчишка соблазнил меня. Он оказался поразительно умелым, как все проститутки Лондона, вместе взятые, – впрочем, вы и сами, верно, уже успели убедиться в его необыкновенных для столь юного создания талантах, – лорд Волдеморт поморщился. – Значит, он и есть ваше «пикантное увлечение», о котором поведал мне один весьма примечательный джентльмен по фамилии Локхарт, приходивший в контору на днях? По его словам, единственно с целью открыть мне глаза на то, каким предосудительным забавам предается мой подчиненный. Разумеется, я не придал значения его словам… Выходит, напрасно. Я позволю себе дать вам совет, мистер Снейп, – произнес лорд Волдеморт холодно. – Избавьтесь от этого «благовоспитанного юноши», пока он не утянул вас на самое дно. Я вовремя опомнился и выгнал его, а вы, как я вижу, попались на его удочку. Наш белокурый ангел любит делать невинные глазки – а после пропадает фамильное серебро.

– Фамильное серебро? – ядовито повторил Снейп, решив идти до конца – скорее от отчаяния, чем от храбрости. – Фамильное серебро – у вас, приютского мальчишки, купившего себе лордство?

Застывшее, точно восковое, лицо лорда Волдеморта исказилось.

– Да, мистер Снейп, к несчастью, я вырос в отвратительном сиротском приюте, – проговорил он зло и горько, – но я никогда не предавался тем противоестественным забавам, к которым юный Малфой пристрастился в своей элитной школе для отпрысков богатых семей. Кстати, вы, мистер Снейп, если не ошибаюсь, тоже питомец этого благородного оплота знаний? Неудивительно, что таланты юного Малфоя пришлись вам по вкусу. Полагаю, славно вас тешит этот содомит с ангельским личиком!

Снейп вспыхнул. Кровь бросилась ему в голову; едва отдавая себе отчет в том, что делает, он ударил лорда Волдеморта по лицу. Лорд Волдеморт пошатнулся; из его разбитого носа хлынула кровь. В ужасе Снейп смотрел, как тот хватается за нос – и не мог, просто не мог поверить, что и в самом деле ударил своего шефа – самого лорда Волдеморта!.. В смятении Снейп попятился к двери. Вылетев из кабинета, он бросился бежать через зал, провожаемый ошеломленными взглядами братьев; в эти мгновения он понял, что собственными руками положил конец своей прежней жизни.

========== Глава девятая. Добродетельная дочь пастора встает на защиту нравственности, а Северус Снейп пожинает плоды своего мужественного поступка ==========

Наутро Снейп проснулся совершенно разбитым. Глаза болели, в горле чувствовалась тяжесть, всё тело ныло так, словно Снейпа накануне избили. Он спал на софе, подтянув колени к животу, чтобы хоть как-то уместиться, и теперь, с затекшими ногами, ему стоило большого труда сделать даже самое незначительное движение. Тихо застонав, Снейп сел. В окно проникал тусклый свет – Снейп не мог определить, было ли это пасмурное утро или уже наступил день, такой же унылый и хмурый. Камин давно погас, по полу тянуло холодом, Снейп дрожал – но в то же время его прошибал пот; потрогав лоб, Снейпу пришлось признать, что у него начался жар. Злоключения минувшего дня представлялись ему словно в тумане. Снейп не мог вспомнить в точности, что говорил и что делал (должно быть, он уже вчера был болен) – и в памяти всплывали лишь отдельные смутные образы, как обрывки сна. Всё, что произошло с ним, и в самом деле казалось Снейпу сном – путаным и утомительным кошмаром, который словно бы выворачивает наизнанку и ставит вверх тормашками привычные скучные события реальности.

Снейп оглянулся, поискав глазами Драко. Он опасался, что юный Малфой, оставленный без присмотра, по своему обыкновению еще что-нибудь натворил; но Драко был здесь, в комнате: лежал на кровати, скинув во сне одеяло и являя взору Снейпа свою жемчужно-бледную наготу. Снейп поспешно отвел взгляд. Он даже не мог понять, радует ли его или, напротив, печалит то, что Драко никуда не пропал – возможно, Снейп вздохнул бы с облегчением, обнаружив его отсутствие. Снейп утешал себя мыслью, что скоро всё закончится: он заберет свое жалованье за полгода, вернется вместе с юным Малфоем в Уилтшир, передаст Драко его матери и, наконец, сможет забыть свою злосчастную поездку в Лондон, словно ее и не было.

Немного приободрившись, Снейп поднялся на ноги и попытался привести в порядок свою одежду – он плохо помнил, как добрался вчера до пансиона и, должно быть, уснул не раздеваясь. Но стоило Снейпу встать, как он почувствовал головокружение и новый приступ мигрени; он схватился за комод, дожидаясь, пока комната перестанет плыть перед глазами. В этот момент отворилась дверь, и на пороге появилась миссис Макгонагалл.

– Мистер Снейп, до каких пор вы… – начала она своим обычным строгим тоном, но вдруг заметила юного Малфоя, раскинувшегося на постели. Миссис Макгонагалл поперхнулась словами, замолчала, перевела изумленный взгляд с обнаженного Драко на поправляющего одежду Снейпа и, задохнувшись от негодования, воскликнула:

– Я догадывалась, что этим всё и закончится! Видит Бог, я заподозрила в вас подобные наклонности, едва вы переступили порог моего пансиона – стоило лишь обратить внимание на то, как вы обходитесь с женщинами! – похоже, под «женщинами» почтенная пожилая леди подразумевала себя. – Если бы не протекция моего давнего друга, многоуважаемого профессора Дамблдора, я бы никогда не позволила вам поселиться в моем заведении! Смею напомнить, мистер Снейп, что я – дочь пресвитерианского пастора, и не потерплю таких мерзостей в своем доме!

Голос миссис Макгонагалл доносился до Снейпа будто издалека: он едва различал слова и никак не мог понять, что на этот раз вызвало столь ярое негодование пожилой леди. Он чувствовал себя отвратительно: у него болели глаза, голова, шея, всё тело, и ему меньше, чем когда-либо хотелось выслушивать упреки назойливой хозяйки.

– О чем вы, миссис Макгонагалл? – пробормотал он, вместе с тем обнаружив, что едва ли в состоянии говорить из-за боли в горле. Собственный голос показался ему незнакомым – сиплым и глухим.

– Не пытайтесь ввести меня в заблуждение, мистер Снейп! – отрезала хозяйка. – Пусть я и дама, но я прекрасно могу судить о том, что произошло в этой спальне между вами и этим бедным юношей. Да будет вам известно, мистер Снейп, что я выписываю «Иллюстрированные полицейские новости», и читала о скандале на Кливленд-стрит. Более того, я даже посетила несколько судебных заседаний – разумеется, единственно с целью защиты нравственности – и не позволю вам, мистер Снейп, да-да, вам и вам подобным, запятнать доброе имя моего заведения, чья безупречная репутация составляет мою гордость. Вы немедленно покинете этот пансион! Ах, какое счастье, что мой бедный Эльфинстоун – пусть земля ему будет пухом – не видит, какой гнусный порок вы принесли в его почтенный дом, – и миссис Макгонагалл возвела очи горе.

Снейп почти не слушал ее. Он угрюмо смотрел на трясущуюся морщинистую кожу на шее пожилой леди, красноватую, как у индюшки в курятной лавке. Вдруг ему на ум пришла забавная мысль: Снейп представил, как обхватит эту худую шею и будет сжимать до тех пор, пока нравоучительная речь миссис Макгонагалл не превратится в хрип.

– Вы слышите меня, мистер Снейп? – вопросила та, пытаясь поймать блуждающий взгляд Снейпа. – Повторяю, вам следует покинуть пансион сейчас же! Я настаиваю – а то как бы из-за вас не съехали все приличные постояльцы!..

Сделав усилие, отозвавшееся болью в горле, Снейп возразил:

– Позвольте, но я внес оплату за месяц вперед.

– Ах, оставьте! – всплеснула руками хозяйка. – Если бы вы были и в самом деле порядочным джентльменом с безукоризненной репутацией, как охарактеризовал вас профессор Дамблдор, вы бы не стали напоминать мне об оплате после того ущерба, что вы нанесли доброму имени моего пансиона!

У Снейпа слишком болело горло, чтобы продолжать спор, и слишком болела голова, чтобы раздумывать еще и над этим ударом несправедливой судьбы. Он молча отвернулся от миссис Макгонагалл и отправился собирать вещи, но хозяйка, явно удивленная и разочарованная тем, что ее обычно такой язвительный постоялец столь безропотно сдался, остановила его:

– Можете не утруждать себя, мистер Снейп, – сказала она, раздраженная его невниманием. – Позже пришлете за своими вещами. Я велю горничной собрать их. Ах, ступайте уже, юноша! – выдохнула она в ответ на попытку юного Малфоя вежливо попрощаться – казалось, еще мгновение назад тот лежал в постели, а теперь, словно по волшебству, уже стоял перед нею безупречно одетым и причесанным. – Боюсь, в рай вы уже не попадете, но я буду молиться за спасение вашей души, заблудшее дитя, – и миссис Макгонагалл порывисто прижала носовой платочек к своим ничуть не увлажнившимся глазам.

Наскоро собрав саквояж, Снейп вышел из пансиона не попрощавшись. Всё вокруг: дома, улицы, прохожие, лошади, экипажи – кружилось перед его глазами словно чудовищная карусель. Он машинально переставлял ноги, машинально сворачивал на нужные улицы, но сам почти не замечал того, что делает. Его бил озноб; хотелось забраться под одеяло, обложиться грелками и лежать так, не шевелясь. Каждое движение давалось Снейпу нелегко – да что там движение, даже сырой лондонский воздух обжигал его воспаленное горло. Предстоящий путь представлялся ему непреодолимо долгим, но он не брал кэб: даже в горячке мистер Снейп не позволял себе забыть, что лишился почти всех своих сбережений. Когда он добрел, наконец, до конторы, по его лицу и спине струился пот, а руки и ноги дрожали от слабости. Снейп остановился, собираясь с силами для восхождения по широкой помпезной лестнице, ведущей к дверям конторы.

– Что вы намерены предпринять, мистер Снейп? – деликатно поинтересовался Драко.

Снейп с удивлением повернул голову. Он уже и забыл о юном Малфое – а тот, оказывается, всё это время неотступно следовал за ним.

– Ждите меня здесь, мистер Малфой, – наконец смог выговорить Снейп – и сразу же поморщился от боли в горле. Он вновь с сожалением вспомнил о шарфе Лили, который пришлось оставить в полицейском участке – а вместе с шарфом и всю свою прежнюю жизнь. Снейп заставил себя сделать несколько вдохов, выпрямился и направился к дверям.

Никогда еще мраморная лестница, ведущая в контору компании «Томас Риддл и Ко», не казалась ему такой крутой и длинной, и никогда еще восхождение по ней не отнимало у Снейпа столько сил. Отворяя тяжелую входную дверь, Снейп покачнулся и после, войдя в холл, опять остановился, переводя дыхание. Через распахнутые двери холла он увидел главное помещение – поистине исполинских размеров, гулкое, уставленное столами, пахнущее бумагой и чернилами, оно всегда действовало на Снейпа угнетающе. Он не любил бывать здесь, среди всех этих людей, толпившихся, как ему думалось, совершенно без толку, вечно кричавших, суетившихся, толкавшихся и смотревших на Снейпа так, словно он пришел просить у них подаяния. Должно быть, этот огромный зал в римском стиле, отделанный бронзой и мрамором, производил на всех, кто в нем находился, столь ошеломляющее впечатление, что любой жалкий клерк, служивший в этом роскошном здании, считал себя вправе держаться с «чужаками» до неприличия высокомерно. Всякий раз, когда Снейп входил сюда, чтобы представить полугодовой отчет, получить жалованье или передать какую-нибудь бумагу, каждый служащий, даже самый незначительный, считал своим святым долгом напустить на себя важный и несговорчивый вид. Вот и сейчас, пройдя в приемную мистера Риддла, Снейп натолкнулся на клерка по фамилии Яксли, знакомого ему по прошлому посещению, и уже добрую четверть часа не мог добиться от него вразумительного ответа.

– Мистер Риддл не принимает, – произнес клерк таким тоном, словно Снейп просил об аудиенции у самой королевы. – Вам следовало записаться на прием заблаговременно.

Снейп, сжав зубы, втянул носом воздух. Ему и без того было трудно говорить, каждое произнесенное слово отдавалось болью в горле, и он не чувствовал в себе ни сил, ни желания спорить с каким-то писарем, самой важной обязанностью которого было вовремя подавать шефу чай и докладывать ему о посетителях.

– Я уже битый час втолковываю вам, сэр, – проговорил Снейп, стараясь не обращать внимания на глуповато-высокомерную мину клерка, – что я пришел не к мистеру Риддлу. Я пришел, чтобы получить причитающееся мне жалованье за полгода. Вчера вы сообщили мне, что распоряжение от мистера Риддла еще не получено, и посоветовали явиться сегодня.

Вдруг что-то влетело в приемную через открытую дверь и с шелестом упало Снейпу под ноги. Взглянув вниз, он увидел бумажного голубя, сложенного из испорченного кляксой документа. Снейп обернулся – только сейчас он заметил, что в общем помещении воцарилась какая-то особенная возбужденная тишина. То и дело в ней слышались смешки, замаскированные под кашель; служащие шептались друг с другом, прыскали, поглядывали куда-то, и, проследив за их взглядами, Снейп к своему неудовольствию увидел, что, вопреки его наказу, юный Малфой проскользнул в приемную и теперь сидел на краешке дивана, сложив руки на коленях, как прилежный ученик. Снейпу вспомнилось, что к лорду Волдеморту уже наведывался Локхарт – похоже, новость о «пикантном увлечении» уилтширского представителя компании «Томас Риддл и Ко» уже облетела всю контору. Он с отвращением представил, как вертлявые молодые люди в общем зале, все эти ничтожные писари и секретари, упражняются сейчас в убогом канцелярском остроумии; представил, о чем они шепчутся, поглядывая на него и на юного Малфоя, о чем смеются, прикрывая рты руками, какие непристойные предположения высказывают – и не успокоятся, пока другая, более свежая сплетня не займет их недалекие умы. Снейп резко поднялся на ноги.

– Я вижу, сэр, что вы поразительно некомпетентны в том, что не касается заваривания чая, – язвительно бросил он клерку. – Пожалуй, мне следует лично поговорить с мистером Риддлом.

Клерк, явно оскорбленный тем, что его заподозрили в «некомпетентности», неожиданно для самого себя выпалил:

– Мистер Риддл не желает вас видеть! Сегодня утром он уволил вас без какого-либо выходного пособия!

Снейп медленно опустился обратно в кресло, пораженный до глубины души. Разумеется, чего еще ожидать после того, как наговоришь своему шефу гадостей и, вдобавок ко всему, разобьешь ему нос? Но Северус Снейп, сельский стряпчий с безупречной репутацией, вот уже много лет изо дня в день исправно выполнявший свои обязанности, был попросту оглушен этим страшным известием.

– А что… что насчет моего жалованья за истекшие полгода? – произнес он бесцветным голосом.

Клерк, для пущей солидности решивший сделать вид, что чрезвычайно занят, схватил со стола первый попавшийся документ и принялся его внимательно перечитывать.

– Мистер Риддл не оставил никаких распоряжений на этот счет, – буркнул он, изображая недовольство тем, что Снейп своими глупостями отвлекает его от какой-то необычайно значительной работы. – Если это для вас так важно, – добавил клерк надменно, – вы можете сами поговорить с мистером Риддлом о вашем дельце, когда он придет.