Текст книги "Иллюзия (СИ)"
Автор книги: Люрен.
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
– Но хоть что-то, – устало сказал Тео.
Он поднял голову и заправил волосы мне за ухо. Его прикосновение было, как всегда, мягким и едва ощутимым.
– Уши ведь простудишь.
Он надвинул мне шапку до самых бровей. Смотрел на меня, как на картину. В его глазах отражалась я, которая смотрела на него точно так же.
Он был нежностью и снегом. Да, поэтому я и люблю зиму, потому что она похожа на него. Точно так же она касается меня снежинками, робко и несмело. Они тают на моей коже, даруя спасительную прохладу. И мне хочется лежать на земле, пока снег засыпает меня, в этой ледяной могиле. Хочется самой стать снегом.
– Может, наладится, – сказал Тео, – Я знаю, ты ненавидишь весну, как и надежду, но у тебя есть я. А у меня есть ты. Вместе мы убежим.
Да, конечно. Убежим в город, где всегда лето, который весь утопает в зелени, а вдали слышен шум моря, крик чаек и гудки пароходов. Там на стенах рисунки, кажущиеся живыми, дома настолько близки друг к другу, что можно дотянуться до окна соседа. И люди там общительные, весёлые и смуглые.
– Хочется верить. Но от себя не убежишь.
– Можно постараться, – рассмеялся Тео, – Надо просто разогнаться хорошенько.
Возможно. Здесь нас ничего не держит. Мы забудем о прошлом и будем жить настоящим, будем усердно радоваться жизни и ловить каждое её мгновение.
– Скоро совершеннолетие. Давай начнём копить деньги прямо сейчас, а потом свалим как можно дальше отсюда?
Тео ослепительно улыбнулся. Он весь светился. И я заразилась этим его оптимизмом.
– Давай. Хотя мне неоткуда взять их.
– Найдём работу.
– Мы будем счастливы. В городе, где нет зимы.
– А пока – давай закроем глаза и представим, что мы уже там и всё позади.
Он обнял меня и прижал к своей груди. Опять пах Рождеством. Я обняла его в ответ. хотелось сжать его как можно крепче. Мой снежный мальчик.
И холодное железо под нашими ногами превратилось в песок, шум автомобилей – в шепот волн и крики чаек, а снег – кусты белой сирени. На смену борею пришел зефир и разогнал тучи, обнажив пронзительно-голубое небо с облаками, похожими на овечек. Серые дома стали разноцветными, клубы с наркотой и бухлом сменились цветочными и сувенирными магазинами. Со стен свесился цветущий плющ, на балконах расцвели цветы, свесились гирлянды, завращались флюгеры, где-то заиграла испанская гитара. Появились уличные кафе, стихийные концерты, пушистые кошки на крышах и силуэты дельтапланов, пересекающие синеву небес. Зашумели моторы катером и лодок, раздались звуки пляжной вечеринки. Позвали и нас, и мы, взявшись за руки, поспешили ко смеющимся людям, которые всего на одну ночь стали нам ближе, чем наши семьи.
====== Работа ======
Солнце слепило глаза. Оно было не тем ласковым, южным. Это было зимнее солнце, которое нихрена не грело, зато раздражало.
– Ба. Какие люди.
Солнце заслонила рожа Чарльза. Поэтому в первые секунды я была ему рада.
– Ну привет, Чарльз, – буркнула я.
– Как тебе Дракон? – спросил он, вытаскивая сигарету.
Я с трудом поднялась, отворачиваясь от парня.
– Очень милый педофил.
– Ой, да ладно тебе. Он иногда тупит, но если стукнуть, то перестанет. Как старый телек.
Он щёлкнул зажигалкой. Вспыхнул огонь. Серый дым повалил клубами из его потрескавшихся губ, длинную тонкую сигарету сжимали такие же длинные и тонкие пальцы. Где, блин, Тео? Куда он опять свалил?!
– Ненавижу просыпаться, – сказала я.
– Я тоже, – ответил он, – Курить будешь?
– Ненавижу эти вонючие палочки.
– А так?
Он коснулся своими губами моих и выпустил дым в мой рот. Я закашлялась и оттолкнула его.
– Отвратительно.
Он усмехнулся.
– Знаю, милая. Знаю.
Мы сидели так довольно долго. Он курил, а я просто. Не знаю. Не хотелось ни о чём думать, просто растянуть бы утреннюю негу подольше, пока проблемы не навалились на тебя тяжёлым комом.
– Тебе в школу не пора, маргинал?
Школа. Идти туда не хотелось. И мне было всё равно, даже если меня исключат. Многие подростки ненавидят школу. Я её не воспринимаю даже и исключаю всякую возможность там появиться. Одно это место вселяет в меня серую тоску. И даже не потому, что там меня не шугаются только такие же, как я.
– Меня называет маргиналом безработный алкаш, у которого нет практически ничего, потому что он всё пропивает.
– Кто сказал, что я безработный?! – возмутился Чарльз. – Я продаю тексты! И иногда зарабатываю. Я же говорил.
– Мне тоже нужна работа.
– Я могу подсобить, – улыбнулся во весь рот Чарльз.
Ему бы не улыбаться вообще, честное слово. Меня всю передёрнуло.
– Веди меня, мой юный недруг.
Пусть он и был меня, скорее всего, старше. Мы поднялись и покинули этот дом. Дальше по улице шла сестра с подругами. Тоже школу прогуливали. Только она считала, что ей можно, а мне нельзя. Я поспешила спрятаться в переулке.
– От кого кантуемся? – заинтересованно спросил Чарльз, прижимаясь ко мне.
Переулок был довольно узким.
– От сестры.
Я подождала, пока она не уйдёт. Потом мы продолжили свой путь. Чарльз опять болтал. на этот раз – о бегемотах и австралийских аборигенах.
Работа распологалась… в том самом клубешнике, где произошел инцидент с Драконом. И сам он сидел там же, где и тогда. И всё так же дымил. В дневном свете оказалось, что у него была целая копна ржаво-коричневых волос. И красный домашний халат.
– Ты что мне, наркоту предлагаешь толкать? – ядовито поинтересовалась я у Чарльза.
– Нет-нет, – ответил вместо него Дракон, – столь юной девочке не стоит заниматься такой похабщиной, – он поймал мой настороженный взгляд. – Да расслабься ты, крошка. Работа будет полностью законной. Мы же не бандиты какие, верно?
И, конечно, на подозрительных личностей совсем не похожи.
– В наш скромный притон… эээ, то есть, в кафе-бар, нужна уборщица, – начал Чарльз. – Платить будут хорошо, в этом я тебя уверяю. Да и работа не пыльная.
– Да, да, я согласна, – энергично закивала я головой.
Так я получила работу. Через нехитрые операции с документами и собеседованиями. И обрела трудовую книжку, которая заняла почетное место в одном из внутренних карманов, куда я складываю всё необходимое.
Итак, первый рабочий день. Бар опустел. Я объявила многочисленной пыли войну. Ни одной пылинке не суждено было скрыться от карающей метлы правосудия. Пол и столы засверкали чистотой, грязь и следы жизнедеятельности примитивных напившихся организмов были устранены.
– Нет-нет, милая, ты совсем не так убираешь.
Передо мной выросла фигура Дракона.
– Вооон там огромное пятно. Посетители будут неприятно поражены столько вопиющей халатностью.
Ага. И от обиды насрут ещё больше.
– Не обижайся, милая, – он провёл длинным ногтём по моей щеке, – Я тебя ругаю, чтобы ты стала убирать лучше. Критика – наивысшее проявление любви.
А я тебя тресну, чтобы ты заткнулся. Это тоже проявление любви. И духовной, и плотской.
Я принялась тереть это пятно. Похоже, кого-то стошнило прямо на пол. Дракон стоял рядом.
– По правде говоря, вид тебя, держащую тряпку, более, чем эстетичный. Рыцарь чистоты в естественной среде обитания.
Я взвыла. За день он уже успел порядком меня достать. Причем самое смешное то, что он даже здесь не работает. Дракон, как он сам выразился, просто неравнодушный посетитель.
Хотя, сказать по правде, работа мне нравилась. Я могла заниматься нелёгким физическим трудом, не думая ни о чём, кроме того, что жутко устала.
Тем временем Дракон подошёл к динамикам и включил музыку. Какой-то стрёмный фанк. «Неравнодушный посетитель» принялся скакать по всему залу, извиваясь и виляя бёдрами. Он щёлкал пальцами в мою сторону и ненавязчиво намекал, чтобы я присоединилась к нему. И наследил по всему залу. Что за несносный тип!
Сопровождаемая его подвываниями, я стала вытирать его следы, потом перешла на стол, стулья и полки в шкафах. Видела искаженное отражене своего заспанного лица и чувствовала гладкую поверхность своими пальцами.
Банки с алкоголем сверкали и переливались. Я равнодушно скользила взглядом по ним.
– Вижу, ты закончила.
Дракон подошёл ко мне. Я едва доходила до его плеча. Тощий, несуразный, с длинными конечностями. Как сенокосец. Куряка оглядел зал и удовлетворённо кивнул.
– Недурственно. Недурственно. Уборщица ты хорошая.
– Спасибо, – я постаралась вложить в сказанное весь свой сарказм.
– Значит, можно и повеселиться.
Он приглушил свет и достал трубку, принявшись её набивать какой-то очередной дурью. В колонках заиграла Every Breath You Take. Он щёлкнул зажигалкой. В свете этой вспышки его черты лица вновь заострились, заплясали огни в его янтарных глах. Таинственно улыбался, глядя прямо мне в глаза. Он и впрямь походил на мудрого дракона, тысячу лет с вершины горы смотрящего на людей, мельтешащих туда-сюда где-то внизу. Лишь на несколько секунд. Долгих-долгих секунд.
– Эта вечеринка только для тебя, юнга. Ты заслужила хоть на минуту оторваться от грязи внешнего мира.
Он выдохнул дым прямо мне в лицо. Я задержала дыхание.
– Ты – нимфа, насильно вывезенная из девственных лесов. Слишком чистая. Слишком безумная.
Я рассмеялась.
– Я обычная замухрышка из безумной семейки. Одно время я ходила на свидания, чтобы бесплатно поесть. И даже едой я не наслаждалась, её вкус и запах были противны мне.
Дракон заулыбался ещё шире. Сейчас он походил на Чеширского Кота. Или на Гусеницу со своим кальяном. Не хватало гриба.
– А я в твоём возрасте пригласил социофоба на вечеринку, и там вместе с компанией довёл его до нервного срыва. Причем я не помню ни имён, ни лиц тех, вместе с кем доводил.
Не дожидаясь моего согласия, он сунул трубку мне в вот. Я вдохнула вонючий дым и выпустила его прямо ему в лицо. Он остался довольным.
– Кто из нас не сеял смуту?
Разноцветные огни заплясали по залу. Засверкали серебряные назубники Дракона.
– Причём тебе стыдно, а мне нет. Ах, невинность юности. Стейси тоже была такой. Но теперь она сидит целыми днями у себя в комнате и плачет, свернувшись клубочком. Как котёнок.
Дракон одной рукой схватил меня за плечо и закружил, другой накуривал. Его шатало из стороны в сторону, как колос на ветру. Потом курево закончилось, и он в раздражении выбросил трубку. А мне было жарко и хотелось смеяться. Дракон был смешным. И всё вокруг тоже. И я в том числе. Он ведь даже не слушает меня. Ему всё равно, где и с кем. Хоть Ширли, хоть Стейси, хоть я – какая разница, какую школьницу накурить и соблазнить? Какая разница, с какой юной отщепенкой кружиться по закрытому бару под The Police и мотать головой из стороны в сторону? Но мне от брата столько внимания не доставалось, сколько от него. И голос отца я давно не слышала. Ласковый голос, а не пьяные бредни. Так что Саманта, у которой нет друзей, рада была позависать и с накуренным фриком.
И мы зависали. После каждого рабочего дня. В плотном дыму и среди сияющих бутылок, в полутьме и под приглушенную музыку, под его дебильную болтовню и мои ядовитые коментарии. Он смотрел на меня так же, как смотрел на своих девочек и Чарльза. Или на драную кошку в переулке. Или на блюющего пьяницу. С игривой жалостью и лукавым равнодушием. Дракон и Чарльз напивались вдрызг, я выгоняла их на улицу, и мы, пошатываясь, брели по узкому переулку, горланя хиты прошлого века. На нас оглядывались немногочисленные прохожие, голуби разлетались под нашими ногами, снег осыпал нам пусть, словно лепестки роз. Дома я практически не ночевала, как и не спала, на школу даже смотреть не могла, с сестрой и братом не виделась уже давно. Так проходили дни. Я была почти счастливой. По крайней мере, я заставляла так себя думать. А порой, когда оставалась одна, думала о том, что сейчас делает Тео и где его носит, чёрт возьми.
====== Прочь отсюда ======
Наконец, мои первые заработанные деньги. Зелёненькие, ароматные.
– Че с ними делать бушь? – икая, спросил Чарльз.
Он громко рассправился с остатками джина на дне бутылки. Как лошадь на водопое. И разило так, что глаза слезились.
– Определённо не пропью, – сказала я.
Все до единой отложу. Нужно копить до отъезда. Всего полгода осталось. А дальше – свобода. И куда только Тео подевался?
– Зря ты так, – пробормотал этот забулдыга.
Он был весь красный и тяжело дышал. В стороне играл на гитаре Дракон и насвистывал себе под нос. Вокруг него столпились школьницы. Все, как на подбор: как дикие розы, не осознающие своей страстно-невинной красоты, одетые в старую поношенную одежду, тощие и бледные, с растёкшейся тушью. Дракон всегда выбирал нимфеток, выброшенных на обочину жизни, совершающих поступки, которыми не гордятся и изо всех сил старающихся привлечь к себе внимания, порой странными и дурными способами. Или это они шли, потому что он дарил им любовь, пусть и кратковременную, но ту, которую не давали им ни отцы, ни братья. Он был из тех, кто предпочитал домашней зверюшке облезлую, грязную шавку, которая боялась протянутой руки, потому что за этим неизменно следовали побои. И он кормил их, приручал, ласкал, а потом уходил, оставляя их в недоумении, смешанном с благодарностью. Я не знала, презирать мне его за это или любить.
– Живот болит, – вывел меня из размышлений Чарльз.
– Как всегда, – пробормотала я.
– Тебе нужно печень лечить, – сказала кудлатая школьница.
Её сетчатые колготки были в дырках, а военная курта висела мешком.
– Я не уверена, но судя по твоим многочисленным жалобам, у тебя цирроз печени, – добавила она.
– Какая ты умная, – восхищённо сказал Дракон, притягивая её к себе. – Тебе нужно больше учиться, чтобы поступить на врача. Будешь лечить нас!
– Мне не дадут, – с досадой ответила кудлатая, – Мне дали понять, что я унаследую магазин.
Я завороженно смотрела на это несформировавшееся тело и синяки на коленках, брекеты на зубах и неумело накрашенные глаза. Её семья владела небольшим магазином строительных товаров. Я туда иногда заходила и видела, как она крутилась вокруг отца.
– Лучше послать родаков, чем мечту, – сказала я.
– Самми, ты иногда просто сыпешься мудрыми изречениями, – заулыбался Дракон.
И заиграл ещё быстрее. В это время мы услышали шлепок. Это Чарльз упал. Дракон пожал плечами, не прекращая насвистывать. Вокруг все танцевали, перешагивая развалившегося Чарльза. Дракон обнимал школьницу, подстриженную под мальчишку, а та закинула на него тощие ноги с синеющей сетью вен на них. Я чувствовала жар пьяных тел и обмре из аромата пота и алкоголя. И поняла, что больше не могу здесь находиться. Не только потому, что они все полные придурки. Я была лишней. Дракон пьянеющим взглядом смотрел на девчонку, сжимающую в руках самокрутку, Чарльз сжимал в руках бутылку и бормотал что-то, школьницы хохотали над шуткой кудлатой. Я вышла из клуба.
Февраль подходил к концу. Я почти явственно ощущала, как вдали просыпался зефир и набирался сил, чтобы разогняться и прогнать борея, разбудить сонную землю и сбросить с людей пальто и пуховики. А дальше экзамены и разговоры одноклассников о будущем. Больше я не могла здесь находиться. Ни секунды.
Я неслась по улице, жадно хватая ртом воздух, как будто сейчас он закончится. Скоро весна. Ненавижу весну.
– Эй, Самми!
Я столкнулась носом к носу с сестрой. Она осветлила волосы. Цвет ей совсем не шёл.
– Выглядишь, как престарелая Пэрис Хилтон, – сказала я.
– Ты где вообще шляешься?!
Она наотмашь ударила меня по щеке.
– Мисс Харрей хотела в полицию позвонить и объявить тебя розыск. Еле отговорила её от этого. Так что сейчас ты пойдёшь домой и нам всё объяснишь, ясно?
Я слизала кровь, чувствуя её солоноватый привкус. Сейчас я ей всё выскажу.
– Ты сама во всём виновата. Пока ты веселилась с подружками, а брат синячил, я стирала обосранные трусы и отбирала ножи у матери. А теперь мы поменяемся. Я буду шляться, где захочу, а ты будешь сидеть дома, жарить блинчики и вставать в два часа ночи, чтобы открыть дверь пьяному брату и уложить его спать. Усекла, мудацкая сестра?!
Я показала ей средний палец и бросилась бежать. В жизни не видела такого шока у неё на лице. Мне стало смешно. Вот так, сестричка. Удивляйся. Может, в твоей тупой голове прояснится хоть что-то. Жаль, что я об этом уже не узнаю, потому что видеть не хочу эту чёртову семейку.
Я раскинула руки в стороны, запрокинула голову наверх и засмеялась. Хохотала так, что болели бока. Задыхалась, хрипела, хрюкала. Куда бежала – сама не понимала. Остановилась у детской площадки.
С горки скатывались дети, другие лепили снеговик. На скамейках сидели замёрзшие мамы и папы. Что я здесь забыла?
На ржавых скрипучих качелях сидел Тео. В той же одежде, что и всегда. Я села рядом с ним и принялась раскачиваться.
– В детстве я пытался сделать «солнышко», – сказал Тео.
– И как? получилось?
– Нет.
На глазу у него красовалась повязка.
– Что с глазом? – спросила я.
– Фингал. Всё распухло и глаз не открывается, – пожаловался он.
– Суровая она, однако, женщина.
– Да уж.
Повисло молчание. Неуместное, но и не неловкое. Просто мы не знали, что сказать друг другу. Поэтому просто сидели тут и качались, слушая ритмичный скрип. Снег покрылся корочкой. Я только сейчас это заметила. Ночью были сильные заморозки. Может, эта зима продлится подольше.
– Слушай, а давай убежим? – спросила я.
– Мы итак собирались, – рассмеялся Тео.
– Нет, давай сейчас.
Тео посмотрел на меня, в удивлении вскинув белёсые брови.
– А давай! – воскликнул он, на ходу спрыгнув с качели. Я последовала его примеру. Смеясь, мы побежали. Люди на площадке странно на нас покосились. Некоторые дети заплакали. Мамочки зашептались.
– Убежим на северный полюс! – возбужденно говорила я, сжимая руку друга, – Там снег не тает даже летом. А ещё там полярная ночь, и полгода нет этих дебильных рассветов! Только звёзды, сияние и ласковая тьма. И зима, замораживающая души.
– Да прям замораживающая, – рассмеялся Тео.
– Я бы свернулась качаличиком на вершине холма, обдуваемая ветром. И ночь окутала бы меня своим чёрным бархатом. Я бы стала частью этой мёртвой красоты и никогда бы не шевелилась и ничего не делала. Ничего!
Я чувствовала небывалую бодрость, бурлящую во мне. Странно, я перед этим не спала всю ночь. Смотрела на ворон и гоняла их.
– А ты знаешь, говорят, вороны очень злопамятны. Если их разозлить, они тебя запомнят, – повернулась я к Тео.
– Я не проверял, – пробурчал Тео.
Он весь раскраснелся. Его лохматые волосы сияли в свете заходящего солнца. Мы остановились у моста.
– А куда мы поедем? – спросил Тео. – И на чём?
– Только не говори, что надо угнать машину. Мы же не в кино, Тео! – расхохоталась я, – Автостопом поедем. Хоть это и рискованно.
Парни, стоящие рядом, странно на нас покосились. Потом рассмеялись. Я решила не придавать этому значения. Мы и впрямь выглядели комично. Два подростка, насмотревшиеся фильмов и решили поиграть в бега.
Тео обнял меня и мы подошли к дороге, ведущей из города. Я принялась ловить попутчиков. Спустя некоторое время около нас остановился здоровенный джип. Из окна высунулся бомжеватого вида мужик в какой-то нелепой шубе.
– Куда путь держим? – спросил он, подмигивая.
– Подальше отсюда, – ответила я.
– Запрыгивай, красотка.
И мы поехали. Прижимались друг к другу на заднем сидении, пока водила мотал головой под Сабрину Салерно.
– Ты че, из дома сбежала? – наконец спросил он.
– Я убила человека, – сказала я.
Он нервно расхохотался.
– И теперь тебе надо залечь на дно, да?
– Да. В тихом городишке, где меня никто не знает.
– А как звать тебя?
– Саманта.
– А я Теодор. Но можете называть меня просто Тео, – вставил мой спутник.
К Тео этот чудак не обращается, потому что тот не симпатичная школьница?
– Очень приятно, Джейс. О, Арабеск!
Джеймс принялся подтанцовывать. Он чуть ли не подпрыгивал на сидении. И если бы ему не надо было следить за дорогой, он бы вскочил и принялся вилять задницей, держу пари.
Так мы проехали порядочное расстояние. День сменился ночью. Мы с Тео свернулись на сидении, обнявшись и прижавшись носами. Он гладил мои волосы и нежно улыбался, его длинные ресницы щекотали мои щёки. Он был так красив, что я даже завидовала.
– Ну че, как тебе жизнь беглянки? – повернулся ко мне водила.
– Потрясно.
====== Как можно дальше ======
Проснулись мы ранним утром. За ночь похолодало, снег повсюду блестел, как будто во сне.
– В моих снах всегда снег, – сказал Тео. – Его прохлада лечит мои раны.
Джеймс вышел из машины и принялся чистить зубы, сплёвывая пасту прямо на дорогу. Мы решили осмотреться. Вдали виднелись силуэты города.
– Мы всю ночь, что ли, ехали? – спросила я.
– Я решил перейти на 30-часовой день, – радостно сообщил Джеймс. – Вставать рано, ложиться, когда устанешь. Максимальная продуктивность!
Мы с Тео переглянулись.
– Каких только методик для «максимальной продуктивности» не придумают, – усмехнулся мой друг.
Джеймс решил пропустить его реплику мимо ушей.
– Ладушки, куколка. Я тебя довезу Уотерсвилля, а потом поверну на юго-запад. Там, куда я направляюсь, нет места для школьницы, сбежавшей из дома. Так что вот.
– А для школьника местечка тоже не найдётся? – ядовито вставил Тео.
Понежившись в лучах холодного зимнего солнца, мы сели обратно в машину и поехали. Джеймс прищелкивал пальцами левой руки под Рика Эшли. Я всё удивлялась, как машина ещё не врезалась куда-нибудь с таким-то водилой.
Ехали мы часа два. В горле за это время пересохло. Я со вчерашней ночи ничего не пила. Как и не ела. Я достала кошелёк и заново пересчитала деньги. Должно хватить.
– Вот блин, кошелёк дома забыл, – буркнул Тео.
– Ничего, я и за тебя заплачу, – заверила я его.
– Не стоит, – улыбнулся он.
– Приехали, – радостно оповестил нас Джеймс.
Он приглушил мотор. Мы с Тео буквально вывалились из салона. Меня успело здорово укачать и его, похоже, тоже.
– Сколько там? – спросила я, опять расстёгивая кошелёк.
– Да не надо, – махнул рукой Джеймс. – Ладно, удачи, девочка! Не буду тебе читать нотации и говорить, что надо вернуться домой и поговорить с родителями. Потому что сам сбежал в 15 лет и колесил по всей стране, пока меня не поймали! Ха-ха!
Он подмигнул нам и газанул. Мы успели отскочить и нас не обдало брызгами грязи.
– Он принципиально не общается с парнями или с блондинами? – ошеломлённо спросила я. – Или ему не понравилось, что цвет твоего шарфа не подходит общей палитре твоего образа?
Одежда Тео была в бежевых тонах, а шарф – малиновый, и совсем не шёл ему. С кого он вообще стянул этот шарф? Тео равнодушно пожал плечами. Одновременно у нас заурчало в животах и мы засмеялись, глядя друг на друга раскрасневшимися лицами. Только сейчас я осознала, что мы свободны. По крайней мере, до тех пор, пока нас не нашли и не вернули по домам. Мы наедине друг с другом и большим и неизведанным миром.
Но покорять миры на пустой желудок как-то не очень, так что первым делом мы зашли в ближайшее придорожное кафе и заказали себе по панкейку. Решили взять на вынос и выйти на набережную реки и сесть на её краю, свесив ноги. Жалко только, что вода замёрзла.
– Интересно, лёд достаточной толщины, чтобы пройти по нему? – спросила я.
Жар блина контрастировал с окружающим холодом. Малиновое варенье растеклось по моему языку.
– Я бы не стал рисковать, – отозвался Тео.
Наши сапоги соприкасались. Холодный ветер дул прямо в лицо.
– А знаешь, чего я хочу? – спросила я, – Побывать в кафе на крыше. Желательно небоскрёба.
– Где ты тут видишь небоскрёб? – рассмеялся Тео.
– Вот поэтому я и хочу уехать отсюда, – обиженно ответила я.
– Уедем, – пообещал Тео, – Туда, где тепло. Начнём жить с нуля.
Он посмотрел мне в глаза. Провёл рукой по моей щеке. Повязка его совсем не портила, наоборот, дико шла ему. Мне кажется, он был бы красавчиком даже в мешке из-под картошки и с радужным ирокезом.
– На тебя больно смотреть, – с завистью в голосе сказала я.
Он ухмыльнулся и подмигнул мне.
– Надо много всего сделать. Покататься на катамаранах. Полететь на дельтаплане. Прыгнуть с тарзанки. Сходить в дельфинарий, – принялась перечислять я.
– Ты бы ещё расписание составила, – хмыкнул Тео. – Для начала давай хотя бы доберёмся до этого твоего города.
Так мы и просидели. Долго. Строили планы, спорили, мечтали. И сидели бы ещё дольше, но наши ноги затекли, а умы требовали новых впечатлений. Все проблемы остались далеко позади, моя язва не ныла, его синяки не болели. Наверное, ненадолго нам всё-таки удалось убежать от себя. Но именно ненадолго.
====== Прорыв ======
Честно говоря, я не очень-то представляю, что мы делали потом. Помню только урывками, и то только середину и конец наших, так сказать, приключений. Мне как будто крышу снесло от внезапно нахлынувшей свободы.
Мы постоянно зависали по клубам. Ненавижу их, ненавижу алкоголь и прочую дрянь, но почему-то я ночами там находилась, причём нажиралось всякой всячины до такой степени, что не понимала, кто я и где нахожусь. Лица, события, даже впечатления превратились в единую кашу, и я до сих пор не понимаю, хорошо мне тогда было или страшно.
Также помню одну блондинку, которая похожа была на ребёнка. Самое нормальное из того, что она жрала, была лапша быстрого приготовления. Она любила декаданс, гедонизм и иронию. Она сказала это при знакомстве, приправив речь французскими идиомами. И я сразу поняла, что она страшно невыносимая бабенция. И мы стали зависать вместе, трансжиря её деньги. Она была богатой девочкой, озверевшей от скуки.
Помню, что один раз нас всех чуть не арестовали, потому что мы горланили на улице всякую чушь и приставали к прохожим. Мы убегали от полицейских и смеялись, хватаясь за бока. Я помню, что у меня даже заболели рёбра тогда.
Ещё меня два или три раза забирали в больницу, потому что язва открывалась. Это было на улице и я забрызгивала рвотой стены. Блондинка хохотала, как ненормальная. Тео качал головой.
Один раз мне взбрендило покататься на льду. Коньков не было, поэтому я каталась в обуви и пыталась выделывать пируэты, которые я подсмотрела на трансляции по фигурному катанию. А потом провалилась под лёд, и меня пришлось вытаскивать. Блондинка опять смеялась, Тео просто испуганно смотрел, как меня пытаются откачать от воды.
А потом меня нашёл мой брат. Он был от первого брака матери и я совсем забыла, что он уехал в этот город. Он меня почти сразу узнал, несмотря на то, что мы виделись в последний раз лет десять назад. Я тогда лежала в сугробе возле какой-то харчевни, вокруг всё как будто ходило ходуном, а меня выворачивало наизнанку. Не знаю, что я тогда выпила или употребила, но я тогда поклялась себе, что больше так делать не буду. И вообще, пора заканчивать со всеми этими походами. Ха, да я каждый раз так думаю.
В общем, лежала я тогда в сугробе и страдала. А он склонился надо мной и громогласно что-то сказал мне. Ничего не понимающая я смотрела в его ослепительно-серые глаза. Они казались огромными. Мне стало страшно.
– Убери их, – попыталась прошептать я, но вышел только сдавленный хрип.
Он отнёс меня к себе, откачал и дал выспаться. Не помню, сколько я спала, но это было долго, и проснулась я совершенно разбитой. Брат сидел рядом и пил какао. Поймав мой взгляд, он отложил чашку и скрестил руки.
– Ну что, алкашка? Выдрыхлась?
– Ты кто?
Он вскинул брови и посмотрел на меня, как на дуру.
– Брат твой. Эшли.
С некоторыми усилиями, но я его вспомнила. Голова вообще отказывалась соображать.
– Твою мать, – говорю.
– Именно, – кивает Эшли. – Ты вообще в курсе, что брат с сестрой тебя разыскивают?
– Ну да, тяжело жить без бесплатной няньки и домработницы, – процедила я.
Брат тяжело вздохнул и грустно посмотрел на меня.
– Самми, пойми, тебе нужно учиться. Я знаю, что обстановка в семье не самая лучшая, но всё же. Тебе ведь нужно хотя бы закончить школу, чтобы иметь возможность получить нормальную работу и свалить отсюда, правда? Да хоть ко мне переезжай. Но подожди хоть немного.
– А мне плевать. Я туда не вернусь.
Я вспомнила о Тео. Интересно, где он сейчас? Где я его оставила? Когда в последний раз с ним виделась? Ничего не помню. Он же пропадёт без меня, этот чудак.
– Со мной не было блондина примерно моего роста? – спросила я у Эшли. – У него такие белые волосы. Это бросается в глаза сразу.
– Нет, – удивлённо ответил мой брат.
Он пошёл на кухню, налил какао и вернулся. Я почувствовала сильную жажду. Ещё бы, я, похоже, больше суток проспала. Эшли включил приставку и принялся играть в какуой-то шутер. Это на время заняло меня. Я лежала в кровати, ела, пила, смотрела на брата, который почти не отходил от телевизора. Ругался, радовался, танцевал «танец победы», как он его сам назвал, хохотал, иногда разговаривал со мной. Так мы провели весь день.
Но всё испортил вечер. Точнее, звонок в дверь. Эшли побежал открывать, шлёпая босыми ногами по полу. Внутри меня всё сжалось, предчувствуя беду. Ну, или это просто язва даёт о себе знать.
Дверь захлопнулась. Брат что-то весело щебетал в прихожей, и ему вторил голос… Тессы. Ну конечно. Он позвонил сестре, чтобы оповестить её о том, что я здесь. Сестричка-то волнуется обо мне, как же. Кто ещё будет драять полы и готовить еду?
Её сопровождал аромат клубники и римтичный стук каблуков. И тонкий, почти детский голос, обычно говорящий всякие гадости. Я спряталась под одеяло, желая, чтобы дверь, ведущая в комнату со мной, не открывалась как можно дольше. Например, пусть сестра внезапно упадёт в обморок. Или передуемает и вернётся к себе, оставив меня в покое. Или ещё что-нибудь.
Но Тесса всё-таки вошла и сдёрнула с меня одеяло. Выглядела она донельзя противно. Ну не шла ей красная помада и эти уродские осветлённые волосы. Эшли робко выглядывал из-за её широкой спины. Я поспешила отвернуться.
– Самми, – умоляюще позвал брат.
– Не пойду, – отрезала я.
– Ты всё время ругалась на нас, что мы бежим. А сейчас что делаешь? – спросила Тесса.
– Это ответная реакция, – усмехнулась я. – Этот город осточертел мне. Вместе с этой ублюдской семейкой и школой. И вообще со всем. Не могу больше там находиться. Он давит на меня.
– Думаешь, если убежишь, что-то изменится? – осторожно спросил Эшли.
– Кто знает…
Что-то гнало меня подальше отсюда. В Город, Где Всё Хорошо. Где зимой дожди, а летом всё цветёт. Где море и чайки. И дельфины. И пёстрые крыши. И Тео. И всё. Никакой горы грязной посуды, шёпота за спиной и пьяных драк. И никаких серых стен, напирающих отовсюду.
– Может, проблема не в городе, а в тебе? – проворчала Тесса.
И тут я разозлилась. Она била меня всё детство, брат мог рассечь мне губу из-за неосторожного слова, мать предпочла сбежать от нас в мир грёз после смерти отца, одноклассники отказываются сидеть рядом со мной, а директриса заявила, что я не смогу интегрироваться в нормальное общество, но проблема во мне?!
– Проблема была бы во мне, если бы я сама выбрала родиться здесь! – взвизгнула я.
